Под «Государством» мы подразумеваем организацию, обладающую исключительным правом осуществлять насилие на данной территории и имеющую власть и полномочия определять, как именно, в какой степени и при каких обстоятельствах таковое право может быть передано, поручено или санкционировано в пользу других организаций либо индивидуумов. Эта власть выражается и истолковывается разничными видами законодательства организации, кодифицированными или некодифицированными.

Из этого определения (ср. Ланья) следует, что признавать само существование Государства — значит признавать и его исключительное право на насилие, и наоборот. Тем самым вопрос законности всякого акта насилия, осуществленного Государством, случайного либо намеренного, прежде всего следует определить согласно:

1. Законности существования Государства.

2. Соблюдения интересов Государства, где имело место насилие.

3. Оправданности конкретных актов насилия в соответствии с указанными интересами.

Так, к примеру, насилие, совершенное мятежным вассалом — по определению незаконно; насилие, совершенное уполномоченными Государства по личным соображениям, считается преступным превышением полномочий; а насилие, совершенное в интересах Государства, но достижению таковых не способствующее, квалифицируется как преступная халатность.

Основываясь на вышеозначенном, ассамблея начинает расследование событий в Тирме.

На бумажке значилось имя «Перисил». Никогда о таком не слышал — но единственные иоричи, о которых я что-то слышал, были теми, кто соглашался включить джарегов в свою клиентуру. А таких весьма немного.

Я показал имя кому следовало и получил указания, которые привели меня в полуподвальный этаж Дома, а оттуда — в боковую галерею, которая походила на позднейшую пристройку к изначальному знанию; она была грубее, с более низким потолком и далеко не идеальным освещением. Здесь, в отличие от прочего Дома, на дверях значились имена. Забавно, если на двери значится твое имя, ты стоишь ниже в иерархии, или как? В любом случае это помогло мне найти правильную дверь.

Я хлопнул в ладоши и подождал. Потом хлопнул еще раз. Ничего не услышал, но дверь чуть-чуть приоткрылась, и из щели выглянула пара странных лиловых глаз; они изучили меня, потом Лойоша и Ротсу, потом опять меня.

— Да? — сказал, вернее, пропищал он. Голос у него был высокий и дребезжащий; и как такой может выступать перед судом? Судья, смеющийся над адвокатом — это как, поможет подсудимому? Впрочем, я не специалист.

— Могу я войти?

Он приоткрыл дверь чуть сильнее. Ростом он оказался лишь чуть выше Алиеры, которая сама лишь чуть выше меня. Плечи у Перисила были широкими, а сложение, как для драгаэрянина, почти коренастое. Одет небрежно, то есть шнуровка на дублете несколько ослаблена, а перчатки заткнуты за пояс не под равными углами. Для иорича — небрежно, ясно?

— Выходец с Востока, — проговорил Перисил. — Если вы пришли по собственному делу, либо в интересах одного из ваших сородичей, я никогда не имел дела с Правилами о расселении, хотя, конечно, и изучал их.

Кабинет за его спиной оказался крошечной квадратной каморкой, которую почти целиком занимал деревянный стол, на вид — старый и изрядно потертый.

Кроме стола, сюда едва поместилась пара стульев, металлических и уродливых. На стенах остались светлые пятна, следы от ранее висевших тут картин или чего-то в этом роде, а над стулом Перисила гордо висел официального вида документ в рамочке.

Я пояснил:

— Вас рекомендовала мне леди Ардвена. Меня зовут Владимир Талтош. Я здесь в интересах Алиеры э'Киерон.

— А. Тогда заходите, — он отступил в сторону, и еще раз посмотрел на Лойоша и Ротсу. — Занятные у вас зверьки.

«Поблагодари его за меня, босс. Обожаю, когда нас, зверьков, хвалят.»

Проигнорировав Лойоша, я шагнул внутрь.

— Новый кабинет?

— Да, мне лишь недавно позволили перебраться в Дом из городской конторы… — Тут он завис над собственным стулом. — А откуда вы знаете?

Я не ответил. Перисил сел, я устроился на одном из стульев. Мало что уродливый, так еще и неудобный.

— Алиера, — сказал я.

— От леди Ардвены в интересах Алиеры э'Киерон, — повторил он. — Интересное сочетание. Впрочем, кажется, я о вас слышал.

Я издал неопределенный звук и позволил ему продолжать. Все адвокаты, каких я прежде встречал, готовы болтать от забора и до обеда. А лучшие готовы даже слушать.

