Ночь на тридцатое июня была бы настоящим подарком для киношников, снимающих фильм о привидениях, кошмарах и убийствах. В черном, грозовом небе беспорядочно клубились огромные тучи, такие стремительные, что не могли даже пролиться дождем. Зато в ветре не было недостатка: могучие порывы обрушивались на землю с ураганной силой.

Назначить операцию на такую ночь было сущим безрассудством, если не сказать глупостью. Но Чессера, Марен и Уивер сбил с толку прогноз погоды, обещавший всего-навсего «переменную облачность, кратковременные дожди и слабый ветер». Возможно, этим самым ветрам только накануне вздумалось сменить направление – но так или иначе, когда Марен, Чессер и Уивер заметили надвигающуюся грозу, отступать было уже поздно.

Оба фургона с надписью «Марилебон, ЛТД» стояли у заднего крыльца дома номер тринадцать, а агрегат и тяжеленную бухту шланга успели втащить на второй этаж.

Но, что гораздо важнее, Уотс уже был заперт в подземном хранилище Системы.

Ровно в пять двадцать пять он спустился на первый подземный этаж, в отдел сортировки. Рабочий день кончался в половине шестого, и сотрудники уже собирались домой. Уотс обычно задерживался дольше остальных, потому что не любил толкаться в дверях. К этому времени у выхода на улицу Хэрроухауз, единственного выхода из Системы, собиралась толпа человек в пятьдесят.

Но сегодня Уотс пошел вместе со всеми и поднялся на лифте в главный вестибюль, где уже столпились чиновники Системы, конторские служащие и секретарши, спешащие просочиться на улицу. Их поток замедляли узкая дверь и Миллер, сотрудник Службы Безопасности, который записывал всех выходящих.

Уотс издали понаблюдал за этой процедурой. Миллер держал в руке список служащих и, глядя на проходящих мимо него – по два, по три, – помечал фамилии. Совершенно автоматически, ведь он занимался этим много лет по два раза на дню.

Уотс на это и рассчитывал. Он подошел к двери одновременно с двумя сослуживцами, Миллер его заметил. Уотс приостановился. Миллер посмотрел в список.

И тогда Уотс шагнул в сторону и принялся поправлять шляпу. Его быстро заслонил поток новых лиц, привлекших к себе внимание Миллера.

Уотс осторожно обернулся и бросил взгляд на Миллера. Тот был полностью поглощен проверкой. Очевидно, по мнению Миллера, Уотс ушел, а потому был вычеркнут из списка.

Стараясь держаться в толпе, Уотс вернулся к лифту и спустился вниз, в хранилище.

Ровно в шесть дверь хранилища автоматически закрылась, и Уотс услышал, как щелкнул механизм замка: электроника включила ток. Уотсу осталось три часа на подготовку. Целая вечность. Он специально не прочел «Монинг Телеграф» с утра, а взял газету почитать в свободное время. Но и теперь читать не стал, решил, что сначала покончит с делами.

Он снял пиджак и повесил на спинку стула. Вынул из кармана обычные перчатки, перочинный ножик со своими инициалами на рукоятке, рулончик черной изоленты и двести футов нейлоновой рыболовной лески на катушке. Присел на корточки, вынул из розетки штепсель осветителя и тупой стороной ножа отвернул винт, которым крепился корпус розетки. Он старался действовать аккуратно, чтобы не осталось царапин. Потом отложил корпус и винт в сторону, для защиты от тока надел перчатки и стал откручивать оба винтика, крепивших розетку к стене. Резьба шла легко. Он освободил концы выходящих из коллектора проводов и положил розетку на пол, рядом с корпусом.

Чтобы провода не закоротило, Уотс обмотал голые концы изолентой. Потом соединил их в петлю, пропустил в нее конец рыболовной лески и надежно его закрепил. Катушку с леской он положил тут же, на полу, наготове.

Следующие час с четвертью он готовил шкафы с рассортированными алмазами. Выдвигал подряд большие, неглубокие ящики и оставлял их так. Ящики были хорошо подогнаны и открывались бесшумно, легко.

Закончив с этим, Уотс поглядел на часы. У него осталось чуть меньше получаса. Он сел и углубился в газету.

