— Ты уверена, что это необходимо?

Дейзи с сомнением смотрела на себя в зеркало. Корсет, вшитый в платье, с такой силой впился ей в ребра, что она едва могла дышать.

Это было еще не самое худшее. Она и до этого носила корсеты. Но покрой этого платья выставлял напоказ ее обнаженную грудь, стиснутую, как попка малыша. Благодаря ванне и решительной мочалке Дейзи удалось отскрести чернильное пятно, но теперь ее кожа горела, и соски торчали над линией декольте.

— Bien sur, — заверила ее Нанетта. — О ля-ля! Я забыла румяна.

Макнув палец в баночку с краской, горничная раскрасила соски Дейзи в яркий цвет. Дейзи успокаивала себя тем, что теперь они стали по крайней мере одного цвета с платьем. Затем Нанетта щедро опрыскала ее жасминными духами.

— Ну вот, — сказала Нанетта. — Теперь гораздо лучше?

— Если ты так считаешь.

От резкого запаха Дейзи закашлялась. Она никогда ничем не пользовалась, разве что розовой водой.

Дейзи надела маску с перьями, закрывшую верхнюю половину лица. Наклонные прорези для глаз с приподнятыми наружными уголками придавали ей, несмотря на перья, сходство с кошкой. На ней был также высокий напудренный парик и черная, в форме сердечка, мушка у уголка рта. Маска и глубокое декольте делали отражение в зеркале незнакомым.

Экзотическая, сногсшибательная незнакомка. Создание ночи, страсти и опасного соблазна, Дейзи никогда не считала себя выше среднего уровня презентабельности, и то в хороший день. Женщина в зеркале была великолепна.

— Юпитер!

— Вы прелестны, — сказала Нанетта, явно довольная результатами своего труда. — Боль прошла?

— Прошла.

Когда Изабелла велела сделать ей полный туалет куртизанки, Дейзи не подозревала, что под этим понималось удаление волос с тела.

Даже с самых интимных мест.

После горячего воска кожа стала гладкой и чувствительной. Когда Дейзи прошлась по комнате в туфлях на высокой, в венецианском стиле, платформе, добавившей ее росту целых шесть дюймов, то воздух под воздушной юбкой ласкал ее в самых неожиданных местах.

До нее донеслись звуки струнного квартета.

— Бал начался.

Поблагодарив Нанетту за усилия, Дейзи поплыла к двери. Походка ее на высоких каблуках шаг от шага делалась все грациознее. Лишенное всякой растительности тело трепетало.

Вспомнилось предупреждение Изабеллы. Ее тело обладало собственной властью.

— Предупрежден — значит вооружен, — пробормотала Дейзи, игнорируя странное тепло в паху. Вздохнув, насколько позволял корсет, толкнула дверь. Благодаря вшитым в корсет косточкам ее осанка оставалась идеальной.

Если бы только она могла найти столь же надежную опору для своей самоуверенности!

Тут Дейзи напомнила себе, что жаждала приключений. Только скромность могла помешать ее мечте осуществиться. Она видела других женщин, вполне респектабельных, с такой же низкой линией декольте и без преимущества маски, скрывающей лицо. Только на прошлой неделе Люсинда Трокмор явилась в оперу с обнаженными сосками в смелой пене парижских кружев. Разве могла куртизанка от нее отстать?

Все же в ее голове звучало предупреждение Изабеллы. Что бы сегодня ночью ни случилось, завтра утром придется умывать собственное лицо. Даже куртизанкам позволительна скромность, если вдруг захочется ее проявить. Пусть она будет куртизанкой на отдыхе, а не ищущей покровителя, чтобы не выставлять напоказ свои прелести.

Дейзи вернулась к туалетному столику и, выбрав тонкую косынку из красного гипюра, повязала на шею, подоткнув под вырез декольте. Хотя нарумяненные соски все же просвечивали сквозь прозрачную ткань, дополнительная защита дала ей значительное облегчение.

Поймав в зеркале недовольный взгляд Нанетты, Изабелла спросила:

— Хочешь что-то сказать?

