Сначала надо изолировать, а потом уничтожить.

Генерал Колин Пауэлл, ВС США, накануне операции «Буря в пустыне»

Воздушное пространство над

Калининградской областью, Россия,

13 апреля, 08.47 по местному времени.

Генерал-лейтенант Антон Вощанка, находившийся на борту транспортно-штурмового вертолета Ми-8Д, превращенного в летающий командный пункт и пункт связи, увидел столбы дыма, поднимавшиеся с базы ВВС в Черняховске, расположенной в центре Калининградской области. После того как он приказал пилоту вертолета снизиться и подлететь ближе для лучшего обзора, машина опустилась до потолка, при котором тяжелый МИ-8 мог не опасаться случайных выстрелов с земли, и генерал увидел на летном поле танки, которые начинали занимать оборонительные позиции по периметру авиабазы. Ошибиться в принадлежности этих танков было невозможно — старые, тихоходные Т-60 из его 31-й танковой бригады прорывались сквозь цепь грозных русских танков Т-72 и Т-80.

— Как идет операция в Черняховске? — спросил генерал у своего начальника штаба.

Начальник штаба адресовал этот вопрос радистам.

— Очень хорошо, товарищ генерал, — последовал ответ. — 31-я бригада докладывает, что она удерживает командный пункт, пункт управления РЛС и взлетную полосу. Ведет бой еще за несколько объектов, включая склад авиабомб и склад вооружения. Нескольким самолетам удалось улететь, но наши войска контролируют аэродром.

— Потери?

— Последний раз полковник Шкловский докладывал, что потери от легких до средних, — ответил начальник штаба. — Он хотел направить вам подробный отчет, но его часть сейчас занимает оборонительные позиции.

— Отлично, — подвел итог Вощанка. Быстрота и внезапность являлись ключевыми факторами этой операции. К тому времени, как русские поняли, что происходит, его войска уже взяли верх над ними. Поскольку Вощанка приказал не расстреливать русских солдат, они и не сильно сопротивлялись. — Мне не нужна здесь кровавая бойня, да и желательно, по возможности, захватить все целым. Передайте полковнику Шкловскому, чтобы изолировал очаги сопротивления и предложил сдаться. Нам понадобится их оружие. — Начальник штаба передал приказ генерала. — Как дела у 7-й дивизии в Калининграде?

— От них пока нет сообщений, товарищ генерал, — отозвался начальник штаба, сверяясь со своими записями постоянно поступающих по радио донесений. — Генерал Гурвич и 20-я морская десантная бригада контролируют здание штаба российского флота и окружили военно-морскую базу, а 33-я танковая бригада контролирует базу морской авиации. Наша авиация атаковала и серьезно повредила один боевой корабль, который пытался покинуть порт. Остальные корабли остаются у причалов, за исключением трех, которые по вашему приказу блокируют фарватер Калининградского залива. Большинство осмотренных кораблей укомплектованы личным составом на треть, максимум наполовину, моряки и солдаты остаются в казармах или покидают базу, они не знают, что делать. Это предоставляет нашим войскам большую свободу для маневра. Мы контролируем в Калининграде телецентр и четыре радиостанции. Город, похоже, занял выжидательную позицию.

Вощанка кивнул. За подобную выжидательную позицию была уплачена кругленькая сумма. Командиры Калининградской морской базы и базы морской авиации — крупнейших российских военных баз в Калининградской области — за невмешательство в конфликт получили взятки на общую сумму почти в четверть миллиона американских долларов. А причина, по которой база ВВС в Черняховске встретила нападавших огнем, заключалась в том, что у Вощанки не осталось денег на подкуп командира этой базы, и тот решил оказать сопротивление.

И все же деньги были потрачены не зря.

Одним из ключевых аспектов успешной оккупации Калининградской области и Литвы являлась реакция на это непосредственно самого Калининграда — крупнейшего и наиболее важного в стратегическом отношении города в области, да и во всей операции в целом. В самом городе проживало свыше четырехсот тысяч человек, и почти семьсот тысяч — на территории к западу от него, включая огромное количество преуспевающих бизнесменов, бывших политиков и военных. Поэтому необходимо было не напугать гражданское население в ходе захвата военных баз и объектов в этой зоне. К счастью, в силу белорусского военного присутствия в Калининградской области под эгидой СНГ здесь находилось множество преданных Вощанке белорусских солдат. Нашел он союзников и среди российских солдат и моряков, а также среди солдат и офицеров из различных республик СНГ, которые поддержали его идею избавления от засилья СНГ.

Таким образом, его военный переворот начал превращаться в некое подобие революции.

Захватывая Калининградскую область, Вощанка не рассчитывал на молниеносную и окончательную победу. Генерал, несмотря на заверения Габовича в поддержке, не строил иллюзий относительно слабости России. И, естественно, ей не понравится оккупация Калининградской области. Но необходимо было связать здесь русским руки и захватить стратегические позиции, чтобы уверенно чувствовать себя, когда начнутся переговоры. У России и СНГ не было ни денег, ни желания воевать. А Беларуси терять нечего.

И он победит в Калининградской области, если сможет захватить стратегические позиции, не прослыв при этом рехнувшимся кровавым мясником.

Но Литва — это совсем другое дело.

Необходимо было захватить все города, оккупировать полностью всю территорию и как можно быстрее установить на ней жесткий режим. Остальные страны мира не будут находиться в оцепенении вечно, постепенно они начнут действовать и могут принять совместное решение о выдворении белорусских войск из Литвы. Вощанке нужно действовать быстро, закрепить границы своих завоеваний и дать всем понять, что любая попытка выгнать его из Литвы принесет больше вреда самой Литве и соседним республикам, чем Беларуси...

...И частью этой угрозы будет его арсенал ракет СС-21 «Скарабей», рассредоточенных сейчас в северной Беларуси. Эти небольшие мобильные ядерные ракеты являлись ключом к успеху. Три ракеты с ядерными боеголовками, доставленные Вощанке, находились сейчас под усиленной охраной на секретной пусковой площадке в северной Беларуси, а остальные были рассредоточены в сельской местности. Но важнее, чем рассредоточение ракет по различным пусковым площадкам, была постоянная радиосвязь с ними.

— Мне немедленно нужен доклад о рассредоточении СС-21, — приказал генерал. Рискованно было говорить по радио со своим штабом на эту тему, но от успешного развертывания ракет зависело то, что он впоследствии сможет приказать президенту Светлову объявить всему миру. — Как только позволит дальность связи, воспользуйтесь засекреченной линией.

— Мы только через час приблизимся на нужное расстояние к базе Лида, товарищ генерал, — ответил начальник штаба. — А пока не можем воспользоваться засекреченной линией.

— Ладно, но пусть доклад будет готов к нашему прибытию. — Вощанка подумал, что чем скорее «Скарабеи» будут готовы к запуску, тем быстрее завершится оккупация.

* * *

Воздушное пространство северо-западной

Беларуси вблизи города Лида,

13 апреля, 09.35 по местному времени.

— Диспетчерская базы морской авиации Лида, я — 711-й, нахожусь в двухстах сорока километрах к юго-западу, высота тысяча метров, курс ноль девяносто... Уточняю: курс ноль девяносто пять. Прием. — Молодой белорусский пилот, доложив свое местонахождение, смахнул рукой капельки пота, выступившие на лице под резиновой кислородной маской. По установленной на сегодня процедуре соблюдения секретности полетов при всех докладах о курсе своего полета следовало называть нечетную цифру. Он чуть не забыл об этом, но вовремя поправился. И если бы он снова совершил подобную ошибку, то десятки зенитных батарей, расположенных вдоль литовско-белорусской границы, моментально напомнили бы ему об этом.

— 711-й, я — Лида, для опознания пять секунд держите курс ноль сорок пять, потом следуйте своим курсом. Как поняли?

— Я — 711-й, вас понял. — Лейтенант Владислав Дольский двумя пальцами правой руки плавно отвернул свой истребитель-бомбардировщик МиГ-27 к северо-востоку, отсчитал про себя пять секунд и вернул самолет на прежний курс. Его ведомый, лейтенант Франтишек Стебут, летевший рядом слева в истребителе-разведчике Су-17, повторил маневр ведущего.

В эти дни управление воздушным движением в отдаленных районах Беларуси осуществлялось плохо, наверняка диспетчерская базы морской авиации в Лиде не получила кодированные сигналы их самолетов, а сориентировалась только по отметкам на экране главного радара, но такие мелкие нарушения правил были обычным явлением. Молодому белокурому, голубоглазому пилоту истребителя-бомбардировщика до этого не было дела. Для него удовольствие представлял сам полет, независимо от правил и ограничений, поэтому все эти мелкие неполадки с РЛС не могли испортить настроения.

— 711-й, радар вас опознал. Даю указания перед изменением эшелона полета. Полеты в востоку от двадцать шестого меридиана запрещены до особого распоряжения. Я — база морской авиации Лида, конец связи.

— Я — 711-й. Вас понял. Конец связи. — Дольского это вполне устраивало, он в любом случае не хотел принимать участия в этой небольшой заварушке, которая происходила в Литве. Свора «наземных гончих» из бригады, расположенной на базе Сморгонь, уже двигалась на подавление этого мятежа или восстания в Литве, и хотя подразделения авиации Сморгони тоже были задействованы, а база Лида поднята по тревоге по распоряжению генерала Вощанки — он командовал всеми войсками в северной Беларуси и, безусловно, являлся самым могущественным и влиятельным военным во всей Беларуси, — часть Дольского в этом не принимала участия. Посылать самые современные бомбардировщики против Литвы — это все равно что убивать муравья с перебитыми ногами, ради этого не стоило даже и возиться. Дольский понимал, что впоследствии будет привлечена к боевым действиям и его часть. Они, наверное, перебазируются в оккупированную Литву и будут отражать атаки войск СНГ, России или стран Запада. Его так радовала мысль о возможности продемонстрировать свое умение перед другими пилотами МиГов или перед пилотами иностранных самолетов, что мысль о предстоящей войне как-то и не тревожила.

— Лида, база морской авиации, — раздался в наушниках насмешливый голос ведомого. — Ну и шуточки, при чем здесь море? Когда они намерены поменять название базы?

— Как только бюрократы и политики наконец-то растрясут свои задницы, — со смехом ответил Дольский.

Название этой базы являлось одной из несуразностей в современной жизни Беларуси, этакой бюрократической нелепостью, которую следовало исправить. База морской авиации Лида, расположенная в ста двадцати километрах к западу от Минска и примерно в двухстах сорока километрах к востоку от Балтийского моря, являлась когда-то крупной советской базой морской авиации, поддерживавшей Балтийский флот. Тогда на ней базировалась эскадрилья, состоявшая из двадцати истребителей-бомбардировщиков Су-24 и истребителей сопровождения МиГ-23, в задачу которой входили тактическая и морская разведка, непосредственная поддержка флота с воздуха, морская бомбардировка и борьба с кораблями противника в Балтийском море. Естественно, ныне у независимой Беларуси не было ни флота, ни морской авиации, но в названии базы продолжало сохраняться слово «морская». Полная глупость. Один из нелепых пережитков покойного советского общества.

Что ж, а может, не так уж все и плохо было в этом обществе. Оно создавало такие прекрасные боевые самолеты, как этот истребитель-бомбардировщик МиГ-27. Невероятно аккуратная и юркая машина, на большой высоте максимальная скорость почти в два раза превышает скорость звука, а на малой — выше M1. Может нести свыше четырех тонн различного оборудования, а дальность полета с внешними баками составляет свыше шестисот километров. Данная, более поздняя, модель МиГ-27Д была оснащена довольно сложной аппаратурой: допплеровской автоматической системой навигации, прицельной РЛС и лазерным дальномером; системой предупреждения о радиолокационном облучении «Сирена-3»; инфракрасным сканером для обнаружения и атаки наземных целей; усовершенствованной системой управления огнем АСР-5Р. Правда, у данной модели так и остался титановый колпак вокруг кабины, что в сочетании с бомбовыми подвесками значительно снижало скорость, и все же это была классная машина. Ей было почти столько же лет, сколько и самому Дольскому, но он любил летать на ней.

Одномоторный, с изменяемой геометрией крыла самолет лейтенанта Стебута Су-17С был даже старше МиГа Дольского. Предназначена эта машина была для непосредственной поддержки с воздуха, и ее вооружение составляли две 23-миллиметровые пулеметные подвески на каждом крыле, две 30-миллиметровые пушки в основании каждого крыла. Два пулемета были приспособлены для стрельбы назад, так что СУ-17 мог атаковать наземные цели и после пролета над ними.

Дольский — один из лучших бомбардировщиков ВВС Беларуси, который мог обходиться и без лазерного дальномера, — выполнял один из своих плановых полетов, но когда он прибыл на базу, эскадрилью подняли по тревоге, и ему поставили другую задачу. Его МиГ-27 был буквально увешан оружием: четыре кассетные бомбы в заднем бомбодержателе, в каждой из которых семьдесят малых противопехотных бомб; две подвески с 57-миллиметровыми ракетами в точках крепления воздухозаборника; на внешних небольших крылообразных подвесках две ракеты АА-2 класса «воздух-воздух» с тепловыми головками самонаведения; подфюзеляжная 30-миллиметровая пушка, боекомплект которой составляли триста бронебойных снарядов. С момента окончания летного училища в Тбилиси Дольскому еще никогда не приходилось летать с таким количеством вооружения...

...И как тогда, после окончания училища, сейчас все пусковые кнопки были закрыты колпачками из стальной проволоки и опечатаны свинцовыми пломбами. У Дольского имелся строжайший приказ: не трогать ни одну из пусковых кнопок без специального разрешения. Даже нарушение пломбы без разрешения грозило дисциплинарным наказанием. Но Боже мой, как ему хотелось воспользоваться всем этим оружием! Он один в кабине, самолет оснащен первоклассным вооружением, но он вынужден ждать приказа. Дольский понимал, что его держат под рукой на тот случай, если он понадобится генералу Вощанке, и у него мелькнула сумасбродная идея обратиться к самому генералу, но он тут же отогнал ее, понимая, что это противоречит уставу. Так что им со Стебутом не оставалось ничего делать, кроме как летать и ждать. Летать и ждать. Сверлить дыры в небе...

— 711-й! — раздался в наушниках голос диспетчера базы Лида. — Ваш курс три два ноль, высота семьсот метров, свяжитесь с командным пунктом базы на девятом канале. Как поняли?

— Я — 711-й, курс три два ноль, высота семьсот метров. Перехожу на девятый канал. Конец связи. — Наконец-то, кажется, ему дадут задание! Новый курс явно ведет к литовской границе, а высота всего на сотню метров превышает самые высокие складки местности в том районе. Он свяжется с командным пунктом, когда будет находиться всего в сотне метров над прекрасными лесами долины Немана, а это значит, что что-то происходит...

Лейтенант Дольский, охваченный возбуждением, переключил рацию на новую частоту.

— Лида, я — 711-й. Прием.

— 711-й! Я — Лида, — услышал Дольский бархатистый голос дежурной радистки командного пункта. Рыжеволосая русская красавица, с которой он намеревался познакомиться поближе. Лейтенант мог бы весь день слушать ее ласковый голос. — 711-й, займите тактическую орбиту с координатами ПК, КЖ, пять ноль, три ноль и ждите. Прием.

— Я — 711-й, вас понял, — ответил Дольский, повторил координаты и вытащил из левого набедренного кармана комбинезона карту. Он определился по ней: к северу от небольшой деревни, в десяти километрах от границы. Стандартная тактическая орбита представляла из себя «восьмерку» с участками маршрута в двадцать километров, разворотом в десять градусов, высотой не более пятисот метров над землей, если высота не корректировалась специально. Хорошая схема полета для визуального обследования зоны. А ему определенно придется что-то искать там. Пилоту разрешалось в таких случаях смещать центр орбиты во избежание атаки противника с земли, но в данном случае ему вроде бы ничего не угрожало.

Дольский перевел свой МиГ-27 в режим патрулирования и атаки наземных целей, снизил мощность двигателей до шестидесяти процентов, вручную полностью выдвинул крылья, опустил закрылки для поддержания стабильности полета на малой высоте. Потеря управления самолетом на такой относительно малой высоте могла грозить катастрофой.

— Я — 711-й! Опустить закрылки, выдвинуть крылья, — предупредил Дольский своего ведомого. Он подождал несколько секунд, потом проверил, как Стебут выполнил его указания. Ведомым всегда следовало действовать по принципу «делай, как я», но иногда они ошибались, поэтому проверить не мешало.

Стебут выполнил все в точности: выдвинул крылья своего самолета, опустил закрылки. Су-17 превосходил по размерам и скорости МиГ-27, мог нести больше вооружения, но более современная авиационная электроника и значительно большая точность МиГа-27 обуславливали то, что МиГу в большинстве случаев отдавалось предпочтение при атаках наземных целей, особенно в тех случаях, когда надо было произвести как можно меньше побочных разрушений или когда в зоне атаки присутствовали свои войска.

У Дольского не было наземных ориентиров, которыми он мог бы воспользоваться, — за исключением деревни. Под ним расстилались могучие леса северной части известного во всем мире Березинского заповедника, и если придется что-то искать внизу, то сделать это будет очень трудно. Лейтенант ввел координаты своей орбиты в допплеровскую систему навигации, чтобы самолет не пересек границу с Литвой.

— Я — 711-й, занял тактическую орбиту, — доложил Дольский на командный пункт.

— Вас поняла, — отозвалась радистка. — Доложите запас горючего.

Вызов с базы последовал, когда он находился в воздухе всего двадцать минут, и подвесной бак был почти полон, а при пониженной мощности двигателя и на таком близком расстоянии от базы он мог хоть целую вечность оставаться на орбите.

— Я — 711-й, запас на два часа. — На самом деле горючего было несколько больше, но скажи он, что хватит на три часа, они и продержат его все три часа на этой орбите.

— Поняла вас, два часа, — повторила рыжеволосая радистка. — Оставайтесь на орбите... Влад.

Так-так, она по крайней мере знает мое имя, подумал Дольский, забыв о том, что все два следующих часа ему предстоит крутиться по этой орбите. Он уже представил себе возвращение на базу и встречу с рыжеволосой красавицей.

* * *

В самом просторном месте поляна была не шире девяноста футов, поэтому, когда пилот самолета-вертолета CV-22 майор Хэнк Фелл сажал свою машину на эту поляну, между кончиками лопастей и толстыми сучковатыми ветвями сосен и елей почти не оставалось места, а размер лопастей самолета составлял примерно восемьдесят пять с половиной футов. Внезапный порыв ветра — и любая из этих ветвей могла повредить самолет.

Командир экипажа, он же пулеметчик, сержант Майк Браун стоял возле носа самолета. На голове у него был шлем, от которого тянулся шнур, вставленный в розетку возле двери самолета. Сержант наблюдал за небом в бинокль, когда почти прямо над головой пролетел реактивный самолет. Пилоту реактивного самолета нелегко засечь их в таком густом лесу, и все же Браун машинально присел, ожидая, что в любую секунду сверху может упасть бомба или ударить очередь.

— На этот раз я их отлично разглядел, сэр, — сообщил Браун в микрофон рации, учащенно дыша. Он прикрыл рот рукой в перчатке, отдышался несколько секунд, подождал, пока успокоится сердцебиение, и только затем продолжил: — Бомбардировщики МиГ-27 и Су-17. Ведущий оснащен вооружением для поддержки с воздуха, и ракеты у него на крыльях. Не могу точно сказать, чем вооружен ведомый, но пушки есть наверняка. Думаю, они нас не заметили. — Сержант включил секундомер на своих наручных часах. — Засеку время полета, чтобы знать, сколько у нас времени на взлет.

Хэнк Фелл и второй пилот Мартин Ватанабэ встревожились и занервничали, им хорошо были понятны чувства Брауна, ведь даже сквозь шум собственного двигателя они слышали рев реактивных самолетов, пролетевших прямо над ними.

— Я понял, — ответил Брауну Фелл. — Он ничего не передал по радио, поэтому считаю, что пока мы в безопасности. Тщательно проверить шасси.

Фелл, который в течение десяти минут вел «Отбойный молоток» над самыми верхушками деревьев — после того, как они вторглись на территорию Беларуси из Польши, — сумел посадить свой самолет на поляну, когда заметил самолеты советского производства, внезапно появившиеся милях в пятнадцати от него. К счастью, истребители в этот момент выполняли плавный поворот, поэтому у Фелла оказалось несколько дополнительных секунд, чтобы принять нужное решение. Он выбрал поляну и спикировал на нее. И как только колеса шасси его самолета коснулись земли, появились советские истребители. Находившиеся на борту «Отбойного молотка» восемнадцать морских пехотинцев моментально покинули самолет и заняли оборонительные позиции вокруг поляны. Одно отделение морских пехотинцев было вооружено «Стингерами», и теперь они постоянно держали самолеты противника под прицелом.

— Шасси находится под водой, — доложил Браун, осмотрев «Отбойный молоток». Поляна была частично затоплена весенними дождями, поэтому передняя стойка шасси полностью ушла под воду и вода даже покрыла нижнюю часть переднего обтекателя антенны радара и купола инфракрасного сканера. — Выключите радар и инфракрасный сканер, иначе они выйдут из строя.

— Уже выключил, — откликнулся Ватанабэ.

К счастью, хвост самолета задрался высоко и был почти сухим, но самолет все-таки не тонул в грязи.

— Понадобится большое усилие, чтобы вытащить нос, — продолжал докладывать Браун, — а с хвостом все в порядке. Взлет будет очень сложным.

— Понял. Как далеко мы от зоны высадки? — поинтересовался Фелл.

Ватанабэ вывел на дисплей полетный план.

— До зоны высадки добрых семьдесят миль, — ответил он. — Двадцать — тридцать минут лета.

Фелл посмотрел на медленно вращающиеся лопасти. Даже при таком их вращении расходовалось много топлива, а сейчас это было непозволительной роскошью. Взлетев с палубы «Хозяйки долины» несколько часов назад, они пролетели уже почти триста миль, но не по прямой, а окружными маршрутами, избегая радаров в Калининградской области и белорусских военных баз, расположенных вдоль границ. У «Отбойного молотка», на борту которого находились восемнадцать морских пехотинцев со всем своим снаряжением, топлива могло хватить только на пятьсот миль. Дополнительного топливного бака не было, дозаправка в воздухе не предусматривалась, а они все еще находились довольно далеко от своего объекта. Но каждая минута, проведенная на земле с включенными двигателями, сокращала дальность полета, а о том, чтобы добираться к объекту пешком через эти болота, рискуя попасть в руки белорусских солдат, не могло быть и речи.

— Мы не можем больше ждать, — решил Фелл. — Майк, прикажи всем вернуться на борт. Когда самолеты пролетят над нами на восток, мы окажемся как раз позади них. К счастью, когда они развернутся на запад, они нас не заметят.

Морские пехотинцы вернулись в самолет, Браун постучал в правое боковое стекло кабины и показал на небо.

— Они летят! — крикнул он, спеша к двери.

Фелл двинул вперед рукоятку форсажа двигателя... 60, 70, 80 процентов мощности. Ничего...

— Они над нами, приготовьтесь... Пора!

Фелл продвинул рукоятку до отметки 90 процентов. Хвостовая и основная стойки шасси приподнялись над землей, но носовая осталась торчать в грязи. Он продвинул рукоятку до отметки 95 процентов. Воздушным потоком хвост мотнуло вправо, и самолет начал вибрировать так сильно, что казалось, передняя стойка шасси сейчас сломается.

— Осторожно, — передал по рации Браун. — Руль направления задевает деревья.

Фелл потянул на себя ручку управления циклическим шагом вращения винтов, чтобы основная стойка шасси опустилась на землю. И как только он сделал это, носовая стойка внезапно вырвалась из грязи, и «Отбойный молоток» скользнул назад, прямо на сосны.

— Хвостовой стабилизатор запутался в ветках! — крикнул Браун.

Каким-то образом Феллу удалось сохранить управление машиной, самолет находился всего в нескольких футах над землей, и Фелл осторожно двинул его вперед, пока хвостовой стабилизатор не освободился.

— Вижу несколько веток, торчащих из стабилизатора, — доложил Браун. — Хотите, чтобы я их вытащил?

Фелл перевел переключатель системы управления полетом в положение «проверка», произошло моментальное переключение из вертолетного режима в самолетный, и он смог проверить руль высоты. Никакого серьезного сопротивления в работе руля он не ощутил.

— Не надо, пусть торчат. Думаю, они не помешают.

Оба пилота еще никогда в жизни не испытывали такого облегчения, как сейчас, в те секунды, когда «Отбойный молоток» поднялся над верхушками деревьев.

Фелл убрал шасси, опустил вниз гондолы винтов до того положения, когда компьютер системы управления полетом перевел машину из вертолетного в самолетный режим, а затем отвернул слегка вправо, чтобы оказаться как раз позади Су-17, который видел в одной-двух милях перед собой. «Отбойный молоток» продолжил полет над самыми верхушками деревьев, иногда даже задевая их фюзеляжем.

«Черт, а может, я и зря оставил эти ветки в руле высоты», — подумал Фелл через несколько минут. Теперь, когда «Отбойный молоток» перешел в самолетный режим, ветки в стабилизаторе все больше давали себя знать.

— Проклятье! Ручку управления слегка заклинивает, — сообщил Фелл по внутренней связи. Для управления рулем высоты ему теперь требовалось значительное усилие. — Господи, я надеялся, что эти сучья вылетят. Будет трудно...

— Они поворачивают вправо! — крикнул Ватанабэ. Фелл немедленно отвернул влево, пытаясь как можно дольше оставаться в хвосте у Су-17. Но на этот раз белорусские пилоты поворачивали более круто, и невозможно было держаться у них в хвосте. — Может быть, найдем другое место для посадки? — предложил Ватанабэ.

Но в этом районе лес был наиболее густым. Оставался единственный выход — река.

— Экипажу приготовиться к посадке на воду, — крикнул Фелл, снова переводя машину в вертолетный режим. — Я направляюсь к реке.

* * *

Дольский подумал, что там определенно что-то есть. Уже второй раз, совершая патрульный облет по орбите, он замечал тень, движущуюся над верхушками деревьев. Но, пытаясь разглядеть ее повнимательнее, ничего не мог понять. Очень странно...

— Ведомый, сто пятьдесят градусов по курсу, видишь какое-нибудь движение?

Последовала небольшая пауза, потом прозвучал ответ:

— Нет, командир. Я ничего не вижу.

Дольский переключил рацию на волну базы.

— База, я — 711-й. Еще какой-нибудь самолет патрулирует в моей зоне?

