Не в деньгах счастье, но без денег плохо. Нет человека, который стремился бы получать зарплату поменьше, хотя он работает, как известно, не ради нее. Деньги, конечно, не главное. Но человек без копейки в кармане подобен птице без полета, то есть курице. Это относится, разумеется, к не нашему человеку, потому что наш человек всегда в полете.
Тяжело сознавать, что на человека, который ничем не лучше тебя, а может, даже похуже, свалилось богатство! У баловня судьбы нет никаких смягчающих обстоятельств, вроде ума или таланта. Несправедливость, когда куш срывает недостойный, может свести с ума даже хорошего человека.
Когда Орешников явился утром на работу, там уже висело объявление, написанное неизвестно кем:
«30 декабря в фотопавильоне состоится профсоюзное собрание.Явка не обязательна».
Повестка дня:
1. Соревнование с фотографией „Буревестник“.
2. Персональное дело В. А. Орешникова.
Начало в 12 часов утра.
Главное, чем люди отличаются от животных, это любовью к собраниям. Именно способность утверждать повестку дня, выступать в прениях, укладываться в регламент, выбирать счетную комиссию, кричать с места, принимать резолюцию и заранее знать, во время какого из выступлений надо бежать в зал, а во время какого — в буфет, возвышает человеческое существо над остальным животным миром. У животных есть только стада, табуны, стаи, рои и косяки, но никогда не бывает собраний.
Горько думать, что случилось бы с цивилизацией и была бы она вообще, если бы собрания своевременно не вошли в наш повседневный быт. Тайная вечеря, круглый стол короля Артура, новгородское вече — все это предшественники наших нынешних совещаний. Все лучшие решения в истории человечества принимались, как известно, коллективно. И это мудро, потому что отдельную выдающуюся личность может занести черт те куда, и там она может натворить черт те что!
Несомненно, что решение общего форума вдохновляло Нерона, когда он поджигал город Рим. По принятой католиками резолюции провернули такое благотворительное мероприятие, как Варфоломеевская ночь. В свое время единогласно решили воздвигнуть на берегу Москвы-реки храм Христа-спасителя. Потом так же единогласно решили снести его.
Да, собрания — великая сила. Особенно хороши они тем, что любой присутствующий может выйти на трибуну и под стенограмму, где записывается каждое слово, сказать все, что он думает. И ничего за это не будет!..
Алевтина достала из ящика письменного стола табличку «Закрыто на учет», укрепила ее на входной двери и изнутри заперла дверь на ключ.
Все было готово.
С первым вопросом — о соревновании с «Буревестником» — расправились в два счета.
— Переходим ко второму вопросу повестки дня, — объявила Алевтина.
Но вдруг, нарушив тишину, кто-то забарабанил в дверь. Ретушер Петя — он сидел ближе других к выходу — отправился на разведку.
— У нас учет! — вежливо объяснил он незнакомцу, который высаживал дверь. — Для чего вывеску-то повесили?
— А мне плевать! — ответил грубиян. — Я снимался, отдайте карточки!
— Минуточку! — сказал ему Петя и пошел советоваться:- Какой-то бандит явился за фотографиями!
— Перерыв на десять минут! — нашелся Кирилл Иванович. — Разойдись!
Сотрудники разбежались.
Алевтина открыла дверь и увидела нареченного.
— Что у тебя тут за порядки? — сказал Калачев вместо приветствия. — Не достучишься к вам.
— У нас учет! — растерялась Алевтина.
— Непохоже! — Иван Степанович с видом знатока огляделся по сторонам. — Когда учет, кругом беспорядок! Я за карточками пришел и на тебя поглядеть заодно.
— Ваша квитанция! — сухо попросила Алевтина.
— Держи!
Алевтина порылась в ящике, где лежали готовые снимки, достала нужный конверт и протянула его Ивану Степановичу.
— Пожалуйста! — сказала Алевтина. — Все?