В это время Уивер отодвинул засов люка, ведущего на крышу дома номер тринадцать. Он толкнул крышку люка вверх, и ветер едва не вырвал ее из рук. Уивер и Марен вылезли на крышу и только тогда поняли, как силен ветер. Они стояли, расставив нога, и пытались удержать равновесие, наклонясь против ветра, – но он дул резко, порывами, то с одной стороны, то с другой, и непредсказуемо менял направление.

На крышу вылез Чессер, держа в руках конец шланга. Уивер взял шланг и стал быстро вытягивать, перебирая руками. Ветер так и норовил вырвать его. И Чессеру с Марен пришлось лечь на крышу и собственными телами прижимать растущую гору резиновых колец. Решив, что вытянул достаточно, Уивер взял свободный конец шланга и повесил на загородку. Потом отогнул сетку в стороны, сделав лазейку.

Чессер повернулся к Марен:

– Незачем нам обоим туда лезть.

Марен посмотрела на крышу дома номер одиннадцать, на водосточный желоб.

– Лучше вместе, – сказала она.

Какая-то часть его сознания противилась этому, стремилась оградить Марен от опасности. Но другая твердила, что это и вправду наилучший вариант – пойти вместе.

Чессер полез первым. Марен – следом за ним. Он чувствовал, что она там, за спиной, и это чувство поддерживало его – точно так же, как Марен поддерживало присутствие Чессера.

Теперь ветер стал их врагом, непредсказуемой стихией, могучей невидимой рукой, которая толкала их в одну сторону, в другую, крутила и вертела, потом, словно устав, отпускала на мгновение – и снова хватала, еще крепче.

Дюйм за дюймом шли они по водосточному желобу, пользуясь редкими минутами затишья. Падение было равносильно смерти. Они уже не переставляли ноги, а лишь двигали, не отрывая ступней от желоба: сперва правую, потом, на то же расстояние, левую. Медленно.

Когда Чессеру осталось идти не более ярда, он ощутил желание ринуться вперед, уцепиться за что попало, спастись. Он сдержался, боясь, что Марен от неожиданности потеряет равновесие. По-прежнему передвигая ноги, он очутился на другой стороне. Тут же повернулся и протянул руку Марен. Она схватилась, и он притянул ее к себе.

Они стояли рядом, держась друг за дружку.

– Я тебя люблю, – произнес Чессер. Никогда его чувство не было так сильно.

– Я знаю, – откликнулась Марен.

Порыв ветра вернул их к действительности. Они разом опустились на колени и принялись убирать кирпичи.

Открылся коллектор, по которому проходили пять кабелей. Марен при свете фонарика нашла тот, что был маркирован розовым. Удалив оплетку, они обнажили двужильный провод. Чессер пальцами вытянул его подлиннее, схватился рукой и сильно дернул. Провод подался. Чессер выбирал его обеими руками и подавал Марен, а та сматывала. Когда показался конец провода, они увидели рыболовную леску, которую привязал Уотс. Оставалось закрепить шланг.

По плану они собирались протянуть шланг по крыше, но при таком ветре об этом нечего было и думать. Уивер сымпровизировал. Пока Марен с Чессером занимались проводом, он пошарил по комнатам дома тринадцать и обнаружил подходящую бечеву, оставленную рабочими «Марилебон». Связал вместе несколько кусков, к одному концу прикрепил шланг, а к другому – гаечный ключ. Он знал, что попытка будет единственной. Если ключ упадет на крышу дома номер одиннадцать, – сработает сигнализация.

Уивер встал, широко расставив ноги, сильно раскрутил над головой ключ и отпустил. Бечева рванулась из рук. Не задев за ближайшее заграждение, ключ пролетел над крышей дома номер одиннадцать, дюйм за дюймом, преодолевая ветер, дотянул бечеву до загородки соседней крыши и повис на ней. Чессер его снял, отвязал бечеву и стал выбирать ее, пока в руках у него не оказался конец шланга.

В это время Марен аккуратно отсоединила от провода рыболовную леску.

Чессер освободил шланг от бечевы, а Марен привязала на ее место леску.

Потом вынула из кармана маленькую медную пульку и бросила в коллектор. Сигнал для Уотса, отделенного от них семью этажами. Уотс получил сигнал. Через несколько секунд леса натянулась. Чессер засунул конец шланга в коллектор. Вопреки ожиданиям, он проскользнул внутрь очень легко. Уивер с соседней крыши передавал шланг Чессеру и Марен, а те следили, как он проходит в коллектор.

