У меня не было возможности более обстоятельно проанализировать встречу с миссис Маккиннон, поскольку на следующий же день я поехала снимать мерку с Эмери.

О своем визите я сообщила по телефону заранее, однако, явившись в родной дом с цветами и конфетами, узнала, что папа с приятелями на рыбалке в Норвегии, а мама – в йоркширском оздоровительном клубе, где пропускать занятия ну просто никак нельзя.

– Как только закончишь, я тоже побегу туда,– сообщила Эмери, поедая трюфель, пока я обмеряла ее тоненькую талию.– Бедная мама сейчас как выжатый лимон: в этом месяце ей пришлось организовать три вечеринки с коктейлем и закусками, ужин для членов Совета и встречу с представителями «Женского института».

Я закусила губу. Если бы отец платил маме за многочисленные услуги как профессионалу, то давно вылетел бы в трубу. Меня снова охватило тревожное предчувствие: рано или поздно нынешнее положение выльется в поистине грандиозный скандал.

– А ты поедешь в клуб, чтобы…

Я не договорила, отмахнувшись от пришедшей на ум мысли.

– Я должна хорошенько отдохнуть перед тем, как более основательно приступать к подготовке свадьбы,– сказала сестра, жуя трюфель.

Ума не приложу, от чего именно Эмери собиралась отдохнуть. Она так беззаботна и рассеянна, что однажды не смогла объяснить толком дантисту, какие именно зубы у нее болят, и тот выдрал ей два здоровых. Если кто и нуждался в отдыхе, так это я и подобные мне простофили – те, кого Эмери нагло использовала в приготовлениях к злополучному бракосочетанию.

– Я думала, ты наймешь профессионального организатора,– сказала я.

Эмери вздохнула.

– И я так думала, но папа, как всегда, в своем репертуаре. Трехсот гостей, по его мнению, видите ли, слишком мало, а организатор – непозволительная для нас роскошь. Конечно, все нормальные люди перекладывают предсвадебные хлопоты на профессионалов. Но ничего,– добавила она более жестко.– Может, я еще уговорю его.

– Э-э… Мне ничего не просили передать? – полюбопытствовала я, лелея надежду.

Я никогда особенно не рассчитывала на практические советы или поддержку от родителей, но была бы очень рада, окажись хоть один из них сегодня дома.

Эмери глубоко задумалась.

– А, ну да. Папа сказал, что он ни на минуту не забывает ни о наличных, ни о Перри,– произнесла она, когда я приступила к обмеру ее спины.– Не совсем понимаю, что это значит. Отец еще заявил, что намерен ввести режим экономии, что для меня совсем уж загадка. При этом он рассмеялся своим жутким загробным смехом. Ну, ты знаешь… Как думаешь, какой мне выбрать цвет? Может, серовато-белый, как у устрицы?

– Пожалуйста, не размахивай руками,– попросила я, радуясь, что она не видит, как при очередном упоминании о долге отцу помрачнело мое лицо.

У Эмери имеются три положительных качества. Во-первых, невообразимая беспечность, благодаря которой, в отличие от остальных членов моего семейства, с ней невозможно вступить в спор; во-вторых, очень прямые волосы цвета мускатного ореха – точь-в-точь как у Девы Марии на старых картинах; в-третьих, доброта… во всяком случае, моя сестра настолько занята собой, что просто не умеет намеренно обидеть.

А вот невольно – еще как может.

– Ты будешь одна или с парнем? – спросила она.– Я должна знать, чтобы правильно составить список.

– К чему такая спешка? – раздраженно поинтересовалась я.– До свадьбы еще море времени.

– Это только кажется. В общем, я напишу, что вас будет двое. Если Орландо в тот момент снова тебя бросит, возьмешь вместо него Нельсона.

– Поступай, как знаешь,– воскликнула я, кипя от возмущения.– Хотя об Орландо можешь не беспокоиться. Мы… мы разошлись окончательно.

Эмери вздохнула – умудренная жизненным опытом невеста.

– Эх, Мел! Поскорее найди себе достойного мужчину.– Она с укоризненным видом тряхнула своими роскошными волосами.– Или дотянешь до того, что вокруг останутся одни разведенные.