— Дай рассмотреть-то. — Иван Степанович раскрыл конверт и вынул фотографии. — А что? Фотогеничный я… В кино могу сниматься, — пошутил он, и сам рассмеялся. — Очень даже я симпатичный на карточке…
— Может быть, вы полюбуетесь дома, мне очень некогда!
— Вот ты мне грубишь! — укоризненно сказал Калачев. — А я тебе фотографию собираюсь подарить. С надписью!
— В другой раз! Ну, например, вечером! — только для того, чтобы сплавить ухажера, Алевтина приносила себя в жертву. — Я согласна встретиться.
— Авторучку давай! — приказал Калачев.
В приемной, как бы невзначай, появились сотрудники и недвусмысленно смотрели па докучливого посетителя.
— Что это они на меня уставились? — удивился Калачев, держа в руках перо и собираясь надписать фотографию. — Ага, вон оно, в чем дело! — Надо бы случиться тому, что в этот момент он увидел объявление. — Соревнование! — прочел Иван Степанович. — Это хорошо, правильно! Второй вопрос — персоналка… Это кто же такой Орешников?
— Фотограф, — Алевтина отвечала сквозь зубы.
— А что он натворил?
— Какое вам дело! — вмешалась Лидия Сергеевна, у которой сдали нервы. — Вы нам мешаете, товарищ! Вы получили фотографии? Претензий нет? И не задерживайте нас!
Калачев даже привстал.
— А ты кто такая есть?
На подмогу к Лидии Сергеевне бросился Юра:
— Товарищ, не безобразничайте! Уходите отсюда, а то мы вызовем милицию!
— А ну-ка, дайте мне жалобную книгу! — не растерялся Иван Степанович. — Ишь вы какие!
— Иван Степанович! — на линию огня снова вышла Алевтина. — У нас закрыто! Я обслужила вас из любезности!
— Хороша любезность! Я вас выведу на чистую воду! Где директор?
— Когда закрыто, жалобную книгу не выдают! — сказал ретушер Петя.
— А собрание в рабочее время устраивают? — ехидно спросил Иван Степанович.
На шум в приемную заглянул Орешников.
— А я тебя узнал! — обрадовался Калачев. — Ты меня фотографировал.
— Вы довольны снимками? — с профессиональной вежливостью спросил Владимир Антонович.
— Блеск! — похвалил Калачев. — Ты скажи, кому тут шьют персоналку?
— Мне, — радостно поделился Орешников. — Я десять тысяч выиграл, а им завидно.
— Деньги у тебя хотят отобрать, что ли? — мигом сообразил Иван Степанович, — А ты не отдавай.
— А я и не отдам!
— В чем дело, гражданин? — в приемной появился Кирилл Иванович.
— Дело в том, — четко ответил Иван Степанович, — что я тоже хочу участвовать в собрании! — и обвел всех торжествующим взглядом. — Я тоже член профсоюза!
— Невозможно! — возразил директор. — Это внутреннее дело нашего коллектива!
— У профсоюза, — продолжал куражиться Калачев, — нет секретов от трудящихся! Ты директор, что ли?
— Правильно! — вдруг подал голос Орешников. — Пусть товарищ примет участие!
— Глупости говорите! — сказала Алевтина.
— Алевтина, помолчи! — как муж, прикрикнул на нее Калачев. — Я никому не позволю никаких махинаций! Вывеску повесили «Закрыто на учет», посетителей обманываете, над парнем, — он показал на Орешникова, — измываетесь!
— Они все против меня, — пожаловался Владимир Антонович.
— Все на одного, это не по-честному! — поддержал его Калачев. — Где у вас собрание, ты меня проводи!
И Орешников, взяв под руку нежданного защитника, повел его в павильон.
— Садитесь рядом со мной! — пригласил он.
— Я тебя в обиду не дам, — пообещал Калачев, усаживаясь.
В приемной ошеломленно молчали.
— Их нельзя оставлять наедине! — нервно заговорила Алевтина.
Полотенцев почесал затылок. Ситуация была дурацкая, — совсем не хотелось при постороннем человеке проводить весьма деликатное мероприятие.
