Последний класс был триумфом. Нам с Конни даже не приходилось идти на уроки, если нам не хотелось. Мистер Бирс писал нам голубые пропуска, чтобы мы могли уйти в любой момент. Единственные уроки, до которых мы снисходили - это углубленный английский с миссис Годфри. Она была такой замечательной учительницей, что нам даже хотелось учить староанглийский, чтобы читать Чосера. Кэролин тоже туда ходила. Мы все трое сидели в первом ряду и соревновались за самые высокие оценки.

Кэролин была капитаном в группе поддержки, и она обычно появлялась в столовой в своей форме с голубыми пряжками на белых ботинках. Мы с Конни были выше таких вещей, как участие в группе поддержки, но Кэролин это придавало популярность в школе. Мы, все трое, встречались с тремя парнями, которые близко дружили между собой. Когда нас видели соответственно с нашими парнями, мы обычно были ласковы с ними, как требовало строгое школьное общество, но на самом деле никто из нас троих ни на грош о них не заботился. Это было некое удобство, нечто такое, что требуется носить, когда ходишь в школу, вроде лифчика. Кэролин вся была как натянутая струна, потому что Ларри пытался уломать ее переспать с ним. Мы с Конни советовали ей соглашаться и покончить с этим, потому что нам уже опротивело слушать ее нытье, как Ларри хватал ее за сиськи в двенадцать двадцать утра, каждый субботний вечер. Кроме того, и Конни, и я занимались этим с нашими парнями безо всяких побочных эффектов. Никто, разумеется, не должен был знать, но все втихомолку знали. Вся эта откровенная гетеросексуальность забавляла меня. Если бы им было известно! Наши парни считали себя даром божьим, потому что мы с ними спали, но они были столь трагически предсказуемы, что мы прощали им их самоуверенность.

Кэролин решила, снова призвав на помощь свою безупречную логику, что если мы выиграем футбольный матч со Стрэнаханом, она пойдет на это с Ларри. Мы стерли их в порошок. Лицо Кэролин, пока она шла с поля брани, было не малиновым, как обычно, от крика во всю глотку, но бледно-серым. Конни и я подошли к ней, чтобы поддержать. Потом мы трое вернулись к раздевалке, чтобы ждать наших парней на свидание - у всех принстонские стрижки, ботинки «Видженс» и носки «золотой кубок». Кларк пришел со ссадиной на щеке и жаждал сострадания. Я сказала ему, что он герой футбола, он и был им, сделав два касания. Дуглас, парень Конни, тяжело ввалился (хороший полузащитник должен быть крупным), и она сказала ему, что он герой футбола. Ларри споткнулся в дверях, так ему не терпелось увидеть Кэролин. У нее не было времени сказать ему, что он герой футбола, потому что он сжал ее так, что кости хрустнули, и поцеловал, будто в фильме с Эрролом Флинном, и приподнял ее, подсаживая в свой «стингрей» с открытым верхом. Кэролин нервно помахала нам на прощанье, и мы все помахали в ответ. Потом мы все четверо забрались в машину Дуга и отправились в кафе Вольфи, все время разговаривая о том пропущенном перехвате да об этом классном блоке, вперемежку с бананами и горячими помадками.

На следующее утро телефон прозвенел около девяти утра. Это была Кэролин.

- Мне надо с тобой поговорить прямо сейчас. Ты не спишь?

- Наверное, не сплю, если отвечаю.

- Я подойду, и мы можем позавтракать в «Форуме», идет?

- Идет.

Через пятнадцать минут прибыла Кэролин, еще более бледная, чем обычно. Когда я скользнула на переднее сиденье машины, то спросила:

- Ну и как себя чувствует новоиспеченная блудница Форт-Лодердейла?

Она поморщилась.

- В порядке, но мне надо спросить у тебя кое-что, чтобы знать, что я все сделала правильно.

Когда принесли яйца, на вид такие, как будто из них сбежали цыплята, она начала:

- Это всегда все так глупо? Знаешь, когда я вставала, все это дело потекло у меня по ноге. Ларри сказал, это сперма. Было так мерзко, что я чуть не блеванула.

