Сутки минули без приключений. В точности выполняя данные ему указания, Ральф далеко обошел стороной и озеро, на берег которого вывел лаз, прорытый червем, и ту территорию, что пришлось проползти под землей. Надо полагать, здесь хозяйничали люди из Серебряного Круга. Они, конечно же, шли по следу и, если бы не история с Бором и плющом, неизвестно, как бы все еще обернулось. Двое суток, которые путники провели под защитой Леса, наверняка, запутали и сбили с толку преследователей. С другой стороны, зная характер своего патрона, ни с чем к С'каро они не вернутся, и это временами заставляло Ральфа обмирать от страха за судьбу оставленных им Риу и Тэна.

«Не ищи себе покровителя… В тени большого дерева никогда не вырастет такое же второе…» — уже в который раз вспоминал разведчик собственные же слова и только тяжело вздыхал.

Еще он вспоминал, что ребята, родившиеся и выросшие здесь, в Канде, на самом деле гораздо лучше, чем он, знают Тайг и, следовательно, прекрасно обойдутся и без него, — однако ничего не помогало, и разведчик, возможно, так бы и не отвлекся от тревожных мыслей, если бы…

Он не мог ошибиться, это было то самое место — та самая поляна, где их засек планер и где начинался лаз, прорытый червем. Ну, конечно! Вот дерево, в которое метали ножи Риу и Тэн, вот кусты, в которых прятался он сам, целые и невредимые — хотя после нашествия такого количества муравьев не должно было остаться даже травинки. А это, в свою очередь, означало, что никаких муравьев на самом деле не было, вернее, они существовали исключительно в воображении — их создали силой своей мысли адепты Серебряного Круга.

Ничего себе! Разведчик еще раз в недоумении огляделся. И ведь до чего здорово все было проделано! И как верно рассчитано: ну, кто в такой момент задумается: откуда, собственно, возьмется столько муравьев? Да еще так быстро: ведь не успел их засечь наблюдатель с планера, как… Вот что значит разбираться в человеческой психологии… Ральф вспомнил Риу, наблюдавшего с дерева за движением «полчищ» насекомых, вспомнил себя, осененного «гениальной» идеей, Тэна, чуть не лишившегося жизни в процессе ее осуществления, — и смех и грех. А уж их путешествие под землей… в то время как нужно было просто бежать — за ними ведь тогда даже не следили. Кстати, почему? Неужели настолько уверились, что жертва все равно никуда не денется? Зато какие страсти здесь кипели, когда обнаружилось, что «птичка», оказывается, «выпорхнула из клетки»…

Ральф не успел по-настоящему осознать, что именно заставило его оглянуться: почему из массы самых разнообразных звуков, которые переполняли Тайг, он вдруг среагировал на этот едва различимый шорох? Или все дело было в эмоциях того, кто охотился сейчас на разведчика? Голод, нетерпение, ненависть… Нет, пожалуй, все-таки ненависть. Что ж, неудивительно: Тайг просто кишмя кишел злобными тварями, которые благодаря разнообразным мутациям обрели нечто похожее на отвлеченное мышление, и теперь явно им тяготились, не зная толком, куда его применить. Наблюдавший за Ральфом, видимо, так же обзавелся этой колоссально усложнившей жизнь игрушкой: нормальный здоровый инстинкт обычно заставляет охотника свою добычу обожать — играть с ней, как это делают кошки, благоговейно тереться об нее мордой, как поступают их более крупные сородичи. Но уж никак не ненавидеть… Хотя, если разобраться, добыче от этого не легче.

Развлекаясь подобными мыслями, разведчик, между тем, не забывал о преследователе, готовый в любой момент дать отпор. Однако неведомый охотник до самого вечера так больше и не дал о себе знать: то ли прятался, то ли отстал, решив, что потенциальная жертва ему явно не по зубам. К сожалению, Ральф мог лишь предполагать: устраивать ментальную проверку было, с одной стороны, бесполезно — он почти не имел опыта телепатического общения с животными, — с другой стороны, достаточно опасно — могли засечь люди С'каро. По той же самой причине, укладываясь спать, разведчик поостерегся создавать вокруг шалаша новый фантом страха. В конце концов, остатки прежнего, сотворенного Ральфом три дня назад, еще чувствовались, и этого было вполне достаточно, чтобы защититься от непрошеных гостей.

Все, вроде бы, было в порядке, однако разведчик долго не мог заснуть — думал о предстоящей встрече с Карлосом, перебирал в памяти подробности ночного разговора с Тэном, который произошел как раз в этом самом шалаше. Тогда, помнится, шел дождь, и ветер задувал с такой силой, что несколько раз чуть не сбил огонь…

Языки пламени старательно облизывали дрова — исчезали с одной стороны и тут же появлялись с другой; черные потухшие угли вдруг загорались оранжевым, но, подернувшись серой, пепельной каемочкой, снова гасли. И опять загорались и опять гасли…

Ральфа вырвал из сна какой-то неприятный запах. Он будил медленно и постепенно: сначала разведчик упорно пытался не обращать на него внимания и даже задремал снова, однако зловоние проникло и в сон, отравив и его. И когда Ральф, наконец сдавшись, с трудом разлепил веки, увиденное он принял за очередной кошмар: во всяком случае, очень хотелось так думать. Руки и ноги разведчика были скручены веревкой, позаимствованной из его же собственной сумки, содержимое которой было вывалено на пол, и над ним как раз трудилось странное косматое существо. Кроме длинных спутанных волос, существо было украшено ожерельем из клыков каких-то зверей и браслетами на руках и ногах — они же, по всей видимости, составляли и весь гардероб этой «дамы», кстати совсем юной (если судить по упруго покачивающимся от каждого движения грудям). Из общей массы бесполезного хлама самочка аккуратно выбирала куски копченого мяса и даже не без некоторого изящества отправляла их в рот.

Стараясь не шуметь, разведчик попробовал освободиться — не тут-то было: слух у поглощавшей чужие припасы «дамочки» оказался отменным. Бросив недоеденное мясо, она придвинулась поближе к Ральфу, и он едва не задохнулся от многократно усилившегося зловония. Большие темные глаза с любопытством разглядывали его лицо — разведчику ничего не оставалось, кроме как заняться тем же. Вот только этого ему и не хватало: юная самка, похоже, была из племени тех самых полулюдей-полуобезьян, вожака которых убил Риу. Ральф непроизвольно напрягся, еще раз проверяя крепость веревок, — самка показала клыки и, как бы невзначай, провела длинными, чуть не в дюйм длиной, когтями по щеке пленника.

М-да, такая запросто могла оставить без глаз — к счастью, пока это было всего лишь предупреждение. Пока разведчика желали просто рассматривать и при этом высказывали пожелание, чтобы он не шевелился. Что ж, попробуем по-другому.

Очень осторожно Ральф проник в сознание самки; знакомое ощущение, будто бы вошел в контакт с больным или умственно отсталым человеком, подтвердило его догадку о принадлежности этой девчонки к уже известному ему племени. Мысли, как и тогда, несколько дней назад, представлялись разведчику точно смазанными, или не оформленными до конца. И все же это были мысли. Имелись здесь и воспоминания — правда, создавалось такое впечатление, будто механизм, осуществлявший связь прошлого, настоящего и будущего, был плохо отлажен, и потому мысли часто перебивались новыми впечатлениями, а намерения оставались так и не осуществленными. Что, собственно, разведчика и спасло. Пока… В переводе на обычный человеческий, это означало примерно следующее.

Убитый Ральфом вожак — фактически его убил именно Ральф, а не Риу — приходился данной особи супругом. Конечно, она была далеко не единственной его женой, но, видимо, одной из любимых, что обеспечивало ей лучшие куски и защиту от посягательств других, ненавистных ей, самцов. Когда же в один прекрасный день ее покровитель не вернулся с охоты, сытой и благополучной жизни Ло (так воспринял ее имя разведчик) пришел конец. Новый вожак ее не признал, а тот самец, что в поединке подтвердил на нее свои права, был как раз один из тех, ненавистных. Отбиться от него Ло не могла, да и жить без кормильца и защитника было невозможно — оставалось только смириться. Однако память о прошлом упорно не давала покоя, поэтому девушка тайком пробралась на место гибели прежнего вожака и хорошенько запомнила, как пахли следы убийц. Следы принадлежали двоим, они вели в нору под большим деревом, потом обратно из норы; уходили далеко-далеко и исчезали в очень глубокой норе. Оттуда пахло страхом, и потому Ло побоялась лезть в нору — она лишь приходила к ней и ждала…

Воспринятый Ральфом импульс на самом деле означал гораздо больше, чем просто ненависть: Ло ждала не напрасно, но противник был слишком сильным, и она могла с ним не справиться. Весь день дикарка бесшумно кралась следом — потом залегла у хижины. От хижины тоже сильно пахло страхом, но когда ночью на охоту вышли хозяева леса — в лесу стало страшнее, и Ло выбрала хижину, где спал ее враг. Он был большим и сильным, но Ло знала, как сделать его совсем слабым и беспомощным. А после того, как она утолила первый голод…

Она удивленно перебирала волосы Ральфа, от усердия даже высунулся кончик языка. Потом ее палец — на этот раз мягко, без всяких когтей — опять дотронулся до щеки разведчика, до подбородка, обрисовал ухо, рот. При этом она наклонилась так низко, что крепенькие, торчавшие в разные стороны грудки, коснулись груди Ральфа, однако запах от ее тела стал настолько непереносимым, что разведчик почти перестал дышать. Он попытался мысленно приказать ей оставить его в покое, но не тут-то было: по какому-то капризу природы фактически открытое сознание не поддавалось ментальному воздействию извне.

«Черт…» — Разведчик не без труда подавил позыв к рвоте.

А любопытная «дамочка», между тем, приступила к исследованию его одежды. Пуговица, которую нащупали цепкие пальцы, привела Ло в полный восторг: она крутила ее до тех пор, пока не оторвала. Ральф боялся, что такая же участь ожидает и следующие, однако внимание Ло переметнулось на другие игрушки, и разведчик снова обмер, но теперь уже не от отвращения, а от страха: пробивавшиеся сквозь щели лучи солнца отразились от лезвия ножа.