Но… в это время Лидия Сергеевна решительно шагнула к павильону.
— Лидия Сергеевна, обождите! — попыталась остановить ее Алевтина.
— Чего ждать? — огрызнулась красивая женщина и скрылась за портьерой.
Это послужило сигналом. Калачев приветливо встретил вошедших:
— Все на месте? Можно начинать? Ничего другого не оставалось.
— Дорогие товарищи! — бодро приступил Полотенцев, покосился на Калачева и покатил по наезженному пути: — Мы живем в такое прекрасное время, когда весь наш город, как один человек, готовится достойно встретить Новый год. На фоне успехов, с которыми мы пришли к этой знаменательной дате, особенно позорным является поведение некоторых ренегатов и двурушников, агентов мелкособственнической идеологии! Они, эти агенты, марают наши ряды.
Полотенцев сел. Орешников многозначительно толкнул Калачева в бок:
— Это он про меня!
— Товарищи! — вскочила с места Лидия Сергеевна. — В своем ярком и содержательном докладе товарищ Полотенцев пригвоздил к позорному столбу тех, кто оскверняет мораль нашего общества, тех, кто продался… — тут она запнулась, так как не знала точно, кому продался Орешников, но вскоре вывернулась. — Одним словом, мы не позволим! — выкрикнула в заключение Лидия Сергеевна.
— Ну, вот что, ребята, — внушительно потребовал Калачев. — Хватит валять дурака! Я же свой человек! Я Алевтинин жених. Я, можно сказать, ее люблю!..
Все посмотрели на Алевтину.
Она зарделась и потупилась. Ей было очень приятно. Впервые в жизни ей признавались в любви, да еще при всем честном народе.
— Алевтина Васильевна, я искренне рад за вас, — поздравил ее Орешников. — И за вас тоже, — обернулся он к Калачеву. Тут ему почему-то вспомнилась Оля, и слегка защемило сердце.
— Ну, если он свой человек, — сказал Полотенцев, и вздох облегчения пронесся по павильону, — не будем церемониться!
Петя поднялся с места и взволнованно заговорил:
— Ты понимаешь, что ты наделал, Володя? Как тебе не стыдно! Мы все тебя любим.
— А что я такого сделал? — защищался Владимир Антонович. — Я же не виноват, что эта счастливая мысль пришла в голову мне, а не вам. Если бы я попросил официально, вы бы дали мне эти деньги! Я же их не украл, я расписку оставил.
— У Кирилла Ивановича десять детей, — пыталась усовестить Орешникова Алевтина. — Петя кругом в долгах, Ире с Юрой квартира нужна. Вы эгоист, Орешников.
— Вам даже в голову не пришло, что не вы один, а мы все выиграли! — укоризненно произнес Юра.
Полотенцев прекратил прения.
— Володя, отдавай облигацию! Этот выигрыш принадлежит всем!
— Не отдам! — внятно сказал Орешников.
— Это общая облигация! — закричал коллектив.
— Нет, моя.
Собрание зашло в тупик.
Калачев с интересом следил за происходящим. Он еще не разобрался в сути дела.
В этих критических обстоятельствах поразительную находчивость проявила Лидия Сергеевна.
— Я знаю, что вы рыцарь, Володя, — она поднялась с места. — И не посмеете обидеть женщину.
Орешников забеспокоился. Обольстительно улыбаясь, Лидия Сергеевна приближалась к нему. Орешников вскочил со стула и попятился. Лидия Сергеевна надвигалась неумолимо. Орешников ощутил спиной стену. Дальше отступать было некуда. Лидия Сергеевна подошла вплотную, засучила рукава и стала расстегивать на Орешникове пиджак.
— Что вы делаете! — в панике закричал Владимир Антонович.
Все с замиранием сердца следили за операцией.
— Сильна баба! — восхищенно гаркнул Калачев.
Лидия Сергеевна забралась в левый внутренний карман пиджака и достала оттуда расческу, пуговицу и шариковую ручку.