— Только то, что мадемуазель испортила линию платья, — обиженно ответила горничная.

— Может быть, — не стала возражать Дейзи. — Зато линия моей совести теперь спокойна. Бланш Латур не собирается сегодня соблазнять нового покровителя. Это и так смело.

Дядя Гейбриел всегда говорил, что она могла бы сделать карьеру на сцене; если бы только театр не считался несколько сомнительным занятием. Дейзи решила, что сегодняшний вечер станет для нее своего рода спектаклем. Венецианские туфли добавили ей роста. Простенькая Дейзи Дрейк никогда бы не рискнула надеть столь вызывающий наряд. Говорить она будет исключительно по-французски. Произношение ее не вызывало нареканий, а носовой характер французской фонетики позволит сделать голос неузнаваемым, если встретится кто-либо из знакомых.

Так Дейзи перевоплотилась в образ Бланш Латур, райской птицы, хотя и спрятала некоторые наиболее красивые перышки. Положив руку на бронзовые перила лестницы, Дейзи начала медленно спускаться в зал, чтобы присоединиться к набирающему темп веселью бала в честь лорда Уэксфорда.

Приняв бокал шампанского из рук дворецкого лорда Уэксфорда, Люциан окинул взглядом длинный бальный зал. Он редко посещал подобные мероприятия. Его больше устраивало культивировать образ распутного мизантропа, чем позволить просочиться наружу голой правде.

И только прозвучавший в приглашении леди Уэксфорд намек на то, что сегодня на балу он может найти инвестора для своего новейшего предприятия, заставил его выползти из норы. Его удивило, что она услышала об этом так быстро. Мельница сплетен в Лондоне работала, как всегда, с безжалостной эффективностью. Новости о его раскопках и надеждах, несомненно, разнеслись по всему городу.

По крайней мере леди Уэксфорд не подняла его на смех, как это было в Обществе антикваров.

— Сборище старых сплетников, — проворчал он, ни к кому не обращаясь, и вновь окинул взглядом ассамблею.

Маскарад, судя по всему, был посвящен вакханальной тематике. Несколько гостей пришли в римских тогах. На паркете скакал развязного вида старик с обнаженной впалой грудью, в меховых рейтузах, провозглашая себя земным воплощением Пана. Уже изрядно захмелевший, он приставал к танцующим дамам, смущая стройные ряды гавота, пока слуги лорда Уэксфорда в костюмах преторианских стражей не вывели его из танцевального круга.

Лорд и леди Уэксфорд выглядели невозмутимо в своих летящих белых одеяниях и золотых венках из лавровых листьев. Хотя хозяйка, как известно, лет на пятнадцать старше своего мужа, ее красота все еще приковывала взгляды, когда, переходя от группы к группе, они здоровались с гостями.

Учитывая запоздалость приглашения, Люциан надеялся, что хозяйка не станет упрекать его в том, что его костюм состоял из шелковой маски и безапелляционно старомодного фрака с панталонами до колен. Когда-то ансамбль украшали изысканной ювелирной работы серебряные пуговицы, но Люциану пришлось их продать, чтобы профинансировать свое предприятие. Теперь их заменяли простые оловянные. Если кто-то спросит, решил Люциан, он представится пуританином.

И погрешит против истины, подумал Люциан с хищной ухмылкой. Финансовое состояние, возможно, и мешало ему искать удовольствий, достойных джентльмена, но фантазировать на эту тему не возбранялось. Люциан мечтал о шикарном выезде, о членстве в самых эксклюзивных клубах и красивой любовнице. Когда он найдет римское сокровище, непременно отремонтирует родовые поместья и облегчит существование еще более нищих арендаторов. А потом, когда все закончит, позаботится о собственных нуждах.

Однако в данный момент он, виконт Ратленд, остался почти без средств. Его отца от полного разорения спасало унизительно мизерное содержание, выплачиваемое семьей матери Люциана. После смерти матери итальянский дед Люциана пригрозил порвать с лордом Монтфордом, и если бы не внук, скорее всего привел бы угрозу в исполнение. Имея жалкое содержание, отец Люциана был очень прижимист. Так что Люциан, даже если бы приглашение пришло заранее, все равно не смог бы арендовать костюм в римском стиле.