Внизу, в хранилище, Уотс методично выбирал леску. Когда из коллектора показался конец шланга, он вытянул его подлиннее и отвязал леску. Тщательно проверил, сколько понадобится шланга, и принялся вытягивать его, попутно укладывая на полу аккуратными кольцами – совсем как у себя дома, когда поливал лужайку или розарий.

Некоторое время спустя он подумал, что шланг скоро кончится, и стал тянуть осторожнее. Он не ошибся – подача довольно быстро прекратилась. Уотс надеялся, что шланга хватит, но решил убедиться и разложил его по проходу в самый дальний угол хранилища. Хватает, даже с запасом. Уотс поднес к ладони открытый конец шланга. Ничего. Он ждал, кажется, целый час, и уже начал опасаться, что все сорвалось, – теперь, после стольких усилий! Но внезапно ощутил, что насос заработал. Он снова направил шланг на ладонь; тянуло хорошо.

Работы у него был непочатый край. Он начал с дальнего конца хранилища, с самого верхнего ящика. Там лежали великолепные бесцветные камни высочайшего качества, по восемь карат каждый – с разницей в десятых и сотых. Уотс это знал точно: он их сам сортировал. Алмазы лежали россыпью, так плотно, что из-под них не было видно черного бархата, выстилавшего дно ящика. Уотс поднес к ним шланг – камни исчезли. Опустошив ящик, он закрыл его и перешел к новому. Потом еще к одному, еще и еще.

Тем временем наверху Марен и Чессер придерживали шланг там, где он выходил из коллектора, а Уивер спустился на второй этаж дома тринадцать и следил за агрегатом. Установка была похожа на промышленный вакуумный насос большой мощности, за исключением того, что ее конструкция позволяла производить не только отсос, но и перекачку. Этим она скорее походила на помпу. По шлангу, который вел на крышу, в агрегат поступали алмазы. Другой шланг вел из окна второго этажа вниз, к одному из припаркованных у заднего крыльца фургонов. Через отверстие в брезентовой крыше фургона шланг был протянут внутрь, так что камни падали точно на расстеленные в кузове одеяла. Их положили там ради звукоизоляции.

Первые алмазы упали в кузов ровно в двадцать три минуты одиннадцатого.

В два часа ночи поток камней прекратился. Уивер сначала забеспокоился, но тут же решил, что Уотс попросту устал. Так оно и было. Через десять минут поток возобновился.

К шести утра Уотс едва держался на ногах. Пришлось устроить еще одну передышку. Ноги ломило, спина и плечи ныли от усталости. Глаза жгло, словно под веки насыпали песка.

Он опустился на пол. Посмотрел на пустые шкафы – их было видно по закрытым ящикам. Лег на спину, потянулся и постарался расслабиться. Но не смог – слишком велико было напряжение. Он сказал себе, что терпеть осталось недолго.

Меньше часа. А работы еще невпроворот. Давно ему не приходилось так трудиться. Он и не думал, что на это потребуется столько сил. Уотс встал, встряхнулся и начал со шкафа, в котором, как он знал, лежали редкие розовые алмазы. Их называют «фэнси». Он смотрел, как они исчезают в шланге – словно растворяются.

Уотс был намерен довести дело до конца. Он торопился, но не в ущерб аккуратности. Без пяти минут семь в шланге исчез последний алмаз из последнего ящика. Уотсу неожиданно полегчало. Он пожалел, что не может забрать и крупные камни. Все они остались. Другие ящики были пусты. Система лишилась девяноста пяти процентов своего фонда.

Уотс привязал к концу шланга лесу.

Ровно в семь Чессер и Марен вытянули шланг и спустили в коллектор провод. Уотс принял его, снял с концов изоляцию и присоединил на прежнее место. Использованную изоленту он скатал в тугой комочек, а леску смотал в клубок и засунул в карман брюк. Привернул корпус розетки и воткнул в нее штепсель осветителя. Потом надел пиджак и сел за свой рабочий стол.

А снаружи, за стенами Системы, буря внезапно стихла, точно испугалась солнца. Рассветало: восточный край неба окрасился алым.

Уивер вытянул шланг. Чессер и Марен установили на место кирпичи и пошли назад по водосточному желобу, теперь уже уверенно, как заправские канатоходцы. Они пролезли сквозь загородку, отогнули сетку в прежнее положение, спустились в люк и задвинули за собой щеколду. Затем перенесли в один из фургонов шланг и агрегат.