— Нет! — не выдержал Ральф. — Это нельзя! Понимаешь, не-льзя…

Ло вздрогнула от звука его голоса, потом вдруг оскалила зубы, правда, на этот раз не угрожающе — должно быть, улыбнулась, — и нож мгновенно перестал для нее существовать: Ло вернулась к пуговицам, которые полетели одна за другой. Когда оторвалась последняя, Ральф только закусил губу, а Ло, издав крик удивления, начала, урча от восторга, гладить его кожу.

О чем он тогда подумал? Ах, да: нормальный хищник должен свою добычу обожать; и что-то там про кошку, которая с ней играет, а потом, кажется, про более крупных кошачьих…

О нет, только не это — девчонка потерлась щекой о его живот…

Надо было срочно что-то делать. Наскоро перебрав все возможные варианты — их оказалось, увы, немного, — разведчик назвал девушку по имени. Он прекрасно понимал, что реакция могла быть самая непредсказуемая, но все же рискнул. Ло мгновенно выпрямилась и уставилась на него, видимо, чего-то ожидая.

— Развяжи меня… Я хочу, чтобы ты освободила мне руки…

Она слушала очень внимательно, но пока ничего не предпринимала.

— Я не хочу лежать вот так — связанный. Понимаешь, мне неудобно, мне больно…

Она, конечно же, не понимала смысла его слов, но только не интонацию; и Ральф, чувствуя, что другого выхода нет, пошел ва-банк:

— Хорошая, добрая. Ты ведь очень добрая… и красивая…

В глазах Ло отразилась растерянность: она пыталась его понять и никак не находила в своей памяти хоть что-то подобное. Странный непривычный звук делал ей больно, но в то же время он будто бы гладил, и хотелось слушать еще и еще.

— Девочка моя…

Не в силах больше терпеть, Ло упала на четвереньки — и зубами, когтями стала раздирать неподатливые веревки. Ральф напрягся, как пружина. Стоп — его пальцы стиснули запястья готовой прижаться к его груди Ло.

— Нет!

Но она не хотела ничего слышать и по-прежнему тянулась к нему. Ральф покачал головой. Он бы дорого заплатил, лишь бы сейчас не видеть ее глаза. Наконец, Ло, видно, что-то поняла и, издав боевой клич, рванулась из рук разведчика. Она царапалась и кусалась, немыслимым образом изгибаясь, старалась достать до его лица и успокоилась только после того, как Ральф, навалившись всем своим весом, прижал ее к земле. Теперь бы еще как-нибудь дотянуться до веревки…

Разведчик осторожно перевел дыхание. Он прекрасно понимал, что пауза продлится недолго: Ло замерла перед решительным прыжком. Сейчас она соберется с силами… Впрочем, чего там их собирать — сил у нее было немерено. Даром, что женщина — правда, другой породы. И сейчас это особенно чувствовалось: с обычной женщиной он бы справился без проблем. Ральф в этом не сомневался, хотя никогда об этом даже и не задумывался. (Отец Небесный, сколько всего человек успевает передумать за каких-нибудь десять-пятнадцать секунд…) Вот и сейчас: Ральфу вдруг вспомнилась сказка о странствующем богатыре, который целых три дня бился с такой же странствующей богатыршей. Каждый раз, когда мать это рассказывала, маленький Михаэль думал, что богатырша на самом деле была сильнее — просто зачем-то поддалась. Но вот только зачем? Сейчас он, кажется, это понял: богатырь ей, конечно, нравился: одержи она верх, и она его потеряет.

Вот-вот, Ло так же не нуждалась ни в какой передышке — она ждала. Надеялась, давая мужчине последний шанс, и если только Ральф посмеет ее разочаровать… Сердце девушки стучало медленно и тяжело, выступивший от напряжения пот сделал запах от ее тела уже совсем непереносимым, но еще большее отвращение разведчик испытывал к себе — к тому, что собирался сделать. Собрав всю силу своего воображения, он представил совсем другую женщину: ее губы, аромат, исходящий от ее волос, от ее шеи… И когда все в нем потянулось навстречу этому чудесному видению, женщина, находившаяся под ним, неосторожно расслабилась… и вскоре уже лежала связанная, тихонько подвывая от обиды и боли…

Когда Ральф, пошатываясь, наконец выбрался из шалаша, там, снаружи уже наступило утро. До реки было меньше сотни шагов, но разведчик, прежде чем предпринять это непростое для него путешествие, несколько минут просто посидел у входа в шалаш, вдыхая аромат Тайга. То, что ему удалось, в конце концов, связать Ло, Ральф считал очередным везением, однако не испытывал от этой своей победы ни малейшего удовлетворения — наоборот, к страшной усталости примешивалось еще и чувство вины. Обмануть и расположить к себе абсолютно бесхитростное существо, конечно, не составило особого труда, да только у Ло оказалось достаточно ума, чтобы во всем разобраться. В ярости она была готова разорвать его на части и непременно бы это сделала — Ральф видел, как она, уже связанная, смотрела ему вслед.

Через силу поднявшись, разведчик побрел к реке. Что и говорить, ситуация, в которую он угодил, представлялась неразрешимой: оставить Ло связанной означало подвергнуть ее долгой мучительной смерти от голода и жажды (если, конечно, раньше шалаш не посетит какой-нибудь хищник), убить ее самому у Ральфа ни за что бы не поднялась рука; с другой стороны, если ее развязать… Нет, на это у разведчика пока не было сил.

Прохладная вода, как обычно, подействовала исцеляюще. Переодевшись и постирав грязную, рваную одежду, Ральф со вздохом направился к шалашу. Заходя, еле себя пересилил, чтобы не зажать нос. Ло лежала там же, где он ее оставил — даже не шелохнулась, — а когда разведчик начал собирать раскиданные по всему шалашу вещи, тоненько и жалобно заскулила. Ральф сделал вид, что не заметил, — девушка затихла, но ненадолго.

Закончив свои дела под этот то и дело доносившийся от дикарки писк, разведчик, наконец, подошел к ней и присел на корточки. Темные глаза выражали полную покорность. Можно было не сомневаться: то же самое было и в мыслях Ло — врать, как он, цивилизованный человек, она просто не умела. Тогда Ральф вытащил нож и перерезал веревки.

Да, он не ошибся: она не кинулась на него с когтями, а наоборот — забилась в угол; хотя разведчик, скорее, предпочел бы первое: Ло глядела на него со страхом, смешанным с великим обожанием. Теперь без его разрешения она не посмеет даже приблизиться, теперь каждое его желание — для нее закон. Такого понятия, конечно, в ее сознании не существовало, но Ло, похоже, нашла нечто вроде своего идеала, и ее сердечко то сладко замирало, то трепыхалось от ужаса, что он вдруг рассердится и прогонит… Что Ральф как раз и собирался сделать.

Надев куртку и закинув на плечо сумку, разведчик, ни слова ни говоря, направился к выходу. Так и есть: Ло осталась на месте. Вышел наружу, отошел на несколько шагов — то же самое. Это уже было серьезно. Ральф назвал ее имя — и девчонка пулей вылетела из шалаша.

— Ну, и что теперь прикажешь с тобой делать? Куда я тебя дену, а? — нахмурившись, спросил разведчик: улыбнуться было равносильно самоубийству.

— Извини, дорогая, но нам придется расстаться. Иди, — показал он рукой в сторону от себя. — Уходи — я так хочу… Уходи! — последнее Ральф сказал уже резко, почти со злобой и снова показал рукой, чтобы она шла прочь.

И Ло поняла — поняла и не посмела ослушаться. Разведчик проводил ее глазами и быстро пошел в другую сторону. Ему надо было торопиться: до встречи с Карлосом оставалось всего ничего, а пройти предстояло еще немало. При этом не стоило забывать и о Тайге, который никогда не скупился на неожиданности. Одна из таких — в лице Ло — уже встретилась на пути Ральфа, но если произойдет что-нибудь еще, он, наверняка, опоздает.

Об этом разведчик думал с невольным опасением; от Ло ему, предположим, удалось отбиться… Впрочем, удалось ли? Ральф ничего не слышал, но чувствовал: девчонка находилась где-то поблизости; ее умение передвигаться абсолютно бесшумно просто поражало. Ну, ничего, подойти она все равно не посмеет, а там, глядишь, потихоньку и отстанет — пытался утешить себя разведчик. Правда, если за дисциплинированность Ло он действительно готов был поручиться, то за себя он бы таких гарантий не дал. И не ошибся: когда примерно половина пути осталась позади, и Ральф, подстрелив какую-то птицу вроде куропатки, только раза в три крупнее, решил сделать привал, сердце его не выдержало.

Заслышав свое имя, Ло выросла словно из-под земли. Ральф разрезал птицу пополам и протянул девушке.

— Что еще? Что такое?

Лицо Ло выглядело подозрительно торжественно. Отдернув на всякий случай руку, Ральф торопливо продрался сквозь джунгли мыслей и вмиг покрылся холодным потом. Ну и дела, вот бы сейчас влип! Разведчик отрезал у злополучной птицы верхнюю фалангу крыла и бросил с трепетом ожидавшей Ло. Она покорно приняла и без единого звука скрылась в ближайших кустах.

Итак, это действительно были люди: Ральф только что получил еще одно тому доказательство. Отданная женщине половина добычи на языке данного племени означала ни больше ни меньше, как предложение руки и сердца. Разведчик же сделал ей прощальный подарок, то есть, другими словами, изобразил полный «развод»…

Вроде бы все верно, но несчастная птица просто не лезла Ральфу в горло: ведь что ни говори, а он испортил человеку жизнь. Сначала убил у этой девчонки мужа, затем поманил и бросил.

Напрасно разведчик утешал себя тем, что Ло, прояви он хоть малейшую слабость, без всякой жалости перекусила бы ему глотку или выцарапала глаза. Он оказался сильнее, а потому, и только потому стал для нее авторитетом. Да и что, собственно, такого произошло: ну, потоскует, потом вернется к своему поклоннику — тот для вида накажет и, конечно, простит.