Однако Люциан не чувствовал себя не в своей тарелке. Несмотря на классическую тематику, многие гости оделись сообразно своим вкусам и пристрастиям. Были среди них кавалеры и дамы эпохи Средневековья, один турецкий паша в сопровождении стройной наложницы и даже некто с головой осла.

— Либо это Воттом из «Сна в летнюю ночь» Шекспира, либо человек не скрывает своей истинной натуры, — пробормотал Люциан.

— Bien sur, — услышал он голос рядом. Женщина явно понимала по-английски, но продолжила по-французски: — Порой следует надеть маску, чтобы окончательно стать самим собой.

Повернувшись, он обнаружил рядом с собой видение в красном тюле. Красавица встретила его взгляд. Под маской блестели раскосые кошачьи глаза, как два драгоценных камня в бархатном обрамлении. Ее окружал аромат жасмина. Дорогой и густой запах красноречивее слов свидетельствовал о роде ее занятий. Куртизанка высшей категории, догадался Люциан.

Она отвела взгляд, как будто и не говорила с ним вовсе. Затем подняла бокал и сделала глоток, обнажив длинную белую шею. Он опустил глаза ниже, туда, где под тонким гипюром темнели соски. Напомадив и спрятав их, она достигла тонкого соединения несоединимого — невинности и порочности. Полускрытые прелести дамы куда сильнее привлекали его внимание, чем если бы оставались на виду.

В какой-то момент он вспомнил, как смотрел на запачканную чернилами грудь этой поразительно любопытной девушки, которую встретил за стенами собрания общества. По крайней мере он посчитал ее поразительной, пока не узнал, что это Дейзи Дрейк, только сильно повзрослевшая.

Большей зануды, чем мисс Дрейк, на свете не было.

Прогнав из памяти воспоминания о докучливой девчонке, превратившейся в докучливую женщину, Люциан вновь перевел взгляд на вызывающее декольте куртизанки. Рот у него наполнился слюной. Если это пример того, чего он лишал себя, не посещая подобные мероприятия, то, возможно, ему придется попрать гордость и показываться в обществе чаще, невзирая на риск явить свету протертую до дыр элегантность.

— Вы только сами с собой разговариваете, месье? — спросила женщина по-французски, не поднимая глаз. — Если да, то мне придется извиниться перед вами. В высшей степени неприлично подслушивать, когда люди говорят сами с собой, как по-вашему?

— Нет, то есть да. Я говорил сам с собой, но предпочел бы говорить с вами. Я залюбовался вашим костюмом. Красный — смелый цвет, даже при столь приглушенном освещении.

Из-за оперенной маски блеснули глаза. Он пожалел, что в зале не хватало света, чтобы разглядеть их цвет.

— Я смелая женщина, месье, — сказала она. — А это не костюм.

Значит, она была той, кем казалась.

— Умно, — похвалил он.

Люциан сожалел, что финансовое положение не позволяет ему завести такую любовницу. Его отец говорил, что каждый мужчина нуждается в опытной любовнице хотя бы раз в жизни. В женщине, способной научить тонкостям плотской любви, без ожиданий, идущих дальше обмена подарками и взаимными удовольствиями.

Отец много чего говорил, что не имело практического смысла.

Люциан шаркнул ногой и раскланялся. Хоть и на пороге банкротства, он мог себе позволить манеры джентльмена.

— Виконт Ратленд к вашим услугам, мадемуазель.

— Так прямолинейно, сэр? Но это ведь маскарад. Наши истинные «я» могут быть выставлены напоказ, в то время как имена остаются тайной за семью печатями. — Раскрыв веер, она принялась лениво обмахиваться, то пряча, то открывая себя его взгляду. — Стали бы вы так непринужденно разговаривать с женщиной, которой не были должным образом представлены?

