На заре космонавтики, в эпоху ракет, люди мечтали о межзвездных путешествиях на огромных кораблях с мощными ракетными двигателями, однако развитие технологий постепенно опустило мечтателей с небес на землю. Даже с изобретением термоядерных ускорителей и сверхлегких композитных материалов время перелета даже между ближайшими планетами — Титаном, Фокосом и Галеоном — составляло от суток до недели. Чем более амбициозные задачи ставили перед собой инженеры, тем с большим количеством проблем им приходилось сталкиваться. Термоядерные ускорители, хотя и обладали огромной мощностью, их режимы работы и побочные эффекты не позволяли использовать их для маневров. Они были пригодны лишь для разгона и торможения. Если подобный ускоритель выходил на установленную мощность, изменить ее было невозможно. Ускоритель можно было только погасить. Другим ограничением были перегрузки. Достаточно мощные двигатели, конечно же, могли разогнать и затормозить корабль очень быстро, но это убило бы всех, кто находился в нем, поэтому девяносто процентов пути от планеты до планеты занимали разгон и торможение. Время и стоимость перелета сильно зависели от массы корабля. Чем меньше масса, тем меньшей инерцией обладает корабль, а значит, меньше энергии требуется для вывода его на заданную скорость. Несмотря на то, что сделанный из композитов корпус был относительно легким, другие части судна обладали огромной массой, понизить которую не представлялось возможным. Реактор для выработки электричества, защита от космической радиации, бортовые системы, — все это весило невероятно много. Накладные расходы на перевозку полезного груза несколькими малыми кораблями всегда были значительно выше, чем, если бы тот же груз перевозился одним большим транспортником. От сюда возникала дилемма: везти быстро и дорого, либо медленно, но дешево. Чаще всего перевозчики выбирали второй вариант.

Однако в отрасли пассажирских перевозок периодически возникали идеи сверхскоростных межпланетных рейсов. Проблема таких рейсов заключалась в том, что, даже если удалось бы сделать космический корабль размером с пассажирский авиалайнер, путь от планеты до планеты все равно составлял бы как минимум трое суток. При этом пассажиры испытывали бы перегрузки до 2G. Естественно, такие условия перелета были неприемлемы. Помимо дискомфорта, это было бы просто опасно для жизни, потому что образование тромбов в крови, которое возможно при длительном нахождении в фиксированной позе, могло бы привести к гибели некоторых пассажиров. Одним из решений было вводить пассажиров в анабиоз на время полета. В этом состоянии человек смог бы находится в правильном фиксированном положении сколь угодно долго, незаметно перенося перегрузки. Прогресс в этом направлении шел с большим трудом. Одни средства вызывали привыкание, другие — аллергию, третьи были слишком дороги, но, даже решив все медицинские проблемы, перевозчики столкнулись с другой — той, которую решить так и не удалось. Люди просто боялись впадать в анабиоз. Подобное состояние у многих ассоциировалось со смертью, а после того, как у нескольких пассажиров первых таких рейсов по неизвестной причине остановилось сердце, лайнеры, перевозившие спящих пассажиров, начали называть «труповозами». Одна мысль о подобном способе перелета вызывала у людей панический страх. Вскоре, подобные рейсы запретили как небезопасные. Идея сверхскоростных перелетов была оставлена навсегда, а людей между планетами продолжили перевозить медленные, но весьма надежные космические лайнеры.

Одним из таких кораблей был лайнер «Восход». Он курсировал по замкнутой орбите, перевозя пассажиров и грузы между Титаном и Галеоном. Корабль представлял собой огромную многослойную сферу, вращающуюся вокруг стержня, которым был термоядерный ускоритель с реактором в самом центре. Непосредственно над стержнем располагались крепления для грузовых контейнеров. Помимо своего основного назначения, контейнеры защищали внешнюю, пассажирскую, сферу от радиации машинного отделения. Внешняя сфера состояла из восьми радиальных ребер, называемых меридианами и одного кругового — экватора. В этих ребрах располагались каюты, развлекательные центры, поликлиники, центры управления и другие элементы инфраструктуры. Это был целый город, в который люди прибывали отдыхать и развлекаться неделю, пока корабль летел от планеты до планеты.

В детский парк развлечений вошла молодая женщина с маленьким мальчиком, которого она держала за руку так крепко, как будто боялась, что его у нее отберут. Не похожие на алларийцев, которые традиционно наряжались, выходя в публичные места, и женщина и ребенок были одеты скромно. Водя недовольным взглядом по сторонам, женщина стояла на месте, не решаясь двинуться в какую либо сторону, потому что видела вокруг себя множество приспособлений для разорения детьми своих родителей.

Изумленный взгляд мальчика несколько минут хаотично бегал, перескакивая с аттракциона на аттракцион, пока не остановился на картодроме в самом центре парка. Мальчик пошел вперед, но рука мамы тут же грубо отдернула его.

— Стой! — рявкнула на него женщина. — Стой рядом. Даже и не думай ни о чем меня просить. Твой папа не оставил нам ни гроша. — Женщина еще раз недовольно посмотрела по сторонам и добавила: — Да и ты уже большой, чтобы на каруселях кататься.

От самого входа в парк за женщиной следовала гадалка. В черном платке с катонийской вязью, обвешанная амулетами, она походила на древнюю лесную ведьму, однако полное отсутствие следов отравления магией говорило о том, что колдуньей она на самом деле не была. Гадалка постояла рядом, подслушивая разговор матери и ребенка, после чего подошла ближе.

— Дай погадаю, — сказала она слабым хриплым голосом. — Все о тебе вижу. Всю правду скажу…

— Отстань, — ответила женщина. — Денег нет.

— Нора тебя зовут, а сына твоего — Даг, — произнесла гадалка, хитро, но доброжелательно улыбнувшись.

От услышанного женщина оторопела, а гадалка продолжила, неумело изображая катонийский акцент и подражая строю катонийского языка:

— Муж тебя бросил. В столицу летишь. За счастьем летишь. Тяжелая жизнь тебя ждет. Опасностей много…

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — испуганно спросила женщина.

— Ветер нашептал, — ответила гадалка. — Будь щедрой — тайну тебе открою.

— На, вот. — Испуганная Нора достала из кармана мелочь и отдала женщине.

— Человека по имени Харра бойся, — грозно сказала гадалка, спрятала деньги и отошла ко входу в парк.

Зайдя за будку охранника, чтобы спрятаться от толпы, гадалка сняла платок, и оказалось, что она не так стара, как хотела казаться — ей было всего около пятидесяти лет. Пересчитав деньги, полученные от Норы, гадалка достала сигарету и закурила, с грустью вспоминая свое прошлое. Галеонская продавщица любви, отработав свое, перевоплотилась в гадалку. От богатых и очень суеверных галеонских бизнесменов она получала здесь иногда больше, чем в былые времена в Цитадели, а самое главное — нынешняя работа доставляла ей огромное удовольствие. Особенно ей нравилось, делясь выручкой с друзьями из обслуживающего персонала, рассказывать о своем очередном «пациенте», как она их называла. Она считала всех галеонских богачей глупыми трусливыми тварями и от раза к разу доказывала себе это. Так она мстила за всю ту грубость, которой натерпелась за свою жизнь. К Норе гадалка подошла не для того, чтобы заработать денег, а чтобы из профессиональной солидарности помочь. Ясно представляя себе ее дальнейшую судьбу, гадалка предупредила Нору об известном в Цитадели сутенере Харре Н-Гомо, который отличался особой жестокостью и промышлял продажей девушек в рабство. Гадалке даже было стыдно за то, что она взяла у Норы деньги, и потому ей приходилось мысленно убеждать свою совесть в том, что за такое предостережение Нора должна ей больше.

Тем временем капитан корабля стоял за спинкой кресла старшего навигатора и нервно катал между пальцами стилус, глядя на огромное белое пятно на мониторе. Наконец, строка прогресса на экране сменилась списком характеристик объекта.

— Всего девять процентов, — сказал навигатор, как бы утешая капитана. — Облако древнее, разряженное, вряд ли там могут быть слезы. Если только оно не соприкасалось с другими облаками.

— Если только… — пробормотал капитан и нервно стукнул стилусом по спинке кресла. — Чертовы метеослужбы! Они видели это облако и дали зеленый коридор, даже не предупредив!

— Это нормально, — спокойно сказал навигатор, — Девять процентов считается безопасной вероятностью. Все, что ниже десяти округляется до нуля.

— Да знаю я, черт возьми, как у них все округляется! Могли хотя бы предупредить. Мы можем его облететь?

Навигатор начал быстро вводить вероятные курсы обхода, чтобы рассчитать расход топлива.

— К сожалению, мы не можем его облететь, — ответил навигатор. — Облако падает на Солнце с большой скоростью. Облететь его по внутреннему радиусу у нас не хватит мощности. С другой стороны, если мы затормозим чтобы пропустить его, то сойдем с орбиты и начнем падать параллельно с ним. Наиболее оптимальным маневром в данной ситуации был бы облет с выходом вверх из плоскости эклиптики, но если мы это сделаем… — Навигатор глубоко вздохнул. — Мы конечно обойдем облако, но, вернувшись на траекторию, мы израсходуем почти все топливо, и нам не хватит, чтобы затормозить.

— Понятно, — тихо сказал капитан. — Какой максимальный маневр мы можем совершить?

— Не очень большой. Мы заправлены в обрез. Мы можем, конечно, попытаться немного сместиться вверх, но мы все равно пройдем через облако в его достаточно плотной части. Это не имеет смысла в данной ситуации.

— Сколько до входа в облако?

— Четыре с половиной часа, если не менять курс.

— Курс сохранять. Скорость увеличить до максимальной. Чем быстрее мы пройдем это облако, тем лучше. — Сказав это, капитан удалился.

Среди космонавтов действовало негласное правило: избегать облаков черны, какой бы низкой не была вероятность встречи с демонами. «Черные отшельники», как называли древние, отделившиеся от Пояса черны тысячи лет назад облака, были безопасны, однако даже их капитаны космических судов по возможности обходили стороной. Из-за перерасхода топлива транспортные компании теряли на этом суеверии значительные деньги, но негласное правило соблюдали все космонавты и менеджеры уже оставили попытки с этим бороться. У капитана «Восхода» не было выбора. Обход облака неминуемо привел бы к вылету с орбиты. Потребовалась бы сложная операция для спасения корабля, и для капитана это стало бы концом карьеры, потому что обходить облако не было никаких причин, кроме дурного предчувствия суеверного космонавта.

Через некоторое время по громкой связи раздался голос капитана.

«Внимание персоналу. Код один-ноль-три. Повторяю, код один-ноль-три». — Это означало желтую демоническую угрозу. Служба сервиса должна была занять позиции для начала эвакуации, а бортинженеры — проверить готовность аварийных систем и активировать спасательные капсулы.

