Как будто устав от своей прошлой жизни, которую от одногруппников скрывала, Эда спряталась за спиной Зэна от обычных для ее возраста знакомств с молодыми людьми. Она хотя и производила впечатление девушки вполне доступной, тем не менее, верность Зэну соблюдала строго. У Зэна и Эды была во многом похожая судьба. Они понимали друг друга и всегда находили, о чем поговорить, тогда как остальные парни могли предложить Эде лишь то, что ей самой давно уже надоело, потому что занималась она этим с четырнадцати лет. Зэн не испытывал к Эде пылких чувств, никогда не ревновал. Хотя ее вульгарность иногда его и раздражала, сделать замечание, Зэну не позволяла застенчивость. Иногда Зэна выводили из себя глупости, которые Эда говорила, когда ее речь опережала мысли, но он тут же забывал любую обиду, как только оказывался с Эдой в постели. В интимных делах Эда была непревзойденна. Любовные игры с ней походили на мистический ритуал. Своими движениями она вводила Зэна почти в гипнотическое состояние. Эде нравилась покорность Зэна, а ему — ее дикая, необузданная женственность. Интимная близость была тем, что сильнее всего удерживало их вместе.

Выпускникам выдали дипломы, и торжества по этому поводу были уже позади. Бывшие студенты постепенно покидали кампус. Собрав свои сумки, Зэн пришел в комнату Эды, чтобы помочь ей сложить вещи.

— Ну, котенок, я не могу там жить, — говорила Эда.

— Ну, почему?

— Ну, потому что там ночь постоянно, искусственное освещение. Люди там странные, увлечения у них странные. Язык этот непонятный… Мне там скучно.

— А дети? Ты хочешь, чтобы они в Цитадели росли?

— А что дети? Ну живут же там люди, ничего.

— Плохо живут. Там преступность.

— Котенок, ну везде преступность! Ты жил в Цитадели, ты от преступности страдал? Тебя, прям, грабили каждый день?

— Нет, но…

— Если снять квартиру в нормальном районе, если найти нормальную работу, то в Цитадели очень даже неплохо.

— А ты уверена, что найдешь хорошую работу?

— Я! — найду. К тому же, мне Лей кое-что предложил.

— Это что он тебе предложил? — спросил Зэн настороженно.

— Работу.

— А поконкретней?

— Да обычную работу — хорошо оплачиваемую, по моей специальности. Лей сказал, что и тебе что-нибудь подыщет.

— Значит, Лей нас на Галеон отправляет — странно, а мне говорил, что будет рад, если мы вернемся в Акуру.

— Ну, ты же знаешь Лея. Он всегда говорит людям то, что они хотят услышать. Он говорил, что в Цитадели большая пришел ьская диаспора. Там можно найти людей, которые решают любые проблемы.

— Надо будет поговорить с ним.

Зэн и Эда отправились на Землю обетованную, где произошел разговор между Леем и Зэном. Старик деликатно убеждал Зэна в том, что им — коренным жителям Галеона — жить в Цитадели будет гораздо комфортней. Лей предложил Зэну работу в недавно открывшемся университете и пообещал, что до того как их с Эдой дети достигнут школьного возраста, в Цитадели уже откроются пришельские школы. Об уходе за ребенком Лей так же просил не беспокоиться, потому что многие жены представителей пришельской диаспоры подрабатывают нянями и будут рады присмотреть за ребенком-пришельцем. В конце концов, под давлением Эды и при улыбчивом поощрении Лея, Зэн согласился переехать на Галеон.

Обустройство в Цитадели действительно оказалось более чем простым. Сложнее всего было восстановить паспорт Эды, утерянный ею во время катастрофы лайнера. На Титане она жила как постоянная гостья Земли обетованной, и алларийскими властями считалась гражданкой Страны пришельцев, но при переезде на Галеон гражданство пришлось восстанавливать. Связи Лея в полиции помогли сделать это значительно быстрее, чем в общем порядке. Так у Зэна и Эды появился друг семьи — Кен. Как и было обещано Леем, пришельцы помогли найти квартиру в неплохом районе, хотя и в нижнем городе. Зэн устроился преподавателем в университет, а Эда нашла работу в одной из дочерних компаний корпорации Дарун как специалист по прикладной магии. Прочно обосновавшись в Цитадели, Зэн и Эда поженились. Вскоре, у них родилась дочь — Люка.

Прошло восемь лет, но ни одной пришельской школы в Цитадели так и не открылось, и Люка пошла в обычную галеонскую школу.

Окруженное с двух сторон широкими шоссе и отделенное от индустриальной зоны глубоким бетонным желобом, здание школы располагалось на самой окраине микрорайона. По дну желоба проходила заросшая сорняками ржавая железная дорога, некогда соединявшая военный завод с основной транспортной магистралью. От забора, который раньше отделял территорию школы от обрыва, осталась только истлевшая сетка лежавшая на дне желоба. Время от времени, руководство школы собирало с родителей деньги на восстановление ограждения, но каждый раз денег якобы не хватало, и ремонт откладывался. Со временем, у края желоба появилась тропинка, шедшая от последней секции забора по узкому пространству между ограждением и обрывом к ближайшей лестнице. Тропинку вытоптали дети, постоянно спускавшиеся на дно желоба за мячом.

На первом уроке учительница попросила детей рассказать о себе.

— Как тебя зовут?

— Люка. Люка Гун.

— Ты же ведь с родителями живешь?

— Да.

— А как их зовут?

— Маму — Эда, а папу — Зэн.

— Они коренные галеонцы, наверное?

— Да, — ответила Люка, хотя и не поняла слова «коренные».

— А кем они работают?

— Папа — преподаватель, а мама… — Люка задумалась, не зная, что ответить. Эда никогда не рассказывала о том, чем занималась. — Ведьма, — ответила Люка, вспомнив, как папа в шутку называл маму иногда.

Повисло секундное молчание. Обычный галеонский ребенок представлял себе ведьму, как некую злую женщину, которая появляется внезапно и похищает непослушных детей. У взрослых же это слово обозначало стерву или иногда проститутку. Поэтому ответ Люки напугал и ее одноклассников, и учительницу.

— Шутница, — произнесла учительница, неловко улыбнувшись. — Ты, наверное, хотела сказать колдунья?

— Ну да, колдунья, — подтвердила Люка, как ни в чем не бывало, даже не заметив реакции остальных детей.

Вскоре маленькая Люка вернулась домой в слезах. Зэн был в университете, и дочь встретила Эда, находившаяся в отпуске.

— Что с тобой, зайка? — спросила Эда. — Ты почему по телефону не отвечаешь?

— У меня мальчики отобрали, — проговорила Люка сквозь слезы. — Они меня ведьмой обзывают!

— Так, что они сделали с телефоном? Расскажи все по порядку. Какие мальчики у тебя отобрали телефон?

— Из моего класса мальчики. Они отобрали телефон и начали перебрасывать друг другу. А потом… А потом закинули на шкаф. Сказали, что если я ведьма, то смогу взлететь на шкаф и забрать его сама.

— А с чего они взяли, что ты ведьма?

— Я сказала, что ты работаешь ведьмой, — ответила Люка растерянно, и сразу же, как будто оправдываясь, добавила, — Я слышала! — так папа тебя называл.

Эда рассмеялась и нежно обняла дочь.

— Так ты действительно ведьма? — спросила Люка.

— Ну, конечно! Только не говори это никому.

— Почему? Быть ведьмой — это плохо, да?

— Нет, но люди боятся ведьм, потому что ведьмы обладают силой, перед которой обычные люди беззащитны.

— А ведьмы злые?

— Ведьмы — они свободные. Они захотят — будут злыми, захотят — добрыми.

— И что, от их колдовства никак никак нельзя защититься?

— Можно, но только если сама станешь ведьмой.

— А почему тогда все не станут ведьмами?

— Потому что это тяжело. Люди думают, что ведьмам все легко дается, но, на самом деле, это не так. Овладеть магией очень тяжело.

Эда взяла дочь за руку и посадила в центре зала.

— Жди здесь. Я сейчас вернусь, — сказала Эда и убежала на кухню. Вскоре она вернулась с двумя стаканами воды. Она села на колени напротив дочери и поставила стаканы перед собой. Люка тут же потянулась за одним из них, но Эда нежно шлепнула дочь по ручке и та ее отдернула.

— Не трогай, — сказала Эда. — Сейчас мы попробуем с тобой научиться самому главному из колдовских умений — чувству магии. Управлять магией невозможно без этого чувства. Сядь ровно, закрой глаза и слушай.

Люка села на колени и выпрямила спину так же как Эда. Мать закрыла глаза и Люка сделала то же самое вместе с ней.

— Магия окружает нас, — говорила Эда. — Она внутри и вокруг нас. Она, как океан — каждое слово, каждая мысль или эмоция подобно камню, брошенному в воду, рождает всплеск, который как тихий шепот, как легкий аромат, как прохладный ветерок… Он так слаб, что ты его не замечаешь, но стоит лишь один раз его ощутить, и ты различишь его среди тысячи других ощущений.

Эда подняла руку и начала совершать плавные движения кистью вперед и назад, как будто качая невидимую колыбель.

— Что ты чувствуешь? — спросила Эда.

— Я как будто качаюсь на волнах, — проговорила Люка. Она действительно чувствовала, как что-то ее качает, но, на самом деле, тело ее было неподвижно.

— Это твой дух. Он как струна натянутая внутри тебя. Попробуй сопротивляться этому движению.

Люка начала слегка раскачиваться.

— Не так, — сказала Эда. — Просто представь, что ты неподвижна.

Люка замерла, и Эда постепенно почувствовала, как магическая струна в теле дочери становится уже не так податлива.

— Умница, — тихо сказала Эда. — Теперь представь, что ты увеличиваешься в размерах. Почувствуй, как твое тело надувается и становится шаром… Оно обволакивает все вокруг… Ты чувствуешь преграды, но твое тело проходит сквозь них… Молодец. Ты чувствуешь под собой пол, чувствуешь меня, и еще два предмета между нами. Сконцентрируйся на них. Они одинаковые, но что-то в них различается. Почувствуй это отличие… Попробуй сгладить его. Представь, что один предмет точно такой же, как другой.

Люка по-прежнему сидела с закрытыми глазами неподвижно. Ее дыхание постепенно становилось тяжелым, левая бровь немного подрагивала, а на лбу проступали капельки пота.

— Молодец! — с восхищением произнесла Эда. — Теперь открой глаза.

Люка устала и выдохлась, как будто долго бежала, а ее маленькое сердечко билось так сильно, что она чувствовала его в груди.

— Я устала, — произнесла она. — Я не могу больше.

Радостная Эда подсела к дочери и обняла ее за плечи.

— Ты — умница. Ты сделала даже больше, чем я ожидала. Потрогай воду в стаканах.

Люка опустила палец вначале в один стакан, а затем в другой.

— Чувствуешь? — спросила Эда. — В обоих стаканах вода теплая.

— Да.

— В одном стакане она была холодной! У тебя получилось с первого раза. Когда я училась, мне удалось это только через неделю.

— Я устала. А разве от колдовства устают?

— Конечно, устают. Я же говорила, что овладеть магией нелегко. К тому же, ты еще неопытна, поэтому потратила больше сил, чем нужно, но все равно ты — молодец.