- Привыкнешь.

- Ф-фу. И еще одно - что мне надо делать во время этого, просто лежать? В смысле, что вы делаете на самом деле? Они лежат на тебе, потеют, рычат, и это совсем не так, как я думала.

- Я уже сказала, привыкнешь. В этом нет ничего такого сверхъестественного, если ты этого ждешь. Не то чтобы я большой знаток, но люди бывают разные. Ларри, может быть, не самый горячий парень на свете, так что не суди по нему одному. По-любому, предполагается, что у них становится лучше с техникой, когда они становятся старше. А мы, похоже, сталкиваемся с ними в самом неуклюжем возрасте.

- В медицинской книжке написано не так. Там написано, что у них самый расцвет в восемнадцать, а у нас - в тридцать пять. Ну и как тут попасть в такт, а? Это все так смехотворно. Вы с Конни будете думать, что я истеричка.

- Нет, просто ты все принимаешь слишком серьезно.

- Но ведь это серьезно.

- Да нет. Это большая глупая игра, и это ничего не значит, если, конечно, не забеременеешь. Тогда это значит, что ты влипла.

- Понятно. Слушай, пойдешь пить в пятницу?

- Конечно. Как насчет Конни?

- Ей надо на какую-то журналистскую конференцию в Майами на выходные.

- Ладно, тогда пойдем вдвоем.

В пятницу вечером мы отправились на детскую площадку в Холидей-Парк. Никто не ходил туда поздно вечером, а полицейские патрули были слишком заняты, ломая кусты и свои ноги, чтобы беспокоиться из-за детской площадки. Мне не очень-то нравилось пить, так что я сделала несколько глотков для приличия, но Кэролин нализалась. Она съезжала по пожарному столбу, играла с кольцами и разбрасывала вокруг свою одежду. Когда она дошла до нижнего белья, то кратчайшим путем отправилась в синий самолет, стоявший на земле, и поползла по открытому хвосту к фюзеляжу. Она оставалась там, подражая звукам самолета, и, похоже, не собиралась бросать пилотский пост. Я заползла за ней. Там было узко и мало места, поэтому пришлось лечь рядом с ней.

- Кэролин, может, тебе вступить в ВВС, когда закончишь школу? Звуковые эффекты ты уже освоила.

- У-у-у-ш-ш! - она приподнялась на локте и застенчиво спросила: - Как Кларк тебя целует?

- В губы, как же еще? Что значит «как»? Дурацкий вопрос.

- Хочешь, покажу, как меня Ларри целует?

Не дожидаясь моего разумного ответа, она сцапала меня и влепила мне самый щедрый поцелуй со времен Леоты Б.Бисланд.

- Сомневаюсь, что он так целуется, - она засмеялась и снова меня поцеловала.

- Кэролин, ты хоть знаешь, что ты делаешь?

- Да, я учу тебя целоваться.

- Я очень благодарна, но лучше бы нам остановиться.

Лучше остановиться, потому что еще один поцелуй, и вы, леди, получите больше, чем рассчитывали. Или, может быть, вы на это и рассчитывали?

- Ха! - она выдала мне еще один поцелуй, на этот раз всем телом прижавшись ко мне. Это меня добило. Я заскользила руками по ее бокам, вверх, к груди, и мстительно вернула ей поцелуй. Она одобрила эти действия и добавила еще немного собственных, например, стала ласкать чувствительные места у меня на ушах. К этому времени меня начало напрягать, что мы торчим в хвостовом отсеке старого синего самолета посреди детской площадки в Холидей Парке. Кэролин это не волновало, и она сбросила то, что осталось от ее одежды. Потом она начала снимать мою и бросала ее в кабину. Если мне было неловко, то вскоре я с этим справилась. Все, о чем я могла думать - что я занимаюсь любовью с Кэролин Симпсон, капитаном группы поддержки, второй год как капелланом средней школы Форт-Лодердейла и гарантированной королевой выпускного бала. Мы провели в этом самолете половину ночи, уносясь в голубые дали. Точно знаю, что мы перешли звуковой барьер. Наконец, стало светать, и воздух стал прохладным. Я решила, что пора идти.

