Диана, такая напористая на службе, едва не умерла от нерешительности, собираясь позвонить Авраму.

Без сомнения, он злится на нее. И она потеряет лицо. А вдруг — Боже упаси — он нашел другую?! Или наоборот — несчастлив. Погибает от тоски, болеет и не может ей позвонить. Грипп, воспаление легких — ничего удивительного. Человек, у которого нет даже теплого пальто, может заболеть в любой момент.

Диана сама не знала, что ужаснее: Аврам больной и несчастный или же Аврам упитанный и довольный — и даже помолвленный с кем-то! Ее фантазия буксовала, не желая рисовать Аврама под руку с какой-нибудь смазливенькой выскочкой. С девицей, которая красивее и моложе, чем Диана. В Нью-Йорке полным-полно одиноких красоток, готовых вцепиться в такого, как Аврам. «Рынок невест», как однажды сказала Берни.

Благодаря замысловатой планировке здания они ни разу не столкнулись случайно. Он продолжал заниматься своим делом, ее домашнее хозяйство оставалось в исправности и не требовало помощи. Прежде чем они встретятся вновь, могли пройти целые годы — хотя от его квартиры до нее было всего несколько секунд подъема на лифте.

Вечером, перед тем как ехать в Вашингтон в арбитражный суд, Диана просто бросила монетку. Результат был однозначный. Проглотив для храбрости изрядную порцию виски, Диана набрала номер Аврама.

— Мы не виделись целую вечность, — заявила она нарочито нейтральным голосом.

— Один месяц и два дня…

— Так долго? — Как будто она сама не знала. — На самом деле я собираюсь на пару дней в командировку, вот и подумала, как ты там поживаешь. Не хочешь зайти ко мне выпить чего-нибудь?

— Через полчаса, — отвечал он. Ее сердце замерло.

«Только бы удалось удержать себя в руках, — молилась Диана. — Только бы продержаться этот вечер. Ведь я уже сделала первый шаг — стало быть, следующий за ним». Одна часть ее рассудка готовилась выслушать худшее. Целый месяц — немалый срок для такого юноши. Другая — надеялась на примирение.

— Привет. — Диана едва не принялась пожимать ему руку. — Пожалуйста, проходи.

Он аккуратно уселся на плетеное кресло у самых дверей. Если бы у него была шляпа, наверное, положил бы ее на колени.

Последовало краткое бессодержательное: «Как дела?» — «Хорошо, спасибо». Диана вежливо поинтересовалась его тезисами («Отлично, благодарю».), а он в ответ спросил ее про службу. Ах, как вежливо! С души воротит. Да что же это за чертовщина! Куда делась былая магия? Канула в прошлое, вместе с футболками и джинсами Аврама? Атмосфера становилась тяжелой, удушающей.

— Завтра утром мне надо лететь в Вашингтон. «Харриган» больше не дает нам отсрочки.

— Неужели?

— Если ничего не получится, состоится слушание дела.

— Умираю от желания узнать, чем оно кончится.

— Если мы проиграем, то придется добиваться нового пересмотра дела.

— Понятно.

— Но все мы надеемся на решение в нашу пользу. — И они ненадолго умолкли, после чего Диана встрепенулась, вспомнив о хозяйских обязанностях: — Ох, я и забыла предложить тебе выпить. Что бы ты хотел?

— Кофе, если можно.

— Без молока, две ложки сахара, верно? — вспомнила Диана.

Он чопорно кивнул.

— Пойду варить. — И она, извинившись, вышла.

Аврам любил особенный сорт кофе, смешанный с цикорием. Где-то на верхних полках, где Диана прятала редко употреблявшиеся вещи, все еще стояла банка с таким кофе. «Припрятала на время, — мрачно подумала она, — как и человека». Пододвинув стул, Диана вскарабкалась на него и увидела, что кофе там нет.

Смешно. Вещи не исчезают никуда. Она начала нервничать. Он должен быть где-то здесь! Ведь невозможно выбросить банку и даже не заметить! Это было бы равносильно решению больше никогда не встречаться с Аврамом. Нет, она найдет проклятый кофе, чего бы это ни стоило!

Закусив губу, Диана стала выгребать содержимое шкафчика, сваливая его на узкую полку внизу. Господи! И как только в ее тесной кухне помещается такая прорва барахла! Банки консервированных томатов, суповые пакеты, какие-то специи, три сорта сахара, банки горошка, капусты, сосисок. Можно подумать, это кухня в нормальном доме, где семья ест нормальную еду! Издевательство! С того дня, как они расстались с Аврамом, Диана ни разу не утруждала себя готовкой. И все это барахло никому не нужно.

