Гейнсвиль, Флорида - это подкладное судно Южных штатов. Расположенный на севере центральной Флориды, он обладает зарослями сосны, испанскими мхами и административными зданиями из кирпича, похожими на сгустки запекшейся крови. Здесь обосновался Флоридский университет. Единственная причина, по которой я попала сюда - они дали мне полную стипендию, плюс комнату и содержание. Дьюк, Вассар и Рэдклифф предлагали меньше, и, поскольку у меня не было денег, мой выбор был определен практическими обстоятельствами. Кэрри и Флоренс посадили меня на автобус, который подкатил к зданию «Говард Джонсон» и останавливался перед всеми остальными «Говардами Джонсонами» в штате. Поездка на автобусе заняла двенадцать часов, но наконец я прибыла и впервые увидела этот унылый город. Крепко сжав в руке единственный чемодан, на котором была наклейка Штата Девочек, я пошла в общежитие.

Университет разместил меня в Бровард-Холле, известном в университетском городке как Свинячья Бухта. Но это было бесплатно, так что я терпела. В первый день я познакомилась со своей соседкой по комнате, будущей медичкой из Джексонвилля, Фэй Рейдер. Поскольку я при поступлении нацарапала в анкете «юрист», администрация, видимо, подумала, что мы станем хорошей парой. Это так и было, но по причинам, не связанным с учебой. Фэй и я открыли в себе общую склонность мутить воду, и мы, не теряя времени, установили систему взяток охранникам здания, так что могли входить и выходить через окна первого этажа после того, как двери общежития запирались, дабы хранить нашу девственность от ночного ветерка. Фэй вступила в общество «Хи-Омега», потому что ее мать состояла в нем в 1941 году, а я - в «Дельта-Дельта-Дельта», потому что они, как и университет, обещали платить за все. Грязные сделки. Фэй сказала, что вступила в общество ради матери, в чьей жизни единственной отрадой была Джексонвильская ассоциация бывших студентов, а я - потому что этого требовала политика университетского городка. Таким образом, все мои расходы на избирательную кампанию были бы поддержаны обществом и партией, к которой принадлежало общество - Университетской Партией. Я выставила свою кандидатуру от первокурсников и победила. Фэй была менеджером кампании, которую «Три Дельты» сочли политически блестящим ударом, потому что она помогла соединить «Три Дельты» и «Хи-Омегу», которые сообща властвовали над остальными одиннадцатью обществами в университетском городке. Мы с Фэй смеялись над торжественностью, с которой все это приветствовалось нашими «сестрами» и проводили свободные часы вместе, рыская за пределами нашего округа в поисках выпивки, а потом притаскивали ее в общежитие, слегка разбавляли и продавали подороже.

Мы обе терпеть не могли университет, с его скучными студентками, изучающими сельское хозяйство, мрачными студентками, изучающими бизнес, и девушками, бегающими в тренчах с книгами по истории искусства под левой мышкой. Фэй призналась, что ей не слишком-то и хочется становиться врачом, но пусть она лучше сдохнет, чем сидеть на гуманитарных курсах рядом со всеми этими болтушками, которые носят круглые брошки на круглых воротниках. Отец купил ей «мерседес 190SL», чтобы поощрить ее к учебе, и имел привычку каждые две недели присылать ей по почте крупные чеки. Фэй была сама щедрость, возможно, потому, что не знала цены деньгам, но мне это в ней нравилось, неважно, какие были у нее мотивы. Бросив один взгляд на мой скудный гардероб, она препроводила меня в лучший магазин в городе и выбросила три сотни долларов на одежду. Чтобы пощадить мою гордость, она заявила, что нельзя, чтобы ее видели рядом с соседкой по комнате, которая каждый день носит одну и ту же рубашку. Мне кажется, я была для Фэй диковинкой. Ей трудно было постигнуть мои амбиции, но ведь что такое бедность, ей тоже трудно было постигнуть.