В каждом фургоне было по две тонны алмазов. Чессер и Марен сели в кабину передней машины, Уивер повел вторую. Они тронулись с места и скрылись за углом как раз вовремя: пятью секундами позже с другого конца переулка подъехал настоящий фургон «Марилебон» и остановился у дома номер тринадцать.

Марен указывала дорогу. По карте, которую заранее разметил Чессер. Они держались больших улиц, где грузовики не редкость даже в такую рань. Без четверти восемь они уже были на окраине Лондона. Выехав на шоссе А-2, они направились на юг со скоростью чуть ниже предельной. Покрыв шесть миль, свернули на дорогу поуже, потом на другую, которой никто не пользовался уже больше года.

Она вела прямиком к выбранному ими месту.

Где можно спрятать четыре тонны алмазов? Профессиональные воры, пожалуй, отыскали бы заброшенный склад где-нибудь подальше и стерегли бы добычу не смыкая глаз. Марен, Чессер и Уивер выбрали более оригинальное место. Ничуть не укромное, все видно как на ладони, так что едва ли кому придет в голову там искать.

Заброшенный гравийный карьер. Разработки в нем вели недолго, пока строилось шоссе М-3. Место было уединенное и труднодоступное. Единственная дорога, ведущая в карьер, так заросла, что стала почти не видна. Ее хорошо скрывали низко нависшие ветви деревьев и густой кустарник, а в колеях зеленела трава. Ближе к началу дорогу пересекал узкий, но глубокий овраг, из-за чего карьер оказывался еще менее доступным. Накануне Чессер с Уивером привезли сюда четырехдюймовые доски двенадцати футов длиной и сложили сносный мост.

С виду это был котлован как котлован. В пяти милях от него на северо-востоке лежал Хиндхед, а в двенадцати на западе – дом Мэсси.

На дне котлована осталось несколько куч разнообразного щебня. В том числе кварцевого, который был очень похож на необработанные алмазы, только гораздо крупнее и не такой прозрачный. Стоял там и железный вагончик-времянка, разоренный и проржавевший.

Марен вылезла из кабины и принялась руководить действиями Чессера и Уивера, пока машины не стали по одной прямой, кузов к кузову. Задние борта упали, гидравлические механизмы подняли кузова – и на землю потоком хлынули алмазы, рассыпаясь, перекатываясь, постукивая. Двадцать миллионов карат схлынули небольшой лавиной и замерли грудой бесполезных на вид камешков.

Грузовики разъехались в стороны и остановились. Чессер с Уивером спрыгнули на землю, торопясь посмотреть на чудо.

В этот миг они могли бы сказать многое, но чувство, охватившее их, нельзя было выразить словами. Все трое стояли молча, потрясенные полным успехом своего предприятия. Они едва верили собственным глазам. Марен с самого начала говорила, что их затея войдет в историю преступлений как величайшее ограбление всех времен.

Как ни рада была Марен, ее не покидало легкое чувство разочарования. Миг возбуждения прошел, опасность была позади.

Уивер думал не об алмазах. Он видел тысячи черных рук, выкапывающих эти камни из своей собственной земли. Теперь он сумеет вернуть им долг.

Чессер убеждал себя, что не спит и не сошел с ума. Поглядите на это алмазное дерьмо. Да, вот именно. Поглядите на это алмазное дерьмо…

Он бросился к куче, забрался наверх и уселся на самой вершине. Чессер сидел на двенадцати миллиардах долларов – таким ему всегда рисовалось исключительное положение Мичема. Алмазы забились ему в туфли. Их ребристую твердость он ощущал ягодицами. У него кружилась голова.

Чессер частенько слышал поговорку, что социальный статус человека зависит от того, где он сидит. Чессер сидел на вершине.

Было девять часов утра. В подземном хранилище дома номер одиннадцать сработала электронная система. Охранная сигнализация отключилась, и дверь медленно откатилась в сторону.

По плану Уотс должен был как можно скорее выйти из хранилища, подняться на лифте на второй этаж, по лестнице спуститься в вестибюль и сесть там с газетой в руках – как будто только что пришел. По большей части он появлялся на работе немного раньше положенного и ждал, пока откроется хранилище. Так что его поведение не вызовет ни малейших подозрений. В случае чего ему надо было сослаться на спешащие часы – и заранее перевести стрелки на несколько минут вперед.