Ральф мысленно себя одернул: не о том он думал — ох, не о том. Ему предстояла встреча с Карлосом, а у него в голове какая-то девчонка из полудикого племени. Или он таким способом инстинктивно пытался отвлечься? Нет, Ральф не боялся. Вернее, боялся, но не за свою жизнь и даже не сохранность памяти, как несколько дней назад — его беспокоила сама эта встреча. Сам Карлос: и как личность, и как его, Ральфа, родной отец. Вот отчего можно было сойти с ума.

Когда юный Ральф еще только занимался в школе разведчиков, один из инструкторов не раз упрекал его неумении планировать свою жизнь:

— Как ты можешь? Ты мужчина — значит, у тебя всегда должен быть четкий план действий, — то и дело повторял он.

Ральф лишь улыбался: его планы! Когда юноша еще пытался строить по ним свою жизнь, они обычно исполнялись частично или с точностью до наоборот. Зато, если Михаэль начинал действовать по наитию, то результаты всегда превосходили его самые удачные умственные построения. Заметив эту свою особенность, будущий разведчик «Sunrise» перестал тратить время на бесполезное занятие.

Вот и сейчас. Ну что, например, за план он мог выстроить для предстоящей беседы с Карлосом? Разве он знал этого человека, его характер, обстановку, в которой они будут общаться? Чего бывший разведчик, а ныне слуга Нечистого от него, Ральфа, хочет? Он ничего этого не знал, а следовательно, и любые заготовки выглядели бы, по меньшей мере, наивно, если не сказать глупо. Нет, здесь придется импровизировать… Обдумывая все это, Ральф вдруг настолько ясно осознал, на какой риск идет, что его изнутри словно ошпарило кипятком. Полное безумие! С другой стороны, разве у него был выбор? Нет, нет и еще раз нет: Карлосу он для чего-то нужен, и тот применил все имеющиеся у него средства, чтобы Ральфа заполучить. А поскольку этих самых средств у главы Серебряного Круга было, хоть отбавляй, — никакого выбора у разведчика, конечно, не существовало.

«Интересно, что бы посоветовал в такой ситуации инструктор? — подумал Ральф и улыбнулся: — Первым делом составь четкий…»

Однако он не успел до конца воспроизвести мудрые слова обучавшего его инструктора, потому что как раз в этот момент раздался пронзительный крик, тут же сменившийся рычанием и визгом. Первым делом Ральф решил, что на Ло кто-то напал, и бросился на выручку, однако, когда ему из-за кустов открылось место происшествия, сразу стало ясно, что, скорее, все случилось наоборот.

Страшно визжа, Ло повисла на шее здоровенного волосатого существа; она кусалась, брыкалась, затем, укрепившись ногами на его талии, начала буквально рвать кожу несчастного когтями — в конце концов, оба с ревом и урчанием повалились на землю, и Ральф поспешил воспользоваться этим и скрыться. Картина была ясна: брошенный муж выследил, наконец-таки, ветреную супругу да плюс к этому еще и вполне подходящий обед (то есть Ральфа), однако Ло потребовала сначала доказательств любви и преданности, а уже затем… Разведчик резко оборвал эту свою мысленную болтовню: на самом деле все было достаточно серьезно — и для него, и для Ло. Бедная девочка! Она ведь его спасла: предупредила и отвлекла охотника, чтобы дать новому возлюбленному время уйти.

«Вот тебе и план. Ну, разве такое можно предусмотреть…» — машинально продолжал полемизировать с инструктором Ральф.

* * *

Еще один день миновал свою середину и начал медленно, но неуклонно убывать, двигаясь к вечеру.

Солнце, деревья, трава — все еще казалось таким же бодрым, как и пару часов назад, но в то же время в них ощущалась словно бы едва заметная усталость. Жизнь дня шла постепенно на убыль, чтобы уступить место ночи, и тогда те же кусты и деревья встрепенутся от дуновения прохладного ночного ветра, а под утро снова затихнут, бодрые и свежие, встречая новый день.

Ральфу, по всей видимости, предстояло ожидать его под землей. Что-то везло ему в этот раз на подземелья и их обитателей: то пришлось отбиваться от червя, а потом еще спускаться по веревке в поисках передатчика; то довелось ползти несколько миль опять-таки под землей, спасаясь от наступающих на пятки людей С'каро. Теперь еще вот Дом Серебряного Круга. Ничего себе дом — скорее уж, подземелье. Подземелье Серебряного Круга. Не удивительно, что ни жители Метс и Атви, ни «братья» из других Кругов до сих пор его не обнаружили.

В это время Ральфу бросилась в глаза одна из примет, указанных Карлосом: сосны-близнецы, стволы которых росли из одного корня. У разведчика екнуло сердце: отсюда до места назначенной встречи осталось не больше двух миль. Да, собственно, и время… оно тоже было на исходе.

Солнце потихоньку начало заходить за деревья, и разведчик неожиданно поймал себя на том, что чуть ли не считает шаги, что невольно задумывается над тем, сможет ли Карлоса узнать. Причем, все это довольно-таки походило на нетерпение. Вот тебе и на…

Почувствовал ли Карлос его приближение, или произошло простое совпадение, но, когда Ральф подошел к условленному месту, там уже находился человек в темно-сером плаще. Высокий и широкоплечий, он стоял со скрещенными руками, положив правую на левое плечо. Голова его была наголо обрита, но, благодаря очень темным, блестящим глазам, этот человек казался даже красивым — его не портила ни изрытая оспинами кожа, ни глубокий рубец на левой щеке. Это был С'каро, или Великий Магистр, как называли его адепты Серебряного Круга; или Карлос — таким его всегда и описывали те, кто знал или хотя бы видел в бытность его разведчиком «Sunrise», таким и представлял его себе Ральф. Именно таким. Странно было как раз то, что он с тех пор ни капельки не изменился.

— Михаэль? — Голос Карлоса прозвучал низко, с незнакомым, мягким акцентом.

— Да.

— Иди за мной. — Он, вроде бы, не шевельнулся, но у его ног вдруг начал медленно открываться колодец.

Так вот почему Тэн тогда сказал: «Без меня ты его не найдешь». Действительно, одной только картой здесь не обойдешься…

Вход в колодец оказался пологим, со множеством ступенек. Когда Ральф вслед за С'каро спустился вниз, то увидел в руке у главы Серебряного Круга факел, а дневной свет за спиной начал постепенно меркнуть, заслоняемый опускающимся люком.

— Запоминай дорогу, — не резко (этого никак не позволял слишком мягкий его выговор), но достаточно весомо сказал Карлос и двинулся первым.

Из глубины пахнуло холодом и еще чем-то необыкновенно нежным, сладким, невероятно живым и… летним («Розовое масло!»), и Ральф тут же подумал, что Великий Магистр, должно быть, терпеть не может холода и подземелий. Как и он сам.

«Не отвлекаться, думать только о дороге, только о дороге…» — приказал себе Ральф, но это оказалось выше его сил.

Нет, дорогу он действительно примечал, однако как бы между прочим, потому что находился в странном, непривычном для себя возбуждении: то ли неизвестно чему радовался, то ли неизвестно чего опасался.

«Точно пьяный…»

Ральф и правда несколько раз споткнулся — звук гулко отдавался от каменных стен подземелья. Однако самих эти стен разведчик словно не видел: ни стен, ни того, что находилось под ногами, — он смотрел в спину идущему впереди С'каро. Странно: почему-то, пока Ральф находился там, снаружи, он про себя называл этого человека Карлосом, но сейчас думал о нем исключительно как о С'каро. Коридор в очередной раз повернул направо — свет от факела сбило встречным ветром, и стало так темно, что на несколько секунд показалось, будто никакого коридора никогда не было и в помине, а всегда была лишь эта холодная черная тьма. Потом огонь факела наконец выпрямился, и вновь возникли стены по обеим сторонам и идущий впереди человек — только еще некоторое время оставалось ощущение бесконечности пространства.

С'каро остановился, казалось бы, перед глухой стеной. Что он такое сделал, Ральф заметить не успел, но часть стены, повинуясь неприметному движению Великого Магистра, точно на шарнирах, начала постепенно разворачиваться, открывая вход.

— Заходи.

Пока хозяин укреплял факел, Ральф внимательно рассматривал саму комнату и ее обстановку. Комната была совсем небольшая, с узкой, очень низкой кроватью в одном углу и с деревянным столом — в противоположном, над столом помещался стеллаж с книгами. И стол, и стеллаж, и кровать — все выглядело очень простым и даже как будто наспех сделанным. Выделялось среди этой, очень дешевой мебели лишь кресло, массивное, со множеством украшений, однако Ральф, лишь отметив про себя его необычность, переключился на камин. В нем горел огонь — здесь, в подземелье…

Вероятно, когда разведчик повернулся, на его лице было написано недоумение, потому что С'каро сразу же объяснил:

— Вентиляция. — Он подбросил еще дров и поправил угли. — Потрясающе оригинально сделанная вентиляция. Ей уже несколько веков, — добавил Великий Магистр, садясь в кресло.

Ральф кивнул. Кажется, единственным произнесенным им за последние четверть часа словом явилось «да», которым он подтвердил, что его имя действительно Михаэль. Первый раз в жизни он чувствовал себя таким скованным — по поведению же С'каро ничего определенного сказать было нельзя.

— Что так смотришь?

«Спросить или нет? — думал Ральф, глядя, как слегка подрагивают, готовые вместе с верхней губой в любое мгновение прыгнуть вверх, уголки рта Великого Магистра… — Господи, словно в зеркале…»

— Можно задать тебе вопрос? — наконец решился разведчик.

