Мэгги почувствовала, как краска смущения заливает ее щеки и шею. В то же время губы стали растягиваться в непроизвольной улыбке, но она решительно подавила ее. Арчи, казалось, в это утро задался целью раздразнить ее. Ни к чему эти его намеки на близость, которой нет и в помине, подумала Мэгги, нахмурившись, и угрюмо посмотрела на своего защитника.

— Итак, что еще в твоем плане, кроме ожидания? — спросила она, ставя на стол глубокую фарфоровую миску. Наполнив ее кукурузными хлопьями и изюмом, щедро добавила туда оливки и принялась тщательно перемешивать, получая явное удовольствие от отвращения, написанного на лице Арчи.

— Ожидание и есть мой план. — Он героически отправил в рот полную ложку предложенного ему месива и стал неохотно жевать.

— Нельзя ли как-то сообщить Уоттеру, где я, чтобы он оказался здесь побыстрее?

— Или чтобы спугнуть его… Нет, я уже обдумал этот вариант. Если он почует опасность, то станет выжидать месяцев шесть или даже год и появится в тот момент, когда мы будем совершенно не готовы.

При этих словах Мэгги охватила дрожь. Но еще она заметила, как Арчи произнес «мы». Если спугнуть Уоттера сейчас, то она осталась бы здесь одна или ей пришлось бы начинать все сначала где-нибудь еще.

— И что будет, когда он появится?

— Мы схватим его.

— А после того как мы его схватим? Если он не убьет меня или не застрелит кого-либо другого, на него наденут наручники за нарушение границ частного владения и, может быть, посадят на некоторое время в тюрьму. Но потом он снова выйдет. И что тогда?

— Мы снова его схватим.

— А что будет со мной? Опять переезд, другой город, другая духовная смерть и новая жизнь? И так до тех пор, пока Джеку не улыбнется удача и он не убьет меня?

— Мы схватим его, — заверил Арчи холодно.

Мэгги вздохнула. Три года назад она поверила бы этому, но теперь слишком хорошо знала цену подобным обещаниям.

— Если ты не собираешься избавить меня от Уоттера раз и навсегда, то в таком случае ты ничего не можешь сделать для меня, Арчи. Уезжай к своей жене. Я позабочусь о себе сама.

— Я же сказал, что уже не женат.

— О, извини, я забыла.

— А я — нет, — произнес Арчи натянуто и, почувствовав напряжение Мэгги, подумал, не уловила ли она скрытый в его словах намек. — Мы поймаем его, Мэг. Это лишь вопрос времени.

Ее глаза сверкнули.

— И также вопрос времени, пока его снова освободят и он снова будет охотиться за мной. Нет, убегать — это не выход. Имитация моей смерти — тоже не выход. Ни в этот раз, ни когда-либо еще. Знаешь поговорку: «Мир слишком мал для двоих: или ты, или я»? Так что сейчас судьба предоставляет нам единственный шанс покончить со всем раз и навсегда. И вот что я скажу тебе: я делаю ставку на себя, на собственные силы.

Арчи уставился на Мэгги, ошарашенный ее злостью и непримиримой решимостью. То, что она хочет, противоречит и здравому смыслу и закону, который он поклялся защищать.

— О'кей, — вымолвил он, таким образом не сказав ни да ни нет.

Ему вовсе не хотелось покидать Мэг, даже если бы она попыталась выдворить его. Он также не собирался передавать ее дело другому агенту. Однако Браун никоим образом не мог принять позицию «или ты, или я» и со временем, хотя и не слишком рассчитывал на это, надеялся как-то уговорить упрямицу. Проблема состояла в том, что в ее словах был здравый смысл. Мэгги права. Для Уоттера осуществление его преступных намерений навсегда останется только вопросом времени: когда его освободят, он снова попытается убить Мэг.

В глубине души Арчи восхищался ею. Ты права, хотелось закричать ему. Убей этого ублюдка! Это будет высшая справедливость. Но твоя беда в том, что самочинный суд привел бы к высшей несправедливости.

— Ладно, Мэг. Держи свои мысли при себе и постарайся успокоиться. Я останусь с тобой. Но мы попытаемся схватить Уоттера по моему плану. Исходя из моего опыта.

— Нет.

— У нас нет выбора. Есть закон. И тебе придется соблюдать его.

— Это мой дом, и здесь мы будем жить по моим правилам.

— Ты права, это твой дом, — улыбнулся Арчи. — Однако закон превыше наших желаний. И, пока я дышу, мы будем действовать в соответствии с ним.