— Нет, 711-й, — ответила рыжеволосая.

— А вы наблюдаете еще кого-нибудь на радаре?

После небольшой паузы радистка ответила:

— 711-й, в вашем районе наблюдаются неустойчивые цели, движутся медленно, высота не определена. Возможно, птицы. Будьте внимательны.

Птицы? Возможно, да непохоже. Сейчас весна, но в это время здесь не наблюдаются перелеты птиц.

— База, я не вижу никаких птиц. И вообще, кого я здесь должен искать?

— 711-й, может быть, для уточнения задачи вы хотите поговорить с «Альфой»?

«Альфа» — позывной командира полка истребителей, а разговаривать с начальством следовало только в случае крайней необходимости.

— Нет, База, но я прошу разрешения изменить маршрут патрулирования и осмотреть реку.

— Поняла вашу просьбу об изменении маршрута, 711-й, ждите.

«Ждите... А чего, черт побери? — выругался про себя Дольский. — Рождества?»

Лейтенант напряженно осматривал тот район, где, как ему казалось, он последний раз заметил... Нет, теперь там ничего не было. Дольский решил было взять курс на этот район и хорошенько осмотреть его, но если командир полка отреагирует на его просьбу об изменении маршрута патрулирования, то он первым делом проверит на радаре его местонахождение. И если обнаружит, что он уже самовольно изменил маршрут, то ему не поздоровится. В этом районе река сворачивала на северо-восток и очень близко подходила к границе с Литвой, и, если командир увидит, что он летит к границе, неприятностей не избежать. Лучше уж придерживаться своего маршрута и ждать приказа...

И все же такая безынициативность была не по душе лейтенанту.

Дольский плавно отвернул вправо, внимательно глядя на восток, туда, где, как ему казалось, он заметил движение.

Там явно было что-то...

Но в этот момент его ведомый выбился из строя, сделав неожиданный поворот и исчезнув из поля зрения.

— Командир, сбрось немного скорость, — попросил по радио Стебут.

Дольский снизил скорость, сделал несколько плавных поворотов, и Стебут снова занял свое место.

— 711-й, я — База, у вас какие-то затруднения?

Вот так! Они сразу заметили небольшое отклонение от маршрута, понял Дольский. Очень плохо...

— Нет, я пытаюсь отыскать возможную цель вблизи маршрута патрулирования.

— Понятно, 711-й... — Диспетчер замялась, она явно не была готова дать разрешение Дольскому действовать по своему усмотрению, но не была готова и запретить. — Сообщите ваши намерения, 711-й.

— Я намерен доложить подробно, когда обнаружу цель или когда вернусь на свой маршрут, — ответил Дольский. И добавил с долей сарказма: — Ждите!..

Фелл вел «Отбойный молоток» к южному берегу реки над самыми верхушками деревьев. Задняя дверь десантного отсека была открыта, и возле нее столпились несколько морских пехотинцев. Одни из них осматривали небо в бинокли, а другие помогали Брауну, который с помощью веревочного лассо пытался выдернуть ветки, застрявшие в шарнирах руля высоты. «Отбойный молоток» продолжал лететь в самолетном режиме со скоростью около шестидесяти миль в час, поэтому Брауну было очень трудно осуществить свои намерения.

Наконец ему удалось накинуть петлю на ветку, и сержант принялся размышлять, как лучше вытащить ее, но в этот момент один из наблюдателей показал на небо. Браун проследил взглядом в направлении его вытянутой руки и раскрыл рот от удивления.

— Сзади нас МиГ и Су, — сообщил он по внутренней связи. — До них примерно семь миль. Идут медленно, на малой высоте. Сейчас я вытащу ветки.

— Давай, Майк, — отозвался Фелл. — А потом закрывайте дверь!

Браун резко дернул веревку, и большинство сучьев вылетело из шарниров.

— Там еще остались маленькие ветки, но, думаю, они не помешают. Можно закрывать дверь, а секунд через пять можете начинать маневрировать.

Ватанабэ щелкнул выключателем, закрывая дверь десантного отсека, затем повернулся к Феллу:

— Что будем делать?

— Пытаться уйти от них — бессмысленно, вступать в бой — тоже, — ответил Фелл. — Мы спрячемся. — Майор еще несколько секунд вел машину по прямой, затем, увидев справа небольшую излучину реки, резко отвернул на сорок пять градусов. Заметив приближающиеся белорусские самолеты, он перевел «Отбойный молоток» в вертолетный режим и начал снижаться, пока радиолокационный высотометр не показал отметку "0".

Браун быстро перебегал от одного иллюминатора к другому, оценивая положение самолета.

— Брюхо замочили, — сообщил он. — Влево больше не двигайтесь, иначе врежемся в деревья. — Сержант перебежал к иллюминатору правого борта и увидел, что порывы ветра от винтов вспенивают воду. — Справа целый фонтан — они заметят его с воздуха.

«А может, вовсе и не следовало прятаться, а надо было прорываться с боем?» — подумал Браун.

— Приготовим «Стингеры» и пушку, Марти, — приказал Фелл второму пилоту. — Я буду управлять машиной и «Стингерами», а ты займешься пушкой. Проверь аппаратуру радиопротиводействия и включи постановщик помех.

Фелл приник к окуляру системы обнаружения и определения целей, и перед глазами возникла круглая желтая прицельная сетка, которую прозвали «пончик», охватывающая зону обзора для пуска ракет «Стингер» с тепловыми головками самонаведения. Тем временем Ватанабэ включил передатчики помех РЛС и систему помех инфракрасным системам ALQ-136, которая посылала во всех направлениях невидимые импульсы энергии, создавая тем самым ложные цели для ракет с инфракрасной системой наведения.

Теперь уже можно было четко видеть оба белорусских истребителя, и Фелл осознал, насколько его «Отбойный молоток» открыт и уязвим. В правое боковое окно он видел волны и фонтаны брызг, вздымаемые винтами, а в левое — раскачивающиеся от ветра деревья. Эта операция, спланированная на дневное время, превращалась в настоящий кошмар. На какое-то мгновение Фелл подумал об экипаже другого «Отбойного молотка», который тоже взлетел с палубы «Хозяйки долины» с задачей подлететь к базе Сморгонь через северную Литву и юго-западную Россию. Он пожелал, чтобы им повезло гораздо больше.

— Экипажу приготовиться, — передал майор по внутренней связи, видя, как белорусские истребители подлетают все ближе и ближе. — Сейчас может быть жарко.

* * *

Авиабаза Сморгонь, Беларусь,

13 апреля, 09.47 по местному времени.

Этим утром самым оживленным местом на базе Сморгонь был склад горюче-смазочных материалов. Две очереди из двенадцати топливозаправщиков ожидали у колонок. И ждать им предстояло долго, потому что из имевшихся шести заправочных колонок сейчас работали только две. Одна очередь выстроилась за реактивным топливом для самолетов и вертолетов, а другая за дизельным — для заправки большого количества грузовиков и дизельных генераторов. Только армейской бригаде, расквартированной на базе, требовалось почти сто заправщиков для обеспечения безостановочного продвижения техники на территорию Литвы.

Обычно склад ГСМ обслуживали два взвода солдат, но их одного за другим раскидали по колоннам. Поэтому сейчас на складе находилось всего несколько человек и охрана. Многие водители стали сами заправлять свои машины. Так что старший сержант Пашуто — начальник склада ГСМ — облегченно вздохнул, когда к складу подъехала машина с солдатами и командовавший ими сержант доложил, что они прибыли в его распоряжение.

— Отлично, — бросил Пашуто сержанту. — Пусть твои люди проверяют накладные у водителей, так заправка пойдет быстрее.

Сержант кивнул, козырнул и удалился.

Пашуто подумал, что новенький не очень-то разговорчив, но, так как ему впервые за долгое время хоть кто-то отдал честь, Пашуто был вполне доволен и мог обойтись без разговоров.

С прибытием новых пятнадцати солдат работа пошла споро, и Пашуто даже позволил себе выпить чашку кофе с несколькими ломтиками хлеба. Когда он вернулся в свою контору, к нему зашел сержант с пачкой накладных.

— Отличная работа, сержант, — похвалил Пашуто, подписывая накладные. — У тебя прямо талант к этому делу. Кто твой командир? Я поговорю с ним.

— Большое спасибо, — поблагодарил сержант, медленно, с сильным акцентом произнося эту фразу по-белорусски. Голос его звучал как-то тягуче, неуверенно, что совсем не соответствовало его ловкости в работе. — Фамилия моего командира Уайт.

— У-а... Что-то не слышал такой фамилии. — Новенький растягивал слова, поэтому его трудно было понимать. — Ну-ка повтори фамилию своего командира.

— Мой командир — Пол Уайт, ВВС США, — ответил сержант, но на этот раз уже на вполне сносном белорусском. Он вытащил из подсумка автомат с глушителем и направил его на Пашуто. — Руки за голову, иначе...

Не дождавшись окончания фразы, Пашуто резко повернулся и рванул к заднему выходу, пытаясь до выстрела выскочить на улицу и захлопнуть за собой дверь. Но в двери он столкнулся с двумя солдатами, которые входили в контору через задний вход.

— Коммандос! — закричал Пашуто, указывая им на сержанта. — Там американские коммандос! Дайте мне автомат!

— Извини, товарищ, но ничем не могу помочь, — произнес один из солдат по-английски. Самой фразы Пашуто не понял, но догадался, что на их помощь рассчитывать нечего. Один из солдат схватил его за руки и завел их за спину, а второй приложил к носу и рту тряпку, смоченную какой-то вонючей жидкостью. В глазах у Пашуто потемнело, он затих и отрубился.

— С заправщиками все в порядке, Уилсон? — спросил сержант морской пехоты Томас Сеймур мнимого белорусского «сержанта». Второй морской пехотинец из спецкоманды полковника Уайта «Отчаянный волшебник» вошел в контору и принялся обыскивать столы и шкафы.

— Да, сэр, — ответил капрал Эд Уилсон. — Водителей усыпили, наши люди заняли их места. Три заправщика предназначены для авиации, один для автопарка и восемь для колонн бригады.

— Нам понадобятся еще два заправщика для авиации и два для командного пункта, — решил Сеймур. — Боюсь, что колоннам бригады в любом случае не достанется ни одного. — Он повернулся к морскому пехотинцу, обыскивавшему столы: — Ты нашел чистые накладные, Дюпон?

— Нашел, — отозвался тот. Он уселся перед старенькой пишущей машинкой и начал печатать новые накладные с указанием места назначения, пользуясь при этом для справок схемой базы, висевшей на стене. Закончив печатать, он несколько минут тренировался, подделывая подпись Пашуто, потом подписал накладные, бросил их на пол и потоптал, чтобы они выглядели потрепанными. В запертом ящике шкафа Сеймур обнаружил пропуска для въезда на летное поле и передал их Уилсону, чтобы тот раздал водителям. Еще раз повторив план операции, Сеймур отослал обоих морских пехотинцев к заправщикам, на которых им предстояло отправиться к своим объектам.

* * *

— Ты уже давно должен был быть здесь, солдат, — недовольно буркнул командир вертолета Ми-24Д, когда заправщик подъехал к нему. Взяв у водителя накладную, чтобы подписать ее, он добавил: — Все ждут заправки. Почему задержались?

— Да там был какой-то непорядок с накладными, и сержант Пашуто посылал за новыми, — ответил водитель. Он поставил заправщик на «нейтралку», потянул на себя ручник, выскочил из кабины и сунул под колеса тормозные башмаки. После этого водитель перешел на правую сторону машины, а техники уже начали разматывать заправочный шланг.

Командир вертолета двинулся к водителю и сунул ему в карман подписанные накладные.

— Эти накладные только что напечатаны, — заметил он, глядя водителю прямо в глаза. — Значит, это у тебя они были неправильно оформлены, да?

Морскому пехотинцу с трудом удалось сохранить спокойствие.

— Я в этом не виноват, — медленно произнес он по-белорусски.

— Конечно, не виноват! — фыркнул летчик. Он снова внимательно посмотрел на водителя: — Ты новенький, наверное, что-то я...

Внезапно где-то на стоянке самолетов раздался крик. Командир вертолета обернулся на голос, увидел людей, которые показывали куда-то, и посмотрел в том направлении. От куполообразной антенны радара, расположенного в нескольких километрах по другую сторону взлетной полосы, вверх поднимался густой столб дыма.

— Пожар? Горит диспетчерский пункт подхода! — И в эту секунду мощный взрыв разнес антенну радара, обломки разлетелись во все стороны. Сначала они увидели взрыв, а потом услышали его, и, когда звук долетел до взлетной полосы, всем показалось, что прямо в лицо им ударил порыв шквального ветра. — Боже мой...

— Я сообщу... — воскликнул водитель. Но как только он повернулся, чтобы залезть в кабину, где находилась рация, командир вертолета схватил его за плечо.

— Подожди-ка, солдат. Я тебя не знаю. Как твоя фамилия?

— Позвольте мне сообщить по рации о пожаре нашему сержанту...

Но командир вертолета еще сильнее сжал плечо водителя, теперь уже и окружающие обратили на них внимание.

— Я спросил, как твоя фамилия, солдат? Я тебя не узнаю, а говоришь ты с акцентом, как иностранец. — Он повернулся к одному из техников. — Мирослав, ну-ка помоги мне!..

И в этот момент снова раздался крик. По бетонированной площадке, на которой командир вертолета боролся с водителем, из-под заправщика емкостью три тысячи декалитров текло реактивное топливо, быстро растекаясь по площадке.

— Черт побери, что происходит?.. — Внезапно раздался глухой хлопок, и, казалось, все топливо из заправщика, возле которого они стояли, выплеснулось на площадку.

— Бежим! — закричал кто-то. Прозвучало еще несколько хлопков, и на площадку хлынули тонны топлива из еще трех заправщиков. Вскоре топливо уже на несколько сантиметров покрывало колеса шасси штурмовых вертолетов.

— Диверсия!! — заорал командир вертолета. Водитель попытался убежать, но командир крепко держал его. — Не выйдет, сволочь! Что происходит?!

Капрал Уилсон вообще не привык к грубому обращению, а сейчас ему это тем более не нравилось. Пока техники и экипаж разбегались в разные стороны от разливающегося реактивного топлива, Уилсон неожиданно заключил командира вертолета в железные объятия, сделав вид, что тащит его прочь от заправщика, а сам залепил ему правым коленом в пах. Летчик громко охнул и обмяк в объятиях Уилсона. Капрал подождал еще несколько секунд, чтобы все пробежали мимо, а затем приготовился бежать к газоотбойному щиту, расположенному в ста метрах позади вертолетов и совсем не в том направлении, куда убегали все остальные. Потерявший сознание командир вертолета повис у него на руках.

Но как бы сильно Уилсон не желал побыстрее убраться отсюда, он не мог просто так бросить этого парня. Командир вертолета выполнял свои обязанности — он не заслужил смерти в пламени пожара, устроенного группой иностранцев. Поэтому капрал потащил бесчувственное тело за вертолет и дальше, к газоотбойному щиту. Капрал решил про себя, что если кто-то из охранников выстрелит в него, то он бросит летчика, но не раньше, — этот человек не заслужил смерти...

Для воспламенения реактивного топлива требуется очень горячая искра. Небольшой, весом в полфунта брикет взрывчатки С-4 и фосфорный заряд справились с этим делом. Но... замедлитель был установлен всего на тридцать секунд. А капралу морской пехоты следовало установить его на шестьдесят. И это была его последняя мысль перед тем, как сверкнула яркая вспышка света, раздался грохот в ушах и раскаленная стена огня поглотила их обоих.

Спастись Уилсону не удалось.

Один за другим взорвались и запылали восемнадцать штурмовых вертолетов, находившихся в этой части аэродрома. Адский огонь усугубило и топливо, взорвавшееся в их баках. Через несколько минут прибыли пожарные машины, отозванные от горящего радара, но к моменту их приезда все восемнадцать вертолетов были уничтожены или серьезно повреждены. А еще через несколько секунд взлетел на воздух и склад ГСМ, подорванный специальным подразделением «Отчаянный волшебник» Управления поддержки разведопераций.

Морские пехотинцы — уже без капрала Уилсона — покинули базу, воспользовавшись заранее подготовленным планом отхода. Через несколько часов их заберет второй «Отбойный молоток», и с приближением сумерек они двинутся к своему следующему объекту.

* * *

Воздушное пространство над Беларусью,

13 апреля, 09.47 по местному времени.

— Я вижу их! — закричал лейтенант Дольский по рации, настроенной на тактическую частоту.

Но он не понимал, что именно видит: ясно различал вращающийся винт, но деревья у берега раскачивались, и казалось, что рядом с первым винтом работает еще и второй... А может, это два вертолета стоят рядом и прячутся среди деревьев?

— База, я — 711-й, вижу два вертолета у самой воды на южном берегу Немана. Мои координаты... — он сверился с навигационными приборами, — ...пятьдесят три километра к западу-северо-западу от базы Лида. — Пока Дольский передавал координаты, они уже пролетели над «вертолетами». — Попытаюсь опознать цели визуально. Советую выслать в этот район вертолет и пехотные патрули. Прием.

— Вас поняла, 711-й, — ответила радистка командного пункта. — Сообщаю: в этот район не направлялись никакие другие наши самолеты. Свяжемся с базой Сморгонь, чтобы выяснить, смогут ли они выслать армейские патрули. Поддерживайте визуальный контакт с целью и оставайтесь на этой частоте. Как поняли?

— Я — 711-й, вас понял. Постараюсь, — ответил Дольский, — но нам трудно это делать. Пошлите сюда какие-нибудь тихоходные самолеты или вертолеты. Прием.

— Вас поняла, ждите.

Дольский подумал, что на командном пункте еще наверняка нет начальства и их послали патрулировать без его распоряжения. Здорово!..

— База, мне нужен ответ, черт побери, — с раздражением рявкнул в микрофон лейтенант. — Если они решатся на прорыв, то уже через минуту пересекут границу.

Примерно минуту рация молчала, и за эту минуту ведомый успел несколько раз пожаловаться Дольскому, что ему трудно держать малую скорость и выполнять резкие повороты. «Вертолеты» продолжали оставаться среди деревьев, они явно прятались и выжидали. Наконец рация заработала:

— 711-й! Я — База, «Альфа» советует вам визуально опознать цели, доложить и не выпускать их из виду. В случае необходимости имеете разрешение пересечь литовскую границу. Как поняли?

— Визуально опознать, доложить, не выпускать из виду, разрешено пересечь литовскую границу, — повторил Дольский. — Ведомый, займи орбиту на высоте тысяча метров.

— Понял, — отозвался Стебут. Истребитель-бомбардировщик Су-17, не теряя из виду МиГ-27, медленно набрал высоту и занял позицию над Дольским.

* * *

— Мы уже десять минут зря расходуем топливо, Хэнк, — напомнил Ватанабэ первому пилоту. — Надо убираться отсюда, иначе не сможем выполнить задание. — Оба они понимали, что если пилоты истребителей заметили их, то скоро авиация и армия пришлют еще кого-нибудь.

— Тогда уходим прямо сейчас, — решил Фелл и объявил по громкоговорящей связи: — Экипаж, внимание! Мы взлетаем и попытаемся, маневрируя на малой высоте, оторваться от этих двух истребителей, которые висят у нас на хвосте. Закрепить все снаряжение и пристегнуть привязные ремни. На случай, если нас подобьют, продумайте планы отхода и уклонения от встречи с противником. Помните, что покидать самолет можно только через заднюю дверь — выходу через боковые двери будут мешать винты, пушка и ракетные подвески. Держитесь, ребята!

* * *

Дольский не мог поверить своим глазам — там было не два вертолета, а один!

— База, я — 711-й, вижу этот объект. Это... он большой, похож на грузовой вертолет, камуфляжная окраска, двигатели установлены на длинных законцовках крыльев. Направляется...

И вдруг эта штука совершила резкий поворот и полетела с такой скоростью, которой он не видел ни у одного вертолета. Ни один вертолет не может так двигаться — он взлетел, словно ракета. Дольский лихорадочно осматривал небо в поисках неизвестного самолета.

— База, я потерял его из виду. Он повернул на север и скрылся на большой скорости. Ведомый, возьми курс на восток в поисках этой штуки.

— Понял, — откликнулся Стебут.

— База, я переключаюсь на диспетчерскую Лиды. Ведомый, переходи на десятый канал.

— Понял.

Дольский переключил частоту, проверил связь с ведомым и вызвал диспетчерскую:

— Лида, я — 711-й. Прошу дать направление на неопознанный самолет, последний курс его был на север, высота примерно двадцать — тридцать метров.

— Вас понял, 711-й, — ответил диспетчер. Сейчас ему надо было очистить зону вокруг обоих истребителей и заняться поиском неопознанного самолета. — Мне надо произвести радиолокационное опознание. Если вы разлетелись с ведомым, то пусть он подаст сигнал. — Спустя секунду кодовая опознавательная отметка Су-17 появилась на экране радара, он летел почти параллельно с МиГ-27, но на триста метров выше. — 711-й, есть радиолокационное опознание, но я не вижу вблизи вас никакого другого самолета. Если цель летит на высоте тридцать метров, то я не смогу засечь ее, пока она не подойдет к Лиде на расстояние тридцать километров. Прием.

«Проклятье!» — выругался про себя Дольский. Ведь они были прямо над ним, а теперь потеряли его!

— Вас понял! Если что-то засечете, немедленно сообщите нам...

— Командир, я вижу его! — вмешался Стебут. — Движется курсом ноль четыре ноль в нескольких километрах к северу от реки... Развернулся вправо, снова направляется к реке. Черт побери, Влад, это самолет с поворотной винтомоторной группой! Сейчас он летит в самолетном режиме. Американский самолет-вертолет!

Теперь Дольский лихорадочно оглядывал небо, уже в поисках Су-17, и наконец увидел его.

— Я вижу тебя, Франтишек. Пойдешь ведущим. Оставайся на этой частоте, а я вернусь на девятый канал.

— Понял, иду ведущим.

Дольский переключил рацию на частоту командного пункта.

— База, я — 711-й, мы снова засекли его. Это американский самолет с поворотной винтомоторной группой. Он пересек границу, теперь направляется на большой скорости на восток-северо-восток. Мой «второй» преследует его. Готовы к атаке. Просим дальнейших указаний. Прием.

На этот раз ему ответил очень знакомый голос командира авиаполка. Наконец-то и начальство подключилось к этому делу.

— 711-й! Перейдите оба на эту частоту. Немедленно переключи на нее своего «второго». Прием.

— Я — 711-й, вас понял. — Дольский связался со Стебутом и приказал ему перейти на частоту командного пункта, затем и сам вернулся на нее. — База! Мы оба на вашей частоте.

— 711-й, приказываю посадить этот самолет. Сморгонь посылает вам на помощь штурмовые вертолеты, но пока неизвестно расчетное время их прибытия в ваш район. Зажмите его с двух сторон, дайте предупредительные выстрелы и попытайтесь вывести его из строя огнем пушек. Но это в том случае, если будете уверены, что он не разобьется. Мне нужен этот самолет-вертолет и его экипаж. Как поняли?

— Вас понял, — ответил Дольский.

— "Второй" понял, — подтвердил Стебут. — Я снижаюсь и захожу слева, а ты, Влад, заходи справа.

— Вижу тебя хорошо, — сообщил Дольский, поворачивая вправо, а Су-17 тем временем начал снижаться, заходя в хвост самолету-вертолету. Дольский не имел практики перехвата самолетов, его учили бороться с наземными целями, а не с воздушными, но задача, поставленная командиром, была понятна: ему был нужен этот самолет...

Внезапно самолет-вертолет резко накренился на правое крыло, быстро сбросил скорость и скрылся из виду. Он летел со скоростью примерно четыреста километров в час, но в мгновение ока сократил ее вдвое и совершил немыслимо крутой поворот.

— Я — 711-й, потерял контакт! Ухожу вправо на поиски.

— Я — «второй», тоже потерял контакт, — моментально добавил Стебут. — Командир, я тебя вижу, веди меня.

— Понял тебя, — откликнулся Дольский. Эта игра в кошки-мышки может затянуться надолго, подумал он, резко отворачивая вправо и напряженно вглядываясь в небо в поисках американского самолета. Но лейтенант понимал, что чем дольше они будут заставлять этого американца вилять и совершать посадки, тем больше шансов на то, что он не выполнит свою задачу. Ведь он находится очень далеко от дома и, летя на малой высоте и переходя из вертолетного режима в самолетный и наоборот, очень быстро израсходует все топливо.

Когда Дольский закончил разворот, самолета-вертолета нигде не было видно.

— Я — 711-й, контакт потерян.

— Я вижу его, Влад! — закричал по рации Стебут. — Он как раз под тобой. Развернулся и завис... Эге, да он, похоже, летит задним ходом! Черт побери, я не вижу его... Вижу только тебя, Влад. Давай, действуй...

— Я ухожу влево и поднимаюсь вверх, Франти. — Дольский увеличил скорость до максимальной, при которой можно было лететь с опущенными закрылками, отвернул влево и набрал высоту. Поднявшись на триста метров над Су-17, он продолжил левый поворот, пока скорость не упала до скорости захода на посадку, и направил нос своего самолета вниз — при выходе из поворота его МиГ должен быть нацелен точно на американца.

— База, прошу указаний! — крикнул Дольский по радио. — Мы не можем взять его в клещи: следить за ним постоянно можем, а вот сопровождать — не получается. Прошу разрешения...

В этот момент Владислав снова увидел самолет-вертолет, одновременно с этим увидел и Су-17, который отвернул вправо, а потом влево, чтобы не терять из виду американца. Самолет-вертолет действительно завис на месте... и сейчас он поворачивался влево, следя за Су-17 с точностью зенитки с системой наведения от РЛС.

— Франти, круче поворот — и на обратный курс. Похоже, этот американец преследует тебя...

И в эту секунду вспышка и струйка дыма вырвалась из самолета-вертолета. Шлейф белого дыма быстро потянулся прямо к Су-17.

— Уходи, Франти! Уходи! Пускай ракеты!

Стебут довел крутизну поворота до шестидесяти градусов, но небольшая ракета, выпущенная американцем, поразила Су-17 прежде, чем он успел выпустить хоть одну ракету-ловушку.

Поначалу вроде бы ничего не произошло — только яркая вспышка прямо возле выхлопной трубы самолета Стебута, но вскоре из двигателя начал выбиваться черный дым. И не успел Дольский что-нибудь еще подсказать своему напарнику, как увидел, что фонарь кабины Су-17 отлетел в сторону и из кабины вылетело кресло-катапульта. Владислав впервые видел подбитый самолет и впервые наблюдал, как катапультируется летчик, если не считать, конечно, учебных фильмов. Ужасное зрелище, все равно что наблюдать, как человека сбивает машина или пронзает рогами разъяренный бык. Парашют Стебута раскрылся, успел качнуться всего пару раз и рухнул на деревья. Наверное, Франти здорово поранился...