Но С'каро, кажется, догадался и сам:

— Хочешь знать, имею ли я отношение к тому, что ты появился на свет? — спросил он, и его черные блестящие глаза превратились в щелочки. — Я бы сказал, в какой-то степени: я не хотел детей, и предложил твоей матери выбрать — либо я, либо ты. Она выбрала тебя. — Он пожал плечами и после секундной паузы добавил: — Михаэль…

Ральф не предполагал, что будет так больно. Инстинктивно он сделал усилие, пытаясь это скрыть, но вдруг передумал и посмотрел отцу прямо в глаза. В лице главы Серебряного Круга впервые что-то дрогнуло.

— Я должен попросить у тебя прощения? — почти зло спросил С'каро. Кажется, глаза его стали при этом еще ярче, а уголки губ непрестанно вздрагивали, только теперь они стремились не вверх, а вниз.

— Я потерял ее, потерял тебя…

— Меня ты не потерял! — перебил разведчик.

«Тем хуже, потому что все равно потеряю потом…»

Однако ответ Ральфа прозвучал настолько неожиданно, что Карлос не успел себя проконтролировать, и Михаэль увидел у него во взгляде то, чего — возможно, даже в тайне от себя самого — так жаждал увидеть. И, как минутой назад сын, отец тоже сначала попытался было зачем-то скрыть свои настоящие чувства и, тоже вдруг передумав, просто посмотрел Ральфу в глаза.

— У нас почти нет времени… Михаэль. — Глава Серебряного Круга уже снова был безукоризненно спокоен, лишь немного учащенное дыхание да синяя жилка, бившаяся на левом виске, выдавали его волнение. — У нас нет времени, а мне нужна твоя помощь… — Он испытующе смотрел на стоявшего напротив, уже далеко не юного мужчину, который («Боже милосердный, пощади меня хоть на этот раз…») был его сыном.

— Я постараюсь… отец. — Почему-то Ральф знал, что должен так его назвать, что Карлосу это было очень нужно.

С'каро улыбнулся и кивнул. Такой теплой, человечной улыбки, наверняка, не довелось увидеть на его лице никому из братьев по Кругу за все тридцать лет.

«Неужели все то, что рассказывал Тэн, действительно правда?» — невольно подумалось Ральфу.

— Если помнишь, я говорил, что остался в Канде по собственной воле. Так вот: с некоторых пор у меня появились сомнения.

— Хочешь, чтобы я проверил?

— Да. Только сначала я должен кое-что объяснить. Ты уже знаешь, каким изменениям можно подвергнуть человеческую память. Не стану скрывать: я занимался этим — много и с удовольствием… — Карлос запнулся, увидев мрачную тень, промелькнувшую в глазах сына, но все же продолжал: — Я заметил одну особенность: кроме ментальной памяти, существует еще память тела — она более инертная, и отому меняется гораздо медленнее… Я не оправдываюсь, Михаэль, но я себя знаю… чувствую: на некоторые вещи, даже при всей своей порочности, я не способен… Не был способен раньше, — добавил он после некоторого раздумья. — Так ты готов?

Стыдно признаться, но Ральф не просто был готов — он этого желал. Кажется, впервые в жизни он, никогда прежде не любивший путешествовать по чужой памяти, испытывал странное, непривычное любопытство. Сознание С'каро будто манило его. Возможно, это было связано с тем непонятным ощущением бесконечности пространства, которое возникло при появлении главы Серебряного Круга. Ральф ожидал чего-то необычного, однако Карлос встретил сына и, не дав тому толком оглядеться, повлек за собой куда-то в сторону — все равно как в огромном дворце идти не через парадный вход, а крадучись, по темным лестницам и потайным коридорам…

Отмахнувшись от шевельнувшейся было досады, Ральф попытался сосредоточиться. Куда там! — услужливая память быстренько напомнила сначала о том, что он, мол, тебя бросил, потом заставил, словно дичь, гоняться по Тайгу, теперь вот таскает по задворкам сознания, не допуская даже…

Червячок досады уже готов был превратиться в удава обиды, когда Ральф, поскольку думать он ни о чем другом все равно не мог, решил прекратить думать вообще.

Сознание С'каро сразу точно сжалось — на самом деле оно, конечно, осталось прежним: просто Ральф, оказавшийся «снаружи», несколько секунд «смотрел на него со стороны».

Да, Великий Магистр беспокоился не зря… Как и всегда, имея дело с мыслями и чувствами, Ральф не мог точно определить, что же именно он видел — никакой образ, взятый из привычного материального мира, этого не мог передать, — гораздо разумнее было говорить об общем впечатлении. И все же мозг разведчика мучительно подыскивал сравнение.

Зарастающий бурьяном сад? Подернутая ржавчиной сталь? Или оазисы, окруженные барханами огромной пустыни? Озеро, постепенно превращающееся в болото… Но все это казалось лишь оболочкой, под которой скрывалось что-то еще…

Вживленный неизвестным умельцем фрагмент искусственной памяти не только намертво сросся с реальной, подлинной памятью, но в какой-то момент, видимо, начал на нее влиять, искажая и извращая, пока процесс не приобрел необратимый характер. И все же он пока не успел завершиться полностью — слишком глубоким и полноводным оказалось «озеро», слишком многие источники его питали…

Так вот, значит, в чем заключался секрет столь противоречивого поведения С'каро, вот откуда эта его граничившая с садизмом жестокость, способная в любой момент смениться желанием просто поговорить по душам…

— С чего ты взял, что все это чужеродное? — спросил Карлос, выслушав пространные объяснения Ральфа.

— Если в лужу капнуть чистой воды, капля тут же замутнеет и ее уже не отличишь, а там есть островки потрясающе чистые и прозрачные.

— Да ты, я смотрю, поэт! — рассмеялся С'каро. — у, спасибо тебе на добром слове… — Было очень заметно, насколько ему на самом деле не до веселья, однако уже в следующий момент глаза Великого Магистра лукаво заблестели. — Так говоришь, островки… А много ли тех островков, Михаэль?

— Немало, — уклончиво ответил Ральф. Но потом все же решил уточнил: — Это воспоминания о женщинах… которых ты любил.

— Ты очень похож на свою мать… — Карлос пристально посмотрел на сына, и опять, как и несколько минут назад, одарил его такой улыбкой, что любой из хорошо знавших С'каро адептов вряд ли признал бы в нем главу Серебряного Круга.

«А если бы не был похож…» — подумал Ральф и невольно вздрогнул, словно его вдруг коснулось то самое, необъяснимое, что скрывалось за гибнущим сознанием человека, который сейчас сидел напротив.

— И сделать, конечно, ничего уже нельзя? — без всякого перехода спросил Карлос.

Ральф покачал головой.

— Больше всего меня волнует это «таинственное и загадочное», — задумчиво произнес Карлос. — На что оно похоже?

— Не знаю.

— А тебе не почудилось?

— Не знаю, — вынужден был снова повторить Ральф.

Карлос беззвучно выругался.

— Хорошо, но о чем-то ведь ты подумал?

— Подумал, что оно существует, — виновато пояснил Ральф. Он действительно словно ощущал какую-то вину. — Хочешь, я попробую еще раз?

— Нет! — со странной поспешностью возразил Карлос. — Нет, — добавил он уже спокойнее. — Может быть слишком опасно.

«Для кого?» — подумал про себя Ральф, однако спросил совсем другое:

— А разве сам ты ничего не чувствуешь?

— Если бы я ничего не заметил, ты бы сейчас здесь не сидел… Беда в том, что все эти замеченные тобой изменения, видимо, происходили очень постепенно… Есть, правда, одна идея, но… — Карлос говорил непривычно медленно, растягивая слова: то ли размышлял, то ли был слишком расстроен.

Оказалось второе.

— Они меня использовали, — очень тихо, но с такой силой, что Ральф едва не отшатнулся, проговорил Великий Магистр. — Слушай меня, Михаэль, — все-таки обуздав свои эмоции, довольно спокойно продолжал он. — Ты вернешься. Вернешься живым и невредимым. Ты должен… должен знать сам, и пусть знают в «Sunrise»… — Карлос говорил с расстановкой: несомненно, спокойствие давалось ему непросто. — Пусть эти идиоты знают, что они доигрались: тысячу лет на Земле существовал Нечистый — не выдуманный. И не эти жалкие ошметки, — он повел рукой вокруг себя. — Настоящий — плоть от плоти теоретиков «Sunrise». Всемогущий! — Указательный палец главы Серебряного Круга взметнулся вверх. — Ему не хватило совсем немного, совсем чуть-чуть, чтобы прибрать к рукам уже все окончательно.

— Но…

— Не перебивай! — Эмоции Великого Магистра снова на мгновение выплеснулись наружу, и снова неимоверным усилием воли он загнал их обратно. — Тысячу лет он играл с «Sunrise», наводя на ложный след, подбрасывая всякую шваль — и за все это время никто ничего не заподозрил…

С'каро остановился, чтобы отдышаться, и на этот раз Ральф не посмел вставить даже слова.

— Несчастная планета еще не успела зализать раны от последствий глупости наших предшественников, как появились новые «мудрецы» и придумали «Sunrise»… Молчи! Монстр, созданный этим чудовищем, — Карлос рванул одежду, обнажая татуировку на плече, — был ничем не лучше.

— Был? — осторожно переспросил Ральф.

— На ваше счастье: а не то он вот-вот бы добрался и до вас. — Карлос поплотнее запахнулся в плащ.

— На наше общее счастье, старушка Земля уже привыкла, что время от времени один из ее непутевых детей начинает мнить себя самим Господом Богом и пытается в одиночку решать за все человечество. Тогда на свет рождаются эдакие бессребреники, готовые, наоборот, пожертвовать собой ради этого же самого человечества.

— Иеро? — сразу догадался Ральф — все вдруг встало на свои места.

Карлос сощурил глаза: можно было не продолжать.

— Мне очень жаль, — вдруг с какой-то особенной горечью произнес он.

— Чего?

— Нам пора прощаться. — С'каро поднялся. — Уйдешь той же дорогой, что и пришел сюда. И поторопись: через полчаса находиться поблизости от Дома будет опасно… — Улыбка у Великого Магистра была нехорошая. — Что смотришь?

— Ты этого не сделаешь.

