Гштад летом необычайно красивое и тихое место.

Именно поэтому Марен и Чессер выбрали его для своего следующего убежища. Хотя на этот раз им и удалось уйти от Мэсси, но с ним далеко не покончено, и, кроме того, им предстоит схватка с Системой – наиболее сильным, могущественным и умелым противником. Они решили, что лучше избегать аэропортов. Марен использовала свое имя, чтобы купить новый «астон мартин ДБС», и на бешеной скорости проехала через Альпы. Извилистые горные дороги, нависшие над пропастями, подействовали на них успокаивающе: они убедились, что по крайней мере сейчас за ними нет погони. Теперь Чессера почему-то не волновало то, как рискованно Марен ведет машину. Она заметила, что почти всю дорогу он преспокойно дремал.

Они и раньше бывали в Гштаде вместе, но всегда в самый разгар горнолыжного сезона. Теперь, в середине лета, все вокруг выглядело незнакомым, особенно дом и остальные постройки, которые они привыкли видеть наполовину заваленными снегом. Сейчас все здания казались выше, в них явно обозначились углы.

Шале было построено в последний год жизни Жана-Марка в престижном районе Оберпорт, неподалеку от отеля «Палас». Соседкой слева была великая герцогиня, справа – барон, напротив – граф. В отличие от большинства домов в округе, выстроенных в относительно традиционном стиле.

шале, принадлежавшее Марен, выделялось современной архитектурой прямых линий в стиле Мис ван дер Роэ – огромные плоскости теплоизолирующего стекла в узкой рамке полированной стали. Внутренний облик полностью соответствовал наружному: всюду белизна, строгие линии, блеск хрома и щедро разбросанные повсюду яркие цветовые пятна, оживляющие и согревающие всю картину. Хотя шале было небольшим – всего десять комнат да комнаты для прислуги, – но внутри создавалось впечатление обилия свободного пространства. Еще одной особенностью был зимний сад, где при регулируемой температуре и влажности росли розы, фиалки и огромные анютины глазки, чтобы в зимние морозы в доме остался маленький кусочек прекрасного лета.

Приехав, Марен и Чессер сразу же завалились спать и проснулись посвежевшие и голодные. В шале не было постоянной прислуги, и Марен не стала никого нанимать. Отчасти из осторожности, отчасти потому, что ей так хотелось.

Они все делали сами, как если бы они были мужем и женой. Они вместе стелили кровать. Пока Марен прибиралась, Чессер пылесосил. За покупками они ходили вдвоем. Стоя в стороне и глядя, как тщательно Марен выбирает овощи и фрукты и как почтительно разговаривает с ней мясник, Чессер испытывал тайную гордость. Она решительно отказалась покупать хлеб и потратила почти весь вечер и половину следующего утра, чтобы испечь четыре каравая. На кухне все было перевернуто вверх дном, но Чессер сидел, отпивая понемногу виски, смотрел на нее и улыбался, не обращая внимания на рассыпавшуюся муку или прилипшее тесто.

Марен не заглядывала ни в какие кулинарные книги из тех, что были под рукой, предпочитая полагаться на свои воспоминания о том, какие ингредиенты и пропорции использовала ее мать.

В результате получилось четыре низких, тяжелых, перепеченных кома.

Чессер притворно восхищался и съел большой кусок даже без масла. Но Марен лучше знала, что должно получиться, поэтому она выкинула весь испеченный ею хлеб в помойку и простояла у плиты еще один вечер. На этот раз четыре получившихся каравая были высокими, легкими, с поджаристой корочкой. От них шел аппетитнейший запах, и на вкус они были так же хороши, как и на вид.

На Чессера это произвело сильное впечатление.

В качестве приятного дополнения Марен легко и уверенно соорудила какое-то особое шведское печенье с тмином, и Чессер подумал, что в жизни не пробовал ничего вкуснее. Пока он набивал себе рот, Марен сияла. Каждый думал о непроизнесенных вслух мыслях другого, и обоим казалось, что они их знают.

Поначалу Чессер отнес неожиданное проявление хозяйственных наклонностей у Марен на счет ее импульсивности – очередное увлечение, не более того. Не стоит принимать это слишком серьезно. В конце концов, она достаточно богата, чтобы ее обслуживали; она может получить все, чего ни пожелает, и ей нет никакой необходимости утруждать себя черновой и скучной работой, пусть даже иногда это выглядит очень романтично. Суть в том, что ей никогда не приходилось заниматься домашними делами, потому-то она и получает от них удовольствие. Она просто развлекается, но в любой момент ее настроение может перемениться, она наймет прислугу и найдет себе занятие поважнее. Метание ножа, например.

Однако дни проходили за днями, а Марен все больше и больше втягивалась в повседневные заботы. Иногда она бывала очень весела, иногда – просто довольна жизнью, но ниже этого ее настроение не опускалось. Теперь жажда разнообразия не гнала ее на поиски опасных приключений, как раньше.

И Чессер заскучал по былым временам.

Да, он любил такую Марен ничуть не меньше. Но он скучал по ней прежней так, что сам с трудом в это верил. Неожиданно для себя он понял, что с нетерпением ждет того дня, когда все вернется на прежнее место.

Перемена. Чессер недооценил перемены, произошедшей с Марен, потому что она произошла слишком быстро и от этого показалась ему поверхностной. Но это было в ней заложено и только ждало своего часа, чтобы проявиться. В определенном смысле это была не перемена, а скорее переход в другое состояние.

Марен сама не понимала, что с ней происходит, пока все не стало слишком очевидным. Она доверяла этому не больше Чессера. Тут требовалась проверка: она испекла первую удачную партию хлеба и испытала глубокое удовлетворение.

Теперь они поменялись ролями. Чессера волновало, что они безоружны. Он полагал, что рано или поздно Система или Мэсси обнаружат их, нагрянут сюда и застанут врасплох. Чессер ожидал этого каждый раз, когда они шли в деревню. Он неоднократно пытался поговорить на эту тему с Марен, но она не проявляла ни малейшего интереса. Казалось, она нарочно избегала таких разговоров. Когда Чессеру хотелось обсудить их недавние приключения, она отвечала уклончиво и тут же заводила речь о другом. Например: «У тебя не отпоролась какая-нибудь пуговица? Я сегодня нашла одну на ковре».

Однажды утром Чессер встал пораньше и съездил на машине в Женеву. Там он купил два автоматических браунинга калибра девять миллиметров. Для него и для нее. Вернувшись домой, он положил их в шкаф, на верхнюю полку, и почувствовал себя гораздо лучше. Он ничего не сказал Марен. Сейчас ее мысли заняты другим. Но когда она снова станет прежней, оружие ее порадует, можно не сомневаться. Им надо будет попрактиковаться в стрельбе. Он, наверно, уже потерял форму. Хорошо бы научиться получше стрелять с бедра.