— База, «второго» сбили! Стебута сбили! — закричал Дольский по рации. — Примерно в сорока двух километрах к северо-востоку от базы Лида, к северу от Немана, почти на границе. Его сбила ракета, выпущенная американским самолетом-вертолетом. — Лейтенант замолчал, не зная, что делать дальше, но, когда увидел, как Су-17 исчез среди деревьев, а секундой позже раздался взрыв и вверх взметнулось облако дыма, он понял, что ему надо делать. — Я — 711-й, атакую. — Владислав решил, что, если сейчас командир что-нибудь скажет ему по рации, он сделает вид, что не услышал.

* * *

Авиаконструкторское бюро «Физикоус»,

Вильнюс, Литва,

13 апреля, 08.47 по вильнюсскому времени.

— Не могу поверить! — воскликнул генерал Джон Ормак, сидевший в кресле пилота бомбардировщика-"невидимки" «Туман». — Мне кажется, я могу летать на этой птичке с закрытыми глазами. — Вместе с ним в кабине находились Хэл Бриггс, Патрик Макланан и Дэйв Люгер, они осматривали пульт управления и оборудование. — Это просто точная копия кабины В-52. Все расположено точно так же... Все!

Ормак был прав. Левое рабочее место пилота являлось точной копией рабочего места В-52, разве что в центре приборной доски имелась дополнительная электронно-лучевая трубка. Штурвал, ручки управления, расположение приборов и даже материал и форма алюминиевого и винилового противобликового козырька приборной доски — все было точно таким, как в В-52, с которыми Ормаку и Макланану каждый день приходилось работать в Технологическом центре аэрокосмических вооружений. Но чем больше Ормак говорил, тем сильнее замыкался в себе Люгер.

Патрик, устроившийся в правом кресле второго пилота-бомбометателя, заметил поникшие плечи Люгера и отрешенное выражение лица.

— Дэйв, что случилось? Эта штука просто потрясающая! Она ведь летает, да?

Люгер поднял голову и осмотрел приборную доску.

— Включи аккумуляторы и основные переключатели электрошин, — посоветовал он Макланану. Эти выключатели находились на приборной доске второго пилота — точно так же, как и в В-52.

Макланан щелкнул двумя выключателями, в кабине зажглись огни и загорелись приборы, питавшиеся от аккумуляторов.

Люгер осмотрел переднюю приборную доску.

— Нужно топливо... Оружия, похоже, нет... Наверное, несколько дверей открыто в хвосте. А так, да, она летает. — Он уселся в кресло и уставился в пол, оставаясь совершенно безучастным к происходящему.

— Удивительное дело, — Ормак вздохнул. — Боже мой, я чувствую себя агентом «007». Только представьте себе: я сижу в советском бомбардировщике, в советской исследовательской лаборатории. Черт побери, пожалуй, я теперь понимаю, как чувствуют себя шпионы, возвращаясь после успешно выполненного задания.

Люгер посмотрел на Ормака так, словно генерал влепил ему пощечину, а затем отвернулся.

Заметив, как посерело лицо Люгера, Ормак понял, что сморозил глупость.

— Эй, Дэйв, я не имел в виду...

И до Макланана наконец-то дошло, что гложет его друга.

— Дэйв, забудь ты об этом. Тебя ведь подвергли психологической обработке. Мы видели, что эти ублюдки сделали с тобой, видели эту ужасную камеру, в которую они засунули тебя. Ты ничего не мог сделать...

— Я недостаточно сопротивлялся, — с горечью возразил Люгер. — Надо было приложить все усилия. Они говорили мне, что делать, и я делал... почти с самого первого дня.

— Чушь, и ты это знаешь, — вмешался Бриггс. — Ты был один, покалечен, растерян. И они этим воспользовались. Ты не мог им сопротивляться.

— Нет, мог, — продолжал гнуть свое Люгер. — Я смалодушничал. Ни о чем не думал, только о себе. Предал все, во что верил, понимаешь, все.

— Дэйв, это неправда... — попытался разубедить его Макланан.

— Посмотри на это, — крикнул Люгер, обводя рукой кабину самолета. — Я по памяти создал рабочие места пилотов и штурмана, причем точно, во всех деталях. И делал это с увлечением. Так не может работать запуганный пытками человек, Патрик, так может работать только предатель. А если бы я всеми силами сопротивлялся им, если бы позволил им убить меня, то никогда не сделал бы для них такую грандиозную работу.

— Дэйв, ты прекрасно, как и я, знаешь, что невозможно все время сопротивляться, особенно в условиях пыток, которые они применяли к тебе, — вмешался Ормак. — Можно сопротивляться несколько дней, даже несколько недель, но, если они контролируют всю обстановку вокруг тебя, каждое твое движение, в конце концов они начинают контролировать и твой мозг. И ты не можешь сопротивляться. После этого люди сходят с ума или умирают. Ты не предатель. Ты герой. Ты спас наши жизни и по мере возможности помог предотвратить третью мировую войну. Ты говоришь, что помог им построить этот самолет? Что ж, теперь ты можешь помочь нам улететь на нем от них.

— И, может быть, даже использовать его против оккупационных белорусских войск, если мы сможем установить на него какое-нибудь вооружение, — добавил Макланан и выглянул в окно кабины. — Где же наши литовские помощники? Они ведь отправились поискать здесь бомбы и ракеты.

— Пойду выясню, — предложил Бриггс. — А то просто сижу здесь и нервничаю, особенно когда вы заводите разговор о вооружении. — Он спустился по небольшому трапу и скрылся в передней части ангара. Через несколько минут Бриггс вернулся с генералом Пальсикасом и сопровождавшим его переводчиком. Он надел наушники, соединенные проводами внутренней связи с кабиной.

— Плохие новости, ребята. Похоже, литовцы уходят отсюда.

— Что-о?!

Пальсикас надел наушники, отодвинул в сторону переводчика и заговорил. При этом те, кто находился в кабине «Тумана», вынуждены были уменьшить звук, настолько раскатисто звучал голос Пальсикаса.

— Эй, шпионы, а вы хорошо смотритесь в этом странном советском самолете. Желаю удачи! А мы уходим. Прием.

— Говорит генерал Ормак. Куда вы уходите, генерал?

— На встречу с генерал-лейтенантом Вощанкой и его бригадой в городе Кобрин... или в аду, — ответил Пальсикас. — Он перешел границу, имея сорок тысяч солдат и множество танков. И движется очень быстро. Может захватить Вильнюс прежде, чем моя «Бригада Железного Волка» займет позиции. И еще больше войск может подойти из Калининграда и Черняховска. Так что нет смысла оставаться в «Физикоусе». Прием.

— А вы можете оставить нам несколько человек, которые говорят по-английски и по-русски? Мы хотели бы загрузить самолет и...

— Нет. Мне очень жаль, генерал. Это невозможно. Мы оставляем здесь только команду подрывников. Они уничтожат «Физикоус», если белорусские войска прорвутся к нему. Но ни одного солдата я здесь не оставлю. Возможно, вам теперь лучше отправиться в посольство. Мы уходим. До свидания. — Пальсикас протянул наушники Бриггсу и удалился.

— Что ж, похоже, что нам придется заправлять и загружать самолет самим, — с покорностью в голосе произнес Ормак. — Дэйв, я бы хотел, чтобы ты первым делом перевел Патрику инструкцию по заправке. А мы с Бриггсом пока поищем вооружение. Давайте приступать.

Дэйв Люгер со всем энтузиазмом, на который был способен, начал лазить из самолета и обратно, прихрамывая, ковылял по гладкому бетонному полу ангара, несколько раз вынужден был отдыхать, объясняя Патрику систему заправки. Патрик размотал шланг заправочной колонки и потащил его по полу к самолету.

— Я вспомнил, как ты делал это в Анадыре, Патрик, — сказал Дэйв, сидевший возле переходника для заправки топливом, расположенного в левой передней части «Тумана».

— Но я рад, что сейчас мне не надо забираться на самый верх этой штуки, да и погодка здесь гораздо приятнее, чем там.

— Вот тут ты прав, — согласился Люгер. Несколько секунд он внимательно разглядывал Макланана, потом добавил: — Я вижу, тебе пришлось делать пластические операции в отмороженных местах.

Макланан дотронулся до кончиков ушей, он лишь слегка обморозился во время тех тяжелых испытаний, которые выпали на долю экипажа «Старого пса».

— За счет ВВС, — пояснил Макланан. — Их тоже это устроило, меньше пришлось давать объяснений.

— Не то что по поводу меня, — промолвил Люгер.

Патрик с сочувствием посмотрел на друга, собираясь что-нибудь сказать, но промолчал.

— Как ты думаешь, что они сделают со мной, Патрик? — спросил Дэйв.

Макланан сунул шланг в переходник бомбардировщика, включил насос и принялся следить за приборами, чтобы вовремя переключить баки. На плече у него висел автомат МР-5, оставленный морскими пехотинцами.

— Допросят тебя, наверное, — ответил он. — Обследуют твой мозг и выяснят, что эти хреновы Советы сотворили с тобой.

— А как ты думаешь, меня расстреляют?

Макланан сделал вид, что не слышал этого вопроса, он не хотел, чтобы Люгер заметил, как он сам испугался. Все эти недели, с того момента, как он узнал о том, что Люгер жив, во время подготовки, планирования операции Патрик сознательно старался не думать о последствиях возвращения Люгера. Он понятия не имел, что задумал Вашингтон, но, зная, что разведуправление Министерства обороны уже начало свое расследование, можно было предположить, через какое множество допросов придется пройти Люгеру, в том числе и относительно операции «Старый пес». Да, скорее всего, Люгеру придется пройти через все это дерьмо по возвращении в Штаты — если только, конечно, они выберутся отсюда, — и это может быть еще похуже тех допросов, которым его подвергали Советы. Но Люгер ни в коем случае не должен знать или даже подозревать об этом.

— Эй, — Макланан легко изобразил на лице улыбку, — да не терзай ты себя, Дэйв. Не ставь на себе крест. У нас полно работы.

— Патрик, ты должен сказать мне, что знаешь, что думаешь, — настаивал Люгер. — Я напуган, и чувствую себя совершенно одиноким.

— Но ты не одинок, Дэйв! У тебя имеются довольно влиятельные друзья. Вилбор Кертис все еще председатель Объединенного комитета начальников штабов, генерал Брэд Эллиот все еще начальник Технологического центра аэрокосмических вооружений, а Томас Престон — министр обороны. И все они твои должники. — Макланан похлопал по гладкой обшивке «Тумана» и добавил: — И, конечно же, сыграет свою роль тот факт, что ты помогаешь нам угнать этот трофей.

Дэйв ничего не ответил на это. Да, безусловно, идея угнать «Туман», а не просто украсть техническую документацию, принадлежала ему, Дэйву. А после того, как они обнаружили некоторое вооружение — ракеты АА-8 класса «воздух-воздух» и крылатые ракеты для разрушения взлетных полос (крылатый вариант британской миноразбрасывающей кассетной авиабомбы JP233), — именно Люгер предложил попытаться использовать «Туман» для нанесения ударов по белорусским захватчикам. Генерал Ормак моментально одобрил эту идею. Ведь он, да и все они были летчиками, а не пехотинцами. И прекрасно умели вести войну с небес.

Идея улететь на «Тумане» вызвала у Люгера первый настоящий всплеск энтузиазма с момента его освобождения. Но теперь этот энтузиазм таял. По мере приближения момента взлета Дэйва все больше охватывало чувство вины за создание этого самолета. И это давящее чувство вины могло прямо сейчас ввергнуть его в сильную депрессию, а им очень нужна была помощь Люгера для управления этим советским бомбардировщиком-"невидимкой".

Макланан не был профессиональным психологом, но он понимал, что надо разговорами вывести Люгера из этого состояния, иначе их полету не суждено состояться.

— Так! Пусть Хэл начинает заниматься ракетами, — сказал Патрик и, собрав весь свой оптимизм, добавил: — Представляешь, на базе НАТО все напустят в штаны, когда увидят, как мы приземляемся на этой штуковине.

— У меня такое чувство, — промолвил Дэйв, — что они предпочли бы, чтобы я погиб.

— Ты ошибаешься, Дэйв. — Патрик понимал, что ему следует не только отогнать прочь мрачные мысли Люгера, но и убедить его. — Они бы не прислали нас сюда, если бы хотели, чтобы ты погиб.

— А может быть, они рассчитывают на то, что мы все погибнем?

Сердце Макланана екнуло. Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Безумная мысль или нет?

— Дэйв... ты сходишь с ума, дружище. Успокойся.

И вдруг они увидели большой грузовик, двигавшийся вдоль ограды, окружавшей ангары. Макланан разглядел в задней части кузова крупнокалиберный пулемет, и внутри у него все похолодело. Грузовик на большой скорости врезался в запертые ворота и снес их. Патрик ясно увидел на дверце кабины красную звезду.

— Тревога! — закричал он. — Советский грузовик! — Патрик схватил Люгера и почти волоком оттащил за бетонную стену ангара, а затем прицелился в грузовик из автомата. Пулемет, установленный в кузове грузовика, развернулся в его сторону. У Макланана имелось всего два запасных магазина, значит, в общей сложности около девяноста патронов, и с этим предстояло принять бой с советскими спецназовцами.

— Не стреляйте, Макланан! — крикнул кто-то. Дверца кабины со стороны пассажира распахнулась, и на землю спрыгнул старший сержант морской пехоты Крис Уол. — Черт побери, подполковник, наверное, вы все-таки запомнили кое-что из моих наставлений. Мне не хочется говорить этого, но вы начинаете мне нравиться.

— Уол! Какого черта вы тут делаете? Я думал, что вы сейчас в посольстве.

— Мы были в посольстве, Макланан, — ответил ему капитан Эдвард Снайдер, выбираясь из грузовика вместе с сержантом Тримблом. Через минуту из кабины «Тумана» спустился генерал Ормак, и Снайдер с Тримблом отдали ему честь. Ормак был удивлен их появлением и приветствием. — Мы добрались в посольство, оставили там раненых и убитых... а потом вернулись.

— Что-о? Зачем?

— Не приставайте с вопросами, сэр, — ответил Снайдер. Оглядев бомбардировщик-"невидимку" «Туман», он покачал головой. — Может, мы просто захотели посмотреть, что заставило вас остаться здесь, сэр. Теперь я вижу, почему вы приняли такое решение. Потрясающая штука. — Капитан пожал плечами и добавил: — А еще мы узнали, что литовцы уходят отсюда навстречу белорусской армейской бригаде, которая выдвинулась с базы Сморгонь, и предположили, что вы остались здесь одни и за вами надо присмотреть. Так что мы здесь и в вашем распоряжении, генерал. У нас хватит людей и оружия для охраны комплекса и даже для охраны ангара, но если вы собираетесь лететь на этой штуке, то вам наверняка понадобится рабочая сила и люди, умеющие читать по-русски. Говорите, что надо сделать, чтобы эта зверюга взлетела.

* * *

Восемнадцати морским пехотинцам, находившимся на борту «Отбойного молотка», не оставалось ничего другого, как ждать и молиться — молиться, чтобы пилоту их самолета повезло еще раз. Несколько спецназовцев из подразделения «Яд кобры» расположились возле иллюминаторов и надели шлемофоны. Они, используя патриархальную систему визуального наблюдения, предупреждали пилота о местонахождении вражеского истребителя. И хотя все они понимали, что могут погибнуть в тот самый момент, когда заметят истребитель, все-таки наблюдать за ним и предупреждать пилота было лучше, чем просто сидеть и гадать, сумеет ли «Отбойный молоток» ускользнуть от преследователя.

— Я буду держаться к северу от границы, пока мы не подойдем ближе к зоне высадки, — объявил Хэнк Фелл по внутренней связи. — Где же этот ублюдок? — На дисплей его основного компьютера были выведены графические показатели работы двигателя, чтобы он в любой момент мог заметить серьезные изменения в характеристиках. Комплексная система наблюдения передавала электронное изображение на встроенные в шлем специальные очки, Фелл мог считывать графические показания миллиметроволновой РЛС, то есть ультравысокочастотной РЛС малого радиуса действия, которая легко обнаруживала даже такие металлические объекты на пути следования самолета, как линии электропередач, которые являлись настоящим бедствием при полетах на малых высотах во время проведения специальных операций. Фелл вел «Отбойный молоток» буквально над самыми верхушками деревьев, а часто опускался и ниже, пролетая у самой земли от поляны к поляне и постоянно меняя курс каждый раз, когда срабатывал приемник оповещения о радиолокационном облучении.

— Нет контакта, — доложил Ватанабэ. — Последний его курс был на восток, возможно, заходит сзади.

Он управлял комплексной электронной боевой системой. На дисплей были выведены показания приемника оповещения о радиолокационном облучении, который определял все РЛС вблизи самолета. Система могла показывать местоположение выпущенных по ним ракет и даже засекать и ставить помехи лазерному целеуказателю, направленному на самолет, и одновременно с этим посылала сигналы различного тона в зависимости от обнаруженной опасности — РЛС, инфракрасное излучение или лазер. Фелл слышал эти сигналы по внутренней связи и менял курс, направлял вниз исходящие газы двигателя или пикировал на деревья. Ватанабэ также управлял «Стингерами», именно он сбил СУ-17, так что теперь у них с Феллом было по одному сбитому противнику за время службы в спецподразделении «Отчаянный волшебник». Мог он управлять и пушкой на случай появления наземных целей, представляющих угрозу.

— Внимательно следите за левым бортом, — приказал Фелл по внутренней связи. — Найдите этот чертов истребитель, Хосе!

— Слушаюсь, — откликнулся сержант Хосе Лобато, командир подразделения «Яд кобры».

— Ты думал еще раз о том, чтобы оставшуюся часть пути пройти пешком? — спросил Фелл.

— Должен сообщить вам, сэр, что мы остаемся, — ответил Лобато. — Мне и моим парням не нравится идея шлепать пятьдесят миль по болотам. Мы заплатили за билеты на самолет, так что остаемся.

— Это ваше дело. — Фелл начал выполнять резкий левый поворот. — Приглядите поляну, нам надо...

— Я вижу его! — закричал по внутренней связи один из морских пехотинцев. — Слева над нами, примерно двести сорок градусов, дистанция три мили!

Ватанабэ, сидевший в левом кресле, моментально заметил МиГ-27.

— Вижу этого гада. Прекрати левый поворот, Хэнк!

И только он это произнес, как увидел вспышку под левым крылом МиГа, и система оповещения подала сигнал.

— Ракета! — закричал Ватанабэ.

Автоматически включилась инфракрасная система помех, которая с целью увода в сторону ракеты с тепловой головкой самонаведения имитировала энергию исходящих газов двигателя «Отбойного молотка», а с правого борта вылетела ракета-ловушка. Она представляла собой небольшой планер, который передавал высокочастотную энергию по всему электромагнитному спектру — от инфракрасного до ультрафиолетового, — что делало ее гораздо эффективнее обычных ракет-ловушек или дипольных отражателей. Система могла на несколько минут заглушать РЛС вражеского истребителя и даже притягивать ракеты с большого расстояния или ракету, которая прошла мимо цели и разворачивалась для повторной атаки.

* * *

Система постановки ложных целей прекрасно справилась с первой ракетой. Лейтенант Дольский мог только наблюдать — сначала с изумлением, а затем с чувством полной беспомощности, — как его ракета Р-50 с тепловой головкой самонаведения грациозно ушла вправо, в пустое пространство, и взорвалась почти в километре от американского самолета. И хотя он не видел ярких вспышек, было совершенно ясно, что его ракета атаковала ложную цель. Ракета Р-50 считалась устаревшей моделью (белорусские войска очень редко получали от СНГ современное вооружение, которое предназначалось главным образом для России) и очень четко реагировала на ложные цели и ракеты-ловушки. Когда Дольский попытался повернуть влево и выпустить в американца свою последнюю ракету Р-50, головка самонаведения даже не переключилась на режим автоматического сопровождения, хотя он находился менее чем в четырех километрах от цели и точно позади нее. Приемник обнаружения радиолокационного облучения постоянно подавал сигналы, а это означало, что радар американского самолета захватил его или посылает сигналы помех.

Дольский в очередной раз попытался переключить головку ракеты в режим самонаведения. При минимальном расстоянии до цели около трех километров она наконец переключилась, и лейтенант осуществил пуск. Он тут же перевел свой радар в режим «воздух-воздух» и приготовил 30-миллиметровую пушку для стрельбы по воздушным целям. Хотя боезапас пушки составлял триста снарядов, ее обычно заклинивало после ста или двухсот выстрелов, но на таком близком расстоянии даже несколько снарядов представляли смертельную опасность для цели. Предвидя следующий маневр американца, Дольский с помощью правого руля направления отклонил нос самолета немного вправо и прицелился в ту точку, куда, по его мнению, американский самолет должен был повернуть через несколько секунд.

«Отбойный молоток» действительно резко отвернул вправо. Ракета Р-50 слегка виляла в полете, словно пыталась погнаться за второй ракетой-ловушкой, выпущенной слева, но все же продолжала идти к цели. Но было видно, что ракета реагирует и на солнечные лучи, и на отблески от реки, а может, даже и на первую ракету-ловушку, потому что Р-50 прошла над американским самолетом, совершенно не отреагировав на тепло двигателей, пролетела еще несколько десятков метров и взорвалась.

* * *

Шум Р-50, пролетавшей над кабиной, заставил Мартина Ватанабэ инстинктивно нырнуть вниз и отвернуться, как инстинктивно горбится человек, въезжая на машине в гараж с низким потолком, и это как-то уберегло его от последствий взрыва ракеты над самым фонарем кабины. А Хэнк Фелл, наблюдая, как ракета пролетает мимо, смотрел прямо на нее, когда она взорвалась всего в нескольких ярдах от самолета. Взрывом разнесло правое боковое окно кабины и правое лобовое стекло. Фелл почувствовал, как осколки вонзились ему в голову, затем ощутил тепло и ударную волну взрыва. И больше он уже ничего не чувствовал...

Ватанабэ закричал и вцепился в рычаги управления. Левый двигатель моментально заработал на полную мощность, потому что взрыв четырнадцатифунтовой боеголовки вывел из строя правый двигатель и компьютерная система управления полетом автоматически переключила тягу на работающий двигатель. Система также попыталась переключить тягу от левого двигателя на правый винт, но когда из этого ничего не вышло, вывела из флюгерного положения правый винт и моментально начала переключать самолет в вертолетный режим для посадки.

И хотя руки Ватанабэ лежали на рычагах управления, он не управлял полетом в полной мере. Взрыв, который убил Фелла, едва не вывел из строя и второго пилота. Ватанабэ успел только выровнять крылья и задрать нос «Отбойного молотка», как самолет врезался в деревья. Он завалился на нос, повисел несколько секунд хвостом вверх и рухнул на землю левым бортом. Правый двигатель задымил, его охватили языки пламени, одна из ракет «Стингер» вывалилась из пускового контейнера и взорвалась на земле, но автоматическая противопожарная система не позволила огню распространиться на топливные баки.

* * *

— Цель сбита! Я — 711-й, цель сбита! — победно закричал Дольский в микрофон рации, настроенной на частоту командного пункта. «Черт побери, — подумал он, — это мой первый сбитый самолет!» Он дышал так тяжело, что ему не хватало воздуха, и лейтенант сорвал кислородную маску. Боже мой, вот это да! Ему приходилось вместе с отцом и дядей охотиться на оленей и фазанов в лесах Беловежской пущи на западе Белоруссии, он помнил, какая его охватила радость, когда он подстрелил своего первого зверя, но теперяшняя была в миллион раз сильнее. Огромная железная птица рухнула на землю, и все, кто находился на ее борту, наверное, закричали, испуская последнее дыхание. Дольский не испытывал абсолютно никаких угрызений совести, а только счастье и огромную радость от сознания того, что они погибли от его руки. Его упорство и терпение победили первоклассную американскую технику.

Лейтенант передал по радио свои координаты, пытаясь выбрать заметные ориентиры. Подлетая ближе к месту падения американского самолета, он заметил, что тот выглядит относительно неповрежденным: горит, но не развалился. Черный дым продолжал подниматься вверх, но уже начал сменяться белым, а это означало, что работала противопожарная система. Надо бы еще пострелять по самолету на тот случай, если там кто-то остался в живых...

Белорусский пилот тут же навел пушку на сбитый самолет и выпустил двухсекундную очередь — но все снаряды прошли по верхушкам деревьев, гораздо выше американского самолета. Дольский вспомнил, что пушка установлена на режим воздушного боя, а перестраивать ее на поражение наземных целей было уже поздно, и он пролетел над целью. Повернув вправо и не теряя из виду сбитую машину, лейтенант пошел на новый заход. Имевшиеся у него ракеты и мины могли слишком сильно повредить американский самолет, а командир предупреждал, что тот ему нужен целым.

Дольский уже вышел на участок между вторым и третьим поворотом для повторной атаки, когда клуб и струя дыма вырвались из леса вблизи места падения американского самолета. Лейтенант моментально резко бросил свой МиГ-27 вправо, выпустил дипольные отражатели и нажал кнопку спуска ракет-ловушек, яркие магниевые ракеты вылетели из-под хвоста МиГа.

Но струйка белого дыма тянулась прямо к нему...

Она могла попасть в него...

Дуга, по которой летела ракета, становилась все больше и больше, ракеты-ловушки отвлекли ее, и она не попала в цель, пролетев всего в нескольких метрах от МиГа и не взорвавшись. Экипаж сбитого американского самолета выпустил по нему ракету «Стингер»! Значит, американцы не были беспомощны, они даже атаковали!

— База, я — 711-й! Экипаж сбитого американского самолета выпустил в меня ракету «Стингер»! Предупредите все самолеты, чтобы соблюдали осторожность. — Слава Богу, что ракета не попала в него, но она еще послужила и хорошим целеуказателем. Когда Дольский выполнил последний поворот для захода на цель, дыма пожара над местом падения американского самолета уже не было, но дым, оставшийся после запуска «Стингера», точно указывал на местонахождение цели.