В парке тем временем все шло своим чередом. Дети с родителями веселились, не обращая внимания на суетящихся, слегка напуганных стюардесс и стюардов. Толпа людей собралась вокруг построенной на скорую руку цирковой арены. Представление было рекламной акцией компании перевозчика, и потому вход был свободный. Труппа цирковых артистов из города Пиньян, летевшая на гастроли в Цитадель, должна была показать небольшое представление с участием фокусников, акробатов и знаменитых нигорских наездников. Маленький Даг с матерью сидели на самом краю трибун, непосредственно у того места, откуда выходили артисты. На арене выступал наездник. При помощи одних лишь ног и длинной тонкой трости он заставлял лошадь приплясывать, перепрыгивая с ноги на ногу, вставать на дыбы, ходить то левым то правым полубоком, но все это мало интересовало Дага. Его взгляд был прикован к маленькой девочке, разминавшейся за кулисами. Ее миниатюрное, обтянутое серебристым комбинезоном, тело поражало Дага своей гибкостью. Девочка легко забрасывала то одну то другую ногу через спину на плечо и, закрыв глаза, с серьезным выражением лица потягивалась. Даг не мог оторвать взгляда от этого зрелища. Наконец, всадник покинул арену, и маленькая акробатка встала перед кулисами. Девочка закрыла глаза, сделала глубокий вдох и бросила кокетливый взгляд на своих ассистентов, как будто спрашивая: «Ну что, хороша я?» «Хороша», — улыбками ответили они, и девочка выпорхнула на арену, умиляя зрителей своими огромными карими глазами и сияющей улыбкой.

— На арене семья Пикаль! — объявил конферансье. — Сафир, Есин и маленькая Никьян. Встречайте!

Зал разразился аплодисментами. Ассистенты вышли на арену, держа на плечах тонкую упругую доску. Они опустили доску на пол в центре манежа и, когда Никьян встала не нее, подняли обратно на плечи. Акробаты подбрасывали девочку в воздух, сосредоточенно наблюдая за полетом, и маленькая Никьян порхала, так легко и естественно, что, казалось, падение ей совсем не угрожает, и зрители любовались ее прыжками, ни сколько не беспокоясь, как не беспокоились бы, наблюдая за птицей, летящей в небе. Удары сердца маленького Дага отсчитывали колебания доски, а дыхание слилось с прыжками Никьян в единый такт: прыжок — вдох, приземление — выдох. Ему хотелось стоять внизу, чтобы подстраховывать ее, хотелось уйти с ней за кулисы, хотелось приблизиться, прикоснуться… Она стала центром его вселенной и расстоянием до нее измерялась теперь степень его счастья. Дерзкая мысль посетила Дага — сбежать, прибиться к цирку, убирать за лошадьми, делать любую работу лишь бы только быть рядом с ней.

Артисты закончили выступление, и Никьян начала раздавать воздушные поцелуи. Случайно, нарочно ли, но один из них она послала прямо Дагу. Их взгляды на мгновение пересеклись, и Даг смущенно опустил глаза, а Никьян вприпрыжку убежала с арены. За кулисами ее улыбка сменилась серьезным выражением лица. Слегка прихрамывая, Никьян присела на какой-то ящик и показала стопу одному из своих ассистентов, который, по всей видимости, был ее отцом. Он внимательно посмотрел на маленькую ножку, после чего взял девочку на руки и куда-то унес.

— Мам, она ногу подвернула, — сказал Даг, пытаясь привлечь внимание Норы.

— Кто?

— Та девочка.

— Еще бы — так скакать.

Безразличие матери разозлило Дага. Он больше не смотрел представление, а как обычно погрузился в мир фантазий, где теперь рядом с ним была Никьян, и где никогда не было его родителей.

Уже на пути к выходу из парка Даг снова увидел Никьян. Она стояла у картодрома со своими родителями и уже ничем не отличалась от остальных детей, но ее хитрая улыбка, с которой она наблюдала, за картами казалась Дагу ни на чью не похожей и самой прекрасной в мире. Маленькая Никьян любила смотреть на соревнующихся мальчиков. В эти секунды она представляла себя кем-то вроде принцессы, и будто бы они соперничают за ее руку и сердце.

— Я хочу участвовать в гонке, — решительно заявил Даг.

— Глупости не говори! Ты еще маленький.

— Почему глупости! Я умею картом управлять. Я много раз управлял.

— Когда это ты успел? — с усмешкой спросила Нора.

— Когда мы с папой ходили на картодром. Меня папа научил.

— На какой картодром? На летном поле?

— Да.

— И давно вы туда ходили?

— Год… почти… — растерянно проговорил Даг, испугавшись злости, которая нарастала в Норе.

— Ах, он тварь, твой папа! Значит, он год туда ходил к своей Лис, — говорила Нора сама с собой. — А потом устроился туда работать. Вот тварь!

Взбешенная Нора потащила Дага к выходу, мгновенно забыв о его желании участвовать в гонке, и Даг не сопротивлялся, зная, что, когда мать в таком состоянии, с ней лучше не разговаривать. Обернувшись, он успел бросить лишь один взгляд в сторону Никьян до того, как толпа заслонила ее.

Нора нервно выкурила несколько сигарет, перед тем как лечь спать, а когда легла долго ворочалась и не могла заснуть. «Если бы у нее были деньги, она напилась бы, а если не напилась, значит денег у нее и правда нет», — рассуждал Даг, лежа в полной темноте и вспоминая все, чего натерпелся от матери за свою жизнь. «Ты мое дерьмо! Я тебя вы***ла, я тебя и убью», — кричала однажды на него Нора, когда ее мучило похмелье, а Даг, чтобы вывести мать из запоя, спрятал ее деньги и вылил всю выпивку. Вспоминал он и то, как Нора учила его грамоте. Обладая хорошей памятью, Даг быстро выучил буквы, но испорченные нервы не позволяли ему писать чисто. Плохие оценки сына выводили Нору из себя. В порывах гнева она называла его умственно отсталым, и заставляла переписывать первую попавшуюся книгу. При этом она стояла сзади, следя за тем, как Даг пишет, подгоняла его и отвешивала подзатыльник за каждую помарку, при этом оскорбляя сравнением в глупости с его отцом. Писать чисто Даг не научился, а от уроков Норы у него осталась лишь ненависть к алларийскому языку и алларийской литературе.

Вспоминая все это, Даг не плакал, потому что за плач Нора называла его девчонкой, и он научился заставлять себя не плакать. И еще, он научился не делиться с матерью своими радостями. Не рассказал он ей и никогда не рассказал бы о Никьян, потому что скажи она специально или по глупости о ней что-нибудь дурное, это доставило бы Дагу сильную боль. Даг искренне ненавидел Нору, при этом она считала его плохим ребенком, а себя хорошей матерью, чем оправдывала любое свое поведение.

Даг и не заметил, как его мысли плавно превратились в сон о том, как он победил в гонках, и о том как, стоя на подиуме, он улыбается прекрасной Никьян, а она улыбается ему. Внезапно, его разбудил сигнал громкой связи.

«Внимание пассажирам. Срочная эвакуация. Возьмите документы, деньги и ценные вещи. Следуйте инструкциям стюардов».

— Снова и снова это сообщение повторялось отовлюду.

Нора спешно оделась, схватила Дага за руку и выбежала в коридор, где царила не паника, а скорее неразбериха. Разбуженные люди плохо понимали, что происходит и от того сильно суетились. Интуитивно следуя вдоль ярко светившихся на стенах и потолке стрелок, люди медленно шли по коридорам, а стюарды их направляли. На узких лестничных клетках между этажами жилых помещений образовались давки, в одной из которых рука маленькой Никьян выскользнула из руки ее мамы и, в то же мгновение толпа разделила их. Поток людей унес родителей Никьян вперед, а ее вытеснил в сторону. Даг заметил ее совершенно случайно. Она плакала, сидя на клумбе этажом ниже, на противоположной стороне огромного атриума.

— Там девочка потерялась! — крикнул Даг, дернув за штанину одного из стюардов.

— Проходите прямо и налево, — сказал стюард, посмотрев на Дага стеклянными, ничего не понимающими глазами.

Река людей несла Дага с матерью дальше, пока они не оказались в секции, где стюарды равномерно распихивали приходивших пассажиров по тесным спасательным капсулам. Через некоторое время, в толпе показались родители Никьян. Мать умоляла стюардов найти ее дочь, но те лишь равнодушно проталкивали людей вперед, повторяя одни и те же заученные фразы. Даг сидел у самого края спасательной капсулы и пристально наблюдал за входившими людьми, выискивая взглядом Никьян, но ее среди них не было. Поток людей прекратился и, вот уже одна капсула с гулом отошла от корабля, и Даг понял, что Никьян просто забыли, и никто не собирается ее искать. Даг полностью осознавал, что корабль гибнет, и потому понимал, что будет с Никьян, если она останется на корабле. Однако он был в том состоянии, в котором страх за другого человека затмевает любой другой, даже страх собственной смерти. Даг выдернул руку из руки Норы так резко, что порезался о ее длинные ногти. Пулей вылетев из спасательной капсулы, он изо всех сил побежал к тому месту, где видел в последний раз Никьян. В ту же секунду какой-то молодой стюард побежал за ним. Быстро догнав, юноша схватил Дага за капюшон толстовки, но тут же получил от него удар ногой в колено. Даг вывернулся из захвата и побежал дальше, а стюард из-за боли еще некоторое время не мог преследовать его.

По громкой связи раздался голос капитана: «Ребенок на четвертом уровне, у выхода из жилой секции в атриум. Повторяю для тех, кто бегает по второму уровню жилой секции А. Она на четвертом уровне, у выхода в атриум, возле главных лифтов».

Никьян заблудилась. Она бродила по кораблю в поисках людей, но ни стюардов, ни пассажиров нигде уже не было. Лишь капитан все еще оставался в командном центре и наблюдал за тем, как на большом плане корабля две зеленые точки приближались к третьей, а огромное красное пятно медленно поглощало корабль снаружи внутрь. Происходила катастрофа столь невероятная, что предотвратить ее было невозможно, даже соблюдая все правила и предписания. На пути корабля встал объект, принятый за метеорит, но оказавшийся древней слезой. Она была покрыта толстым слоем пыли и потому ослеплена, и не атаковала бы корабль, пролетев даже в нескольких метрах от него. Однако столкновение было неизбежно, и навстречу объекту были высланы роботы для того, чтобы сдвинуть его с пути. Пытаясь зацепить объект, роботы счистили пыль, и слеза ожила.

Даг обнаружил Никьян плачущей, сидя на лестнице между третьим и четвертым уровнем. Уже порядком выдохшийся стюард догнал его почти сразу.

— Так вот, кого ты искал, — сказал он сквозь одышку. — Ну, побежали обратно.

