Как автор, наконец-то, заканчивает свою историю

Через шесть лет Царствования Зарики, когда Дворец сочли если не законченным, но по меньшей мере годным для жизни, Кааврен и Даро опять получили для себя свой дом. Несколько лет Пиро и Ибронка делили этот дом с ними, но, через какое-то время, напряжение от совместной жизни с неохотно одобрившим их союз Каавреном надоело Ибронке, и она приобрела квартиру в городе — квартира, которую они продолжают занимать и сейчас, поэтому нескромно называть ее точное расположение; а скромностью, хотя она и не явлется суровой необходимостью для историка, тем не менее никогда не стоит пренебрегать.

Вот почему каждое утро Кааврен, вместо того, чобы наслаждаться прогулками по пустым лестницам и коридорам Особняка, садился на лошать и скакал три четверти часа во Дворец, чтобы занять свой пост. Более того, каждый день ему приходилась задерживаться, чтобы устроить свою лошадь в том, что на сегодня было временными конюшнями. Вспоминая старый Дворец, где лошадям даже не разрешалось приближаться на определенное расстояние к Императорскому Крылу, Кааврен не считал необходимым жаловаться на это. Еще одним неожиданным эффектом перемещения Зарики во Дворец стало то, что Кааврен больше не видел Пэла так часто, как раньше, так как Первый Министр считал, что чем меньше людей видят его, тем лучше он работает.

Если читателя смутило наше указание на то, что Ее Величество переехала во Дворец на шестом году ее Царствования, хотя читатель очень хорошо помнит процессию и праздник, сопровождавший ее торжественный вход во Дворец в самом начале одиннадцатого года, мы в ответ заметим, что когда Ее Величество официально объявила Дворец готовым для того, чтобы стать ее резиденцией, она уже несколько лет неофициально руководила Империей, находясь в нем.

Так что нет ни единой причины считать правдой многочисленные рассказы о ремесленниках, работавших во Дворце, и гонцах, бегавших с поручениями, которые заблудились внутри уже построенных конструкций и постоянно изменяющихся коридорах, так что их уже никогда не нашли, и они по сей день бродят в некоторых герметически-закрытых секциях. Как мы и сказали, нет никаких причин верить в эти басни, но природа этого гигантского и запутанного здания такова, что бросает на эти истории тень достоверности.

Пиро и Ибронка продолжали время от времени навещать Кааврена и Даро, что было лучше для всех. Кроме того они иногда видели Зарику, а также Шанта и Льючин (последние двое постепенно стали более дружески относиться к Кааврену, несмотря на врожденное упрямство Дзурлорда). Рёаана и Ибронка были официально приняты в Общество Свиной Кочерги, хотя на самом деле члены общества никогда не встречались в течении остатка правления Зарики. Сама Зарика заявила, что она с удовольствием будет участвовать в собраниях, но не раньше, чем расстанется с троном. Ходят слухи, что они все еще собираются каждые десять дней; верны ли они, мы не можем сказать.

Прием, который Маролан устроил по поводу окончания постройки Черного Замка, продолжается до сих пор и вошел в легенду, как и его меч, который особенно прославился на Стене Могилы Баррета несколькими годами позже. Сетру Младшая и Волшебницу в Зеленом можно было часто видеть при дворе, вместе с другими, менее приятными личностями, и даже Чародейка Горы Дзур время от времени появлялась там вместе с Некроманткой, которая продолжала жить на Горе Дзур и, насколько нам известно, никогда не вернулась в свой мир.

Ритт стал Императорским Гвардейцем и, спустя восемьдесят пять лет, дослужился до офицера, и продолжает занимать этот пост в тот момент, когда пишутся эти строки.

Ее Высочество Сенния умерла в Адриланке на девяностом году Правления Зарики. Известно, что Ибронка была рядом со своей матерью в момент смерти, но мы не знаем о чем они говорили в эти минуты; в любом случае мы не собирались разглашать эту тайну даже если бы узнали ее, потому что некоторым щекотливым вопросам лучше оставаться за пределами истории.