Лейтенант начал готовиться к атаке на высоте тысяча метров, при скорости четыреста километров в час и на удалении десяти километров от цели. Когда до нее осталось восемь километров, Дольский наклонил нос МиГа, поймал американский самолет в перекрестье прицела и бросил взгляд на дальномер. Дальномер остановился, потом цифры замелькали очень быстро, затем снова остановился. Значит, РЛС определения дальности явно ставили помехи. Ладно, не имеет значения. Он просто подождал, когда американца четко стало видно в прицел, выбрал нужный момент и нажал гашетку...

Внезапно что-то замелькало перед глазами. Дольский бросил взгляд влево и увидел нечто, похожее на большое насекомое, оно скользило прямо над верхушками деревьев... Потом их стало два, три, и справа появилось три или четыре. Одно за другим эти насекомые наскакивали на него, сверкая яркими глазами. Лейтенант ненадолго отвлек свое внимание на счетчик расхода боеприпасов: он израсходовал сто пятьдесят снарядов. Но все они легли в цель — превосходный заход. От американского самолета снова потянулись вверх клубы черного дыма, а правое крыло обломилось и рухнуло на землю...

Плечи Дольского, пристегнутые ремнями, здорово тряхнуло, словно в борт МиГа врезалась кувалда. Он потянул на себя штурвал и снова увидел перед лобовым стеклом снующих насекомых. Только на этот раз он уже понял, что это были не насекомые, а маленькие двухместные вертолеты со спаренными пулеметами, установленными на полозковых шасси. И все они вертелись вокруг него, словно пчелы вокруг улья. Дольский успел за секунду насчитать пять вертолетов, как тут же появилось еще шесть, и все они вели по нему огонь из пулеметов. Пули мелкого калибра стучали по бронированной кабине, словно молоточки. Лейтенант понимал, что они не смогут пробить керамическо-стальную броню толщиной пятнадцать миллиметров или пуленепробиваемый фонарь кабины, но остальная часть обшивки его истребителя была выполнена из тонкого стального сплава.

В кабине загорелись сигнальные ламы, в пушечном прицеле замигали предупредительные штриховые сигналы. От ударов пуль самолет вибрировал все сильнее, невозможно было пользоваться штурвалом, а если бы даже Дольский смог им пользоваться, нельзя было этим устранить вибрацию. Он включил дополнительные гидравлические подкачивающие насосы и проверил педали рулей направления — они работали нормально. Значит, уже восстановлен кое-какой контроль над управлением. Отлично...

Наверное, пора сделать еще один заход...

Дольский так стремился спасти свой самолет и сделать еще один заход, обстреляв цель из пушки или забросав бомбами, что не заметил горящие сигнальные лампы, показывающие отказ двигателя, не заметил и стремительную потерю скорости и высоты. Он врезался на своем МиГе в землю, выполняя левый поворот. Самолет протащило среди деревьев, раздался взрыв, и вверх взметнулся огненный шар.

* * *

— Я никогда не верил в эти букашки — до настоящего момента, — произнес Мартин Ватанабэ. Он лежал на мягком мхе, а санитар из подразделения Лобато обрабатывал его раны на груди и лице. Но Ватанабэ находился в полном сознании и наблюдал, как над ними кружатся маленькие вертолеты, действительно похожие на букашек. — Кто они такие?

— Не знаю, — ответил санитар. — Сержант направился на встречу с ними...

Хосе Лобато шел к одному из вертолетов, который садился на близлежащую поляну. Возле поляны зависло четыре или пять вертолетов, и Лобато мог разглядеть, что это были вертолеты американского производства «Макдоннелл-Дуглас», модель 500, «Защитник» — легкие двухместные патрульные вертолеты, оснащенные инфракрасным сканером и двумя 7,62-миллиметровыми пулеметами, установленными в передней части полозковых шасси.

Командир подразделения «Яд кобры» укрылся за деревом, пока один из вертолетов садился на поляну. Из кабины вертолета вылез некто с пистолетом советского производства и направился к Лобато. Сержант поднял винтовку и крикнул «Стой!» по-английски и по-русски.

Человек сделал знак пилоту вертолета заглушить двигатель, остановился и поднял вверх пистолет. Стараясь перекричать шум двигателя, он громко крикнул:

— Вы «Яд кобры»? Американские морские пехотинцы? «Яд кобры»?

— Кто вы такой, черт побери?

— Я — майор Балис Пакстас, «Бригада Железного Волка», 3-й батальон воздушно-десантной пехоты Литовских Сил Самообороны. А вы — старший сержант Лобато, командир подразделения «Яд кобры»?

Лобато не мог поверить, что этот человек прибыл сюда в поисках его подразделения, поэтому решил не выдавать секретную информацию.

— Что вы хотите, майор?

— Меня послали сопровождать вас до зоны высадки в Крово, — ответил Пакстас. Лобато не поверил своим ушам, этот парень точно знал их предполагаемый район высадки — небольшое селение вблизи лесистого холма возле авиабазы Сморгонь. Может, захватили в плен кого-нибудь из другой штурмовой группы? — Вы полетите с нами в район высадки, мы поможем вам выполнить задание.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — крикнул Лобато. — Выкладывайте все, или я прикажу своим людям открыть огонь.

— Старший сержант Лобато, я знаю, что у вас задание захватить на базе Сморгонь командный пункт управления ракетами СС-21 «Скарабей» с лазерной системой наведения, обнаружить ракеты и уничтожить их, — выложил Пакстас. Его английский был хорош, очень хорош, но это только усилило подозрения Лобато, он знал, что так хорошо по-английски говорят только подготовленные разведчики. — О вашем задании нам сообщил полковник Уайт, и мы готовы помочь вам или забрать вас отсюда, если вы не можете продолжать операцию. Мне надо передать генералу Пальсикасу и в американское посольство, как обстоят дела у вашего подразделения.

— И какой идиот наплел вам все это?

— Тот самый, который будет гнать вас пинками всю дорогу до «Таверны Пибоди», когда вы вернетесь домой, — ответил Пакстас. Он убрал пистолет в кобуру и — так, чтобы видел Лобато, — поднял вверх средние пальцы на обеих руках. Улыбнувшись, литовский офицер добавил: — Вы понимаете смысл моих слов и жестов, старший сержант?

Лобато еле удержался от смеха.

— Конечно, понимаю, майор. — Он увидел и почувствовал, как облегченно вздохнули все остальные солдаты его подразделения, когда литовский офицер произнес условную фразу и сделал условный жест. Одной из уловок Пола Уайта были условные фразы и жесты. Фраза — "Будет гнать вас пинками всю дорогу до «Таверны Пибоди» — являлась ссылкой на популярный бар в городе Платсберг, штат Нью-Йорк. В этом городе Лобато учился в колледже, и фразой этой мог воспользоваться только Пол Уайт, и, конечно же, она должна была быть подкреплена поднятым средним пальцем, но не на одной руке, а на двух.

Лобато забросил винтовку на плечо, подошел к Пакстасу и поздоровался с ним за руку.

— Конечно, мы воспользуемся вашей помощью, сэр. У нас двое покалеченных, один из них серьезно, и один погибший. И еще нам нужно уничтожить наш самолет.

— В этом нет необходимости, — пояснил Пакстас. — Через пять или десять минут сюда прибудет еще одна рота, они эвакуируют ваших раненых и убитых. И в вашем посольстве им объяснили, какие черные ящики надо снять с самолета в случае его неисправности. Мы даже постараемся вывезти ваш самолет из этого района, прежде чем сюда явятся белорусские солдаты, но гарантии, конечно, дать не можем. А нам надо двигаться дальше, до заката предстоит еще сделать две остановки для заправки, а с наступлением сумерек проскользнуть в зону высадки. Учитывая ваше снаряжение, мы сможем взять только по одному морскому пехотинцу на борт каждого вертолета, но позже подлетят еще вертолеты.

— Очень хорошо, сэр. Благодарю вас. — Лобато дал указания своим людям, и они принялись грузиться в маленькие «Защитники». Пока морские пехотинцы из подразделения «Яд кобры» занимались этим, Лобато спросил Пакстаса: — Вы прекрасно говорите по-английски, сэр. Если не секрет, где вы его так хорошо выучили?

— Никакого секрета. Я родился в Америке, — ответил Пакстас. — Шейкер-Хайтс, штат Огайо, мои родители до сих пор живут там. Они бежали из Литвы от Гитлера и русских в тридцатых годах, как раз перед войной. Я вырос в Огайо, но в 1991 году вернулся в Литву, когда она обрела независимость. А когда я принял двойное гражданство, генерал Пальсикас присвоил мне офицерское звание, и я стал служить в Литовских Силах Самообороны. В 1978 году закончил колледж в Мидвилле, штат Пенсильвания, по профессии психолог. Мне кажется, я даже был в «Таверне Пибоди» в Платсберге, когда ехал как-то в Лейк-Плэсид. Это сразу за ночным клубом «Мама», да?

— Совершенно верно, сэр.

— Да, в этом городе есть где поразвлечься. Когда все закончится, я проведу вас с ребятами по некоторым клубам Клайпеды, и вам покажется, что вы вернулись в Платсберг. У нас тоже празднуют день Святого Патрика, не так, конечно, как в Бостоне или Платсберге, но очень похоже. А пока нам предстоит еще долгая дорога до сумерек. Так что лучше отправляться...

* * *

Командный центр ВС США, Пентагон,

13 апреля, 12.45 по местному времени.

— Ситуация меняется стремительно, сэр, — доложил дежурный по командному центру. Аудитория, к которой он обращался, состояла всего из трех человек, не считая их помощников и штабных офицеров, но именно эти трое являлись высшими военными руководителями США: председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал ВВС Вилбор Кертис, министр обороны Томас Престон, командующий морской пехотой генерал Венс Кундерт. Они сидели в первом ряду просторного, похожего на амфитеатр командного центра ВС США в Пентагоне. Отсюда люди, принимающие решения в Пентагоне и Белом доме, могли связаться с командиром почти любой части, с любым самолетом, с любым иностранным правительством или посольством, сюда стекалась самая последняя информация о ходе военных операций.

Сейчас предметом всеобщей озабоченности являлось вторжение белорусских войск в Литву и связанные с этим ответные меры США.

— Как и ожидалось, оккупация Литвы осуществляется белорусскими войсками как изнутри, так и извне, — продолжил дежурный. — На территории Литвы белорусские войска действуют медленно и относительно неорганизованно — главным образом из-за налетов, осуществленных литовскими партизанами из Сил Самообороны. Белорусские войска занимают большую территорию вокруг их авиабазы в Шяуляе, но дальнейшее продвижение затруднено отсутствием связи и плохой координацией действий. Партизанские налеты литовцев продолжаются. Но что касается вторжения в Литву извне, то оно осуществляется довольно успешно. Белорусская армия, что оказалось неожиданным, проигнорировала все предупреждения русских в Калининградской области и в самом Калининграде и двинулась на Литву.

— И русские совсем не оказали им сопротивления? — спросил изумленный Кундерт. — Черт побери, что там происходит? Как такое могло случиться?

— Мы считаем, что здесь несколько причин, сэр, — ответил дежурный. — Удары белорусских войск были быстрыми и решительными, и сопротивление, возможно, было бесполезным. Мы также не сбрасываем со счетов возможность сговора между Вощанкой и русскими генералами в Калининграде. Ведь Калининградская область всегда обладала относительной независимостью от Москвы, и уж тем более от СНГ, а после распада СССР там появилось множество местных амбициозных военачальников...

— А я-то считал Калининградскую область оплотом России, — оборвал дежурного министр обороны Престон. — Почему же теперь за нее такая драка?

— Калининградская область всегда была частью России, — пояснил дежурный, — но когда-то давно она входила в Польско-Литовскую империю. Ее отняли у Польши во время Второй мировой войны, когда советские войска выгнали из Польши нацистов. Калининград, безусловно, советско-российский город, но после развала СССР и ослабления советской военной мощи большую силу набрали там местные военные.

— И когда перед бывшими советскими военачальниками встала дилемма — быть уничтоженными или пойти на сотрудничество с Беларусью, они выбрали сотрудничество, — подвел итог Кертис.

— Белорусские войска наступают на Литву по трем основным направлениям: вдоль побережья в направлении порта Клайпеда, из Калининградской области в направлении Каунаса, и с востока в направлении Вильнюса, — продолжил докладчик. — Передовые отряды уже перешли границу Литвы.

— Значит, мы опоздали, — заметил министр обороны Престон. — И что бы мы ни предпринимали, белорусские войска мы уже не остановим, так?

С другой стороны на подиум поднялся второй докладчик, и первый моментально уступил ему место.

— Я так не считаю, господин министр, — заявил генерал-лейтенант ВВС Брэд Эллиот. — Мои... наши «Мегакрепости» могут значительно замедлить продвижение белорусских войск.

Престона внутренне разозлило это замечание Эллиота. Он понимал, что следует предпринять какие-то решительные меры, чтобы остановить эту войну, но не считал для этого идеальным решением план Эллиота, предусматривающий отправку в район конфликта бомбардировщиков В-52. Министр обороны вообще не любил одобрять военные планы, разработанные не им самим, а в конкретной ситуации ему еще не нравилось то, что и его осуществлением будет заниматься кто-то другой, тем более — Эллиот. Но президент и Вилбор Кертис пришли к соглашению, и в данном случае «Мегакрепости» являлись их единственными оборонительными силами.

— Я знаю, для каких объектов предназначены удары «Мегакрепостей», генерал Эллиот, но что они могут сделать сейчас, когда белорусские войска уже вторглись в Литву?

— Фотоснимки со спутников свидетельствуют, что передовые отряды состоят из легковооруженных разведчиков, легкой бронетехники и только патрульных вертолетов, — пояснил Эллиот. — А основные танковые части все еще находятся в нескольких часах хода от границы. Мы можем нанести удар по белорусским танкам, прежде чем они пересекут границу Литвы.

— Всего несколькими «Мегакрепостями»? Что-то не верится, — скептически заметил Престон.

— Каждый бомбардировщик ЕВ-52 «Мегакрепость» стоит целого полка тактических бомбардировщиков А-10 или F-16, — возразил Эллиот. — Возможно, они и не сумеют за одну ночь остановить все белорусские войска, но, если уничтожить хотя бы первую волну наступающих, это сможет оказать значительную помощь в приостановлении вторжения.

В глубине души Престон согласился с оценкой Эллиота, но говорить ему об этом не собирался. Из его уст прозвучали совсем другие слова:

— Но это только в том случае, если бомбардировщики отыщут свои цели. Где они сейчас находятся?

— Ожидается, что через сорок минут основная группа из четырех бомбардировщиков пойдет посуху.

— Посуху?

— Пересечет прибрежную линию Балтийского моря и пойдет вглубь территории, — пояснил Эллиот. — Одна «Мегакрепость» полетит через северную Литву с целью нанесения удара по бронетехнике, которая движется с востока из Сморгони. Два бомбардировщика пересекут северную и центральную Литву, нанесут удар по белорусской авиабазе в Шяуляе, а затем отправятся на юг, чтобы атаковать бронетехнику, следующую их Черняховска на Каунас. Четвертый бомбардировщик займется войсками, двигающимися вдоль побережья на Клайпеду. Удары бомбардировщиков будут нанесены примерно через два часа после пересечения прибрежной линии.

— А что насчет подразделения «Яд кобры», которое уже находится в Сморгони? — поинтересовался генерал Кундерт. — Думаю, их мы тоже должны обеспечить поддержкой с воздуха.

— Да, сэр, мы так и сделаем, — ответил Эллиот. — У нас имеются две «Мегакрепости» в резерве. Пока четыре основных бомбардировщика будут отходить после выполнения задачи, эти два будут продвигаться вглубь территории. Эти «Мегакрепости» предназначены для атаки не только наземных целей, но и воздушных, поэтому они смогут прикрыть отход основной группы, а потом установят контакт с группами спецназовцев, действующими на территории Беларуси. Их общая задача — обнаружить и уничтожить систему управления Вощанки, включая и систему управления ядерным оружием.

— Это очень существенно, джентльмены, — подчеркнул Престон. — Мы можем сколько угодно перебить танков и пехоты Вощанки, но если он выполнит свои угрозы и применит ядерное оружие, то полностью проиграем это сражение.

— Сэр, нам требуется вся возможная помощь, чтобы обнаружить эти ракеты с ядерными боеголовками, — обратился Кертис к Престону. — Госсекретарь Данахолл обещал, что чиновники госдепартамента и сотрудники посольства в Москве постараются помочь нам. Что-нибудь слышно от них?

— Советник по политическим вопросам нашего посольства в Москве Шарон Гринфилд является, пожалуй, лучшим оперативником ЦРУ из тех, коими мы располагаем. Она установила тесный контакт с Борисом Дворниковым, бывшим начальником Московского управления КГБ, но я не очень-то рассчитываю на какую-либо помощь из Москвы, — ответил Престон. — Президент надеется на спецназовцев и бомбардировщики генерала Эллиота, надеется, что они уничтожат штаб Вощанки. А если не сумеют, то через несколько часов мы можем оказаться перед лицом полномасштабной ядерной войны в Европе.

* * *

Отель «Латвия», Рига, Латвийская республика,

13 апреля, 19.21 по местному времени.

— Курьер из Москвы, товарищ генерал, — доложил охранник по внутренней связи. — У него пакет с пометками «срочно» и «совершенно секретно».

Генерал Виктор Габович задумался в нерешительности. Он поселился на двенадцатом этаже отеля «Латвия» в Риге. Когда-то это была заурядная советская интуристовская гостиница с явочными номерами КГБ, а теперь она превратилась в довольно фешенебельный отель в западном стиле, которым совместно управляли фирмы Швеции, Германии и Латвии. Габович покинул неспокойный, опасный Вильнюс и сбежал в Латвию, чтобы дождаться здесь результатов белорусского вторжения в Литву и попытаться выяснить реакцию стран СНГ на действия Вощанки. Абсолютно никто не должен был знать, что он находится здесь. И все же Габович ожидал, что бывшие офицеры КГБ из всех республик СНГ попытаются связаться с ним, чтобы постараться ухватить себе кусок пожирнее в новой коммунистической республике, которую создавал Вощанка. Так что появление курьера не было совершенно неожиданным. Габович нажал кнопку интеркома.

— Принеси мне сюда пакет.

— Но курьер настаивает, что должен вручить его вам лично.

— Кто он такой?

— Фамилию не назвал.

Вполне типично для офицера КГБ — ни фамилии, ни удостоверения. Появляясь где-нибудь, офицеры КГБ не представлялись тем, кто не знал их лично, или тем, кто был ниже их по званию, а уж тем более охране, и у Габовича закралось бы подозрение, если бы незнакомец назвал свою фамилию.

— Ладно, пусть поднимется. — Хорошо бы, если бы в отеле имелась система наблюдения с помощью телекамер, но в отелях западного стиля таких вещей не было, а Латвия и другие балтийские государства с каждым днем все больше копировали Запад.

Услышав стук в дверь, Габович вытащил из плечевой кобуры «беретту». Четыре громких стука и один тихий — обычный условный стук офицеров КГБ. Держа пистолет наготове, Габович распахнул дверь номера.

— Рад видеть вас, генерал Габович, — услышал он сердечное приветствие.

Габович не знал, кого ожидать, но уж никак не рассчитывал на появление здесь генерала Бориса Георгиевича Дворникова — бывшего начальника Московского управления КГБ и одного из самых высокопоставленных оперативников во всей службе. Сейчас Дворников занимал высокий пост в московской муниципальной милиции, но Габович знал из собственных источников, что Дворников занимался отнюдь не только милицейскими делами. Ходили слухи, что после распада СССР он запустил свою лапу во многие сферы, а его связи считались более влиятельными, чем даже связи самого Габовича. А еще было известно, что при желании Дворников мог услужить и вашим и нашим и не один раз и не случайно оказывал помощь американцам. Говорили, что он настойчиво хочет трахнуть советника по политическим вопросам посольства США в Москве Шарон Гринфилд. Габович мог только представить себе, что такой садист, как Дворников, может сделать с Гринфилд...

— Ну, Виктор Иосифович, ты собираешься пригласить меня в номер, или мы будем беседовать в коридоре?

Габович, потерявший дар речи от удивления, жестом пригласил Дворникова войти.

— Давненько я не останавливался в «Латвии», — как бы невзначай заметил Дворников, стягивая черные кожаные перчатки и оглядывая номер. — Совсем не похожа на ту гостиницу, которой управлял «Интурист», да? Министр внутренних дел и мы, КГБ, ничего не понимали в управлении гостиницами. — Заметив, что Габович держит руку в правом кармане, он улыбнулся: — Ты все еще таскаешь в кармане этот очаровательный итальянский пистолет? Тебе всегда нравились красивые вещи.

Габович вытащил «беретту» из кармана, сунул ее в плечевую кобуру и плотно закрепил ремешком.

— Я... я очень удивлен, товарищ генерал...

— Прошу тебя, Виктор, не надо никаких званий, — мягко возразил Дворников. — По крайней мере, до восстановления Союза... Но тогда, возможно, я буду твоим подчиненным. Только ты предпринимаешь реальные шаги по возвращению Союзу его былого величия. — Он замолчал, наблюдая, как заблестели глаза и расплылось в улыбке лицо Габовича. Да, Габович явно гордился своими делами за последние несколько недель. И наплевать ему, что он может ввергнуть весь мир в войну, его это не касается. — Ведь именно на это направлено твое соглашение с генералом Вощанкой и другими горячими головами в Белоруссии, да?

Габович почувствовал явное облегчение. Его план, пока успешно претворяемый в жизнь, был отмечен одним из самых высокопоставленных и влиятельных людей бывшего Советского Союза. Дворников явно заигрывал с ним!

— Да, да, совершенно верно, в этом и заключается мой план, товарищ генерал, — с гордостью заявил Габович. — И я очень рад, что вы одобряете его.

— Я бы хотел узнать о нем поподробнее. — Дворников кивнул в сторону небольшого бара: — Может, выпьем за твой успех?

Габович пригласил генерала сесть в кресло, налил ему в бокал бренди и не успел ничего сказать, как Дворников поднял бокал:

— За тебя и успех твоей операции.

— За новый Союз Советских Социалистических Республик, — уверенно провозгласил Габович и осушил свой бокал до дна, не заметив, что Дворников лишь слегка пригубил.

— Да, ловко ты все провернул, Виктор Иосифович. — Дворников улыбнулся. — Это был гениальный ход заставить эту свинью Вощанку двинуть свои войска сразу и против Литвы, и против России в Калининградской области. Честно говоря, не понимаю, как этот старый козел понял, чего ты от него хочешь.

— Думаю, у Вощанки в голове уже витали какие-то смутные идеи относительно создания нового коммунистического государства и объединения братских советских республик под единым руководством, — ответил Габович. — Но я понял, что верит он только в силу. Он был одержим ею, и ничто не могло остановить его. Требовалось только дать ему необходимые средства и указать нужный момент...

— И ты все ему предоставил. Как начальник службы безопасности «Физикоуса» ты обладал громадными возможностями, чтобы удовлетворить аппетит Вощанки, так ведь? Многие бы умоляли тебя продать или обменять такую массу оружия... Особенно — ядерные боеголовки. Если я не ошибаюсь, ядерные боеголовки КР-11 были изготовлены в «Физикоусе», как и крылатые ракеты Х-27. Именно их ты и предложил ему, да?

Габовича не удивило, что Дворников разгадал его план, ведь сбор точной информации был профессией этого человека.

— Да, это так. Но не только оружие, товарищ генерал, но и командную систему управления. Эта система очень проста, высокая степень автоматизации и...

— Сколько ты ему передал боеголовок?

— Три. И передал ему обслуживающий персонал, чтобы они состыковали имеющиеся у него ракеты СС-21 с командной системой управления. Вощанка получит еще девять боеголовок, как только...

— А сколько у Вощанки развернуто ракет СС-21 с ядерными боеголовками?

Эти следующие один за другим вопросы, и особенно последний, вызвали раздражение у Габовича. И еще он заметил, что Дворников не притронулся к своему бренди. Он подумал, что их беседа начинает принимать форму допроса.

— А в чем проблема, Борис Георгиевич? Все идет в соответствии с планом. Литва падет через несколько дней. У СНГ не останется иного выхода, кроме как начать переговоры о мирном соглашении с Вощанкой и Светловым.

— А что именно ты намерен извлечь из всего этого, Виктор Иосифович? — спросил Дворников. — «Физикоус» захвачен американскими морскими пехотинцами и людьми Доминикаса Пальсикаса — ты наверняка уже знаешь об этом. Ученые арестованы литовцами. Ты не можешь рассчитывать на то, что «Физикоус» останется нетронутым после этого вторжения, особенно после того, как Вощанка устроил возле него кровавую бойню. Пальсикас превратил «Физикоус» в литовский вариант Аламо или Бастилии. На что ты надеешься... — И тут Дворников замолчал, осознав наконец, чего хочет Габович, и то, что желание его на самом деле вообще никак не связано с «Физикоусом».

— Думаю, вы догадались, чего я хочу, и надеюсь, что вы согласны со мной, Борис Георгиевич. Это проклятое СНГ, трусливые бюрократы в Москве, напыщенные бараны в Совете министров СНГ в Минске — все они понимают, что произойдет, что должно произойти. СНГ не может выжить, оно непременно развалится на части. Бои в Нагорном Карабахе, гражданская война в Грузии, война между Арменией и Азербайджаном, грядущее слияние Армении и Туркменистана с Ираном, а Молдавии — с Румынией, полное обнищание деревень и даже развал самой Российской Федерации. Разве может СНГ надеяться выжить?

— Согласен, — кивнул Дворников. — У СНГ нет будущего. Но отдать ядерные боеголовки в руки такого маньяка, как Вощанка? Ты же понимаешь, что он может сделать с ними только одно.

— Да, использовать их. Против армий СНГ, против русских, против Минска, против любого, кто осмелится напасть на него. И когда взорвется первая боеголовка, паника охватит всю Европу. А СНГ разлетится на части.

— И ты здесь, в Риге, потому, что... ожидаешь, когда Вощанка нанесет удар по Минску, по войскам России и СНГ?

— Разумеется, он сделает это, — как бы между прочим заметил Габович. — Весь его военный аппарат уехал из Минска в Сморгонь, а вскоре переедет в Каунас.

— Потому что Вильнюс... Он намерен уничтожить и Вильнюс?

— Все следы русского влияния будут уничтожены, даже в его собственной стране. А свою более чем стотысячную армию и авиацию он в целях безопасности отведет в западную Литву и Калининградскую область.

— Но Россия разобьет его в пух и прах.

— Думаете, Вощанка верит в это? Вовсе нет. Он считает себя непобедимым. Выдумал, что Бог направляет его меч, врученный ему дьяволом, и прочую сказочную чепуху. И наплевать ему на здравый смысл или военную тактику — он сделает это. И я не удивлюсь, если он уже нацелил несколько своих ракет на Россию и Москву.

