Не прошло и недели, как Марен и Чессер поселились в Лондоне. Они провели четыре ночи в отеле «Коннахт», а потом переехали в дом на Парк-Виледж.

Французские поверенные Марен, покупавшие для нее этот дом, до такой степени хотели ускорить покупку, что даже не торговались – это было большой жертвой с их стороны. Поощряя стремление своей самой многообещающей клиентки к домашнему теплу и уюту, они рассчитывали в дальнейшем возместить все свои убытки. С чисто французским упорством и верой в силу страсти они выжидали момента, когда Марен выйдет замуж, чтобы завладеть ее богатством. Только ради этого они заплатили не торгуясь и добились, чтобы дом сразу перешел в ее владение.

До этого дом принадлежал расфуфыренному франту по имени Филип Б.Хиндс, корчившему из себя аристократа. Ему срочно нужны были деньги на текущие расходы. На самом деле Филип Б.Хиндс был только арендатором, а собственность принадлежала принцессе Маргарет, ежегодно получавшей небольшую сумму земельной ренты, которая в буквальном смысле этого слова была платой за клочок земли, где стояло здание. До истечения срока аренды оставалось еще девяносто два года, и Марен рассудила, что этого времени вполне достаточно.

Все пять домов, стоявших на тихой, изогнутой плавной дугой улочке, были построены архитектором Нэшем. Тем самым Нэшем, благодаря которому нынешний облик Лондона значительно улучшился. Четырехэтажный дом был обставлен с безукоризненным вкусом. Кроме того, в распоряжение Марен перешли сад и штат избалованной, вечно чем-то недовольной прислуги, которую она тут же распустила, не желая оплачивать причуды предыдущего арендатора. Взамен она наняла двух симпатичных молодых датчанок, решивших немного пожить в Лондоне. Девушек звали Сив и Бритта. Марен весьма здраво рассудила, что они будут настолько увлечены своими собственными любовными приключениями, что не станут совать нос куда не следует. К тому же всегда приятно видеть в доме хорошеньких помощниц.

Однако со всей прямотой, свойственной северным женщинам, Марен заявила им, что забота о том, что у Чессера между ног, не входит в их обязанности. Об этом позаботится она сама. Разумеется, они не должны притворяться скромницами. Легкое кокетство – это пожалуйста, но надо знать, когда остановиться. Сив и Бритта прекрасно поняли, где проходит граница дозволенного, и приступили к своим обязанностям. Светлые волосы обрамляли их смазливые личики, под блузками прорисовывались соски, короткие юбки открывали стройные ноги, а когда они нагибались или тянулись за чем-нибудь, то кое-что еще.

Таким образом, собравшись за покупками на второй день своего пребывания в доме, Марен со спокойной душой оставила Чессера наедине с прислугой.

Предосторожности Марен были вполне разумны, но совершенно излишни, если учитывать состояние Чессера. Он, конечно, заметил двух хорошеньких датчанок, но теперь все мысли его были заняты новой профессией – вор. После того как они уехали от Мэсси, у него появилось ощущение, что он смотрит на мир не так, как раньше, под другим углом. Похоже на то, как если бы он шагнул из одной реальности в другую.

Теперь он остро ощутил, что действительно должен сделать обещанное. Его терзали противоречивые чувства. Временами ему казалось, что эта дурацкая затея стоит только того, чтобы над ней посмеяться, а через минуту видел себя обладателем пятнадцати миллионов. Решающим аргументом в пользу этой затеи стало осознание того факта, что обратного пути у него нет. Он обещал Марен – для нее это все равно, как если бы он подписал договор. Марен и ограбление были теперь неотделимы друг от друга. Если он откажется от своего слова, то, возможно, она не сразу оставит его, но он знал, что тогда между ними уже не будет той близости, что была раньше. В их отношениях появится трещинка, червоточина, которая в конце концов приведет к разрыву.

Теоретически, конечно, он мог бросить все, в том числе и Марен, но он знал, что никогда не сделает этого. При таком раскладе ничего не оставалось, кроме как отбросить осторожность и пессимизм и приступить к делу, при этом постоянно представляя себя обладателем пятнадцати миллионов. Но с чего начать? Этого Чессер не знал. Он постарался поставить себя на место грабителя и пришел к мысли, что, наверно, надо осмотреть дом одиннадцать на Хэрроухауз с новой, преступной точки зрения. Для маскировки он надел темные очки.

У него хватило здравого смысла не приближаться к дому одиннадцать, а рассматривать его, стоя на углу. Но ничего нового он не увидел. Дом как дом, похож на все остальные, плотно прижат к соседним домам.