«Пусть в моей жизни пустота, — думала Диана, воюя с полкой, — зато полны мои шкафы!» Почему все идет наперекосяк?.. Она так ждала этой встречи, так надеялась на примирение. И вот проклятая скованность лишает их малейшей возможности столковаться!

Да, она ошиблась, пригласив его сюда. Ничего нет мертвее, чем умершая любовь. Мертвы, мертвы, мертвы. Остается только разыскать наконец проклятый кофе, напоить им Аврама и выпроводить подобру-поздорову. И чем скорее, тем лучше. Нервничая все больше, Диана продолжала опустошать полки. Банка консервированного тунца брякнулась ей на ногу и покатилась в угол.

— Черт! — От боли у нее выступили слезы. Аврам тут же оказался рядом.

— Что случилось? — И он недоуменным взглядом окинул кухню.

— Не могу его найти! — Диана чуть не плакала.

— Кого найти?

— Твой кофе. — И она замолотила кулаками по полке. — Я везде посмотрела — и не нашла!

— Это же безумие! — воскликнул он, перехватывая ее руки. — Мы что — чужие?

— Я должна его разыскать! — разрыдалась она.

— Диана, милая. — Она вдруг оказалась у него в объятиях. — Да черт с ним, с кофе. Я не за тем сюда пришел. Я пришел, потому что люблю тебя, потому что скучаю по тебе…

— Я тоже. — Долго сдерживаемый наплыв чувств наконец-то прорвал плотину. — Я так ужасно по тебе тосковала!

— Чш-ш-ш. — Он тихонько баюкал ее, как ребенка, и от этого пали последние оковы с ее души.

— Чш-ш-ш… — Эти бессвязные звуки несли исцеление, они гнали прочь боль и обиды, они утешали Диану. В этот миг для нее не существовало ничего, кроме их близости. Она зарылась лицом в складки грубого поношенного пиджака, чувствуя затылком его горячее дыхание. В Диане бушевали десятки чувств: радость, смущение, любовь, облегчение, ностальгия, грусть. И над всем этим доминировал страх: ах, как близки они были к тому, чтобы навсегда утратить друг друга!

Трясущимися пальцами она воевала с пуговицами на его рубашке, желая ощутить живое тепло тела, надежную опору широкой груди. Если бы она могла, просто забралась бы сейчас внутрь Аврама.

Не говоря больше ни слова, они прошли в спальню и там медленно, осторожно, словно потерявшиеся и вновь нашедшиеся дети, раздели друг друга.

— Взгляни. — Он взял ее за руку и подвел к большому зеркалу на стене. Они стояли перед ним, обнаженные, бок о бок, в неярком свете лампы. — Как прекрасно!

И Диана действительно увидела, что она прекрасна, омытая его животворной любовью, его восхищением. Так же как был прекрасен он. Они казались превосходной парой. Она улыбнулась неотразимому мужчине, смотревшему на нее из зеркала. Он улыбнулся в ответ и повернулся в профиль. Она обратилась к нему лицом.

— Я люблю тебя, Аврам, — слова сами рвались наружу.

В ответ он привлек ее к себе, пока они не оказались губы к губам, грудь к груди, колени к коленям. Медленно, благоговейно он погладил ее по щекам, затем ладони его скользнули на плечи и дальше по всему телу: нежно, ласково. Они замерли, чувствуя, как сливается в одно их дыхание, как в унисон бьются сердца. Но вот он прижал ее к себе еще крепче, и она ощутила, как напряглось его тело, страдавшее от одиночества все эти долгие ночи. В ней тотчас же проснулось ответное желание.

— Наполни меня, наполни мою жизнь своей любовью!

Одним властным движением он раздвинул ей бедра и приподнял, словно она ничего не весила, словно она была неким восхитительным созданием, легким как воздух. Ее колени нашли опору у него на спине, а руки обвились вокруг его шеи. Зажмурившись, она раскрылась навстречу ему и почувствовала, как он входит в нее неудержимо, мощно, сливая воедино их тела одним сильным рывком. И в следующий миг не было ни Дианы, ни Аврама, ни богачки, ни бедняка, ни американки, ни чужеземца. Просто мужчина и женщина, соединенные силой любви.