Эда крепко прижала Люку к себе.

— У тебя талант, — говорила Эда. — Ты обязательно должна овладеть магией. Мы — женщины — слабые и беззащитные. Для нас есть два способа быть в безопасности: быть рядом с мужчиной, либо владеть магией. Но мужчины ненадежны, а магия никогда тебя не подведет.

— А ты научишь меня еще чему-нибудь?

— Обязательно, но, для начала, повторяй то, что мы делали сегодня. Попробуй, как бы ощупывать предметы магией. Запоминай свои ощущения. Потом попробуй узнавать предметы, не глядя. Так ты разовьешь чувство магии — это самое главное в колдовстве, а потом я научу тебя еще кое-чему.

Однажды у Люки возник вопрос, который она задала бы маме, если бы та не была в командировке, но дома был только папа.

— А чем отличается светлая и темная магия? — спросила Люка.

— Не бывает светлой и темной магии, бывает светлое и темное колдовство, — ответил Зэн. — Магия — это всего лишь особая субстанция. Она подчиняется законам природы, а светлыми или темными могут быть только мысли и поступки.

— Правда? А чем отличается темное и светлое колдовство?

— Ну, понимаешь, когда магия утекает из тела человека, человек чувствует слабость и даже боль, а когда притекает — человек чувствует удовольствие. Когда маг отбирает у человека магию, это называется темным колдовством, а когда отдает свою другому человеку, это называется светлым колдовством. Поэтому светлые учатся, преодолевая собственную боль, помогать другим, а темные — учатся не чувствовать боль чужую.

— Значит, темные маги используют только темное колдовство, а светлые только светлое? Так?

— Не совсем. Люди — сложные существа. Один и тот же человек может безмерно любить одного и люто ненавидеть другого. Для одного он будет светлым, а для другого — темным. Маг никогда не сможет применить темное колдовство против того, кого любит, и никогда не сможет применить колдовство светлое против того, кого ненавидит.

— Значит, темные маги всех ненавидят?

— Нет, конечно. Кого-то они все же любят, но скрывают это, потому что считают любовь слабостью.

— Значит они не настоящие темные?

— Конечно. Не бывает настоящих темных, как впрочем, и настоящих светлых. Те, кто называет себя темными, просто хотят казаться темными, хотят, чтобы все считали их такими.

— Но почему?

— Потому что тьма правит этим городом, и темные здесь добиваются большего успеха. Поэтому здесь темным быть — модно.

— А мы темные или светлые?

— Мы?.. Скорее светлые.

— И мама?

— И мама…

Возможности магии поражали воображение девочки. Каждый день, когда Люка ложилась в кровать, перед тем как заснуть, она впадала в транс, пытаясь распространить свой дух как можно шире. Поначалу она с трудом различала границы предметов — все выглядело расплывчато и постоянно двигалось, как будто было покрыто неспокойной, но совершенно прозрачной водой. Постепенно, картина становилась все четче, все больше походя на изображение реального мира.

Квартира семьи Гун находилась на последнем этаже, и Люка часто наблюдала сквозь потолок за движением странного теплого сгустка на крыше. Поначалу было невозможно понять, что это такое. Сгусток постоянно шевелился, то выпуская струи, то сливаясь с другим, таким же сгустком, только поменьше. По мере того, как очертания становились все четче, маленькая колдунья поняла, что это птицы. Постепенно Люка научилась не только различать отдельных птиц, но даже чувствовать их сердцебиение. Однажды, Люка заметила на чердаке новое — незнакомое ей существо. Оно было немного крупнее и холоднее птиц. Существо медленно и плавно приближалось к шевелящемуся сгустку, на мгновение замирая и снова продолжая движение. Стремительным броском существо вонзилось в стаю. Все птицы разлетелись, но одна не успела. Два существа слились воедино, и Люка еще различала их границы, но слышала уже только одно сердцебиение. Подхватив добычу, существо куда-то убежало.

В соседней квартире, тоже было за чем наблюдать. Каждый вечер двое ложились в постель, которая располагалась в двадцати сантиметрах от постели Люки, и, хотя ее от них отделяла стена, маленькая колдунья могла в деталях разглядеть происходившее там. Обычно люди просто засыпали, но каждые три-четыре дня, перед сном, они занимались чем-то пока еще Люке непонятным. Переплетаясь конечностями и соприкасаясь головами, их тела сливались так плотно, что граница между ними становилась едва различимой. Они совершали странные монотонные движения какое-то время, после чего замирали и лежали неподвижно несколько минут. Потом оба куда-то уходили, а, вернувшись, ложились и засыпали как обычно. Так продолжалось полгода, и однажды внимание Люки привлек необычный звук. Она вдруг услышала, как в животе одного из людей бьется второе — маленькое сердце. Это впечатлило Люку так сильно, что она рассказала об этом маме, и той пришлось все ей объяснять.

Через два года после начала тренировок Эда научила Люку тому колдовству, которое сама изучила первым. Оно называлось «ведьмин сглаз» и заключалось в том, что колдун быстро «вырывал» значительную часть магии из человека, от чего тот чувствовал слабость, тошноту и мог даже потерять сознание. Колдовство было бесполезно против опытных магов, но на обычных людей действовало безотказно. Оно было простым в применении и не требовало большого расхода маги, поэтому колдовством этим владела половина кофейниц Цитадели.

Первое время, Люка, как и многие люди, только что получившие оружие, испытывала острое желание его применить, но подходящего случая никак не представлялось. Люку по-прежнему дразнили ведьмой, но это ни сколько не раздражало ее. Скорее наоборот, ей это даже нравилось. На тех уроках, где учительница часами рассказывала о совершенно неинтересных восьмилетней девочке вещах, Люка впадала в транс и «ощупывала» духи соседей по парте. Их духи были так податливы, что казалось, вырвать их не составляет никакого труда, но нужен был какой-то повод, и скоро такой повод появился.

Однажды на большой перемене мальчики принесли в класс большого мохнатого галеонского паука, и начали пугать им девочек. Они долго гоняли их по классу, после чего забросили паука в сумку самой, как им показалось, пугливой из них. Не решаясь подойти к своей сумке, девочка села за чужую парту и заплакала. Среди всех девчонок в классе, только Люка не боялась насекомых, к тому же, от папы знала, что галеонские пауки, хотя и выглядят страшно, для людей совсем не опасны. Занимаясь своими делами, Люка не обращала никакого внимания на беготню в классе до тех пор, пока не услышала плач. Маленькая ведьма встала из-за парты, молча подошла к сумке и засунула туда руку, чтобы достать паука.

— Эй! Не трогай! — прокричал один из мальчиков и грубо оттолкнул Люку от сумки. — Ее сумка пусть сама и достает.

Злость охватила Люку, но не от того, что мальчик был с ней груб и не от того, что за спиной плакала девочка, а от того, что, попытавшись сопротивляться, Люка не смогла справиться с мальчиком, потому что была слабее. В ту же секунду она вспомнила, чему и для чего ее учила Эда. Люка встала, молча посмотрела на мальчика мертвецки холодным взглядом, и в следующее мгновение тот, пошатнувшись, упал без сознания. Люка сама испугалась такого эффекта. Она совсем не этого ожидала. Все, и даже плакавшая секунду назад девочка, испуганно смотрели на Люку, а та в растерянности стояла перед лежащим на полу мальчиком, не зная, что делать дальше. Внезапно, за спиной она услышала крик: «Бей ведьму!» — ив следующую секунду кто-то, прыгнул ей на шею сзади. Оказавшись на полу, Люка не успела опомниться, как удары ногами посыпались ей на голову, живот и ребра. Крепкий мальчишка невысокого роста с бешеным взглядом избивал ее, а дети все так же испуганно смотрели на происходящее, и никто не осмеливался подойти.

Драку остановила учительница, которую позвала та девочка, из-за чьей сумки шла драка. Когда она вошла, мальчик лежавший на полу уже встал и отряхивался.

— Эри! Отойди от нее! — прокричала учительница, оттаскивая от Люки избивавшего ее мальчика. — Так! Кто первый начал? Признавайтесь.

— Это ведьма первая начала, — говорил один из мальчиков.

— Не правда, — сказала девочка, позвавшая учительницу. — Они мне паука в сумку положили.

— Какого еще паука? — спросила учительница, осматривая раны Люки.

— Там, посмотрите, — ответила девочка, указывая на сумку.

Тем временем, паук сам вылез из сумки, не дожидаясь, пока его вытащат.

— Ой! — вскрикнула учительница. — Уберите немедленно!

Мальчики схватили паука и выбежали из класса.

— Пойдем, — сказала учительница, взяв Люку за руку. — Тебе нужно к врачу.

Слезы наворачивались на глаза Люки, но она изо всех сил старалась не плакать, убедив себя в том, что ведьмы не плачут. Она опустила голову, чтобы волосы закрыли лицо, а когда из глаз скатывались слезинки, она быстро смахивала их рукой, пока никто не видел.

Эри, избивший Люку, при необычной для восьмилетнего ребенка силе отличался тупостью и жестокостью, из-за чего уважением среди детей не пользовался. Его избегали, называя за глаза дебилом, но открыто конфликтовать с ним никто не осмеливался. Эри болезненно реагировал на любую критику в свой адрес и за нее огрызался даже на учителей, которые его побаивались, но не нынешнего, а того, каким он станет, когда вырастит.

У выхода из медицинского кабинета, Люку ждала та, девочка, за которую она заступилась.

— Привет, — робко произнесла девочка.

— Привет, — ответила Люка равнодушно.

— Меня зовут Нана.

— А меня Люка.

— Ты такая смелая! — с восхищением сказала девочка. — Пауков не боишься.

— Да чего их бояться.

— Я бы хотела быть такой же как ты.

Люка не знала, что на это ответить.

— Давай дружить, — сказала Нана.

— Давай, — ответила Люка.

Окончательно убедившись после этого случая в том, что Люка — ведьма, ее стали избегать все одноклассники кроме Наны, которая в классе тоже была изгоем. Нана была слишком доброй и ранимой, чтобы быть своей среди других детей, и Люка испытывала к ней привязанность подобную той, которую испытывают девочки ее возраста к беззащитному котенку или щенку. С тех пор как познакомились, Люка и Нана были неразлучны.

К девяти годам Люка уже довольно хорошо читала. Как-то раз, разглядывая папину книжную полку, она заметила необычную книгу. Черный переплет выделял книгу среди остальных, а маленькая надпись напечатанная золотыми буквами заинтриговала юную колдунью. Люка залезла на стол и сняла книгу с полки. Из правого верхнего угла черной обложки, подражая катонийскому способу письма, вниз шла надпись на алларийском: «Книга ведьм». Это была современная редакция сборника древних катонийских манускриптов о магии, демонах и других магических существах, которых, если верить приданиям, в древние времена на Титане было предостаточно.