Он обошел квартал, чтобы взглянуть на дом с противоположного угла. Пошел вниз по Эндрю-стрит, перпендикулярной Хэрроухауз, и обнаружил проходной двор – один из тех относительно широких переулочков, которые делают лондонский лабиринт столь запутанным. На указателе было написано, что он называется Паффинг-мьюс. Он шел параллельно Хэрроухауз и давал возможность посмотреть на дом номер одиннадцать с другой стороны.

Чессер поправил черные очки и двинулся вниз по переулку. Он миновал стоявший у тротуара длинный «роллс-ройс». Одетый в униформу шофер, с привычным усердием протиравший машину, не обратил на него никакого внимания. Чессер никак не мог определить, какое же из зданий – номер одиннадцать. В конце концов он увидел на одной двери табличку «Мид-Континентал Ойл» и сделал вывод, что следующий дом и есть тот, который ему нужен. Похоже. Это было единственное здание в переулке без дверей и окон, только глухая кирпичная стена в пять этажей высотой.

Чессер дошел до конца переулка. Он не узнал ничего нового, кроме того, что парадная дверь – единственная во всем здании. Конечно, он допускал, что существует еще один путь сверху, через крышу, но у него не было возможности проверить это предположение.

Он вернулся домой. По крайней мере, начало положено. Растянувшись на диване, он принялся от нечего делать листать журнал «Квин» за прошлый месяц. Сив догадалась принести ему стакан холодного коктейля и одарила теплой улыбкой. Он был благодарен и за то и за другое. Чессер лежал, потягивая коктейль, и пытался разобраться в своем гороскопе, напечатанном в «Квин».

И тут он услышал это.

Звук, похожий на негромкий резкий хлопок, Он не придал этому значения, но звук повторился несколько раз через неравные промежутки времени. С минуту все было тихо, а потом началось снова. Странный звук. Похоже, он уже когда-то слышал его. Звук доносился снизу.

Он приложил ухо к ковру. Да, сомнений не оставалось. Чессер отправился на разведку. Он разыскал дверь в подвал и спустился вниз.

Это была Марен.

Она стояла, крепко упираясь расставленными ногами в землю, левая рука на поясе, правая вытянута вперед. Самая правильная позиция для стрельбы. К противнику, старому портновскому манекену, обтянутому муслином, она стояла в профиль. Так в него труднее попасть.

Теперь Чессер понял: то, что он слышал, было звуком выстрела из пистолета с глушителем. Пуля вошла в пышные формы манекена рядом с предыдущими – на уровне сердца. Марен быстро прицелилась и нажала курок. Отверстие, проделанное пулей, отстояло от остальных не больше, чем на полдюйма. Она остановилась, чтобы перезарядить. Чессер никогда раньше не видел женщину, стреляющую из пистолета. Разве только в кино. Но в жизни – никогда. В этом есть что-то гибельно привлекательное. Он спросил:

– Где ты научилась так стрелять?

– Жан-Марк научил.

– А-а.

Она вынула пустую обойму, взяла новую, вставила ее и послала патрон в патронник так, будто она всю жизнь этим занималась.

– С бедра я стреляю хуже, – сказала она, – не так метко. Она повернулась и продемонстрировала, вогнав без остановок всю обойму в грудь манекену. Отверстия от пуль были на расстоянии не больше шести дюймов друг от друга.

– Видишь, – сказала она со вздохом, – не получается кучно.

– Неплохо, – сказал он и подумал: «Господи! Она же смертельно опасна!»

– Для этого нужен навык. Мы оба должны тренироваться.

– Зачем?

– Я купила тебе маузер. Точно такой же, как мой.

Она показала на пистолет, лежавший неподалеку на ящике. Тоже с глушителем. Рядом стояло несколько коробок с патронами, небольшая жестянка со смазочным маслом и какие-то специальные щеточки. Так вот зачем она ходила в магазин. За оружием.

Она сказала:

– Раньше у меня была беретта 380-го калибра, пока Жан-Марк не подарил мне маузер. Жан-Марк говорил, что маузер калибра девять миллиметров может остановить все что угодно.

– Что значит остановить?

– Убить.

Она сказала, почти не разжимая губ, и слово это настолько не вязалось с ней, что Чессер не мог не рассмеяться.

– Оружие нам не понадобится, – сказал он ей.

– Откуда ты знаешь?

– До этого дело не дойдет.

– А если они вооружены?

– Кто – они?

Она пожала плечами:

– Неважно, кто.

– Самый надежный способ уберечься от пули – вообще не иметь оружия.

– Это глупо, – заявила она, перезаряжая обойму.

– Если у тебя есть оружие, они могут выстрелить, подумав, что ты собираешься стрелять. А если у тебя нет оружия…

– Они все равно могут выстрелить, – сказала она.