В эту ночь Диана и Аврам ни на секунду не сомкнули глаз. Уже затеплился рассвет, а они все еще не насытились любовью, близостью друг друга и, конечно, «шмузингом». Да и вряд ли за одну ночь можно было успеть выложить все, что накопилось за целый месяц. В спешке Диана то и дело замолкала, не успевая подыскать нужные слова.

— О Господи, — восклицала она, устроившись у него на локте, — я же совсем забыла рассказать, что случилось с…

С Флер, с Байроном, с ее братом из Санта-Барбары. И у Аврама оказалось не меньше новостей.

— Ты устала? — спросил он.

Диана хихикнула:

— Я должна столько всего тебе сказать, что готова болтать до самой посадки в самолет.

Вскоре запищал будильник, Диана неохотно отстранилась:

— Мне надо уложить вещи. — Она поцеловала Аврама в нос.

— Не езди в Вашингтон, Диана.

— Я должна, ты ведь и сам понимаешь. В любом случае я вернусь никак не позже среды, и тогда… — И голос изменил ей от волнения. Ведь тогда все будет так, как прежде. Они будут вместе. Неразлучные. Счастливые.

— И тогда, — закончил он, — мы поженимся.

— Поженимся?.. — остолбенела она. — Мне казалось, мы решили больше не затевать разговор о женитьбе. Время еще не настало.

— Ничего не понимаю, — помрачнел Аврам. — А что, по-твоему, доказала эта ночь, если не необходимость пожениться? Конечно, мы должны пожениться, иные отношения кажутся мне абсурдом.

— Я думала… — бормотала она с упавшим сердцем, — я надеялась, что мы могли бы вернуться к тому, с чего начали… ну, до того, как ты сделал предложение. Тогда все становится намного проще и…

Аврам вскочил с кровати и рванул занавески. В комнату хлынул солнечный свет. Он гневно окинул ее взглядом, скрестив руки на груди.

— Я приготовлю кофе, — наконец сказал Аврам.

— Если сможешь отыскать.

— Смогу.

Она услышала, как он возится на кухне, уничтожая последствия вечернего погрома, а потом почуяла знакомый запах цикория.

— И где же он скрывался? — спросила она, когда Аврам вернулся в спальню с подносом, на котором исходили паром две чашки. Однако он не поддался на шутку.

— Мы не можем жить так же, как прежде, Диана. Это невозможно.

— Почему? — Диана почувствовала раздражение. Ей вот-вот пора отправляться в аэропорт, вряд ли такой момент можно счесть подходящим для обсуждения высоких материй. — Давай не начинать все сначала, милый, — взмолилась она. — Давай просто немного поживем так, как раньше. По-моему, именно это и доказала нынешняя ночь — что мы любим друг друга, что можем быть счастливы, как в старые добрые времена. Что ничего не изменилось.

— Наоборот — все давно изменилось.

— Потому что ты сделал предложение? А если представить, что этого не было?

— Но ведь это не так. — Усевшись на кровать, он пригубил свой кофе. — Слово не воробей… — Он задумался и продолжил: — Когда я был маленьким, моя сестра Мириам часто издевалась надо мной. Однажды мы с ней вдвоем играли во дворе, и она велела мне стать под деревом и «думать о чем угодно, кроме ванильного мороженого». Ну, и после этого я, конечно, не смог думать ни о чем, кроме ванильного мороженого, хотя никогда в жизни не любил ванили. Но ее приказ заколдовал меня. Как только я начал думать о тебе, то есть о нас как о женатой паре, настоящее обрело новое, серьезное значение. То, что было раньше, кончилось, Диана. В мире ничто не стоит на месте, даже по своей работе ты знаешь, что определенные действия невозможно остановить, они наделены своей собственной динамикой. Да и к тому же мы созрели для нового шага, для нового уровня. Я хочу жениться, пустить корни, обзавестись семьей. Школярские времена кончились, Диана, и пора обратиться к реальной жизни. Когда ты позвонила мне вчера, я подумал, что и ты теперь думаешь так же, а вместо этого мне предлагают повернуть время вспять. Ну так вот, я на это не способен. Я должен получить определенный ответ.

Диана поднялась, накинула халат и вытащила из шкафа чемодан. Что бы ни случилось, она обязана попасть на самолет до Вашингтона. Было уже около восьми.

— Не прячь от меня глаза, Диана.