Разумеется, это было против правил, но у Фэй была крошечная морозилка в шкафу, где она держала закуски, оливки и сливочный сыр. Она прятала выпивку в коробках из-под обуви. Я не догадывалась, что Фэй на пути к тому, чтобы стать юной алкоголичкой, до середины октября. Я спросила ее, почему она так много пьет, но она сказала, чтобы я не читала ей мораль, так что я больше не спрашивала. Ее оценки стали снижаться, и она все чаще и чаще прогуливала. К счастью для меня, мне никогда не надо было долго заниматься, чтобы получать хорошие оценки, потому что Фэй пальцем о палец не ударяла, чтобы учиться ради себя или ради кого-то другого. Каждый вечер в девять часов, если мы еще были в общежитии, Фэй выбегала в коридор с огромным колокольчиком для коров, била по нему барабанной палкой и вопила:

- Учитесь, подхалимы, учитесь!

Потом отчаливала в свою комнату и снова напивалась.

«Хи-Омега» забеспокоилась о своей новой участнице, когда Фэй показалась на обеде в честь президента Райха и направилась к нему, невнятно пробормотав:

- Ну чё, презик, как ваще?

Дабы наставить ее на путь истинный, ее старшая сестра Кэти раз в неделю проводила с ней задушевную беседу на час. Фэй, дымясь от злости, говорила, что все это доморощенная психиатрия, и оскорбляла ее недавно приобретенную профессиональную этику. Однажды во вторник после сеанса она вернулась в комнату, хлопнув дверью.

- Болт, я прокололась. Я прокололась, как последняя дура. Я сказала своей чертовой сестренции, что я беременна, и мне нужен аборт. У нее лицо было белое, как простыня, и ее прямо перекосило. Она обещала никому не говорить, но я спорю на что угодно, что она разинет хлебало. Мама с ума сойдет!

- А ты уверена, что беременна?

- Да, пропади оно пропадом, уверена. Блевать охота, правда?

- Где мы можем сделать аборт?

- Я знаю одного парня в медицинском, который это сделает. Но ему надо дать пятьсот долларов. Просто не верится! Пятьсот долларов, чтобы выцарапать кусок дряни из моих внутренностей!

- Ты думаешь, это безопасно?

- А кто его знает?

- И когда мы это будем делать?

- Завтра вечером. Довезешь меня дотуда, киска?

- Окей. Ты сказала Кэти, что завтра пойдешь?

- Нет. По крайней мере, мне это хватило ума не выболтать. Даже не знаю, с чего это я ей первой сказала. Пришло в голову, я и брякнула. Дура.

На следующий вечер мы вышли из общежития в девять часов и поехали на западный конец города. Мы подъехали по дорожке к трейлеру медицинского студента, и Фэй вылезла.

- Я пойду с тобой.

- Никуда ты не пойдешь. Стой здесь и жди.

Казалось, прошли целые часы, и я так нервничала, что стала сердиться. Все вокруг было омерзительно, и испанский мох ночью был похож на костлявые пальцы смерти, тянущиеся ко мне. Я могла думать только о том, как Фэй сейчас лежит на каком-нибудь кухонном столе, и этот тип бог весть что с ней делает. Я думала, может быть, стоит зайти туда, но потом представляла, как я ворвусь в самый ответственный момент, и он проткнет в ней дырку, или еще что-нибудь. Наконец Фэй выбралась, ее била дрожь. Я выбежала из машины, чтобы помочь ей.

- Фэйси, с тобой все в порядке?

- В порядке. Только слабость какая-то.

Когда мы приблизились к общежитию, я погасила фары и заехала на парковку, покрытую щебенкой. Мы медленно подошли к окну первого этажа, постоянно открытому - по расценкам охранников, десять долларов в неделю. Я подсадила Фэй, потому что было высоко. Когда я перевалилась на другую сторону, то увидела, как по ноге у нее стекает кровь.

- Фэй, у тебя кровь идет. Может, надо идти к настоящему врачу?

- Нет. Он сказал, что может немного кровить. Все в порядке. И брось об этом, а то я тоже начну об этом думать.  - Мы поднимались наверх четыре лестничным пролета, Фэй двигалась мучительно медленно. - Черт, я такая слабая, что мы целый час тут проваландаемся.