— Да? — усмехнулся Карлос, и его рука, уже готовая открыть потайной ход, выжидательно легла на спинку кресла. — Ты разве не понял? Я всего лишь собираюсь тебе помочь.

— Нет, это ты не понял, отец, — перебил Ральф. Он сознательно снова назвал Карлоса отцом и не ошибся: подобное обращение действовало на главу Серебряного Круга магически.

— Чего ты хочешь?

— Кроме членов Круга, здесь находятся еще десятки безвинных людей.

— Ах, эти…

Карлос задумался. Михаэль, конечно, знал, о чем говорил: сведения об опытах, проводимых в лабораториях Серебряного Круга, он мог почерпнуть хотя бы из памяти Тэна («Черт, сколько проблем из-за этого мальчишки!»). Правда, знать и видеть собственными глазами — далеко не одно и то же; да и Тэну была известна лишь самая малость. Поэтому, когда Михаэль увидит… — Карлоса словно окатило холодной водой… — все будет кончено. С другой стороны, не допустить, проигнорировать, помешать было невозможно. Это походило на сумасшествие, но жизнь для бывшего санрайзовца после того, как он узнал, что восстановить его память уже невозможно, сконцентрировалась в одном-динственном желании: не потерять сына еще раз — попытаться оставить по себе в его памяти хоть что-то хорошее. Что ж, видно, не судьба…

— Ладно. — Карлос поднялся.

«Пусть все идет, как идет…» — с тоской подумал он, открывая незаметную простым глазом дверь в стене.

— Подай мне факел, — голос Великого Магистра прозвучал, как всегда, ровно и спокойно. — Иди за мной…

Они прошли несколько ярдов по уже знакомому Ральфу коридору и свернули направо. Разведчик машинально подумал, что вход, через который он попал в Дом Серебряного Круга, находился как раз в противоположной стороне, однако не успел он мысленно представить себе весь этот путь, как шедший впереди Карлос свернул еще раз и, не раздумывая, выбрал один из трех открывшихся проходов, после чего коридор резко пошел вниз. У Ральфа закружилась голова — он ненавидел лабиринты, — этим же, судя по тем фрагментам, что выхватывал из темноты свет одинокого факела, вряд ли пользовался кто-нибудь еще, кроме самого Великого Магистра.

Однако С'каро (про себя Ральф по-прежнему мог называл его пока только так) двигался настолько уверенно и спокойно, что промелькнувшее в сознании разведчика ощущение опасности тут же исчезло. К тому же из головы никак не шел недавний разговор.

— Здесь можно говорить? — наконец не выдержал Ральф.

— Сколько угодно, — не поворачиваясь, ответил С'каро. — Хоть кричи — никто не услышит. И не узнает. Раньше об этих коридорах, правда, знали еще несколько человек, но теперь их можно больше не опасаться.

— И что же с ними случилось?

— Михаэль, — на этот раз С'каро прямо на ходу повернулся и даже укоризненно покачал головой. — Неужели ты подумал, будто я из-за такой малости способен убить своих лучших людей?

— Нет, зачем же, — возразил Ральф. — Я всего лишь порадовался за них: в их памяти, наверняка, сразу появилось столько свободного места для гораздо более полезной информации. С твоей точки зрения, конечно.

— Молодец, — похвалил С'каро. — Ты все правильно понял. Правда, что-то мне подсказывает: твоя точка зрения несколько отличается от моей.

«Да уж, — подумал разведчик. — Зато в остальном…»

У С'каро были точно такие же интонации, даже шутки (можно подумать, будто они, любящие отец и сын, прожили вместе лет двадцать), и, зная себя, Ральф прекрасно понимал, как волновался сейчас Великий Магистр: его ирония говорила красноречивее всяких слов. Вот только ее сейчас и не хватало…

— Отец, а что ты имел в виду, когда говорил о Нечистом в плоти и крови? — перевел разговор на другую тему Ральф.

Факел в руках главы Серебряного Круга заметно дрогнул — эффект, производимый этим словом, определенно, был слишком силен.

— Начинал все это один человек, затем к нему присоединились еще трое — двое мужчин и женщина. Все четверо обладали совершенно уникальными телепатическими способностями, однако полученное таким образом коллективное сознание превосходило в несколько раз все, что может себе вообразить человеческий разум. — С'каро свернул вправо. — Постепенно они фактически прибрали к рукам весь мир, и никто ничего не заметил. Согласись, трудно заметить появление Нечистого, если люди, благодаря усилиям «Sunrise», и так уже не одно столетие верили в его существование?

Ральф промолчал — вопрос, конечно, был явно риторическим — и вздрогнул от неожиданности: сорвавшаяся откуда-то сверху капля воды метко щелкнула его по носу.

— Что же касалось благодетелей, создавших и поддерживавших миф о его существовании, — я имею в виду нас с тобой и наших предшественников, — то он, по-видимому, неплохо знал всю эту кухню и умело скрывался.

— Думаешь, он когда-то тоже был в «Sunrise»? — Ральф уже не знал, чему больше удивляться: тому ли, что он узнал от С'каро, или тому, что Великий Магистр вдруг снова посчитал себя причастным к «Sunrise».

— Или у него там имелся осведомитель. — Факел, который нес С'каро, больше не дрожал. — Так вот, для окончательной победы над человечеством нашему гению не хватало самой малости — еще одного человека. Выбирался он крайне тщательно, не один год. Торопиться не стоило: сам Нечистый и один из его сторонников являлись хайлендерами — долгожителями.

— Как ты? — перебил Ральф.

Карлос кивнул.

— …а клонирование, освоенное в его лабораториях, — продолжал он, — позволяло до бесконечности продлевать жизнь еще двум его партнерам по Теону, как они себя называли.

— По Теону? Я не ослышался?

— Именно так — ни больше ни меньше как собрание богов, — усмехнулся С'каро. — Так вот, кандидат должен был обладать не только исключительной телепатической силой, но также умением объединять ее с другими и помещать свой разум в мозг других существ, а кроме того, не стесняться хладнокровно убивать…

Ральфа передернуло от выражения, которое появилось в этот момент на лице собеседника.

— Когда в поле зрение Теона попадал подходящий человек, за ним наблюдали в течение нескольких лет, иногда устраивали испытания. Если он, например, являлся яростным борцом с Нечистым — это никого не смущало: помимо прочего, ценилось умение сопротивляться и ненавидеть.

— Ты так это говоришь, точно тебя самого пробовали на эту роль, — снова перебил разведчик.

— Я ему чем-то не подошел. Ну, а за то, что пытался сообщить в «Sunrise», он меня уничтожил. Не физически, конечно, — как личность. Заставил поверить, будто я жажду ему служить.

— Если все действительно так, ты не можешь этого знать, — осторожно заметил Ральф. — Я имею в виду сказанное тобой только что.

— А я и не знал, — усмехнулся Великий Магистр.

Он остановился и, повернувшись к Ральфу, прислонился спиной к неровной каменной стене. — Об этом я узнал благодаря тебе.

— Разве?

— Да. После того, как ты описал увиденное в моем сознании, догадаться обо всем остальном было не так уж трудно.

— Но ты говорил, ты что-то чувствовал.

— Чувствовал, — согласился С'каро. — Но слишком смутно. Ладно, какой смысл сожалеть о прошлогоднем снеге, — добавил он, немного помолчав. — Ты, кажется, хотел заглянуть в подвалы Серебряного Круга. Откуда начнем?

— Все равно.

— Тогда, пожалуй, отсюда. Кстати, — и С'каро, уже собиравшийся открыть вход, лукаво улыбнулся. — Будь на твоем месте кто-нибудь другой, он бы попал сюда гораздо раньше.

Ральф не ответил — это казалось слишком очевидным. К тому же, он все свое внимание сосредоточил на том, чтобы проследить, каким образом будет приведен в действие механизм, и… проглядел — приемами иллюзионизма, преподаваемыми в школе разведчиков «Sunrise», более опытный коллега владел виртуозно.

— Михаэль, очень быстро. — С'каро буквально втолкнул Ральфа в открывшийся проход.

В крошечной вонючей камере было абсолютно темно — внесенный факел заставил ее одинокого узника вздрогнуть, и это, явно рефлекторное, движение оказалось единственным, которое последовало в ответ на появление нежданных гостей.

«Слава Богу, кажется, он не ослеп…» — промелькнуло в голове Ральфа.

Он шагнул к сидевшему в углу человеку (из-за страшной худобы узник походил, скорее, на подростка, однако борода подсказывала, что это был взрослый мужчина) и присел напротив него на корточки — тот не шелохнулся.

— Эй!

Никакой реакции не последовало. Ровным счетом никакой. Ральф осторожно дотронулся до его плеча — то же самое.

— Что с ним?

Великий Магистр стоял в своей любимой позе: скрестив руки, при этом положив правую на левое плечо.

— А ты загляни в его сознание.

— Чтобы меня засекли твои… э-э… — Ральф никак не находил подходящего слова для обозначения служителей Круга.

— Здесь установлена ментальная защита, — пояснил С'каро и сразу почувствовал словно ожог от того, что увидел в глазах сына. — Да-да. Чтобы никто не мешал экспериментам! — подтвердил Карлос, но его голос, не выдержав эмоционального напряжения, неожиданно сорвался и перешел почти на визг.

Ральф медленно поднялся.

— Не надо, — попросил он.

— Ты же считаешь меня чудовищем!

— Нет.

— Да ну! — С'каро еще пытался шутить.

— Нет, — повторил Ральф, — Скорее, чудовищным орудием. И еще — своим отцом, — с этими словами он убрал ментальный барьер.

Карлос вздрогнул, точно от неожиданного удара, и сразу отвернулся.

— Да, я орудие, — тихо подтвердил он. — Я — орудие, а ты — единственный, кто умеет мной управлять.

Ральф видел, как рука Великого Магистра нащупала что-то на груди, и едва уловимый запах розового масла, который постоянно чувствовался в присутствии С'каро, заметно усилился.

— Тебе неприятно?

Так и есть: глаза Карлоса, когда он повернулся, подозрительно блестели.

