Даже когда дела идут не так, как предполагалось, из этого все же можно извлечь пользу.

У деревушки, именуемой Беломельница, на южной окраине Пушты, на меня напали. Они укрылись за длинной обветшавшей оградой Беломельничной заставы незадолго до поворота к самой деревне. Хорошая позиция для засады: ближайшее жилье за четверть мили, и уже смеркалось.

Их было трое; драгаэряне, женщина и двое мужчин. Цветов Дома они не надели, зато не забыли мечи и кинжалы. И они знали свое дело: чтобы убедить кого-то расстаться с наличными, нужно действовать быстро и с безжалостным напором. Не надо стоять и объяснять клиенту, почему он должен отдать желаемое; следует быстро, не давая ему и секунды на размышления, а уж тем более на ответ, перевести его в состояние, когда он полностью у тебя в руках и надеется лишь выбраться живым. А потому даже радуется, отделавшись всего только утратой кошелька.

Ротса позаботилась о правом, Лойош метнулся в лицо женщине. Я скользнул к тому, что был прямо передо мной, уколом в запястье заставил его выпустить оружие, потом придвинулся вплотную и ударил в нос рукоятью шпаги, шагнул вбок и пнул в колено.

Он рухнул, острие шпаги застыло у его горла.

— Попытка ограбления, попытка нападения, нападение — и бездарнейший выбор жертвы. Сегодня не твой день.

Он уставился на меня, широко распахнув глаза, а я исключительно дружелюбно предложил:

— Отдавай кошелек.

Второй сбежал, преследуемый Ротсой, а женщина принялась, так сказать, «танцевать с Лойошем» — она яростно отмахивалась от него мечом, а джарег нырял, хлопал крыльями прямо у ее лица, и снова удалялся за пределы досягаемости. Так он может играть часами.

Парень на земле отвязал кошелек, хотя пальцы его дрожали. Не убирая шпаги, я наклонился и подобрал добычу, мысленно обратившись к своему дружку:

«Передай Ротсе, пусть отпустит того и возвращается.»

«Уже летит, босс.»

Она вернулась, приземлилась на траву у головы клиента и зашипела.

— Она не укусит, если не будешь двигаться, — сказал я, и он замер.

Я повернулся к женщине, которая все так же «танцевала», но уже на грани отчаяния, и велел:

— Брось.

Она покосилась на Лойоша, на меня, и на своего приятеля на земле.

— А что…

— Он не причинит тебе вреда, если бросишь оружие. И я не причиню.

Меч ее упал на землю, а Лойош вернулся ко мне на плечо.

— Кошелек, — потребовал я.

У нее пальцы не так дрожали. Она протянула мне кошелек.

— Просто брось на землю, — кивнул я.

Она оказалась весьма понятливой.

— А теперь убирайся. Еще раз увижу — убью. Попробуешь проследить за мной — замечу.

Голос ее был почти спокойным.

— Как тебе удалось…

— А ты подумай.

«Неплохая выручка, босс.»

«Повезло, что ты их засек.»

«Угу. Повезло. Эх…»

— Я могу остаться помочь моему приятелю?

— Нет, — сказал я. — Он скоро встанет. Оружие можешь подобрать, когда я уйду. Я не причиню ему вреда.

Тут впервые заговорил он сам, разразившись длинной и прочувствованной чредой проклятий, закончив:

— А это как назвать?

— А это — сломанный нос, — я дружелюбно улыбнулся, но он, вероятно, не оценил.

— !..

Я кивнул.

— Даже когда дела идут не так, как предполагалось, из этого все же можно извлечь пользу.

А затем зашагал к деревне, где имелся постоялый двор. Уродливое кособокое строение в два этажа, словно сложенное из случайно подобранных частей. Большой главный зал, в котором имелось много текл, пропахших сеном и навозом; вокруг также витали ароматы свежего хлеба, жареной кетны, табачного дыма, грез-травы — и пара едких струек опия, свидетельствующих, что помимо текл тут есть и кто-то благородного сословия. А потом я заметил в зале нескольких торговцев. Странно, даже в сельских гостиницах подобное смешение великая редкость. Питейная стойка занимала в длину с пол-зала, на полках за ней стояли деревянные и глиняные кружки. А на одном из концов стойки лежал нож; наверняка хозяин просто нарезал им фрукты, чтобы положить ломтик в бокал для коктейля — но вещи такого рода мы, убийцы, не упускаем.