- Держись за мою шею, я тебя понесу.

- Молли, я сейчас лопну от смеха. Я вешу сто тридцать пять фунтов, а ты, наверное, около сотни.

- Я сильная. Давай-ка, сейчас не время меряться в весе. Обхвати меня за шею.

Она наклонилась ко мне, и я подняла ее.

- Мой герой, - рассмеялась она.

Я не ходила на занятия следующие два дня, чтобы быть рядом, если бы я понадобилась Фэй. Она поправилась в рекордные сроки, и к субботе была готова к очередному пьяному уикэнду.

- Я собираюсь в Джексонвиль и подниму там все вверх тормашками.

- Не будь тупицей, Фэй. На этих выходных надо тихо посидеть.

- Если ты так перепугана, можешь поехать со мной и разыгрывать из себя сиделку. Мы можем остановиться в моем доме и вернуться вечером в воскресенье. Давай!

- Хорошо, но обещай, что не подцепишь какого-нибудь студентика и не порвешь свои швы, или что у тебя там.

- Сейчас лопну от смеха.

Мы начали с бара около Джексонвильского университета, с флуоресцентной краской «Дэй-Гло» на черных стенах и огромными черепашьими панцирями, развешанными то здесь, то там. Высоченный баскетболист угостил нас выпивкой и упрашивал меня потанцевать. Мой нос упирался ему в пупок, и ноги сводило от долгих танцев на цыпочках. Мы ушли оттуда и отправились во внутренний город.

- Я отведу тебя в потрясный бар, Молли, так что держись.

Бар назывался «Розетта», по имени владелицы. Она сама ходила там, с черными волосами, похожими на лазанью, которые возвышались чуть ли не на фут, и оттуда под разными углами торчали палочки для еды. Розетта улыбнулась нам, когда мы вошли и предъявили наши удостоверения. Липовые, конечно, но мы влегкую прошли контроль и подошли к столику в углу. Когда мы сели, я взглянула туда, где танцевали, и заметили, что мужчины танцуют друг с другом, а женщины - с другими женщинами. Я чуть не всплеснула руками в изумлении, но сдержалась, ведь я понимала, что никто этого не оценит.

- Фэй, как ты отыскала это место?

- Гуляла по городу, душка.

- Ты лесбиянка?

- Нет, но я люблю такие бары. В них веселее, чем в обычных, и притом никакие парни тебя не лапают. Мне кажется, я притащила тебя сюда на небольшую экскурсию.

- Думала, я буду в шоке, верно?

- Не знаю. Просто думала, что будет весело.

- Тогда давай веселиться. Ну что, как насчет потанцевать?

- Болт, я сейчас от смеха лопну. Кто, по-твоему, будет вести?

- Ты, потому что ты выше.

- Ну и чудесно. Тогда я буду бучем.

Выйдя на террасу танцевать, мы едва сохраняли равновесие, потому что Фэй смеялась во все горло. Через каждый шаг она расплющивала мне ногу, обутую в сандалию. Потом, как следует сосредоточившись, она крутанула меня, как Фред Астер, и вспомнила свои уроки котильона. Когда угасли последние звуки «Руби и Романтиков», мы отправились к нашему столику, но нас перехватили две молодые женщины на другом конце танцевальной площадки.

- Прошу прощения. Ведь вы обе ходите во Флоридский университет и живете в Броуарде?

Фэй охотно поделилась информацией. Потом та, что была пониже, спросила нас, не хотим ли мы сесть за их столик и выпить с ними. Мы согласились и быстро двинулись к нашему столику в углу, чтобы забрать свою выпивку.

- Молли, если эта маленькая попытается меня подцепить, скажи ей, что мы вместе. Идет?

- Внезапный брак, не так ли? В этом случае я сделаю все ради моей жены.

- Спасибо, дорогуша, и я ради тебя сделаю то же самое. Помни, что мы самая горячая парочка со времен Адама и Евы. То есть, не так, со времен Сафо и кто у нее там был. Пошли.