— Почему же… — Ральф рассеянно пожал плечами.

Он вдруг вспомнил — запахи ведь тоже имеют собственную память — всего лишь крохотный фрагмент…

Вечер. За окном уже совсем темно. Мать наклоняется поцеловать его перед сном, ее волосы касаются его лица, и приятный, но слегка приторный аромат…

Карлос, который теперь имел возможность читать мысли сына, улыбнулся — той неподражаемой улыбкой, какая бывает у родителей, которые смотрят на своих малолетних детей. В ответ Ральф резко опустил ментальный барьер. Вот уж никогда не думал, что в сорок лет, во время семнадцатого по счету задания, неожиданно придется снова почувствовать себя ребенком. А если еще учесть, что «взрослый» выглядел чуть ли не моложе его самого… Чтобы скрыть неловкость, Ральф переключился на сознание узника, и сразу же точно погрузился в другой мир…

* * *

«Кажется, священник не ожидал, что я так легко уступлю. Точно: в его глазах промелькнуло сомнение… Наплевать, пускай подозревает, в чем хочет. Святые отцы в Аббатстве не позволят, чтобы колдун и впрямь пользовался мной как шпионом; да я и сам постараюсь ему не поддаться. И потом Грей, как я мог забыть: пес ведь знает, когда колдун отступает от хозяина. Если повизгивает и лезет целоваться — значит, сейчас все в порядке.

— Я дам тебе письмо к аббату Симону. Он позаботится о твоем учении.

Никак отец Рикк хочет от меня избавиться?

— Поезжай как можно скорей. С Нечистым шутки плохи, сам знаешь.

— Желаете побыстрей сплавить меня из поселка?

Зачем я это сказал? Господи, Грей рычит — неужели опять этот проклятый колдун, и каждая вторая-третья фраза принадлежит не мне? С'бэрд направляет мои мысли, а скоро направит стрелу… в грудь отцу Рикку, например. Ну, уж нет! Я ему не кукла на веревочках, чтобы выплясывать под его пальцами…»

— Я ничего не понимаю. Зачем?.. — Покинувший чужое сознание Ральф вопросительно посмотрел на отца.

— Дальше-дальше, — нетерпеливо затряс рукой Карлос, — продолжай!

«Что это? Кажется, волчий вой — стая гонит дичь. Что за напасть? Летом, среди бела дня, вблизи самого Аббатства — охотятся волки? Отец Небесный, там же брат, они гонятся за ним. Отец Рикк уже в седле… Скорей ему на подмогу — Джек недалеко. Лишь бы хватило резвости его лорсу, а иначе стая окружит с боков, волки повиснут на брюхе, на ногах, на шее. Одного-двух, даже трех Джек сможет зарубить мечом — но четвертый вонзит в ногу клыки…

Нет-нет, только не это! Джек, брат, держись, прошу тебя, я уже рядом, со мной отец Рикк… Снова волчий вой — теперь откуда-то слева… А это взревел лорс — неужто схватились…»

Ральф все еще не понимал, почему он непременно должен разделить до конца тревогу — нет, ужас — этого неизвестного ему человека. А возможно, и его горе — потерю брата. Что хотел сказать этим отец? Однако С'каро велел продолжать, да и, кроме того, разведчику уже помимо его воли хотелось знать, чем же все это кончится.

«В зарослях промелькнул силуэт лорса. Да, это Звенящий Ручей Джека. А волки? Проклятье! Зверюг, конечно, наслал колдун, не иначе. А где Джек? Отец Небесный, седло пустое! Может, братишка, припал к шее лорса, обхватил, чтоб не свалиться — потому его и не разглядеть?

— Джек!

Эти волки словно издеваются — отвечают на человеческую речь… Остановились — бросили преследовать?.. Двинулись в обратную сторону… А вот и отец Рикк:

— Назад! Быстрее назад!

— Где Джек?

— Поворачивай!

— Джек!

Что с ним? Неужели лорс сбросил хозяина? Волки стащили наземь? Загрызли? Но если так, он бы закричал, а никаких криков не было слышно…

— Дже-э-э-э-к!!!

— Крр-ра! Крр-ра! Крр-ра! Пр-ропал бр-рат! Прропал!

Чертова ворона — конечно, опять С'бэрд, его шутки. Может, отец Рикк понимает, что к чему? Надо его догнать, вон за деревьями мелькает его куртка… Лай… визг и… вой — волки напали на пса! Не успеть — растерзают они Грея. Рычание… визг боли, рев.

— Грей!

Тишина. Кончено. Бедный пес… Как странно: лук выпадает из рук… Я падаю из седла… Ноги будто набиты тряпками и дрожат… Любая тварь подходи и жуй беспомощного человека и лорса…

— С'бэрд… С'бэрд! Не отвечаешь — все равно, я знаю, ты меня слышишь. Так вот, я не сдамся! Что ни случится, я не сдамся. Можешь убить, но твоей игрушкой я не буду никогда!

Как тяжело идти… еще шаг… еще один… Надо передохнуть… Где-то там мой Грей, окровавленный, с порванным горлом… Я обязательно до тебя дойду — только передохну… А потом пойду искать Джека… Братишка мой… где он?

Надо же — никак прибавилось сил? Опять эти проклятые волки… Надо бежать… Нет, опять не пошевелиться… Вперед, вперед, так, давай, сначала левая нога — отрывайся от земли… хорошо, теперь — правая… Привалиться к стволу, постоять… Отдышался — и снова вперед… Там Грей, и отец Рикк, и, может быть, Джек…»

Все попытки разведчика считать информацию сразу ни к чему не приводили: события чужой жизни разворачивались в том же темпе и в той же последовательности, что и когда-то наяву. Но самое неприятное: ощущения незнакомца постепенно словно затягивали, и Ральфу становилось все труднее и труднее отделять себя от него, от его переживаний, его мучительных попыток противостоять влиянию извне. Нет, теперь разведчик уже совсем не хотел «досматривать» воспоминание до конца — и без того не оставалось никаких сомнений, чем это могло и должно было кончиться… Он подал знак С'каро.

— Потерпи, — послышался мгновенный ответ.

— Но зачем: все и так ясно?

— Потерпи — это важно.

— Ладно… — Ральф стиснул зубы, приготовившись продолжать, однако что-то явно изменилось: теперь узник словно бы сам рассказывал происходившее с ним.

«Отец Рикк стоял на пятачке белого мха, а рядом лежал его лорс. Священник не двигался, и замер кругом Тайг; только один я брел, цепляясь за стволы. Вспомнились слова отца Рикка: „Темные силы стоят у тебя за спиной. Они ждут. И чуть только ты ослабеешь — подчинят и поставят себе на службу“.

Неужто их время пришло? Я едва жив — самое время колдуну заявить о себе. Однако С'бэрд молчит.

Я с трудом добрался до священника и его лорса. Огромный зверь лежал с закрытыми глазами, но дышал. Отец Рикк застыл изваянием. Лицо напряжено, челюсти сведены, на лбу испарина. Я проследил его взгляд. На мху растянулся огромный волчина; в полуоткрытой пасти влажно блестели клыки. Еще два волка лежали подальше — один на боку, другой на брюхе. Тот, что на брюхе, чуть приметно шевелил задней лапой, скреб мох. Еще дальше… Грей! У меня оборвалось сердце. Пес держал за глотку молодую волчицу, и виднелась одна лишь его голова: Грей был погребен под клубком серых тел. Тела были неподвижны — однако, нет-нет, да и дрогнет лапа, или дернется ухо, или приоткроется глаз.

Я повалился на колени. Сил не было стоять. Лорсы уснули, и волки, и Грей. Вот и я сейчас… ткнусь лицом в землю и засну. Понять бы, где Джек. Здесь его нет. Отец Рикк, словно натянутая тетива. Что с ним? Ах, да! Он ведь заставил всех замереть. Как только его мощь ослабеет, насланные Нечистым твари прикончат Грея.

Я потянулся к ножу. Чуть не упал. Укрепился прочней на коленях, взялся за рукоять, потащил из ножен. Как медленно идет! И до чего тяжелый! Эдак я к Грею не успею — отец Рикк устанет раньше. На карачках я дотянулся до ближайшего волка.

Матерый зверюга. Седой, почти как Грей. Грудь широченная, могучие мускулы — не приведи Господь с ним схватиться. Как его одолеть? Где-то был нож. Потерял! Вот досада. С таким трудом добрался до волчары, а ножа нет. Где же нож? Я поискал его глазами и застонал: во-он где лежит — не меньше восьми шагов. Хороших шагов. Настоящих. На карачках тут ползти и ползти.

Я хотел двинуться назад, но передумал. Так можно ползать часами — что же, отцу Рикку ждать до вечера? Остаются стрелы и меч. Неужели не справлюсь со спящими волками?

Безнадежно. Меч к ножнам точно приржавел — не вытащить. Придется колоть стрелой. Их в колчане два десятка, на всю стаю хватит. Правда, С'бэрд, если захочет, сможет дать силу и мертвому волку. Довольно одной зверюги, чтобы порвать Грею брюхо, а второй — отхватить ногу мне, но все равно надо же что-нибудь делать.

Кажется, двигаться стало чуть легче. Только голова кружится — земля словно ходуном ходит, но я добрался до клубка волчьих тел. Мокрая, потемневшая шерсть, запах крови.

Странно как: помнится, Грей держал за горло волчицу, а оказывается, это она впилась ему в глотку. Шерсть у пса длинная, густая, она забила волчице пасть; не больно-то артерию прокусишь. Все верно: вот Грей, вот та волчица. Значит, стрелы втыкаем сюда…»

Пока узник «рассказывал», Ральф еще терпел, однако когда опять пошли мысли и ощущения, разведчик не выдержал и вынырнул из чужого сознания. Вернее, должен был вынырнуть, потому что на самом деле Ральфа тут же точно отбросило назад, и даже не просто назад, а к самому началу истории.