Втроем с Никьян они побежали назад — к шлюзу, по лестнице на первый уровень. По дороге, Даг думал, как бы незаметно прошмыгнуть в ту капсулу, где были родители Никьян, чтобы затеряться среди спасшихся, попроситься в цирк и никогда больше не увидеть Нору. Мысль о встрече с ней пугала Дага больше всего, а возможность собственной гибели он пока еще плохо осознавал, поэтому, когда увидел, что дверь в шлюз закрыта, то вместо паники он испытал облегчение. Цифровая панель не светилась, и лишь надпись «заперто» горела над ней красным. Стюард несколько раз ткнул пальцем в панель, понимая, однако, бесполезность этого действия, после чего начал нервно смотреть по сторонам. Оставалось еще несколько входов в шлюз, однако то, что одна дверь в него заблокирована, означало, что и все остальные заперты тоже. Капсулы, скорее всего, уже отделились.

— Капсул больше нет, — произнес капитан по громкой связи.

— Уходите оттуда как можно скорее обратно к лестницам. Бегом!

— говорил капитан спокойным и решительным голосом.

— Откройте! Там мои мама и папа! — закричала Никьян и бросилась колотить крохотными кулачками огромную металлическую дверь, которая от ее ударов не издавала ни единого звука.

За дверью вдруг что-то вспыхнуло. Маленьким Никьян и Дагу не хватило роста, чтобы дотянуться до смотрового окна, и только стюард мог видеть, как яркий огненный смерч заполняет шлюз.

— Бежим отсюда, — заторможено проговорил юноша, и, крепко схватив детей за руки, вначале попятился, а потом быстро пошел к лестницам, постоянно оглядываясь назад.

— С вами говорит капитан корабля, — сказал голос по громкой связи. — Если хотите выжить, слушайте мои указания и подчиняйтесь им беспрекословно. Спасательных капсул больше нет. Я проведу вас в убежище на корабле. По ближайшим лестницам поднимайтесь на восьмой уровень.

Капитан отключил все лифты, чтобы не было соблазна ими пользоваться. Стюард с детьми, этаж за этажом, поднимались вверх по лестнице, которую обычно никто никогда не использовал. Где-то далеко верху раздался хлопок, и двойные герметичные створки тут же задраили выходы с лестничной площадки на этажи.

Голос капитана снова прозвучал на восьмом уровне.

— На шестнадцатом уровне разгерметизация, — сказал он. — Нужно надень маски.

Маски с небольшими кислородными баллонами лежали в специальных ящиках, которые повсюду можно было встретить на корабле. Были они и на лестничных площадках каждого уровня. Стюард достал три комплекта и быстро надел маски вначале на себя, а затем на детей.

— Послушай, парень, — сказал капитан. — Ты должен сделать еще кое-что. В соседней комнате находится живой человек. Он возможно без сознания. Ты можешь спасти его. У тебя есть немного времени. Ты можешь хотя бы проверить, что с ним. Подойди к двери, когда будешь готов.

Стюард подошел к двери, и капитан продолжил.

— Ты должен делать все очень быстро. Комната 8-11, вправо по коридору, по левой стороне, — говорил капитан, выдерживая паузы между фразами. — Заходишь в номер, смотришь, можешь помочь — помогаешь, не можешь — уходишь.

Стюард кивнул головой.

— Ждите здесь, — сказал юноша Дагу и Никьян. — Я быстро вернусь.

Герметичная дверь отъехала в сторону, а за ней и обыкновенная, из прозрачного пластика, который уже был совсем непрозрачным из-за покрывавшего его конденсата. В коридоре было холодно и сыро. Вырывавшийся в космос воздух стремительно уносил тепло.

— Мои уши! — вскрикнула Никьян, обхватив голову.

— Не бойся, это давление, — успокоил ее Даг. Он хотел было обнять ее за плечи, но смущение не позволило ему.

До указанного капитаном номера стюард добрался мгновенно. Дверь была приоткрыта, и он вошел внутрь. В комнате, освещенной лишь светом из коридора, на кровати лежала высокая и стройная юная блондинка. Уткнувшись лицом в подушку, она лежала на самом краю так, что ее левая рука свисала вниз. Из одежды на девушке была лишь задранная до самой груди майка и трусики, болтавшиеся на лодыжке. Рядом с кроватью, на полу, валялась надорванная упаковка с торчащим из нее презервативом, а на столе стояла бутылка и три пластиковых одноразовых стаканчика, один из которых был опрокинут. Жидкость, разлитая по столу, воняла алкоголем.

Преодолев секундное смущение, стюард попытался разбудить девушку, но на его попытки она отвечала лишь недовольным сопением и в сознание не приходила. «Бесполезно», — подумал стюард. Он грубо приподнял девушку за бедра, надел трусики как положено, после чего, перевернув на спину, взял ее на руки и вынес из номера. Когда стюард вернулся на лестничную площадку, Даг уже ждал его с кислородным баллоном, и стюард положил девушку рядом с ним. Из ее рта распространялся тот запах, по которому Даг определял, что вечером скорее всего будет скандал. Почувствовав этот запах, Даг непроизвольно потупил взгляд и, отдав баллон стюарду, сразу же отошел к Никьян.

— Теперь слушайте внимательно, — сказал капитан. — Вы должны как можно скорее добраться до технологического коридора на последнем, семнадцатом, этаже. По коридору вы попадете к лифту — это единственный лифт, который работает. Он доставит вас в машинное отделение. Там вы без моей помощи, по указателям, должны будите найти реакторный отсек. Вы должны надеть скафандры и выйти в подреакторное помещение. Место прямо под активной зоной — единственное, куда демоны не доберутся.

— Пойдем! — крикнул Даг, схватил за руку Никьян и побежал вверх по лестнице. Далее он руководил спасением, а заторможенный от страха стюард с пьяной девушкой на руках лишь следовал за ним. Вскоре, однако, Даг выдохся, и уже Никьян тянула его вперед. Ему вдруг стало стыдно и завистно, от того, что девчонка оказалась выносливей его, и он изо всех сил пытался выдерживать ее темп.

Герметичные двери лишь удерживали воздух внутри лестничной шахты, но хорошей теплоизоляции не обеспечивали, поэтому на шестнадцатом этаже, вблизи эпицентра разгерметизации, уже стоял лютый мороз.

— Ай! — вскрикнула Никьян и схватилась за стопу.

— Что с тобой, малышка? — спросил стюард.

— Нога болит, — выговорила Никьян сквозь слезы. — Мне холодно.

Мысленно, Даг схватил ее на руки и понес дальше, но на самом деле он был недостаточно силен для этого. Переполненный ненавистью к себе, он снял толстовку и начал надевать на Никьян.

— Вот, надень, — говорил Даг дрожащим от холода голосом, мысленно клянясь себе, что когда вырастит, станет таким сильным, что сможет поднять Никьян одной рукой.

Опираясь на Дага, Никьян дохромала до лифта, где было уже немного теплее. Когда двери закрылись, она поспешила вернуть толстовку.

— Одень, а то простудишься, — сказала она.

— Да ладно, можешь забрать себе, — ответил Даг.

— Спасибо, мне уже не холодно, — пытаясь скрыть озноб, проговорила Никьян. — Одень, а то замерзнешь. — С этими словами она сама начала натягивать толстовку на Дага.

Он впервые испытал на себе такую заботу — искреннюю и ненавязчивую — совсем не такую, какую давала ему Нора, для которой репутация заботливой матери была важнее переживаний собственного ребенка. Ее забота была параноидальной, почти всегда неуместной, чрезмерной, и для мальчика иногда даже унизительной, но что более всего злило Дага, так это то, что за свою неумелую заботу Нора заставляла его быть благодарным, и постоянно упрекала в отсутствии должной благодарности, иногда сравнивая с отцом. Поэтому Даг ненавидел заботу, и мечтал о том времени, когда сможет полагаться только на самого себя.

Следуя указателям «Главный реактор», они шли по коридорам машинного отделения. Голос капитана уже не направлял их. Никьян перестала плакать, потому что была хоть и маленькой, но женщиной и присутствие рядом хоть и маленького, но мужчины придавало ей уверенности.

Реакторный отсек находился на самом верхнем этаже машинного отделения. Он представлял собой небольшое цилиндрическое помещение с двумя пультами управления с одной стороны и выходом к шлюзу с другой. Из-за высокого уровня радиации, находится в реакторном отсеке более получаса, было небезопасно, поэтому за состоянием реактора операторы следили из центрального командного пункта, а сюда заходили только в экстренных случаях. Само же подреакторное помещение находилось за пределами герметичной оболочки корабля. Оттуда, в случае крайней необходимости, можно было вручную устранить любую неисправность. Для проведения работ в открытом космосе использовались скафандры, висевшие вряд, вдоль стены, у шлюза.

Скафандры были рассчитаны на взрослых, и потому у Никьян и Дага с ними возникли проблемы. К тому же девушка, которую стюард нес на себе, все еще была без сознания, и нести ее дальше одетую в скафандр было практически невозможно. И здесь способность Дага к решению нестандартных задач впервые проявила себя. Он подкатил тележку для инструментов, которую рабочие обычно использовали при проведении работ без отключения искусственной гравитации. Стюард тут же понял замысел Дага и положил скафандр животом на тележку, после чего буквально заправил девушку в него. Когда стюард закрыл скафандр, датчики на руке показали, что все системы жизнеобеспечения в норме, и выход в открытый космос можно осуществлять.

— Ты можешь залезть мне на шею? — спросил Даг у Никьян.

— Зачем? — переспросила она в недоумении.

— Так мы поместимся в скафандр. Ты будешь смотреть, а я ходить.

Никьян кивнула в знак согласия. Не медля ни секунды, Даг забрался в один из скафандров, но его ноги не доставали подошв. Тут же Даг придумал решение. Он снял с тележки два фонаря и вставил по одному в каждую из штанин, после чего снова залез в скафандр и вставил стопы в ручки фонарей. Их длины хватило как раз.

— Залезай! — сказал он Никьян.

Она ловко забралась ему на плечи, и ее голова оказалась ровно в шлеме скафандра; сложенные вместе Никьян и Даг имели рост невысокого взрослого человека. Натянув рукава скафандра насколько это было возможно, Никьян аккуратно уперлась руками в стену, а Даг попытался отойти назад. Сделав это, он почувствовал себя твердо стоящим на ногах в хорошем равновесии, но, куда ему было идти, он не видел.

— Повернись влево, — сказала Никьян, аккуратно тронув левой ногой Дага под бок.

Ходить с фонарями на ногах оказалось ужасно неудобно. К тому же, колени Дага не совпадали с коленями скафандра, от чего приходилось переваливаться с ноги на ногу подобно пингвину.

— Теперь два шага вперед, — сказала Никьян и снова тронула Дага, но уже двумя ногами — Я обопрусь на тележку, чтобы тебе было легче.

Даг сделал два шага вперед. Скафандр был так устроен, что в нем можно было совершать только движения предусмотренные конструкцией. Из-за этого упасть в нем было достаточно сложно.