Поскольку Уотс обычно спускался в хранилище раньше других сотрудников, он и должен был обнаружить кражу. Его не станут подозревать. Система была уверена в его преданности, а мягкий характер ставил его, так сказать, ниже подозрений. Нет, Уотса подозревать не станут. Если о нем вообще вспомнят, то сочтут его неспособным на такой поступок.

Докладывая об ограблении, Уотсу не нужно было разыгрывать возбуждение или отчаяние. Напротив, он должен был оповестить Мичема в своей обычной, приниженно-вежливой манере. А некоторая нервозность пришлась бы только кстати.

Таков был план. Невыполнимый план.

Уотс с самого начала знал, что он невыполним. Когда бы Уотс ни появился на работе – рано или вовремя – его должны отметить в списке на входе. Обязательно. Служба Безопасности относилась к утренней проверке даже более добросовестно, чем к вечерней. Уотс решил не говорить об этом Чессеру и Марен. Он чувствовал, что вправе так поступить. Все равно ему скоро умирать. По сути, он почти ничем не жертвует. Когда на часах сравнялось восемь тридцать, он достал из внутреннего кармана голубую капсулу и положил ее в рот. Она никак не глоталась. Горло пересохло, а запить было нечем. Наконец он проглотил ее.

Ему говорили, что голубая капсулка убьет его за двадцать минут. Почти безболезненно.

Так и получилось.

Мертвого Уотса обнаружил один из сотрудников и известил Мичема. Тот был изумлен и раздосадован. Он немедля позвонил Коглину. Как бы это происшествие не помешало важным просмотрам, назначенным на сегодня.

Когда Мичем спустился в хранилище, Коглин со своими специалистами был уже там. Тело Уотса не прикрыли. Оно было распростерто на полу. Мичем старался не глядеть в ту сторону.

– Самоубийство, – произнес Коглин.

– Стоило за этим тащиться на работу. И какого черта он не остался дома!

– Он был в хранилище. Еще утром, когда двери были закрыты.

– Не может быть.

– Скорее всего, он сидел здесь всю ночь.

– Но ведь во вчерашнем списке отмечено, что он ушел.

Разве нет?

– Да, отмечено, – признал Коглин, смутившись.

– Ваша Служба – сплошное дерьмо, – процедил Мичем. Он был очень расстроен. Обычно он ругался только в самых интимных обстоятельствах.

Коглин кивнул в знак согласия.

Мичем продолжал наступление:

– Потрудитесь, по крайней мере, чтобы дело обошлось без скандала. Полагаю, полиция пойдет нам навстречу?

– Конечно.

– Сегодня, – продолжал Мичем, – мы планируем выдать особенно много пакетов.

Мичем уже раздумывал, кого бы назначить на место Уотса.

– Вы еще не все знаете, – сказал Коглин, – В каком смысле?

– Хранилище пусто.

– Не говорите глупости.

Тем не менее Мичем выдвинул один из ящиков ближайшего шкафа. Ящик был пуст. Мичем не поверил. Выдвинул еще один, потом еще, бросился к другим шкафам, с растущим изумлением видя, что все они пусты. Он бегал по проходам, выдергивая ящики и с проклятиями задвигая их назад. В конце концов сорвал злость на Коглине:

– Безмозглый ублюдок!

Этого Коглин отрицать не мог. Он сказал Мичему:

– Я лично проверял электронную систему.

– Уотса вы тоже проверяли.

– Сегодня ночью охранная сигнализация работала без перерывов. Всю ночь.

– Ну и что?

– Через дверь в хранилище никто проникнуть не мог.

– Мне наплевать, проник туда кто-нибудь или нет. Глазное – что оттуда все исчезло. Все, до последнего карата. Невероятно!

– Электронные замки отключить нельзя, – сказал Коглин и сердито мотнул головой, словно приводя в порядок мысли.

– По-вашему, камни просто-напросто испарились?

– Не знаю. Пока не знаю, – Коглин бросил взгляд на тело Уотса.

– Если их не найдут, Системе конец, – проговорил Мичем, только сейчас осознав возможные последствия ограбления.

– Мы вернем алмазы, – обещал Коглин.