Кое-кто косо взглянул на меня, потому как я был человеком и на плечах у меня сидели два джарега — но взгляды не были угрожающими, потому что при бедре у меня висел клинок, а на плечах сидели два джарега. Я взял стакан вина и удалился в тихий уголок. Насчет комнаты поговорю позднее.

Обо мне наверняка болтали. Я не слушал.

«Пахнет настоящей едой, босс.»

«Угу. Скоро.»

«Сколько мы уже не пробовали настоящей еды?»

«Около месяца. Скоро.»

«Сколько мы выручили?»

Прикрывая кошельки собственным телом, я проверил.

«Немного, но все равно — чистая прибыль. Странное местечко.»

«Они говорят друг с другом.»

«Угу.»

Это и в самом деле было интересно — чтобы на постоялом дворе крестьяне и торговцы просто вот так вот болтали друг с другом. Даже на Востоке, где в питейных заведениях такое смешение не великая редкость, представители различных сословий друг с другом не очень-то общаются. А тут — даже между двумя явственными вельможами и окружающими их теклами не чувствовалось ни малейшей напряженности. Очень странно. Что-то тут кроется.

Исключительно из любопытства я выделил пару торговцев — оба носили цвета тсалмотов — и купил им выпивку. Когда я приблизился, на меня подозрительно посмотрели, но для торговцев всякий встречный — возможный клиент, так что они не склонны к беспочвенным оскорблениям.

— Простите за назойливость, — начал я. — Меня зовут Влад.

Они также назвались, но их имен я не запомнил, только что они были очень похожи. Собственно, и видом оба весьма друг на друга походили, возможно, братья.

— Меня распирает любопытство, — честно признался я. — Нечасто в гостинице встретишь такое вот смешение.

— Смешение? — переспросил тот, чье имя заканчивалось на глухую согласную.

— Теклы, торговцы, вельможи — и все в одном зале.

— А. — Он улыбнулся. — Ну да, тут мы ладим получше, чем в других местах.

— Вот это-то мне и странно.

— Все потому, что мы все ненавидим флотских.

— Флотских?

Он кивнул. Мне это ничего не объяснило — от Беломельницы до ближайшего порта не одна сотня миль.

Пришлось задать еще несколько вопросов. В итоге оказалось, что Империя почему-то поставила управлять местными каналами не инженеров, которые обычно этим занимаются, а имперский флот. Случилось это давным-давно, когда Дом Орки был ближе к верхушке Цикла и мог таким образом оказывать более мощное экономическое давление; но даже в дни Междуцарствия положение оставалось прежним.

— А с этих каналов живет весь край, в основном по части орошения.

— А флотские о них не заботятся?

— Заботятся, и даже неплохо. Когда считают нужным.

— Тогда не понимаю.

— Флотские. Они ведь все орки.

— И что?

— Орки, — повторил он, словно это все объясняло.

Я покосился на вельмож — дама, что как раз оживленно о чем-то беседовала с хозяином, носила цвета Дома Тиассы.

— Значит, бароны — тиассы, но должны договариваться с орками.

— А орки хотят выжать из округи каждый грош.

— И значит, их ненавидят сильнее, чем друг друга?

— Но мы вовсе не ненавидим друг друга, — нахмурился он.

— Извините. Просто это немного странно.

— Вы бы поняли, если бы хоть раз пытались организовать орошение из флотского канала или перевозить груз на флотской барже.

— Ясно. Орков я знаю.

Оба улыбнулись и предложили поставить мне выпивку; я согласился.

Если вы вдруг не в курсе, Дом Орки — не просто Дом корабелов и морских воителей — весьма уважаемые занятия, — но главным образом, Дом банкиров и финансистов. Их никто не любит; думаю, даже сами орки терпеть не могут орков.

Мы обменялись историями о знакомых нам ненавистных орках; они задали пару вопросов о моем прошлом и занятиях, но не стали настаивать, когда я сменил тему разговора. Мне поведали кое-какие новости, о которых я, некоторое время оторванный от «цивилизации», не слышал: мятеж нескольких мелких вельмож на северо-западе, отчего поднялся спрос на шерстяную пряжу; недавняя отмена «дымового» налога в Доме Тсалмота, от которого все равно никому ни жарко ни холодно; недавний декрет «и повезло же Чарльсому, фортуна просто стелется под ноги», позволяющий подавать на постоялых дворах напитки собственного производства, и за это больше не штрафуют; и предлагаемые Империей новые условия кредитования под залог земель, которые станут либо разорением для крестьян, если им не помогут землевладельцы, либо ужасом для землевладельцев, если тем не посодействуют крестьяне, либо же ничего по сути не изменят. Взгляд мелкого торговца, который заинтересовал бы меня больше, будь я сам одним из них. А так я просто кивал и улыбался, отдавшись собственным думам.