– Никогда.

– Могут, могут.

– Даже английская полиция не носит оружия. Наверно, ©то не так уж глупо.

– Раньше не носили, а теперь иногда носят.

Она была права. Чессер вспомнил, что где-то читал об этом. Теперь полицейским в некоторых случаях разрешалось иметь при себе оружие.

– Знаешь, почему они решили вооружиться? – спросила Марен.

Чессер спросил: «Почему»? Он знал, что она все равно скажет.

– Чтобы иногда, для разнообразия, иметь возможность отстреливаться, – ответила она, весьма довольная собой. Теперь, когда последнее слово осталось за ней, она взяла маузер Чессера за ствол и протянула ему. Он взял и едва не уронил оружие.

Держать маузер в руках было неприятно, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сжать пальцы.

Она сделала знак рукой в сторону манекена, предлагая Чессеру прицелиться.

Он встал не так, как надо – повернувшись к манекену всем телом, потом поднял маузер и спустил курок. Пуля даже не попала в манекен – лязгнула о гранитную стену подвала и срикошетила несколько раз, заставив их пригнуться. – Ты дергаешь, – сказала она.

Чессер был удивлен, что промахнулся. Ведь Марен проделывала это с легкостью.

– На курок надо нажимать плавно, – наставляла она. – Давай я тебе покажу.

Она вынула обойму из его пистолета, положила свой палец на курок и заставила его положить свой палец сверху, чтобы он мог почувствовать, что она имела в виду под словом «нажимать». Марен показала ему, как надо стоять и как дышать, чтобы выстрел получился точным.

Чессер подумал, что напрасно потакает ей, уделяя всей этой муре столько внимания. После того, как инструктаж был закончен, она снова вставила в пистолет обойму и взвела курок. Пуля попала в нижнюю часть манекена.

– На этот раз я в него попал, – воскликнул Чессер.

– Попал, – без особого восторга согласилась Марен. – Прямо между яичников.

– Какая разница?

– Целься в сердце.

Он стрелял снова и снова. Марен перезаряжала пистолет, пока он не расстрелял все обоймы. Несколько раз он попал. Но по большей части он промахивался, и пули свистели у них над головой, как смертоносные пчелы.

На следующий день в половине первого Чессер сидел на задней скамье в соборе Святого Павла.

В огромном соборе сидело около ста человек. Все они постарались устроиться как можно дальше друг от друга, как будто такая разобщенность приближала их к Богу.

Чессер пришел сюда не молиться. В последний раз он произнес слова молитвы, когда ему было пятнадцать. Он смотрел вверх и испытывал при этом невольное уважение к гению строителя – Кристофера Рена, а в это время Марен пробиралась вдоль длинного ряда скамеек.

– Мы договорились встретиться снаружи. В половине второго, – он ответил негромко, но великолепная акустика собора усилила его голос, и он прозвучал гулко. Говорят, что здесь слышно, как падает слеза.

Несколько стариков повернулись в их сторону, всем своим видом выражая неодобрение.

– Тсс, – шикнула на него Марен и продолжала шепотом: – У меня подозрение, что ты тут с кем-то встречаешься.

– Так и есть.

– С кем?

– Ты его не знаешь.

– Это имеет отношение к нашему проекту?

Чессер кивнул. Он собирался рассказать Марен об Уотсе, но потом. Уотс был его главной надеждой, но он сомневался, получится тут что-нибудь или нет.

– Я хочу участвовать во всем, – заявила Марен. Чессер пожал плечами. Он взял с подставки молитвенник и принялся без всякой цели листать страницы. Одна страница была оборвана, и ему в голову пришла кощунственная мысль, что кому-то понадобился клочок бумаги, чтобы выплюнуть жевательную резинку.

– Я поговорила с Милдред, – сказала Марен.

– Ну и что говорит Жан-Марк? – спросил Чессер, хотя его это не слишком интересовало.

– Я говорила не через нее, а с ней.

– А-а.

– Она нам поможет.

– Ты, надеюсь, не говорила ей о наших планах?

– Не все.

Чессер закрыл глаза и покачал головой.

– Не волнуйся, – успокоила его Марен. – Мы можем ей полностью доверять. Если кому-то на этом свете я могу доверять полностью, то это Милдред.

Чессеру показалось, что это камень в его огород, и он решил уйти от этой темы. Если Марен не сказала ни слова об его измене, то это вовсе не значит, что ей ничего не известно.

– Милдред не расскажет об этом ни одной живой душе, – с уверенностью заявила Марен. – Ты ей веришь, ведь правда?

С минуту Чессер задумчиво смотрел на алтарь. Потом кивнул.

Марен была этим очень довольна.