Я не стала напоминать сестренке, что и у ее прекрасного принца, которому еще нет сорока, за плечами уже два развалившихся брака.

Впрочем, я с Уильямом еще не познакомилась и не имела права отпускать в его адрес колкости. Он работал в американской юридической фирме в Сити, активно занимался спортом и часто путешествовал, поэтому на Эмери у него оставалось не так много времени, что вполне устраивало обоих брачующихся.

Судя по фотографиям, это был вполне симпатичный парень, по крайней мере, на взгляд тех, кто без ума от яркого блеска глаз и выступающей вперед тяжелой челюсти. По-моему, Эмери была весьма довольна своей участью. А вот я такого счастья совсем не желала. Не понимаю, как можно жениться, если в отношениях нет ни капли романтики.

– Уж лучше остаться старой девой, чем добровольно обречь себя на жизнь с мужчиной типа нашего папочки,– сказала я, от злости обмеряя шею сестры чуть менее осторожно, чем следовало.

– Задушишь, Мелисса!

– Приведи мне в пример хоть одну женщину, которая в браке была бы счастлива. Взгляни на маму – бесплатная домработница! А Аллегра? Трофей, забытая игрушка!

Муж Аллегры, Ларс, наполовину англичанин, наполовину швед, торговал произведениями искусства и вот уже три года коллекционировал старинные наконечники стрел. Возможно, он зарабатывал на жизнь и другими способами, потому как жил на широкую ногу и был вечно занят. Аллегра проводила большую часть времени в галереях и на многочисленных выставках – представала перед взорами ценителей вместе с наконечниками, причем на нее смотрели более спокойно.

– Аллегра очень счастлива с Ларсом,– сказала Эмери.

– Исключительно потому, что он никогда не проводит в Англии более сорока дней подряд, дабы не платить налоги, а она живет то в особняке в Хэме, то в замке под Стокгольмом.

– Вполне может быть,– беспечно согласилась Эмери.– Ну и что?

Фразой «ну и что?» моя младшая сестра в большинстве случаев заканчивает беседу. В этом восклицании заключается одновременно согласие, возражение и желание сменить тему.

Дом моих родителей – последнее место, где можно отдохнуть душой, честное слово!

Миссис Маккиннон позвонила мне буквально через два дня после моего возвращения в Лондон.

Я как раз закончила глупейший разговор с Эмери: она спрашивала, достаточно ли яркое впечатление произведет на триста приглашенных сотня выпущенных в небо голубей. Пожалуй, свое мнение мне надо было оставить при себе.

– Алло? – произнесла я, готовясь услышать извинения Эмери.

(Когда я заявила, что освобождение изнуренных в неволе птиц – зрелище отнюдь не праздничное, сестра без слов положила трубку.)

– Здравствуй, Мелисса,– приветствовала меня миссис Маккиннон.– Сегодня вечером ты свободна?

Я чуть не напомнила ей – разумеется, шутки ради,– что приглашать на ужин истинную леди надлежит заблаговременно. Но решила не начинать наше сотрудничество с глупостей.

– У меня нет никаких планов,– честно ответила я.

Пойти я могла разве что на викторину, в которой участвуют Нельсон и его мозговитые приятели. Там, слушая, как они сыплют умными ответами, я в который раз почувствовала бы себя идиоткой.

– Замечательно,– сказала миссис Маккиннон.– Если поторопишься и явишься в шесть тридцать к «Савою», то проведешь вечер с обаятельным мужчиной, лордом Армстронгом-Сидли. Из верхнего кармана пиджака у него будет выглядывать красный платок. Он многим интересуется: дорогими машинами, стрельбой по тарелочкам. И будет рад поужинать в твоей компании.

– Это его настоящая фамилия? – спросила я.– Не его ли родственники производили легковые автомобили под одноименной маркой?

– Дорогая моя, ты что, невнимательно прочла договор? Там ведь ясно сказано: никаких настоящих имен,– холодно произнесла миссис Маккиннон.

Я покраснела. Мне еще многое предстояло усвоить.

– Понятно! – воскликнула я, стараясь не выдать голосом своего смущения.– Говорите, стрельба по тарелочкам? Что ж, прекрасно!

