Странная была ночь. И странная, и страшная: в палатке умирал человек, а снаружи у костров сидели его товарищи и зачем-то притворялись, будто бы ничего не происходит. Впрочем, лишь на взгляд постороннего: Ральф ведь привык работать один — десантники же, напротив, столько времени находились вместе, что фактически превратились в одну большую семью, поэтому потеря любого из ее членов, конечно, превращалась в трагедию. Возможно, если бы Ян еще погиб во время боя, это не выглядело бы так страшно, но сейчас, когда, казалось, все уже было позади…
— Давно он в отряде? — нарушив негласное табу, спросил Ральф у сидевшего ближе всех от него Уве — вполголоса и по-немецки. Тот от неожиданности вздрогнул.
Вообще-то, Ральф был совершенно уверен, что бывший приятель оказался рядом с ним не случайно: как только обнаружилось исчезновение отца, Алекс, конечно, сразу же приставил наблюдателя. Ну, а Уве по всем статьям подходил для этой цели больше других.
— Пятнадцать лет, — высокий голос, почти не изменившийся с отроческих лет, поразительно не соответствовал могучей комплекции обладателя.
— А ты?
— Мы с Яном пришли в один день.
— Вы дружили?
— Не особенно. — Уве смотрел себе под ноги.
«Не хочет разговаривать? Или боится себя выдать?» — заглядывать в его сознание Ральф не собирался: какая польза, если он узнает то, что можно выяснить и без подсматривания в «замочную скважину»? Гораздо важнее в данном случае было знать, что на уме у командира, однако копаться в мыслях Алекса разведчик так же не торопился. Впрочем, как и у кого бы то ни было другого: там всегда столько грязи, столько всего лишнего, чего обыкновенно стыдится и сам человек. Про себя Ральф называл подобные мысли «пассивными» — они появляются неизвестно откуда и, ужаснув своей крайней безнравственностью, неизвестно куда исчезают. А Майер… Нет уж, увольте.
Но отец… Если он так и не вернется, ситуация окажется полностью непредсказуемой. Как и где без него искать С'лейна? (С'лейн и Дэвид в сознании разведчика пока еще не слились воедино, и он воспринимал их как двух совершенно разных людей.) Далее, захотят ли десантники подчиняться? В этом Ральф вовсе не был уверен. Больше того: не исключено, что, вообще, придется бежать. Да и не одному, а конечно, прихватив с собой Риу.
Разведчик посмотрел на лежащего справа от него молодого человека — как всегда, не видно и не слышно, завернулся в спальный мешок и спит. Или делает вид — какая разница? Ральф опасался, что кому-нибудь придет в голову связать исчезновение отца с тем словом, которое тогда произнес мальчик, но вроде обошлось. Правда, сам он потихоньку все же поинтересовался, что оно означает.
— Колдун, насылающий злых духов, — последовал ответ.
«М-да. И еще говорят, будто метсов воспитывают в христианском духе и ими руководят Аббатства… Хотя, Бог им судья… В конце концов, мальчишка мог интересоваться всей этой белибердой из вредности…» И Ральф в очередной раз поразился тому, как изменился Риу за их недолгое знакомство: сегодня, например, он сразу же смог взять себя в руки…
Разведчик мысленно вернулся к главному. «Ну, хорошо, предположим, каратели будут действовать в соответствии с уставом, и его, Михаэля Хюттнера, драгоценной жизни ничто не угрожает. Что тогда? Хватит ли сил, чтобы справиться с Дэвидом? И потом еще эти три зародыша…»
Полог палатки пошевелился — сидящие у костров замерли. Общее напряжение передалось Ральфу: он словно почувствовал себя частью гигантской сжавшейся пружины… Впрочем, разве не была сейчас его собственная жизнь напрямую связана с жизнью и здоровьем Яна? Ведь пока не разрешится с ним — все останется по-прежнему. Как долго это еще будет продолжаться? Час? Два? До утра? Несколько минут…
Ложная тревога — всего лишь ветер. «Пружина» начала медленно распрямляться. Замершие было десантники снова зашевелились, кто-то шумно, с явным облегчением, выдохнул. Неосторожно встретившись глазами с глазами Ральфа, Алекс поспешил отвернуться.
«Значит, определенно что-то задумал…»
Задумать-то задумал, но так же, как и Ральф, пока выжидал, пользуясь неопределенностью ситуации, которая являлась, по существу, лишь отсрочкой. Куда торопиться? Для начала, например, совсем не лишнее — убедиться, что Ральф действительно остался один (Риу, конечно, не в счет). А вдруг да вернется Карлос? Или, как в прошлый раз, появится Дэвид и встанет на сторону разведчика?