Более тысячи лет назад, до Небесного плача, на Титане водилось огромное количество магических существ. Огненные, земляные и снежные змеи, драконы, черти, гаргулии и кирины — все они исчезли через пару столетий после избавления Титана от демонов, став персонажами мифов и приданий. Долгое время ученые считали этих существ, а вместе с ними и рассказы о могуществе магии, лишь художественным вымыслом древних. К тому моменту, когда магия была обнаружена учеными экспериментально, уровень ее на планете снизился настолько, что о ее практическом применении нельзя было и помыслить. Однако, очень скоро, останки почти всех магических существ были найдены археологами. К тому же, было доказано и то, что некоторых из этих существ люди использовали так, как описано в легендах: кирины иногда заменяли лошадей, а гаргулии тренировались для переноски грузов и похищения людей. Чем больше историки узнавали о прошлом, тем больше они находили косвенных свидетельств того, что существа с развитыми магическими способностями действительно существовали в древности, и все менее реалистичной казалось утверждение, что все это — лишь вымысел.

Исследования ближайших планет породили новые загадки. Оказалось, что уровень магии на Галеоне превышает титанианский на несколько порядков. Обнаружили это, изучая странную болезнь, которой страдали все колонисты, возвращавшиеся на Титан после долгого пребывания на Галеоне. Ее симптомами были слабость, ломота во всем теле, иногда судороги и резкое снижение иммунитета. Вначале это приняли за лучевую болезнь, полученную вследствие длительного пребывания в космосе, однако предположение быстро отвергли, поскольку корабли того времени уже были достаточно хорошо защищены от радиации, и со взрывами на Солнце появление болезни никак не было связано. К тому же, заболевали только те, кто был именно на поверхности Галеона, но еще более странным было то, что болезнь возникала только по возвращению на Титан и исчезала сама собой через несколько недель, не оставляя в организме никаких следов. Заболевание назвали «Галеонской лихорадкой». Оказалось, что болезнь возникает от потери магии накопленной организмом за время пребывания на Галеоне. Обнаружение на Галеоне магии сделало его местом паломничества приверженцев различных мистических культов. В рядах организованных ими сект и тайных обществ появились первые маги нового времени.

Вскоре, магия была обнаружена и на Фокосе. К удивлению ученых ее уровень был еще выше, чем на Галеоне, что стало одним из косвенных доказательств существования на Фокосе развитой биосферы.

После Великого цунами магия вернулась и на Титан. По одной из гипотез, ее исчезновение было следствием роста населения планеты. Чем больше становилось людей, тем меньше магии доставалось каждому отдельному человеку, и тем меньшее ее получали другие магические существа, что и стало причиной их вымирания. Однако массовая гибель людей на Титане во время и после Великого цунами привела к повышению уровня магии до трети от галеонского.

Люка листала потрепанные страницы старой зачитанной книги, где почти на каждом развороте было какое-нибудь изображение, символ или опутанная катонийской вязью схема. На черно-белых картинках могущественные маги останавливали армии стенами огня; вооруженные пиками воины сражались со снежным змеем, а похожие на крылатых обезьян гаргулии выхватывали из строя солдат и уносили прочь. Люка до листал а до того места, где были изображены еще более странные существа, а на колонтитуле страницы было написано: «Посланцы и магии». Юная колдунья слезла со стола, села в кресло и, отлистав книгу обратно к началу главы, стала читать.

Из этой главы Люка узнала о ведьмином делении магии по цветам, которое из всех древних было наиболее близко к научной классификации. Это деление очевидно было создано по наблюдениям за демонами, в природе которых оно проявлялось наиболее явно. В научной классификации каждому цвету, кроме черного, соответствовала магическая частица и демон, то есть посланец.

«Красная магия — есть магия огня, — читала Люка. — Все, на что посмотрел красный маг, окутывает пламя. Где он прошел, там лишь пепел и зола. Но против того, что не горит, они бессильны.

Дождь — от них спасение… Если видите огненного посланца — бегите к воде. Прыгайте в реку, в море. Пусть вода унесет вас от него…

Синяя магия — есть магия тепла и холода, жидкого и твердого… Если вода вдруг превращается в масло, а масло в камень, если холодное становится теплым без огня — это есть действие синей магии… От водяных глаз бегите в гору. Как вода не течет в гору, так и водяные стремиться к долинам и оврагам… Не ступайте в воду сокрытую травой. Синие посланцы часто прячутся в болотах от солнечного света…

Коричневая магия — есть магия земли. Кто повелевает ею, тот повелевает камнями, песком и водой. Волны, поднятые не ветром, шевелящиеся камни и оживающий песок есть действие коричневой магии… От каменных посланцев прячьтесь в пещерах и ущельях. Что не прикреплено к земле, то может стать частью его тела. Не спускайте глаз с каменного посланца. Бойтесь летящих камней…

Голубая магия — есть магия ветра… Если в ясную, сухую погоду вы видите смерч — то есть голубой посланец. Бегите в лес, где кроны деревьев будут вам спасением…”

Те, кого ведьмы называли «голубыми посланцами» из всех демонов были самыми загадочными. Их тело представляло собой тонкий диск похожий на сложенные дном наружу блюдца. Оно позволяло им удерживаться внутри создаваемого ими же смерча, однако для передвижения в космосе было совершенно не приспособлено. Лишь составляя тело голлема, демоны-смерчи могли передвигаться вне атмосферы. Если предполагать, что демоны-смерчи появились в результате эволюции, то становится необходимым признать, что космос не являлся для них естественный средой обитания. Это расшатывало самую популярную теорию происхождения демонов, но при этом косвенно подтверждало предположения тех, кто считал, что в ядре Пояса черны находится газовый гигант.

«Белая магия — есть магия грома, — продолжала читать Люка. — Белые маги повелевают молниями и молниями не уязвимы. Легкая жертва для белого мага — тот, кто облачен в металлические доспехи и вооружен мечем или пикой… Если в нескольких шагах сверкнула молния, но грома не последовало — бегите! Ибо, то есть белый посланец. Они длинные и тонкие как черви. Светятся белым как раскаленный металл. Они как змеи ползают по земле, но могут и превращаться в молнию… С грозовыми червями бойтесь воды и всего металлического. Прячьтесь в деревянных домах, даже в горящих. Огонь не так опасен, как бросок белого посланца.

Зеленая магия — есть магия жизни. Она течет во всем, что живо. То, чего она касается, становится теплым, мягким и подвижным, а то, что лишилось ее, останавливается, холодеет, становится твердым и умирает”.

На счет зеленой магии древнее учение ошибалось. Сама по себе она обладала не большим целительным действием, чем любая другая. Зеленая магия лишь управляла всей остальной магией, делая возможными такие колдовства как «исцеление», «вампиризм», «ведьмин сглаз» и «прослушивание». Однако демонов-нянек к «зеленым посланцам» ведьмы относили совершенно правильно. Именно они среди остальных демонов владели зеленой магией лучше всего, и потому обладали самым острым чувством магии, ощущая ее на космических расстояниях.

«Фиолетовая магия — есть магия разума. Она рождает в людях страх, любовь, злость и другие чувства. Она может вызвать у человека сон, видения и даже безумие. Фиолетовый маг может подчинить человека своей воле, и только маг равный ему по силе способен сопротивляться этому… Бесы — есть фиолетовые посланцы. Они делают людей одержимыми… Убегайте от одержимых через болота, через бурные реки, ройте ямы, заманивайте одержимых и закапывайте заживо. Помните! Они уже мертвы, хотя и двигаются как живые…

Черная магия есть магия пустоты. Из пустоты сотворен был мир, и в пустоту сгинет, когда придет его срок. Лишь черной магии подвластна пустота, и лишь Богу-творцу подвластна черная магия…”

Глава заканчивалась такими словами: «Когда станут люди слышать слова, а не мысли; когда не смогут отличить грешника от праведника, тогда придет Черный посланец, и будет он из рода человеческого и облика человеческого; и грешники пойдут за ним, ибо речи его будут сладки и лживы. Он назовет ложь правдой, а правду ложью; порок добродетелью, а добродетель пороком; пообещает людям бессмертие и в их муках обвинит не уверовавших в него. И свершится битва, и только праведники уцелеют в ней, а если не останется в мире достаточно праведников, тогда черна поглотит Солнце, и наступит конец времен».

Забыв обо всем, Люка жадно поглощала страницу за страницей, пока щелчок замка входной двери ее не прервал. С работы вернулся папа. Девочка пулей вскочила на стол и, поставив книгу на место, аккуратно спрыгнула на пол, после чего тихо, на цыпочках, шмыгнула в свою комнату. Внезапно вспомнив, что должна была уже сделать уроки, Люка быстро разложила по столу учебники с тетрадями и с серьезным видом начала что-то писать.

— Еще уроки делаешь?.. — спросил Зэн, заглянув в комнату дочери.

— Да, сегодня много задали, — ответила Люка.

— Ну хорошо, занимайся, — сказал отец и закрыл дверь.

Люка пыталась решать линейные уравнения, но перед ее глазами стояли маги, кирины и демоны… Еще долго они преследовали ее в снах. Каждый день юная колдунья снимала с папиной полки Книгу ведьм и читала главу за главой, перечитывая некоторые места по нескольку раз, заглядывая при этом в анатомическую энциклопедию, чтобы получить ответы на некоторые вопросы. Эти знания, в отличие от школьных, удивительным образом запоминались Люкой почти наизусть уже после нескольких прочтений.

В двенадцать лет Люка впервые ощутила то, что называлось ведьминым чутьем. В тот день она немного опаздывала в школу и, не увидев на крыльце Нану, подумала, вначале, что та не дождалась ее и пошла в класс одна, но едва Люка вошла в школу, странное чувство остановило ее — как будто внутри нее каркнула ворона или резко скрипнула старая дверь. Люка вдруг ясно поняла, что в классе Наны нет. Люка и раньше опаздывала, и Нана ждала ее на крыльце, звонила, спрашивала, будет ли та сегодня в школе, и ждала непременно на крыльце. Если Люка с Наной опаздывали, то опаздывали всегда вместе. Люка пошла дальше, но, дойдя до лестницы на второй этаж, остановилась. «Почему я вошла в школу? — подумала Люка. — Почему не осталась ждать на крыльце?» Люка тут же нашла ответ. Она была твердо уверена в том, что Нана уже в школе, хотя и не могла дать рационального объяснения своей уверенности. Думая об этом, Люка развернулась и спустилась на первый этаж. Пытаясь разобраться в своих ощущениях, она брела в сторону спортзала, и только дойдя до него, поняла зачем. Ей почему-то казалось, что именно здесь источник ее странного чувства. «Не надо!» — промелькнуло в ее голове так четко, что Люка схватилась за виски, но это был не звук, а то, что годами чувствовала она, заглядывая на чердак и в соседнюю квартиру. Люка встала у двери в спортзал и прислонилась спиной к стене. Она применила то, чему училась все эти годы и довела почти до совершенства. Ее дух вначале проник в мужскую раздевалку, где никого не было. Лишь в трубах отопления журчала вода. Еще одна стена, и за ней оказался склад спортивного инвентаря, где в дальнем углу шевелились четыре слившихся воедино тела.

Люка ворвалась в помещение, когда Эри, держа Нану одной рукой за сомкнутые сзади локти, лапал свободной рукой ее грудь. Двое других парней пытались снять с нее колготки, но Нана, выворачиваясь, сопротивлялась этому. Люка пулей пролетела через комнату, и, встав на бедро одного парня, ударила второго ногой в челюсть, от чего тот рухнул без сознания. Юноша, на которого она встала тоже упал. Эри отшвырнул Нану в сторону и с бешеным взглядом бросился на Люку, но та, сделав два шага назад, остановила его ударом колена в солнечное сплетение. Нана спряталась за спиной Люки, а юноша, пострадавший менее всего, отполз в угол и даже не вставал с пола, чтобы Люка не начала его бить.