– В одиннадцать позвони мне. Расскажешь, как идут дела, и сообщишь… все ли в порядке,– многозначительно добавила миссис Маккиннон.

На сей счет, она могла не беспокоиться: я твердо решила, что мое сегодняшнее свидание закончится не позднее одиннадцати.

Пытаясь успокоить нервы, я целое утро корпела над ти-шоткой для Габи. Ей хотелось что-нибудь женственное, поэтому я обшивала круглый вырез несколькими рядами бусин, создавая эффект многорядного жемчужного ожерелья. Я шила для Габи вот уже третью вещь, и если бы изредка не видела на ней своих творений, то подумала бы, что она их перепродает. Однообразная работа успокаивала, хоть в голове и роились всякие вопросы.

Во-первых, я раздумывала, не окажется ли лорд Армстронг-Сидли одним из папиных знакомых и не встречались ли мы где-нибудь прежде. Конечно, ничего страшного не произошло бы: нам предстояло лишь поужинать вместе и поболтать о несущественных вещах, однако я боялась, что кто-нибудь со стороны сделает неверные выводы по поводу нас – как я, когда смотрела на Бобси и ее клиента. Впрочем, я ведь вначале решила, что это ее папа. Ужин с отцом – что может быть невиннее?

Я обдумывала свое положение снова и снова, и хотя какая-то часть меня категорически не принимала идею об «услугах» после ужина, вторая часть находила вероятность стать гейшей нового времени вполне разумной и приличной. Ну не могла же миссис Маккиннон подвергнуть меня реальной опасности! О девочках она всегда пеклась, как о родных дочерях.

И потом, я собиралась работать у нее временно… К тому же утешала мысль, что я принесу человеку пользу. Не каждый в наши дни находит время и силы на отношения настоящие, с эмоциональным напряжением. Мне и самой было отрадно думать, что сегодняшний вечер я проведу в приятной компании и за изысканным ужином.

Вполне довольная собой, я оторвала нитку. Именно в таком ключе и надо рассказать о новой работе Нельсону. Попозже. Когда-нибудь. Через недельку-другую, когда удостоверюсь, что стыдиться и в самом деле нечего.

В конце концов, по ресторанам-то буду ходить не я, а Милочка. Кстати, мне все больше нравилось новое имя: оно освобождало от любого рода личной ответственности и даже сулило возможность позабавиться. Следовало только приучить себя к мысли, что в Милочку я должна превращаться в минуту встречи с клиентом – и становиться Мелиссой тотчас после прощания.

Продолжая трудиться над фальшивым ожерельем Габи, я раздумывала о личных качествах Милочки, о ее прошлом, о том, где она училась, есть ли у нее братья и сестры… Потом совсем запуталась. Что можно было рассказывать о себе, а что следовало заменять на ложь?

И тут меня осенило. Мелисса или Милочка – какая разница? В любом случае я могла оставаться собой.

Едва покончив с последним рядом бусин, я отправилась на автобусе в магазинчик в Сохо, куда ездила как-то с бабушкой в ту пору, когда она решила стать рыжей вроде Риты Хейворт, но портить чудесные волосы хной не желала.

Парик! Самый простой и быстрый способ, оставшись собой, превратиться в другого человека! Кстати, я давно подумывала, не стать ли мне светловолосой, а Нельсон нередко повторял, мол, я блондинка в обличье брюнетки. Что он под этим подразумевал, понятия не имею.

Париков в магазине оказалось видимо-невидимо, и я примерила почти все (рыжие кудри, ангельские локоны, ужасающие жгуче-черные завитки), но выбрала один, карамельно-блондинистый,– в ту же секунду, когда надела его и увидела свое отражение. Из зеркала на меня смотрела я, хотя при этом вовсе и не я.

Признаться честно, я так себе понравилась, что на миг лишилась дара речи: меня как будто сделали звездой и решили снять в голливудском фильме. Лицо мое словно озарилось изнутри светом, губы чуть увеличились, в глазах заплясали игривые искорки. Блестящие пряди волос преобразили даже мою одежду: ти-шотка с V-образным вырезом и джинсы мгновенно превратились из обычных в трогательно кокетливые. Едва представив себя в чулках, которые я решила надеть в качестве неимоверно женственной Милочки, я покраснела до корней своих натуральных волос.