Потом мысли вновь переключились на отца. Да, они почти сутки не разговаривали, да, Ральф понимал, что мозг Карлоса подвергся ни с чем не сравнимому испытанию, поэтому его поступки не всегда могут подчиняться логике, — но даже несмотря на это с трудом верилось, будто отец мог вот так, не сказав ни слова, уйти, оставить его в столь отчаянном положении. И главное — «Господь Великий!» — Ральф и сам не понимал, что происходит: с исчезновением Карлоса из его жизни словно ушло нечто чрезвычайно важное… нет — близкое, родное…
— М'ихель, берегись командира…
Со стороны могло показаться, что Ральф решил подкинуть в костер хворосту — на самом деле разведчик от неожиданности переломил сухую ветку, которую крутил в руках. Переломил и бросил в огонь.
Значит, если Уве и не полностью на его стороне, то по крайней мере не настолько слепо подчиняется Алексу, чтобы забыть детскую дружбу. И ведь до чего ловко выбрал момент, чтобы предупредить: сосед слева как раз принялся рыться у себя в сумке… Разведчику же теперь предстояло всерьез поинтересоваться содержимым командирских мозгов.
После короткой внутренней борьбы (кроме брезгливости, приходилось еще и отбиваться от собственной совести, никогда не забывавшей напоминать, что хозяин собирается совершить безнравственный поступок) Ральф послал мысленный зонд.
«Ишь ты…» — Помимо естественного, дорогу разведчику преградил еще один — дополнительный — ментальный барьер.
А вот это уже напрасно: препятствия такого рода как раз и вызывали любопытство. Ральф начал осторожно изучать его природу. В каком-то смысле эти вибрации напоминали те, что окружали его собственное сознание, правда производили чересчур много «шума», да и сил на их генерацию затрачивалось на несколько порядков больше, чем требовалось. Такое обычно случалось, когда человек самостоятельно вырабатывал защиту, а рядом не было опытного наставника, готового указать на ошибки. Это могло означать только одно: Алекс не хотел смириться с тем, что его признали непригодным и даже после отчисления из школы разведчиков продолжал заниматься самостоятельно.
«Эдак вы, мистер Майер, пожалуй, вскорости, чего доброго, заработаете себе истощение сил…»
Алекс и впрямь выглядел ужасно: похоже, он вообще с трудом держался в вертикальном положении. Догадаться, ради кого он так изводился, не составляло труда — Ральф отступил. Отступил, во-первых потому что упорство Майера вызывало определенное уважение; во-вторых, разведчик был отчасти перед ним виноват; в-третьих… Последнее Ральф и сам не мог себе до конца объяснить — скорее, он это чувствовал: Алекс пытался от него скрыть что-то необыкновенно важное, видимо, что-то очень личное… Ральф так и не успел ничего до конца осознать: полог быстро отдернулся, и из палатки показалась голова Марты.
— Ян просит вынести его наружу…
Трудно было представить, чтобы всего за сутки мог настолько измениться человек: некогда холеное лицо Яна заросло щетиной, волосы взлохматились, обычно холодные глаза лихорадочно блестели. Десантник пребывал в сознании; он окинул взглядом сгрудившихся вокруг него товарищей и произнес всего одно слово:
— Карлос…
У Ральфа противно заныло под ложечкой: несколько пар глаз теперь смотрели на него.
— Карлос, — без всякого выражения повторил Ян.
— Яник… — сквозь слезы начала было Марта. И смолкла…
Произошло невероятное: умирающий, который минуту назад с трудом говорил, неожиданно сделал резкое движение (какое именно, разведчик не успел уловить, потому что обзор загородила чья-то могучая спина), затем вскочил… В одной руке он держал кинжал, в другой — меч… Выхватил у кого-то из десантников?