— Повернись чуть-чуть вправо, — сказала Никьян, тронув Дага ногой теперь в правый бок. — Стоп!

Никьян положила руки на тележку, и давление на плечи Дага немного уменьшилось. Стюард тем временем сам надел скафандр.

— Ну, что, пошли, — сказал он. — Держитесь за тележку, я буду вас тащить.

Почувствовав, что тележка движется, Даг быстро посеменил за ней.

Подреакторное помещение было похоже на строительные леса, прилегавшие вплотную к корпусу корабля. Металлический каркас, образовывавший длинный коридор был обтянут крупной сеткой по бокам и мелкой внизу. Колеса тележки сбивали с нее черну, которая, поблескивая инеем, быстро падала вниз тонкими струями. Сквозь негустой серый туман она падала на истерзанный корпус лайнера, обшивка которого была усеяна большими и малыми отверстиями круглой формы. Кромки некоторых были покрыты белым льдом из замерзшего газа. Кое-где из отверстий еще выходил воздух, унося в открытый космос обломки корпуса, предметы быта, одежду, оборудование корабля… Не было видно ничего, что могло бы стать причиной таких разрушений — как будто корабль, потеряв прочность, распадался на части сам.

На развалинах парка бушевал голлем. Имея собственное тело размера не большего, чем у амебы или огненного шара, голлем, как было свойственно демонам его вида, управляя гравитацией, налепил на себя тонны мусора и все валуны, из которых был выстроен огромный водопад. Из небольшого паукообразного существа демон превратился в каменного гиганта размером с трехэтажный дом. Метая гранитные глыбы, подбирая и снова метая, он пытался выбить из укрытий цирковых животных, разбежавшихся из своих разбитых клеток. Маленькие собачки и большие хищные кошки в панике метались от одной кучи обломков к другой, уворачиваясь от прицельно летящих в них камней. Однако давление падало, и, постепенно, одно за другим, животные на ходу теряли сознание, отдавая магию демонам. Обесточенные модули внешней оболочки корабля гасли, как будто исчезая бесследно, и, вскоре, огромный, еще недавно переливавшийся огнями шар полностью растворился во мгле. Лишь в самом его центре, под двумя слоями грузовых контейнеров, тусклые прожекторы еще освещали красноватым светом центральный реактор.

Стюард помог детям положить скафандр на спину, чтобы тем было удобней лежать, после чего сам присел рядом. Уставший Даг кое-как протиснулся наверх, чтобы осмотреться. Внизу, за решеткой, виднелась лишь черная пустота, а прямо над скафандром светил красный фонарь. Его свет, хотя и был противно тусклым, распространялся довольно далеко, обрываясь в том месте, где корпус корабля, закругляясь, уходил вверх. Рядом с фонарем назойливо белели цифры 417.

Время как будто остановилось, и минуты были неотличимы от часов. Красный светодиодный фонарь светил не мерцая; стюард сидел неподвижно и, по всей видимости, спал; пьяная девушка так и не приходила в себя. Не было ни звука, ни единого движения, и лишь по биению собственного сердца, отчетливо слышимого в полной тишине, каждый мог ощущать неспешный ход времени.

Даг испытывал неведомое ему прежде удовольствие от того, что чувствовал своей грудью дыхание Никьян, и от того, что имел возможность гладить ее по спине и ощущать уголком губ нежную кожу ее шеи.

«Четыре. Один. Семь… Четыре. Один. Семь…» — считала Никьян, уставившись в белеющую надпись. Сорвавшаяся слеза прокатилась по ее щеке и упала на щеку Дага.

— Не плачь, все будет хорошо, — тихо сказал Даг.

— Я хочу к маме, — всхлипнула Никьян.

— Ты обязательно ее увидишь, — сказал Даг неуверенно, потому что понимал, что лжет.

Вскоре, оба заснули. Во сне Никьян прижала голову Дага к себе, как будто это была ее плюшевая игрушка, и Даг старался не шевелиться, чтобы не разбудить Никьян. Уставшие дети крепко спали до тех пор, пока их не разбудил сильный толчок, за которым последовало ощущение, что тело становится все легче и легче. Даг проснулся первым и, приподняв голову, увидел, что на дверь шлюза в самом конце коридора откуда-то снизу падает луч света. Раньше его определенно не было. Даг попытался поднять голову еще выше, но источника света так и не мог разглядеть. За решеткой, где до настоящего момента была видна лишь темнота, отчетливо просматривались контуры грузовых контейнеров. Что-то излучавшее свет определенно находилось рядом с кораблем. Прямоугольная тень, появившаяся снизу, начала медленно подкрадываться к коридору метрах в шестидесяти от того места, где сидели дети. В конце концов, она коснулась корпуса, издав звук, который, пройдя по металлическому каркасу, попал в скафандры.

— Что там? — спросила Никьян немного испуганно.

— Все нормально, — ответил Даг. — Что-то светится там, в конце коридора.

— Это демоны?

— Нет, — поспешил успокоить ее Даг.

В том месте, где тень касалась коридора, появился маленький, но очень яркий огонек. Он не спеша двигался из стороны в сторону, после чего потускнел и погас. Вскоре, откуда-то снизу показались два силуэта людей одетых в скафандры. Освещая себе путь прожекторами, они поплыли к сидевшим под реактором людям.

Это были ученые из экипажа пришельского научно-исследовательского судна «Каи Нао 3» (Небесное око 3), изучавшего в этом районе облака черны. Получив сигнал SOS, корабль тут же отправился на помощь, но обнаружил лишь разрушенный лайнер и вереницу вскрытых спасательных капсул по инерции летевших за ним. Не надеясь найти на корабле живых людей, ученые решили высадиться, чтобы изучить последствия катастрофы, но вначале нужно было провести магическое сканирование и убедиться в отсутствии на корабле демонов. Облетая лайнер по спирали, исследовательский корабль распылял вещество, содержащее особый вид бактерий, чьи клетки накапливали небольшое количество магии. Быстро погибая в космосе, бактерии отдавали магию и по тому, как она себя вела, сканер определял наличие или отсутствие на корабле людей, демонов или любых других носителей магии.

— Это чудо, что вы выжили, — сказал один из космонавтов, доставая пострадавших из скафандров. — Мы думали — тут некого спасать. Сканер биомассы показывал чушь. Мы по магии вас нашли. Глазам не поверили, но решили проверить. Оказывается тут четыре человека живых! — Космонавт очень радовался и от волнения говорил с сильным катонийским акцентом.

Подоспевшие медики положили выживших на носилки и быстро понесли в лазарет.

— Как долго вы там находились? — спросил врач.

— С того момента, как напали демоны, — ответил стюард. — Я не знаю, сколько времени прошло.

— Понятно. Значит шесть часов, — сказал врач себе под нос.

— Вы превысили допустимое время пребывания в радиоактивной зоне в двенадцать раз. Как себя чувствуйте?

— Да нормально.

— Слабость, тошнота, ломота в костях присутствует?

— Слабость — немного да. — Ощущение, как будто я заболеваю.

— Это лучевая болезнь. Вам повезло — еще немного и изменения могли бы быть необратимыми. Мы проведем диагностику и профилактику, чтобы избежать осложнений. Это конечно гениально — спрятаться от демонов в реакторе. Вы создали прецедент, который может перевернуть взгляд на защиту от демонов.

Никьян и Дага осматривали одновременно в одной и той же комнате. Врач положил их на кушетки, попросил не двигаться, после чего запустил сканеры и куда-то удалился. Он вернулся, держа в руках два больших шприца, один вид которых вызвал у Дага панический страх.

— Мне нужно взять на анализ немного вашей крови. Не бойтесь, это не больно. Ну, кто первый?..

Даг весь трясся от страха, тогда как Никьян смотрела на врача безразлично.

— Я буду первым, — сказал Даг.

— Вот и хорошо, — ответил врач. — Мальчики должны быть смелыми. Почему дрожишь?

— Холодно тут у вас, — проворчал Даг.

Врач взял у детей кровь на анализ, после чего достал из ящика еще два шприца поменьше и сделал обоим по уколу.

— Ну, вот и все, — сказал врач, улыбнувшись. — Полетели в каюты.

Врач завел детей в разные каюты и попросил ждать.

— Почему нас разделили? — спросил Даг возмущенно.

— Не беспокойся. Сейчас к вам придут побеседовать, — ответил врач. — Подожди немного.

Минут через пятнадцать в каюту влетела женщина лет сорока. Она приветливо улыбалась, но улыбка ее показалась Дагу фальшивой.

— Здравствуй, — тихо сказала женщина. — Меня зовут Майя. Можно мне с тобой поговорить?

— Конечно, — ответил Даг.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да.

— Как тебе невесомость?

— Нормально.

— С кем ты летел?

— С матерью.

— Эта девочка, она твоя сестра?

— Нет.

— А кто?

— Просто девочка. Я ее спас.

— А почему вы не с родителями?

— Если бы мы были с родителями, мы бы были уже мертвы, — ответил Даг, и его рассудительность повергла Майю в шок. Даг осознавал, что потерял мать, но это, казалось, ни сколько не волновало его.

— Мы будем искать ваших родителей, пока не найдем. Скоро прибудут спасатели…

— Не надо мне врать, — перебил ее Даг. — Если их забрали демоны, вы никогда их найдете. Вы говорили с Никьян?

— Да.

— Как она себя чувствует?

— Она подавлена. Ни с кем не хочет говорить.

— Не говорите ей ничего пока. Она очень сильно любила своих родителей.

— Мы не будем, — ответила Майя…

В соседней каюте стюард присматривал за спасенной им девушкой. Она по-прежнему спала, но вот-вот должна была проснуться. На кровати рядом лежали комбинезон, бутылка воды, пачка одноразовых салфеток и пачка гигиенических пакетов.

Первый раз молодому стюарду представилась возможность рассмотреть девушку в деталях. Он и не заметил в суматохе, какой красивой она была. Ее кошачьи глаза, должно быть, были гораздо красивей, когда открыты. Они наверняка свели с ума не одного мужчину. Ее курносый носик как будто специально был таким курносым, чтобы удобней было целовать ее тонкие юные губы. Молодой человек встал с койки и аккуратно пересел на край той, на которой лежала девушка. Он пристально разглядывал каждый сантиметр ее лица, и наконец, не выдержав соблазна, провел внешней стороной ладони по ее разбросанным по подушке волосам. Они показались ему невероятно мягкими. Один непослушный локон спадал девушке на лицо, так и напрашиваясь быть убранным в сторону. Юноша поднял его на палец и аккуратно положил на подушку, от чего девушка недовольно потрясла головой, как если бы сгоняла муху, но глаза все же не открыла. Убранная прядь волос прикрывала маленький шрамик, разделявший правую бровь девушки на две части. Тонкий и едва заметный, он совсем не портил ее красоты.