Минут десять я крутилась перед зеркалом, любуясь на смотревшую из него секс-бомбу: поворачивалась то одним боком, то другим, поднимала волосы и снова их распускала. Продавщица терпеливо смотрела на меня и улыбалась. Свидетельницей подобного перевоплощения ей доводилось становиться каждый день. Сняв парик и увидев перед собой благоразумную Мелиссу, я даже почувствовала облегчение.

Мне пришлось выложить все до последнего пенни из «неприкосновенного запаса». Но я знала, за что плачу. Чудеса не даются даром.

В «Американском баре» «Савоя» я сразу увидела двух мужчин, любой из которых мог оказаться лордом Армстронгом-Сидли. Из верхнего кармана у того и другого торчал уголок красного платка; оба, как мне показалось, кого-то ждали.

Я посмотрела в глаза первому, но он вдруг спрятался за раскрытой газетой. Второй мне игриво подмигнул, однако я тут же заметила сидевшую напротив него даму и поняла, что это тоже не мой клиент. Стоять столбом на пороге заведения становилось неприлично. Я приблизилась к стойке и заказала джин-тоник. Пью я не очень много; когда мы вместе приходили в бар, отец заказывал нам газированные слабоалкогольные напитки То есть себе он брал скотч, а своим женщинам – джин-тоник.

О том, что я его терпеть не могу, папочка, естественно, никогда не помнил. Я всегда выбираю джин-тоник, если пить не хочу, но должна хоть что-нибудь заказать.

– Милочка? – прозвучал где-то рядом с моим ухом низкий мужской голос.

В первый миг я пропустила слово мимо ушей, но потом вдруг сообразила, что обращаются ко мне. Повернувшись на табурете, я сжала колени, боясь, как бы не задралась юбка.

И внезапно догадалась, почему знойные красотки на фотографиях выглядят такими озабоченными: они раздумывают вовсе не о мерзавцах-сердцеедах, а о том, не выглядывают ли из– под их юбок резинки чулок.

– Да-да! Здравствуйте,– сказала я.

Лорд Армстронг-Сидли – впрочем, называть его так вслух явно не следовало – обладал поразительным сходством с престарелым бассетом моей бабушки, отчего я сразу прониклась к нему симпатией. У него были красные глаза, а добротный костюм болтался на нем как на вешалке.

Почувствовав, что он нервничает не меньше моего, я протянула руку; он с благодарностью ее пожал. Мне в палец впилось лордово кольцо с печаткой, но я заставила себя дружески улыбнуться

– Как поживаете? – спросила я, видя, что мой клиент никак не может заставить себя заговорить. Положение было во всех смыслах дурацкое, и я решила, что спасет его лишь проявление внимательности.– Устали за день?

– Хм… Э-э… да,– промычал лорд Армстронг– Сидли, не сводя глаз с моих бедер.

– Сначала чего-нибудь выпьем или у нас заказан столик? – спросила я, чтобы отвлечь его внимание от своих ног и осторожно одернуть юбку, которая неумолимо ползла вверх.

– Да. На семь тридцать. Столик на двоих. В «Гриле».

Лорд А-С явно не мог смотреть мне в глаза.

Он поправил воротничок.

Я слезла с табуретки, чтобы не смущать его до такой степени.

– Здесь довольно жарко. Может быть, выпьете чего-нибудь прохладительного?

Уловка сработала. Лорд А-С повернулся к стойке и заказал двойной скотч, а я взяла свой джин с твердым намерением не пить ничего, чтобы не захмелеть.

Потягивая спиртное (я тайком отливала из бокала в цветочные горшки, когда лорд прикладывал к красному носу платок и сморкался), мы разговаривали о его коллекции довоенных сельскохозяйственных машин. Вообще-то разговором это только называлось: миссис Маккиннон еще в школе растолковала нам, что умение слушать ценится в женщине выше болтливости. Я знала, что выгляжу заинтересованной, поскольку старательно меняла выражение лица, периодически с одобрением кивала и удивленно хмыкала, но думала при этом о посторонних вещах: о той, заказать бифштекс или мясо молодого барашка, а еще о том, как бы тактичнее намекнуть лорду А-С, что волосы из носа в наши дни удаляют совершенно безболезненно.

