К нам, братья, к нам, народ бездельный! Держали путь мы корабельный В Глупландию вокруг земли, Но вот – застряли на мели!

Над нами, дураками, смейтесь, Но истребить нас не надейтесь: Глупцами переполнен свет, Нет стран, где нас, болванов, нет! Из Дуроштадта в край глупландский Пустился наш народ болванский. В Монтефьяскон [86] мы завернем За добрым тамошним вином, Чтоб веселей нам, дуракам, Плыть к дурогонским берегам. Но неизвестность нас тревожит: Как и когда нам бог поможет Прибыть в лентяйский этот край — Глупцам обетованный рай, Где б мы свое создать могли Отечество от всех вдали! Мы кружим по морю, блуждаем, Куда нам курс держать, гадаем, Покоя нет, гнетет тревога, А ведь ума у нас немного! Мы приняли к себе на борт Большую свиту и эскорт, Что, соблазнясь дурацким благом, Пустились плыть под нашим флагом. Так, дни за днями, безрассудно Морской стихии вверив судно, Однако жизнью дорожа, Плывем, от ужаса дрожа, И богу молимся, чтоб спас, Поскольку карты, и компас, И лага счет, и склянок бой Нам не понять, само собой, Как в небе звезд расположенья. Плывем вслепую – ждем крушенья: Грозят нам скалы с двух сторон Погибелью без похорон. Мы много сказочных созданий Встречали на путях скитаний: [87] Шли мимо острова сирен, Что завлекают пеньем в плен, И на циклопа нарвались, Которому хитрец Улисс — (Такое Одиссею в Риме Дано было второе имя) — Глаз выколол. Но этот глаз Вновь оживает каждый раз, Чуть Полифем почует нюхом, Что понесло дурацким духом. А если разъярен циклоп, Глаз вырастает во весь лоб. Рот Полифема – до ушей: Людей хватая, как мышей, Он дурака за дураком Заглатывает целиком. А кто спасется чудом, тот В плен к листригонам попадет — И, дураками пообедав, Оближется царь людоедов: Болванье мясо – их питанье, Вином им служит кровь болванья. Вот в их утробах наш народ Пристанище и обретет! Все это некогда Гомер Придумал нам, глупцам, в пример: Не лезь, мол, в море, дуралей! Но был Гомером Одиссей Воспет как образец героя За то, что при осаде Трои Столь хитроумный дал совет. А после, в море десять лет Скитаясь, он из многих бед, Умом своим руководим, Жив выходил и невредим, Но от опасностей себя ведь Не мог он навсегда избавить. Раз, в ураган попав свирепый, Корабль его разбился в щепы, И уцелел лишь Одиссей В жестокой передряге сей: До берега доплыл он голый, Поведав случай невеселый. Когда же наконец в свой дом Как нищий он пришел потом, То ум не мог помочь ему: Никем он в собственном дому Не узнан был, кроме собаки, И пострадал от сына в драке. Но речь о нас: мы счастья ищем, В глубокий ил зарывшись днищем; Мы слышим бури приближенье, Мы, в луже сидя, ждем крушенья: В лохмотья парус превращен, Сломалась мачта… Крик и стон… Нам нет надежды уцелеть! Как эти волны одолеть? То вверх тебя швырнет под тучи, То в бездну бросит вал могучий. Но крепко сели мы на мель — И нам не сдвинуться отсель! Мы Одиссею и в подметки Не станем по уму и сметке: Презрев опасности и страх, В неведомых плывя морях И к берегам безвестным чаля, Хлебнул он бедствий и печалей, А потерпев крушенье, наг, На сушу выплыл как-никак — И больше приобрел в скитанье, Чем все былое достоянье! А мы ведь горе-мореходы — Мы терпим поделом невзгоды: Иль мы на рифы сядем, или Завязнет киль в глубоком иле, А буря судно, как скорлупку, Мотает, и за шлюпкой шлюпку Срывает с палубы волна. Смывает и людей она. За борт снесен сам капитан! Свирепствующий ураган Корабль разбитый в море гонит — И дураков немало тонет. Глупцов погибших не вернуть. Но целью твоих странствий будь Лишь гавань Мудрости. Бери Кормило в руки и, смотри, Плыви рассчитанным путем — И мудрым мы тебя сочтем. Тот истинно меж нас мудрец, Кто сам своей судьбы творец, Кто цели жизни не изменит, Кто мудрость высшим благом ценит. Умен и тот, кто умным внемлет И наставленья их приемлет. А кто на тех и тех плюет, Тот угодит в дурацкий флот. К нам опоздает – не беда! Другой корабль плывет сюда: Там он, глупцам-собратьям брат, Спеть «Гаудеамус» [88] будет рад Своим козлиным дуротоном. А после в море разъяренном Равно погибнуть суждено нам.