– Хорошо бы, – Мичем подавил позыв рвоты. – Если об этом станет известно, на рынке начнется паника. Полицию извещать нельзя.

– Известим только о самоубийстве, – согласился Коглин. – Будем действовать, как будто все в порядке.

– Все в порядке, – повторил Мичем. Он подтянул манжеты и пригладил галстук, точно его наружность сделала бы ложь достовернее.

– Работали явно профессионалы, – как бы про себя сказал Коглин.

Мичем кивнул. Он был в таком отчаянии, что согласился бы с любой версией Коглина, даже скажи тот, что ограбление – дело рук дрессированных медведей.

– Исходя из этого, мы и найдем их, – заявил Коглин.

– У нас сегодня просмотры.

– Отмените.

– Невозможно. Вечером приедет Уайтмен. Что я скажу? Нам нечего ему предложить.

– Придумайте что-нибудь.

– Сколько вам нужно времени, чтобы вернуть алмазы?

– Пару дней, максимум неделю, – ответил Коглин, надеясь, что его голос звучит уверенно.

Мичем решился:

– Думаю, мы сможем отложить просмотры. Не отменить, а только отложить. Под предлогом, что сэр Гарольд тяжело заболел – или что-нибудь в таком роде.

– Само собой, я задержу приезд Уайтмена. Сложностей с этим не будет.

– Очевидно, вы знаете Уайтмена, – сказал Мичем. Коглин кивнул и подумал, что Мичема он тоже знает.

– Остальным я пошлю телеграммы, и перенесу время просмотра, – сообщил Мичем.

– Хорошая мысль. Мичем выдавил улыбку.

– Прошу прощения, – сказал он.

– За что? – спросил Коглин. Он знал, за что, но хотел услышать это от Мичема.

– Служба Безопасности всегда прекрасно работала. Я уверен, что ваш отдел не виноват в происшедшем.

Разумеется, на уме у Мичема было другое, но теперь, больше чем когда-либо, он нуждался в помощи Коглина. Возвращение алмазов зависит только от Службы Безопасности.

– Вы были в шоке, – сказал Коглин и великодушно добавил: – Я и сам еще в себя не пришел.

Мичем вынул носовой платок и вытер руки.

– Держите меня в курсе. – Велел он. – А когда изловите негодяев – кто бы они ни были, – накажите. Сурово.

Приговорив таким образом к высшей мере наказания тех, кто покусился на Систему, а значит, и на него персонально, Мичем натянул на лицо маску безразличия и вышел из хранилища.

Коглин остался там со своими специалистами.

Он приказал тщательно обыскать Уотса. Труп раздели догола и разложили на полу содержимое карманов. Включая клубочек электроизоляции и рыболовную леску. Коглин видел неуместность здесь этих вещей, но все еще не понимал важности находки.

Он мельком осмотрел хранилище. Все было на своих местах. Открыл ящик, где держали большие камни. Они были целы. Коглин решил, что это что-нибудь да значит.

Он созвал людей, и те принялись за работу. Сперва отодвинули от стен все шкафы. Коглин сомневался, что металлическую броню можно чем-нибудь прорезать, но хотел убедиться наверняка. В это время один из людей привлек его внимание к затянутому велюром донышку пустого ящика. При сильном боковом освещении на ворсистой ткани выявились следы; будто чем-то твердым водили по ней – туда-сюда.

Коглин это запомнил. Он пошел в дальний конец хранилища и обследовал стену. Она была совершенно гладкая. С двумя электрическими розетками. Коглин приказал снять корпуса розеток.

Через полчаса Коглин знал, как было дело. Крыша, загородка, водосточный желоб, черепица, коллектор. Он не мог не восхититься дерзостью и, даже больше, смекалкой неизвестных злоумышленников. Он был по-прежнему убежден, что столкнулся с профессионалами. Им от него не уйти. Коглин рассчитывал на порок душевного склада преступника: стремление прославиться и утвердиться в криминальном мире. У Коглина был обширный штат осведомителей из среды темных личностей. Поджидая одного из них, он просмотрел досье Уотса. Жаль, что за Уотсом не наблюдали. Это бы здорово упростило задачу.

Коглин не доложил о своем открытии Мичему. Он решил, что встряска тому будет только полезна. Еще давным-давно Коглин узнал, что неудачный старт не обязательно ведет к проигрышу.