— Лазить по чужим карманам некрасиво, — пристыдил Орешников. — Детей отучают от этого с малолетства!
— Когда в интересах общества, это совсем другое дело, — Лидия Сергеевна положила на место расческу, пуговицу и шариковую ручку и перешла к исследованию правого кармана.
Близость Лидии Сергеевны пьянила Орешникова.
— Караул! Грабят! — нежно сказал он и добавил:- Я бы предпочел, чтобы вы обыскивали меня тет-а-тет, то есть наедине.
Калачев заржал.
Длинными тонкими пальцами, созданными для ласки и белых клавиш, Лидия Сергеевна извлекла из правого кармана заветную облигацию. Калачев отобрал ее и спрятал в карман:
— Пусть она пока здесь полежит…
— Спасибо, — Орешников протянул руку за облигацией, считая, что Калачев его союзник.
Но тот остановил Владимира Антоновича и поглядел на него с подозрением.
— Ты не торопись. Я еще не во всем разобрался. Но уже начинаю кое-что понимать…
И это было переломным моментом в поведении Орешникова. Он понял, что надо спасать хоть то, что еще можно спасти.
— Дайте мне слово! — попросил Владимир Антонович. — Друзья мои! Я был неправ, и коллектив меня поправил. Конечно, надо поделить этот выигрыш на всех. И хоть я выдумал затею с облигацией, я не требую дополнительного вознаграждения. И предлагаю делить поровну!
— У меня другое предложение! — воскликнул Петя, лицо его было одухотворенным. — Давайте ничего не делить, устроим гигантский сабантуй и пропьем эти шальные деньги. Зато потом будет что вспомнить!
На его выходку никто не обратил внимания.
— То есть как это поровну? — зашлась Лидия Сергеевна. — Я получаю зарплату больше, чем, скажем, Алевтина. И вношу в кассу взаимопомощи тоже больше. Вносим-то мы один процент от нашей зарплаты. Значит, мне причитается сумма подороже!
Лидия Сергеевна не понимала, что сама роет себе яму, в которую скоро упадет. Красивые женщины всегда глупы. Во всяком случае, так думают все некрасивые женщины, и это служит им утешением.
Алевтина ловко использовала промашку красавицы.
— Владимир Антонович, — сказала она елейно. — Когда вы собирали взносы, я у вас одалживала, возьмите, пожалуйста, — и со значением вернула Орешникову долг.
— Почему вы так торопитесь? — спросил Владимир Антонович, не догадываясь, к чему клонит Алевтина. Она улыбнулась ему и повернула к Лидии Сергеевне торжествующее лицо:
— Значит, вы получаете больше меня, Лидочка! Но вы позабыли, Лидочка, что уже четыре месяца не платили взносы. И здесь вашей доли нет! За неуплату взносов я предлагаю исключить Лидию Сергеевну из членов кассы взаимопомощи! Кто «за», прошу поднять руки!
Тотчас взметнулось девять рук — голосовали Полотенцев, Алевтина, Ира, Юра и еще пять безымянных сотрудников, имена которых история не сохраняла.
— Кто против?
Орешников одиноко поднял руку.
— Кто воздержался? Теперь руку поднял Петя.
— Принято единогласно! — привычно подытожила Алевтина.
— Это нехорошо, неправильно! — попытался повернуть колесо фортуны Владимир Антонович. — Надо делить на всех и обязательно поровну. Так будет справедливо!
Теперь он уже на самом деле думал так. Потеряв большую часть состояния, он снова становился человеком. В это мгновение Петю посетила свежая идея.
— Товарищи! — закричал он, и опять его лицо стало вдохновенным. — Если вы не хотите сабантуй, давайте все вместе возьмем отпуск за свой счет, махнем на Кавказ, в горы есть шашлык и пить вино.
— Петя, помолчи! — устало остановил его Полотенцев.
— Лидия Сергеевна! — Алевтина вернула собрание в русло. — Прошу покинуть помещение!