Ян был одним из самых рослых в отряде, поэтому Ральф снова смог увидеть его лицо. Хотя… Возможно, таким его делал причудливый отсвет двух костров, но тот, кто стоял сейчас один против группы вооруженных десантников, мало походил на человека — у него было тело человека, но взгляд, поза… стойка. Стойка зверя, готовившегося к прыжку. Он не собирался отступать, он жаждал крови. Много-много крови — это читалось в его глазах, — и он знал, как ее получить. Семеро карателей могли покончить с ним в любую минуту. Однако они все еще видели в нем своего товарища: для них он по-прежнему оставался Яном, а потому, когда он бросится в самую гущу, его будут стараться обезвредить, но не убить. А это означало, что остановить его возможно лишь изнутри — подавив волю…
Ральф не встретил никакого сопротивления: сознание невидимого существа (разведчик не ошибся: Яна там точно уже не было) раскрылось легко. Впрочем, сознание ли? В первую минуту показалось, что вся эта масса эмоций не управляется вообще. Однако напряженно пульсировавшую ненависть словно что-то стягивало, сдерживало, наподобие невидимой пленки. Или кто-то? Не давая до поры до времени прорваться, выжидая, подбирая наиболее подходящий момент. Кто?
Пока разведчик мог только предполагать: если неизвестное существо и было разумным, то его мысли лежали в совершенно другом диапазоне.
«Фитесейро… колдун, насылающий злых духов… — пытаясь обнаружить этот самый диапазон, машинально вспомнил Ральф. — Бред какой-то… Фитесейро… Фитесейро… вроде, что-то испанское? Но откуда здесь, в Канде…»
Внезапно Ральф почувствовал странную слабость, как если бы он очень долго, выбиваясь из сил, бежал: дыхание сбилось, в груди появился отвратительный ком, а ноги сделались вдруг мягкими, ватными… Разведчик еще пытался найти волну, с которой шло управление телом Яна, когда до сознания, наконец, дошло, что он вот-вот потеряет собственное.
«Что со мной…»
Слабость начала перерастать в панику, его охватила противная мелкая дрожь. Ральф по-прежнему видел десантников, видел освещенное светом двух костров лицо Яна. Потом все это стало отдаляться. То ли он засыпал, то ли…
«Нет!» — Он до боли вонзил ногти в ладонь и заставил себя «вцепиться» взглядом в первый попавшийся на глаза предмет. Им оказалась валявшаяся под ногами ветка.
«Нет, нет…»
Неведомая сила, незаметно проникшая в сознание Ральфа, пока он отыскивал нужный диапазон, как будто пыталась оторвать его от земли, а разведчик все цеплялся, цеплялся, цеплялся… Он не понимал ее природы, не мог оценить, насколько она разумна, и знал лишь одно: на него шла атака, и поэтому надо было сопротивляться. Неважно кому, неважно как, но во что бы то ни стало сопротивляться…
Хватка ослабла мгновенно — точно по приказу, резкому и властному. Ральф бессильно опустился на траву. Словно во сне, смотрел он на то, как десантники обезоружили Яна, как повалили на землю и связали… Потом из Тайга вышли двое: женщина с длинными распущенными волосами и… отец. Ральф не сразу узнал его, потому что впервые видел без традиционного одеяния адептов Темного Братства. Сейчас Карлос был одет, как обычный житель Канды: в замшевые брюки, рубашку и отороченную мехом куртку.
Женщина что-то сказала — опять очень резко и властно. Отец перевел ее слова — десантники расступились. Ян извивался и рычал, но кандианка, не обращая на это внимания, достала из сумки небольшой продолговатый сосуд. Сначала отпила сама, потом влила в рот яростно сопротивлявшемуся десантнику, остатки разбрызгала вокруг. Огонь в костре вспыхнул ярким разноцветным пламенем… А потом она запела — очень низко и сильно, и Ян, то ли успокоенный неизвестным напитком, то ли подчиняясь этому пению, постепенно затих…
Ральф очнулся оттого, что его кто-то слегка похлопал по щеке.
— Ну, наконец-то! — в голосе сидевшего рядом Карлоса послышалось явное облегчение. — Ты меня узнаешь?
В новой одежде отец выглядел совсем по-другому, но все же не настолько, чтобы его нельзя было не узнать.
— Да. — Во рту чувствовалась горечь, к которой примешивался вкус незнакомых трав. Ральф попытался подняться.
— Лежи. Ако сказала, ты должен пока лежать.
— Ако? — не понял Ральф.