- Давай выбираться отсюда.

- Я не хочу выбираться, я хочу оставаться здесь лет десять и ласкать твои груди.

- Пошли, - я протянула руку, подобрала ее белье и свою одежду. Потом я задом вылезла из самолета и собрала ее бермуды, блузку от Вилладжера, белые, поношенные теннисные туфли, все в росе. Дрожа, мы побежали к машине.

- Ты голодная? - спросила я.

- До тебя - голодная.

- Кэролин, ты такая похотливая. Пойдем в «Мы с яйцом» и возьмем что-нибудь.

Я заказала два завтрака, чтобы восполнить всю энергию, которую сожгла, а Кэролин - бекон и яйца.

- Молли, ты ведь никому не расскажешь, правда? В смысле, мы можем влипнуть.

- Нет, не расскажу, но врать я не люблю. Только вряд ли кто-нибудь о таком спросит, так что все чисто.

- Я тоже не люблю врать, но люди скажут, что мы лесбиянки.

- А что, нет?

- Нет, мы просто любим друг друга, вот и все. Лесбиянки похожи на мужчин, и они безобразные. Мы же не такие.

- Мы не похожи на мужчин, но когда женщины занимаются любовью, это обычно называют лесбиянством, так что лучше привыкай не содрогаться от этого слова.

- Ты когда-нибудь этим занималась?

- Когда была в шестом классе, но это было лет семьсот назад. А ты?

- В лагере этим летом. Я думала, умру со страху, но она была такая потрясающая, эта другая, она тоже была советником. Знаешь, я никогда бы не подумала, что она лесбиянка. Мы проводили все время вместе, и однажды ночью она меня поцеловала, и мы сделали это. Я все время думала об этом, так хорошо было.

- Ты ей пишешь?

- Конечно. Мы попытаемся поступить в один колледж. Молли, ты как думаешь, можно любить нескольких людей сразу? В смысле, я люблю тебя и люблю Сьюзен.

- Наверное. Я не ревную, если ты это хочешь знать.

- Вроде того. А хочешь, еще кое-что скажу? Это куда лучше, чем заниматься этим с Ларри. То есть, никакого сравнения нет, понимаешь?

- Еще как понимаю.

Мы рассмеялись и заказали два больших пломбира с горячей помадкой в шесть утра.

Кэролин теперь все время поджидала меня в столовой и все время уделяла мне внимание. Она забывала уделять внимание Ларри или Конни. Ларри не возражал, так как порция секса на выходных ему была обеспечена, но Конни была более чувствительной. Из-за этого я старалась проводить больше времени с Конни, а Кэролин с ума сходила. Когда мы все трое бывали вместе, между нами уже было такое напряжение, что я уже чувствовала себя, как кость между двумя собаками. Мы играли ведьм в школьной постановке «Макбета», и на репетиции я пыталась объяснить Кэролин, что, по-моему, происходит, и что лучше бы ей угомониться. Она выпалила:

 - Ты спишь с Конни?

Конни, которая, оказывается, сидела с другой стороны картонной скалы, высунула голову над ее верхушкой и спросила:

- Что?!

Ну вот. И что теперь прикажете делать?

- Кэролин, это глупый вопрос. Нет, я не сплю с Конни, но я люблю ее. Она моя лучшая подруга, и тебе стоит к этому привыкнуть.

Кэролин начала плакать. Конни изумленно поглядела на меня, и я пожала плечами.

- Молли, почему она думает, что мы спим друг с другом? Что происходит?

- Конни... - Пауза. Ну вот что тут говорить? - Конни, нет смысла пытаться лгать об этом. Мы с Кэролин спим друг с другом. Точка. Она, наверное, ревнует. Я не знаю, - я повернулась к Кэролин, - и вообще, на кой черт тебе ревновать, ведь это у тебя есть Сьюзен, а не у меня. Чепуха какая-то.