— Пойдем отсюда, — проговорила Нана, дергая Люку за пояс.

У двери спортзала Нана расплакалась, и Люка прижала ее к себе.

— Как они затащили тебя туда? — спросила Люка.

— Они… Они сказали, что кому-то нужна помощь.

— И ты им поверила?

— Ну как я могла не поверить. А если бы и правда?..

— Никому нельзя верить — особенно мужикам. Расскажи родителям. Это ведь изнасилование!

— Нет! Папа меня убьет, если узнает.

— Почему?

— После того, как его мама бросила, он всех женщин шлюхами называет. Говорит, что я тоже шлюхой стану, как моя мама. Я говорила ему, что ко мне мальчики пристают, а он говорит, что если пристают, значит, сама даю повод. Он и так запрещает мне красиво одеваться. Говорит, что сейчас такую одежду шьют, что с детства приучают девочку шлюхой быть. Если он обо всем узнает, он меня убьет!

— Так они тебя изнасилуют, в конце концов!

— Ну и пусть! Все равно ему ничего не скажу.

После этого случая, Люка начала еще больше времени проводить с Наной, которая с каждым годом становилась для парней все более привлекательной. Имея лицо двенадцати летнего ребенка, Нана обладала фигурой вполне сформировавшейся девушки. Одноклассники встречали и провожали ее похотливыми взглядами, которые Люка ощущала своим ведьминым чутьем, но Нана не просто стеснялась, а скорее панически боялась парней. Люка стала встречать Нану у дома и провожать до дома, ни на секунду не оставляя одну, как будто ожидая, что вот-вот что-то страшное произойдет с ней.

Драться Люка научилась в пришельской школе магии, которую посещала с восьми лет. В этой школе дети развивали свои магические способности, учились медитировать и обучались простому светлому и нейтральному колдовству. Помимо этого, дети изучали традиционные катонийские единоборства, катонийский язык, пришельскую философию и другие — самые главные вещи из школьной программы Страны пришельцев.

Первое занятие открывал лично Лей. Он вошел в зал и поприветствовал учеников поклоном, после чего сел перед ними.

— Меня зовут Лей Суджйо. Я основатель этой школы. И хотя я, к сожалению, не смогу преподавать здесь, я буду встречаться с вами иногда. В этой школе вы будите постигать путь магии. Это путь вверх, поэтому идти по нему тяжело, и как любой путь он уводит вас от чего-то и приводит к чему-то новому, поэтому, чтобы идти по нему, вы должны искренне желать того, к чему ведет вас этот путь, и должны быть готовы расстаться с тем, что неизбежно останется позади. Невозможно взлететь, не оторвавшись от земли. Освоение любого мастерства заключается в преодолении препятствий и отказе от всего, что мешает достижению цели. Путь магии — это путь подчинения собственных эмоций собственной воле. В большинстве своем, люди — рабы своих эмоций. Люди подчиняются эмоциям, иногда даже не замечая этого, но вам придется научиться подчинять эмоции себе. Магия служит только искренним желаниям. Магия — самый точный детектор лжи. Магия слушает мысли, а не слова, и потому повелевать магией означает — повелевать не только телом, но и мыслями. Вы все это очень скоро почувствуете на себе…

Дети мало что поняли из слов Лея, и никто из учеников пока не придал большого значения этим словам, кроме Люки, которая узнала в них уже известный ей по Книге ведьм принцип: «Владеющий духом — владеет магией. Владеющий магией — владеет миром».

Тренировки в школе магии чередовались с интересными рассказами учителей об истории, об обществе и о человеческой психологии. Прямо в спортивном зале дети садились полукругом перед учителем и внимательно слушали, задавая вопросы, иногда даже споря. Каждый из пяти учителей был превосходно физически развит и разносторонне образован. Каждый мог подробно и понятно ответить на любой детский вопрос, и потому каждый имел среди учеников большой авторитет. Любое их слово было для детей законом, а непослушание самими учениками считалось постыдным. Лей иногда прилетал в Цитадель, чтобы встретиться с учениками. С каждым годом он посещал школу все чаще, и наконец, сняв квартиру в Цитадели, стал преподавать в школе сам.

Однажды, после занятий Лей остановил Люку и шепнул ей на ухо, что хотел бы видеть ее в одном из залов для некоего разговора. Приняв душ и переодевшись, Люка не без волнения направилась в указанное место.

«Черт! Если он узнал, что я изучаю темное колдовство, он выгонит меня из школы, — думала Люка. — Хотя как он мог узнать?..»

Робко приоткрыв дверь, Люка заглянула внутрь. В зале сидел Лей с тремя учениками.

— Не стесняйся, заходи, — улыбнувшись, произнес он.

Был поздний зимний вечер. На улице уже стемнело. В зале из всех ламп горела только одна. Свет уличных фонарей проникал в помещение через высокие окна, и, отражаясь от белого потолка, равномерно разливался по залу. За окном, поблескивая, медленно падал снег. Люка прошла через зал и села в свете единственной горящей лампы рядом с учениками. Люка знала каждого из них. Белокурая девушка по имени Ильга тренировалась с ней в одной группе, где была, как и Люка, одной из лучших; лысый парень с перебитым носом учился с Люкой в одной школе и был на год ее старше, а высокого худощавого красавчика с зачесанными назад волосами и тонкими, как бы вечно прищуренными глазами, Люка часто видела на соревнованиях. Вскоре к ним присоединились еще двое: невысокого роста парень, известный как лучший в школе фехтовальщик, и девушка с длинными рыжими волосами завязанными в тугую косу.

— Итак, все в сборе, — произнес Лей. — Вы уже взрослые ребята, и для вас, наверное, не секрет, что обучение темному колдовству на Галеоне запрещено. Вы, наверное, так же понимаете, что без него любые единоборства бесполезны против современного оружия.

— Чтобы справиться с отморозками хватает, — заметил длинноволосый красавчик.

— Для этого не нужно особой подготовки, — возразил Лей. — Я вас вот для чего собрал. Заканчивается пятый год вашего обучения. Вы уже достигли больших высот в единоборствах и колдовстве. Теперь перед вами открываются три пути. Вы можете уйти из школы и заняться чем-нибудь другим. Дисциплина, навыки, и знания, полученные здесь, помогут вам добиться успеха в любом деле, каким бы вы не занимались. Вы можете продолжить обучение единоборствам, чтобы участвовать в соревнованиях, но лично я считаю это бессмысленным.

— Почему? — удивленно спросила рыжеволосая девушка.

— Потому что, — ответил Лей, — боевые искусства — это оружие, и единственно правильное их применение — это применение в бою. В спорте боевое искусство деградирует, потому что приспосабливается к условиям соревнования, с правилами и судьями. Из него исчезает то, что на ринге совсем не нужно, но в бою помогает выжить.

— А какой третий путь? — спросила Люка.

— Третий путь — встать на службу Земли обетованной.

— Но ведь мы — граждане Алларии, — заметил длинноволосый парень.

— Это не имеет значения. Будучи гражданами Алларии, вы можете быть постоянными гостями Страны пришельцев. К тому же, вы нужны нам именно как граждане Алларии.

— Но ведь это, получается, государственная измена?

Лей усмехнулся.

— Вы еще не присягнули на верность Алларии, ведь так?

— Но все равно, мы родились и выросли здесь, на Галеоне. Значит мы должны служить Галеону, — неуверенно проговорила рыжеволосая девушка.

— Должны ли?.. — спросил Лей и сделал паузу, как будто ожидая ответа, после чего продолжил. — Вы не выбирали место, где родиться, а значит не обязаны служить стране только потому что в ней родились. Помните, я вам рассказывал? Одним из принципов катонийской государственности и трудовой этики был принцип взаимной верности — верность гражданина государству и государства гражданину, верность сотрудника компании и компании сотруднику. В Алларии многих наказали за измену родине, а был ли кто-нибудь наказан за измену родины? Посмотрите, как живут ветераны войны корпораций. Что дали им корпорации, за которые они воевали?.. Комнаты в грязных общежитиях? Или им дали бесплатное медицинское обслуживание? Аллария спрашивает больше, чем дает — это и есть предательство государства, но за него некого наказывать, потому что все как бы виноваты и никто конкретно. Подумайте, что дало вам государство такого, за что вы были бы обязаны быть ему верны. Никчемное школьное образование? Или что-то еще?.. Подумайте, что даст вам государство тогда, когда вы посвятите ему всю жизнь… Если вы будите служить Земле обетованной, то в старости получите жилье на территории Страны пришельцев, бесплатное медицинское обслуживание и пенсионное обеспечение на равных с гражданами. Ваши дети будут учиться в настоящих пришельских школах на территории Страны пришельцев и станут полноправными гражданами. Самое главное, помните, вы можете стать пришельцами, потому что «пришелец» — это не национальность, а воспитание. Вы воспитаны как пришельцы. Подумайте об этом. Чего больше в вас — пришельского или галеонского?.. Я не спроста предлагаю службу именно вам.

Повисло молчание. Ученики переглядывались, и никто не осмеливался что-либо произнести.

— Мы должны ответить прямо сейчас? — спросила Люка.

— Конечно же нет, — ответил Лей. — Это серьезное решение, и вы не должны принимать его в спешке.

Вскоре начались зимние каникулы, и Лей снова собрал учеников, теперь, чтобы предложить им слетать с ним на Землю обетованную. Две недели ученики провели в Акуре. Когда их пребывание подходило к концу, они собрались в одном из номеров гостиницы, чтобы обсудить предложение Лея. Они делали это так, как их учили в пришельской школе — спорили, взвешивали противоположные аргументы, говоря по очереди и не перебивая друг друга. Каждый для себя, однако, уже принял решение. На следующий день ученики сообщили Лею, что согласны служить Земле обетованной.

После возвращения на Галеон характер обучения молодых людей резко изменился. Каждый день, после школы, а в выходные дни — с самого утра, Лей заезжал за каждым из них и вез двадцать километров от Цитадели в лес, где располагался лагерь специальной подготовки. Построенный неизвестно кем и когда, этот лагерь находился в глубине соснового бора и представлял собой несколько бревенчатых избушек, рядом с которыми располагались полоса препятствий, стрельбище, а также система окопов и коридоров, имитировавших сложные закрытые помещения. В подвале одного из домиков находился склад оружия, где на стенах аккуратно были развешаны штурмовые и снайперские винтовки, арбалеты, мечи различной длинны, дробовики и даже гранатомет. У стен стояли ящики с боеприпасами и снаряжением. В радиусе двенадцати километров вокруг не было ни поселений, ни военных баз, ни дорог, а плотные кустарники и высокие стволы деревьев надежно поглощали звуки выстрелов. Лучшего места для организации секретного лагеря военной подготовки было не найти. Лагерь всегда был пуст, когда приезжали ученики. За все обучение в нем ни разу кроме них никто не появился, но в их отсутствие пустые ящики с боеприпасами заменялись полными, а рассыпанные по земле гильзы кто-то тщательно собирал.

