— Ты выглядишь просто потрясно! — сказала Берни.

— Я чувствую себя полной дурой.

— Может, хватит заниматься самоедством и пора начать радоваться жизни?

— Я постараюсь.

Не в силах побороть сомнения, Диана разглядывала в зеркале разряженную в пух и прах самозванку. Они с Берни находились в фойе бального зала в Парк-Плаза.

Утро девушки проторчали у Бергдорфа, приобретая то, что Флер называла «убойными шмотками»: зеленую пышную блузку, черную юбку в обтяжку и свисавшие до плеч серьги из павлиньих перьев.

— Нет, и не вздумай являться на бал, волоча за собой эту штуку! — воскликнула Флер. — О Господи, Диана, ну почему любая сумочка у тебя в руках напоминает брифкейс?! — И она остановила свой выбор на изумрудном ридикюле с какой-то невероятной застежкой.

— Следующая проблема, — бормотала она, — рост. Надо присмотреть босоножки без каблуков. Ты же не хочешь торчать над толпой, как пожарная каланча.

— Может, проще отрезать ноги до колен?

— Не паясничай. Ты идешь знакомиться с мужчинами, а не заниматься юриспруденцией.

Позднее Флер явилась к Диане домой — помочь с макияжем.

— Полные внутренней силы тени для глаз, — бормотала она за работой, — изящные линии… и побольше блеска для губ. — Она отступила на шаг, оценивающе глядя на дело своих рук. — То, что надо! — заявила она. — Это не ты, но это и не плохо. Ну что ж, если не удастся удержаться в агентстве, придется переквалифицироваться в инструктора по шейпингу или визажиста.

— Лучше бы ты пошла сегодня со мной.

— Нет, — решительно мотнула головой Флер. — Я решила на какое-то время отказаться от свиданий. Может быть, появится мой чемпион… увидим. Но ты все равно должна пойти туда и развлечься на славу. Ты выглядишь неотразимо, детка!

— Да, неотразимо, — вторила Берни, поднимаясь по лестнице в бальный зал. — Флер потрудилась на славу. Жаль только, что она не с нами. Кстати, ты не знаешь, что это у нее за новый парень?

— По-моему, кто-то из ее же офиса, — нахмурилась Диана. — Может быть, даже ее босс. Во всяком случае, кто-то здорово важный и женатый.

— Но ведь сегодня суббота. Он скорее всего сидит с женой.

— Флер заявила, что желает быть ему верной.

— Не пойму, с какой стати она должна хранить верность какому-то типу, который играет на два фронта. Хотя, — Берни была полна снисходительности, — это ее дело. В то время как наше дело сейчас — охота на мужей. Вперед, Диана, — ободрила она подругу. — Давай, действуй на свой страх и риск.

В зале толпилось примерно около трех сотен гостей, в большинстве своем молодых и чрезвычайно привлекательных. При виде их туалетов у Дианы пропали последние сомнения по поводу уместности своего платья. Она только дивилась, глядя на этих прелестных, обворожительных дам, разодетых в пух и прах и явившихся — прости их, Господи — на рынок одиноких мужчин.

Поспешно проглотив в баре для храбрости двойную порцию виски, Диана атаковала первого встречного.

— Привет! — Она старательно улыбнулась пошире. — Меня зовут Диана Саммерфильд. А вас?

Его звали Артуром Блэйком, он приехал из Джерси, где имел обширную акушерскую практику.

— Значит, вы адвокат, — констатировал он, изучая визитку Дианы. — Понимаете, проблема заключается в том, что на любой вечеринке окружающие пытаются загнать меня в угол и получить бесплатную консультацию. Я бы хотел узнать ваше мнение на этот счет как адвоката. Что тут можно предпринять?

— Послать на следующее утро счета на свою обычную почасовую оплату, — отвечала Диана.

— Блестящая идея! Но насколько велика вероятность того, что мне их оплатят?

— Вы не назовете свой домашний адрес, Артур?

— Это еще зачем? — мгновенно насторожился он.

— Тогда я буду знать, куда отправить свой счет.

— Да вам, я вижу, палец в рот не клади! — прищурился он.

Другого звали Вин Брэйвмен, и он развелся тринадцать месяцев и восемь дней назад.