Так бог, если он есть, покарал Лидию Сергеевну за то, что вчерашней ночью она сочинила заговор.
Лидия Сергеевна поднялась со стула и на ногах, которые ее плохо слушались, поплелась к выходу.
— Не уходите! — закричал Орешников. — Люди, что вы делаете! Вы же проходили в школе: человек — это звучит гордо!
— Вы лучше на себя поглядите! — дал ему отпор Юра, а Ира добавила:
— Вы вообще один пытались все заграбастать!
— Мне стыдно об этом вспоминать! — сознался Орешников. — Я был некрасив, как вы некрасивы сейчас.
Лидия Сергеевна была потрясена. Мужчина, которого она предала, оказался единственным, кто за нее заступился.
Держась за плюшевую занавеску, которая отделяла фотопавильон от мира, Лидия Сергеевна смотрела на Орешникова, и взгляд ее говорил, что любовь дороже денег. Да, в трагическую минуту ненависть переродилась в любовь!
Лидия Сергеевна с усилием оторвала от Орешникова проникновенный взгляд и ушла.
А Калачев наконец-то раскрыл смысл событий.
— Вот ты, оказывается, какой прохиндей! — обозвал он Орешникова. — На общественные деньги спекулируешь! А я-то, наивный, за тебя заступался! Товарищи! — обратился он с воззванием. — Его тоже надо прижучить и исключить!
Все знали арифметику. И совсем не трудно догадаться, какая участь постигла Орешникова.
Деньги портят человека и будут портить еще долго. Конечно, сотрудники «Твоего портрета» повели себя непорядочно. Из славных, добрых они превратились в непривлекательных людей. Но не надо судить их слишком строго. Говоря по-честному, без ханжества и лицемерия, трудно удержаться и не обалдеть, когда перед глазами маячит круглая сумма. И все-таки сотрудники фотографии должны были держать себя иначе. Их поведение недостойно, а следовательно, нетипично, хотя бы потому, что на человека не так уж часто сваливаются большие деньги.
Исключенный Орешников уходил с собрания эффектно, не так, как Лидия Сергеевна. Он умел проигрывать. По прямой мужской линии он происходил от д'Артаньяна, Жерара Филипа и старшиновской тройки из хоккейной команды «Спартак».
Орешников поднялся в заговорил, как будто ничего не случилось:
— Друзья мои! Покидая собрание, я позволю себе дать несколько практических советов.
Первое: не забудьте, пожалуйста, когда получите деньги, вернуть в кассу взаимопомощи двадцать рублей, как бы это сделал я.
Второе: когда вас спросят, где вы приобретали облигацию, знайте, что вы купили ее в сберкассе № 5288/0331. Вы меня выкинули из игры, мне очень грустно, но Киплинг сказал: «И будешь тверд в удаче и в несчастье, которым, в сущности, цена одна!..»
Закончив выступление, немножко высокопарное, Орешников двинулся к выходу.
Нервы у слушателей сдали.
— Старик, мне тебя жалко! — расчувствовался ретушер Петя. — У меня есть предложение, которое всех устроит, — лицо его стало лучезарным, — вам не хочется сабантуй, вам не нравятся горы, тогда давайте купим вскладчину автобус, будем по воскресеньям ездить за город, ловить рыбу, пить вино…
— Петя! — с укором сказала Ира. — Вы можете подумать о чем-нибудь другом?
— Нет! — честно признался Петя и виновато посмотрел на Орешникова. — Старик, я хотел, чтоб всем было хорошо…
— Володя, извините нас! — сказал Полотенцев. — Но вы сами во всем виноваты.
— Володя, мы вас очень любим! — заверила Алевтина и поглядела на Калачева.
— Приходите к нам на новоселье! — пригласили Ира и Юра, которые в мечтах уже купили квартиру.
А Калачев встал с председательского места и пожал Орешникову руку.
Все сочувствовали Орешникову, жалели его, но это была бесплатная жалость.