Женщин звали Юнис и Дикс. Они состояли в обществе «Каппа-Альфа-Тета» и ходили сюда по выходным, притворяясь, что их парни живут в Джексонвилле, но на самом деле, чтобы избежать пронырливых глаз любящих сестер. Дикс, которая поменьше, занялась тем, что осаждала Фэй. Фэй была достойна осады. У нее была черные, как уголь, волосы, и белая, как мрамор, кожа, оттеняющая светло-ореховые глаза - южная красавица, попавшая в колледж. Я не была уверена, как вести себя в барах, не знала, надо ли мне приглашать кого-нибудь на танец, покупать выпивку или даже спрашивать о них, особенно учитывая, что здесь представлялись только по именам. Юнис сказала, что она специализируется по физической терапии, а Дикс - по английскому языку. Они были вместе почти полтора года.

- Как мило, - промурлыкала Фэй, и я чуть не поперхнулась выпивкой. Фэй была на редкость бесчувственна к любому проявлению романтичности, будь то гомосексуальная или более распространенная разновидность, гетеросексуальная. Дикс и Юнис стояли выше сарказма и подумали, что Фэй высказала им одобрение. Благодаря этому они поведали нам полную историю своей любви. Как они встретились в классе математики, как долго у них заняло, чтобы дойти до постели, и так далее. Дикс оживлялась с каждой порцией выпивки; скоро она наклонилась к нам и доверительно сообщила:

- Никогда не догадаетесь, что с нами случилось, когда мы жили в Дженнингсе, и у нас были правильные соседки по комнатам.

- Жду не дождусь. Расскажи! - отозвалась Фэй.

- Ну, мы обычно занимались любовью в комнате Юнис, потому что у ее соседки занятия были вечером. Так вот, однажды вечером я была там, и, хм-м... я у нее, понимаете ли, сосу, и тут мы слышим в коридоре голос ее соседки. Дорогуша, я не знала, ослепнуть, обосраться или бежать куда подальше. К счастью, мы заперли дверь, так что я начала выпутываться, а лифчик застрял у Юнис в волосах. Ее соседка кричала и тарабанила в дверь, а я вот она, в самой двусмысленной позиции. Некогда было нежничать, я выдиралась с мясом. Юнис орала так, что кровь в жилах стыла, а ее соседка все еще скребется ключом в скважине и вопит, что тут Юнис убивают. Я бросилась в шкаф, Джейн открывает дверь, и половина коридора толпится за ней, чтобы поглядеть на труп. Юнис натянула на себя простыни, вся в поту и в лихорадке, и попыталась сделать вид, что у нее что-то болит - ей и было больно. Джейн спросила, что случилось, Юнис стала врать, что она по ошибке закрыла дверь, а когда она задремала, у нее заломило спину. Она попробовала встать, чтобы открыть дверь, тогда и закричала. И тут вся команда наших куколок собирается отвести Юнис в лазарет. Надо было видеть, как Юнис от этого отбрыкивалась. Ах, нет, такое все время случается. За ночь все пройдет. Бог знает, сколько времени у нее ушло, чтобы все очистили помещение, а мне приходилось сидеть в этом задрипанном шкафу, пока ее соседка не заснула. Потом я выбралась на цыпочках и вернулась к себе в комнату, несколько часов ухлопала, так что все это не прошло мне даром.

Мы посмеялись, потому что этого от нас ожидали, и я была рада, что Дикс оказалась такой разговорчивой, ведь если бы она спросила меня о чем-нибудь, я не знала бы, что сказать.

Юнис обернулась к Фэй:

- Сколько времени вы уже вместе?

- С сентября, когда узнали, что мы в одной комнате.

- И вы не знали друг друга до института? - спросила Дикс.

- Нет, - ответила Фэй. - Это была любовь с первого взгляда.

- Кто-нибудь из вас был лесбиянкой до института? - отважилась спросить Юнис, очарованная нашим книжным романом

На этот раз я потихоньку толкнула Фэй.

- Фэй не была, но я была.