— А как насчет Риги? Она почти такой же русский город, как Санкт-Петербург.

— Я думаю, у него есть кое-какие соображения по поводу оккупации Латвии и Эстонии. Я наблюдаю за перемещением его ракет СС-21; пока ни одна из них не нацелена на Латвию — за исключением, может быть, Даугавпилса.

— Стало быть, ты знаешь, где расположены ракеты с ядерными боеголовками? — спросил Дворников. — Можешь указать их точное местонахождение?

— Разумеется, — ответил Габович, наполняя свой бокал бренди. — Меня очень волновало, как бы этот старый боевой конь не попытался и меня прихлопнуть. Он наверняка считает, что я в Минске, поэтому и переместил все три ракеты с ядерными боеголовками на заранее облюбованную стартовую площадку в Куренце: оттуда СС-21 легко могут достать как Минск, так и Вильнюс.

— И ты считаешь, что убийство нескольких миллионов людей и уничтожение двух европейских столиц будет способствовать развалу СНГ и восстановлению Союза?

— Он безусловно будет восстановлен, — убежденно заявил Габович. — После нападения на нее Россия наверняка оккупирует Белоруссию. А затем у России не останется иного выхода, кроме как подчинить себе и все остальные республики, где до сих пор имеется ядерное оружие, — Украину, Азербайджан, Узбекистан и Казахстан. Наступил конец СНГ, и оно будет заменено сильной, управляющей всеми Россией... Как это и должно быть.

Некоторое время Дворников разглядывал темно-янтарную жидкость в своем бокале, потом сказал:

— И тебя не волнует смерть миллионов людей, включая твоих русских друзей?

— Волнует? Да я только и рассчитываю на это. Что может быть лучше, чем начать все заново с ядерных взрывов? Каким еще лучшим способом можно очистить землю от реформистов, реакционеров, националистов, империалистов и капиталистов? После ядерного взрыва не останется и никаких либералов. А теперь представьте себе последствия: более высокие цены на русскую нефть; новая, более мощная армия, противостоящая Западу, который наверняка начнет перевооружаться перед лицом «новой советской угрозы»... Да этот перечень бесконечен. Люди поймут, что развал Союза грозит только хаосом. И все будет так, как было прежде. Россия вновь завоюет уважение, обретет былые мощь и славу, с засильем иностранцев будет покончено, а во главе восстановленного Союза встанет крепкое центральное правительство.

Теперь Дворников понял, что перед ним сидит очень хладнокровный, очень собранный, но совершенно безумный человек. Много лет Габович считался исполнительным, разумным офицером, и все же имелись серьезные намеки на то, что это не так. На самом деле он, наверное, был во много раз безумнее Вощанки. И все же... в словах Габовича присутствовала определенная логика. Неужели изощренный план Габовича действительно может сработать? Интересно...

— Теперь я отлично понимаю твой план, — вымолвил наконец Дворников. — А некоторое время ты меня серьезно беспокоил: я думал, что на самом деле ты предаешь и Вощанку, и Союз...

— Никогда! — воскликнул Габович.

— Я это понял. Но как ты можешь быть уверен в том, что Вощанка повернет ключи и запустит ракеты? Возможно, он и придерживается своего плана, но мы-то знаем, что он отнюдь не самый умный из военачальников, вышедших из низов. Скорее, он просто примитивен. Где находится его командный пункт — в Сморгони? Есть у него связь со своими войсками? Может он дать приказ на запуск ракет по радио или по телефону?

— Разумеется, — самодовольно заявил Габович, — командная сеть «Физикоуса» — это самая лучшая в мире система. Вам не надо беспокоиться о том, нажмет ли Вощанка ядерную кнопку, — он сделает это! И всего через несколько часов мы получим сообщение о пуске ракет.

— Хотелось бы мне иметь твою уверенность в том, что все пройдет нормально, Виктор Иосифович. Мне нравится быть уверенным.

— А вот я в этом сомневаюсь! Вы интересуетесь местонахождением командного центра потому, что на самом деле хотите предотвратить запуск этих ракет, — высказал свою догадку Габович. — Но почему? Почему вы хотите остановить Вощанку? Неужели вас не волнует судьба Союза, товарищ генерал? Ведь в бывшем Советском Союзе вы были могущественным человеком, Борис Георгиевич... Неужели вам не хочется все вернуть назад?

— Просто я чувствовал бы себя лучше, если бы это оружие находилось в твоих руках, а не в руках такого сумасшедшего, как Вощанка. Вот и все.

Габович внимательно посмотрел на Дворникова. Не стал бы он льстить просто так. Значит, он действительно раскусил нежданного гостя.

— Не пытайтесь меня успокоить, — фыркнул Габович. — Вы лжете. Вы вовсе не хотите, чтобы это оружие оказалось в моих руках, как и в руках Вощанки. Вы ведь и меня считаете сумасшедшим, не так ли? Глупец! Вы не хотите, чтобы эти ракеты были запущены, да? Вам наплевать на наше будущее! На славное будущее, которое будет нашим! Моим!

Рука Габовича потянулась к кобуре за пистолетом, но он опоздал, непоправимо опоздал. Из кармана плаща Дворников выхватил автоматический пистолет «вальтер» Р-4 с большим цилиндрическим глушителем, который был длиннее самого пистолета, и дважды с близкого расстояния выстрелил Габовичу в сердце. Габович отшатнулся назад, в его широко раскрытых глазах мелькнуло удивление и безумие. Он умер еще до того, как рухнул на пол.

— У тебя, идиота, была в руках власть, позволяющая повелевать жизнью и смертью, — произнес Дворников, обращаясь уже к трупу, — но ты все испортил. Я только надеюсь, что Вощанка продолжает осуществлять свой план, иначе все усилия пойдут коту под хвост.

Убрав пистолет в карман, Дворников начал рыться в бумагах Габовича. В портфеле у этого идиота хранились документы с полной информацией о ядерных ракетах, включая их местонахождение. Дворников стал рвать бумаги на несколько частей и укладывать в металлическую корзину для мусора. Он бросил туда горящую спичку. Да, Габович все равно не был мастером своего дела, подумал Дворников, но плану его суждено осуществиться, несмотря на глупость Габовича. Он убедится в этом...

— Не двигайся, Борис. Подними руки и отойди от стола.

Дворников выронил разорванные бумаги, которые держал в руках, и поднял руки.

— Хорошо, хорошо, Шарон, — успокоил он и, несмотря на ее предупреждение, повернулся и посмотрел на агента ЦРУ Шарон Гринфилд со своей обычной обезоруживающей улыбкой. — Наконец-то мы одни и в более приятной обстановке.

— Отойди от стола, я сказала. — Дворников сделал шаг в направлении Шарон. — Левой рукой, но только пальцами, вытащи из кармана пистолет и брось его сюда.

— Послушай, Шарон...

— Выполняй! — приказала Шарон.

Дворников пожал плечами, вытащил левой рукой из кармана пистолет и швырнул его к ногам Шарон. Наклонившись, она подняла его и сунула в карман пальто. Затем дулом своего пистолета указала в противоположный конец комнаты:

— Иди туда. — Дворников сделал несколько шагов, обходя Шарон, но остался от нее на том же расстоянии. — Ты теряешь квалификацию, Борис, — сказала американка, подошла к мусорной корзине, опрокинула ее ударом ноги и затушила горящие бумаги. — Бывший ас КГБ позволяет захватить себя такой дилетантке, как я. Раньше ты был более ловким и осторожным, Борис. Но слава Богу, что ты разленился. Это значительно облегчило мне работу.

Дворников проигнорировал эту издевку.

— Шарон, ты же портишь новый ковер...

— Заткнись, Борис. — Она осмотрела труп Габовича. Обе раны на груди сильно кровоточили. Габович безусловно был мертв. Его пистолет так и торчал в кобуре, и Шарон не стала его забирать. — Зачем ты убил Габовича, Борис? Если наша информация верна, то он передал Вощанке ядерные боеголовки, но в обмен выставил свои условия, которые Вощанка должен был выполнить после завершения оккупации Литвы. Он мог знать, где эти боеголовки...

— Он ничего на знал. Он был просто сумасшедшим. Схватился за пистолет, и я застрелил его.

— Почему ты в этом так уверен? Он сказал тебе что-нибудь?

— Ничего не сказал.

Гринфилд нахмурилась, глядя на Дворникова и решая, стоит ли верить ему. Потом кивнула на пулевые отверстия в груди Габовича:

— Прекрасные выстрелы, Борис. А тебе не пришло в голову прострелить ему плечо или ногу, чтобы мы смогли допросить его?

— Именно так ты и намерена поступить со мной, Шарон? Ты просто ранишь меня или убьешь?

Шарон нагнулась, чтобы рассмотреть обгоревшие бумаги. Верхние превратились в пепел, но нижние оказались почти нетронутыми.

— В зависимости от твоего поведения, — ответила она на вопрос Дворникова. По-русски Шарон читала плохо, но все же вскоре поняла, о чем говорится в документах. — Борис, эти бумаги... Ведь в них указано местонахождение ракет Вощанки. Почему же ты...

Дворников бросился на Шарон с быстротой гепарда.

Выбив из руки Гринфилд пистолет, он нанес ей в лицо удар из арсенала каратэ. Шарон закричала и покатилась по ковру, а Дворников, прыгнув на нее сверху, прижал ее руки к бедрам своими коленями. Затем он ударил ее по лицу раз, второй и наконец почувствовал, что она уже не в силах сопротивляться.

— Ты даже не представляешь себе, сучка, как долго я ждал этого момента, — выпалил Дворников, задыхаясь. В нем не осталось и следа от воспитанного, вежливого мужчины. Теперь это был трясущийся насильник с дикими глазами.

Шарон всегда боялась этой черты характера Дворникова, но ничего подобного раньше не наблюдала. Уже несколько лет им приходилось встречаться по делам в Москве, и каждая такая встреча сопровождалась настоятельными сексуальными притязаниями Дворникова, которые Шарон всегда решительно отвергала. Зная его репутацию садиста как в работе, так и в личной жизни, она постоянно боялась, что когда-нибудь он набросится...

Дворников распахнул пальто Шарон и разорвал на ней блузку, обнажая грудь.

— Ох, да, дорогая Шарон, я знал, что ты будешь так прекрасна...

Шарон пыталась собраться с силами, извиваясь под Дворниковым, она старалась хоть как-нибудь отвлечь его внимание. Она следила за ним от самой Москвы до этого проклятого отеля «Латвия» и теперь вовсе не собиралась позволить Дворникову сорвать ее задание да еще вдобавок изнасиловать.

— Почему ты помогаешь Габовичу?

— Потому что я понял, что он был прав, — ответил Дворников и блаженно застонал, пытаясь расстегнуть брюки. — Вощанка намерен уничтожить Вильнюс и Минск. И когда он запустит эти ракеты, мир изменится — снова станет таким, каким был прежде, до всех этих реформ и гласности. Будет покончено с капитализмом, который насаждается в моей стране уже несколько лет, внося только разброд и хаос. Россия снова подчинит себе все республики, снова будет играть главенствующую роль в Европе... И я намерен способствовать этому. Все, что мне нужно, так это сделать так, чтобы никто не узнал местонахождение этих ракет. А когда вернусь в Москву, я стану шефом КГБ.

Он сжал левую грудь Шарон, зажал сосок между большим и указательным пальцами и принялся крутить его. Внезапно Дворников резко сжал сосок, и Шарон задохнулась от боли. Глаза Дворникова сузились, губы растянулись в зловещей усмешке.

— Хочешь немножко боли, дорогая Шарон?

В этот момент прозвучали три приглушенных выстрела, и тело бывшего офицера КГБ дернулось так, словно по нему три раза стукнули молотком. Из правой стороны грудной клетки Дворникова вырвалась струя ярко-красной крови, глаза округлились в ужасе. Он опустил взгляд на свой бок, увидел кость и куски разорванного правого легкого и повернулся к Шарон.

— Шарон, любовь моя, — прохрипел он. С его коченеющих губ лилась кровь. — Что ты наделала? — Глаза Дворникова закатились, и он рухнул на бок.

Шарон еще несколько долгих минут лежала на спине, сжимая в руке дымящийся пистолет и прислушиваясь к тяжелому, хриплому дыханию Дворникова. Она не шевелилась, пока эти хрипы не затихли. Дворников совсем забыл о пистолете, который она положила в карман пальто, — о своем пистолете.

Сволочь-садист наконец-то был мертв.

Когда Шарон почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы двигаться, она подползла на четвереньках к столу и собрала полусгоревшие бумаги, валявшиеся рядом. Насколько она понимала, это были записи Габовича о продаже генерал-лейтенанту Вощанке трех ядерных боеголовок, а также сведения о местонахождении ракет СС-21 и инструкции по установке ядерных боеголовок и их обслуживанию.

Морщась от боли, Шарон поднялась на ноги, привела в порядок одежду, сунула бумаги в карман пальто и вышла из номера.

Наступление белорусской армии шло полным ходом, а контратака должна начаться сразу после захода солнца. Если Вощанка намерен осуществить свою угрозу, то он запустит эти ракеты с началом контратаки. У Шарон оставалось мало времени, но все же она могла успеть. Надо передать эти бумаги в американское посольство здесь, в Риге, их расшифруют и переведут, и дай Бог, чтобы они помогли морским пехотинцам найти эти ракеты.

* * *

Литовско-белорусская граница

в тридцати милях восточнее Вильнюса, Литва,

13 апреля, 22.14 по местному времени.

Ошмянскую возвышенность, которая простирается между Минском и Вильнюсом, жители северной Белоруссии прозвали «дорогой в рай», потому что продуваемые холодными ветрами, неровные, заболоченные долины центральной Белоруссии переходят в плодородные, осушенные долины и сельскохозяйственные угодья Литвы и других стран Балтии. Изобилует возвышенность каменистыми холмами, поэтому очень трудно было проезжать по ней на повозках или тяжело навьюченных лошадях, но зато было очень удобно устраивать на ней засады. В X-XIV веках несколько крупных сражений были выиграны литовцами и белорусами, которые нападали с холмов на иноземных захватчиков, двигавшихся по заболоченным открытым долинам.

Главный замок Великого Князя Литовского Гедиминаса был выстроен на холме в западной части Ошмянской возвышенности. Основная сторожевая башня замка — башня Железного Волка — возвышалась над холмом, как десятиэтажное здание, что делало ее самым высоким сооружением в Литве. С нее можно было наблюдать за пространством на пятьдесят миль в сторону северной Белоруссии и южной части Ошмянской возвышенности.

Воспользовавшись этим преимуществом, генерал Доминикас Пальсикас приказал для наблюдения за вертолетами и бронетехникой, проходящей по возвышенности, установить на башне старый, сохранившийся еще со времен Второй мировой войны радар типа «293», который использовался королевскими ВМС Великобритании. Но поскольку радар был старым и очень ненадежным, Пальсикас точно так, как это делали его предки много веков назад, выставил на башне наблюдателей.

Пальсикас, изучавший в военной академии историю военного искусства, предполагал, что с ней хорошо знакомы все советские генералы. Поэтому он очень удивился, когда обнаружил, что армейская бригада генерала Вощанки стремительно движется вдоль основной дороги, пересекающей Ошмянскую возвышенность с востока на запад. Все армии, которые проходили через Белоруссию по «нижней дороге» — тевтонские рыцари, татаро-монголы и даже русские завоеватели, — все несли ощутимые потери от обороняющихся на Ошмянской возвышенности. Конечно, сейчас была эпоха вертолетов, реактивных самолетов и танков, которые могли взбираться на холмы, пушек, которые могли выбить противника даже с самых укрепленных холмов. Так что предстоял очень трудный бой.

— Воздушные цели на радаре, курс сто три градуса, расстояние двадцать восемь морских миль, — доложил по радио оператор радара, разместившийся в машине у подножия Нижнего замка. — Двигаются на запад со скоростью восемьдесят узлов. Через несколько минут будут над восточной окраиной Вильнюса.

Доминикас Пальсикас, находившийся на борту штурмового командного вертолета Ми-8, нервно кивнул, когда ему передали это сообщение. Его вертолет вместе с двадцатью другими, принадлежащими 1-му батальону, стоял на холме Докшици в десяти милях к востоку от литовской границы. В вертолете находились также десять человек охраны и четыре штабных офицера. Его обычное вооружение составляли четыре подвески с 57-миллиметровыми ракетами, но на борту вертолета были установлены дополнительные средства связи, что превращало его в передовой командный пункт Пальсикаса.

Кроме вертолетов, в его распоряжении находились около двух тысяч солдат и сотня различных машин — от танков и БТРов до джипов времен Второй мировой войны.

— Восемьдесят узлов... Наверное, штурмовые вертолеты, — пробормотал Пальсикас. — Но поскольку наши патрули еще не заметили приближения танков, то это, возможно, разведывательные вертолеты.

— Во всяком случае, о появлении штурмовых вертолетов не сообщали, — добавил заместитель Пальсикаса полковник Зукаускас. — Может быть, налет американских морских пехотинцев на базу Сморгонь оказался удачным?

— Может быть, — согласился Пальсикас и улыбнулся. На данный момент имелось множество свидетельств того, что американские морские пехотинцы очень активно действуют в Беларуси: штурмовая группа, которую подобрала вертолетная рота Пальсикаса, неожиданное возвращение морских пехотинцев в «Физикоус», сообщения о мощном взрыве и пожаре на авиабазе Сморгонь...

Но белорусская армия, которая двигалась на Вильнюс из Сморгони, продолжала оставаться многочисленной и очень мощной. Одних разведывательных вертолетов у белорусов было столько, сколько у литовцев всего вертолетов всех типов, а механиков, наверное, столько, сколько у Пальсикаса было подготовленных солдат. Пальсикас не питал надежды, что сможет своими силами остановить армию Вощанки, ведь Вощанка запросто может захватить Вильнюс, используя только свои вертолеты...

...Поэтому Пальсикас не собирался встречаться с войсками Вощанки в открытом бою. Опираясь на свой многолетний опыт, как и на реалии, с которыми столкнулся, став командующим молодой литовской армией, Пальсикас понимал, что не может делать все, что хочет. И никакие молитвы и убеждения не могли помочь ему обратить в бегство белорусскую армию. Необходим был новый план действий. И именно сейчас он начал складываться у него в голове.

Несмотря на преимущество в скорости продвижения, которое получила армия Вощанки, воспользовавшись трассой Минск — Вильнюс, имелся во всем этом и один недостаток: свободно свернуть с этой трассы можно было только в определенных местах. И развернуть колонну на марше было почти невозможно. Пальсикасу пришел на память момент из древней истории Белой Руси.

Когда татаро-монгольские захватчики двигались по этой местности к Балтийскому морю, жители страны отсекали обозы, нападали на тылы и фланговое охранение, стремительно налетали с холмов и снова скрывались на них. Используя легкие танки, БТРы и штурмовые вертолеты, терзать противника — вот что задумал Пальсикас вместо того, чтобы вступать в открытый бой с белорусской армией, направляющейся к границе Литвы. И поэтому он вывел из Вильнюса всю свою дивизию — почти шесть тысяч солдат, пересек границу и расположился на Ошмянской возвышенности на территории Беларуси, приготовившись атаковать фланги и тылы колонны. Видимость была плохая, но даже сквозь холодный моросящий дождь Пальсикас мог видеть колонну танков и бронемашин, спешащих по трассе Минск — Вильнюс на запад.

Плохая погода явно затрудняла войскам Вощанки разведку, и патрульный вертолет, пролетевший всего в двух километрах от того места, где скрывалась «Бригада Железного Волка», не заметил их. Сейчас большинство разведывательных вертолетов ушли вперед, усилив наблюдение по мере приближения к Вильнюсу.

— С радара сообщают о появлении новых вертолетов, — доложил Зукаускас. — Их много, движутся быстрее, чем первая группа. Должно быть, штурмовые вертолеты. Подошли очень близко к 3-й бригаде.

— Передайте приказ 3-му батальону приготовиться к атаке после того, как пролетят вертолеты, — приказал Пальсикас. Связь между его частями осуществлялась с помощью устаревших полевых телефонов, потому что радиопередачи в такой близи от белорусских войск могли быть моментально засечены и запеленгованы. Выбравшись из вертолета, Пальсикас, пригнувшись, подошел к небольшой группе солдат, лежавших на самом гребне холма и наблюдавших за колонной белорусской бронетехники в большой телескопический прицел.

— Уже подобрали для нас цели, сержант?

Сержант Маркус Стара, обернувшись, увидел, что рядом с ним в грязи лежит сам генерал Пальсикас, и раскрыл рот от удивления.

— Еще нет. Машины вижу, но не могу различить среди них ракетные установки или ЗСУ-23-4. — Он пользовался громоздким ночным прицелом советского производства ЦСР-3030, но, к сожалению, чтобы этот старый прибор мог «видеть в темноте», ему требовалось много света, например, лунного, а в условиях весенней грозы, бушевавшей над ними, этот прицел был почти бесполезен.

— Тогда смотрите внимательнее. Света мы сейчас вам добавим. — Пальсикас вернулся с гребня к вертолету и приказал своему заместителю: — Полковник, передайте вертолетам команду приготовиться к атаке.

* * *

Наблюдателей в следовавшей по трассе колонне не было, поэтому первым подал сигнал тревоги офицер управления огнем с борта белорусского штурмового вертолета Ми-24, летевшего к югу от трассы.

— "Бригада", «Бригада», я — 154-й. Вражеские вертолеты на вершине холма к югу. Я вижу их... они готовятся к атаке. — Стрелок направил свой инфракрасный сканер вниз на вертолет. — Цель поймана! — крикнул он.

— Доложи расстояние до цели, — отозвался пилот, — и приготовь ракеты к пуску. — В вертолетах Ми-24 стрелок обычно управлял только носовым инфракрасным сканером да еще тем оружием, управление которым ему передавал пилот. Но так как большинство пилотов не любили возиться с оружием, они, как правило, передавали стрелку управление всем вооружением.

Для измерения расстояния стрелок воспользовался электронным оптическим прибором, встроенным в инфракрасный сканер.

— Примерно три километра... два километра... левее три градуса... чуть больше километра...

Но что-то здесь было не так. Объект, который он считал вертолетом, сейчас совсем не был похож на летящую машину.

— Подожди!

Это был не вертолет! Как только они подлетели ближе, стрелок увидел, что это грузовик, явно со сломанной осью и спущенными передними колесами, позади которого лежали снарядные ящики, чтобы придать ему контуры большого вертолета. А на кабине был установлен какой-то флюгер, выглядевший как винт вертолета. Все это, да еще размещенные в нескольких местах фонари, позволяло принять его при наблюдении в инфракрасный сканер за вертолет, работающий на холостом ходу.

— Это не...

Но предупреждение стрелка прозвучало недостаточно решительно.

— Пуск! — закричал пилот и дал залп из десяти ракет. Взрыв получился грандиозным, просто потрясающим. Кузов грузовика, по-видимому, был загружен бочками с маслом или бензином, потому что вверх взметнулся огромный оранжевый шар, осветивший небо, словно громадный прожектор. Свет был настолько ярким, что колонну белорусских войск хорошо стало видно на два-три километра.

— Отличный удар, и последствия прекрасные! — воскликнул пилот.

— Это был не вертолет, а ложная цель! — сообщил ему стрелок. — Набирай высоту и уходи отсюда...

Но было уже слишком поздно.

Спустя несколько секунд белорусский штурмовой вертолет Ми-24 был подбит ракетой советского производства СА-7, выпущенной одним из солдат Пальсикаса, когда вертолет пролетал над ним. До вертолета было менее тысячи метров, а с такого расстояния не могла промахнуться даже относительно ненадежная ракета СА-7 «Стрела». Солдат даже не стал дожидаться, когда вертолет пролетит, чтобы выстрелить ему в хвост, а поразил на подлете, потому что у двигателя Ми-24 выхлопные газы отходят по сторонам и вниз, что уводит от цели ракеты с тепловыми головками самонаведения, выпущенные в хвост вертолету.

Некоторое время Ми-24 продолжал еще лететь с поврежденным двигателем, но затем рухнул на землю в нескольких километрах от того места, где был подбит.

И хотя уничтожение штурмового вертолета Ми-24 явилось настоящим успехом литовцев, все же не он был их основной целью. Чтобы отыскать в колонне бронетехники ракетные и зенитные установки, людям Пальсикаса требовался яркий источник света, и они получили его после взрыва грузовика, изображавшего вертолет и начиненного бочками с бензином. Зенитные установки двигались в колонне белорусских войск в окружении других бронемашин — в целях маскировки и защиты, — но, когда колонна начала перестраиваться для отражения атаки с Ошмянских холмов, система охраны зенитных установок распалась.

Наблюдатели, находившиеся на гребнях холмов над колонной, наконец-то засекли свои объекты. Примерно через каждые десять бронемашин в колонне шли четыре передвижные ракетные установки СА-8 класса «земля-воздух», каждая из которых имела четыре зенитные ракеты малого радиуса действия. Через каждые пятнадцать бронемашин следовала одна ракетная установка СА-6 с тремя ракетами класса «земля-воздух» среднего радиуса действия, оснащенная РЛС слежения и сопровождения целей. И чуть в стороне от основной колонны через каждые пять машин шли две самоходные зенитные установки ЗСУ-23-4.

Пальсикас был хорошо знаком с опытом не только исторических сражений, но и с опытом совсем недавней войны в Персидском заливе. Сначала подавить цели интенсивным, продолжительным огнем и только потом наступать. Именно так он и сделал. Как только были обнаружены зенитные средства, Пальсикас приказал своим танкам и штурмовым вертолетам атаковать их. Литовцы устремились вниз с Ошмянских холмов и открыли огонь по зенитным установкам прежде, чем белорусские войска успели открыть ответный огонь.

Самым мощным оружием литовцев были минометы, базуки и реактивные гранатометы, но их целями были не мощные бронированные танки, а зенитные установки с легкой броней. Наибольший урон зенитным установкам нанесли грузовики и джипы с установленными на них ручными противотанковыми гранатометами, которые подошли на очень близкое расстояние, открыли огонь, а затем отошли назад.

Зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 были уничтожены.

Несколько танков Пальсикаса — устаревшие Т-55 и Т-62 — тоже нанесли противнику ощутимый урон, что позволило более легким бронемашинам подойти почти вплотную к колонне и открыть огонь с близкого расстояния. Теперь, когда ЗСУ-23-4 были уничтожены, настала очередь вертолетов Пальсикаса. Они обстреляли ракетные установки СА-8 и СА-6 из пушек и 40-миллиметровых гранатометов.