Отодвинув шпингалет на окне, Орешников открыл его, вылез на улицу и растворился в снежной мгле.
Он вынырнул из снежной мглы возле сберкассы № 5288/0331. У Олиного окошка стояло несколько чело век. Орешников занял очередь. Оля его не замечала. Когда голова Орешникова просунулась в окно, Оля растерялась от неожиданности.
— Добрый день, — дерзко сказал Орешников, делая вид, словно они никогда не ссорились. — Как жизнь?
— Спасибо, хорошо, — Оля быстро взяла себя в руки. Когда молодые люди говорят друг с другом излишне вежливо, это означает, что они в разладе.
— До чего же отдельные девушки обидчивы! — пренебрежительно сказал Орешников. Он и не думал извиняться и в разговоре старательно избегал обращения как на «ты», так и на «вы».
— Я нахожусь на работе, — сухо ответила Оля. — И не имею возможности вести посторонние разговоры с клиентами.
Орешников обернулся — сзади очереди не было.
— Я никого не задерживаю.
— Все равно!
— Это верно, — холодно согласился фотограф. — Я пришел по делу!
— Слушаю, — сказала Оля.
— Вот когда я принесу облигацию, ну, ту самую, сберкасса сразу же сможет выдать мне деньги?
— Поскольку речь идет о крупной сумме, облигацию полагается послать на экспертизу.
— Это длинная история?
— Придется потерпеть целые сутки! — не удержалась Оля.
— Это меня устраивает.
Задержка в выдаче денег действительно устраивала Орешникова.
— Сейчас у меня нет при себе облигации, так что я зайду попозже.
— Если облигация не окажется такой фальшивой, как некоторые, сберкасса выдаст десять тысяч, — ледяным тоном объяснила Оля.
— Если человек на работе, он не имеет права оскорблять посетителя. — Орешников пытался обратить все в шутку.
Но Оля не была расположена шутить.
— Можно написать на меня жалобу!
Должен тебе сказать, Оля, — не выдержал Орешников и первый раз обратился к ней на «ты», — что твое поведение меня огорчает, хотя я сам не могу понять, почему.
С этими словами он ушел. Оля не побежала за ним вдогонку, но расплакалась. Правда, Орешников об этом не знал.
Он уже не думал об Оле. Его мысли были заняты планом, для осуществления которого требовался помощник. Единственной кандидатурой могла быть Лидия Сергеевна, которую тоже исключили из дележа. Владимир Антонович хотел было зайти к ней домой, но побоялся напороться на ревнивого рентгенолога, который закатит сцену и все испортит.
Обездоленная Лидия Сергеевна тоже думала об Орешникове. Пока она шла от «Твоего портрета» до дома, ее чувство к Владимиру Антоновичу росло, росло и выросло до невиданных размеров.
Лидия Сергеевна машинально достала ключи, открыла дверь, сняла пальто, повесила его на вешалку, перешла в комнату, села на диван и заплакала. Она плакала потому, что ее лишили денег, а рядом не было Орешникова, который мог бы ее утешить. Она не замечала, что в комнате вновь появились диван, шкаф, стол и остальная мебель во главе с мужем.
Рентгенолог стоял у окна и ждал, когда Лидия Сергеевна начнет радоваться. Но не дождался и вспылил:
— Я возвратился! Привез обстановку! А ты ревешь! Значит, ты недовольна моим возвращением!
Услышав мужской голос, Лидия Сергеевна вздрогнула.
— Ах, это ты! — пробормотала она, узнав мужа.
— Да, это я! — муж сразу дал почувствовать, что он вернулся. — Почему ты явилась так рано?
— У нас было собрание.
— Собрание! — заорал муж, — Ты бы думала, прежде чем врать!
— Меня исключили из кассы взаимопомощи…
— И поэтому ты плачешь? Так я и поверил!
Но Лидии Сергеевне было сейчас не до семейных сцен. Она набрала номер телефона. Орешников сразу поднял трубку. Он как раз собирался звонить Лидии Сергеевне.