Кэролин, хлюпая носом, попыталась отвечать, но Конни, оправившись от потрясения, перебила ее.

- Я хочу убедиться, что все правильно поняла. Ты занимаешься любовью с Кэролин?

- Да, я занимаюсь любовью с Кэролин. Кэролин занимается любовью со мной. Я занимаюсь любовью с Кларком, а Кэролин занимается любовью с Ларри. Все, что нам нужно - это круговая кровать, и мы уже готовы для групповухи. Господи боже!

- А парни знают?

- Конечно же, нет. Никто, кроме тебя, не знает. Ты же понимаешь, что случится, если это выйдет на свет.

- Ну да, все будут звать вас лесбиянками, каковые вы, очевидно, и есть.

- Конни! - закричала Кэролин. - Мы не лесбиянки. Как ты можешь так говорить? Я очень женственная, как ты можешь звать меня лесбиянкой? Может быть, Молли - да, в конце концов, она играет в теннис и может пнуть по мячу не хуже, чем Кларк, но не я.

Кэролин пошла вразнос, ну ладно. Я попыталась сделать вид, что не ожидала от нее такого номера, если даже ее загнали бы в угол, но в глубине души я этого ожидала. Тонкий душок ненависти забрался мне в ноздри. Я не прочь была бы сейчас треснуть по ее женственной башке.

- При чем тут Молли и ее теннис? - у Конни явно голова шла кругом.

- При том, что лесбиянки похожи на мальчиков, и они спортивные. Я хочу сказать, Молли красивая, и все такое, но она спортивнее, чем большинство мальчишек в этой школе, а кроме того, она ведет себя не как девушка, понимаешь? Я совсем не такая. Я просто люблю Молли. От этого я не становлюсь лесбиянкой.

В голосе Конни послышался тихий гнев, когда она взглянула в лицо Кэролин.

- Так-так, а вот у меня пятнадцать фунтов лишнего весу, внушительная фигура, что называется, и не припомню, чтобы я ворковала и хихикала, как положено девушке, так почему бы тебе прямо не назвать меня лесби, если у тебя это так выверчено в мозгах?

Кэролин была искренне обескуражена.

- Да я никогда не думала о тебе такого. Просто ты прямолинейная. И ленивая, поэтому толстая. Последнее, что можно сказать о тебе, это что ты спортивная. Ты типичная карьеристка.

- Кэролин, ты меня достала, - я сбросила ведьмины тряпки и направилась к двери аудитории.

- Молли! - крикнула Кэролин.

Конни сняла костюм и вышла за мной.

- Куда ты?

- Не знаю, больше всего хочется уйти подальше от этой Мисс Несовершеннолетняя Америка.

- Я на машине, поехали в парк.

Мы подъехали к Холидей-Парку и разместились в хвостовом отсеке самолета. Я не считала нужным сообщить Конни, при каких обстоятельствах я была здесь в последний раз.

- Ты считаешь себя лесбиянкой?

- О господи, и ты тоже. Значит, теперь мне надо носить ярлык «Лесбиянка» прямо на груди. Или выжечь на лбу клеймо, алую букву «Л». Ну почему все только и пытаются запихнуть тебя в ящичек и прибить к нему табличку? Не знаю, кто я такая - полиморфистка и извращенка. Черт. Я даже не знаю, белая ли я. Я - это я. Это все, что я есть, и все, чем я хочу быть. Мне надо обязательно кем-то быть? - Конни разглядывала свои руки и хмурила брови. - Ну же, Конни, что ты думаешь?