— Ну зачем тебе все это? — Она не решалась ответить на его взгляд, опасаясь срыва. — Почему ты все портишь? Если кто-то из нас и поворачивает время вспять, так это ты, а не я! Ты пытаешься загнать меня в угол, давишь на меня, но не делаешь ни одного дельного предложения, которое можно было бы обсудить, и вместо осмысленного разговора бьешь и бьешь в одну точку. Скажи, к примеру, ты подумал хотя бы над тем, что я предлагала в прошлый раз?

— То есть над моим превращением в адвоката? Не думал ни минуты. Это просто глупость. — Он нетерпеливо тряхнул головой. — Такая карьера устроила бы меня, будь я обычным плейбоем, Диана, а я желаю работать — и знать, ради чего. И самому выбирать себе дело.

— А именно?

— Я пока не решил твердо, но могу обещать, что это будет честный труд, который не опорочит тебя.

— Ох, Аврам, — сокрушенно вздохнула Диана, — да разве я в этом сомневаюсь! Речь о том, что… ну, у нас такие разные взгляды на жизнь, что наш брак невозможен! — И тут она приступила к предложению, которое обдумывала на протяжении всех последних недель. — Однако я хотела бы предложить… нет, скорее, предположить следующую ситуацию. Мы останемся тем, кем были, — друзьями, любовниками, близкими людьми. А кроме того, я дала бы тебе кое-что еще.

Диана никак не могла забыть подозрение ее отца, что Аврам видит в ней главным образом возможность получения гражданства в Штатах. Да, он любит ее, искренне любит, но в этом маниакальном желании жениться нет ли подсознательного стремления изменить неопределенность статуса иммигранта? А если эту проблему устранить? А если она гарантировала бы Авраму возможность жить в Америке, не прибегая к такому серьезному шагу, как женитьба?

Она старалась подать свои соображения как можно тактичнее, однако суть оставалась одна: Диана согласна поручиться за него и выступить в качестве спонсора. Имея своим гарантом ее, Диану Саммерфильд (и к черту дядю Дру с его высказываниями), Аврам может не сомневаться, что получит «зеленую карту».

— А это значит, — заключила она, — что ты сможешь жить здесь столько, сколько захочешь, без ограничений, и таким образом продвинешься к получению гражданства. А за это время мы спокойно разберемся в наших отношениях.

Аврам терпеливо выслушал все, что она сказала. Тем временем Диана уложила чемодан.

— Значит, это все, чего я хочу, Диана?

— По-моему, это разумное и действенное решение.

— Понятно. Иными словами, опять то, чего хочешь ты. — Он подошел к ее столу и принялся копаться в толстом, переплетенном в кожу еврейско-английском словаре, который подарил ей на Рождество. Диана следила за ним, сгорая от нетерпения, то и дело косясь на часы. Она так и не привела себя в порядок, а самолет ждать не будет. Что бы он там ни искал — это могло обождать.

— Позволь мне принять душ, Аврам. Мы оба изрядно попотели ночью. В любом случае тебе не обязательно давать ответ немедленно. У нас впереди уйма времени, и мы успеем все обсудить, когда я вернусь.

Аврам упрямо поглядел на нее, а потом еще раз сверился с книгой:

— Значит, ты хочешь, чтобы я стал — надеюсь, я правильно произношу это слово, — чтобы я стал жиголо?

— Ох, ради всего святого, Аврам! В жизни не слыхала подобной чуши! Тоже мне, жиголо нашелся! И слово-то выкопал из викторианских времен! Я стараюсь тебе помочь, вот и все.

— Жиголо, — настаивал он, — платный компаньон. Мужчина, исполняющий прихоти женщины за плату. Я предложил тебе жениться, — сокрушенно прошептал он, — а ты… ты предлагаешь мне это!

— Ну, пожалуйста, любимый! Не придирайся к словам. Я вовсе не собиралась тебя обидеть. И к тому же ужасно спешу. Мне надо успеть одеться и попасть на самолет, мы потом обо всем поговорим. Ты просто пока подумай над тем, что я сказала.

— Здесь не над чем думать. — Вспыхнувший в его глазах гнев испугал Диану. А он, словно автомат, двигался по комнате, собирая свои вещи. — Отправляйся на самолет, Диана. Я больше тебя не держу.

Он торопливо, кое-как напялил на себя одежду и помчался к двери, словно за ним гнался сам дьявол. Однако напоследок обернулся, чтобы нанести последний удар:

— Надо же, ведь именно ты столько болтала о чувстве собственного достоинства!..

Через полчаса, бледная как полотно и дочиста отмытая, Диана мчалась в такси в направлении аэропорта Ла-Гуардиа.