Быть может какой-либо читатель, который, как мы надеемся, проникся некоторой симпатией к нашему храброму Кааврену, хочет узнать о том, как он прожил остаток своих дней; увы, мы не можем ответить на этот вопрос по той простой причине, что, когда мы пишем эти строки в царствование Ее Величества Норатор, он все еще жив, занимает свой пост, и, возможно, творит более новую историю, чем та, которую мы пытались рассказать. Хотя мы не предвидим продолжения хроники его действий (помимо всего прочего в некоторой точке историк обязан уступить место поставщику новостей, даже хотя эти две категории рассказчиков часто взаимозаменяемы и, иногда, идентичны), мы собираемся остановится на дороге, которая простирается в будущее перед нами.

Тем не менее, читатель может поинтересоваться, как и Пэл, — Счастлив ли Кааврен?

Этот вопрос, который, во-первых, неуместен по отношению к человеку, который живет, дышит и, возможно, читает эти строки, а во-вторых на самом деле более сложен, чем может показаться. Кааврен того времени, когда мы впервые встретили его — то есть блестящий, словоохотливый молодой человек, пышущий энтузиазмом, который однажды оказался на постоялом дворе в местечке Ньюмаркет — мертв. Он умер однажды, преданный Иллистой, он умер опять, когда был убит Его Величество Тортаалик, и еще раз, когда оказался чужим своему сыну, и еще раз, окончательно, вместе со смертью Тазендры и Айрича, которые в сущности были частью его самого.

Тем не менее остается человек, который носит свои сапоги (и меч), говорит ртом и чувствует сердцем. Мужчина, который, насколько нам известно, наслаждается продолжающимся уважением своего сына, любовью своей жены и выполнением своего долга — то есть он продолжает чувствовать себя полезным для дела, в которое с жаром верит. Является ли это счастьем? Поскольку наш долг историка требует ответа на этот вопрос, разрешите нам предположить, что является.

Хотя мы точно знаем, как живет Кааврен, мы намного меньше уверены в этом по отношению к тому, чьим именем называется эта история, то есть к Виконту Адриланки.

Время от времени появляются истории — то там, то здесь — о появлении Синего Лиса. Иногда это популярные песни, иногда сказки и слухи, а иногда плохо обоснованные донесения местной полиции. В этих историях он чаще всего спасает благородных, но беззащитных вдов, сирот или Текл. Эти истории, возможно, основаны на каких-то реальных случаях, но все-таки автор уверен, что эти истории случаются независимо от бравой и роматической фигуры, опять надевшей свой лазурно-синий плащ — Синий Лис стал легендой, которая вычеркнула его из царства реальности, и, следовательно, больше не интересен автору, который изучает легенды только в том случае, если вера в них может повлиять на настоящий ход истории.

И, тем не менее, необходимо согласиться, что такое влияние может быть значительным. Каждый человек действует на основании своей веры, а правдива ли она или лжива, не имеет значения, в любом случае действие, основанное на ней, становится фактом истории; иногда человек верит во что-то прозаическое и банальное, например в то, что после ночного отдыха действия более эффективны, или, более дерзко и смело, в то, что можно убедить другого сделать нужные вам действия подходящими рассуждениями, а иногда какой-нибудь храбрый идеалист знает, как, по его мнению, можно сделать этот мир более приятным местом. А идеи человека всегда влекут за собой действия и поступки. Увы, иногда получается огромное зло; но, если мы посмотрим вокруг, то не сможем усомниться, что чаще мир действительно становится лучше.

История и легенда, так же как и жизненный опыт конкретной личности (частью которой являются знание истории и восприятие легенд), помогают сформировать убеждения, определяющие поступки, и именно в этом историк видит главную цель рассказанной истории. Если читатель поймет даже малую часть правды, и это поможет ему понять этот мир и, даже, возможно поможет ему понять последствия некоторых решений, мы сможем, перефразируя Мастера Охотника, заключить, что помогли ему удержаться от отчаяния, которое неизбежно следует за лживым видением неизбежности.

Мы видим нашу собственную роль в том, чтобы пролить свет туда, где царила темнота и неясность, и мы надеемся, заключая так хорошо, как только можем эту историю о наших друзьях, что читатель возьмет для себя из этого путешествия что-то, что поможет ему пройти по своему собственному пути — или проложить новый — через мириады решений, возможностей и действий, образующих сложный ковер, который мы называем историей, или жизнью.