— У нас был очень неспокойный брак, — начал он, после чего последовало подробное описание одной их размолвки за другой, сцена за сценой. Ночь, когда она явилась домой без четверти три. Небрежно позабытый на виду дневник. Что сказал ее психотерапевт. Что сказал его психотерапевт. Отвратительная сцена, которую она закатила ему в День Благодарения. День, когда она позвонила ему в офис.

Через полчаса Диана не выдержала и извинилась.

— С вами было очень приятно побеседовать, Миранда, — сказал он на прощание.

Его звали Колин Вэйси Третий, и он был брокером у Ширсона. Он подробно расспросил, как она распоряжается помещением своего капитала. Одинокая дама с ее доходами может сколотить изрядный капитал, но требуется хороший советчик, утверждал он. Какие проценты приносят ее акции? Владеет ли она облигациями? Получает ли ренту и тратит ли ее?

— Ну а теперь позвольте вам рекомендовать сотрудничать с моим фондом — к обоюдной выгоде! — заявил он. Однако было совершенно очевидно, что здесь и речи быть не может об обоюдности чувств.

Следующего звали Бартом Коннорсом, и он был завсегдатаем Парк-Плаза. Начал с того, что два-три раза в неделю посещал семинары «ЕСТ» в надежде найти мисс Обаяние, однако мисс Обаяние туда так и не явилась. Тогда он отправился в клуб «НПМ» — «Неиспользованные потенции мужчины». «Вы, наверное, слышали? Это совершенно новый подход к делу». Однако его не устроил и этот подход, и он по-прежнему ищет.

— И что же именно вы ищете, Барт?

— Понимаете, я ищу глубочайшую межличностную связь с возрастающей интенсивностью. А как насчет вас, Диана? Что ищете вы?

— Я ищу дамскую комнату. Извините.

Следующего звали Марти Бэйкер, и через десять минут после знакомства он заявил:

— Да вы настоящая милашка, Диана.

— Нет, Марти, — заверила она. — Вы ошиблись.

— Нечестно прятаться, — заметила Берни, разыскав ее в дамской комнате.

— Я не прячусь, — возразила Диана, — образно говоря, я уединилась для размышлений. А как ты?

Берни чувствовала себя как рыба в воде. Благодаря природному добродушию и профессиональному любопытству к чужим судьбам она могла быть абсолютно раскованной в компании незнакомых людей, болтать и смеяться с ними, с сочувствием выслушивать любую чушь и складывать ее в копилку личного опыта. Она любила повторять, что даже встреча с ужасным занудой может стать хотя бы темой для анекдота.

Диана завидовала легкости, с которой Берни сходилась с людьми. «Но ведь она здесь не с целью знакомства, — напомнила себе Диана. — Берни — репортер, и это ее работа».

Что же касалось самой Дианы — для нее вечер закончился.

— Возвращайся в зал, Берни. А я вернусь домой. Сегодня в ночной программе фильм со старым добрым Белой Лугози, который нравится мне намного больше здешних типов.

— Трусиха! — засмеялась Берни. — Готова смотреть «Замок Дракулы», лишь бы не оставаться здесь!

Пожалуй, она на самом деле струсила и поспешила поскорее смыться. Ах, если бы она была такой же толстокожей, как Берни! Сейчас, сидя в такси, она сгорала со стыда, вспоминая свои попытки знакомиться — такие нелепые. Диана была измотана и подавлена — не столько бестолковой болтовней с неподходящими типами, сколько собственной неспособностью завязать знакомство с подходящими.

Ибо, как бы она ни морщила нос, в зале действительно были милые, привлекательные мужчины, в точности соответствовавшие ее запросам. На протяжении вечера она успела со многими из них перекинуться парой-другой слов. При этом ей казалось, что она проявляла чрезвычайную напористость. «Никто тебя не укусит, — твердила Флер, — так что не стесняйся!» Что она и делала.

Все без исключения были с ней чрезвычайно вежливы. Вежливы и неуловимы. Ибо все подходящие мужчины так или иначе давали понять, что нацелены на нечто иное, на нечто лучшее, нежели угловатая верзила-адвокатесса с копной рыжих волос. И при первой же возможности покидали ее, чтобы отправиться на поиски другой дамы. Вполне возможно, что-то в облике Дианы их пугало.