Перисил кивнул каким-то собственным мыслям.

— У вас есть бумаги?

— Никаких, — ответил я.

— Так. Вы записались как друг?

— Да, но подверждения не получил.

— Хммм, — проговорил он. — Она не хочет видеться с друзьями и не желает адвоката.

— Ну, вы же знаете драконлордов.

— Немногих и не слишком близко. Таких клиентов у меня раньше не было.

— Драконлорды считают, что всякую загвоздку можно решить двумя способами; первый — кого-нибудь прикончить.

Он кивнул.

— А второй?

— По большей части, он им не требуется.

Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула.

— Сложный случай. Деньги у вас есть?

— Да.

Перисил назвал цифру, составлявшую заметную часть суммы, которую я обычно запрашивал за убийство кого-либо. Одолжив у него перо, чернила и лист бумаги, я написал расписку в свой банк и передал ему. Иорич внимательно изучил записку, подул на чернила, отложил в сторону и кивнул.

— Где вас можно найти?

— В Черном замке.

— Знаю такое место, — он сплел пальцы и уставился в пространство. — Прав ли я, полагая, что вы не знаете, почему она отказывается от адвоката и от посетителей?

— Могу предположить, зная Алиеру, — пожал плечами я.

— Она в ярости, оскорблена и пыжится от гордости больше, чем ее отец за час до того, как уничтожил мир?

— А, так вы ее знаете?

— Слышал о ней, конечно.

— Драконы, — вздохнул я.

— Точно так.

— Можете объяснить законы, которые тут применяются?

— А объяснять нечего. Древнее волшебство запрещено имперским эдиктом.

— Ага. Но что это значит?

— Что это не кодифицированная традиция. С кодифицированной традицией забавнее.

— Забавнее?

— Для адвокатов. Мы всегда можем измыслить интересные способы альтернативного истолкования традиции, или поднять исторический контекст создания таковой и показать, что он изменился, или поставить под вопрос порядок кодифицирования. Широчайший простор для забав. Но я работаю в основном с эдиктами.

— Ага. А почему?

— Не знаю. Так сложилось, наверное. Но мне подходит. Будь я драконом, я сказал бы, что они бросают более сложный вызов умению адвоката. А в общем, наверное, мне больше нравится не интерпретация законов, а установление фактов и прения сторон. С законами основная масса работы — подробности и правомерность интерпретаций. А эдикты — просто да или нет.

В нашем случае — да, подумал я.

— И раз это эдикт, то что это в точности значит?

— Это значит, что однажды император объявил «да будет так». Вроде статута, только за эдиктом вся сила Империи. Этот конкретный эдикт существует столько же, сколько сама Империя.

— И что это значит для нас, с практической точки зрения?

— Это значит, что закон не подлежит сомнению. Единственные вопросы — совершила ли она то, в чем ее обвиняют, и если да, то сколь суровым будет приговор.

— И никакого простора для интерпретаций?

— Откуда? Ведь императрица может просто связаться с Державой и уточнить формулировку.

— Ну да. И максимальный вариант — смерть?

— Да.

«Согласись, босс — забавно, если на Звезду Алиера попадет раньше тебя.»

«Угу, буду смеяться до колик.»

— А минимальный какой?

— Минимальный? Полагаю, императрица скажет «больше так не делай».

— Ясно. А что, по-вашему, будет?

— Тут не угадаешь. Ведь императрица знает Алиеру, верно?

— Да.

Он покачал головой.

— Если они дружат, императрице куда сложнее проявить снисхождение.

Я кивнул. Политика.

Он проговорил:

— И если она не будет сотрудничать, дело обернется совсем трудно.

— Понимаю. Думаю, я смогу убедить Алиеру сотрудничать, если только сумею с ней увидеться.

Перисил провел ладонью по волосам.

— Возможно, это я и смогу обеспечить.

— Внимательно вас слушаю.

— Погодите пока, мне надо подумать.

По мне, нет проблем. Думать он мог сколько угодно. После недолгого разговора голос иорича уже не казался таким странным.

Вскоре он проговорил:

— Да, может сработать.

— Хм?

— Первый вариант — послание от вашего имени, чтобы ее признали недееспособной, а вы вели бы ее дела.

Я расхохотался.

— Алиера будет просто в восторге!

— Несомненно.

«Согласен, босс. Я сколько лет уже твержу…»

«Заткнись.»

— Они купятся?

— Купятся? — нахмурился он.