— Этот самый закон, который ты столь чтишь, позволил Джеку избежать наказания за то, что он намеревался сделать.

— Не так все просто, Мэг. В жизни, помимо черного и белого, есть еще и другие цвета. Ты не можешь взять и отменить закон, если он тебе неудобен.

— Но почему? Ведь Джек отменил его для себя.

— И сел за это в Гоулвордскую тюрьму.

— Но теперь он на свободе, разве не так? И мы оба знаем, что он хочет сделать.

— Да, — согласился Арчи. И в ту минуту, когда слова сорвались с его губ, ему показалось, что в некотором смысле он похож на Джека Уоттера. Ему тоже нестерпимо хочется добраться до Мэгги. Но совсем в другом смысле.

— Ты гарантируешь, что на этот раз Уоттер не преуспеет?

Черт возьми, здесь нет никаких гарантий, подумал Арчи, но вслух произнес:

— Ведь у него ничего не вышло и в прошлый раз. Ты помнишь?

Мэгги пожала плечами, а ему захотелось подойти к ней, обнять, убаюкать, успокоить, но он не смел этого сделать. Однажды он уже успокаивал эту женщину и чертовски глубоко погряз в ее проблемах и горестях. Но сейчас ему казалось, что, наверное, в ее глазах он пытается ухаживать за ней. И Мэгги была такой, какой ее сделали и он сам, и система правосудия, и ужас, внушенный поступком бывшего мужа. Ведь он же убеждал Мэгги, что она может на него положиться и довериться ему. И она могла подумать, что, поцеловав ее и снова как ни в чем не бывало вернувшись к делам, агент Браун просто воспользовался случаем.

Действительно, он сбежал от этой женщины три года назад. Ему и сейчас хотелось сбежать от нее так далеко и так быстро, как только возможно. Потому что Мэгги заставляла его думать о таких понятиях, которые он по-настоящему никогда не знал: об ответственности не только за себя, о доме, где тебя с нетерпением ждут… Все это усложнило бы его жизнь.

Мэгги вздохнула и, обхватив себя руками, отвернулась от Арчи. Она понуро опустила голову, и его пронзила мысль об ужасающем одиночестве ее существования. Может, она пытается сдержать слезы?..

— Мне очень жаль, Мэгги, — вздохнул Арчи. Он как бы извинялся за то, что она до сих пор ему желанна, в отличие от Джека Уоттера, который лгал ей, крал ее деньги, бил и давал жестокие уроки за ее мягкость и покладистость. Извинялся и за скорое освобождение подлеца. — Мне так жаль, что я не нахожу слов. Но я здесь ради тебя.

Мэгги, склонив голову, хранила молчание.

— После того как я поцеловал тебя той ночью три года назад… я испугался… Такого никогда не случалось. Это было как… как радостный взлет. И я сбежал.

Мэгги молчала так долго, что Арчи показалось, будто он и не произносил ни слова. А когда наконец ответила, он почувствовал, как из-под ног уходит земля.

— Ну что ж, я думаю, одна правда влечет за собой другую. Три года назад я была почти влюблена в тебя…

Теперь он знал, что ничто не сможет удержать его. Противный вкус хлопьев во рту и боль в спине внезапно исчезли. Прошлое обернулось для него неожиданным настоящим. Арчи вышел из-за стола и подошел к Мэгги. Она повернулась, прежде чем он смог обнять ее, и ее взгляд и слова остудили его пыл.

— Но это было три года назад. — Если и проступили у нее слезы полминуты назад, то сейчас глаза Арчи встретились с чистым взглядом голубых глаз Мэгги. — Я теперь совсем другой человек.

— Нельзя себя в корне изменить, — произнес он охрипшим от волнения голосом.

— Я изменилась. Если ты считаешь возможным смириться с этим, то можешь остаться.

— А если не смогу смириться?

— Я должна буду попросить тебя закрыть дверь с обратной стороны.

Арчи уловил намерение Мэгги ранить его этими словами. Но вместо этого они пробудили в нем злость. Все в этой новой Мэгги: ее спокойствие, холодность, навязчивые мысли о бывшем муже, вызывающее неприятие идущих от чистого сердца предложений — взяло его за живое так, как никогда и ничто раньше. Арчи медленно двинулся к ней, подойдя ближе, остановился и протянул руку. Мэгги смотрела на нее почти со страхом.

— Что ты мне предлагаешь? — прошептала она.