Юноша вдруг осознал, что хотя ему и было уже восемнадцать лет, он ни просто никогда не имел близких отношений с девушками — он даже не знал, какие эти прекрасные существа на ощупь. «Что я делаю!» — мысленно сказал себе юноша и нежно прикоснулся двумя пальцами к ее подбородку, затем медленно провел по щеке за ухо, спустился вниз по шее и снова поднялся вверх. Внезапно девушка открыла глаза — так резко, как будто не спала, а только лишь претворялась, ожидая дальнейших действий молодого человека.

— Что ты делаешь? Ты кто?.. Ммм, где я?.. — прохрипела девушка, взявшись за голову. — Что со мной?

Она попыталась встать, и гигиенические пакеты тут же пригодились. Герметично завязав и спрятав пакет, стюард аккуратно вытер губы девушке салфеткой.

— Спасибо, — простонала девушка.

— Не за что, — улыбнувшись, ответил стюард.

— Ой, как же хреново!

— Пить хочешь? — спросил молодой человек, протянув бутылку с водой.

— Да, — ответила девушка и жадно выхватила бутылку у него из рук.

Она открыла ее и перевернула, но вода не полилась. Она потрясла бутылку, после чего посмотрела на горлышко, проверяя не закрыла ли она.

— Ну, блин! — произнесла девушка ноющим тоном.

— Нужно надавить, — сказал стюард и взялся руками за бутылку, но девушка отдернула ее и с силой сжала руки.

Жадно хлебая воду, она с изумлением заметила, что не попавшие в рот капли вместо того чтобы стекать по щекам разлетались в стороны, зависая в воздухе.

— Мы что, в невесомости? — спросила девушка и начала нервно смотреть по сторонам. — Где я? Что происходит?

— Да, мы в невесомости, — ответил стюард.

— Блин! А я думала — у меня голова кружится! А что происходит?

— Понимаешь… Лайнера, на котором мы летели, больше нет.

— Как нет?

— На нас напали демоны. Корабль погиб.

— Ты что шутишь? Какие демоны? Где я?

— Мы на каком-то исследовательском судне. Оно подобрало нас. Похоже, выжили только мы и еще двое детей.

— Я ничего не помню, — сказала девушка испуганно. — Я вроде и пила не много… или много… Сколько времени прошло?

— Около шести часов, наверное. Я не знаю. Ты все проспала, поэтому не помнишь.

— Так значит, все погибли?.. — тихо произнесла девушка, и на ее глазах появились слезы.

— Ты потеряла кого-то близкого?

— Нет, но… Там было столько детей, а ты говоришь — спаслись только двое. Значит, остальные погибли?..

Юноша растерялся.

— Ну, я не знаю… Может быть, они улетели на спасательных капсулах. На корабле оставались только мы и капитан, но он, скорее всего, погиб.

Внезапно выражение лица девушки сильно изменилось — как будто она вспомнила или обнаружила что-то важное.

— Где мои шорты?! — вскрикнула девушка, схватившись за бедра.

Молодой стюард от испуга отшатнулся от нее.

— Я нашел тебя без них, — ответил он растерянно.

Выпучив глаза, девушка запустила руку под одеяло и начала щупать себя где-то в районе таза.

— Мои трусики! Они одеты наизнанку! Ты их снимал?! Признавайся!

— Нет. Я их надел, — краснея, оправдывался стюард. — То есть, они были сняты, когда я тебя нашел.

— Меня изнасиловали, пока я спала! Подожди! Я вспомнила! Я познакомилась с двумя парнями. Мы танцевали в баре, а потом… А потом я не помню… — Девушка обняла свои колени и заплакала. — Нет! Я не могла столько выпить. Они мне точно что-то подсыпали. Отдаться по пьяни. Какой позор!..

— Ну, не расстраивайся, — пытался успокоить ее стюард. — Похоже, они не успели.

— Почему ты так думаешь?

— Они даже не успели распаковать презервативы.

— Правда?..

— Ну да.

— А я прямо лежала без трусиков?

— Ну да.

— Признавайся, ты лапал меня, пока я спала? — спросила девушка серьезно, но через мгновение не выдержала и захихикала, пытаясь сохранить серьезное лицо.

— Нет, что ты, — смущенно ответил юноша.

— Да я же видела — лапал.

— Я, правда, не лапал.

— Да ладно, тебе можно. Ты же, в конце концов, спас меня. Я теперь, типа, жизнью тебе обязана.

— Да ну, что ты…

— Ну, раз ты видел меня голой и даже лапал, может быть, познакомимся? Меня зовут Эда.

— Зэн.

— Зэн… — протяжно произнесла девушка. — Можно тебя попросить?

— Да, конечно.

— Принеси еще воды.

Тем временем, капитан корабля собрал членов экипажа на совещание.

— Итак, — начал капитан, — Как прошла спасательная операция?

Первой ответила Майя.

— Я поговорила с детьми. Состояние девочки конечно тяжелое. Я пыталась ее обнадежить, но, похоже, она уже все поняла. Она не хочет ни с кем разговаривать, даже не плачет — просто молчит. Ее нужно показать специалистам. Я, говоря по правде, не знаю, что делать в данной ситуации.

— Понятно, — грустно вздохнув, сказал капитан. — Что со вторым ребенком?

— Мальчик ведет себя, на мой взгляд, крайне странно. Он на удивление спокоен, хотя и осознает, что потерял мать. Он в подробностях рассказал, что произошло. Я записала. Он сказал, что их спас капитан корабля, что он вывел их к реактору, где демоны их не достали.

— Понятно, я почитаю. А мать у него была родная или приемная?

— Не знаю. Я не уточняла.

— А отец его где?

— Он говорит — у него нет отца, говорит — нет, и не было никогда.

— А эта девочка, она его сестра?

— Нет. Он утверждает, что нет, но он сильно о ней заботится. Думаю, это детская любовь с первого взгляда. Так бывает. Их нельзя разлучать.

— А у девочки этой есть какие-нибудь родственники? Она ничего не говорит, но, по рассказу мальчика, девочка эта — нигорская циркачка. С ней на корабле были мать, отец и вся цирковая труппа. Возможно, там были все ее родственники.

— Понятно… Что с остальными двумя?

— У молодого человека характерная эйфория, которая впрочем, сменится депрессией через несколько дней. Он ни кого не потерял на этом корабле, поэтому за его состояние я бы не волновалась. Девушка на момент происшествия была пьяна, поэтому ничего не помнит. Она еще плохо осознает, что произошло, поэтому спокойна.

— Ясно. — Капитан перевел взгляд на бортинженера — Мэй, вы закончили осмотр корабля?

— Да. Мы облетели корабль три раза. Ужасное зрелище. Похоже, кроме этих четверых, никто не выжил.

— С чего такой вывод?

— Ни одна спасательная капсула не отстыковалась. Некоторые капсулы отсутствуют. Вначале мы подумали, что они отделились, но при более детальном осмотре мы обнаружили, что передние стенки капсул все еще прикреплены к шлюзу. Это значит, что капсулы разорвало еще до того, как они отстыковались. Судя по характеру разрушений, демоны целенаправленно атаковали капсулы. Похоже, все погибли.

— Понятно, — констатировал капитан. — Теперь нужно решить, что делать со спасенными.

— Какое гражданство у спасенных? — спросил старший помощник капитана.

— У троих алларийское, кроме девочки. Она, скорее всего, гражданка республики Нигория, — ответила Майя.

— Вот нужно и передать их властям Алларии и Нигории.

— Ни за что, — возразила Майя. — Я не позволю отдать детей в детский дом! Тем более одного в алларийский, а другую в нигорский. Вы не подумали о том, что у этих детей кроме друг друга никого больше нет?

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Я усыновлю их, — ответила Майя. — По вопросам гражданства я поговорю с мужем. Не думаю, что с этим будут проблемы. Нужно доставить детей на Землю обетованную.

— Я надеюсь, это обдуманное решение? — вмешался капитан.

— Да. Мне сорок два года. У меня нет детей. Все это знают, и, я полагаю, все здесь понимают, что, раз так, значит иметь я их, попросту, не могу.

— Я согласен с Майей в том, что дети не должны расти в детдоме, — подержал Майю капитан. — Но как мы объясним алларийским властям, почему спасенные дети оказались в Стране пришельцев?

— Объясним это тем, — вмешался врач, — что пострадавшие получили огромную дозу облучения и им необходимо пройти обследование и курс профилактических мер. На Земле обетованной есть для этого все средства, так что решение отправить пострадавших на Фокос я считаю вполне обоснованным. Если встанет вопрос, я как врач готов взять на себя ответственность.

— Это весомый аргумент, — сказал капитан и задумался на несколько секунд. — Значит так, пересадим спасенных на «Каи Нао 1». Он идет нам на встречу и как раз возвращается на Землю обетованную. Майя, свяжись с мужем, пусть сразу же начинает решать вопрос об усыновлении. Для начала, пусть установит личности детей.

— Ас остальными что делать? — спросил старший помощник.

— Их тоже на Фокос, — ответил капитан. — Они уже взрослые, сами решат, куда им лететь дальше.

Зэн и Эда разговорились. Друг от друга они узнали, что оба были «детьми войны». Зэн вырос в достаточно благоустроенном детском доме в Цитадели, тогда как Эда росла в провинциальном приюте, откуда в возрасте двенадцати лет ее забрала некая госпожа Ильма в свой частный интернат.

— А как ты стал стюардом? — спросила Эда.

— Я учусь на факультете иностранных языков в Космической академии, а на каникулах подрабатываю стюардом. Несколько рейсов туда-обратно, и денег хватает на весь год.

— Что, так много платят?

— Да нет. Просто я мало трачу.

— А я вот не поступила… — сказала Эда с грустью. — А девушка у тебя есть?

— Нет.

— Ну, тогда понятно, почему ты мало тратишь.

— Ты, наверное, в Цитадель возвращалась. Чем собираешься заниматься?

— Вернусь в кофейный дом. Ничего, в следующем году поступлю.

— А что за кофейный дом?

— Ну, ты что, не знаешь что такое кофейные дома?

— Это там где кофейницы?

— Ну да.

— Так ты кофейница?

— Ну да.

— Просто… Ты так испугалась, что тебя изнасиловали. Я подумал — у тебя вообще парня не было никогда.

— Да ну, что ты! Я мужиков столько повидала!.. Ну, ты сравнил вообще! — то клиенты, а это по пьяни, — это совсем другое.

— Ну да… — согласился Зэн и на мгновение задумался, пытаясь понять разницу, но, так и не поняв, продолжил: — А почему вас называют кофейницами?

— Ну как, клиент должен же за что-то платить? Мы же не можем брать деньги за это — ну, ты понимаешь… Это же запрещено. Вот мы и берем за кофе. Чашка кофе — один час. Каждая дополнительная услуга — конфета. Ну и пока клиент как бы пьет кофе, девушка его развлекает там по-всякому.