— Шаманка, — пояснил отец. — Я ходил за ней в ближайший поселок. Еще Ако сказала, что ты молодец: духи б'буши очень сильны, и другой бы на твоем месте уже давно…
«Духи б'буши? Что еще за духи?.. Шаманка… Хотя все верно: если кто-то верит в духов, то должен быть и тот, кто способен их отгонять… В каком-нибудь полуварварском племени, конечно, — но не у метсов же…»
Впрочем, судя по Риу, и среди цивилизованных жителей Канды находились интересующиеся древнейшими религиями — значит, дело здесь вовсе не в недостатке образования, а в особенностях самого человека. Да-а, что ни говори, а у отцов Универсальной Церкви работы хватало…
Снаружи, откуда время от времени раздавались приглушенные голоса десантников, по-видимому, давно рассвело, но в палатке было довольно сумрачно. Кроме Ральфа и Карлоса, здесь находился кто-то третий, но он, похоже, спал, завернувшись с головой в спальный мешок.
Может, все это снится? Впрочем, нет — для сна чересчур уж обыденно. Да и подробностей многовато. И тем не менее, во всем окружающем присутствовала едва ощутимая неестественность.
— Ян сейчас просто спит, — продолжал свой рассказ отец. — Его вылечила Ако…
«Ах, вот в чем дело: должно быть, шаманка чем-то напоила и меня. Отсюда и этот странный привкус во рту…»
— …как она говорит, нашла и попросила вернуться его Духа-Покровителя… — Глаза Карлоса подозрительно заблестели, а смешливая верхняя губа нетерпеливо дрогнула.
Ральф медленно проглотил слюну. Нет, определенно, в таком виде — без плаща адепта Нечистого — отец ему нравился.
— Так все-таки, что за духи?
— Ако считает, будто Ян убил колдуна б'буши. И что тот перед смертью якобы наслал на него злого духа, который выгнал из тела собственного духа Яна.
— Фитесейро… — машинально повторил Ральф.
— Вот именно.
— И ты в это веришь?
— И да и нет. Понимаешь, — заметно тише продолжал Карлос, — я очень часто сталкивался с тем, что одно и то же называют по-разному. Скажи я, к примеру, вместо «дух» слово «инфекция», и у тебя бы не было вопросов. Для тебя реальна инфекция, для Ако — дух; для тебя она — нечто неразумное, паразитирующее на теле других, для нее — наделенное разумом и злой волей. Ты считаешь, инфекция слепа и выбирает случайную жертву, — Ако же уверена, что наславший злого «духа» шаман преследует совершенно определенные цели. На мой взгляд, в последнем гораздо больше логики.
— Так, значит, ты…
— Нет, Михаэль, нет. Это ровным счетом ничего не значит: просто мне было очень жаль парня, и я ухватился, что называется, за соломинку. Твой Риу подал мне мысль, и я решил: почему бы не попробовать?
— Да, но почему ты никому не сказал?
— Потому что не хотел, чтобы надо мной смеялись. Еще потому, что надеялся вернуться быстрее. А ты подумал, я тебя бросил?
Ральф не успел отвести глаза, как это обычно делал после истории с казнью вожака б'буши. Наверное, взгляд Карлоса никогда и не становился по-настоящему серьезным, но сейчас в его вечно смеющихся глазах Ральф разглядел нечто такое, что сразу напомнило ночь, когда отец, спасая его, сжег свой мозг.
«Карлос умер счастливым. Когда он похоронил своего старшего — был у него уже один сын, за сто лет до тебя, — то поклялся, что теперь остережется иметь еще детей. Но ты все-таки родился, и он… молился о том, чтобы умереть до тебя…» — хладнокровно выдала тренированная память слова Дэвида, которые тот сказал сутки спустя «гибели» отца. Сказал с откровенной издевкой и с явным удовлетворением: он был так уверен, что Карлос уже никогда не способен воскреснуть…
— О чем задумался?
— Да вот пытаюсь понять, каким образом Дэвид восстановил твой мозг.
В ответ Карлос только присвистнул.
— Дорогой мой мальчик, не хочу тебя огорчать, но боюсь, Дэвид знает и умеет еще слишком много такого, чего нам с тобой не дано понять никогда.
— И тем не менее, ты надеешься с ним справиться.
— А разве у меня есть выбор? — усмехнулся Карлос. — Я тебе уже говорил: Дэвид жаден. Стоит ему узнать, что где-то появился человек, обладающий необычными способностями, — и этот обладатель обречен… Кстати, считай: самая большая твоя удача — что он не добрался до тебя. Меня же Дэвид вычислил, когда мне только исполнилось шестнадцать. До сих пор не понимаю, как мне тогда удалось удрать. Несколько лет я старался не высовываться — все надеялся, он про меня забудет, — снова, уже с грустью, усмехнулся отец. — Куда там… — махнул он рукой. — Пришлось разыграть собственную смерть.