Белорусским танкам и БТРам было очень сложно развернуться в боевой порядок для защиты своей колонны и отражения атаки с Ошмянских холмов. По обе стороны трассы тянулись глубокие канавы с водой, а за ними — высокое и прочное ограждение, предохранявшее трассу от пасущегося вблизи скота, оползней и камней, которые срывались с холмов. Даже тяжелые танки Т-64 и Т-72 с большим трудом преодолевали широкую и глубокую канаву, а более легким машинам это и вовсе было не под силу. И любой танк, застрявший на некоторое время в канаве или ограде, становился легкой добычей для пушек и гранатометов литовцев.

— Задали мы им жару! — воскликнул полковник Зукаускас, обращаясь к Пальсикасу. Они летели на вертолете Ми-8 вдоль трассы, наблюдая, каким из подразделений требуется помощь. — 3-й батальон докладывает, что взорвал несколько машин с топливом и боеприпасами, и, похоже, встали или выведены из строя несколько головных машин. Теперь мы можем заняться танками и БТРами.

— Нет, — возразил Пальсикас. — Передайте приказ отходить. Пусть все подразделения возвращаются на холмы и собираются в точке "В" для получения дальнейших указаний на отход.

— Но, генерал, вы можете одержать великую победу. Мы даже не предполагали, что первый же наш удар будет столь успешным. Наши потери очень незначительны, всего несколько машин. Сейчас самое время развить успех.

— Наши потери очень незначительны только потому, что мы не вступили в бой с тяжелыми танками, — пояснил Пальсикас. — Так и было задумано. Большие потери мы себе не в состоянии позволить. Но картина может измениться очень быстро. Если мы дадим запереть себя здесь, на территории Беларуси, то рискуем потерять всю дивизию. Так что, пока бушует гроза, нам надо отходить, а не атаковать. Мы свою задачу выполнили.

— При всем моем уважении к вам, генерал, должен сказать, что наша задача — защитить Литву, — не сдавался Зукаускас. — Если мы сейчас остановим эту танковую колонну, Литва будет спасена. Я советую продолжить атаку.

— Я принял к сведению ваши возражения. А теперь передайте приказ немедленно отходить.

Зукаускас покорно кивнул, хотя, судя по его виду, он готов был продолжать спор. И, уже направившись к радисту, Зукаускас снова обратился к Пальсикасу:

— Генерал, 3-й батальон докладывает, что они пересекли трассу к северу и начали атаку танков арьергарда колонны. Полковник Маномайтис сообщает, что уничтожено или выведено из строя шесть танков Т-72.

— Проклятье, — выругался Пальсикас так громко, что, даже несмотря на шум в кабине, пилот услышал его. — Если Маномайтис не погибнет от собственной глупости, то я сверну ему шею, когда мы вернемся!

— Мы можем приказать ему отойти, но тогда придется прикрыть его отход подразделениями 2-го батальона или вертолетами. А вот если мы обрушимся на противника всеми силами, то сможем...

— Уж больно вы становитесь кровожадным, полковник, сидя здесь, в теплом и сухом вертолете, — сердито бросил Пальсикас. — А в это время шестнадцатилетние добровольцы бегут по колено в грязи, а по ним стреляют белорусские танки. У вертолетов осталось топлива только для возвращения в Литву, ракет «Стрела» тоже в запасе совсем немного. Об этом вы подумали? Приказываю 1-му батальону отойти и прикрыть наш западный фланг. Одной роте 2-го батальона отойти и прикрыть нас огнем, а двум другим ротам двинуться на восток и прикрыть отход 1-го батальона. Далее...

И в этот момент вертолет сильно тряхнуло, он стремительно спикировал вниз, десантный отсек начал заполняться густым дымом.

— Нас подбили, генерал! — закричал один из пилотов. Лампы в кабине замигали и погасли. — Держитесь крепче!

Пальсикас увидел, как пилот сбросил ракетные подвески, пытаясь одновременно отыскать безопасную, мягкую площадку для посадки — как можно подальше, под прикрытием Ошмянских холмов. И все же им пришлось садиться на камни.

Огромный штурмовой вертолет Ми-8 тяжело плюхнулся вниз, но неубирающееся трехопорное шасси выдержало, и вертолет не завалился на бок. Никто не пострадал во время этой вынужденной посадки. Солдаты охраны выбрались из вертолета и рассыпались вокруг него, а тем временем Пальсикас и его штабные офицеры собрали секретные карты, документы, портативные средства связи и тоже покинули вертолет.

— Вверх, на холм, — приказал Пальсикас своим людям. — Радист, попробуйте связаться с полковником Маномайтисом. Передайте, что нас подбили, и прикажите ему обеспечить организованный отход в пункт сосредоточения. А потом свяжитесь с вертолетами, пусть заберут нас. Пользуйтесь световыми сигналами, старайтесь до минимума сократить радиообмен, иначе белорусы запеленгуют вас...

Пули крупного калибра, застучавшие вокруг них по камням и грязи, заставили всех упасть на землю и расползтись за укрытия. Колонна белорусских войск приступила к организации контратаки. Несколько танков Т-72 спешили в их направлении с запада. В темноте трудно было определить расстояние до них, но Пальсикас прикинул, что до танков менее четырех километров, они уже могли открывать огонь из пушек. И 1-й батальон ощутил на себе удары их 125-миллиметровых пушек. Запылали два подбитых литовских легких танка.

— Уходите на холмы! — закричал Пальсикас. — Прячьтесь, но только не попадите в ловушку в расселинах. Быстрее!

Пальсикас замолчал, наблюдая за отступающими на холмы, затем взял рацию у одного из охранников. Он здорово рисковал, выходя на связь по радио, но делать нечего — танки могли огнем пушек в течение нескольких минут разгромить весь батальон.

— 2-й батальон, я — «Альфа», выводите из боя 7-ю танковую роту. Задача: уничтожить от четырех до шести танков Т-72, которые двигаются на восток. 1-й батальон пытается отойти. Он нуждается...

В этот момент раздался громкий взрыв, и Пальсикасу показалось, что ему оторвало левую ногу. Боли не чувствовалось, нога онемела, но вскоре он ощутил, как по ней разливается что-то теплое и влажное. Генерал тяжело рухнул на землю, и вот тут боль буквально пронзила его. Левой рукой Пальсикас нащупал рану, она было большой, из дыры диаметром два сантиметра кровь хлестала, как из водонапорного шланга. Никогда еще в жизни он не испытывал такой мучительной боли. Генерала рвало, он катался по земле, крича и кашляя, надеясь, что белорусский танк переедет гусеницами его скорченное тело и положит конец всем мучениям.

— Генерал Пальсикас! — закричал кто-то. Это был полковник Зукаускас. Он вернулся, чтобы найти своего командира. Пальсикас почувствовал, как Зукаускас схватил его за погоны полевой куртки и потащил по камням и грязи за валуны.

— Нет... не надо, Виталис, — вскрикнул Пальсикас. — Уходи отсюда. Беги. Принимай на себя командование бригадой. — Но руки Зукаускаса не отпускали куртку. — Это приказ, Виталис. Мне уже не поможешь. Тебе надо командовать бригадой. Уходи!

Генерал попытался отцепить руки Зукаускаса от своей куртки. Одна рука поддалась легко.

— Уходи, Виталис, это приказ. — Но вторая рука полковника продолжала держать куртку, отцепить ее на удавалось... И вскоре Пальсикас понял, почему. Голова и грудь Зукаускаса были разорваны пулеметной очередью, полковник упал позади Пальсикаса, так и не выпустив куртку командира. В изуродованном трупе Зукаускаса с большим трудом можно было узнать человека и почти невозможно — литовского офицера.

Забрав автомат АК-47 Зукаускаса и подсумок с магазинами, Пальсикас с трудом заполз за валуны, но, перезаряжая автомат, он понимал, что любая его попытка оказать сопротивление будет бесполезной. Он поискал в авиационном спасательном жилете индивидуальные пакеты, но все они, видимо, выпали. Тогда генерал попытался остановить кровь, зажав рану левой рукой, но и из этого ничего не получилось. Отчаявшись, Пальсикас набрал горсть грязи с мелкими камнями и шлепнул ее на рану, уныло подумав при этом, что если не умрет от потери крови, то погибнет от ее заражения.

И пока ему еще удавалось не потерять сознание, командующий Литовскими Силами Самообороны думал о своих лучших сражениях... и самом горьком поражении. Как быстро может измениться ход боя. Это был смелый план — меньше чем за восемнадцать часов пройти почти сто километров по вражеской территории и напасть на наступающую колонну войск как минимум в десять раз превосходящего их силами противника только для того, чтобы специально уничтожить зенитные средства. Нанесли они ощутимый урон и танкам и БТРам противника. Пальсикас прикинул, что они уничтожили или вывели из строя по крайней мере два десятка этих чертовых зенитных самоходок ЗСУ-23-4 и ракетных установок, да еще с десяток танков и других бронемашин, два штурмовых вертолета Ми-24.

Совсем неплохо для небольшой горстки патриотов...

Стук дождя по летному шлему сменился шумом надвигающихся танков и дробью пулеметных очередей. Пальсикас узнал эти звуки: у танка Т-72 поворот башни сопровождался характерным высоким визгом, как бы хорошо ни были смазаны подшипники, а звук дизельного двигателя В-12 напоминал тяжелое сопение старика. Генерал приподнялся и выглянул из-за валунов, за которыми укрывался. «Боже мой, — подумал он, — да их как минимум четыре, и до этих танков меньше двухсот метров». Пальсикас даже разглядел белорусский красно-зеленый флаг, развевавшийся на головном танке. За машинами шла пехота, ведя огонь по холмам. Генерал оценил обстановку: через несколько метров танки будут вынуждены остановиться, пехота выдвинется вперед, и тогда он сможет вести по ней огонь из автомата, пока не кончатся патроны или пока пушка одного из танков не разнесет его укрытие... Но, черт побери, живым его эти проклятые белорусы все равно не получат...

Один из танков Т-72 выстрелил из пушки, взрыв разметал камни и грязь вокруг Пальсикаса. Он громко застонал от боли. Грохот разрыва почти оглушил генерала, он едва расслышал свист снаряда, а затем увидел яркую вспышку, и где-то над ним раздался второй разрыв. Наверное, танк окончательно уничтожил его подбитый вертолет Ми-8...

Но свист снарядов, похоже, продолжался, правда, они пролетали теперь над его головой не в направлении холмов, а в направлении колонны белорусских танков. Пальсикас ничего не видел, он только слышал странный свист... И вдруг два танка Т-72, находившиеся прямо перед ним, взорвались, и вверх взметнулись два огромных столба пламени. От этих мощных взрывов два других танка перевернулись на башни и, кувыркаясь, покатились вниз к трассе, пока наконец не остановились, завалившись на почерневшие бока.

После этого шквального налета Пальсикасу понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Он сумел взобраться на валуны, защитившие его, и посмотрел вниз на трассу Минск — Вильнюс.

Глазам его предстала невероятная картина. Казалось, что горит вся колонна белорусской бронетехники.

Зрелище напоминало праздничную гирлянду, растянувшуюся на тысячи метров. Генерал увидел реки горящего топлива, заливающие трассу, обугленные тела тысяч солдат, которые расшвыряло по обочинам, словно камни. Повсюду рвались боеприпасы, и Пальсикас был вынужден скрыться за валунами.

Он сидел, прислонившись спиной к камню, и прислушивался к свисту пуль вокруг, но затем поднял взгляд в серое ночное небо и увидел еще одну невероятную картину: большой самолет с огромными крыльями летел всего в сотне метров над ним — казалось, что до него можно дотронуться, у Пальсикаса даже мелькнула мысль, что самолет собирается приземлиться на трассе.

Без сомнения, это был американский бомбардировщик В-52.

Он сбросил какие-то противотанковые мины или кассетные бомбы, которые одним быстрым ударом уничтожили колонну белорусской бронетехники.

И только теперь до генерала Пальсикаса дошел смысл сообщения, полученного от президента Литвы Капосиуса как раз перед тем, как войска Пальсикаса покинули Вильнюс, направляясь на восток, чтобы устроить засаду. Капосиус сказал, что разговаривал с представителем иностранного государства, который пожелал остаться неизвестным. И тот сообщил, что если Пальсикас сумеет атаковать и уничтожить зенитные средства, следующие в колонне белорусских захватчиков, то ему будет оказана помощь. Генерал подумал, что это может быть помощь от Польши или даже от России и других республик СНГ, но он никак не ожидал такой помощи от Соединенных Штатов Америки.

Звуки взрывов и рвущихся боеприпасов стихли, а через несколько минут Пальсикас услышал шаги сапог по камням.

— Генерал Пальсикас! — крикнул кто-то. — Генерал! Где вы? — Потом последовала небольшая пауза, и снова крик: — Я жажду наказания, чтобы доказать себе, чего я стою!

Пальсикас улыбнулся, набрал в легкие сырого, холодного воздуха и крикнул в ответ:

— Пусть сила войдет в тебя! — Эти фразы, заимствованные из их обряда посвящения в рыцари, являлись паролем его офицеров. Вскоре ему уже оказывали помощь, санитары обрабатывали раненую ногу.

— Ну как она? — спросил Пальсикас.

Офицер разведотдела штаба капитан Дегутис, повышенный в звании с лейтенанта до капитана после захвата «Физикоуса», прикрыл от дождя лицо Пальсикаса одеялом.

— Нога ваша в плохом состоянии, генерал, но думаю, вы сможете...

— Черт побери, да я не про ногу спрашиваю, Паули. Как бригада? У тебя есть сведения?

— Простите, генерал. Бригада сосредоточилась в пункте сбора и сейчас на полной скорости движется к Вильнюсу. Мы потеряли примерно триста человек, в основном из 1-го батальона, когда головные белорусские танки развернулись и атаковали его. 2-й и 3-й батальоны отошли нормально, в тылу колонны началась паника, и это позволило 3-му батальону ускользнуть. Сбиты ваш вертолет и еще один «Защитник», подбиты четыре наших танка, одиннадцать БТРов и грузовиков. Хотите услышать о потерях армейской бригады белорусов?

Пальсикас почувствовал, как в ягодицу впилась игла шприца, и понял, что санитары ввели ему что-то обезболивающее и усыпляющее, чтобы они могли начать удалять из ноги осколки.

— Если... если ты их знаешь... только побыстрее, капитан, — произнес Пальсикас, морщась от боли. Он почувствовал, как пинцет вошел глубоко в рану и кровь потекла по ноге.

— Я понял вас, это не займет много времени, — ответил Дегутис улыбаясь. — Потери армейской бригады противника — сто процентов. Она полностью уничтожена.

* * *

Воздушное пространство над юго-западной Литвой,

14 апреля, 00.54 по местному времени.

— Обнаружил цель, — доложил Патрик Макланан. Телескопический инфракрасный сканер переднего обзора, установленный на бомбардировщике-"невидимке" «Туман» и действующий синхронно с прицельной РЛС, засек колонну танков, которая двигалась на северо-запад вблизи небольшого городка Казлу-Руда, находящегося всего в двадцати морских милях от второго по величине литовского города Каунаса. Макланан, оперируя манипулятором сопровождения цели, очень похожим на старый манипулятор ASQ-38 бомбардировщика B-52G, навел перекрестие прицела на головной танк и нажал кнопку. — Цель захвачена. — Он повернулся к генералу Ормаку, занимавшему место пилота. — Ну как, получается у вас, Джон?

— Нет, черт бы побрал эту штуку, — выругался Ормак. Он возился с кнопкой электрической балансировки, потому что бомбардировщик то нырял носом вниз, то неожиданно задирал нос вверх. — Дэйв, черт побери, ты уверен, что я не смогу отключить систему управления полетом?

— Не сможете, сэр, пока не будут выпущены ракеты и сброшены бомбы, — ответил Дэвид Люгер, сидевший в кресле инструктора между Ормаком и Маклананом. — Если только система управления полетом не повреждена, она должна быть включена.

— А нельзя разорвать электрическую цепь или сделать еще что-нибудь в этом роде?

— Я пытался. — На Люгере было надето два летных комбинезона и зимняя меховая летная куртка, ему было холодно, потому что истощенное тело просто не могло выделять достаточно тепла. — Что-то продолжает питать систему балансировки. Попробуйте еще раз включить вспомогательную гидравлическую систему.

Ормак крепко сжал правой рукой штурвал, а левой дотянулся до приборной доски, расположенной возле его левого колена, и щелкнул выключателем. Красная лампочка на передней приборной доске с надписью — к удивлению Макланана, на английском — «шасси не убрано» горела с самого момента взлета. Теперь она погасла, в носовой части «Тумана» раздался громкий шум, он продолжался пять секунд, затем красная лампочка снова загорелась, а шум прекратился.

— Выпустилось носовое шасси, — сообщил Ормак. — Пусть так и остается. Есть какие-нибудь ограничения по применению оружия, когда выпущено шасси?

— В течение десяти секунд не скользить на крыло, не поворачивать и не снижаться, — ответил Люгер.

— Легко сказать, — буркнул Ормак. — А я мучаюсь с этой системой балансировки. Она нас точно угробит.

— Главное не снижаться после залпа... Можно чуть подняться, — пояснил Люгер. — Патрик, тебе придется открывать двери вручную, чтобы не задействовать всю гидравлическую систему. Выключатель внизу, справа от переключателя типа оружия.

— Понял. Сто двадцать секунд до пуска. — Макланан быстро проверил, какое у них осталось оружие: в дальних внешних отсеках две ракеты АА-8 класса «воздух-воздух» с полуактивными радиолокационными головками самонаведения; в центральном бомбовом отсеке две крылатые ракеты с кассетными бомбами. Поначалу они не собирались никого атаковать, просто хотели улететь на «Тумане» из Литвы в Швецию или Норвегию. У бомбардировщика имелось множество неисправностей, и, как во время проведения операции «Старый пес», отсутствовали оборудование обеспечения безопасности полета, карты (не считая компьютерной навигационной системы) и реальный план действий. Экипажем руководило только желание выжить.

Но как только «Туман» поднялся в воздух, они услышали по радио сообщения частей Сил Самообороны по всей стране с просьбами о помощи.

Повсеместно подвергались нападениям литовские города и деревни, главным образом это осуществляли белорусские войска, расквартированные на территории Литвы в качестве сил обороны СНГ, но все больше и больше белорусской бронетехники подтягивалось из Калининградской области. Топлива у «Тумана» было на несколько часов полета, радар и инфракрасный сканер постоянно засекали различные цели, поэтому экипаж решил приступить к работе.

Уже менее чем через тридцать минут полета Макланан атаковал двумя кассетными бомбами колонну танков в окрестностях Вильнюса, а еще сразу после взлета они ракетой АА-7 с инфракрасной головкой самонаведения сбили штурмовой вертолет Ми-24. Еще одна атака, и их долг литовцам за помощь в «Физикоусе» будет выплачен сполна, а затем они займутся собственным спасением.

— Сто секунд до пуска, — объявил Макланан. — Отверните вправо на десять градусов. — Он произвел в уме некоторые грубые расчеты — расстояние до цели, высота и скорость, — а затем определил вторую цель, которая находилась примерно в трех тысячах футов от первой. Патрик намеревался сбросить вторую кассетную бомбу на расстоянии предельного радиуса поражения от цели, чтобы вывести из строя как можно больше танков. — Я захватил и вторую цель, начался отсчет времени второго пуска. — На индикаторе времени пуска высветилась цифра: 120 секунд. — Первую кассетную бомбу я сброшу вручную, потом переключу на автоматический пуск. После сброса бомб нам надо будет резко уйти вправо с максимальным креном, курс триста сорок, и снизиться до четырехсот футов... то есть я имею в виду до ста двадцати метров.

— Наша минимальная высота по маршруту полета четыреста метров, — напомнил Люгер, — чтобы во время полета к побережью не врезаться в возвышенности и башни.

Макланан показал на приемник оповещения о радиолокационном облучении, когда на его экране появилась отметка в виде кружка. Американские приемники такого типа были устроены так, что при облучении самолета в наушниках раздавался сигнал, и в зависимости от его тона можно было определить характеристики РЛС — зенитная артиллерия, ракета класса «земля-воздух», истребитель или поисковая РЛС. Но поскольку «Туман» являлся советским самолетом, такого сигнала не поступало, поэтому экипажу надо было внимательно следить за экраном.

— В этой колонне бронетехники имеется радар, возможно, для слежения за воздушными целями. Если мы полетим над колонной, то нам конец. Но, похоже, они пока не ведут нас в автоматическом режиме.

— Не забудьте, что, когда откроются двери бомбовых отсеков, эффективная поверхность рассеяния от нашего самолета увеличится, — напомнил Люгер. — Двери бомбовых отсеков выполнены из композитных материалов, но бомбодержатели и внутренняя структура отсеков — стальные. Так что эффективная поверхность рассеяния увеличится на шестьсот...

Внезапно на экране приемника оповещения о радиолокационном облучении появился второй кружок, причем на этот раз источник облучения находился позади «Тумана».

— Еще один радар сзади, — сообщил Макланан. — Он движется, меняя позицию... похоже, что это истребитель. — Патрик щелкнул всеми четырьмя выключателями, расположенными под экраном приемника оповещения о радиолокационном облучении. — Передатчики помех включены.

— Помните, что у нас имеются только прерыватели сопровождения, — предупредил Люгер. Для борьбы с электронными излучениями бомбардировщик-"невидимка" был оснащен относительно простыми «прерывателями сопровождения», предназначенными для временного глушения сигналов только ракет, но не РЛС обнаружения и сопровождения. — Этот истребитель сможет, не теряя нас, подойти на дистанцию открытия огня.

— Шестьдесят секунд до пуска. Двери начнут открываться, когда останется сорок секунд. — Маленький кружок на экране приемника оповещения о радиолокационном облучении исчез. — Он перешел в предпусковой режим — наверное, наблюдает нас визуально или захватил нас в инфракрасный прицел. Дэйв, на этой штуке имеется аппаратура оповещения об инфракрасном облучении?

— Поставь переключатель режима в положение «КФ» — только не спрашивай меня, что означает «КФ», — и три раза нажми квадратную кнопку слева внизу. Это сканер кругового обзора, но наблюдение с его помощью можно вести только постепенно по секторам. — Картинка на экране изменилась, в центре появились отметка в виде буквы "Т" и яркая точка с азимутом шестьдесят градусов. — Теперь это похоже на ракету AAR-47, — заметил Люгер. — Представь, что ты смотришь в хвост, значит, если точка находится в правой стороне экрана, то угроза слева...

Внезапно прямо над экраном замигали две большие красные лампочки.

— Ракета! — закричал Макланан. — Где дипольные отражатели и ракеты-ловушки?

— Не отвлекайся! Сосредоточься на бомбометании. Мы не пользуемся ракетами-ловушками. Нажми вон ту кнопку справа.

Из пусковой установки, расположенной в хвосте бомбардировщика, вылетела небольшая ракета. Направляемая небольшой импульсной допплеровской РЛС, ракета несколько раз вильнула, а потом взяла курс точно на приближающуюся вражескую ракету и, когда находилась от нее уже метрах в ста, взорвалась. В результате взрыва ее десятикилограммовой боеголовки, начиненной мощным взрывчатым веществом, в воздухе образовалось большое облако алюминиевого порошка, которое ослепило головку самонаведения вражеской ракеты, и еще по курсу ракеты разлетелось огромное количество мелких шариков.

Ничего этого экипаж не видел, они смотрели на экран приемника оповещения об инфракрасном облучении, где яркая точка резко отвернула в сторону и исчезла с экрана.

— Не знаю, что вы там сделали, но это сработало, — заметил Ормак. — Я точно на курсе цели. Открывайте двери бомболюков!

— Открываю двери! — подтвердил Макланан. Он нажал кнопку электронного отпирания дверей. — Двери центрального бомболюка открыты... пять секунд... три, две, одна... пуск. — Он нажал кнопку, выпуская первую крылатую ракету «Физикоус» Х-27.

В отличие от своей умной американской сестры ракета Х-27 могла лететь только по прямой, и ее надо было заранее программировать на цели, но, будучи выпущенной, она представляла собой грозное оружие. Как и английская кассетная бомба JP-223, Х-27 разбрасывала в полете различные типы бомб — противотанковые и противопехотные, а также противотранспортные мины замедленного действия.

Мощный взрыв ракеты Х-27 накрыл площадь в сорок тысяч квадратных футов, прожигая броню танков и уничтожая легкие бронемашины. А мины замедленного действия, разбросанные на несколько десятков метров по сторонам от курса ракеты, обеспечили плотную закупорку дороги — на них начали подрываться машины, пытавшиеся объехать уничтоженную или выведенную из строя бронетехнику.

Через тридцать секунд после пуска первой ракеты всего в полумиле от колонны была выпущена вторая. Макланан закрыл двери бомболюков, а Ормак повернул бомбардировщик американской конструкции и советского производства на северо-запад, в направлении Балтийского моря. После пуска ракет стало возможно отключить систему управления полетом и ее компьютеры, не пользуясь автопилотом. Ормак перешел на ручное управление бомбардировщиком.

Через несколько минут на экране приемника оповещения о радиолокационном облучении снова появилась отметка.

— Этот бандит снова у нас на хвосте, — крикнул Макланан. — Интересно, почему радар этого истребителя обнаруживает нас?

— Носовое шасси опущено, а это здорово ухудшает нашу «невидимость», — пояснил Люгер. — Захватив радаром наше носовое шасси, он может вести нас хоть целый день.

— Так давай выпустим по нему одну из этих хвостовых ракет, — предложил Макланан. — Мы не можем долго терпеть его на хвосте, в конце концов он подойдет ближе и обстреляет нас. Снизим скорость, заманим его за собой, а потом выпустим ракету.

— Стоит попытаться, — согласился Ормак. — Дэйв, будь готов помочь мне с приборами, если я запутаюсь.

— Понял. — Люгер повернулся к Макланану и улыбнулся: — Эй, Патрик, как на соревнованиях по бомбометанию, да?

— Да, — согласился Макланан, — только сейчас цели у нас настоящие.

Ормак затянул потуже привязной ремень, пытаясь устроиться поудобнее в тесном жестком кресле.

— Готов, Патрик?

Макланан положил палец на кнопку пуска ракет.

— Готов.

— Сбрасываю газ... — Ормак уменьшил газ и слегка поднял нос самолета. Скорость моментально упала. Перед тем как снова дать полный газ, генерал крикнул: — Пуск!