— Понятно, как она его развлекает…

— Ну, это от девушки зависит. Те, которые ничего не умеют просто ножки раздвигают, глазки закрывают, и делай с ними что хочешь, а вот я, например, делаю массажи. Да и вообще, я знаю столько способов доставить удовольствие мужчине… Самые щедрые клиенты ходят к таким, как я, ну, кроме тех конечно, кто малолетками увлекается.

— А в академии ты на кого хочешь учиться?

— На менеджера, и еще хочу прикладную магию изучать. Госпожа Ильма научила нас некоторым колдовствам.

— Это каким?

— Ну, там, разным. Иногда клиенты неадекватные попадаются, приходится защищаться. Госпожа Ильма говорила, что, владея магией, на Галеоне можно многого добиться, а кофейницей всю жизнь не проработаешь.

Всю дорогу Зэн и Эда разговаривали о разном. Он узнал от нее, о том, что быть магом или хотя бы уметь защищаться от магии на Галеоне совершенно необходимо, потому что могущественные маги, могут манипулировать сознанием человека, подчиняя его своей воле. На самом деле это был миф. Все, что мог сделать с человеческим сознанием даже самый могущественный маг — это ввести его в неадекватное состояние подобное наркотическому опьянению — вызвать беспричинную ярость или любовь, усыпить или придать бодрость, ввергнуть в панику или лишить страха. Тем не менее, каждый серьезный топ-менеджер или политик имел при себе доверенного мага, который ходил с ним на переговоры в качестве талисмана, а в остальное время играл роль телохранителя, секретаря или любовницы. Большую часть магов на Галеоне составляли молодые женщины с привлекательной внешностью (часто бывшие кофейницы), крепко держащиеся за кошельки своих хозяев и ничего кроме колдовства не умеющие. Зэн не знал всего этого и потому слушал Эду с любопытством, восхищаясь ее умом и жизненным опытом. Ее эмоциональность, противоречивость и непоследовательность выражали тот недоступный мужчинам душевный хаос, который в сочетании с внешней красотой составлял женское обаяние, от которого Зэн не мог оторваться до самого Фокоса.

Корабль «Каи Нао 1» доставил спасенных на Фокос. Шаттл совершил посадку в месте, которое казалось абсолютно безжизненным и безлюдным. В раскаленном мареве на фоне песка белели огромные купола исследовательских центров — как будто гигантские шары, вкопанные в землю. Постоянно засыпаемая мелким песком взлетно-посадочная полоса была видна лишь благодаря резко контрастировавшему с окружающей поверхностью черному резиновому накату. Светло-серые бетонные рулежные дорожки уходили от полосы далеко в сторону, скрываясь где-то в тени невысокой скалы, которая была увенчана причудливым камнем похожим на расправившую крылья птицу. Совершив посадку, самолет медленно покатился к скале, где располагалась вся инфраструктура аэродрома. Дверь ангара открылась лишь на мгновение, когда шаттл непосредственно сблизился с ней, и закрылась, как только он въехал внутрь, чтобы воздух внутри ангара не нагревался.

Ученые были рады возвращению домой — они о чем-то эмоционально говорили, смеялись, и Даг вслушивался в их еще незнакомую ему речь, которая напоминала одновременно и пение птиц, и шипение змей. Глубокие шипящие и короткие согласные в катонийском языке, благодаря открытому слогу, были равномерно перемешаны с гласными, многие из которых произносились с разной интонацией и нараспев, от чего речь становилась плавной и мелодичной.

Четверых спасенных вывели в ангар, где их уже ждал человек в военной форме. Капитан подошел к нему и начал о чем-то говорить. Человек в форме с серьезным выражением лица посмотрел на детей, потом на капитана, после чего что-то коротко прошипел и отвел пострадавших в какую-то комнату, где кроме стола и нескольких стульев ничего не было. Попросив ждать, он удалился. Примерно через пол часа в комнату вошел человек в длинном плаще песочного цвета. Он откинул капюшон, снял солнцезащитные очки и опустил завязанный маской шарфик, под которым скрывалась доброжелательная улыбка.

— Добро пожаловать на Землю обетованную, — сказал человек на идеальном алларийском. — Простите за задержку. Меня зовут Лей. Моя жена Майя попросила меня встретить вас.

Все представились и обменялись вежливостями, после чего Лей предложил погостить у него.

— Я, конечно, польщена вашим гостеприимством, — ответила Эда, — но мне бы поскорей в Цитадель попасть. Не хочу быть вам обязанной.

— Ну, что ты. Ты ни сколько не будешь мне обязанной, — ответил Лей. — Да и не спеши ты так в свою Цитадель. Ни куда она не денется без тебя, а на Земле обетованной когда еще побываешь? Пойдемте, я отвезу вас в более цивилизованное место.

Легкая улыбка никогда не покидала лица Лея, когда тот говорил с незнакомцами. Благодаря ей, он быстро завоевывал доверие человека. Энергичной походкой Лей повел гостей по коридорам так быстро, что детям приходилось практически бежать. Дежурный на КПП вытянулся перед Леем по стойки смирно и отдал честь, хотя на том не было ни формы, ни каких либо знаков отличия. Лей сказал солдату что-то на катонийском и направился в будку дежурного, откуда вернулся через пару минут, держа в руках сканер ДНК. Первым Лей подозвал Зэна и вставил его палец в сканер. Внутри была странная поверхность, которая казалась гладкой в одном направлении, но становилась липкой, если провести по ней в направлении противоположном. Ее микрочешуйки соскребли с пальца Зэна частички кожи, по которым сканер распознал ДНК. Лей записал вязью на экране имя Зэна, после чего быстро проделал все то же самое с остальными. Только нигорское имя «Никьян», которое невозможно было правильно записать на катонийском, поставило его в тупик. Поразмыслив немного, Лей заменил его на более простое алларийское имя «Ника».

Проведя через КПП, Лей привел гостей в гараж.

— Вы не представляете себе, в какую глушь вас завезли, — сказал он. — Этот исследовательский центр расположен в сорока километрах от ближайшего города. К тому же, он совсем новый. Здесь даже транспортной системы еще нет. Все пока доставляется вездеходами.

На парковке среди тяжелой гусеничной техники стоял казавшийся крохотным вездеход. Его похожий на жука корпус стоял на четырех больших колесах почти шарообразной формы. Лей положил руку на небольшой гладкий прямоугольник на корпусе вездехода, и массивная боковая дверь медленно открылась, разделившись на две части — верхнюю и нижнюю, которая превратилась в трап. Салон вездехода был слишком комфортабельным для военной техники, но и слишком строгим для обычного автомобиля. Гости расположились сзади, а Лей сел за руль.

— Эта штука герметичная и с кондиционером, — сказал Лей, заводя мотор. — Так что будет не жарко.

— А почему у него колеса такие странные? — поинтересовалась Эда.

— Чтобы в песке не завязнуть, — ответил Лей. — Песок здесь мелкий, — это скорее даже пыль. Чтобы не проваливаться техника должна сжимать его под собой. Для этого вездеходы делают тяжелыми, а колеса — гладкими, и не накачивают сильно, чтобы увеличить площадь соприкосновения с песком.

— А дороги вы не строите? — продолжала спрашивать Эда.

— Дороги в этой местности строить невозможно. Их будет постоянно заносить песком. К тому же, суточный перепад температур здесь составляет около ста градусов. Только очень дорогие материалы смогут выдержать такой режим. Мы здесь строим тоннели и прокладываем по ним рельсы. Вы кстати сможете увидеть один из таких. Мы будем его пересекать.

Вездеход покинул гараж и, проехав по узкому ущелью, оказался на бескрайней песчаной равнине, которая, простираясь во все стороны, исчезала в желтоватом тумане плавно переходившем в голубое небо. Лишь только лучи фокосского солнца упали на стекло, как оно тут же потемнело так сильно, что, казалось, наступил вечер. Машина двигалась не спеша, покачиваясь на мягких рессорах, от чего возникало впечатление, что она плывет по воде.

Вскоре, из-за бархана показалась высокая тонкая башня с двумя антеннами. Лей развернулся возле нее и поехал дальше.

— Это своего рода дорога, — сказал Лей. — Технология старая, но чертовски надежная. От каждого маяка до соседнего путь гарантированно свободен. Если не придерживаться маяков, можно улететь в трещину или упереться в скалу которую сразу и не заметно.

— Если путь свободен, — сказала Эда, — не могли бы мы ехать чуть побыстрее?

— Зачем? Мы ни куда не спешим, — ответил Лей.

— Просто бесит. Мы тащимся как черепахи.

— Зато черепахи живут по триста лет. Люди передвигаются быстрее, но и живут в три раза меньше, а те, кто быстро ездят по пустыне, и того не проживают.

Вездеход прошел еще несколько маяков и преодолел бархан, под которым проходила серая труба, диаметром около десяти метров. Пронзая барханы, она шла от горизонта, уходя за горизонт с противоположной стороны. Это была магистраль транспортной системы, по которой из города в город по рельсам мчались пассажирские и грузовые капсулы.

— Меня всегда интересовало, что производят пришельцы на Фокосе? — спросил Зэн.

— Практически все, — ответил Лей, — но больше всего — идеи.

— И это приносит много денег?

— Конечно. Идеи — это ценный товар, если уметь его правильно продавать. Каждый день, в различных областях своей деятельности, люди сталкиваются с проблемами. Для того чтобы решать проблемы необходимы интеллектуальный потенциал и знания. Мы занимаемся производством и того, и другого. ВУЗы Земли обетованной ищут умных людей, а знания приходится добывать — отнимать у природы, постоянно исследуя и изобретая. Когда этим занимаются умные люди, в конце концов, рождаются идеи, которые остается просто завернуть в красивые коробки и поставить на витрину. Сейчас в мире большая часть производимых товаров имеет где-то внутри пришельскую идею или изобретение, и с продажи каждого такого товара Страна пришельцев имеет свой процент. Самое главное — идеи как товар никогда не устаревают. Новая идея может сделать устаревшим любой товар, но сами новые идеи всегда будут востребованы, потому что с проблемами люди всегда сталкивались и будут сталкиваться.

Прошло около полутора часов, а еще недавно висевшее высоко над горизонтом солнце уже клонилось к закату. Подходил к концу первый день белых суток. Вездеход приближался к странным сооружениям, которые представляли собой торчащие из песка, очень пологие пирамиды с усеченными вершинами. Шесть таких бетонных конструкций стояли вряд посреди пустыни недалеко от очередного маяка.

— А вот и город, — сказал Лей.

— Где? — удивленно спросила Эда.

— Да вот же, — ответил Лей, указав на пирамиды. — Это транспортный вход в город.