«Кажется, священник не ожидал, что я так легко уступлю. Точно: в его глазах промелькнуло сомнение…»

Нет, только не это. Ральф попробовал еще раз — никакого результата: его словно что-то держало, но самое неприятное — в голове опять зазвучало уже до боли знакомое:

«Кажется, священник не ожидал, что я так легко уступлю. Точно: в его глазах…»

«Какая-то чертовщина…» — Разведчик «рванулся» изо всех сил.

«Кажется, священник не…»

— Отец! — наконец сдался Ральф. Однако «магическое» слово не сработало: то ли С'каро не слышал, то ли слышать не хотел.

«Кажется, священник не ожидал, что я так легко уступлю. Точно: в его глазах промелькнуло сомнение… Наплевать, пускай подозревает, в чем хочет. Святые отцы в Аббатстве не позволят, чтобы колдун и впрямь пользовался мной как шпионом; да я и сам постараюсь ему не поддаться…»

Пока Ральф отдыхал, знакомые уже события и образы аккуратно «прокрутились» в его сознании по второму разу — останавливать или как-то по-другому вмешиваться разведчик пока не решался из опасения выслушать все с самого начала.

«…Все верно: вот Грей, а вот та волчица. Значит, стрелы втыкаем сюда. Прозрачные желтоватые глаза смотрели прямо на меня. Острие в моей руке замерло над мордой зверя. Что-то не так… Надо сперва разобраться, где пес, а где волки. Но все звери вдруг стали одинаковыми: своего не узнаешь. Что делать? Попробую сосредоточиться. Итак, по наущению С'бэрда волки должны были загрызть Грея. Отец Рикк им не позволил, и колдун, значит, решил заморочить мне голову и извести пса руками хозяина. Ох, Отец Небесный! Пока я тут вожусь, священник выбьется из сил, и тогда прощай, Грей, да и самому мне несдобровать.

Сколько их? Один, два… восемь. Семь волков и мой Грей. Попытаюсь кого-то заколоть — непременно ошибусь и убью пса. В мозгу раздался хохот: С'бэрд торжествовал победу. Я останусь без Грея, и уже никто не зарычит, не даст знать, что колдун опять вторгся в мое сознание.

— Грей… Грей! Друг, очнись. Тявкни, дай знать, что ты — это ты, а не волк. Я не отличаю тебя от них. Помоги! Ты самый смышленый на свете пес. Слышишь? Помоги мне! Дружище Грей. Умница моя. Чуткие уши, резвые лапы. Пес мой верный, где ты? Брат мохнатый, друг умирающий. Я должен отыскать тебя среди них…

Всю свою привязанность к Грею, любовь ко всему живому сосредоточил я на клубке серых, неотличимых друг от друга тел.

Зверь мой замечательный, отзовись, подай знак! Восемь пар глаз смотрели на меня — блестящие, прозрачные глаза, словно драгоценные камни. Встала торчком одна пара ушей, шевельнулась другая. Приоткрылась пасть, меж клыков показался розовый лепесток языка, хотел лизнуть мне руку. Двинулась лапа, легонько скребнула когтями по моей обтянутой замшей сапога ноге. Кто-то взвизгнул, тявкнул, точно играющий щенок. Звери откликнулись на мысленный посыл. Все восемь двинулись ко мне — ручные, счастливые. Я протянул им руки — несколько горячих языков тут же облизали пальцы, лбы тыкались в ладони, требуя ласки.

У меня перехватило горло от нежности, поднявшейся им в ответ. Восемь серых зверей льнули к ногам, ворчали, повизгивали.

— Алан! — окликнул меня священник.

Он стоял рядом с занесенным мечом, но рука его не опускалась, хотя он отлично видел, где Грей, а где волки. Теперь и я тоже узнал пса: тот пытался оттеснить прильнувшую ко мне волчицу и то ласково покусывал ей yxo, то пытался всунуть голову под мышку хозяину. На шее у волчицы была кровь.

Отец Рикк ухватил Грея за загривок.

— Отпускай их! Гони прочь!

Я вскочил на ноги, мысленно рявкнул на волков: „Пошли отсюда!“ Звери отпрянули, на мордах читалась обида. „В лес пошли! В лес!“

Грей залаял, рванулся, отец Рикк с трудом его удержал. Волки неохотно повернулись и затрусили прочь. Несколько раз останавливались, оглядывались, точно не могли поверить, что человек, которого они так обожали, гонит их от себя за неведомую провинность.

Грей разрывался от лая, порываясь кинуться вдогон. И тут лорс отца Рикка, словно опомнившись, взвился на дыбы и бешено захрапел. Стая бросилась наутек…

— Грей, молчать!

Шерсть пса была испятнана кровью, но, судя по тому, как рвался он из рук священника, волки не сильно его порвали.

— Где Джек? — кинулся я к отцу Рикку — тот лишь покачал головой.

Занимаясь Греем и волками, я на несколько минут позабыл о брате, но теперь страх за него накатил с новой силой. Пса отстояли — но что с младшим братишкой?

— Грей, ищи! Ищи Джека!..»

* * *

«Джек жив, я это чувствую, и я его найду…» — подумал Ральф.

— Михаэль… Михаэль!

«Михаэль? Какой Михаэль?»

— Ральф!

После залитой солнцем лесной поляны здесь было особенно темно и сыро. Подземелье.

«Отец Небесный! Это же… это же слуга Нечистого!»

В ответ колдун резко ударил по щеке.

— Михаэль, очнись! Сынок!

В глазах Ральфа попеременно промелькнули ужас, затем решимость, после чего он наконец снова стал самим собой. Карлос облегченно вздохнул.

— Что это было?

— Ты слишком глубоко вошел в его сознание. — С'каро показал на узника, по-прежнему недвижимого, только губы его теперь беззвучно шевелились.

— И давно он так?

— Давно, — интонация С'каро показалась Ральфу странной. — Его, похоже, учили, да недоучили: ментальной защиты почти никакой — и все же С'бэрд с ним не справился. Пришлось помочь… — Карлос боялся посмотреть на сына и потому уставился в пол.

— Не припоминаю, чтобы кто-то так яростно сопротивлялся. Осознанно или нет — скорее, нет, — он нашел собственный способ защиты: сосредоточился на одном конкретном воспоминании и начал прокручивать его снова и снова… Я тогда еле выбрался, а С'бэрд так и не смог.

— То есть как это не смог? — Карлос был прав: действительно еще минуту назад Ральф с трудом его переносил, но сейчас к раздражению и злобе в голосе сына начало примешиваться любопытство: — В каком смысле?

— Это С'бэрд, — пояснил Великий Магистр.

Ральф резко развернулся и посмотрел в угол, будто бы что-то в облике этого скрючившегося, потерявшего человеческий облик существа могло подсказать, был он или не был служителем Темного Братства.

— Его собственная память стерлась. Он помнит теперь только это, и… — продолжал С'каро.

— А настоящий? — не дослушав, перебил Ральф.

— Мальчик? Мальчик скрылся. Мы так и не сумели его найти.

Ничего себе — значит, и служителям Нечистого не всегда везло… Какое-то время потрясенный Ральф молчал. Ему было непросто разобраться в своих чувствах: жалость по отношению к жертвам Темного Братства — вольным и невольным, служившим ему по убеждению и обманутым, как например, стоявший рядом С'каро, — переплеталась с отвращением и растерянностью… Негромкий смешок прервал невеселые мысли.

— Бедный Михаэль! Да ты, я смотрю, похож на свою мать не только лицом — добрая душа. Не понимаю, как только ты смог стать разведчиком!

«Опять… опять смотрит так, как будто мне четыре года…» — Ральф разозлился.

— Почему он здесь? — спросил он, кивнув в сторону узника.

— А где ему еще быть? Без ментальной изоляции он опасен, а убивать жалко — отличный тренажер…

— Что?! — У Ральфа даже перехватило дыхание.

— Ты хоть понимаешь, в каком ужасе он живет? — с трудом выговорил разведчик, остановив на С'каро горящие ненавистью глаза.

— Ого, как ты, оказывается, умеешь! — засмеялся тот, однако смех тут же оборвался. На, — и Великий Магистр протянул Ральфу кинжал, — прекрати его мучения. Если такой жалостливый. Ну? Что отворачиваешься?

— Ему можно вернуть память?

— Нет. — С'каро убрал кинжал. — А зачем? Это ведь всего лишь слуга Нечистого — вернее, его орудие. Разве ты здесь не для того, чтобы уничтожать таких, как он? Или тебе сначала надо привести его в порядок? Тогда вперед: у его соседа слева, например, с памятью все в порядке, зато он не в состоянии сам собой управлять. А справа…

— Ты еще забыл про себя!

Ральф скорее почувствовал, чем увидел наведенный на него клинок. Потрясающе! С'каро ведь только что его убрал — когда же он успел?..

Великий Магистр сделал шаг — кинжал в его руке, отразив догоравший на стене факел, полыхнул огнем, однако глаза С'каро казались еще ярче. Ральф не шелохнулся. Камера была крохотной: отступишь — упрешься в стену, и тогда уже не останется никакой возможности для маневра. Разведчик мог сделать всего лишь одно движение, и если оно окажется ошибочным…

В том, что глава Серебряного Круга не шутил, Ральф не сомневался. Сам виноват: о фантастической вспыльчивости Карлоса в «Sunrise» ходили легенды, да еще добавилась привычка повелевать. К тому же Великий Магистр мало-помалу сходил с ума — если раньше это было только предположение, то, когда Ральф заглянул в его сознание, исчезли последние сомнения. В общем, лишь полный идиот стал бы грубить такому человеку. С другой стороны, С'каро не зря сказал, что Ральф — единственный, кто умеет им управлять: стоит произнести магическое «отец», и кинжал немедленно уберется. Однако не хотел Ральф этого делать — не хотел и все. Карлос действительно был его отцом и хороших двадцать лет являлся единственным примером для подражания, недосягаемым идеалом. Манипулировать им казалось кощунством, да и хотелось испытать себя — о таком сопернике Ральф мог только мечтать.