— И Дэвид поверил?
— А то! Я сделал все очень аккуратно — натурально… Пове-е-рил. Правда, спустя несколько лет вычислил меня снова и… снова потерял. — Карлос засмеялся. — Так вот с тех пор мы и играли в прятки. То есть прятался, конечно, я. Временами мне это надоедало, и я, когда почувствовал себя достаточно уверенно, пытался показывать зубы — пару раз мне даже удалось доставить ему некоторые неприятности. Ну, а чем все закончилось, ты…
Он не договорил: Ян, который до этого момента лежал абсолютно неподвижно, вдруг зашевелился.
Да, Ральф прекрасно знал, чем закончилась эта, более чем двухсотлетняя, история: несколько могущественных адептов Темного Братства взломали ментальную защиту отца и внедрили в его сознание фальшивку — искусственно созданное воспоминание, которого не существовало на самом деле, но которое со временем извратило его память, а вместе с ней и отношение к окружающему.
— Значит, Дэвид тебе просто отомстил? — спросил Ральф, когда так и не проснувшийся десантник перевернулся на другой бок и снова затих.
— И надо сказать, довольно изощренно: он заставил меня делать то, что я ненавижу. — Карлос опустил голову.
«Заставил служить себе… — мысленно продолжил Ральф. — Однако подчинить полностью так и не смог… или не успел? — думал он, наблюдая за тем, как рука его собеседника потянулась к заветному флакону с розовым маслом. — Кстати…»
До сих пор Ральф считал эту страсть отца обыкновенной слабостью, но сейчас разведчику неожиданно пришло в голову, что не все так просто. Запахи ведь часто связаны с совершенно определенными воспоминаниями: иногда они способны оживить в памяти целый пласт уже, казалось бы, давно и безнадежно забытого. Тэн говорил, С'каро становился раздражительным, когда у него заканчивался очередной запас розового масла. А что, если этот аромат помогал ему хоть в какой-то степени оставаться собой, поддерживал то немногое, что так и не удалось уничтожить слугам Нечистого. А вдруг… Нет, это уже было бы слишком. Слишком хорошо… Зато в случае разочарования…
— Хочешь меня о чем-то спросить? — перебил его мысли Карлос.
— Да…
— Ну?
«Отец Небесный…» — Ральф себя не узнавал: во второй раз он испытывал это ни с чем не сравнимое, неодолимое, ноющее любопытство — заглянуть в чужие мысли. И во второй раз это касалось отца.
— Я хочу попасть в твое сознание, — без всякого вступления брякнул разведчик и весь внутренне сжался.
— Хорошо, — пожал плечами отец.
Тогда, две недели назад, он сам показывал сыну «дорогу», но сегодня все было иначе: Ральф мог изучать что угодно и как угодно. Впрочем, его интересовало только одно. И когда, немного поблуждав, разведчик получил подтверждение собственному полубредовому, как он считал, предположению, то сразу же прекратил длившееся не более десяти минут исследование.
— Есть еще вопросы? — с обычной своей усмешкой поинтересовался Карлос. Однако он явно нервничал и не мог до конца это скрыть.
— Есть. — Ральф в свою очередь пытался скрыть охватившую его радость. Нет, скорее, восторг: вживленный темными братьями фальшивый фрагмент памяти сгорел тогда — в камере С'бэрда, — и сознание отца, избавленное от этой заразы, уже начало понемногу восстанавливаться! Хотя подобный процесс мог длиться годы и годы.
— Именно? — Пальцы Карлоса играли висевшим на шнурке флаконом.
— Каким образом ты собираешься уничтожить Дэвида?
На самом деле Ральф знал ответ, но это был как раз один из очень неприятных и скользких моментов.
Отец ответил не сразу, и пока он подбирал подходящие слова, сыну опять показалось, что его видят насквозь.
— Если ты был внимателен, ты уже должен это знать, — наконец, зазвучал низкий, с характерным мягким акцентом, бархатный голос. — Догадываюсь: ты не согласен. Но, Михаэль, подумай сам. Тех троих, что находятся отсюда далеко, мы можем обезвредить хоть сейчас, только давай пока не будем этого делать — слишком много шума. Сначала надо покончить со С'лейном. И вот здесь… Поверь, мне самому неприятно, но единственный наш шанс: его выследить, заманить в ловушку — благо «приманка» у нас есть! — и убить. Очень быстро, Михаэль, пока он ничего не понял. Хоть ножом в спину. Что морщишься? Знаешь, давай в благородство мы с тобой поиграем как-нибудь потом, в другой раз — когда это будет касаться исключительно нас, а не всей цивилизации, ладно?