- Нет, тебе не надо никем быть. Извини, что я спросила, лесбиянка ты или нет. Но это все-таки большой удар. То, что мама тебе не расскажет, и все такое. Наверно, я ограниченная, а может, мне страшно. Я не считаю, что ты или кто-то еще должны носить ярлыки, и я не понимаю, почему, черт возьми, так уж важно, с кем ты спишь, и не понимаю, почему мне так не по себе из-за этого. Все это время я думала, что я такая прогрессивная, такой бутон интеллектуальности среди колючек, а теперь понимаю, что точно так же, как все, набита предрассудками. Просто прикрываю их шлейфом из длинных слов, - она набрала воздуху в грудь и продолжала: - Меня просто убило, когда ты сказала, что спишь с Кэролин - это меня-то, Мисс Сарказм из средней школы Форт-Лодердейла, Мисс Ученую Штучку. - Я попыталась что-нибудь сказать, но она не останавливалась: - Я не закончила, Молли, ведь я даже не знаю, смогу ли теперь с тобой дружить. Я буду думать об этом каждый раз, когда тебя увижу. Буду нервничать и гадать, вдруг ты меня изнасилуешь, или что-то вроде того.

Теперь пришла моя очередь для потрясений. 

- Вот чепуха! Ты что, думаешь, я бегаю за каждым существом женского пола, которое увижу? Я не собираюсь на тебя бросаться, как обезьяна с больной щитовидкой. Черт подери!

- Я знаю. Я это знаю, но это все равно сидит у меня в голове. Дело во мне, а не в тебе. Мне жаль. Мне правда очень жаль, - она перекинула ногу через борт и выбралась из самолета. - Пойдем, отвезу тебя домой.

- Нет. Здесь не далеко. Пешком пройдусь.

Она не поднимала глаз.

- Ладно.

Этим вечером Кэролин позвонила и заполонила мои уши четырьмя тысячами слащавых извинений. Я сказала, чтобы она заткнулась, и что мне нет дела, что она там думает. И что она может взять свою корону и засунуть себе в задницу.

Школа вся гудела от того, что веселая троица рассталась, но никто из нас не проговорился, так что сплетникам приходилось выдумывать собственные истории. Широко разошлась теория Мисси Бартон, что Конни хотела спать с Кларком, а я не могла с этим смириться. А поведение Кэролин она объясняла тем, что та разрывалась между нами. Когда ко мне вернулось чувство юмора, я подумала, что это довольно смешно, но, кроме того, меня тошнило от людской глупости. Подсуньте им дерьмо в красном пакетике, и они его купят.

Я все больше и больше замыкалась среди великолепия своего кабинета. Это была утомительная игра, когда развеялся блеск от того, что меня выбрали президентом студенческого совета. Я жаждала вернуться на картофельное поле и мутить вместе с девчонками, которые не отличали ботинки «Видженс» от «Олд Мейн». Но эти девчата выросли, ходили с тоннами туши на ресницах, радужно-розовым лаком на ногтях и готовы были выцарапать друг дружке глаза за парня, обладающего «чеви» пятьдесят пятого года с металлическими пластинками, цвета красной яблочной карамели, в ритме четыре четверти. Некуда было возвращаться. И некуда идти. В колледже будет так же, как в школе, только хуже. Но все равно надо идти туда. Если не получу степень, стану еще одной секретаршей. Нет уж, спасибо! Я получу ее, и прямиком в большой город. Надо держаться. Как когда-то сказал мне Карл, надо держаться. Хорошо было бы поговорить с Карлом. Господи, хорошо было бы поговорить с любым, кто меня бы не послал.

За неделю до выпуска школьную жизнь расцветило событие: кто-то пробрался в душ девушек перед физкультурой и подложил в купальные шапочки порошковую краску. Шестьдесят девушек пришли туда после физкультуры, и те двадцать, что первыми попали в душ, вышли красными, желтыми, зелеными и синими. Эта штука еще и не смывалась. Вечером в эту субботу, когда вручали дипломы, я не без удовольствия отметила, что Кэролин напоминала чахоточного индейца из кино, а Конни явно посинела.

Когда мне вручили диплом, мне досталась долгая овация от моего электората и объятие от мистера Бирса. Когда шум утих, он сказал в гулкий микрофон:

- Вот наш новый губернатор через двадцать лет!

Все снова закричали «ура», и я подумала, что мистер Бирс такой же глупый, а может быть, такой же добрый, как Карл, который всем на работе говорил то же самое.