— В смысле, сможете ли вы убедить Империю в ее недееспособности?

— Разумеется, нет. Дело совсем в другом. Необходимо заставить ее принять услуги адвоката. Если она не желает спорить с Империей, она по крайней мере может доказать, что не сошла с ума. Или же согласится переговорить с вами, а вы уже убедите ее принять услуги советника.

— А. Да, может сработать. Или же сделает Алиеру еще упрямее. Она ведь поймет, к чему все это. — Я подумал. — Понятия не имею, что она выберет.

— Хммм. И есть еще одно средство, можно даже начать с него. В любом случае дело ускорится.

— Если при этом у меня меньше шансов оказаться убитым, прекрасно. Что за средство?

— Процессуальный иск в адрес Империи. Если мы начнем с нападения, всегда можем отступить; если начнем защищаться, потом направление сменить труднее. — Он побарабанил пальцами по столешнице и кивнул. — Да, я начну с этого. За час, полагаю, я сумею составить и подать заявление, и возможно, к концу дня получим результат.

— Они не тратят времени впустую.

— С этим делом — нет. Почему-то они очень торопятся.

— Угу, — кивнул я. — Вот и мне так кажется. Почему бы это?

— Хороший вопрос. Если хотите сделать что-то полезное, выясните.

— С чего вы взяли, что я на это способен?

— Я узнал ваше имя.

— О да, я знаменитость.

— Можно и так сказать.

— Не подскажете, откуда стоит начать поиски?

— Можно спросить императрицу.

— Ладно.

Его брови вздернулись на дюйм.

— Вообще-то я пошутил.

— Да?

— Вы знакомы с императрицей?

— Как-то беседовали.

— Ну, если вы полагаете, что способны вытащить из нее хоть крошку сведений, препятствовать не стану.

— Ладно, — решил я. — А если не получится?

— Лорд Дельвик из моего Дома, возможно, сможет что-то вам сообщить, если захочет беседовать с вами. Он имперский представитель в нашем Доме.

— Ясно. Кстати, примите совет: никогда не вмешивайтесь в его связь с Империей. Иначе весь Дом на дыбы встанет.

— Да, слышал такое, — ответил он.

— Ладно. Тогда начну.

Он выдвинул ящик стола, покопался там и протянул мне нечто, смахивающее на медную монетку с гербом иоричей.

— Покажите ему это и скажите, что вы от меня.

Я положил монетку в кошелек и заметил:

— Буду время от времени с вами связываться.

— Само собой.

Я встал и поклонился, на что Перисил ответил наклоном головы, после чего покинул его кабинет. До выхода из Дома я добрался без особого труда, спасибо Лойошу — у него хорошая память насчет поворотов.

Джарегов я выслал вперед, проверить, много ли убийц шастает в округе; получив сообщение, что таковых не найдено, я быстро прошагал ко входу во Дворец. Затем проследовал прямо — насколько позволяли внутренние повороты, — к Императорскому крылу.

Когда бы вы ни оказались в Императорском крыле (ну ладно, когда бы я ни оказался), вокруг все время будут сновать пажи и рассыльные, на всех эмблема Феникса, а в руках — зеленый футляр для бумаг; иногда, впрочем, футляр золотистый, а порой это и не футляр вовсе, а что-то другое. Терпеть их не могу: они вечно делают вид, что знают Дворец как свои пять пальцев, а это совершенно немыслимо. Двери, коридоры, лестницы здесь везде и повсюду, причем сочетаются они порой под нелепыми углами, словно архитектор был не в своем уме. Приходится переспрашивать, куда идти, обычно — у стражника, который, разумеется, при этом в точности сообщит, что он думает о выходце с Востока, не способном найти дорогу самостоятельно.

Действует на нервы.

Впрочем, отыскать покои, где императрица принимает придворных — как раз одна из самых простых задач, и пройдя всего-то через парочку мелких унижений, я оказался перед обширной и просторной, лишенной кресел галереей, именуемой «Имперской Палатой для Приемов» или как-то так, но среди джарегов более известной как «аллея поцелуев в задницу».

Внушительные двойные двери, пара стражников и изящно одетый драгаэрянин, который мог бы быть родичем леди Телдры — когда та была жива, — с полуулыбкой расположившийся перед входом. Я хотел коснуться рукояти Леди Телдры, но сдержался. Просто подошел к уважаемому господину и поклонился так, словно более важного дела у меня тут не было.