Ральф задумался. С одной стороны, отец был прав: в открытую с Нечистым не справиться, и если существует хотя бы один способ от него избавиться, то грех им не воспользоваться. Нечистый попадет в собственную же ловушку: это ведь он, Дэвид, собирался в качестве приманки употребить остатки сознания «покойного С'каро». К тому же, по сравнению с теми «прозрачными» намеками: «Поскольку настоящего С'лейна уже давно нет, боль и страх за него будет чувствовать Дэвид…», — нынешние слова Карлоса свидетельствовали о нем, как о вполне здоровом, трезвомыслящем человеке. Хотя, что и говорить, до благородства здесь было…
— Ответственность, Михаэль, ответственность…
— Согласен, но я как вспомню, что Дэвид чуть ли не на себе тащил меня из подземелья…
— Это потому, что ты был ему нужен! Хайлендер да плюс к этому способность к тысячемильным телепатическим контактам! Сколько тебе говорить: Дэвид такими не разбрасывается! — с неожиданной горячностью возразил Карлос. Похоже, он собирался сказать что-то еще, но передумал. — Кстати, — добавил он уже с совершенно с другой интонацией, — ты, надеюсь, не забыл поинтересоваться координатами тех троих?
— Не забыл.
— Вот это дело, — кивнул отец. — Мало ли что может случиться… Ну так как?
«Как… в качестве запасного варианта, на самый крайний случай, еще куда ни шло, но… — Внезапно Ральф вспомнил, что два дня назад Дэвид едва не подчинил его себе. Никакого благородства в том, как Нечистый собирался это сделать, не было ни на грош, и если бы не Лес… — Кстати, а не попросить ли помощи у Леса? Хотя, нет: это, пожалуй, еще отвратительнее, чем удар в спину, да и вмешивать Лес в сугубо человеческие дела… Нет, слишком опасно…»
Кто знает, а вдруг разумным деревьям такое понравится и в дальнейшем захочется большего? Не хватало, чтобы еще и растения решили приложиться к развитию цивилизации…
— Ты прав, — сдался Ральф. — А…
У самой палатки вдруг послышался шорох, и, откинув полог, вовнутрь заглянула Марта.
— Извините, я только хотела посмотреть, как там Ян…
Ральф не поверил своим глазам: буквально за пару секунд отец помолодел лет на двадцать, а его улыбка…
— По-моему, он все еще спит. — Рука оставила в покое флакон и плавно двинулась навстречу вошедшей женщине.
— Благодарю, — мгновенно порозовевшая Марта оперлась на протянутую ладонь. — Вы правы: действительно спит. — Ресницы смущенно опустились вниз.
— Я же говорил…
До того, как Марта ушла, было сказано еще несколько ничего не значащих фраз, но Ральфу почудилось, будто взгляд отца, его жесты, голос всякий раз говорили больше: о том, что женщина, которую он видит, прекрасна и что он восхищается ею. И Марта так же чувствовала и понимала это; больше того — принимала как должное, и здесь, в палатке, посреди дикого леса, ей не казалось это ни странным, ни противоестественным…
А еще разведчик вдруг вспомнил, как Амалия рассказывала ему о своем разговоре с Карлосом. Почему-то думать сейчас об этом было неприятно. Какое-то легкое раздражение — неужели он ревнует? Да нет, не может быть…
— Ну, ладно, предположим, уберем мы Дэвида — что делать с остальными? Против всего Темного Братства у нас…
— А зачем? — Отец медленно оторвал взгляд от еще колыхавшегося полога. — Разве ты не знаешь, что в Канде идет настоящая война: люди сами борются с Темным Братством, и не безуспешно: уничтожение Кругов — вопрос времени. Но вот Дэвид им не по зубам, а поэтому Нечистый — на нашей с тобой совести, и сделать это должны мы с тобой вдвоем. Так что поторопился ты, Михаэль, вызывая десант… Ладно-ладно, — заметив, как изменилось лицо сына, добавил он. — Скорее всего, на твоем месте я поступил бы так же… А ты мне лучше вот что скажи: у тебя с ней серьезно? — Карлос кивнул в сторону полога.
— Да нет, — пожал плечами Ральф. — Мы просто друзья.
— А та?