Поначалу ученики много времени тратили на одно необычное упражнение. Они делились на две группы по трое и расходились на несколько метров. Затем, в каждой группе один становился в центр, второй спереди, лицом к нему, а третий сзади. Стоящий в центре приседал на корточки и резко подпрыгивал вверх, а двое других страховали его приземление. Совершив один прыжок, ученик занимал место спереди или сзади, а другой становился в центр. Так, сменяя друг друга, по несколько часов ученики совершали казавшиеся бессмысленными движения. Вначале, эти прыжки были не выше тех, что может совершать любой человек, но, со временем, они становились все выше и выше, постепенно уходя за пределы обычных человеческих возможностей. Следующим этапом было научиться не просто прыгать далеко, но еще и рассчитывать дальность прыжка. Для этого в лагере было специальное сооружение. На стволах деревьев, на высоте двух метров, были закреплены панели из прочной фанеры с прибитыми горизонтально рейками толщиной в два сантиметра. При достаточной силе пальцев на таких рейках можно было висеть какое-то время. Ученик запрыгивал на первую панель, перепрыгивал на противоположную, затем перелезал на вторую — висевшую на том же дереве, но под другим углом — и снова прыгал. Панели висели на разном расстоянии одна от другой, поэтому силу прыжка постоянно приходилось менять. Эту полосу ученики ежедневно проходили на время в одну и в другую сторону.

После очередной пробежки со снаряжением, ученики сели отдохнуть на поляне.

— Молодцы, — сказал Лей, глядя на секундомер. — Сегодня хорошо пробежали.

— Да мы быстрей бы бежали, если б не девчонки, — сказал юноша с длинными волосами.

— Ну, что поделаешь. Девчонки хоть и слабее парней в беге, зато сильнее в магии, — ответил Лей. — Отдыхайте, и на тренировку по фехтованию.

— Учитель, можно спросить? — обратился к Лею юноша с перебитым носом.

— Спрашивай.

— Зачем нас так сильно тренируют владеть мечом?

— Хороший вопрос, — ответил Лей. — Меч — это основа вашего вооружения. В некоторых ситуациях вы будете вооружены только мечом.

— Но почему?

— Вот почему… — Лей достал из кобуры пистолет и вынул из него обойму. Вытолкнув несколько патронов, он отошел недалеко и вставил патроны в землю на половину гильзы, после чего вернулся к ученикам. Через секунду патроны взорвались. — Огнестрельное оружие — это кусок взрывчатки у вас в руке. Специально обученному магу ничего не стоит взорвать ее. А теперь представьте, что вы обвешаны гранатами. И еще, Маму, попробуй достать свой пистолет.

— Черт! — выкрикнул юноша, коснувшись рукоятки. — Он горячий!

— Это еще один недостаток огнестрельного оружия, особенно галеонского. Его рукоятки часто сделаны из металла, который легко нагреть. Единственное оружие, с которым безопасно выйти против опытного мага — это меч. К тому же, маги очень живучи. Одиночное пулевое ранение затягивается на теле мага за несколько минут, поэтому издревле самым надежным способом убить мага было — отделить его голову от тела. Для этого тоже нужен меч.

В лесном лагере Люка забывала обо всем и полностью отдавалась тренировкам. С любыми магическими упражнениями она справлялась играючи, и потому не испытывала к ним особого интереса, тем более что некоторые колдовства она уже практиковала прежде и ей скорее приходилось скрывать от учителя свое умение, чем тренироваться. Больше всего Люка любила тренировки с мечом и рукопашный бой, завидуя юношам, чьи тела были физически сильнее. Часто, когда какое-то физическое упражнения у нее не получалось, она недовольно фыркала, Лей замечал это и, со своей хитрой улыбкой, говорил ей, что девушка не должна ровняться на мужчин в физической подготовке, а должна компенсировать свою слабость магическими умениями. Люка не спорила, но в глубине души была с этим не согласна.

С тех пор, как Люка решила служить Земле обетованной, мир для нее разделился надвое. В одном, она была частью отряда избранных, обучаемых для какой-то не вполне для нее понятной, но определенно важной цели; в другом, была школа, в которой Люка была изгоем и которую тянула как повинность.

Галеонцы редко болели. Из всех галеонских паразитирующих микробов, человека могли поражать лишь грибковые инфекции. Только в Цитадели, где рядом с людьми обитали завезенные крысы, птицы и домашние животные, иногда вспыхивали эпидемии.

В те дни, в городе бушевал грипп, и Люка стала одной из его жертв. Прожив всю жизнь на Галеоне, она впервые так сильно болела, и потому ощущения человека зараженного гриппом для нее были непривычными и пугающими. Никогда еще Люка не чувствовала себя такой беспомощной. Болезнь обострила магический слух, от чего и днем, и по ночам Люку преследовали странные звуки и голоса. За окном, который день лил дождь, и темные низкие облака создавали в комнате Люки полумрак. Нана не звонила уже несколько дней. Люка пыталась связаться с ней сама, но телефон Наны был отключен, и на сообщения она не отвечала. «Наверное, у нее телефон украли», — успокаивала себя Люка, но тревога не покидала ее. Она не включала телевизор, только лежала на диване и ходила по комнате взад-вперед. Вдруг что-то белое и яркое вспыхнуло в комнате. Забыв про усталость, Люка вскочила с дивана и схватила телефон еще до того, как заиграла мелодия. Пришло сообщение от Наны.

«Мой отец все знает. Он увезет меня, и мы никогда больше не увидимся. Но все равно, спасибо тебе. Те секунды были самыми прекрасными в моей жизни. Я никогда их не забуду. Прощай».

Люка сорвалась с места, быстро оделась и выбежала на улицу.

Дул сильный порывистый ветер. Надвигался шторм. Колотясь от жара, преодолевая слабость и боль, Люка спешила в школу. На крыльце и вокруг школы никого не было. Шли занятия. Чутье подсказывало Люке, что идти нужно к месту, где произошло то, о чем писала в сообщении Нана. Не доходя до школы, Люка свернула, чтобы срезать путь. Она дошла до того места, где прут забора был отогнут, и увидела вдалеке силуэт девушки, стоявшей на самом краю обрыва на фоне мрачных грозовых облаков. Люка быстро протиснулась между прутьев, но упала, а когда поднялась, девушки уже не было. Люка попыталась бежать, но головная боль и одышка остановили ее. Пошатываясь, она шла вдоль школы в полубессознательном состоянии, и ее атаковали назойливые звуки: дурацкие смешки, разговоры на задних партах, скрипы старых дверей, шуршания и писк подвальных крыс, шум водосточных труб, — все это звучало в голове Люки одинаково громко, перемешиваясь в бессмысленный, бесформенный гул. Люка добрела до края пропасти, и резкий порыв ветра ударил ее в спину, едва не сбросив вниз. Она схватилась за остатки ограждения и, держась за них, добралась до лестницы.

Раскинув руки и ноги, Нана лежала на спине, и была похожа на выброшенную кем-то красивую куклу. На ее газа, смотревшие в небо равнодушным, отрешенным взглядом, падали и скатывались подобно слезам капли дождя. Увидев этот взгляд, Люка поняла, что помочь Нане уже невозможно. Поняв это, Люка ничего не почувствовала, как будто лишь убедившись в том, чего сама давно ожидала. Дождь усиливался и она, уже едва в сознании начала искать укрытие. Она забилась в угол заброшенного вагона, проглотила взятую из дома таблетку и незаметно провалилась в болезненный полусон.

Толпа зевак собралась минут через десять. Перепуганные учителя и старшеклассники стояли внизу, а край обрыва облепили дети помладше. К телу подбежал отец Наны, и, бросив на землю ее документы, которые только что забрал из школы, обнял мертвую дочь и завыл, а она как будто смотрела мимо него куда-то в сторону, будто бы говоря: «Делайте теперь со мной что хотите — теперь мне до вас дела нет». Он сунул ей под голову руку, но тут же высунул, испачкавшись в кровавом месиве. Мужчина испуганно смотрел на свою руку, желая вытереть, но, не зная обо что. Тут же к нему подбежала учительница и предложила платок. Обтерев руку, мужчина вернул платок, и теперь учительница, испачкавшись, искала — обо что вытереться.

Магия перешептывала Люке каждый шорох. Сквозь неразборчивый гул, Люка четко слышала, о чем говорили в толпе.

— Так чего ее отец из школы хотел забрать-то? — спрашивала одна девушка у другой. — Говорят, они с ведьмой — эти…

— Ну да! — шепотом отвечала девушка. — Ты разве не знаешь?.. Все только об этом и говорят.

— Не знаю.

— Ну ты даешь! Кто-то заснял, как они сосутся, и выложил в сеть. Ты разве не видела?.. Все уже скачали — друг другу показывают.

— Да я ж болела.

— Ну так вот, они — эти, а батя ее из школы хотел забрать, и вообще из города увезти. Мне Эльга сказала. Она их соседка. Говорит — он так орал, что весь дом слышал. Он ее дома запер, а сегодня в школу привел, чтобы документы забрать. А она куда-то убежала. Мы ее сейчас, только что, по всей школе искали…

— Вот дура. Она всегда какой-то странной была.

— Ну да. С таким припадочным отцом, какая она еще может быть?..

— Да отец тут причем?.. Если бы мой отец узнал, что я с девочками сосусь, он бы то же самое сделал. Я считаю, что нормальный человек с собой не покончит. Если она сумасшедшая, мало ли, что ей в голову взбредет… Так а снял то их кто?

— Не знаю. Мне парень говорил, что Эри ходит и хвастается всем, что это он снял.

Вскоре приехала полиция. Двое полицейских накрыли тело тряпкой, но ветер постоянно срывал ее. Пытаясь одновременно разгонять зевак и придерживать тряпку, двое полицейских метались от тела к толпе и обратно до тех пор, пока не прибыли санитары. Они положили тело в черный мешок и унесли. Толпа разошлась, а дождь продолжал усердно смывать пятна крови, как будто, из стыда за людей, пытаясь скрыть следы произошедшего.

Через неделю Люка вернулась в школу, поразив всех своим видом. Она была одета в черные обтягивающие штаны и черную водолазку. Ее светлые волосы были выкрашены в угольно черный цвет, на фоне которого стала заметна уже начавшая появляться бледность кожи. Однако более всего пугающим стал ее взгляд — мертвецки холодный, сквозь полуприкрытые глаза — этот взгляд был описан в древней литературе как тот, с которым воин должен выходить на бой. Только теперь Люка по-настоящему стала похожей на темную ведьму. Все приняли это за траур, но для Люки черный не был цветом скорби. Для нее, воспитанной «Книгой ведьм», это был цвет пустоты, цвет духа и того места, откуда души приходят и куда уходят после смерти. В черный цвет облачались древние катонийские воины, и знающий это понял бы, что кому-то в школе Люка объявила войну.

Был конец осени, и, хотя занятия заканчивались не очень поздно, на улице к тому времени уже темнело. Однажды, после уроков, Люка пошла не в раздевалку вместе со всеми, а направилась куда-то вглубь школы. Она вела себя очень подозрительно, чем привлекла внимание Эри. Люка в точности повторяла тот день, когда Нана потащила ее к пожарному выходу, чтобы рассказать что-то важное. Тогда Нана призналась Люке в любви. Люка начала рациональными доводами убеждать Нану в том, что это неправильно, и делала она это так упорно, как будто убеждала в этом себя. Нана не спорила. Она лишь нежно обняла Люку, и та не смогла сопротивляться. Они страстно поцеловались.