Макланан нажал кнопку пуска ракет, и в этот момент самолет сильно тряхнуло, хвост задрало, словно его подбросила огромная приливная волна, лампы в кабине мигнули и погасли.

— Господи! — воскликнул Ормак. — Свет! Дэйв, проверь скорость самолета!

Нажав кнопку на верхней приборной доске, Люгер включил ярко-красную аварийную лампу, питавшуюся от аккумуляторов.

— Вышли из строя третий и четвертый двигатели, — объяснил он. — Первый и второй работают нормально. Наверное, после пуска ракета взорвалась от детонации. Пикируйте! Самолет продолжает лететь, но требуется скорость. Ракета, должно быть, взорвалась у самого хвоста и вывела из строя двигатели. Отключите тягу третьего и четвертого двигателей.

Ормак передвинул рукоятки газа обоих двигателей в положение «холостой ход», убрал ограничитель и перевел рукоятки дальше, в положение «выключено».

— Отлично. Патрик, следи за температурой исходящих газов. — Люгер указал на приборную доску. — Если через десять секунд температура не упадет ниже желтого сектора, нам придется включить огнетушители. Я займусь балансировкой элерона, генерал, а вы следите за скоростью. Поворачивайте плавно, на двух двигателях эта птичка летит, как свинья, но все же летит. Будьте осторожны.

— Очень мудрый совет, — буркнул Ормак.

— Теперь у этого истребителя имеется прекрасная яркая цель. — Макланан снова проверил температуру исходящих газов. — Вот непруха... температура не снижается. Надо включить огнетушители на третьем и четвертом двигателях. — Люгер загородил рукой тумблеры включения огнетушителей первого и второго двигателей, чтобы Ормак по ошибке не включил их, и сделал знак Макланану включить огнетушители третьего и четвертого двигателей. И в этот момент погасли все приборы — навигационные, оповещения о радиолокационном и инфракрасном облучении, управления огнем. — Как их снова включить? Где выключатель генератора?

— На двух двигателях приборы работать не будут, — объяснил Люгер. — Все питание от генератора будет поступать на органы управления полетом, радиостанцию и аварийное оборудование. И управления оружием мы лишены. Минимальная высота по маршруту четыреста метров, генерал, так что лучше нам придерживаться ее.

— Но истребитель, наверное, висит у нас на хвосте, — предположил Макланан. — Если мы начнем набирать высоту, то станем для него прекрасной мишенью.

— Я ничего не вижу, Патрик, — подал голос Ормак. Они вышли из облаков, но земля была совершенно темной, горизонт затянуло туманом, крупные капли дождя стучали в лобовое стекло — в общем, видимость была нулевая. — У меня нет выбора, мы врежемся в землю, если не наберем высоту. — Потянув на себя штурвал, Ормак набрал высоту четыреста метров, и это была минимальная высота, при которой они могли безопасно лететь, не видя землю внизу.

Люгер занялся пристегиванием лямок парашюта.

— Это единственная штука, с которой я не знаком в этом самолете, — заметил он. — Прыжок с парашютом из бомбардировщика-"невидимки". Напоминает мне курс подготовки на тренажере, которым руководил майор Уайт, да, Патрик?

— Боже мой, Дэйв, мне очень жаль, что мы втянули тебя во все это, — произнес Макланан, которого беспокоило физическое состояние Люгера. — Надо было отправить тебя в посольство вместе с морскими пехотинцами. Сейчас ты уже был бы в безопасности.

— Не говори глупости, Патрик, — возразил Люгер. — Я сам захотел полететь вместе с вами. Я обязан был сделать это. Только так я мог отомстить этим гаденышам Габовичу и Терехову, которые держали меня под замком в «Физикоусе», пока строился этот кусок дерьма. Может быть, если бы я построил бомбардировщик-"невидимку" получше этого, сейчас мы все были бы в безопасности.

— Ты сможешь выпрыгнуть с парашютом из бомбового отсека?

— Из кабины нет доступа в бомбовый отсек. Думаю, они не хотели... черт побери, посмотри туда!

Все трое уставились в правое боковое окно.

Совсем рядом и чуть впереди от правого крыла «Тумана» летел истребитель МиГ-29. На левом борту истребителя горел опознавательный сигнальный фонарь, означавший «осуществляю перехват», и его яркий свет заполнил кабину «Тумана».

— Вот это да! — воскликнул Люгер. — Такую картину мы уже наблюдали. Разве не МиГ-29 преследовал нас, когда мы разбомбили тот лазер в Сибири? МиГ, который прострелил мне ногу?

— Да, тогда за нами тоже гнался МиГ-29, — согласился Макланан. Пока они наблюдали за истребителем, он выпустил очередь из 30-миллиметровой пушки левого борта. Опознавательный фонарь начал мигать, подавая сигнал — один раз, затем пауза, два раза — пауза, снова один раз — пауза, и пять раз подряд.

— Один-два-один-пять. Он предлагает нам связаться с ним по радио на канале дежурного приема.

— Может быть, мы сможет отболтаться от него, — предположил Ормак, — улететь от него нам все равно не удастся. — Он переключил рацию на международную аварийную частоту 121,5 и взял микрофон. — Истребитель МиГ-29, внимание, я — «Туман». У нас есть разрешение на пролет в воздушном пространстве суверенной Литвы. Сообщите свои намерения. Прием.

Пилот МиГа ответил по-русски, даже не пытаясь говорить по-английски.

— Он служит в белорусской армии, — перевел Люгер. — Говорит, что имеет приказ сбить нас, если мы не подчинимся его приказам. Он приказывает нам лететь курсом сто пятьдесят на высоте три тысячи метров и выпустить шасси. Если не подчинимся, он собьет нас.

Махнув один раз крыльями, МиГ-29 скрылся из виду.

— Думаю, у нас нет выбора, — произнес Ормак. — Мы его не видим, да и вообще еле летим. Как считаете, парни?

— И все же надо попытаться ускользнуть от него, — высказал свое мнение Люгер. — Попробуем держаться как можно ниже, а если он все-таки подобьет нас, то вы двое катапультируетесь. Они не получат этот бомбардировщик, а вы по крайней мере спасетесь.

— Но ты не спасешься, — возразил Макланан. — Забудь об этом, Дэйв. Давайте посадим самолет и...

И вдруг раздался страшный взрыв и сверкнула ослепительная вспышка света. Макланан и Люгер, напряженно вглядывавшиеся в правое окно кабины, увидели огненный шар, который плыл по небу.

— Это МиГ! — закричал Макланан. — Он взорвался! Что случилось?

— Мне кажется, я знаю, в чем дело, — сообщил Ормак. — Посмотрите туда.

Они увидели через левое окно кабины огромный объект, который летел в нескольких сотнях футов над «Туманом». Темный, массивной формы, он летел так близко, что покалеченный советский бомбардировщик затрясло от работы его двигателей.

— Боже мой... я не верю своим глазам! — закричал Люгер. Объектом этим был американский бомбардировщик ЕВ-52 «Мегакрепость». Он подкрался к ничего не подозревавшему МиГу, зашел ему в хвост и поразил ракетой с тепловой головкой самонаведения. Через несколько минут справа от «Тумана» появился и второй ЕВ-52. Это была одна из самых невероятных картин, которые им приходилось видеть. Три огромных фантастических бомбардировщика летели рядом на высоте менее двух тысяч футов над землей. — Целых два! Значит, вы построили несколько «Старых псов»?

— Совершенно верно, — радостно воскликнул Ормак. — Никогда не думал, что увижу такую потрясающую картину.

Невидимые никем, «Мегакрепости» набрали высоту и продолжили действовать в качестве воздушного патруля, чем и занимались с того момента, как вошли в воздушное пространство Литвы. Сохраняя режим радиомолчания, чтобы не засек противник, они с удовольствием выполняли теперь роль неожиданного эскорта «Тумана». Спустя несколько минут вся группа благополучно пересекла прибрежную линию Балтийского моря и взяла курс на Норвегию.

* * *

Запасной аэродром Куренец, Беларусь,

14 апреля, 03.04 по местному времени.

Белорусский старший сержант подбежал к командиру своей части капитану ракетных войск Крамко, козырнул и передал ему донесение. Крамко молча прочел донесение, затем перечитал его. Сержант мог поклясться, что лицо командира побелело, и это было заметно, несмотря на маскировочный грим.

— Что, товарищ капитан?

— Получен сигнал тревоги. В течение десяти минут все ракеты должны быть готовы к пуску. Приказано также перенацелить их.

Крамко передал бумагу сержанту. У того глаза вылезли на лоб от неподдельного ужаса, когда он прочитал, какие намечены новые цели.

— Товарищ капитан, это, наверное, ошибка. Первые две цели прежние, литовские города Вильнюс и Ионава... Но другие цели... Это, скорее всего, ошибка. Мачулище? Но ведь это же авиабаза СНГ в Минске! Мы должны...

— Я свяжусь с командованием для подтверждения, — решил Крамко. — Но это наверняка имеет отношение к полученным сообщениям по радио о воздушных налетах и действиях спецназовцев на территории Беларуси. Возможно, эти базы захвачены русскими или войсками СНГ. Ведь до нас доходили слухи, что даже украинские бомбардировщики вторглись в воздушное пространство Беларуси. Если все это правда, то мы можем оказаться последней линией обороны столицы.

— Но ведь мы должны нанести ракетный удар именно по столице!

— Все, хватит, старший сержант, — призвал к порядку подчиненного Крамко. — Я получу подтверждение, если это окажется возможным... Всю ночь радиосеть была забита... А вы пока вводите новые координаты и поднимайте людей по тревоге, пусть готовят ракеты к пуску.

Сержант козырнул и поспешил к штабной машине, в которой размещался центр управления пуском.

В распоряжении роты, которой командовал Крамко, имелось двенадцать ракет СС-21 «Скарабей», три из которых были оснащены ядерными боеголовками. Для обеспечения максимальной надежности расчеты всех ракет были соединены между собой и с центром управления пуском бронированным телефонным кабелем в дополнение к обычной радиосвязи. Микроволновая система ретрансляции данных позволяла центру управления пуском обмениваться со штабными командными пунктами сведениями относительно позиций ракет, целей и метеоусловий, и именно этой связью решил сначала попробовать воспользоваться Крамко, прежде чем рисковать, запрашивая по радио подтверждение приказа о перенацеливании ракет.

— Как обстоят дела с каналом ретрансляции данных? — поинтересовался капитан у техника по пуску ракет.

— Свободен, работает нормально, товарищ капитан. — Крамко лично проверил данные нацеливания ракет — все совпадало. Данные о перенацеливании, которые он получил по радио, были точно такими, которые поступили в системы управления ракет по микроволновой связи. А это означало, что уже имелось два независимых друг от друга подтверждения. — Все подразделения подняты по тревоге.

— Отлично. Предупредите меня по пейджерной связи, когда будет получен приказ на разворот гироскопов. Я пойду проверить специальные подразделения.

Приказ на разворот гироскопов по сути дела являлся приказом на пуск, но системам ракет СС-21 требовалось различное время для разворотов гироскопов при подготовке к полету: минимум три минуты, максимум пять — в зависимости от подготовки и расторопности личного состава, а также условий окружающей среды. Ракеты с ядерными боеголовками имели самые надежные гироскопы. Эти ракеты Крамко расположил в нескольких сотнях метров от центра управления пуском, главным образом из соображений безопасности, и сейчас надо было их еще раз осмотреть.

Крамко не оставалось ничего другого, кроме как ждать... Ждать и гадать, какую еще чертовщину задумал генерал Вощанка, нацеливая ракеты с ядерными боеголовками на Минск — столицу своего же государства.

* * *

База армейской авиации Сморгонь, Беларусь,

14 апреля, 03.05 по местному времени.

Эта картина напоминала сцены из художественных фильмов о Второй мировой войне. На полу командного пункта по приказу генерала Вощанки была разостлана огромная карта Беларуси и Балтийского региона. Радисты, ползая по ней, передвигали кубики, обозначавшие войска, и прикрепляли булавками национальные флаги, что показывало их принадлежность. Сам Вощанка со своим штабом сидел наверху на застекленном балконе, они наблюдали оттуда за ходом боевых действий, словно боги, следящие за человеческой трагедией с Олимпа. За картой находились четыре проекционных экрана, на которых можно было демонстрировать фильмы, фотографии, карты и другие документы.

В настоящий момент на командном пункте царила атмосфера невероятного потрясения и удивления. Один малиновый кубик, обозначавший армейскую бригаду численностью сорок тысяч человек, которая выдвинулась из Сморгони, сначала был заменен шестью кубиками, обозначавшими батальоны этой бригады, когда пришло сообщение о нападении литовцев. Затем один кубик был удален с карты, а над двумя другими появились флажки с пометками «БП» — большие потери.

А вскоре появилось еще несколько флажков с пометками «БП».

И вдруг внезапно, непостижимым образом, все кубики, обозначавшие батальоны, исчезли с карты, а их заменили два кубика с флажками «БП», обозначавшими роты. Флажок «БП» имелся и на кубике, обозначавшем авиационный полк, базировавшийся в Сморгони, и он уже был удален с карты после налета на аэродром американских спецназовцев и взрыва склада ГСМ. То же самое произошло южнее Вильнюса. Три батальона, направленные для захвата литовской столицы, были внезапно атакованы неизвестным самолетом.

— Один самолет был опознан пилотами наших истребителей как русский экспериментальный бомбардировщик, — доложил командующий ВВС. — Он атаковал 33-й батальон кассетными бомбами. Пилоты этого бомбардировщика говорили на английском, но называли себя русскими.

Русский бомбардировщик принимал участие в боевых действиях — уму непостижимо, да и совершенно неожиданно на этом раннем этапе. И хотя Вощанка и его штаб не были точно уверены в принадлежности самолетов, атаковавших армейскую бригаду и другие колонны белорусской бронетехники, можно было предположить, что это бомбардировщики России или СНГ. Ведь радары не засекли попыток каких-либо самолетов проникнуть в воздушное пространство Литвы с запада, а значит, они прилетели из России или Украины — только у этих двух республик имелись тяжелые бомбардировщики.

— Куренец подтвердил получение приказа о перенацеливании ракет? — спросил Вощанка.

Командующий ракетными войсками обвел взглядом своих коллег по штабу. Все молчали, они явно не собирались поддержать его. Тогда командующий решил попытаться бороться в одиночку.

— Они подтвердили получение приказа о перенацеливании ракет, товарищ генерал. Командный канал свободен, функционирует нормально.

— Отлично. Тогда я хочу...

— Но я должен высказать свои возражения, товарищ генерал. Ракета нацелена на Мачулище, а это менее чем в пяти километрах от Минска. Даже точный удар вызовет огромные разрушения в городе и унесет тысячи жизней. А если ракета промахнется или не долетит до цели... товарищ генерал, разрушения будут просто ужасными!

— Генерал, это главная база СНГ... нет, это главная русская военная база на территории Беларуси. Там находятся двадцать тысяч солдат, двадцать истребителей и сотня штурмовых вертолетов.

— Ни один из которых еще не был использован, товарищ генерал. Войска базы даже не приведены в состояние боевой готовности.

— Все может измениться очень быстро, — возразил Вощанка. — Москва отказывается подтвердить или опровергнуть факт присутствия тяжелых бомбардировщиков в воздушном пространстве Беларуси и Литвы. Они говорят, что проводится расследование. Но это неприемлемо. Абсолютно неприемлемо!

— Я прошу вас подождать подтверждения, прежде чем наносить удар по военной базе СНГ, товарищ генерал. Но если вы хотите атаковать сейчас, то используйте обычные ракеты. Самолеты там находятся на земле и вполне уязвимы. Одна мощная боеголовка может нанести базе значительный урон.

— Но здесь очень важна точность. А мы с вами знаем, что ракеты СС-21 не отличаются точностью, особенно с обычными боеголовками.

Действительно, начиненная тяжелым мощным взрывчатым веществом боевая часть ракеты СС-21 наполовину снижала максимальный радиус действия и одновременно с этим увеличивала в два раза вероятное круговое отклонение. И, напротив, облегченная, усовершенствованная система наведения термоядерной боеголовки «Физикоус» КР-11 увеличивала радиус действия СС-21 на двадцать процентов — почти до двухсот километров, а круговое вероятное отклонение снижала до двухсот метров.

— Но мы можем нанести залповый удар по базе, — предложил командующий ВВС. — Залп из двадцати ракет, пущенных из Барановичей или Куренца, уничтожит там все самолеты и средства аэродромного обеспечения. Или можно нанести воздушный удар из Лиды. Но ядерное оружие... — Он замялся, даже сама мысль о применении ядерного оружия казалась просто невероятной. — Товарищ генерал, вы должны пересмотреть...

Его прервал громкий, настойчивый звонок телефона. Поворачиваясь в сторону оперативного дежурного, который снял трубку телефона, Вощанка наградил шефа своей авиации сердитым взглядом.

— Оповещение о воздушном налете, товарищ генерал, — доложил оперативный дежурный. — Большое количество самолетов, следуют на малой высоте, примерно в двадцати километрах отсюда, принадлежность не установлена.

Командующий ВВС выхватил трубку у оперативного дежурного и связался с командиром авиационной дивизии, базировавшейся здесь, в Сморгони. Через несколько секунд он доложил:

— Наши радары отслеживают цели, это, возможно, вертолеты, пересекают границу на бреющем полете. Я поднял на перехват 19-ю эскадрилью.

Пока он говорил, радисты передвинули в сторону границы красный кубик с пропеллером, который обозначал смешанную эскадрилью, состоявшую из шести штурмовых вертолетов Ми-24, уцелевших после налета американских спецназовцев на летное поле, и истребителей-бомбардировщиков МиГ-27 с других баз северной Беларуси.

Злость и растерянность Вощанки немного улеглись. Да, их здорово потрепали, да, за короткий период времени они потеряли большое количество танков и других бронемашин. Но, оценив обстановку, Вощанка решил, что не так уж все плохо.

Хотя над двумя главными городами Литвы, Вильнюсом и Каунасом, так и не нависла серьезная угроза со стороны белорусских войск — не считая, конечно, нацеленных на них ракет СС-21, — третий по величине литовский город, порт Клайпеда, был фактически занят его войсками. А четвертый по величине литовский город Шяуляй, с его крупной авиабазой и развитой электронной промышленностью, прочно находился в руках белорусских войск. План Вощанки заключался в следующем: его войскам, находящимся в западной Литве, ничто не угрожает, а сопротивление литовцев на востоке страны будет подавлено. Учитывая тот факт, что Калининградская область и сам город Калининград фактически принадлежат ему, вся операция в целом будет проходить так, как он и спланировал. Вмешательство русской или украинской авиации оказалось неожиданным, но у Вощанки оставалось достаточно войск в резерве, чтобы ликвидировать эту угрозу.

Как бы там ни было, операция продолжала осуществляться успешно...

— Возможно, пока несколько преждевременно запускать ракеты СС-21, — произнес Вощанка. У всех офицеров его штаба вырвался искренний вздох облегчения. — Ракетные войска будут находиться в состоянии боевой готовности, но я не отдам приказ о пуске, пока не переговорю с президентом и представителями СНГ. Я не потерплю никакого вмешательства — ни со стороны СНГ, ни со стороны России, Польши или стран — членов НАТО. Но если я не смогу получить гарантии их невмешательства, то немедленно отдам приказ на пуск ракет.

Все присутствующие закивали головами в знак одобрения.

— Очень мудрое решение, товарищ генерал, — поддержал Вощанку командующий ракетными войсками. — Ракетами СС-21 гораздо лучше пугать, чем реально уничтожать противника.

— Товарищ генерал, локаторщики докладывают, что неопознанные самолеты всего в пятнадцати километрах, — сообщил оперативный дежурный. — 19-я эскадрилья сможет осуществить перехват только через две минуты. Советую спуститься в бомбоубежище.

— Хорошо, — буркнул Вощанка. Офицеры его штаба поспешно вскочили, ожидая в нетерпении, пока Вощанка первым выйдет из комнаты. А он специально замедлил шаг, наблюдая со злорадством, как они отталкивают друг друга в своем стремлении проскочить вперед.

Выход из оперативно-штабной комнаты закрывали тяжелые стальные двери. Вощанка провел своих офицеров через эти двери в помещение непосредственно командного пункта, где находились основной центр связи базы и система микроволновой ретрансляции данных для ядерного оружия. Генерал бросил взгляд на серебристый ключ, который он час назад вставил в скважину и повернул, что привело в действие командный канал связи с системой микроволновой ретрансляции данных. Второй ключ, с помощью которого осуществлялся непосредственно пуск ракет, находился у него в кармане. Ему очень хотелось, чтобы президент Литвы Капосиус, президент СНГ Быков, президент Беларуси Светлов, президент Польши Мирислав и даже президент Соединенных Штатов увидели сейчас ключ, вставленный в скважину, и второй, которым он с легкостью мог воспользоваться. Это послужило бы прекрасным доказательством его решимости осуществить свои планы.

В центр связи вела обитая железом деревянная дверь с пуленепробиваемым окошком, далее следовал длинный коридор, который заканчивался тяжелой стальной раздвижной дверью, так что охрана могла видеть каждого человека, входящего в здание. Имелась в коридоре и еще одна стальная дверь, но поскольку очень много людей ходило туда-сюда по этому коридору, ее держали открытой, но под охраной часовых. Обычно в коридор пропускали по одному человеку, но когда проходило начальство, то пропускали всех вместе. За дверью находилось небольшое помещение охраны с обычной стеклянной дверью, за которой следовал передний вестибюль здания штаба. Снаружи и изнутри входные двери охраняли несколько вооруженных до зубов солдат. Вощанка увидел подъездную дорогу к зданию штаба и отметил про себя, что на улице темно. Значит, он на ногах уже почти сутки. Возможно, он останется в бункере, расположенном в подвале на глубине трех этажей, и немного поспит.

Только Вощанка вошел в коридор и охранник в другом конце коридора распахнул для него раздвижные двери, как мощный взрыв потряс стены, словно они были сделаны из жести. И еще несколько взрывов распахнули входные двери в здание штаба как раз перед Вощанкой. Осколками разбило стеклянную дверь помещения охраны, но генерала не задело. Дым и осколки заполнили коридор, раздались выстрелы, стреляли главным образом солдаты, находившиеся внутри здания штаба, но огонь велся и снаружи.

Солдаты устремились в вестибюль, прижимаясь к стене. Несколько солдат с пуленепробиваемыми щитами вбежали в помещение охраны и затолкали Вощанку назад в центр связи.

— Здесь вы будете в безопасности, товарищ генерал, — пояснил один из солдат. Его штабные офицеры уже поспешно ретировались, и Вощанка не стал спорить с солдатом.

Вновь своих офицеров генерал увидел уже в оперативно-штабной комнате. Радисты, занимавшиеся обстановкой на карте, исчезли. Двери заперли, в помещении вместе с офицерами остался один солдат для охраны. Вощанка моментально схватил трубку телефона.

— Что там такое происходит?

— Не знаем, товарищ генерал, — последовал ответ начальника охраны здания. — Мы осматриваем стоянку машин старших офицеров штаба. Один из моих людей видел вспышки выстрелов. Похоже, нападающих мало, и никакой другой активности с их стороны не замечено.

— Черта с два, это только ты не видишь никакой другой активности! — рявкнул Вощанка. — Пошли хорошо вооруженную группу, пусть очистят всю зону! Эта зона должна быть безопасной!

И в этот самый момент от двух оглушительных взрывов рухнул потолок как раз над разложенной на полу картой, то есть буквально перед носом офицеров штаба. Стекло, отгораживавшее оперативно-штабное помещение, разлетелось, свет погас, и вся комната начала наполняться едким дымом, который страшно щипал глаза и горло, проникал в легкие. Включилось аварийное освещение. Сквозь дым, слезы и летающие обломки Вощанка увидел людей, которые спускались по веревкам из пролома в потолке. Вскоре внизу их стало двенадцать или четырнадцать, одеты в черное, рот и нос закрыты респираторами, на глазах какие-то выпуклые очки. Генерал заметил, как они рванулись к дверям, но в этот момент один из нападающих разбил выстрелами лампы аварийного освещения, и все погрузилось в темноту.

Единственный белорусский солдат, охранявший оперативно-штабное помещение, похоже, слегка рехнулся, он принялся поливать огнем из автомата во все стороны, но в результате этой стрельбы лишь уложил вокруг себя на пол штабных офицеров. Одиночный выстрел, пока единственный, выпущенный противником по людям, моментально убил его. Вощанка на четвереньках прополз мимо него, открыл стальную дверь и выполз в центр связи.

Ублюдки, выругался про себя генерал. Да как они осмелились напасть на мой штаб! Он не знал, кто эти напавшие, да это и не имело значения... Сейчас он разберется с ними как следует.

Вощанка подполз к панели управления системой микроволновой ретрансляции данных для ракет СС-21 с ядерными боеголовками. Трясясь, но, скорее, от ярости и возбуждения, чем от страха, он вытащил из кармана второй ключ, вставил его в прорезь и...

— Стой! — раздался позади него окрик на русском. Одетый в черное солдат в респираторе и странном шлеме с большими очками направил на него автомат. Солдат снова закричал, но теперь, как понял Вощанка, уже по-литовски: — Литовская армия! — И опять по-русски: — Не двигаться!

— Ты слишком опоздал, литовский ублюдок, — рявкнул в ответ Вощанка... и повернул ключ.

Солдат моментально подскочил к Вощанке и сбил его на пол, в помещение ворвались и другие солдаты. Повернув ключ, первый солдат вытащил его из прорези.

— Это уже не поможет, идиот! — крикнул Вощанка. — Теперь пуск ракет остановить невозможно!

Другой солдат положил под панель управления что-то вроде рюкзака и размотал шнур.

Генерала рывком подняли на ноги и потащили наружу.

Маленькие вертолеты, в которых Вощанка узнал легкие литовские штурмовые вертолеты «Защитник», заполнили все небо, ведя огонь по находящимся на земле белорусским военным. Солдаты, которые волокли Вощанку, припали на колени возле дверей, стараясь укрыться, потому что над стоянкой автомашин появились еще два вертолета, которые поливали огнем все, что движется. И тут возникла яркая вспышка и прозвучал громкий, раскатистый взрыв, все бросились за укрытия.

Вощанка моментально узнал этот звук — это вел огонь по противнику один из его танков Т-72. Генерал увидел, как танк на полной скорости рвется через стоянку к зданию штаба. Его зенитный пулемет калибра 12,7 миллиметра разогнал «Защитников». С радостью и злорадством Вощанка увидел, что легкие пулеметы маленьких вертолетов не могут остановить танк.

И вдруг Т-72 исчез в облаке страшного взрыва, его башня отлетела в сторону, словно ее срезали гигантским консервным ножом.