Вездеход въехал на вершину одной из пирамид, и площадка под ним начала опускаться. Тут же с четырех сторон поднялись красные огни, сигнализировавшие подъезжающим о том, что лифт занят. Вездеход опустился под землю на пару десятков метров, и перед ним открылась дверь в помещение похожее на подземную парковку. Дороги от шести лифтов сразу же сворачивали в сторону и заканчивались стоянкой вездеходов. Лей заплатил за аренду транспортного средства и повел гостей к эскалаторам, которые спускались в город.

Центром города была увенчанная искусственным куполом извилистая трещина длинною в несколько километров. Обе ее стены были плотно облеплены фасадами зданий. Витрины магазинов, кафе, банки и офисные помещения располагались на восьми ярусах пещеры. Переливаясь разноцветными огнями вывесок и реклам, это место выглядело не менее ярко, чем вечерний центр любого развитого города. Однако, было раннее утро, и люди не спеша шли на свои рабочие места по выложенным плиткой улицам и узким мостикам. Без суеты, не заталкивая друг друга на эскалаторы и в общественный транспорт, люди здесь шли медленно, как будто гуляя, хотя большинство из них шли на работу. Не смотря на час-пик, в городе было тихо, и лишь вода подземной реки тысячелетиями пилившая скалу надвое тихо журчала на дне пещеры.

— А почему у вас флаг такой мрачный? — спросила Эда.

— Ну почему же мрачный? — переспросил Лей.

— Черный какой-то.

— Ну, черный цвет — это цвет космоса, желтый круг — это Фокос, а белый треугольник — это символ движения вперед, символ преемственности и развития, то есть символ пришельцев.

Первым делом Лей повез гостей в центральный парк Акуры. Он хотел, чтобы дети влюбились в Землю обетованную с первого взгляда, и для этого лучшего места, чем центральный парк было не найти. Капсула остановилась в Долине водопадов — в месте, где грунтовые воды, вытекая из скальных трещин, спускались по стенам пещеры узором из тысяч больших и малых водопадов. Многовековые наслоения солей и минералов покрывали стены долины причудливым узором в коричневых, красных и оранжевых тонах с вкраплением белоснежных жилок. Стекавшая по стенам вода попадала в кристально чистое озеро на дне пещеры, где, расталкивая друг друга, суетились окуни, пытаясь схватить приносимые водой семена покрывавших скалы растений.

Долина водопадов располагалась в самом центре парка и, таким образом, в самом центре города между трех скал, на которых возвышались три огромных небоскреба. Между этими скалами, от станции, в разные стороны расходились три дороги. Одна через сквер вела к выходу из парка, другая — в детский развлекательный комплекс, а третья — в Катонийский сад. Лей повел детей к аттракционам, но Никьян заплакала и наотрез отказалась туда идти. Эда прижала ее к себе и та быстро успокоилась, после чего Лей предложил пойти в сад.

Катонийский сад наполняли экзотические для этих мест титанианские растения — преимущественно те, что когда-то покрывали острова Като. Многие из них были полностью уничтожены Великим цунами и сохранились лишь в садах Земли обетованной. Увитые плющом деревья с необъятными стволами и покрытые мхом валуны были хаотично расставлены по идеально ровной поверхности сада усыпанной серым гравием. Каменные тропинки извивались между ними, и за очередным поворотом было не видно, куда ведет та тропинка, по которой идешь. Ориентироваться можно было лишь по указателям стоявшим на перекрестках.

— Странные здесь дорожки, — размышляла вслух Эда. — Как будто вначале набросали камней, а потом начали строить между ними дорожки. Почему не наоборот?

— Потому что так всегда происходит, — ответил Лей. — Вначале природа создает ландшафт, а потом человек на нем что-то строит. Это катонийский стиль. Этот сад — копия тех садов, что издревле строили в Катонии.

— А почему они так строили?

— Потому что есть такая поговорка: «Зло ходит по прямой».

— И поэтому они никогда не ходили по прямой?

— Ходили, конечно, — улыбнувшись, ответил Лей, — но только там, где это было возможно. По старому катонийскому поверью Бог-творец создал Закон, и весь мир подчиняется этому Закону. Закон этот невозможно нарушить, но можно сколько угодно пытаться, совершая грехи. Иногда может даже показаться, что ты нарушил Закон, но это лишь иллюзия. На самом деле ты совершил грех, и за него придется расплачиваться.

— А дорожки тут причем?

— А при том, что, даже передвигая камень, лежавший на своем месте тысячи лет, ты совершаешь маленький, но грех. Поэтому древние катонийцы не передвигали камней и не рубили деревья без необходимости.

— А вы до сих пор верите в Бога и во все эти дела?

— Мы верим в Закон, — ответил Лей. — На вере в постоянство и общезначимость законов природы, в невозможность их нарушить, строится научное знание.

— Разве научное знание строится на вере? — переспросил Зэн.

— Да, именно так, — ответил Лей. — В основе любого знания, даже самого объективного, лежат принципы, которые берутся на веру — это неизбежно.

Любопытство Зэна и Эды нравилось Лею, и он подробно рассказывал об истории научного метода, неизбежно отвлекаясь на историю Катонии и Страны пришельцев.

Погуляв по парку еще какое-то время, они направились через сквер к выходу. Лей достал коммуникатор и начал что-то на нем набирать.

— Сейчас закажем обед, — сказал он, просматривая меню.

— Жена в экспедиции, а самому мне готовить, по правде говоря, лень. Вот и заказываю еду на дом. Когда придем, еда уже будет на столе.

— А как служба доставки попадет в дом? — спросила Эда.

— При помощи одноразового ключа, — ответил Лей.

— А вы не боитесь, что они украдут что-нибудь?

— Это невозможно, — ответил Лей. — Во-первых, их сразу же поймают, во-вторых, у меня в доме нечего красть. Наличные деньги мы не используем, а предметы быта ни какой ценности не представляют.

— Как не представляют?

— Да кому они нужны? Этого барахла полно в магазинах.

Любой может купить его сколько захочет.

— А драгоценности?

— Пришельцы не носят драгоценности.

— А бытовая электроника?

— Понимаешь. Все, что можно взять и украсть, на Земле обетованной невозможно превратить в деньги. Пришельцы покупают только новые товары, в фабричной упаковке. Наша финансовая система вообще так устроена, что продать через нее что-то нелегальное практически невозможно. Если кто-нибудь решил бы продавать краденый товар, то издержки на обход всех систем контроля были бы таковы, что цена этого товара для потребителя возросла бы в разы. Проще говоря, продавать краденый товар было бы крайне невыгодно.

— То есть, у вас вообще нет квартирных краж?

— Нет и не было никогда. Но это, правда, не значит, что у нас совсем нет краж. Просто отсутствие ценностей в материальном мире лишь переносит проблему туда, где они есть — в мир информационный. Он создан людьми, а люди иногда ошибаются, поэтому законы информационного мира, в отличие от законов природы, иногда можно нарушить, и этим занимаются хакеры. Мошенничество, сокрытие доходов, подделка социальных статусов, подмена кредитных историй и прочие распространенные преступления, — все это исполняется хакерами. Именно исполняется, потому что сам хакер, как правило, преступным мотивом не обладает. Я по роду деятельности общался с такими. Как правило, это молодые люди, иногда очень молодые, вопреки распространенному заблуждению, не всегда обладающие выдающемся умом, однако, всегда с огромными психологическими проблемами. Типичный хакер — это человек, чья юность по каким-то причинам не сложилась. Он либо просто слаб, труслив или некрасив, либо чем-то болен. Дети к таким везде относятся одинаково, даже на Земле обетованной. В конце концов, такие люди начинают ненавидеть весь материальный мир и находят ему замену. Раньше они уходили в религию, в науку, сейчас же — уходят в информационный мир. Там они чувствуют себя комфортно. Там никто не видит их недостатков. Именно там они могут доказать свое превосходство над остальными. Хакерам, как правило, не нужны деньги. Я встречал таких, которые работали почти за еду. Они получают удовольствие от самого процесса взлома.

— Тяжело же им в тюрьме приходится, — злорадно заметила Эда.

— На Земле обетованной нет тюрем.

— А что же вы делаете с преступниками?

— Мы направляем их в центры социальной коррекции. Страна пришельцев принципиально отличается от остальных государств тем, что преступное мышление в ней считается болезнью требующей лечения.

— То есть это психушка что ли?

— Ты путаешь заболевания психические и психологические. В центрах социальной коррекции лечат именно психологические заболевания. Преступное мышление, к примеру, как и любое заболевание, поражает людей с определенной предрасположенностью, имеет легкие и тяжелые формы, но, к счастью, есть способы лечения и профилактики. Преступность гораздо дешевле предотвращать, чем лечить. Возьмем, к примеру, Алларию. Это государство, которое вообще не тратит деньги на профилактику преступности. Вместо этого оно наказывает преступников после совершения преступлений, и, таким образом, во-первых, несет ущерб от самих преступлений, во-вторых, теряет члена своего общества на длительный срок, да еще и берет его на полное содержание. То есть, Аллария трижды несет убытки от преступности. Страна пришельцев, напротив, вкладывает огромные деньги в профилактику, сокращая преступность до минимума. Тех же, кто все-таки преступает закон, лечат, тратя, конечно же, гораздо больше денег, чем Аллария тратит на содержание заключенных, однако сроки коррекции короче, чем сроки заключения и человек быстрее возвращается в общество. В общем, наша система борьбы с преступностью дешевле и эффективней, но это то, в чем, к сожалению, весь мир от нас отстал более чем на век.

Эда и дальше расспрашивала бы о преступности, если бы ее внимание не привлекла группа молодых людей, собравшаяся на лужайке сквера. Некоторые парни были с девушками. Почти у всех за спиной или за поясом висели бамбуковые мечи. В центре круга фехтовали двое юношей. По их отточенным движениям было видно, что они изучали боевое искусство давно. Противники подолгу ходили друг вокруг друга, не сокращая дистанции, после чего сходились, нанося несколько быстрых ударов, и снова расходились в стороны. Оба фехтовали хорошо, и потому удары ни как не достигали цели, но наконец, один из бойцов попал по ноге противника, и половина компании разразилась аплодисментами.

— Школьники развлекаются, — сказал Лей, заметив любопытство Эды.

— Их что, в школе этому учат?

— Да.

— Правда? — воскликнула Эда. — А зачем?

— Это часть общей физической подготовки — детям нравится. Когда-то в Катонии существовало четыре основных боевых искусства, которым обучался каждый здоровый гражданин мужского пола: искусство рукопашного боя, искусство владения мечом, искусство стрельбы из лука и искусство верховой езды. Мы практикуем только первые три. Основы рукопашного боя преподают всем, плюс, одна дополнительная дисциплина — фехтование или стрельба из лука на выбор. Мальчики, как правило, выбирают фехтование, девочки — стрельбу. По фехтованию и стрельбе проводятся официальные соревнования — чемпионаты школ и турниры между школами. В общем, это два национальных вида спорта.