Эри следовал за Люкой по темным безлюдным коридорам школы. Он вышел на лестницу и начал медленно спускаться вниз.

Наконец, добравшись до первого этажа, он аккуратно высунулся за перила, чтобы посмотреть, что происходит у выхода.

— Значит отсюда ты нас снимал, — раздался за его спиной голос Люки.

Эри обернулся и увидел направленный в свою сторону пистолет с глушителем.

— Пошел вниз, — скомандовала Люка.

— Эй, ты чего?..

— Я до этого момента еще сомневалась, но теперь вспомнила. Я видела тебя тогда. Ты почему-то ошивался в коридоре. Я не предала этому значения.

— Ну… Ну, я же не знал, что она так отреагирует…

— Не знал? А ты, когда делал это, ты не осознавал, что совершаешь зло?

— А что я сделал?.. Я же… Я же просто заснял, что было. Вы же делали это. А я тут причем…

— Значит ты у нас — борец за правду?.. — Эри прижался к стене, а Люка села на ступени и, жестикулируя пистолетом, продолжила. — Один философ сказал: «Глупое добро может быть опасней разумного зла, поэтому глупость и невежество есть самые страшные из грехов». Какой бы ни была твоя мотивация, ты глуп, и от твоей глупости погиб человек. За это тебе придется заплатить. Ты веришь в божественное вмешательство? Я знаю, галеонцы верят, особенно с твоим интеллектом, особенно, когда на них направлен ствол. Так вот, говорят, божественное вмешательство проявляется в случайностях. Когда погибает праведник, говорят: «Бог забрал его к себе», если погибает грешник, говорят: «Бог покарал его», а если Бог спасает человека от неминуемой гибели, говорят: «Он дал человеку шанс раскаяться». Ну, то, что ты — праведник — это вряд ли, а вот будет ли у тебя шанс раскаяться — это мы сейчас выясним. Открой дверь.

— Эй. Что ты задумала?

— Открой дверь, — повторила Люка, прицелившись в Эри. Тот открыл дверь, не спуская глаз с пистолета.

— Теперь посмотри вперед, — сказала Люка. — В шестидесяти метрах отсюда — обрыв. Там погибла Нана. Ты можешь начать убегать, но предупреждаю — это смертельный номер. С такого расстояния я легко попаду в тебя. У тебя сейчас есть только один способ выжить. Если ты спрыгнешь, ты можешь приземлиться на ноги, на гравий. Ты покалечишься, но выживешь, и если будешь громко кричать, кто-нибудь придет тебе на помощь, может быть. Я не буду добивать тебя. — Люка встала. — Пошел!

— скомандовала она.

Эри вышел на улицу и осмотрелся. Как назло, вокруг никого не было. Он медленно шел, проклиная и Люку, и Нану, и себя за глупый поступок. Чем ближе он подходил к желобу, тем шире перед ним открывалась черная, казавшаяся бездонной, пропасть, и тем сильнее становилось чувство того, что из этой переделки он не выберется. Он остановился у края, и в ту же секунду рядом с ним по камням чиркнула пуля. Прыгнуть вниз казалось для Эри верной смертью. Он осмотрелся и увидел, что метрах в двадцати от него лежит толстая бетонная свая. Она была невысокой, и расстояние между ней и обрывом было всего сантиметров сорок, но упасть за нее казалось для Эри единственным спасением. Он резко метнулся в сторону и побежал по самому краю пропасти. Рядом просвистела пуля, еще одна… Эри пробежал мимо лестницы вниз и попал на то место, где не была вытоптана тропинка. Наступив на грибы, он поскользнулся и упал в пропасть спиной вниз.

Его нашли утром. Эри лежал на дне желоба с торчащей из живота арматурой. Происшествие посчитали несчастным случаем, после чего обрыв был отгорожен от территории школы высоким забором.

Отношения Зэна и Эды, тем временем, все больше холодели. Прежних любовных игр супруги не устраивали с тех пор, как родилась Люка, а через четырнадцать лет их интимная близость окончательно выродилась в однообразную рутину. С возрастом Эда подурнела. Лишь днем, в макияже и одежде, которую Эда всегда умела подбирать, она выглядела привлекательно, но Зэн редко видел ее такой. Чаще она представала перед ним в домашнем халате или вообще без одежды, и ее формы уже не могли заставить Зэна мириться со всеми ее недостатками. Зэн перестал испытывать к Эде то похотливое влечение, кроме которого ничего больше к ней никогда не испытывал.

Уже несколько месяцев Зэн писал свою первую книгу, которая давалась ему с большим трудом. Он писал вечером, но лишь до того времени, как щелкал замок, и в квартиру входила Эда.

Она тут же начинала быстро и безостановочно говорить, задавая вопросы и ожидая ответов. Наговорившись, Эда включала телевизор потому, что не могла ни секунды находиться в тишине, а Зэн шел писать на кухню, но и там жена не давала ему покоя, заходя во время каждого рекламного блока и обязательно отвлекая его разговором. Зэн был очень сдержан, но, тем не менее, иногда раздражался, и Эда отвечала на раздражение раздражением, а иногда и насмешкой, что более всего выводило Зэна из себя. В ссорах Эда часто унижала Зэна, ударяя в его самые больные места, которых знала предостаточно. Зэн не мог ответить ей тем же, и потому из любой ссоры Эда всегда выходила победительницей. Бросить Эду у Зэна не хватало духа, и он предпочитал подчиняться, сдерживая обиду, сколько возможно, лишь бы не начался новый скандал.

Эда должна была вернуться из экспедиции к Поясу черны уже неделю назад. Поздним вечером, когда и Зэн, и Люка были дома, в квартиру семьи Гун позвонили. Дверь открыл Зэн. На пороге стояли двое молодых мужчин с неприметными лицами и одинаковыми прическами.

— Это вам, — сказал один из них лишенным эмоций голосом и протянул Зэну конверт.

— Что это? — спросил Зэн.

— Это касается вашей жены.

— Что с ней?

— Она погибла, — ответил мужчина так, как будто для него это было обычным делом.

Зэн остолбенел, а гости ушли, не сказав больше ни слова. В конверте лежали свидетельство о смерти и чек на довольную крупную сумму, которая, по всей видимости, была страховой выплатой. Зэну не пришлось ничего объяснять Люке. Увидев в его руках конверт с эмблемой компании, в которой работала мать, чек и еще какую-то бумагу Люка все поняла.

Через два дня, вечером, к Зэну и Люке пришел Лей с супругой. Они вспоминали Эду, и Лей рассказал Зэну кое-что о ее работе.

Отдел, в котором работала Эда, занимался изучением демонов и Пояса черны. Цель экспедиции была строжайше засекречена. Известно было только то, что корабль направлялся к самому ядру. В установленную дату корабль на связь не вышел, и начались поиски. Через несколько дней был обнаружен шаттл с того корабля, на котором даже были выжившие — всего один или несколько человек. Они и подтвердили, что экспедиция погибла в результате нападения демонов. Сам корабль так и не нашли.

После известия о смерти матери Люка пыталась заглушить боль, изнуряя себя тренировками. Она бегала, прыгала, отрабатывала удары и колдовала до тех пор, пока не оставалось сил лишь на то, чтобы покинуть зал и дойти до дома. Однажды, Люка пришла в школу магии поздним вечером, когда ученики уже ушли, и учителя собирались домой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Лей. — Послушай, если ты будешь тренироваться без перерыва, ты испортишь свой организм. Магический голод на фоне постоянной усталости может вызвать необратимые последствия.

— Учитель, мне нужно, чтобы вы помогли мне в одном деле.

— В каком деле?

— Помните, вы говорили, что в древности считалось, что в совершенстве овладел магией тот, кто может заставить при помощи магии свое тело умереть?

— Говорил, и что?.. Даже и не думай!

— Ну почему?

— Если ты хочешь мне доказать, что владеешь магией, то мне это не нужно. Я и так знаю, чем и насколько хорошо ты владеешь.

— Это… Это нужно мне самой.

— Зачем? Что за блажь?

Люка не знала, что ответить.

— Но ведь в древних школах учили останавливать собственное сердце. Это был обычный тест на высший уровень мастерства.

— Ты просто так ненавидишь себя, что готова убить. Ведь так?

— Но ведь запустить сердце не сложно. Вы же учили нас…

— Послушай, не нужно сильной воли для того, чтобы убить себя, когда не хочешь жить, но она нужна для того, чтобы жить дальше.

— Да, вы правы, — ответила Люка. — Простите, — сказала она, опустив глаза, и направилась к выходу.

— Стой, — остановил ее Лей. — Я хорошо знаю тебя, чтобы поверить, что ты так быстро сдалась. Ты думаешь проделать это с кем-то из своих друзей. Ведь так? Подойди сюда.

Лей задумался на мгновение.

— Если в тебе есть это желание, то едва ли с ним можно что-то поделать. Пойдем.

Лей отвел Люку в один из залов и закрыл дверь изнутри. Люка села на колени и закрыла глаза, а учитель сел перед ней.

Люка сидела неподвижно несколько минут. За это время ее пульс замедлился, температура тела понизилась, а дыхание стало едва заметным. Лей чувствовал, как невидимыми струями из нее утекает магия. Из головы и спины Люки исходили тонкие магические нити, медленно тянувшиеся к Лею, к мухе, сидевшей на стене, к мышам в подвале, к старому дереву за окном, к двум птицам на его ветвях и к червям под его корой. Вскоре, дыхание Люки совсем прекратилось, а сердце потеряло ритм. Его сокращения стали хаотичными. Кровь остановилась. Тело Люки обмякло, она сгорбилась, ноги разъехались, а сомкнутые на животе руки сползли на колени. До последней секунды Лей ожидал, что у Люки ничего не получится, и тогда она вспомнит о тех вещах, которые еще держат ее на этом свете, но у нее все получилось, и это по-настоящему испугало Лея. Положив Люку на спину, он сел перед ней на колени и положил руки ей на грудь. Собранная Леем магия сама стекала в опустошенное, но еще живое тело Люки. Несколько раз Лей сжал и отпустил ее сердце, и оно забилось в прежнем ритме. Вскоре вернулось и дыхание.

Люка открыла глаза, лежа на коленях учителя. Он держал ее одной рукой под голову как новорожденного ребенка, а второй растирал ее похолодевшие руки.

— Такая молодая, а так себя ненавидишь, — говорил Лей.

Люка заплакала и обняла его.

— Почему все, кого я люблю, умирают? — сквозь слезы проговорила она.

— Потому что люди иногда умирают, — ответил Лей.

— Но почему! Почему нельзя чтобы было иначе?

— Потому что все умирает, даже звезды. Мы все состоим из вещества погибших когда-то звезд. Старое, умирая, дает жизнь новому, и любое новое когда-нибудь становится старым и умирает. Любая жизнь есть чья-то смерть, а потому не было бы смерти, не было бы и жизни. Ты, Люка, молода, поэтому должна жить.