— Ты ведь не веришь никому, не так ли? — спросил он, не опуская руки. Ему хотелось сломить Мэгги, заставить просить у него защиты. Но он ведь не Уоттер и никогда не причинит зла женщине, особенно этой. — Значит, никому не веришь? — повторил он.

— Никому и ничему, — с тихим упрямством ответила Мэгги и уже громче и увереннее спросила: — Итак, на что я должна согласиться?

— На самое хладнокровное и честное партнерство в мире, — прозвучал ответ.

Ладонь Арчи была все еще протянута к Мэгги. Он раздраженно ждал, когда она подаст свою, чтобы он мог пожать ее и отпустить. Однако гораздо больше ему хотелось бы заключить упрямицу в объятия и зацеловать до бесчувствия.

— Партнерство… А что это значит? — вскинула голову Мэгги. Если бы не пульсирующая на шее жилка, ничто бы не выдавало ее волнения.

— Тебе придется поверить мне. Я хочу сказать, что мы останемся здесь, будем вместе делать одно дело, постараемся не возненавидеть друг друга… и схватим преступника. Раз и навсегда.

Мэгги несколько мгновений смотрела Арчи в глаза, пытаясь, как он подумал, поймать «момент истины», то есть то, чему она могла бы поверить. Неожиданно ее прохладная рука скользнула в его ладонь.

— Агент Браун… будь по-вашему.

Когда договор скрепили-таки рукопожатием, Арчи вдруг перестал сердиться. Вместе с тем он страстно желал стоящую перед ним женщину.

Оставшись одна наверху, Мэгги почувствовала, что дом перестал казаться ей родным. Со вчерашнего вечера она находилась словно во сне, все казалось ей нереальным. Еще совсем недавно, стоя на веранде и глядя на звезды, она мечтала о полной насыщенной жизни, и вдруг в ее дверь постучал агент ФБР Арчибалд Браун и предложил партнерство.

Он решил остаться. Остальное не имело значения. О чем еще можно мечтать? Если быть честной перед самой собой, Мэгги совсем не хотелось, чтобы Арчи оставил ее. С одной стороны, с ним будет безопаснее, так как он настоящий профессионал: умный, сильный, неунывающий, прекрасно владеет оружием. Мэгги и сама прошла интенсивную подготовку по стрельбе, тем не менее в обществе агента Брауна она чувствовала себя просто тренированным дилетантом.

С другой стороны, Мэгги не могла притворяться, будто она к нему равнодушна. И три года назад, и теперь она ответила на его поцелуи.

Напрасно она пыталась доказать себе, что из-за ее долгого одиночества простой поцелуй или объятия любого мужчины могли вызвать у нее вспышку страсти.

На самом деле Арчи последний мужчина, который держал ее в объятиях, но первый, с кем Мэгги чувствовала себя в безопасности. Да, она действительно изменилась, но не стала абсолютно другой личностью. Арчи прав: основные черты человека не могут измениться, и она в общем-то все та же. И, может, поэтому отвечала на его поцелуи. Или из-за того, что он — один из немногих людей на Земле, кто знает ее прежнюю. Сколько причин и факторов сплелись в один клубок их запутанных отношений…

Когда Арчи взял телефонную трубку, Мэгги поднялась наверх, чтобы не мешать ему разговаривать и вместе с тем избавиться от его присутствия. Войдя в комнату для гостей, отведенную Брауну, она попыталась проанализировать переполнявшие ее чувства, но безуспешно. Арчи с таким же успехом мог находиться в комнате. Мэгги машинально подняла с пола его рубашку и, будучи не в силах сопротивляться, прижала к лицу.

У нее возникло ощущение, будто она сунула нос в тайную жизнь Арчибалда Брауна, дотрагиваясь до его одежды и личных вещей. Интимность этих предметов заставляла ее одновременно испытывать трепет и ощущать приятную слабость.

Интересно, подумала Мэгги, что он чувствует, находясь в моем доме? Может, то же, что и я? Нет, вряд ли. Арчи слишком сильная личность, одинокий странник, для которого найти способ выйти из затруднительного положения легче, чем подыскать место, куда повесить шляпу.

Мэгги расправила покрывало на кровати и наклонилась поднять дорожную сумку Брауна, чтобы положить на более подходящее место. Позже она оправдывалась перед собой, что не собиралась заглядывать внутрь, а просто неосторожно подняла сумку за одну ручку, и содержимое вывалилось на ковер. Она проворно собрала и сложила в сумку упавшие вещи. Осталась только тетрадь в твердой обложке. Взяв ее в руки, Мэгги почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Она узнала почерк Джека. Почему тетрадь Уоттера оказалась в дорожной сумке Арчи?