– Я все время забываю, что ты ее никогда не видел. Она так много говорит о тебе. Я сегодня с ней обо всем переговорила.

Она придвинулась к нему поближе и взяла его руку в свою.

– Мы можем получить очень нужную помощь. Милдред обещала связать нас с кем-нибудь с той стороны, чтобы он руководил нами.

– А как насчет твоего китайца? – спросил Чессер, имея в виду ее невидимого покровителя.

Марен бросила на него испытующий взгляд. Она ни разу не вспомнила о потустороннем восточном духе с тех пор, как стала общаться с Милдред. Теперь она оглядывалась с таким видом, будто ожидала его здесь увидеть.

– В последнее время он не давал о себе знать, – сказала Она, – и Билли Три Скалы тоже.

– А я-то всегда думал, что мы можем рассчитывать на доброго старого Билли, – вздохнул Чессер.

– Конечно, можем. Просто ему нужно было немного отдохнуть.

– Это точно. Всем необходим отпуск, даже мертвому индейцу.

Марен кивнула.

– Он будет рядом, когда он нам потребуется.

– Может быть, они оба тебя покинули?

– Нет, – с уверенностью сказала она. – Они будут следить за мной до самого конца.

Чессер заметил Уотса, который шел от алтаря по ближнему проходу. Очевидно, он вошел через боковой вход. Он оглядывался в поисках Чессера, и тот помахал ему.

Уотс заметил его. Подошел к концу ряда, помедлил, затем приблизился и сел рядом с ними.

Чессер и Уотс пожали руки. Чессер почувствовал, какая у него сухая кожа. Он представил Уотса Марен. Она приветливо улыбнулась, а ее глаза внимательно рассматривали тихого, ничем не примечательного человека. Она представляла его совсем другим: очень сильным и опасным. Уотс мягко улыбался, почтительно глядя на ее молодость и красоту. Чессер сразу приступил к делу.

– У меня к вам есть одна просьба.

– Да, сэр.

– Даже две. Первая: давайте проще, без всяких «сэров».

– Хорошо, – согласился Уотс, слегка смущаясь.

– Я думал о вашем друге, – сказал Чессер.

– О каком друге? – Уотс чуть было снова не прибавил «сэр».

– Вы говорили мне о нем тогда, в отеле «Коннахт». О том, которому осталось жить всего несколько месяцев.

Уотс и бровью не повел.

– И что вы думали о нем?

– Мы могли бы быть полезны друг другу.

– Полезны?

– Да. Из того, что вы мне рассказали, я понял, что у вашего друга возникли финансовые сложности из-за бесчеловечных правил, принятых на фирме, где он работает.

Уотс кивнул.

Чессер сунул руку в карман пиджака. Достал сложенный пополам чек. Развернул его и положил себе на колено. Чек был подписан М.Дж. Мэтью. На сумму двести тысяч долларов. Получатель – Чарльз Уотс.

Уотс долго смотрел на эту бумажку.

В этот момент Чессер решил, что отдаст ему чек в любом случае, независимо от того, согласится ли он сотрудничать или нет.

Увидев на чеке свое имя, Уотс не мог не понять, что для Чессера не секрет, кто же этот друг. Но он продолжал придерживаться этой версии. Так было удобнее для обоих. Он спросил:

– Как мой друг может помочь вам?

– Предоставив информацию о том месте, где он работает.

– Что именно вас интересует?

– Все. Но особенно то, что касается нижних, подземных этажей.

– Мой друг знает все про это. – Я в этом не сомневался.

– Но платить необязательно. Он будет рад вам помочь. Чессер улыбнулся.

– Я рад слышать, что он настоящий друг. Однако я продолжаю настаивать на плате. За эти деньги я хочу узнать все, до малейших подробностей.

Он затолкнул чек в карман пиджака Уотса и без того немного оттопыренный.

– Там мой завтрак, – пояснил Уотс.

– Надеюсь, мы не отняли у вас слишком много времени, – сказал Чессер и тут же пожалел о своих словах.

Уотс вежливо улыбнулся в ответ.

– Я все равно часто прихожу сюда, – сказал он, бросив взгляд в сторону алтаря.

– Как вы думаете, когда мы получим ответ от вашего Друга?

– Через два, ну самое большее, через три дня.

– Примерно, к выходным. У вашего друга хорошая память на числа?

– Да, вполне.

– Тогда пусть он запомнит: 387-9976. Уотс повторил номер вслух.

– Он может позвонить из телефонной будки, – предложил Чессер.

– Думаю, он так и сделает.

Все было сказано. Марен и Чессер поднялись. Уотс остался сидеть на скамейке. Из прохода Чессер оглянулся и увидел, что Уотс уже стоит на коленях.