В зале стоял обычный гомон — слов особо не разберешь, так, интонации и голоса, перемежаемые смешками и покашливанием. С тем же успехом могли говорить и на незнакомом языке. Но когда в непонятной речи вдруг проскакивают понятные имена или названия — «та-та-та Драгаэра та-та-та», — вдруг осознаешь, что язык вполне знакомый.

Именно так и произошло, когда сквозь все эти неразборчивые звуки я четко и ясно разобрал — «Сетра Лавоуд». И сделал стойку.

Повернулся вместе со стулом — не помогло: тот, кто говорил, сидел как раз за спиной у моих соседей-тсалмотов. Тогда я спросил у них:

— Вы знаете, о чем это они?

— Кто?

Я кивнул на тот столик.

— Краем уха услышал и очень удивился. Хотелось бы знать: это правда?

Не поймите меня неправильно — да упасут меня боги от чего-либо подобного, — я ровным счетом ничего не слышал, кроме слов «Сетра Лавоуд».

Они, сидя несколько ближе, несколько секунд слушали, потом кивнули.

— А, это. Да, правда. Мой кузен — почтовый инспектор, он рассказывал об этом, когда возвращался из Адриланки в Воротный Чертог.

— Вот как, — я сделал вид, будто впечатлен.

— Многие об этом говорят. Странно, что вы не слышали.

— А подробности какие-нибудь есть?

— Нет. Взяли под стражу, и все.

Взяли под стражу?

— Извините, я правильно вас понял? Сетру Лавоуд взяли под стражу?

— Нет-нет, — он покачал головой. — Говорят, она согласилась выступать свидетелем.

— В чью пользу?

— В пользу обвиняемой. Алиеры э'Киерон.

— Алиеры э'Киерон.

Он кивнул.

— Взятой под стражу.

Он снова кивнул.

— А за что именно?

Оба заговорили одновременно. Понадобилось время, чтобы выяснить подробности, но очевидно, Алиера пыталась убить императрицу, выпустила на волю демона в сердце Дома Дракона, и пыталась предать Империю на растерзание армаде восточников. В последней части они, мне показалось, не были особенно уверены, но зато точно знали другое:

— Суд назначен на следующий месяц.

— В самом деле, занятно, — решил я. — Скажите, а Река далеко?

В этой части Империи, Река — это Адриланка. Моя родная Река.

— Лиги две. Отсюда проще добраться до нее сушей, нет смысла ждать баржу.

— А где ближайшая пристань?

— Еще в полумиле выше по течению.

— Благодарю, — проговорил я и положил на стол пару державок. — Следующий круг с меня.

Встал, развернулся и ушел, пока мне не стали задавать вопросы, на которые я не хотел отвечать.

Нашел хозяина и договорился о комнате на ночь.

Так-так. Алиера под арестом. Весьма интересно. Она должна была выкинуть нечто особенное, чтобы императрица — с которой они весьма дружны — допустила подобное. Или тут сама императрица и замешана?

Я лежал на жесткой, но чистой гостиничной кровати; внизу бубнили голоса, снаружи свистел ветер, путаясь в ветвях, а я размышлял.

Первое побуждение — вернуться в Адриланку и проверить, могу ли я ей помочь. Я могу попасть туда достаточно быстро. Если не пользоваться телепортацией и не иметь под рукой высокоскоростной курьерской почты, из Адриланки сюда раньше чем за месяц не доберешься — а вот я сам могу оказаться в городе уже через несколько дней. Реки, они такие.

Не требовалось долгих размышлений, чтобы осознать, насколько это глупая мысль. Даже Лойош не чувствовал необходимости напомнить мне об этом. Адриланка, столица и центр Империи, была также центром деятельности одной преступной организации, которая очень хотела заполучить меня в виде трупа. Я уже несколько лет избегал их внимания, и в основном успешно, не считая пары исключений.

Вернуться — это, считай, отдаться им в руки. Даже Алиера от такого моего выбора лишь сморщилась бы. Кроме того, в какие бы неприятности ни попала Алиера, вряд ли я чем-либо смогу ей помочь.

Глупая мысль.

Очень глупая.

Три дня спустя я стоял на четвертом причале Северного рынка Адриланки, весь пропахший рыбой и готовый к неприятностям.