— И не скучно вам тут жить?.. — подумала вслух Эда, выходя из парка. — Порядок кругом, ни кто ничего не нарушает, даже машины у вас по рельсам ходят… А это правда, что в Стране пришельцев почти нет законов?

— Не совсем, — ответил Лей. — Они есть, но они ничего не запрещают и не разрешают. Они декларируют права и обязанности. Право — есть то, на что гражданин может рассчитывать исполняя обязанности и, не нарушая права других. Государство — есть гарант права. Оно следит за тем, чтобы права всех граждан были соблюдены.

— Ничего не поняла.

— Смотри, к примеру, в законе Страны пришельцев сказано, что каждый гражданин имеет право на неприкосновенность жизни и здоровья. Отсюда вытекает обязанность проходить в школе тренировки по безопасности. При этом государство не может заставить гражданина служить в армии, так как это нарушило бы его право на неприкосновенность жизни. Служба в действующих войсках опасна и поэтому исключительно добровольна. Из права на пенсионное обеспечение и экономическую безопасность вытекает обязанность платить подоходный налог. Все граждане обязаны платить налоги Страны пришельцев, даже если работают за границей, но зато при этом имеют право пользоваться любыми государственными службами бесплатно. Поэтому пришельские дети учатся в пришельских школах за рубежом бесплатно, а за остальных родители вынуждены платить. Из права на жилплощадь вытекает обязанность соблюдать жилищные квоты и так далее.

— Как сложно. На галеоне все проще. Там что-то либо разрешено, либо запрещено.

— Вот, к примеру, — продолжил Лей, — как ты думаешь, почему в Акуре подростки не рисуют на стенах?

— Ну, наверное, потому что это запрещено? Или как?

— А вот и нет. Дело в том, что у каждой стены на Земле обетованной есть хозяин. В соответствии с законом о недвижимости, владелец здания вправе сам решать, в какой цвет покрасить стены, и если кто-то перекрасил их против его воли, собственник имеет право подать в суд. А уже выявить нарушителя можно при помощи системы уличного наблюдения.

— А разве на Галеоне стены никому не принадлежат?

— Формально — принадлежат, но недвижимость, в той же Цитадели, например, как правило, принадлежит крупным корпорациям, то есть никому конкретно. Корпорация за всеми стенами не уследит, а частный собственник за своими четырьмя запросто. У нас это называется общественной собственностью — когда собственность равномерно распределена между членами общества.

— А у граждан Земли обетованной есть право на неприкосновенность частной жизни?

— Конечно, есть.

— А разве уличное наблюдение его не нарушает?

— Не нарушает. Как ты думаешь, почему?

— Не знаю, — ответила Эда, подумав пару секунд.

— Да потому что камеры наблюдения покрашены в ярко оранжевый цвет и помечены специальными знаками. — Лей указал на одну из таких. — Гражданин всегда знает, наблюдают за ним или нет.

— Понятно. То есть, если человек хочет что-то скрыть, он может убедиться, что вокруг нет камер.

— Именно так. Я понимаю, тебе сложно привыкнуть к такой системе законов. На Галеоне совсем другие представления о праве.

— А почему?

— Понимаешь, Катония никогда не надзирала за своими гражданами. В каждой провинции жители устанавливали те законы, по которым им было удобней жить. Главное, чтобы эти законы не противоречили Закону империи. Поэтому законы в Катонии выражали волю большинства — фиксировали естественно сформировавшийся порядок вещей, и большинство граждан подчинялось этим законам, даже не замечая этого. Аллария же и до, и после эпохи империи была деспотическим государством, где законы устанавливались единоличной волей правителя, либо небольшой группой людей — правящей элитой. Естественно, эти законы не выражали воли народа, а служили интересам лишь небольшой группы людей, угнетая всех остальных. Галеон всегда был вольницей, то есть местом, где алларийские законы можно было не соблюдать. Туда бежали, чтобы получить свободу, но свободу не в катонийском смысле. Для катонийца, равно как и для пришельца, свобода — есть возможность устанавливать законы, тогда как для галеонца свобода — это возможность никаким законам не подчиняться, в том числе и тем, что установлены тобой самим.

Эда пробыла на Земле обетованной месяц, и ее желание вернуться в Цитадель исчезло. Зэн вскоре отправился на Титан продолжать обучение, а Эда осталась на Фокосе, где готовилась к экзаменам год, после чего поступила на факультет, где учился Зэн.

Ника и Даг пошли в школу для детей, попавших на Землю обетованную по программе усыновления галеонских сирот. Первое время, обучение в этой школе велось на алларийском, а катонийский преподавался как иностранный. Позже, галеонских детей перемешивали с пришельскими, чтобы и те и другие имели возможность общаться на иностранном языке с его носителями. Так пришельцы добивались почти полной двуязычности выпускников школ.

Среди учеников первого класса было много тех, кого переселили с Галеона совсем недавно. Все вокруг было им чуждо и казалось враждебно. Угрюмые и мрачные, похожие на маленьких приведений, эти дети бродили по коридорам школы, недоверчиво глядя по сторонам, и не с кем не разговаривая. Их вид пугал Дага, и он старался держаться в стороне от этих детей, поближе к Нике, которая, впрочем, мало чем от них отличалась.

Ника изменилась внезапно, чем испугала и Дага, и своих новых родителей. Она начала называть Лея и Майю — папой и мамой, а Дага — братиком. Она стала почти всегда говорить на катонийском, как будто пытаясь забыть алларийский, и даже на алларийском она стала подписываться «Ника» вместо «Никьян». На Земле обетованной ей было просто забыть прошлую жизнь. Здесь не было ни моря, ни гор с заснеженными вершинами, которые виднелись из окна ее дома на Титане. Здесь не было животных, и потому ни где нельзя было случайно почувствовать запах цирка. Даже небо на Фокосе было другим — совсем не таким, как в Нигории. Лишь спортивная гимнастика, заняться которой Нику уговорили учителя, иногда возвращала ее в прошлое. Ника показывала выдающиеся результаты, постоянно улыбаясь во время выступления, хотя это и не требовалось правилами, а, вернувшись в раздевалку, она плакала, мысленно убеждая себя на катонийском в том, что она — пришелец, что ее родители — Майя и Лей и, что ловкость дана ей от природы.

Алларийскую школу Даг не любил. Нора постоянно повторяла, что он должен учиться хорошо, чтобы быть умным, но он не понимал, как ему помогают в этом те бессмысленные действия, заниматься которыми его заставляли в школе. Даг видел практическую пользу в чтении, чуть меньшую в умении писать; считая сдачу, он быстро научился складывать и вычитать в уме, но на уроках истории и географии Даг погружался в свои фантазии и совершенно не слушал учительские рассказы о древних цивилизациях, до которых ему не было дела, и о местах, ехать в которые он не собирался. Дага больше интересовало, что собой представляет свет, что такое черные дыры, как выглядят живые существа из других звездных систем?.. Первой книгой, которую Даг прочитал, была книга об истории планеты Титан и эволюции жизни на ней. С тех пор, история человеческая перестала интересовать Дага, потому что он осознал, сколь ничтожно короткой она была в сравнении с историей всей планеты.

То, чем занимались дети в пришельской школе, казалось Дагу не менее бессмысленным, но значительно более интересным. Целыми днями они только и делали, что играли в игры, для достижения успеха в которых, требовались, однако, определенные знания и умения. В некоторых играх нужны были командные усилия, и тогда дети объединялись в группы и решали задачу сообща. Школьники часто ходили в походы — вначале, по подземным лесам и пещерам, а позже и на поверхность. Индивидуальное любопытство в пришельских школах поощрялось, и для его удовлетворения существовали специальные тематические занятия. В школу часто приходили люди, добившиеся больших успехов в собственных профессиях. Многие из них на Земле обетованной были достаточно известны. Они проводили специальные семинары, на которых рассказывали о своей деятельности и отвечали на вопросы детей. Ученики старших классов давали уроки ученикам младших классов, получая, таким образом, опыт общения с детьми и укрепляя собственные знания. Экзаменов, или каких либо других явных аттестаций, в пришельских школах не было. Вместо этого применялась сложная система постоянного мониторинга знаний, обладавшая высокой точностью, поскольку для учеников была совершенно незаметна. Школьники не имели возможности приспособиться к ней зубрежкой, и тем более не могли жульничать, списывая или обмениваясь домашними заданиями. В пришельских школах оценивалось не наличие знаний в данный конкретный момент времени, а умение их практически применять регулярно и без всякой подготовки.

Через десять лет Ника и Даг были уже неотличимы от остальной молодежи Земли обетованной. Они говорили и думали на катонийском, поэтому пользовались им даже в разговорах между собой. Даг уже иногда брал паузу, чтобы вспомнить подходящее алларийское слово, а у Ники выработался катонийский акцент.

Каждые черные сутки, в середине дня, во время большой перемены, Ника и Даг любили, прихватив с собой коробку с обедом, посидеть в гроте на поверхности, наблюдая за тем, как голубое небо постепенно темнеет, покрываясь россыпями звезд. Для остальных пришельцев эта их тяга к поверхности казалась странной, потому что вся красота Фокоса скрывалась под землей, но для Ники и Дага было важно хотя бы иногда видеть открытое небо над головой.

— Ты уже решила, чем будешь заниматься после школы? — спросил Даг. — Наверное, в большой спорт уйдешь?

— Знаешь сколько людей меня уже заколебало этим вопросом? Обычно я отвечаю, что не решила, но тебе скажу. Нет — я не собираюсь идти в большой спорт.

— Почему? — спросил Даг, изо всех сил скрывая радость.

— Я не люблю соревноваться. Из кожи вон лезть только чтобы стать лучшей? В чем? В скакании по бревну?.. Чем старше я становлюсь, тем меньше смысла в этом вижу.

— Да, это точно… А что тогда собираешься делать?

— Не знаю пока, а ты?

— Я буду поступать в Космическую академию — на бортинженера.

— Ах, везет тебе — ты умный. А я, вот, только скакать по бревну и умею.

— Да ладно, не наговаривай на себя. Ты еще и хорошая староста.

— Правда?

— Да. Ты очень обаятельная, поэтому люди тебя слушаются. Поступай на управление большими судами.

— Да ну, это же самая сложная специальность. Там надо знать все.

— Ну и что. Все, но по-чуть-чуть. Ты же ведь не такая глупая, какой хочешь иногда казаться.

— Не такая… К тому же у меня есть братик, который всегда мне поможет, — кокетливо сказала Ника и нежно положила голову Дагу на плечо. — Ты же мне поможешь?

— Тебе — с удовольствием, — ответил Даг.

Вскоре, они поступили на один факультет Космической академии. Даг любил Нику как самую прекрасную девушку в мире, а она его — как лучшего в мире «братика». Даг никогда не напоминал ей о жизни до Земли обетованной, но ее «братик» каждый раз резало ему по сердцу.