Может быть, они чуяли ее жуткое одиночество подобно тому, как собаки чуют человеческий страх? От одной мысли об этом становилось дурно. Лучше ей вообще с ними не встречаться, не знать об их существовании. По крайней мере она не страдала бы сейчас от ощущения собственной неполноценности.

Черт бы побрал всех мужиков! Все, о чем она сейчас мечтает, — чашка горячего чаю и бездумное кино. Завтра будет воскресенье. Она может спать допоздна, поплескаться в ванне, не спеша позавтракать, а потом отправиться на прогулку. Воскресенье, будь оно неладно! Слава Богу, хоть в понедельник она сможет вернуться в объятия «Слайтер Блэйни», где ее любят и уважают. Ну разве не ирония судьбы — думать как об убежище об одной из самых сутяжнических нью-йоркских адвокатских фирм.

— Вот здесь, — сказала Диана, обращаясь к шоферу и доставая из изумрудной сумочки пятерку. Только подойдя к собственной двери, она обнаружила, что забыла ключи.

— Я ушла и захлопнула дверь, — обратилась она к консьержу. — Вы не могли бы что-нибудь сделать?

Усевшись на диван в холле, Диана ждала, пока тот звонил ночному дежурному. Прошло еще добрых пять минут, пока пришел дежурный, одетый в такой измятый костюм цвета хаки, словно он в нем спал.

— Аврам, не так ли? — уточнила Диана. — Извините, надеюсь, вы еще не спали.

— Ничего страшного, я занимался. Ваш номер 28-R, верно? — тараторил он, направляясь к лифту. — У вас тек кран в туалете.

Диана недовольно поморщилась. Прямо «Ист-Сайдская история» какая-то: мисс Течь в Туалете из номера 28-R. Однако Аврам как ни в чем не бывало уперся руками в бока и лукаво взглянул на ее наряд, поджидая лифт:

— Если не обидитесь, позвольте заметить, что вы выглядите сегодня очень мило.

— Нет, что вы, спасибо! — Она изрядно удивилась такому вниманию. Ибо, если не считать Берни да безотказной Флер, ей не довелось услышать ни одного комплимента за весь вечер. Стало быть, магии зеленых оборок на блузке и павлиньих перьев в сережках только и хватило на то, чтобы ослепить нищего студента. Двери лифта открылись. Он пропустил ее вперед и спросил:

— Надеюсь, приятно провели время?

— Нет! Скорее наоборот, — выпалила она, раздраженная такой назойливостью. И тут же пожалела об этом. — Просто бестолковая тусовка — когда вокруг тебя топчется толпа народу в вечерних туалетах и никто никого не знает.

— Поосторожнее с начинаниями, требующими от вас новых нарядов, — с легкой сочувственной улыбкой произнес он.

Диану еще ни разу не утешали в лифте цитатами из Торо . Ей стало любопытно, и она взглянула на Аврама по-новому.

— Что вы изучаете в Колумбийском университете, Аврам? Литературу?

— Философию. Я пишу работу по Витгенштейну.

— О, — только и сказала она. — А мне показалось, что вы занимаетесь новоанглийскими трансценденталистами. — Тем самым она хотела дать понять, что цитата не прошла незамеченной.

— Нет, Торо я читаю для собственного удовольствия. Так же как и Джеймса. А вот Витгенштейн — да, это непростая работа.

Судя по всему, он был не прочь поболтать, и Диана поинтересовалась, легко ли ему дается жизнь в Америке.

— Как вы находите Нью-Йорк, Аврам? Он вам понравился?

— Да, несмотря на то, что вы создали довольно жестокий город.

— Этот город не совсем мой, — возразила она. — Я родом из Бостона — вместе со всеми этими трансценденталистами. Да и потом, Нью-Йорк не так уж плох для тех, кто нашел свое место в жизни.

— Наверняка вы правы.

Лифт остановился. Молодой человек открыл Диане дверь в квартиру. На какой-то миг она почувствовала жалость: юноша, заброшенный так далеко от дома. Диана готова была поспорить, что он еще более одинок, чем она сама, да к тому же беден. Наверняка он испытал шок, попав из Израиля в негостеприимные джунгли Манхэттена.

Ее мать без конца причитала над студентами, жившими в международном общежитии в Кембридже. Они вечно были голодны, кушали с завидным аппетитом и горячо благодарили. В семействе Саммерфильдов подобные обеды стали чем-то вроде добровольной благотворительности. И у нее вдруг вырвалось:

— Если вы свободны завтра днем, я с удовольствием показала бы вам город. Старый Нью-Йорк наверняка вам понравится.