— Владимир Талтош, дом Джарега, и граф Сурке, к вашим услугам.

Он в точности скопировал мой поклон.

— Харнвуд из дома Иссолы, готов служить вам, мой господин.

— Боюсь, мне неизвестен правильный порядок действий, — он ободряюще улыбнулся, — но я бы переговорил с ее величеством, если она пожелает увидеть меня.

Если он и удивился такой просьбе, то ничем этого не выдал.

— Разумеется, господин. Если позволите, я провожу вас в покои для ожидания, а затем передам просьбу.

Я был препровожден в пустой кабинет со стенами желтого колера и полудюжиной весьма удобных кресел, не менее желтых. Вероятно, во Дворце это именовали «желтыми покоями» — по части названий здешний народ весьма изобретателен. Иссола еще раз улыбнулся мне, поклонился и закрыл за собой двери.

Я уселся и стал ждать, думая, когда я в последний раз ел.

Терпеть не могу ждать.

Терпеть не могу голодать.

Поерзав в кресле, я поболтал с Лойошем, вспоминая предыдущую встречу с ее величеством. Тогда она даровала мне имперский титул, компенсируя случайно оказанную службу . Полагаю, она знала о случайности, но решила по собственным соображениям вознаградить меня.

Слышал, что у императрицы в любовниках выходец с Востока — возможно, тут есть какая-то связь. Лойош предложил пару своих вариантов, некоторый из них, вероятно, граничили с государственной изменой. Хотя не обязательно. В кое-каких королевствах Востока отнестись к монарху без должного уважения — тягчайшее преступление, но насколько это справедливо для Империи?

Наверное, я мог бы спросить у Перисила, и получить ответ намного длиннее, чем мне хотелось бы. Таковы уж имперские законы и законники.

Связь с Державой здесь ощущалась практически сама собой, я знал, что прошло около часа.

Затем вернулся Харнвуд с вежливыми извинениями, бутылкой вина, тарелочкой сушеных фруктов и сообщением, что ее величество умоляет меня сохранять спокойствие, потому что она желает говорить со мной. У меня даже сердцебиение участилось; ну не странно ли? Я знаком с Морроланом э'Дриеном и Сетрой Лавоуд, сталкивался лицом к лицу с Виррой, Богиней Демонов — и все равно чувствую трепет, узнав, что эта женщина хочет побеседовать со мной. Вот они, социальные условности во всей красе.

Харнвуд ушел, а я выпил вина, потому что мне хотелось пить, и погрыз фруктов, потому что все равно заняться было нечем, а есть немного хотелось. Лойош также съел несколько ломтиков, по тем же соображениям (обычно он сухофруктами не питается). У Ротсы предубеждений по части сухофруктов не возникло.

Потом я подождал еще.

На исходе следующего часа вернулся Харнвуд, с еще более извиняющимся видом, и проговорил:

— Она встретится с вами сейчас, лорд Сурке.

Интересно. Она встретится с лордом Сурке, а не с господином Талтошем.

Что это значит, я понятия не имел, но был уверен — разница тут есть, и важная. Таковы придворные порядки, знаете ли: важно практически все, но никто не объяснит тебе, что, почему и как все это понимать, прежде чем ты вляпаешься во все это с размаху. Возможно, в следующей жизни я стану лиорном, которых подобному учат, или иссолой, которые все это знают инстинктивно. Впрочем, навряд ли.

Я встал и обнаружил, что от двухчасового сидения у меня все тело одеревенело. Наверное, старею.

Я последовал за Харнвудом по коридору, затем сквозь дверь, у которой он ранее стоял, повернули налево, в еще одну дверь, а затем в маленькую галерею, которая закончилась лестницей из восьми ступеней — маловато, чтобы вести на следующий этаж. Впрочем, я так этого и не узнал. Лестница вела к распахнутой двери, а за ней были длинные узкие покои с несколькими беспорядочно расставленными мягкими креслами. В дальнем конце покоев находились их величество собственной персоной и тихо разговаривали о чем-то с мужчиной в цветах иоричей и женщиной, одетой в цвета драконов.

При моем появлении все трое покосились на меня, сменив лица на обычные придворные бесстрастные маски.

Держава, кружившая над головой императрицы, была светло-зеленой, и осведомленный зритель наверняка смог бы сказать, в каком она настроении. Я не мог. императрица повернулась к собеседникам и проговорила:

— Оставьте нас. Я желаю побеседовать с этим господином.