Чувствуя, как колотится сердце, Мэгги, держа тетрадь в одной руке, другой подняла сумку и поставила на стол. Ее ноги внезапно стали ватными, и она медленно опустилась в кресло.

Машинально открыв тетрадь на первой странице, Мэгги поняла, что это дневник, и начала читать. Ей пришлось пробежать первые несколько фраз дважды, прежде чем до нее дошел смысл написанного. Читая одну за другой страницы, она чувствовала, как холодеет с каждым словом и фразой. Ей пришлось зажать рот рукой, чтобы сдержать жалкий стон, ищущий выход.

Мэгги казалось, что она знала все самое плохое о своем бывшем муже. Она была обманута им, он плохо обращался с нею, даже нанял кого-то, чтобы убить ее, оценив ее жизнь в десять тысяч долларов. Но излитые на бумагу фантазии воспаленного ума были ужаснее, чем она могла себе представить.

В этом дневнике, переплюнувшем бы любое сочинение маркиза де Сада, Джек в подробностях описывал разнообразные пытки, одна страшнее другой, которым он подвергнет Мэгги, если найдет.

— У нас проблемы, — услышала она голос Арчи из коридора.

Мэгги подняла глаза, тупо глядя, как он переступил порог и шагнул в комнату.

— Я хотел сказать… — начал Арчи и запнулся. Его глаза расширились, когда он понял, что Мэгги держит в дрожащих руках. — О Боже, Мэгги, я не хотел, чтобы ты видела это!

Арчи быстро пересек комнату, выхватил у Мэгги дневник и бросил его на стол. Взяв ее холодные руки в свои, он опустился на корточки.

— Посмотри на меня, Мэгги.

Она подчинилась.

— Теперь послушай. — Арчи глубоко вздохнул. — Этот дневник ничего не меняет. Это всего-навсего бред больного человека. Ты же сильная, сильнее, чем любая женщина, я знаю. Он не сможет причинить тебе вред теперь, ты ведь сама сказала, что стала сильной. Так что забудь об этом дневнике. Он лишь доказательство преступных намерений Уоттера, еще одна улика для суда. Эти откровения непременно будут использованы прокурором, чтобы изолировать Уоттера, запереть за ним тюремные двери навсегда.

— Да?

— Конечно. Для этого я и здесь. — Арчи улыбнулся, перестал крепко сжимать ее пальцы.

Да, конечно, он здесь, но только временно. Мэгги пожала в ответ его пальцы, и улыбка Арчи стала шире, жесткая линия рта смягчилась. Но в его глазах застыл немой вопрос: с тобой все в порядке? Мэгги не знала ответа. Она не была уверена, что с ней все в порядке. Ненависть к ней бывшего мужа и участие агента ФБР заставили ее почувствовать себя в ловушке прошлого.

Она попыталась взглянуть на дело с позиций Арчи. Для него это работа, поиск доказательств, но это не его жизнь. Не его тело Джек собирается разорвать, не его разум разрушить, с таким садистским упоением описывая на страницах дневника подробности пыток.

Угрозы произвели на Мэгги такое впечатление, что она забыла все, чему научилась за три года и чему учила других. Как бы ни старался Арчи убедить ее, что намерения Джека — лишь бред воспаленного мозга, страх не отпускал Мэгги. Конечно, этот человек оберегает ее и успокаивает, но он защищает ее своим телом, а не сердцем. Он лишь выполняет свой долг.

Придя немного в себя, она спросила Арчи, как попал к нему дневник.

— А тюремное начальство читало его откровения? — поинтересовалась Мэгги, выслушав ответ.

Арчи помолчал, колеблясь, потом кивнул.

— Как же его могли освободить?

— Не знаю. Бюро представило свои рекомендации, но, боюсь, с нашим мнением не очень-то посчитались.

Мэгги почувствовала, что ее напряжение ослабло: ФБР пыталось вступиться за нее и удержать преступника за решеткой. Уже сам этот факт не позволял потерять остатки надежды на справедливость…

Она думала о своем и не знала, как сильно Арчи желал ее — прямо сейчас, а если бы знала, наверняка влепила бы ему пощечину и была бы права.