— О да, конечно, мисс… — Его лицо буквально засияло.

— Мисс Саммерфильд… Диана.

— Диана! — С неподдельной горячностью он вцепился в ее руку. — Это обращение гораздо приятнее, чем 28-R! — Его жест показался Диане неуклюжим, но трогательным.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Значит, в два часа в холле — если не будет дождя. Доброй ночи, — распрощалась Диана. Захлопнув дверь, она расслышала, как Аврам насвистывает, направляясь к лифту.

Вернувшись домой, Берни обнаружила, что Стив развалился на диване, поглощенный видеозаписью «Великих моментов баскетбола». Неопределенно взмахнув в ее сторону бутылкой пива, он пробурчал:

— Как дела?

— Веселее некуда, — отвечала Берни.

Она все еще была возбуждена после сегодняшних знакомств. Новые имена, новые характеры — как обычно, это заставляло кровь быстрее струиться по жилам. В этот вечер она познакомилась с целым десятком молодых людей — с кем-то лучше, с кем-то хуже. А один даже сказал:

— Я вас узнал. Вы та самая потрясная девчонка, что выступает «В пять часов на десятом канале»!

В данный момент потрясная девчонка увивалась вокруг Стива в надежде урвать приветственный поцелуй.

Невероятным образом изогнувшись, чтобы не пропустить ничего на экране, Стив ткнулся губами ей в щеку и нетерпеливо отмахнулся пивом:

— Давай, давай, малышка! — В этот миг Уилт Чемберлен собирался совершить невозможное. Стив искренне полагал, что в современном баскетболе нет и не будет таких звезд. Счет был 101:97, а до конца матча оставалось меньше минуты. «Книксы» тем не менее умудрились выиграть этот поединок, ставший классикой отечественного баскетбола.

— А как ты, Стив? Как прошел твой вечер?

— Заскочил перекусить с Винни и ребятами. — Он предупредительно взмахнул рукой.

— Куда?

— Не помню. Куда-то. Послушай, малышка, подожди, пока кончится матч, ладно?

— Господи, да ведь это запись! Ты можешь посмотреть ее заново еще десять раз! — Она дотянулась до пульта и нажала кнопку «Пауза». Уилт Чемберлен замер на полпути к корзине.

— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — очумело уставился на нее Стив.

— Добиваюсь, чтобы ты заметил мой приход.

— Я заметил, что ты пришла домой. Мы поздоровались, помнишь? Ну а теперь позволь мне досмотреть матч. Если хочешь пива, в холодильнике целая упаковка.

Повинуясь кнопке «Пуск», Уилт снова вернулся к жизни.

Берни отправилась снимать плащ.

— Мазилы! — завопил перед экраном Стив. — Ух, вашу мать, да как вы могли прозевать такой мяч?! Ты только подумай, — он обратился к Берни, — до конца осталось пять секунд, а они прозевали! Господи, у меня чуть сердце не лопнуло. Ох, ну ладно, кто-то проигрывает, а кто-то выигрывает. А теперь расскажи, что там с твоими «Одинокими сердцами»? — Стив по-своему именовал сериал Берни.

— Много интересных встреч, и полезных также. Я сделала кучу записей. — Однако Берни уже не ощущала былого энтузиазма. Она нуждалась в сочувствующей внимательной аудитории, а Стив все еще был не с ней, а в спортзале.

— А что старушка Диана — поймала своего мистера Очаровашку? — Он принялся переключать один канал за другим. — По-моему, сегодня обещали старый фильм с Лугози…

— Диана, — отвечала Берни, — отшибала парням яйца направо и налево. Можно подумать, она принесла страшную клятву умереть девственницей. Окружала себя неприступной стеной из колкостей, заумных фраз, ледяных взглядов — ну, все такое — и при этом думала, что кому-то придет в голову брать этот бастион. Я ее, конечно, люблю, но нельзя же быть такой занудой. Хотя, с другой стороны, — она игриво улыбнулась, — это позволило мне стать на балу первой красавицей.

— Ага… хорошо. — Он нашел наконец старину Лугози. Оказывается, показывали не Дракулу, но тоже какой-то ужастик.