Карлос замер. Ни одной мысли, ни эмоции — трудно было даже понять, дышит ли он. Еще мгновение, и последует прыжок, но, как это всегда бывает в подобные моменты, время растянулось, превратившись в вечность. Внезапно голову разведчика точно сдавило огненным обручем. Боль была настолько сильной, что Ральф чуть не потерял сознание и лишь по инерции рванулся в сторону, уходя от удара, которого почему-то не последовало…

Кинжал, брошенный рукой противника, полетел не вперед, а назад, и боль вдруг утихла. За спиной С'каро начала медленно расползаться черная щель.

— Туда! Быстро!

Все еще не оправившийся от неожиданной ментальной атаки, Ральф послушно проскочил в наполовину открывшийся ход. Дверь сразу же заскользила назад — со стороны неосвещенного коридора сужавшаяся прямо на глазах щель казалась красновато-золотистой. Потом исчезла и она, оставив разведчика в полной темноте, но в это же время в его сознании что-то будто взорвалось, разлетевшись тысячью огней.

«Михаэль…»

Ральф схватился за голову. По мере того, как «огоньки», составлявшие его имя, медленно осыпались и гасли, постепенно проходила и жгучая, пронизывающая боль. Окажись сейчас кто-то рядом, он смог бы взять разведчика голыми руками. Промокнув выступившие слезы, Ральф осторожно открыл глаза. Способен ли он был видеть, сказать пока было трудно: факел остался в камере. Усевшись поудобнее, разведчик поднял ладонь и включил фонарик — тоненький лучик беспомощно заскользил по противоположной стене. В одном из выложивших ее камней блеснула золотистая прожилка, трещинки другого напоминали ветку дерева. От напряжения глаза снова наполнились слезами — Ральф опустил веки, выключил фонарик. Откинув голову, прижался к стене. Даже так, с закрытыми глазами, все вокруг будто ходило ходуном, и к горлу подкатывала тошнота. Поняв, что бороться с этим бесполезно, разведчик с трудом перевалился на четвереньки, и его вырвало.

Мутить как будто перестало, зато накатила такая слабость, что стоило немало труда отползти хотя бы на несколько ярдов.

Лабиринт. Ральф ведь находился в лабиринте, из которого требовалось искать выход — значит, особенно рассиживаться было некогда. Нащупав на поясе нужный кармашек, разведчик достал таблетку, сунул ее в рот, усилием воли сдержал новый позыв к рвоте. Главное — перетерпеть несколько минут…

Наконец-то. Теперь можно попробовать разобраться в том, что произошло. Итак, С'каро больше не было — тут не оставалось ни малейшего сомнения: это его сознание, не выдержав чудовищного напряжения, словно рассыпалось осколками последней родившейся в нем мысли. К чести Великого Магистра, и его последняя мысль, и последний поступок были направлены на спасение, а не на убийство человека. Пусть даже человек этот и являлся его родным сыном.

Ральф набрал побольше воздуха и, сосчитав до тринадцати, медленно выдохнул. Пожалуй, Карлос был прав: его сын унаследовал сентиментальность своей матери. Но что он мог с собой поделать! Сейчас, когда в голове прояснело, произошедшее около четверти часа назад становилось все более понятным. Камера, в которой содержался потерявший память адепт Нечистого, по словам С'каро, охранялась ментальным барьером, поэтому ни войти туда, ни выйти, не отключив его, было, конечно, нельзя… живым. А если поднять напряжение, наверняка, ничего не стоит и избавиться от неугодного узника. Однако почему защита сработала именно в тот момент, когда там находился Великий Магистр? Случайный сбой? Или кто-то сделал это преднамеренно? И если да, знал ли этот кто-то, что С'каро был там не один?

Так или иначе, но система действовала на поражение. В одиночку Ральф не продержался бы и минуты, и если бы не Карлос, который заслонил его собой на то время, пока открывалась и закрывалась дверь, мозг разведчика просто бы сгорел… Но все-таки, кто и зачем включил механизм? В том, что ментальное поле, как и большинство приспособлений Темного Братства, нагнеталось машиной, Ральф не сомневался.

Сомневался он совсем в другом: сможет ли разобраться в этом чертовом лабиринте. С одной стороны, разведчик находился здесь в полной безопасности, но с другой — сам лабиринт мог уничтожить его не хуже, чем враги из плоти и крови.

«Этого отец… — Ральф улыбнулся: про себя он впервые назвал так Карлоса, — конечно же, не предусмотрел. Впрочем, разве у него был выбор…»

Поморщившись — пока он тут размышлял, ноги успели основательно затечь, — разведчик поднялся. Он помнил, что в последний раз они с отцом свернули направо, а камера располагалась по левой стороне. И сейчас Ральф прижимался спиной к этой самой левой стороне.

«Так. Значит, переходим коридор и аккуратно, по стеночке, двигаемся до ближайшего поворота налево…»

Вскоре стена, используемая разведчиком в качестве ориентира, действительно закончилась, и рука ощутила пустоту. Ральф включил фонарик: точно — впереди открылся следующий коридор, который через несколько ярдов веером расходился в разные стороны. Разведчик быстро дошел до этой развилки и остановился. Из пяти следовало выбрать только один. Два крайних правых и тот, что находился по центру, отпадали сразу: они резко уходили вправо; оставались еще два.

Насколько позволял свет крохотного фонарика, Ральф осмотрел оба хода — безрезультатно. Близнецы да и только.

Правда, там запросто могли находиться какие-то метки, однако при таком слабом освещении, да еще с первого раза найти их, а тем более в них разобраться, было невозможно.

Понадеявшись, как всегда, на удачу — вроде бы, она пока не совсем отвернулась от своего прежнего любимца, — разведчик медленно двинулся по тому из коридоров, который показался смутно знакомым. Почему, Ральф и сам не понимал, и только пройдя несколько шагов, понял, что не ошибся: из глубины донесся едва уловимый запах розового масла.

Разведчик пошел быстрее: от комнаты бывшего главы Серебряного Круга найти выход наружу не составит труда, однако Ральф уже знал, что спешит не за этим и что не уйдет отсюда, пока не узнает, кто убил отца.

* * *

Песок во мгновение ока набрался в сандалии — пришлось их снять и идти босиком по еще не успевшей разогреться земле. Зато теперь было даже приятно оттого, что ноги утопали в прохладном, слегка влажном песке.

Конечно, он тут же налип на ступни — пускай, Амалия займется этим потом, когда будет возвращаться, а сейчас она должна была увидеть море. Оно уже совсем близко — остался всего один, последний подъем…

Некоторое время Амалия стояла на гребне песчаного холма, глядя на длинный, пологий спуск, затем отбросила сандалии и побежала к воде, казавшейся издали серой и мрачной из-за низко нависшего серого мрачного неба.

Вблизи море выглядело не серым, а скорее, серебристым; волны одна за другой белой кружевной каймой накатывали на берег, растекались по песку — это напоминало выдох, — после чего вода словно вдыхалась назад. «Вдох» фиксировался темной полоской у подножия ждущей своей очереди волны — «выдох» щедро увлажнял тянущиеся к нему навстречу руки Амалии.

Продолжая любоваться на то, как «дышит» море, она отступила на несколько шагов и, как обычно, присела на огромную выбеленную солнцем корягу. Амалия всегда приходила сюда ранним утром — и когда ей было очень хорошо, и когда, наоборот, скверно на душе.

Сегодня Амалии было плохо. И даже не просто плохо, а особенно плохо — потому что, наверное, впервые за много-много лет она не могла ни с кем поделиться.

Отец понял бы что угодно, только не это. Он, конечно, помрачнеет, возможно, пожмет плечами, скажет что-нибудь несущественное и потом будет долго прятать глаза, боясь встретиться с дочерью взглядом. Или, напротив, строго заметит, что она сама виновата, что надо было не торопиться, а как следует подумать и сделать выбор — раз и навсегда… Легко сказать…

Подняв с земли черный гладкий камешек, Амалия размахнулась и бросила его в море — порыв ветра подхватил ее распущенные волосы.

Амалия была настолько потрясена ночным происшествием, что перед ним невольно померк вчерашний разговор с Карлосом. Неужели меньше чем за сутки можно столько всего натворить! Даже не за сутки — всего за несколько часов она предала Михаэля дважды. Если, вступая в телепатический контакт с Карлосом, Амалия, по крайней мере, пыталась помочь, то ночью… «Точно наваждение! И именно сейчас… Господи, я же не хотела… Или хотела… Ведь, если не хочешь…»

«Можешь просто не брать…»

На несколько секунд сердце будто остановилось. Карлос! Это его слова… Стоп, о чем они в тот момент говорили? Ах, да — подарок: Карлос решил сделать подарок… «Можешь просто не брать…»

С моря потянуло холодом. Мгновенно отреагировав, очередная волна с шипением вобрала в себя только что растекшуюся воду, поднялась чуть ли не вдвое выше предыдущей и с удвоенной же силой ударилась о землю. Полетели брызги…

Неужели Карлос? Очень возможно, ведь он знает об Амалии все… Вот только зачем? Подарок, подарок… Уж не пытался ли Карлос таким образом отвлечь ее от Михаэля? Но почему же именно «подарок»? О чем шел разговор до «подарка» — об Анне, что у нее больше нет слез!

Теперь ясно: подарок здесь ни при чем — просто Карлос хотел вывести ее из игры… Опять «игра»! Да как он смеет играть чужими жизнями, решать за других…

«Мне скучно… Ну, уж зато и развлекаться я буду так, как мне захочется…»

Амалия пришла в ярость. Недолго думая, она представила себе улыбающегося брюнета. После недавнего разговора с Карлосом его изображение с медальона почти сразу стало живым, и Амалия уже приготовилась услышать знакомый «голос»… Сейчас, сейчас… Сердце стучало, как сумасшедшее… Ну…

Ответа не последовало.

Пораженная Амалия попробовала еще. Она сама себе удивлялась: за несколько минут ожидания от страха она успела не один раз передумать, но неудача ее будто подхлестнула, и Амалия продолжала снова и снова стучаться в «дверь», которую ей почему-то не открывали…