Оба глубоко поклонились ей и небрежно — мне, попятились и удалились через дальние двери.

Императрица опустилась в кресло и жестом указала мне встать перед ней. Подчинившись, я ждал, не уверенный насчет этикета. Хотел бы я, чтобы здесь оказалась леди Телдра — во плоти — и сообщила, что мне полагается делать. По виду Зерики не похоже было, чтобы я нарушил какой-то протокол — в Империи вообще подходят ко многим вещам проще, чем на Востоке.

— Талтош Владимир, — с легкой улыбкой проговорила она. На вид невероятно молодая для императрицы, но внешность обманчива. — Что случилось с вашей рукой?

Я покосился на левую руку, где не хватало мизинца.

— Маленький укус насекомого обернулся большим заражением, — сказал я, заставляя себя не смотреть на Державу. Утверждается, что Держава чувствует ложь только когда ее просят об этом; и даже тогда ее порой можно обмануть, уж я-то знаю.

— А вы не смогли исцелить это с помощью ваших искусств? — спросила она.

Я тронул висящий на шее амулет.

— Не знаю, насколько ваше величество осведомлены…

— О, конечно же, — ответила она. — Я совсем забыла.

— Ваше величество столь добры, что вообще об этом помните.

— Да. Мы воплощение доброты, а также милосердия и справедливости, которые, как вам известно, шагают нога в ногу. И что же привело вас обратно в Город, учитывая обстоятельства?

Ну ладно, она в курсе насчет «обстоятельств». Меня удивляло лишь, что ей до этого есть дело. Интересно, почему.

— Алиера — мой друг, — проговорил я.

— И мой, — отрезала она.

Я чуть не подпрыгнул. Если императрица на тебя сердится — это не к добру, всякий подтвердит.

— Само собой, я хотел ее повидать, — ответил я.

Она, кажется, чуть-чуть расслабилась и кивнула.

— И если я в силах, то и помочь ей, — добавил я. — Полагаю, вы не станете возражать?

— Это зависит, — осторожно проговорила она, — от того, что именно вы подразумеваете под «помощью».

— Для начала я подумываю нанять адвоката.

— Против этого возражений не будет, — кивнула она.

— Возможно, ваше величество пожелает что-либо мне сообщить.

— Возможно.

— Я могу ошибаться, но мне представляется, что дело Алиеры специально движется ускоренными темпами. Если это так…

— Это не так, — твердо заявила она.

Глаза ее сверкали. Она лгала.

Когда императрица лжет тебе в лицо — это что-то, а?

— Как будет угодно вашему величеству, — кивнул я.

Глаза ее сверкали, а я созерцал стену над ее правым ухом. Держава приобрела красно-оранжевый оттенок.

Я ждал.

Не стоит объяснять, полагаю, почему в этом положении я держал рот на замке?

Спустя сколько-то лет она махнула на ближайшее кресло.

— Сядьте, — велела она.

— Благодарю ваше ве..

— Заткнитесь.

Я сел. Кресло было уютным, чего не скажешь о моем состоянии.

Она глубоко вздохнула.

— Что ж, то еще положение.

Я надеялся каким-то образом задать вопрос: «Слушайте, вы же много лет знаете, что Алиера и Морролан развелкаются с доимперским волшебством.

Почему это вдруг стало так важно?» Сейчас я понял, что задавать этот вопрос никак нельзя.

Держава кружила над ее головой, меняя свечение к болезненно-зеленому.

Невозможность скрывать свои чувства, вероятно, жутко раздражает.

— А Державу нарочно создали, чтобы показывать, в каком настроении император, или это побочный эффект чего-то другого?

Императрица пропустила вопрос мимо ушей.

— Какого адвоката вы наняли?

— Его зовут Перисил.

— Не знаю такого. Он сможет устроить, чтобы вы с ней увиделись?

— Надеюсь.

— Дайте ей знать, что если признает себя виновной, к ней будут милосердны.

Я начал было отвечать, а потом быстро переформулировал это в словах, более уместных в присутствии императрицы:

— Ваше величество изволит шутить?

Она вздохнула.

— Нет, но я вас понимаю.

А я пытался вообразить Алиеру э'Киерон, взывающую о милосердии — неважно, к кому и по какой причине, — но рассудок отказывался принимать подобную картину.

Она проговорила:

— Мне бы следовало сказать об этом раньше, однако я рада, что вы не… то есть, я рада, что вы еще живы.

— Я тоже. То есть, благодарю, ваше величество.