— Но вы только что сказали, что вы… — Он запнулся. — Прошу прощения. Я просто подумал…

— Вы подумали, что член кипрского корпуса не станет настаивать на цивильности? — спросила она лукаво. — Месье виконт, женщина моего рода занятий должна требовать вежливого обращения, иначе кто позаботится о ее достоинстве, если не она сама?

— Ваш горячий поклонник, несомненно, — сказал он, очарованный ею. Женщина казалась экзотическим смешением светскости и наивности, требуя приличествующего представления и сводя его с ума полуобнаженной грудью. — Я бы точно позаботился.

— Тогда придется вас простить, — ответила она просто. — Ах! Сюда идет хозяйка. Леди Уэксфорд, если вы знакомы с этим джентльменом, пожалуйста, представьте меня этому… pardonez-moi, кого ваш костюм воплощает?

— Пуританина.

— Значит, меня следовало поправить, когда я сказала, что под прикрытием маскарада выставляются напоказ наши истинные натуры, поскольку ваша, подозреваю, далека от пуританизма, — заметила она томно.

— Леди столь же проницательна, сколь прекрасна, — констатировал Люциан.

— Что ж, вы двое замечательно поладили, даже не будучи представленными друг другу. Жаль прерывать то, что так хорошо началось.

Взглянув на куртизанку, леди Уэксфорд вопросительно изогнула серебристые брови.

— Прошу вас, мадам. Я не для того приехал сюда из Парижа, чтобы упустить возможность познакомиться с интересными людьми.

— Очень хорошо, — сказала хозяйка. — Имею честь представить вам Люциана Боумонта, виконта Ратленда. Милорд, а это очаровательное создание — моя дорогая… подруга Бланш Латур.

Дама протянула ему обтянутые перчаткой кончики пальцев, благоухающие духами, и Люциан легко прикоснулся к ним губами.

— Enchante, mademoiselle, — сказал Люциан, с удивлением отметив, что ее рука дрожит.

Такое он мог ожидать от дебютантки, но никак не от женщины, что делится благосклонностью в обмен на подарки. Эту дрожь он нашел удивительно трогательной.

— Ваша встреча на самом деле судьбоносна, — пояснила Изабелла. — Бланш, дорогая, это тот самый джентльмен, который увлекается римским искусством. Я тебе о нем говорила.

— Правда? Древнее искусство — моя страсть. — Алые губы Бланш изогнулись в сладострастной улыбке. — Одна из моих страстей.

Дразнящие искры в ее глазах за оперенной маской не привиделись Люциану, но были реальными. Киприотка высшей категории. Люциан готов был отдать все, чего бы она ни потребовала, за привилегию быть посвященным в ее страсти.

— Тогда позвольте мне сказать больше. Правильнее было бы сказать, что я интересуюсь античностью, а не древним искусством.

— Да, но ведь это искусство древних такое… пикантное, не правда ли? — возразила она.

В голове его промелькнули сладострастные пары и тройки с мозаики, которую он демонстрировал в Обществе антикваров.

— Пикантное, спору нет, — согласился Люциан. — Я раскопал несколько необычных находок. Может, захотите ими полюбоваться?

— Да, конечно. О! — Она повернула голову, когда раздались звуки струнного квартета, заигравшего новую мелодию. — Это менуэт?

— Полагаю, да. — Он протянул руку. — Не желаете ли потанцевать, мадемуазель?

— С радостью. Особенно менуэт, ведь это значит, что вам придется вскоре поцеловать меня, милорд, — ответила она, вкладывая в его ладонь свою.

Люциан проводил ее на площадку, молча благодаря безвестного мастера танцев, придумавшего танец с поцелуями, вплетенными в танцевальные движения. Правда, это будут всего лишь благочестивые прикосновения, но он ощутит лепестковую мягкость ее губ на своих и сможет мечтать о большем.

Возможно, о гораздо большем.

— Пожалуйста, называйте меня Люциан, — попросил он.

— Люциан, — произнесла она тихо с едва заметным намеком на акцент и продолжила: — И раз уж вы собрались показать мне потом пикантные произведения искусства, зовите меня Бланш.