Оставались считанные месяцы до того дня, когда Галеон должен был получить полную независимость. Это слово звучало в те дни отовсюду. Пропагандой создавался образ независимости как некой грани, за которой лежали решения всех проблем, возрождение былого могущества и счастливая жизнь на все времена. Однако страдавшее от инфляции, безработицы и рабского трудового законодательства население не спешило верить обещаниям власти. Даже ничего не понимавшие в политике и экономике люди ощущали необходимость радикальных перемен. Казалось неправдоподобным, что политики, которые годами вели страну к упадку, вдруг изменятся и спасут ее от экономической катастрофы, но еще менее правдоподобным казалось то, что они позволят отобрать у себя власть. Тотальная монополизация и коррупция, без которой на Галеоне невозможны были никакие отношения с властью, были результатом многолетнего правления правых консерваторов. Неспособные бороться с настоящими врагами Галеона, то есть с самими собой, они искали иных врагов — внешних. К тому же, страдая тяжелейшим комплексом государственной неполноценности, консерваторы искали все новые и новые символы национальной идентичности, одним из которых стал так называемый галеонский язык. Собрав воедино распространенные на галеоне ошибки в ударениях, словоупотреблении, орфографии и грамматике, группа лингвистов по заказу правительства создала особую версию алларийского языка. Некоторые галеонские политики, дабы подчеркнуть свою лояльность, даже начали говорить и писать на нем, раздражая алларийских дипломатов, не ожидавших услышать из уст своих коллег жаргон каторжников.

В тот день университетские аудитории и школьные классы опустели. Рано утром небольшие группы молодых людей, состоявшие в основном из старшеклассников и студентов, начали собираться в различных частях Цитадели, чтобы организовать несанкционированную акцию протеста против результатов второго тура президентских выборов, на котором весьма спорно победил кандидат от консервативной партии — Юли Зэус. Образованным молодым людям были омерзительны инициативы и законопроекты, с которыми он шел на выборы. Президент Зэус намеривался запретить иностранцам преподавать в ВУЗах, обещал отменить в школах изучение иностранных языков и запретить демонстрацию в общественных местах символов чужой государственности, к которым, в частности, относил пришельские белые шарфики. Кроме этого, Зэус предлагал брать специальный дополнительный налог с граждан Галеона, работающих за рубежом, а на территории Галеона ввести жесткие ограничения на количество иностранной рабочей силы. Самой большой проблемой Зэус называл засилье пришельцев и собирался бороться с ними и со всем пришельским — то есть с тем, что образованная молодежь считала самым прогрессивным, с тем, чему она подражала и в чем видела надежду на спасение Галеона. Договорившись по сети, молодые люди, чтобы не привлекать внимания и не дать возможности полиции остановить всех разом, вначале собирались группами по десять-пятнадцать человек у метро, а уже затем направлялись в центр. Они планировали объединиться у торгового центра «Космос» и пройти несколько сотен метров до площади перед Башней Империи. Эта акция вошла в историю под названием «Восстание белых шарфиков».

Проснувшись тем утром на четыре часа раньше обычного, Люка сделала зарядку и разминку, какую делала перед тренировкой по рукопашному бою. Выбрав в гардеробе самые удобные эластичные штаны и слишком легкую для поздней осени куртку, Люка полностью оделась и начала совершать странные движения. Она подняла ногу вертикально вверх, затем опустила и совершила несколько ударов руками, потом вытянула руки вверх и развела в стороны, села в позу лягушки, затем на шпагат, после чего встала и попрыгала на месте. Убедившись, что ей ничего не мешает в этих движениях, Люка обула мягкие полуспортивные сапожки, одела перчатки из тонкой эластичной кожи и, туго завязав белый шарфик, вышла из дома.

В вагонах метро и на станциях уже было много молодых людей. Их количество в столь ранний час настораживало полицейских, но пока что не было повода останавливать их. На одной из станций Люку ждала подруга Ильга.

— Привет, — поздоровалась Люка. — Принесла?

— Привет. Держи, — ответила Ильга, доставая из внутреннего кармана мини-камеру. — Я все проверила. Зарядки на шесть часов хватит, памяти — на восемь.

— Круто!

— Есть куда спрятать-то потом?

— Все есть. Пошли.

— Да, пошли. Уже пора.

За пятнадцать минут до начала акции вагоны веток метро шедших через центр ломились от молодежи в белых шарфиках. Тысячи человек почти одновременно высыпали на перекресток перед торговым центром «Космос», мгновенно перекрыв движение транспорта. Через несколько минут две толпы, собравшиеся у разных станций метро, слились в одну и направились к Башне Империи. Ильга и Люка пробежали с краю, где было меньше всего людей, к самым первым рядам, откуда было видно, что перед зданием правительства уже собралась другая толпа. Однородно черной массой она заполняла Имперскую площадь. Это был митинг националистских молодежных движений организованный в поддержку нового президента. В отличие от акции «белых шарфиков», их митинг был санкционирован и потому охранялся полицией. По галеонскому закону любая манифестация могла быть проведена только с разрешения властей, поэтому достаточно масштабная акция оппозиции в Цитадели не могла быть разрешенной. Лишь у лояльных консерваторам националистов никогда не было проблем с разрешениями на манифестации.

Шествие противников Зэуса остановилось в нескольких десятках метров от площади. Ильга и Люка натянули шарфики на лицо, сделав из них маски. Из задних рядов вперед подтягивались самые молодые и агрессивно настроенные из числа «белых шарфиков». Парни из первых рядов, заметив движение в рядах националистов, говорили и показывали жестами девушкам, чтобы те отходили назад, к метро. Все это Ильга снимала на камеру, забравшись на метровой высоты мусорный бак. Люка стояла рядом и, следя за движением на площади, тоже снимала. Лидер националистов истошно кричал с трибуны что-то невнятное, указывая на приближающуюся толпу, но вскоре телохранители увели его, а молодые люди, разгоряченные его речами, начали собираться у края площади. Полиция, однако, не препятствовала ни одним, ни другим, а лишь стягивалась к флангам, как будто намереваясь вместе с националистами взять «белых шарфиков» в полукольцо, если те подойдут ближе.

Лишь четырехполосное шоссе разделяло белую и черную толпу. Из черной толпы то и дело выбегали особенно дерзкие молодые люди, и, подбегая так близко, как только позволяла им смелость, бросали камни в белую толпу сопровождали их ругательствами и тут же убегали обратно, трусливо оглядываясь назад. «Белые шарфики» уворачивались, и стояли молча, не отступая, однако, ни на шаг. Люка крупным планом снимала черную толпу и вдруг заметила, что среди подростков школьного возраста суетятся люди значительно старше. Распределившись равномерно по фронту толпы, они одновременно, как по команде, закричали и рванули вперед. Несколько подростков побежали за ними, каждый увлек за собой еще нескольких, и так почти вся черная толпа сорвалась с места. Люка даже не успела спрятать камеру, как подросток в черной куртке, армейских камуфляжных штанах и волосами, заплетенными в тугую косичку, оказался в нескольких метрах от нее. Лицо юноши блестело от пота, щеки были красными, а в глазах была не ярость, но смятение и пустота. Люка метнулась ему навстречу и срубила одним ударом ноги. Подросток упал без сознания, возможно, так и не поняв, что с ним произошло, что происходило вокруг, и что делал он за секунду до этого.

— Снимай! Снимай! Я тебя прикрою, — кричала Люка Ильге, которая выключила камеру, и уже было хотела спрыгнуть с мусорного бака. — Ты полицейских сняла?

— Нет.

— Ну так, снимай, а я прикрою. Сейчас самое интересное начнется.

Ильга продолжила снимать, а Люка держалась рядом с ней и старалась не вступать в драку лишний раз, но ярость переполняла ее от того, что она видела вокруг. Националисты нападали группами на одного, валили на землю и начинали избивать ногами. Туда же, где «белые шарфики» превосходили их числом, подростки в черных куртках не лезли. Люка не выдержала и ворвалась в кучу из четырех бугаев избивавших одного шестнадцатилетнего подростка. Опешив от такой молниеносной атаки, они даже не успели начать сопротивляться, как у одного из них оказались сломаны пальцы на руке, а у другого выбито колено. Тут же подбежали еще двое в белых шарфиках и националисты отступили. Полиция, тем временем, отцепила площадь и начала приближаться к драке. Полицейские свободно пропускали сквозь свои ряды отступавших националистов, но, как только на расстоянии удара оказывался человек в белом шарфике, они начинали жестоко избивать его дубинками и ногами, не взирая на возраст и пол.

Белая толпа начала отступать. Обернувшись, Люка уже не увидела на мусорном баке Ильгу. Она начала искать подругу взглядом среди толпы — в той стороне, куда отступали «белые шарфики», но обнаружила ее у себя за спиной. Двое полицейских отбирали у нее камеру.

— Лови! — крикнула Ильга и бросила камеру Люке.

Камера упала на тротуар и разбилась. Вынув карту памяти, Люка посмотрела на Ильгу.

— Беги! — крикнула та, отбиваясь от полицейских. Люка еще секунду смотрела на подругу, после чего начала убегать, и один из полицейских, отпустив Ильгу, побежал за ней.

Люка вильнула в переулок. Полицейский бежал быстрее, поэтому уйти от него она не надеялась. Люка спряталась за углом и напала, когда тот меньше всего ожидал. Она ударила его несколько раз и снова начала убегать. Свернув за очередной угол, Люка обнаружила, что оказалась в тупике. Высокий забор преграждал ей путь, но труба вдоль стены рядом и широкий карниз под вторым этажом могли помочь преодолеть препятствие. Люка вскочила на трубу, как вдруг за спиной раздался выстрел.

— Добегалась сучка, — проговорил сквозь одышку полицейский.

Люка замерла, вися на трубе. Пуля попала в стену в нескольких метрах от нее. Люка закрыла глаза и почувствовала полицейского, который медленно приближался, целясь в нее из пистолета.

— Маленькая пришельская сучка… Теперь ты просто так не отделаешься, — говорил он.

Он был уже слишком близко, чтобы его пистолет можно было просто взорвать. Ягодицы Люки находились на уровне головы полицейского. Он пялился на них, и Люка чувствовала в нем то, что чувствовала в одноклассниках, когда те видели Нану. Люка вспомнила Эри, вспомнила его мерзкие хихиканья, и ей показалось, что она слышит их у себя за спиной. Дуло пистолета коснулось Люки между ног. Она слегка опустилась, отведя дуло вниз, и в ту же секунду что-то, сверкнув, вылетело у нее из сапога, оказавшись в руке. Тело Люки, внезапно став твердым как камень, взметнулось вверх подобно отпущенной пружине. Раздался выстрел… Через мгновение Люка приземлилась на ноги за спиной полицейского, а тот, с ножом в голове, упал замертво.

Убийство полицейского в Цитадели было преступлением почти всегда раскрываемым. Каждый полицейский имел на теле датчик сердцебиения, который в случае остановки сердца включал маяк, по которому находили тело. Как правило, убийцу арестовывали через несколько минут после совершения преступления, но Люку никто не видел. На ее руках были перчатки, и когда обнаружили тело, она уже по соседней улице спешила к метро. Люка сделала из серой пятнистой куртки черную, вывернув ее наизнанку, спрятала белый шарф и стала неотличима от националистов, собравшихся на площади в тот день.

Начинался час-пик, и от того, что часть проездов были перекрыты из-за беспорядков, на улицах образовались пробки. Люке нужно было на противоположную сторону, но до перехода было около ста метров, и она решила протиснуться между машинами. Преодолев улицу, она перелезла через ограждение и направилась к метро.

— Стойте, — произнес неожиданно возникший перед ней полицейский.