— Володя, это вы? — услышал он ее голос. — Сейчас я к вам приду…
Муж Лидии Сергеевны тоже услышал ее слова и затопал от негодования.
Лидия Сергеевна повесила трубку:
— Позже я тебе все объясню. Сейчас некогда.
Она оделась и ушла к Орешникову.
Муж перестал топать. Он принял решение. Он действовал энергично. Он выскочил на улицу и остановил первый попавшийся грузовик.
— Товарищ водитель! — сказал ревнивец. — Вы мне не поможете срочно перевезти мебель?
Тем временем события нарастали. Держатели облигации отправились менять ее на живые деньги.
Впереди шел Калачев под руку с Алевтиной.
Они двигались медленно, потому что у них происходил любовный разговор. А о любви не говорят на бегу.
— Ты учти, Алевтина, что я тебя не за деньги полюбил. Ты мне раньше приглянулась, когда я еще не знал про выигрыш.
— Я учитываю! Только я вас еще не полюбила, хотя уже меняю о вас мнение в лучшую сторону.
— Ты давай побыстрей меняй! — продолжал ухаживать Калачев. — Тебе давно замуж пора!
— Вот я теперь приоденусь, — кокетничала Алевтина, — так буду не хуже, чем Лидия Сергеевна.
— Я к тебе и в таком виде привык! — ласково прошептал ей на ухо Калачев.
Алевтина благодарно улыбнулась.
В сберкассе Иван Степанович достал облигацию, протянул ее в окошко контролеру и сказал:
— Девушка! Вот они, которых я привел, выиграли десять тысяч! Денег-то у тебя хватит?
В то время как Оля сверяла облигацию с таблицей, Калачев собрался уходить:
— Я вам больше не нужен!
Все были признательны Ивану Степановичу, восхищаясь его бескорыстием и благородством.
— А к тебе я вечером загляну! — интимно сказал он Алевтине.
— Буду ждать! — шепнула в ответ возлюбленная.
Тем временем Оля убедилась, что это та облигация, которая выиграла десять тысяч! Оля помнила, что главный выигрыш достался именно этому билету, который она вытащила для Орешникова любящей рукой. Поэтому ему и повезло.
Страшное подозрение мелькнуло в ее голове: «Шайка бандитов напала на моего Володю, хотя я его уже не люблю, и, безусловно, убила его!»
— Где вы взяли эту облигацию? — спросила Оля убийц, мучительно размышляя, как ей поступить: звать милицию, обратиться за помощью к кассирше или расправиться самой?
— Мы купили облигацию здесь, в вашей сберкассе № 5288/0331, — ответил хор голосов.
Подозрения Оли перешли в уверенность.
— Следовательно, вы ее купили у меня. Когда же?
Все помнили день, когда Орешников собирал взносы:
— Три дня назад!
«Они пытали его перед смертью и выведали подробности!» — подумала Оля в ужасе.
— Ваши паспорта! — потребовала храбрая девушка, убежденная, что преступники наведут на нее пистолеты. Когда гангстеры послушно полезли в карманы, Оля подавила в себе крик.
Паспорта собрал Полотенцев и протянул контролеру. Оля взяла документы и сразу придумала гениальный план.
— Значит, так, — облигацию я пошлю на экспертизу. Может, она фальшивая. Заодно проверим ваши паспорта. Может, они тоже не настоящие!
— Мы согласны! — ответил хор.
— Приходите завтра! — продолжала хитрая Оля. — Я закажу деньги и вооруженную охрану, — добавила она многозначительно.
— Большое спасибо! — сказали уголовники и безропотно ушли.
Оля спрятала облигацию в надежное место, уложила паспорта в сумочку и напугала кассиршу:
— Я ухожу в связи с грабежом и убийством!
Она надела, старенькое пальто, на цыпочках подкралась к выходу, осторожно приоткрыла дверь и выглянула. Злодеев поблизости не было. Оля метнулась в сторону и скрылась, унося с собой их паспорта…