– А у вас, моя дорогая, есть машина? – спросил он, не успев закончить рассказ и застав меня врасплох.

– Конечно,– пробормотала я.– «Субару-форестер».

– Неужели? – воскликнул лорд, чуть не подавившись кубиком льда.– Автомобиль совсем не дамский, не находите?

– Разве? – удивилась я. У большинства моих знакомых были «гольфы», но мне пришлось купить машину самой и не на чьи-нибудь деньги в качестве подарка ко дню рождения.– Мне продал его отцовский деловой партнер из Шотландии.

Я сказала часть правды: партнеры у папы водились повсюду, причем не только деловые, но и по азартным играм. Дома иногда вскользь упоминалось о крупных карточных долгах. Кто кому проигрывал – не имею понятия.

– Я это к тому, что с такой машиной надо быть бедовой девочкой. А вы как раз такая! – сказал лорд А-С, одарив меня широкой улыбкой. Противно сказать: я отчетливо увидела мелькнувшую в его красных глазах похоть.– Верно? Красавица и… спортсменка.

До меня слишком поздно дошло, что Милочка должна разъезжать на миниатюрной микролитражке или «форде-фиесте». Проклятье.

– Спортсменка? Вовсе нет,– ответила я, намереваясь больше не попадать впросак.– Худшего игрока в нетбол наш Суррей, пожалуй, не видывал. Мне больше по душе хоккей на траве,– добавила я, заметив, как велико разочарование лорда.

Он вмиг приободрился.

– Я так и подумал. Ваши ноги просто прекрасны. Так и вижу вас на хоккейном поле: вы бежите в короткой спортивной юбочке, легкие полны свежего воздуха, грудь вздымается под курткой.

У мужчин чересчур романтичный взгляд на школьные игры, никак не пойму отчего. Я поспешила вернуть лорда с небес на землю:

– Наколенники трутся о вспотевшие колени, замерзшая задница в грязи, все тело в синяках.

Лорд А-С, блестя глазами, наклонился вперед.

– У вас осталось что-нибудь из снаряжения?

– О чем вы! – Я рассмеялась.– Давно из него выросла.

– Мм…– промычал лорд.– И на сколько же дюймов?

Отвечать на обескураживающий вопрос мне не пришлось: подошел официант, и мы отправились за ним к столику.

Сделать заказ я попросила лорда. Мужчины утверждают, что любят, когда женщина ест с удовольствием, я же полагаю, что дама, требующая принести ей первое, второе и третье плюс вино и сыр, производит не лучшее впечатление. К тому же я сразу догадалась, что лорд А-С своенравен, как мой отец, и в любом случае моя попытка сделать собственный выбор успехом не увенчается.

Мне по большому счету было все равно: платила-то ведь не я. Мы с аппетитом умяли по тарелке креветочного ассорти, потом по бифштексу и запили все это: лорд – красным вином, а я – « Бейбишамом».

Лорд все больше располагал к себе, хоть и донимал расспросами о спортивных достижениях в школе и о причастности к верховой езде.

– У вас бедра наездницы, я прав? – внезапно полюбопытствовал он, лакомясь крем-брюле.

Я взглянула на ноги, проверяя, не видны ли резинки чулок, и подумала: наверное, это миссис Маккиннон сказала ему, что я интересуюсь скачками.

– Да, конечно. Обожаю скакать во весь опор! – бодро воскликнула я.

Глаза лорда загорелись дьявольским огнем, и у меня вновь возникло ощущение, будто я ляпнула что-то не то.

– Жеребец у вас имеется? Молодой, понимаете ли, рысак?

– Нет,– сказала я, давая волю воображению.– У меня пони. По кличке, э-э, Бейбишам.

– Представляю вас в бриджах, моя дорогая,– томно протянул лорд.– На сапогах после долгой езды дымка пыли, грудь вздымается под кожаной курткой…

Опять «грудь вздымается». Я окинула его гневным взглядом. Может, побеседуем о развлечениях, при которых бюст остается на месте?