— Которая?
— Не притворяйся: ты знаешь, о ком идет речь.
Мысль о том, что Амалия, хоть и недолго, была в телепатическом контакте с отцом, снова больно резанула где-то внутри: для Карлоса с его-то опытом ничего не стоило за несколько секунд просмотреть все ее сознание!
— Отец, — Ральф старался говорить спокойно, — когда ты уезжал с Острова, мне и впрямь было всего восемь лет, но теперь, если ты заметил, я немного подрос.
— Ты не понимаешь.
— Не понимаю чего?
— Посмотри, что творится с Алексом.
— Если он сопьется, то исключительно по собственной глупости!
— Михаэль, он эту женщину любит.
— Любит?! Да плевал он на нее: шесть лет бабе голову морочит!
— А чем лучше ты? Если, говоришь, у тебя с ней несерьезно?
— Она об этом знает.
— Знает?! Дорогой мой, запомни раз и навсегда: любая баба всегда хочет знать только одно — что ее любят.
— Тем более! Что, мне ее теперь от себя гнать? — почти со злостью спросил Ральф.
Хотя, почему же почти — он на самом деле злился. На отца — за то, что тот, как всегда, был прав; на себя — за то, что опять ведет себя рядом с ним, как подросток. Сейчас, например, Ральф и хотел и не знал, как сгладить возникшую по его же вине неловкость. Да и что в этом удивительного? Разве он знал отца? Он знал Карлоса — знаменитого санрайзовского разведчика, читал и слышал массу историй о нем, былей и небылиц. Но что он действительно знал о настоящем Карлосе? Что тот всегда любил и был любим женщинами? Воспоминания о них — единственное, чего не коснулась зараза. Откуда, например, у отца на щеке этот шрам? Или эти рябинки на коже… Длинные изящные пальцы теребили продолговатый флакон с розовым маслом…
— Отец…
— Да?
— Каким образом ты заставил Дэвида поверить в твою смерть?
— Заразился оспой…
* * *
Решетка на окне была не только необыкновенно прочной — ее прутья располагались всего в дюйме друг от друга. А если еще вспомнить, что сама комната находилась на высоте не меньше пятидесяти ярдов, и вершины росших в саду деревьев не дотягивались и до середины башни… Вряд ли кто-то всерьез полагал, что пленница решится на побег. Амалия отошла от окна и присела на кровать. Господи, до чего глупо все получилось… А может, как раз наоборот — ведь ее же предупреждали…
Майкл не зря говорил в ту ночь про ветер: к утру он усилился настолько, что пришлось убрать почти все паруса. Накренившись на левый борт, шхуна неслась с какой-то бешеной скоростью; еще стремительнее мчались по небу рваные серо-черные облака, и Амалия, глядя на это зримое проявление гнева Господня, начинала невольно про себя молиться за всех, кто находился сейчас на корабле, — особенно за человека, уже сутки не выпускающего штурвал. Капитан Патрик не доверял управление никому и оставался в рубке до тех пор, пока шхуна — на три дня раньше намеченного срока — не причалила в порту Чизпека.
— Не передумала? — под глазами у капитана залегли черные тени.
Амалия покачала головой.
Еще раз Патрик задал тот же вопрос, когда, вроде бы, все проблемы были позади: купец, к которому собиралась обратиться за помощью Амалия, оказался необыкновенно милым, гостеприимным человеком. Он сразу вспомнил Рэнди Андерсена и его дочь, обещал подобрать надежных людей, помочь со сборами в дорогу…
— Не нравится мне он.
— Почему?
— Не знаю.
— Вот видишь. Ты просто устал.
Странное дело: после той ночи Амалия и Патрик почти не разговаривали, однако ощущение, что они знакомы уже очень давно, только усилилось.
— Майкл, ты напрасно боишься. Эдор — так звали купца — совсем не глуп: он прекрасно понимает, что отец имеет влияние, и не захочет усложнять себе жизнь.
— Предположим. Но ты хоть представляешь, что это за страна?
— Да.
Патрик лишь криво улыбнулся. Впрочем, Амалия и сама понимала, насколько наивным был ее ответ. При мыслях о незнакомом континенте с его неведомыми опасностями временами замирало сердце. С другой стороны, не поворачивать же назад?
— Послушай, а разве не ты говорил, что меня понимаешь, что я сбежала из дома в поисках настоящей жизни?
— Но не такой же! Если уж на то пошло, я бы предпочел сдать тебя с рук на руки этому твоему… — Патрик запнулся.