— Ты не ревнуешь, Стив?

— С какой стати? Ты же была на работе. — Он похлопал рядом с собой по дивану, приглашая устроиться рядом. Жест был настолько равнодушным, что показался Берни почти оскорбительным.

— Знаешь, дружище, на свете есть много чего другого, помимо древних баскетбольных матчей и ужимок Лугози.

— Например?

— Розы в лунном свете, — выпалила она.

— И как это понимать?

— Никак.

— Господи, ну и настроение у тебя сегодня, — пожал плечами Стив и добавил: — Кстати, эту вещь можно считать классической. Ее включили в десятку самых плохих фильмов.

Берни уселась на диване, закинув руки за голову, и задумалась. Вечер не оставил ее равнодушной — ни как журналистку, ни как женщину. Она общалась с совершенно незнакомыми мужчинами, которые были с нею откровенны и не жалели знаков внимания. Многие интересовались, когда смогут повстречаться с ней вновь. И ни один из них не вызывал у нее раздражения.

— Я бы хотел получше познакомиться с вами, может быть, даже подружиться, — заметил один из них, с явными задатками психолога. — Но не могу избавиться от ощущения, что вы все же скорее наблюдательница, нежели участница.

От этих слов она всполошилась не на шутку. Многие годы она гордилась журналистской отрешенностью от объектов своих репортажей. Но не слишком ли она отрешилась, отдалилась от казусов и треволнений реальной жизни? Уж не превратилась ли в бездушного созерцателя, лишенного нормальной человеческой души и сердца? Это уже лишнее. Стив… Она критически окинула взглядом его фигуру. Он упивался зрелищем на экране, улыбался, теребил бородку:

— Вот, вот, видела, Берни? Ну и позорище!

В былые времена она издевалась бы над убогим фильмом вместе с ним, но сейчас суета на экране только раздражала ее. Если в этой комнате и имелся бездушный созерцатель, так это был именно Стив. Видимо, таковы все телевизионщики: им прежде всего интересен психологический контекст, внешние данные актеров, цвет и фактура, композиция и прочее. Их волнуют «находки режиссеров» и видеоэффекты, но никоим образом не чувства. Послушаешь их, так все эти трюки и есть настоящие чувства.

Вот и Стив принадлежит к этому племени. Вечно таскает в дом какие-нибудь нелепые штучки вроде бело-красного паруса у них в спальне, или неоновых лампочек из рекламы «Алка-Зельцер», или шестифутового Микки Мауса.

— Забавные вещицы, — именовал их Стив, и можно было догадаться, что под этим подразумевается уверенность: пока ты смеешься над окружающим, ты на высоте. Ты отрешен. Ведь если смотреть на жизнь исключительно в видоискатель телекамеры, она не причинит тебе боли. Всегда быть наблюдателем, а не участником. Отрешиться от всеобщей суеты.

Его девизом было: «Я могу сорваться в любой момент». Честно говоря, и ее тоже. Но в Берни вдруг проснулось желание испытать нечто настоящее, сильное, пусть даже горе. Или огромную любовь. Тогда как Стив…

Берни смотрела на экран со все возраставшим негодованием. Какая-то дурацкая лента пятидесятых годов, только и примечательная своей бездарностью. Да что они, рехнулись, если находят удовольствие в смаковании подобного дерьма? Что это за культ бездарности? Банальности? И Боже упаси, если кто-то даст волю своим искренним чувствам!

— Ух ты, отлично! — восхищался Стив. — Поразительное убожество!

Берни вскочила и выключила телевизор:

— Я устала от этой ерунды. Это кошмар. Это ужас. Надоело!

— Эй, — обиженно возразил он, — я-то ведь его смотрел!

— Ты, ты, ты!.. — выпалила Берни.

— Берни, если тебе хотелось посмотреть что-то другое, ты просто могла бы мне сказать! — воскликнул Стив, примирительно простирая к ней руки, — благоразумный мужчина, урезонивающий взбалмошную женщину.

— Дело не в этом чертовом телевизоре!

— Знаешь, — заметил он, впервые за весь вечер внимательно посмотрев на нее, — пока ты не связалась с этой дурацкой охотой на мужей, все было просто замечательно. Зато теперь словно рехнулась.

— Возможно, — отвечала она. — А возможно, и нет.