Впрочем, я решила пойти на уступку: раз уж он так хочет всю дорогу домой видеть меня в своих фантазиях скачущей на коне, пусть потешится. Его наша беседа явно радует, а мне говорить почти не приходится. Видимо, хорошо воспитанные девицы с разносторонними интересами ему в диковинку.

Если начнешь строить ему глазки, подумала я, смакуя крем-брюле, бедняга, наверное, взорвется.

Неожиданно загоревшись желанием убедиться в своей правоте, я томно улыбнулась, с удовольствием наблюдая за тем, как лорд А-С выдергивает из кармана красный платок и промокает выступивший на лбу пот.

– Здесь ужасно жарко,– тотчас заметила я.– Как вы себя чувствуете?

В разговоре с мужчиной этот вопрос – беспроигрышный вариант. Их хлебом не корми, дай рассказать о всяких там симптомах и прочих напастях; ради возможности поведать кому-то о состоянии своего драгоценного здоровья они оставят любую тему.

– А что? – обеспокоенно спросил лорд.– Неужели все мои беды видны на лице?

Я понятия не имела, что у него там за беды, но кивнула с видом человека, готового протянуть руку помощи.

– Вас тяготит груз забот. И вы недостаточно о себе печетесь.

Лицо лорда исказила страдальческая гримаса. Он одним махом допил вино.

– Что называется, не в бровь, а в глаз. Вы читаете меня как книгу, не так ли, дорогая?

Да уж. А чего там? Книжка нехитрая, в кожаном переплете, с множеством картинок и ограниченным количеством слов.

– Может, поделитесь со мной подробностями? – заботливо спросила я, надеясь выплыть из зыбких вод полного неведения, пока не закрутилась в водовороте безумных предположений. – И пожалуйста, выпейте воды!

Его вдруг буквально прорвало: он взволнованно заговорил о тревогах по поводу прав на рыбную ловлю, о прострелах в ухе, о жуткой сыпи на ноге, о слуге-украинце, непреднамеренно уничтожившем секретную коллекцию порнографии времен короля Эдуарда, о сыне, которого вот-вот исключат из Эмплфорта, о дочери, помешанной на гороскопах и задумавшей уехать в Нью-Йорк, чтобы петь там в ночных клубах… Но более прочего лорда тревожила психически нездоровая и прикованная к постели жена.

Неудивительно, что бедолага нуждался в интересной и приятной компании.

Я решила все его проблемы к моменту, когда нам принесли по второй порции крем-брюле.

– …а Рори пообещайте, что, когда он получит сертификат о законченном среднем образовании, вы подарите ему на машину четыре тысячи фунтов,– закончила я ликующе.

– Четыре тысячи фунтов!

Лорд А-С, или Лестер,– теперь он настаивал, чтобы я обращалась к нему именно так,– замер в ужасе.

Я удивленно посмотрела на него поверх чашки с кофе.

– А сколько, по-вашему, стоят в наши дни услуги толкового репетитора, а, Лестер? Так вот послушайте: моя сестра Эмери… то есть Помона…так вот, она целых четыре раза пересдавала экзамены второго уровня сложности, и каждый раз отец нанимал ей нового репетитора, а потом заявил, что наверняка потратился бы меньше, если бы в самом начале просто заплатил за пересадку сестричкиного мозга. Порой мне кажется, так и надо было сделать,– добавила я.

Лицо лорда просветлело.

– А, теперь понимаю! Отличная идея! – В это мгновение он был похож на улыбающийся переспелый помидор.– И почему эта мысль не пришла мне на ум несколько лет назад? Не думал, что девушки вроде вас бывают настолько благоразумными!

Я предпочла не зацикливаться на «девушках вроде вас». Никогда не разделяла мнение, что все блондинки сплошь глупые, хоть Габи и утверждала, будто это действительно так К тому же мне казалось – теперь я похожа на девушку из Сен– Тропе, а не с Кингз-роуд.

– Может быть, съездим куда-нибудь еще, выпьем по стаканчику на ночь? – спросил Лестер елейным голосом.

Неожиданно его рука легла под столом на мое колено.

Я обмерла.