— Ах вот оно что! Ты бы сдал меня! Как будто бы я какой-то груз! Или ребенок! А, ну конечно, я ведь женщина…
— Да уж — не мужчина, — весомо подтвердил Патрик.
«Черт бы тебя побрал…»
— Майкл… — Амалия приготовилась долго и терпеливо объяснять. — Не сомневайся, у меня все продумано, у меня есть четкий план…
На самом деле план был довольно приблизительный: связаться по радио с Майером — его отряд, конечно, идет по следу Михаэля, — ну, а потом уже действовать по обстоятельствам. В самом крайнем случае — связаться с Михаэлем.
— …поэтому никакой опасности…
Патрик слушал, но, похоже, не слышал.
«Да он же меня ни за что не отпустит…» — внезапно с отчаянием осознала Амалия и, понимая бессмысленность любых аргументов, начала инстинктивно внушать Патрику мысль о своей полной безопасности, а также о том, что ему необходимо срочно возвращаться на шхуну.
Никогда прежде Амалия не занималась ничем подобным, и тем не менее Майкл вскоре заторопился:
— Я не могу оставаться здесь дольше: к вечеру, наверняка, начнется шторм, и я должен быть в море — если не хочу потерять корабль. Так что давай прощаться.
Амалия не верила своим ушам. Она с готовностью протянула руку.
— Подожди. Вот, — Патрик отстегнул от пояса кошелек.
— Что это?
— Твои деньги. Забери.
— Но почему?
— А ты не понимаешь!
— Майкл… — укоризненно покачала головой Амалия.
— Возьми их, прошу… Или тебе нравится только меня унижать?
— Прости. — Амалия забрала кошелек. — И спасибо тебе.
Майкл схватил ее руку, неумело прижал к губам…
«Наверняка, впервые в жизни…»
…Господи, о чем она думает! В такую-то минуту…
Дальше события разворачивались стремительно: уснув в премилой комнате с окнами в сад, «дорогая гостья» проснулась в не менее уютной обстановке, однако теперь сад можно было обозревать лишь через решетку и с приличной высоты.
— Вы ни в чем не будете иметь недостатка, — учтиво кланяясь, заверил «гостеприимный» хозяин…
Купец действительно оказался весьма благоразумным человеком. Даже, пожалуй, чересчур благоразумным: он решил, что гораздо безопаснее и выгоднее (за хорошее вознаграждение к тому же) вернуть дочь отцу, чем, навлекая на себя гнев «достойного европейского друга», выполнять прихоти сумасбродной женщины. Как всегда… Однажды ей попался сборник афоризмов так называемых Великих — мудрецов прошлого. Имена их поистине впечатляли. И все же еще больше потрясало содержание самих высказываний. Отец Небесный! То ли большинство ученых мужей находилось во власти предрассудков, то ли им отчаянно не везло, и женщины, попадавшиеся на их пути… Впрочем, Господь им всем судья… Амалия вернулась в настоящее.
Итак, она фактически оказалась в плену: в башне с решетками на окнах и без передатчика. Что же касалось человека, ее пленившего, то кроме благоразумия и расчетливости, он обладал еще двумя редкими качествами: купец не поддавался внушению, а его мысли были точно закрыты непроницаемым барьером. В общем, шансов вырваться почти не оставалось: за исключением одного — самого нежелательного, но тот приберегался на крайний случай, если ничего другого уже не останется.
Деревья в саду шумели так уютно, так ласково: стоило закрыть глаза, и можно было представить себя дома, где в стекло упирались ветки каштанов… Амалия инстинктивно протянула руку — пальцы коснулись витого прута решетки. Тюрьма! Хотя разве не была тюрьмой спальня с видом на каштановую аллею? Дом — сначала отца, потом мужа, и наконец, снова отца? «Золотая клетка» — по точному определению предков. Ни за что… Только вот помощи ей можно ожидать лишь от Михаэля, телепатический контакт с которым… смертельно опасен для него. Что же делать?.. Правда, если передать всю информацию сразу — одним блоком — ее просто не успеют засечь…
Амалия еще раз проанализировала создавшееся положение. Нет, выбора никакого не было. Тогда она сосредоточилась, пытаясь представить забытое лицо… Никак. Точно в насмешку, в памяти то и дело возникали другие лица: Кэтлин, отец, Майкл, даже Карлос — лишь образ Михаэля по-прежнему словно рассыпался, как вдруг…