— С кем вы встречались по прибытии в город?

— С Морроланом, больше ни с кем.

— Он, э, сказал что-нибудь?

— Вы имеете в виду какие-либо неверноподданнические высказывания в адрес суверена? Нет.

— Я могу повесить Державу над вами и велеть повторить это.

— Должно быть очень приятно — иметь такую возможность всякий раз, когда захочется, ваше величество.

— Далеко не столь приятно, как вам кажется.

Я кашлянул.

— Со всем уважением, ваше вели…

— Оставьте уважение при себе. В чем дело?

— Трудно ожидать от кого-либо в моем положении сочувствия к кому-либо в вашем.

— Сочувствия я и не жду, — отозвались ее величество.

— Полагаю, что нет.

— И вы знаете, кто виновен в ваших затруднениях.

— Да. А можно ли сказать то же самое о вас?

— Только углубившись в глубокую метафизику, на что у меня сейчас не хватит терпения.

Я чуть улыбнулся.

— Могу себе представить, как ваше величество, сидя в библиотеке Черного замка, яростно ругается о метафизике с Морроланом.

— Я тоже могу, — легкой улыбкой ответила она.

Половину этого разговора я беседовал с Зерикой, а половину — с императрицей. И поди пойми, кто есть кто.

— Должно быть, это трудно, — проговорил я.

— Я же сказала, что не жду сочувствия.

— Простите.

Она вздохнула.

— Да, трудно. Выбирая, бросить за решетку друга, или допустить насилие в… — Она прервалась и покачала головой. — Что ж, я знала, на что иду, когда взяла Державу.

Никто из нас не упомянул, что когда она брала Державу, больше никого, способного на это, просто не было. Я произнес:

— И все же я по-прежнему к услугам вашего величества.

— На самом деле?

— Да.

— И пока это не заставляет вас идти против друзей, как всегда? — сморщась, проговорила она.

— Да, — подтвердил я, делая вид, что не замечаю, как ей больно.

— Боюсь, — сказала она, — это тот самый случай, когда вам придется выбирать, кому помочь.

— Ха. Выбирать между друзьями и Империей? Простите, но тут и думать не о чем. Не можете ли вы просветить меня хотя бы в плане того, что происходит, чтобы я по крайней мере понял, почему должно быть именно так?

Минуту спустя она проговорила:

— Вы в курсе, Влад, что исходя из лучших наших источников, самое малое пять из исходных шестнадцати племен практиковали человеческие жертвоприношения?

— Я понятия не имел…

— И многие предполагают, что поскольку у нас есть свидетельства о пяти, вполне резонно предположить то же самое и об остальных одиннадцати.

Не знаю, правы ли они, но не могу и доказать, что они ошибаются.

Я кашлянул, словно мог что-либо ответить на это. Императрица ожидающе смотрела на меня, и пришлось быстро что-то придумать.

— Э, а как они выбирали везунчика?

— По-разному в каждом племени. Взятые в плен в бою, избранные за особые заслуги, в качестве наказания, за вознаграждение, по жребию.

— И когда это прекратилось?

— Когда образовалась Империя. Это было объявлено незаконным. Первым имперским эдиктом.

— Доброе деяние вашего предка. Хорошее начало.

— Ничего доброго тут нет. Просто она говорила с богами и знала, что богам все равно, или они против. Так что зовите это практичностью. Я начала этот разговор, потому что… — Тут она остановилась и посмотрела куда-то в пространство, а Держава над ее головой пульсировала голубым. — Простите, но мне пора идти управлять Империей.

Я встал.

— Спасибо, что согласились меня повидать.

И изобразил максимально уважительный поклон; вроде бы я в этом неплох.

— Всегда с удовольствием, граф Сурке.

Я сделал несколько шагов спиной вперед (сколько именно полагалось — я не знал), затем повернулся, собираясь уходить, и тут она добавила:

— Да, Влад, и большое вам спасибо.

— За что?

— За инструкции по изготовлению бумаги. Мне сказали, они очень ценные.

— Ах да. Я и забыл… а как вы узнали, что они от меня?

Она улыбнулась.

— До сих пор я и не знала.

Упоминание о производстве бумаги вернуло к жизни сложную смесь воспоминаний и обрывков воспоминаний, погружаться в которые здесь и сейчас мне совершенно не хотелось ; но с ее стороны очень любезно упомянуть это. Я улыбнулся ей через плечо сугубо по-дружески и покинул покои.