Спустя несколько секунд, когда «Защитники» вновь появились над стоянкой, расстреливая наступающую белорусскую пехоту, из облаков вынырнул массивный самолет. Он двигался невероятно быстро, затем внезапно завис в воздухе и выпустил две ракеты в темноту позади стоянки. Послышались взрывы, ракеты явно нашли свои цели. Самолет облетел зону вокруг здания штаба, а потом сел на газон перед зданием. Перед самым приземлением самолет включил посадочные огни, и Вощанка обнаружил, что это CV-22. Американский самолет-вертолет CV-22!

Литовские солдаты устремились к открытой задней двери десантного отсека. Вощанка понял, что и его потащат туда, поэтому решил вырваться из рук охраны и убежать, но, к его удивлению, солдаты сами отпустили генерала. Один из них даже козырнул ему и сказал по-литовски:

— Спасибо, генерал, мы закончили свое дело. Прощайте. — Солдат повернулся и поспешил к самолету.

Первым побуждением Вощанки было убежать в здание штаба, но это было бы глупо — они наверняка заминировали его. И генералу не осталось ничего другого, как стоять и наблюдать, как CV-22 поднялся в воздух и, сопровождаемый «Защитниками», устремился на запад. Как только самолет и вертолеты скрылись из виду, Вощанка поспешил прочь от здания штаба. Он уже пересек стоянку машин старших офицеров, когда один за другим раздались пять взрывов, разрушивших здание штаба. Языки пламени взметнулись в небо, а спустя несколько секунд рухнули крыша и стены. Толчки, которые генерал ощутил под ногами, подсказали ему, что нападавшие взорвали даже подземный склад оружия, силовые генераторы и запасной пункт связи. Менее чем за десять минут штаб и главный командный пункт были уничтожены.

Но хорошо смеется тот, кто смеется последим.

Пусковой отсчет для ракет СС-21 уже начался — теперь ничто не могло остановить их. Вильнюс, Минск и Ионава — через пять минут они перестанут существовать.

Услышав шум приближающихся вертолетов, Вощанка юркнул за дерево. Но это были не «Защитники» или CV-22... а Ми-24! Обрадованный генерал выскочил на стоянку и принялся махать руками, делая знак вертолетам садиться.

Наконец-то его люди очухались и...

Но, когда вертолеты пошли на посадку, генерал увидел, что это не белорусские вертолеты: на их фюзеляжах были нарисованы российские и украинские флаги внутри белых ромбов. Значит, это войска СНГ, но они наверняка уже больше не подчиняются ему. Из трех приземлившихся вертолетов начали выпрыгивать солдаты. Вощанка повернулся и побежал к зданию штаба. Может, ему удастся спрятаться в развалинах, прежде чем солдаты...

— Генерал Вощанка! — раздался окрик позади. — Стойте! Я генерал Ивашов!

Командующий силами обороны СНГ... здесь? Со штурмовыми вертолетами Ми-24 и десантниками! Вощанка понял, что Ивашов прибыл сюда не для светской беседы, поэтому побежал быстрее.

— Стой! — прозвучал новый окрик. — Стой! Стрелять буду!

Охваченный паникой, Вощанка припустил еще быстрее. Он услышал резкий щелчок, глухой звук выстрела, а затем почувствовал резкую боль в спине. Но он даже не ощутил удара лицом об асфальт, потому что, падая, был уже мертв.

* * *

Запасной аэродром Куренец, Беларусь,

14 апреля, 03.23 по местному времени.

Капитан Крамко направлялся осматривать вторую из трех ракет СС-21 с ядерными боеголовками, когда запищала его портативная рация.

— "Альфа", я — «Контроль», в три часа двадцать одну минуту получена команда на пуск, — доложил старший сержант.

Крамко подтвердил получение сообщения. «Проклятье, — подумал он. — Они все-таки сделали это. Хотят запустить ракеты». На глаза невольно навернулись слезы, к горлу подступил комок. Ядерная война... которую развязала Беларусь. Слишком трудно было поверить в это.

Капитан был на грани того, чтобы удариться в панику...

Внезапно слева от него вспыхнула желтая ракета, она прочертила дугу в небе, скрылась в облаках, а потом спустилась на землю на маленьком белом парашюте. Это была сигнальная ракета, означавшая нарушение периметра охраняемого объекта! Прозвучал выстрел, затем раздались автоматные очереди. Крамко инстинктивно пригнулся, услышав над головой свист пролетающих пуль. Он поднес к губам рацию.

— Охрана, я — «Альфа». Доложите, что случилось!

— Прорыв периметра к северу от моего поста, примерно в трехстах метрах.

«Ох, черт побери», — подумал капитан. Это просто кошмар! Ему вовсе не хотелось, чтобы ракеты взлетели, но теперь, когда кто-то пытался предотвратить их пуск, Крамко захотелось немедленно запустить их!

— Всем подразделениям охраны. Тревога! — передал он по рации. — Приготовиться к отражению нападения. Ракеты взлетят примерно через две минуты. — Капитан поспешил к штабной машине.

Часовой прятался среди деревьев в нескольких метрах от штабного автомобиля, он оглядывал здания, расположенные вблизи аэродрома. Остальные, наверное, заняли оборонительные позиции, подумал капитан и заскочил в машину.

— Как идет пуск, сержант?

Головы находящихся в машине повернулись в его сторону, но это были не белорусские солдаты. Неизвестные были в черных комбинезонах, массивных бронежилетах и шлем-масках. Трое человек без масок сидели перед панелью управления пуском и говорили по-английски. Двое солдат схватили Крамко, завели ему руки за спину и защелкнули пластиковые наручники.

— Кто вы? — спросил капитан по-русски. — Что вы тут делаете?

— Эта штука заблокирована, сержант, — сообщил один из солдат. — Не принимает данные, вводимые оператором. Я попытался перестроить систему, но никакого толка.

— Понятно, — произнес старший сержант морской пехоты Лобато. Он повернулся к Крамко и продолжил по-русски: — Капитан, мы американские морские пехотинцы. Вы понимаете меня?

Глаза Крамко округлились от удивления.

— Американцы? Здесь? Как вы сюда попали?

— Капитан, эти ракеты действительно оснащены ядерными боеголовками?

Крамко замялся. Один из солдат ткнул его в грудь, и капитан выдавил из себя:

— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Я офицер белорусской армии. И не стану...

— Эти ракеты взлетят примерно через сорок секунд, сержант, — сообщил один из морских пехотинцев. — Я не могу остановить предпусковой отсчет.

— Капитан, вы же понимаете, что если эти ракеты взлетят, то ваша страна развяжет ядерную войну. Вы должны помочь нам предотвратить пуск, — попытался убедить Лобато.

— Сержант, я обнаружил файл целей. Но он заблокирован, и я не могу его поменять, но здесь есть еще координаты целей... эй! Одна из ракет нацелена на юг! Эти ублюдки запускают ракету на юг... нет, на юго-восток. А единственная цель в пределах радиуса действия...

— Минск, — продолжил Лобато, обращаясь к Крамко. — Одна из этих ракет нацелена на Минск. Это вы понимаете? Вы намерены обрушить ракету с ядерной боеголовкой на свой народ.

Крамко смутился, теперь его уже охватил страх.

— Я офицер белорусской армии... мне отдают приказы из штаба...

— Отзовите охрану, — приказал Лобато. — Мы сможем предотвратить запуск ракет.

— Никто не сможет остановить их!

— А мы сможем! Наш бомбардировщик готов нанести удар по ним. Но мы должны обозначить цели. Прикажите охране отойти. Нам нужно подойти к ракетам как можно ближе!

И вновь Крамко замялся. Эти американцы могли бы убить его, но они этого не сделали. Похоже, им действительно требуется его помощь. Может, как раз на это он надеялся в глубине души? Может, только так он сможет остановить это безумие?

— Я сделаю то, что вы просите, — наконец согласился Крамко. Он кивнул на свои руки. С него немедленно сняли наручники и вернули рацию.

— Всем подразделениям, всем подразделениям, говорит «Альфа», — закричал капитан в микрофон рации. И тут же, вырвавшись из рук морского пехотинца, который держал его, завопил: — Тревога! На объект вторглись американцы! Тревога! — Лобато выхватил у него рацию, и на капитана снова надели наручники.

— Идиот проклятый! — воскликнул Лобато. — Ты только что обрек на смерть миллионы ни в чем не повинных людей. — Он тяжело дышал, словно пробежал марафонскую дистанцию. Сунув руку в карман бронежилета, Лобато вытащил оттуда миниатюрный передатчик.

Солдаты подразделения «Яд кобры», окружавшие Лобато, ничем не могли помочь ему. Да, они были прекрасно подготовлены, но весь их опыт был сейчас бесполезен, поскольку они не могли подойти близко к ракетам.

— Что теперь будем делать, сержант? — спросил один из морских пехотинцев.

— Молиться, — произнес Лобато по-русски, гневно глядя на Крамко, потом перешел на английский: — Молиться... чтобы летуны обнаружили ракеты. — Он поднес к губам передатчик: — Всем подразделениям. Обозначьте зону ракетами и взрывами. Если обнаружите ракеты, то обозначьте их отдельно. У вас есть примерно двадцать секунд. Действуйте!

* * *

На борту бомбардировщика ЕВ-52 «Мегакрепость»,

воздушное пространство над северо-западной Беларусью,

14 апреля, 03.25 по местному времени.

— Приближаемся к точке пуска, — доложила штурман капитан Алисия Келлерман. — До пуска тридцать секунд. Приготовиться к последней проверке систем пуска.

Пилот, майор Келвин Картер — главный инженер проекта программы ЕВ-52 «Мегакрепость», осуществляемой в Технологическом центре аэрокосмических вооружений, — бросил взгляд на своего второго пилота и нахмурился. Затем спросил с типичным луизианским акцентом:

— Поступило подтверждение о местонахождении целей?

— Нет, — ответила второй пилот капитан Нэнси Чешир. Секретная исследовательская группа генерала Брэда Эллиота не являлась настоящим боевым подразделением, поэтому многие члены экипажей были женщинами. Но нахождение на борту модернизированного стратегического бомбардировщика сразу четырех женщин являлось ярким примером того, как успешно осваивают женщины и военные профессии. Это были высококвалифицированные инженеры и ученые, а также прекрасно подготовленные авиаторы. — Но мы в любом случае найдем эти ракеты.

— Начать проверку, — приказал Картер.

— Последняя предпусковая проверка, — объявила Келлерман.

Шаг за шагом Келлерман и бомбометатель — оператор РЛС Пол Скотт выполнили инструкцию из восьми пунктов по подготовке к запуску ракет AGM-145. Эта ракета — или, как ее еще называли, «модульное оружие, применяемое вне досягаемости средств поражения противника», — представляла собой небольшую турбореактивную ракету с боеголовкой массой пятьсот фунтов и тепловизионный головкой самонаведения, которая передавала изображение предполагаемой цели на бомбардировщик. Как и ее предшественница AGM-65 «Бродяга», ракета AGM-145 являлась средством поражения с системой самонаведения, что позволяло бомбардировщику ЕВ-52 атаковать цели с большого расстояния и с высокой точностью. Но в отличие от «Бродяги» AGM-145 могла действительно охотиться за целями. Ее инфракрасный сканер вместе с быстрооперационным самолетным компьютером сравнивали изображения найденных целей с каталогом нужных целей, опознавали каждую цель и докладывали результаты экипажу, другим самолетам или даже наземным войскам. Ракета могла сама выбирать цели, руководствуясь перечнем наиболее важных, но экипаж мог корректировать ее выбор. Бомбардировщик ЕВ-52 мог выпустить в зону несколько таких ракет, и каждая из них нашла бы свои собственные цели, доложила бы о них экипажу, выбрала бы наиболее важную и атаковала.

Ракета AGM-145 как раз очень подходила для их нынешнего задания, потому что экипажу Келвина Картера не были определены конкретные цели. Самолет Картера и еще один модифицированный бомбардировщик В-52Н выполняли в этой операции роль «летающего резерва», и их не направляли в воздушное пространство Литвы, пока благополучно не вернулись другие четыре бомбардировщика ЕВ-52, которые участвовали в ночных налетах на белорусские войска на территории Литвы и Беларуси. Но поскольку там продолжали действовать морские пехотинцы, то самолет Картера отправили на их поддержку. Уже в воздухе экипаж получил приказ атаковать небольшой аэродром между Минском и Вильнюсом. Не авиабазу Сморгонь, которая изначально была их целью, а совсем маленький аэродром, на котором, как предполагалось, находилась стартовая площадка ракет малого радиуса действия. И приказ этот поступил не из Вашингтона, а из Латвии, непосредственно от агента ЦРУ.

На борту ЕВ-52 находилось восемь ракет AGM-145, размещенных во вращающейся пусковой установке, которая располагалась в передней части бомбового отсека длиной шестьдесят футов. А в задней части бомбового отсека — и тоже во вращающейся пусковой установке — находилось восемь высокоскоростных противорадиолокационных ракет AGM-88. Но все ракеты, кроме двух, были уже выпущены, когда ЕВ-52, пролетая над оккупированной территорией Литвы, уничтожал РЛС слежения и наведения на стартовых площадках зенитных ракет.

Еще у «Мегакрепости» изначально имелось восемь ракет класса «воздух-воздух» среднего радиуса действия AIM-120 «Скорпион» и четыре ракеты AIM-9R «Сайдвиндер» с тепловыми головками самонаведения. Эти ракеты размещались в подвесках на крыльях. Но две ракеты «Сайдвиндер» и четыре «Скорпион» тоже уже были выпущены «стрелком» — доктором Анжелиной Перейра, которая принимала участие еще в операции «Старый пес». Перейра разработала для «Мегакрепости» уникальную систему защиты хвостовой части самолета с помощью управляемых ракет, которая заменила хвостовые пушки ЕВ-52 точными и мощными управляемыми зенитными ракетами.

— К пуску готовы, — доложил Скотт. Максимальный радиус действия ракет AGM-145 составлял примерно тридцать морских миль, и, когда до цели оставалось двадцать восемь миль, Скотт нажал кнопку «пуск». Для четырех ракет включился режим пятисекундного предпускового отсчета, пока в их системы управления вводились данные о координатах и скорости бомбардировщика. Включились аккумуляторы ракет, развернулись гироскопы, отрегулировалась система стабилизации. Затем раскрылись двери бомбового отсека, и по мере вращения пусковой установки с направляющих одна за другой начали сходить ракеты. За двадцать секунд были выпущены все четыре ракеты, выполненные из волокнистой стали и невидимые для РЛС. Двери бомбового люка закрылись.

— Ракеты ушли, — доложил Скотт. — Хорошо наблюдаю все четыре ракеты. — Загорелся его большой четырехцветный дисплей, показывая изображения, которые передавали ракеты. Контроль за двумя ракетами Скотт тут же передал Алисии Келлерман. За Скоттом, как за бомбометателем — оператором РЛС, оставалось последнее слово при определении целей, но Келлерман тоже была хорошо знакома с этой работой. — Есть данные от первой и второй ракет.

— Есть данные от третьей и четвертой.

— Сообщение на тактической частоте, — вмешалась доктор Венди Торк — четвертая женщина на борту «Мегакрепости», офицер управления системами радиоэлектронной борьбы. Торк, которая сама создавала эти системы РЭБ, тоже в свое время принимала участие в операции «Старый пес». — Третья кнопка, Кел.

Переключив рацию на тактическую частоту, Картер услышал:

— "Тигр", «Тигр», «Тигр», мы пускаем ракеты.

Картер взял микрофон:

— Я — «Тигр», назовите цель. Прием.

— "Тигр", слава Богу... «Тигр», ваша цель — три подвижные пусковые ракетные установки. Пусковые установки ракет СС-21. Мы не можем их обозначить. Повторяю, мы не можем их обозначить. Пускаем ракеты поблизости, но точное местонахождение указать не можем. Ваши ракеты уже в пути? Вы сможете распознать цели? Прием.

— Я — «Тигр», вас понял, три пусковые ракетные установки СС-21, — повторил Картер и передал по внутренней связи: — Пол, надо искать три пусковые ракетные установки СС-21. Это подвижные пусковые установки. Обозначить их для нас не могут, но морские пехотинцы пускают ракеты в зоне целей.

— Ищу, — отозвался Пол Скотт. — Ракетам лететь еще пятнадцать секунд. — На экране его дисплея видны были только деревья, поля, сам аэродром, но абсолютно ничего, напоминающего цели.

— У меня есть кое-что... это БТР... нет, штабная машина, — сообщила Келлерман. Когда ракета AGM-145 обнаруживала цель, она моментально увеличивала ее изображение, а потом продолжала поиск. Увеличенное изображение цели высвечивалось в углу дисплея Келлерман, но Скотт для изучения мог вывести это изображение и на свой дисплей. — Нацеливаю третью ракету на штабную машину. Пилот, постарайтесь взять пеленг на...

— Наблюдаю стрельбу! — крикнул Скотт. До взрыва ракет оставалось десять секунд, теперь уже на экране дисплея появилось несколько целей. Внезапно одна из осветительных ракет перелетела через взлетную полосу аэродрома, и AGM-145 передала увеличенное изображение пусковой ракетной установки. — Есть одна! Навожу на нее первую ракету.

— Я тоже нашла одну! — сообщила Келлерман. Скотт моментально вывел цели на перекрестный контроль, чтобы убедиться, что это не одна и та же цель. Компьютеры, контролировавшие полет ракет AGM-145, прекрасно «знали», что ищет каждая ракета, поэтому тут же выдали ответ, что это разные цели. — Навожу на нее четвертую ракету.

Последнюю пусковую установку ракета AGM-145 засекла только за семь секунд до окончания полета.

— Я — «Тигр», я — «Тигр», мы обнаружили три пусковые установки ракет СС-21 и штабную машину! — передал по рации Картер. — Приготовьтесь и...

И вдруг третья ракета СС-21 исчезла с экрана дисплея, а на ее месте появилась яркая вспышка желтого пламени.

— Проклятье! — воскликнул Скотт. — Третья ракета СС-21 взорвалась сама!

— Нет! — раздался крик Чешир. — Она взлетела! Вот она!

Примерно в девятнадцати милях прямо по курсу бомбардировщика горизонт прочертил яркий огненный хвост. Ракета шла курсом на запад — казалось, она пролетит прямо над бомбардировщиком.

— Третья и четвертая ракеты поразили цели, — доложила Келлерман.

— Первая ракета поразила цель, — добавил Скотт. — Где же еще одна наша ракета?

Чешир попыталась отыскать ее, надеясь, что она преследует СС-21, но советская ракета стремительно набрала скорость и скрылась в облаках.

— Похоже, что мы опоздали.

— "Тигр", «Тигр», вы должны сбить эту ракету! — передал по радио Лобато на тактической частоте. — Она оснащена ядерной боеголовкой и нацелена на Вильнюс. Вы должны остановить ее!

Картер среагировал мгновенно. Он дал полный газ, подождал несколько секунд, пока бомбардировщик наберет скорость, и бросил «Мегакрепость» в резкий левый поворот с набором высоты.

— Венди! Анжелина! Найдите эту ракету и уничтожьте ее!

Перейра тут же включила прицельную РЛС APG-165. Эта РЛС была создана на базе двухрежимной РЛС управления огнем APG-65, находящейся на вооружении истребителей-бомбардировщиков F/A-18. Она могла выдавать информацию как для воздушных, так и для наземных атак, а кроме того, имела дополнительные системы навигации по рельефу местности, компьютерной коррекции позиции и автоматического выбора режима посадки. РЛС была подключена к ракетам AIM-120 «Скорпион» для передачи начальных данных о местонахождении цели. Перейре понадобилось всего несколько секунд, чтобы отыскать СС-21 и осуществить захват цели.

— Есть! Расстояние двадцать восемь миль — это почти максимальная дальность действия «Скорпиона». — И, не колеблясь ни секунды, Анжелина выпустила две оставшиеся ракеты AIM-120 «Скорпион».

Для ракет класса «воздух-воздух» хуже всего преследовать цель вдогонку — в этом случае преимущество у жертвы, а не у охотника. Обе ракеты «Скорпион» увеличивали скорость, набирая высоту, и все же более мощный стартовый двигатель СС-21 давал ей преимущество, несмотря на то, что максимальная скорость «Скорпиона» в четыре раза превышала скорость звука, а это было гораздо выше скорости СС-21.

— Первая ракета сбилась с курса, — сообщила Перейра. Картер выровнял полет бомбардировщика. За двадцать секунд, в течение которых был произведен пуск «Скорпионов», «Мегакрепость» поднялась на высоту почти десять тысяч футов, и теперь надо было постепенно снижаться. — Контакт с целью потерян... Вторая ракета захватила цель... Включена активная РЛС...

В отличие от большинства ракет класса «воздух-воздух» для наведения на цель ракет «Скорпион» использовалась собственная бортовая РЛС, а весь полет осуществлялся за счет стартово-маршевого ракетного двигателя. И ракете понадобилась вся энергия двигателя — до последнего эрга, — чтобы догнать и поразить СС-21 всего за долю секунды до остановки двигателя.

И вдруг в мгновение ока стало светло, как днем.

Как будто внезапно над головой разверзлись облака и появилось солнце, и светило оно так ярко, как безоблачным днем в полдень. Все это продолжалось лишь долю секунды, но яркая вспышка ослепила весь экипаж «Мегакрепости».

— Боже мой! — воскликнул Картер. — Что за чертовщина... я ничего не вижу! Нэнси, я ничего не вижу!

— Я тоже, — ответила Чешир. — Панель управления различаю, но не могу разглядеть...

И вдруг по всему бомбардировщику пронесся невероятный гул, самолет резко накренился вправо, нос его был направлен в одном направлении, но летел он совсем в другом. Картер ничего не мог поделать — его ослепило, и он не решался трогать ручки управления из страха отправить самолет в штопор. Такой полет вслепую был равносилен смерти.

— Нэнси! — закричал он. — Не трогай ручки управления!

— Я... не трогаю...

Болтанка продолжалась еще несколько секунд. Картеру и Чешир понадобилось собрать в кулак всю силу воли, чтобы удержаться и не трогать ручки управления. Весь экипаж молился, чтобы собственная устойчивость бомбардировщика помогла ему не войти в штопор во время болтанки. Когда Картер почувствовал, что уже можно передвигаться по кабине, он щелкнул выключателем внутренней связи, но она не работала.

— Общая проверка! — закричал Картер что было мочи. — Живые есть? Докладывайте!

— Система вооружения в порядке! — отозвался Скотт.

— Проверяю систему защиты! — крикнула в ответ Торк.

— Пол! Алисия! — позвал Картер. — Поднимитесь сюда и помогите нам!

Скотт и Келлерман поднялись на верхнюю палубу.

— У нас там внизу все вышло из строя, но не сломалось, а просто не работает. А вспышка там тоже была, но мы в порядке. — Скотт заметил, что Картер убрал руки подальше от ручек управления, он боялся их трогать вслепую, боялся загнать самолет в пике или штопор. Скотт отметил про себя, что они продолжают лететь в облаках. Пока самолет не разбился, необходимо было незамедлительно наладить работу приборов. — Ну и влипли мы, Кел. Что мне делать в первую очередь?

— Проверь органы управления, — ответил Картер. — Я ни черта не вижу, но мне кажется, что система управления полетом не работает.

Скотт осветил фонариком-карандашом приборы электронной системы информации о полете и цифровые показатели работы двигателей.

— Ничего не работает! — крикнул он сквозь шум двигателей. — Электронная система информации о полете полностью вышла из строя.

— Но похоже, что двигатели продолжают работать, — заметил Картер. Он осторожно двинул ручку газа. — Управлять ими я, наверное, не смогу. Должна быть, произошла общая блокировка. Проверь аварийные приборы.

Скотт осмотрел аварийные приборы — обычные механические приборы с показаниями параметров полета и работы двигателей.

— Кел, похоже, произошла остановка компрессора восьмого двигателя, но нам сейчас не до него. Остальные двигатели работают нормально. Резервный искусственный горизонт не работает. Высотомер показывает девять тысяч футов. Судя по индикатору вертикальной скорости, мы снижаемся на триста футов в минуту, а если верить указателю поворота, то мы слегка поворачиваем вправо, в сторону неисправного двигателя.

— Не так уж и плохо. У нас есть несколько минут, чтобы восстановить работоспособность всех систем, — приободрился Картер. — Алисия, возьми аварийную инструкцию.

Келлерман читала инструкцию, Скотт наблюдал за приборами, а Картер и Чешир запустили генераторы, восстановили работу системы управления полетом и автопилота, им удалось вернуть к жизни пилотажные приборы и аварийное ручное управление газом.

— Черт побери, что же с нами случилось? — спросила Чешир.

— Всему виной ракета СС-21, — ответила Перейра. — Когда «Скорпион» поразила ее, взорвалась, наверное, какая-то часть ядерной боеголовки. Совершенно очевидно, что взорвался не весь заряд, — мы бы сейчас не летели, если бы это произошло, — да и расстояние было порядочным, поэтому взрыв не причинил нам ощутимого вреда.

— Но электромагнитный импульс вырубил всю нашу электронику, у которой были выдвинуты внешние антенны, — добавила Венди Торк. — Все наши экспериментальные авиационные радиоэлектронные средства не имеют защиты от электромагнитного импульса — выдержала только старая система управления полетом. Да и механические системы не пострадали.

— А это значит... черт побери, это значит, что электронные средства вышли из строя во всем регионе, — предположила Келлерман. — И у всех этих войск, которые находятся внизу, не работают рации, телефоны, да масса всего... Как будто вернулись в средневековье.

— Что ж, тогда думаю, что нам предстоит довольно спокойный полет отсюда, — заметил Келвин Картер. — А это тоже довольно хороший способ остановить войну — в любой боевой технике, за исключением автоматов, используется электроника, а электромагнитный импульс выводит ее из строя. А нам придется воспользоваться визуальной навигацией. Нижний порог облаков — четыре тысячи футов, а если я не ошибаюсь, мы можем лететь по всему маршруту до Норвегии на этой высоте, не опасаясь при этом врезаться во что-нибудь.

— А как только выйдем из зоны действия электромагнитного импульса, то сможем связаться с кем-нибудь по радио, — добавила Торк. — Я тут проверила одну рацию, и похоже, электромагнитный импульс не повредил ее. Я смогу подсоединить ее к внешней антенне и поговорить с кем-нибудь на земле.

Остаток длинного трехчасового полета весь экипаж молчал. Они понимали, что совершили, и знали, что могло произойти. И не хотелось говорить о таком ужасе.