Увидев Мэгги, державшую этот чертов дневник, бледную, с остановившимися от ужаса глазами, Арчи, не раздумывая, бросился к ней. Ему хотелось разорвать Джека Уоттера на части голыми руками, а не просто выпустить в него всю обойму. А потом обнять Мэгги и целовать, пока ее кожа не покроется росой вожделения, и любить так, чтобы она забыла ненависть Уоттера и не могла больше думать ни о ком, кроме него, Арчи Брауна. Ему хотелось, чтобы своими ласками она успокоила его ярость. Ему нужна не передышка, а отсрочка для обдумывания каждой детали плана поимки преступника. Потому что, если он ошибется, Мэгги будет мертва, а ему невыносимо даже думать об этом.

Он хотел рассказать ей последние новости, поэтому и поднялся наверх. Джек Уоттер просто потряс агентов ФБР, приставленных следить за ним: едва оказавшись на воле, этот негодяй оставил за собой кровавый след. Правда, не было конкретных доказательств, что именно Уоттер убил коммивояжера в Индиане. Но ФБР стало известно, что описание мужчины, использовавшего кредитные карточки жертвы, совпадало с описанием Уоттера.

На горизонте возник и некий Джонсон, человек, называющий себя тем же именем, что и у убитого доктора, летевшего из Индианаполиса в Денвер. Сейчас опрашиваются служащие всех отелей этих двух городов и требуется время, чтобы собрать необходимую информацию. Арчи нежно взглянул на Мэгги. Ее глаза казались потерянными: слишком много обид и разочарований, слишком много времени потрачено на бега от Джека Уоттера. Ее лицо было бледным, руки дрожали.

— Все будет хорошо, — попробовал Арчи успокоить бедняжку. Он уже говорил подобное раньше и подумал, что эти слова не очень-то убедительны.

Губы Мэгги слегка вздрогнули, будто она хотела что-то спросить. Ее глаза задавали тысячу вопросов. Арчи не мог вынести этого.

— Черт возьми, Мэгги, — пробормотал он, — ничего не должно случиться.

Эти слова удивили его самого. Что он имеет в виду? Что Уоттер не будет преследовать ее, или что он, Арчи Браун, не должен снова целовать Мэгги, прежде чем поможет избавиться даже от воспоминаний о человеке, исковеркавшем ее жизнь?

Будто прочитав его мысли, Мэгги наклонилась так близко, что он смог почувствовать ее дыхание и буквально опьянел от этого лимонного аромата.

Есть предел мужской выдержке. Близость желанной женщины явилась для Арчи, возможно, самым суровым испытанием. И это испытание он радостно провалил, приблизив свои губы к ее губам. Мэгги вздрогнула и, обняв за плечи, скользнула в его объятия.

— Боже, что ты со мной делаешь, — простонал Арчи.

Он неистово стиснул Мэгги, желая, чтобы она выплеснула свой страх, мечтая, чтобы она думала о нем, а не об Уоттере, и подарил ей поцелуй. Мэгги ответила почти с отчаянием, подумав: как бы оба они расценили безумную вспышку чувств при других, более спокойных обстоятельствах?

Мэгги никогда не узнает, с каким трудом Арчи оторвался от нее. Он никогда не скажет ей, как внутри у него все дрожало. Но сейчас Мэгги нужна его сила, а не его желание. К ней должны вернуться злость и решимость — от этого зависит ее жизнь.

— Ну что, теперь легче? — спросил Арчи, ненавидя себя за вызывающий тон, но сделать это было необходимо.

Как он и ожидал, глаза женщины, вспыхнувшие было теплым светом, быстро потухли, наполнившись обидой, а тлевшая в них нежность уступила место яркому огню благородного негодования.

Арчи быстро поднялся на ноги, отряхнул брюки, как будто не случилось ничего особенного, и все же пряча взгляд. Иначе Мэгги догадалась бы, как он ошеломлен ее страстью.

— Ты, конечно, можешь сидеть здесь и переживать из-за глупостей, нацарапанных в тетрадке, но мне кажется, что у нас есть чем занять время, — деловым тоном заявил Арчи. — Поэтому, если ты достаточно нахныкалась, мы могли бы приступить к работе.

Он надеялся, что когда Мэгги закует себя в броню злости, то, вспомнив объятия и поцелуи, поймет: все сказанное исходило из самой глубины его души, выплеснулось от страстного желания, которое пришлось подавить ради ее же спасения.

— Дневник Уоттера не произвел на тебя впечатления? — спросила Мэгги холодно.

Арчи пожал плечами. Ему не хотелось говорить правду.

— Главное, чтобы он произвел впечатление на присяжных.

Не сказав ни слова, Мэгги покинула комнату, не взглянув на Арчи. Он с удовлетворением отметил, что женщина снова стала сильной.

Но почему же он чувствует себя обманщиком?