Рука скользнула выше и остановилась в районе чулочной резинки.

– Лестер, прошу вас! – твердо сказала я.– Это в меню не входит, даже не надейтесь!

– Милочка, дорогая,– пролепетал он.– Мне так нужна ваша помощь во многих других вопросах!

Я улыбнулась как можно вежливее и дружелюбнее.

– Лучше обратитесь к врачу, Лестер. В таких делах я совершенно некомпетентна. Боюсь насоветую вам такого, что потом пожалеете.

– Уверен, вы лукавите! – пропел Лестер, пялясь на меня с разочарованием и благоговением.

Я поняла, что протестовать бесполезно: глупой заботливостью я лишь разожгла его пыл. Следовало прибегнуть к решительным мерам.

Я лихорадочно соображала. А! Кажется, придумала.

– Когда ваш день рождения, Лестер?

– В декабре. Двадцать восьмого декабря,– растерянно пробормотал лорд.

Я поджала губы и с грустным видом покачала головой:

– Значит, вы Козерог. Впрочем, это видно по одежде… Готова поспорить, у вас проблемы с ногами. Варикоз? Правильно?

У Лестера вытянулось лицо.

– Вообще-то да. У моей Катрионы голова тоже забита гороскопами.

–По-моему, она очень впечатлительна. И наивна. Ценные качества для молодой женщины, верно?

Горячая рука Лестера сползла с моей ноги. Он помрачнел. По-видимому, задумался о дочери. Замечательно.

Я схватила сумку, ни на миг не умолкая:

– А я – Рак. Люблю тепло и уют. И должна поторопиться домой, пока не обернулась тыквой! Только представьте себе: уже почти одиннадцать. Когда приятно проводишь время, оно летит с бешеной скоростью!

– Но…

Я осторожно, чтобы не съехал парик, наклонилась над столом и запечатлела на влажной щеке Лестера дочерний поцелуй.

– Вечер был потрясающий. Большое спасибо. Желаю благополучно добраться домой. Берегите себя

– Постараюсь,– едва слышно ответил он, и я еле удержалась, чтобы не погладить его по голове.

Забрав жакет и одарив гардеробщика щедрыми чаевыми и широкой улыбкой, я выпорхнула из «Савоя».

Ночь была теплой. Я шла вниз по Стрэнду и любовалась огнями, отражавшимися в реке. Сердце будто плавало в груди – возможно, из-за коньяка, который Лестер заказал к десерту. Габи убила бы меня, узнай она, что из целой бутылки я выпила всего один бокал.

Прислушиваясь к сердцу, я скрестила пальцы, желая, чтобы подъехало такси. Лестер, конечно, позволил себе чуточку лишнего, но судьба сводила меня и с гораздо более нахальными типами. Я чувствовала облегчение и гордость за достойно выполненную работу. Пофлиртовать с клиентом, наговорить ему приятных слов и даже решить его насущные проблемы – все это вышло у меня мастерски. Я не сомневалась, что лорд остался доволен вечером.

Более того, я не сделала ничего такого, о чем не осмелилась бы рассказать Нельсону.

Нет, рассказывать я буду, конечно, не сейчас…

Высматривая в потоке машин оранжевый фонарь такси, я неожиданно подумала: а не чулки ли отчасти являются причиной того, что так трепещет сердце? Ощущая на бедрах тугие резинки, я была больше Милочкой, нежели Мелиссой, а Милочка имела право на флирт такой степени, о какой Мелисса и не помышляла.

Впрочем, Милочку не заботило, что о ней подумают, не волновало, знаком ли кто-то из клиентов с ее отцом и захочет ли человек, с которым она встретилась, увидеть ее снова. Ей позволялось носить чулки с удовольствием, потому что исход свидания зависел исключительно от нее самой.

Милочка должна была развлекать, и я не видела в этом ничего дурного.

Надлежало лишь привыкнуть к сладострастным взглядам.

Тут я заметила появившееся будто из-под земли черное такси и села в него с легким сердцем: расходы мне скоро возместят и угрызения совести мучить не будут.

Откинувшись на спинку сиденья, я закрыла глаза. Теперь, когда встреча осталась в прошлом, я почувствовала, что страшно вымотана.