Люка остановилась.

«Спокойно, — мысленно скомандовала Люка самой себе. — Они не могли меня так быстро вычислить. Меня никто не видел».

— Ваши документы, — произнес полицейский спокойным голосом.

«Так, засветилась, — подумала Люка, отдавая идентификационную карту».

— Зачем нарушаешь? А если бы мотоциклист между рядов ехал?

— Я в школу опаздываю, — жалобно произнесла Люка.

— Так ты уже опоздала. Что ты здесь-то делаешь в такую рань?

— Я?.. У нас митинг был, на площади.

— Митинг на площади?.. Это тот, что националисты проводят?

— Ну, да…

— Не ходила бы ты на эти митинги, — сказал полицейский возмущенно. — Училась бы лучше. На… — Он протянул Люке паспорт. — Не буду тебя пока штрафовать.

— Спасибо.

— Иди, иди в школу. Будь осторожней.

Почти бегом Люка поспешила к метро.

«Ничего, что засветилась, — думала Люка по дороге домой. — Они же ведь ищут девушку в серой куртке и в белом шарфике. Видеть меня никто не видел. Только Ильга… Если ее взяли, она может меня сдать, но она не сдаст. Бедная Ильга…»

Люка вбежала домой, не раздеваясь, села в коридоре на пол и уставилась в стену. Она все еще обдумывала, правильно ли то, что она вернулась домой, и сколько времени у нее есть до того, как полиция придет искать ее по этому адресу.

— Что с тобой? — спросил Зэн.

— Я убила полицейского, — резко ответила Люка, глядя в одну точку.

— То есть как?

— Вот так! Мне нужно скрыться.

— Где и когда ты это сделала?

— В центре, у площади Империи, приблизительно час назад.

— Как? Зачем? При каких обстоятельствах?

— В переулке ножом. Самооборона. Разве это важно?

— Неважно. Тебе не надо было приходить домой. Тебя видели?

— Нет.

— Точно?

— Не знаю. Они не должны меня быстро найти, но у меня мало времени. Ты же знаешь, что делать в таких случаях.

— Понятно. Не раздевайся. Жди здесь.

Зэн вышел из коридора. Через несколько минут он вернулся с листком бумаги, на котором был написан адрес дома неподалеку, номер подъезда и еще какие-то цифры.

— Это адрес, подъезд, код подъезда и код подвала. Спрячешься там, и вечером или ночью тебя заберут.

— Поздно, — сказала Люка. — Они уже здесь.

— Кто?

— Полицейские. Я чувствую.

Через несколько секунд в дверь позвонили.

— Откройте, полиция! — раздалось за дверью.

— Все. Не успели, — произнес Зэн.

Полицейский начал колотить в дверь.

— Откройте! — кричал он. — Иначе будем ломать дверь!

— Прячься в антресоль, — сказал Зэн шепотом.

Антресоль располагалась над вмонтированным в стену шкафом в прихожей и была такого размера, что лишь такая миниатюрная девушка как Люка могла в ней поместиться.

Зэн открыл дверь и увидел направленное в лицо дуло пистолета. Полицейский развернул Зэна к стене и начал обыскивать.

— Ты — в кухню, ты — в зал, — раздавал приказы офицер. Полицейские были специально экипированы и действовали так, как будто штурмовали квартиру полную вооруженных преступников.

— Где она? — спросил офицер у Зэна.

— Кто — «она»?

— Люка Гун.

— Она в школе, — невозмутимо ответил Зэн.

— А у нас есть информация, что она час назад была в центре.

— Это какая-то ошибка. Она в школе, в двух кварталах отсюда.

— Все чисто, — раздалось с кухни.

— У меня тоже, — сказал полицейский из зала.

— Балкон проверил? — спросил офицер.

— Так точно.

— Могу я узнать, по какому поводу вы разыскиваете мою дочь?

— По тому поводу, что она убила полицейского!

— Вы считаете, что полицейского способна убить пятнадцатилетняя девочка?

— У нас есть запись, — кричал офицер, — на которой эта пятнадцатилетняя девочка избивает четырех бугаев! И на теле убитого были следы избиения! И ножи она метает лучше любого наемника! Вы плохо знаете свою дочь. В машину его!

Зэна увели.

— Вурс! — позвал офицер одного из полицейских. — Значит так. Похоже, ее действительно нет, но она может здесь появиться. Поэтому, остаешься здесь до вечера. Вечером я пришлю смену.

— Так точно, — ответил Вурс.

Люка осталась с полицейским один на один. Тут же в ее голове родилось с десяток планов того, как можно обезвредить полицейского, но все они оборачивались для него либо смертью, либо телесными повреждениями, и потому все они были не допустимы. То, что Люка находилась в квартире и скрывалась от полиции, будет означать виновность ее отца в укрывательстве. Ей, во что бы то ни стало, нужно было покинуть квартиру незаметно — так, чтобы не было доказательств ее присутствия. Ей на ум пришел лишь один способ сделать это. Люка владела колдовством усыпления, при помощи которого могла погрузить человека в глубокий сон. Проблема была лишь в том, что колдовство это было светлым. Чтобы оно удалось, Люке надо было проникнуться любовью к этому полицейскому, как если бы он был ей близким человеком, но помня то, что происходило на площади, и то, что произошло с ней в том переулке, она не могла испытывать к нему ничего кроме ненависти. Злоба разгоралась в Люке от одного лишь осознания того, что живое существо, находившееся сейчас в поле ее магии, было галеонским полицейским мужского пола. Люку хотя и учили подчинять свои эмоции, учили заставлять себя любить и ненавидеть, однако не всегда это было возможно, и ни один маг не волен был выбирать какое колдовство — темное или светлое — способен он использовать против того или иного человека.

Погруженная в глубокую медитацию, Люка сидела неподвижно в полной тишине, и два голоса спорили в ней.

— Не морочь себе голову, — говорил голос ее матери. — Убей его аккуратно, но обставь все так, как будто ты вошла в квартиру, вы внезапно столкнулись, и тебе пришлось убить его. Тогда Зэна не смогут обвинить в укрывательстве. Тебе — одним трупом больше, одним меньше, а отца все равно наши отмажут.

— Ты не должна убивать его, — говорил голос отца. — Не ради меня, но ради всех пришельцев, подумай, кем будут считать нас галеонцы?

— Теми же, кем и сейчас считают.

— Если ты убьешь его, как мы убедим их в том, что мы не враги? Как мы дальше с ними будем жить на одной планете?

— Так же, как живут другие народы, веками убивавшие друг друга. Мы здесь делаем важное дело, и не всегда получается чисто. Лес рубят — щепки летят.

— Галеонцы ненавидят нас потому, что боятся. Значит, правильно они нас боятся?

— Пусть боятся. Когда мы придем, они исчезнут!

— Но они такие же люди, как и мы. Они ничем от нас не отличаются, кроме того, что воспитаны другой культурой. Они заблудшие, и мы здесь для того, чтобы научить их тому, что знаем сами.

— Но они не будут учиться.

— Не будут потому, что видят в нас врагов. Галеонское государство всегда строилось на лжи, насилии и корысти. Родившиеся здесь не имели другого выбора, кроме как приспособиться к законам установленным их предками, они не виноваты в том, что выживая здесь, перестали доверять людям. Прости их, как я прощал тебя, когда ты мне грубила, как прощал тебя Лей, так и ты их прости, потому что не виноваты они в том, что творят.

Вскоре полицейский заснул. Люка тихо выбралась из антресоли, вытерла слезы белым шарфиком и покинула квартиру. Добравшись до указанного подъезда, она спряталась в подвале и начала ждать.

Поздним вечером в подвал спустился человек с фонариком. Он провел лучом по кругу и остановился, заметив Люку, сидевшую на бочке поджав ноги.

— Привет, — сказал человек знакомым Люке голосом.

— Привет, — грустно ответила она.

Человек подошел ближе, и Люка узнала его — это был Кен.

— Пойдем, — сказал он.

Кен вывел Люку из подвала, посадил в машину и повез по уже полупустым улицам города на юго-восток, к выезду из Цитадели. Люка всю дорогу молчала. Ей было ужасно стыдно за то, что она совершила. Она понимала, что скомпрометировала всех пришельцев Галеона.

— Поешь, — сказал Кен, передавая Люке пакет с едой. — Наверное, целый день не ела.

По радио начался ночной выпуск новостей. Главной новостью естественно было убийство полицейского во время беспорядков в центре города.

«Интересно, если бы он убил меня, — думала Люка, — в новостях, наверное, и не упомянули бы об этом».

— Странно, — сказал Кен, — почему-то не говорят, что, когда его нашли, его левая рука была засунута в штаны и держала член… Я знаю, что ты сделала. Я просмотрел материалы дела и приблизительно представляю себе ситуацию. У тебя не было выбора. Ты все сделала правильно.

— План был другой.

— Так бывает. Происходит какая-нибудь хрень, и все идет не по плану. Это от нас не зависит.

— Как меня нашли?

— Случайно. Тебя сняла камера уличного наблюдения. Эту запись разослали постовым, и один из них узнал тебя. Хотя он даже не узнал, ему показалось, что узнал. Он не мог тебя узнать, потому что ты была в маске. Просто ему показалось, что ты странно себя вела. Это просто полицейское чутье. Так они узнали твой адрес.

— Что теперь будет с папой и с Ильгой?

— Ильга убежала. Это видно на той записи. Ты просто не видела, потому что была к ней спиной. А с папой твоим ничего не будет. У них нет ни одного прямого доказательства. Кроме интуиции одного постового, у них ничего против тебя нет. А если тебя беспокоит репутация пришельцев, то я раскрою тебе секрет. Война грядет, и многие погибнут. Соберутся разные люди — и плохие, и хорошие и начнут убивать друг друга только потому, что одни родились в одной стране, а другие в другой. Этот полицейский лишь первая жертва, и по окончании войны никто и не вспомнит о нем.

Кен благополучно вывез Люку из Цитадели. Через пол часа он свернул с трассы на проселочную дорогу, и проехал еще минут пятнадцать по замерзшей грязи вглубь пустоши. Вокруг стояла непроглядная мгла. Звездное небо было скрыто плотными облаками. Лишь то, что попадало в свет фар, можно было разглядеть. Наконец машина свернула в какое-то очень узкое ущелье по дну, которого тянулась колея, оставленная тяжелой техникой. Вскоре колея свернула в подземный бункер, а Кен проехал дальше — туда, где на ровной площадке стоял космический корабль, освещенный тусклым зеленоватым светом. Несколько человек у трапа и двое перекладывавших какие-то ящики из корабля на погрузчик обратили внимание на подъехавшую машину.

— Этот корабль доставит тебя в Акуру, — сказал Кен. — Назови им свое имя, и они возьмут тебя на борт.

— Спасибо, — сказала Люка и обняла Кена.

— Не за что. Ни о чем не беспокойся. Мы вытащим твоего папу. Скоро вы с ним встретитесь. Ступай.

Через несколько дней, кадры снятые Ильгой и Люкой транслировались всеми мировыми телеканалами. Международная общественность осудила действия полиции Цитадели. Журналистам, утверждавшим, что беспорядки были спровоцированы «пришельскими экстремистами», пришлось оправдываться, а доверие к галеонским СМИ было окончательно подорвано.