Фэй глянула на меня, подавляя смешок, думая, что я добавила новый сюжетный поворот к ее сказочке.

- И сколько времени пришлось ее осаждать? - продолжала Дикс.

- Да около недели.

- Ну да, я была легкой добычей.

Мы провели в баре еще час, обмениваясь информацией, от каких профессоров держаться подальше, где еще есть такие, как мы, и так далее. Фэй милостиво вызволила нас, сказав, что нам утром придется рано вставать и идти за покупками с ее матерью. По пути домой Фэй хохотала до истерики, узнав о тех, кто еще были такими в тех или иных обществах. Мы подъехали к псевдоколониальному особняку, возвышающемуся над Сент-Джон-ривер. Внутри дом выглядел, как витрина в мебельном магазине. У матери Фэй была одна комната в колониальном стиле, сплошной плюш, другая - в средиземноморском, а еще одна - как во французской провинции. Все цвета сочетались, и казалось, что на всем вокруг еще висят ценники. Комната Фэй была в небрежном подростковом стиле, как в журнале «Севентин». На двойных кроватях были оранжевые покрывала, и занавески были такого же цвета. Черный обтрепанный ковер уныло лежал между двумя кроватями, а туалетный столик чуть не кряхтел под весом духов и прочих атрибутов женской косметики. Фэй сбросила одежду, швырнула ее на пол и повалилась на кровать.

- Я чертовски трезвая. Трезвая! Разве не смешные были эти двое? Погоди, еще увидим их на следующем панэллинистском жидком чае. Это будет смачно.

- Ну да, но они были милые, в таком старомодном духе.

- Наверное, но я терпеть не могу, когда люди сходят с ума друг по другу.

- Это потому, что ты не бывала раньше влюблена. У тебя нет сердца, Фэйси, один перикард.

- Вот спасибо.

- Да ладно, я издеваюсь. Я тоже терпеть не могу всю эту романтическую муть, особенно когда под столом толкаются ногами. Брр. Но все это делают, и такие, как они, и другие. Меня от этого воротит - может быть, я ни та, ни другая.

- Даже если я влюблюсь, я не опущусь до того, чтобы тратить время на такую бестолковщину, - Фэй глядела в окно на темную реку, а затем повернулась ко мне. - Ты когда-нибудь думала о том, чтобы заняться этим с женщиной?

- Думала! Фэй, я ведь не шутила, когда сказала Юнис, что была такой до колледжа.

- Молли, ах ты дрянь! Все это время мы жили в одной комнате, и ты мне не сказала.

- Ты не спрашивала.

- Никому не придет в голову о таком спрашивать. Ты и впрямь горячая штучка. Значит, помимо Фрэнка в «Фи-Дельта», ты таскаешься еще и по девочкам. Нет, не верю, это уж слишком!

- Жаль тебя разочаровывать, но я не встречаюсь ни с кем, кроме Фрэнка Бомбардировщика.

- Слушай, я ужасно зла, что ты мне не сказала. Я тут делаю аборт и все тебе рассказываю, а ты даже этого не сказала. Сдается мне, ты вообще мало что о себе говоришь. Какие еще тайны ты скрываешь, Мата Хари?

- Фэй, это же не так, как будто я что-то прятала бы под замок. Не было никакой причины тебе говорить. Мне есть о чем думать и помимо того, что я когда-то спала с девушками.

- Ты горячая штучка. Я знаю, что ты спала с мужчинами, но не с женщинами. Я просто в шоке.

- А не желаешь ли ты заткнуться, чтобы дать мне поспать?

Фэй хлопнулась на кровать со звуком «пуфф!». Я прибила подушку, чтобы часть ее была ровной. Терпеть не могу высоких подушек.

- Молли!

- Ну чего тебе?

- Давай перепихнемся.

- Фэй, я сейчас от смеха лопну.

- Это мое выражение. Я серьезно. Давай.

- Нет, и точка.

- Почему?

- Это долгая история. Мой опыт с нелесбиянками, которые хотели спать со мной, был гадким.

- Как можно не быть лесбиянкой и спать с другой женщиной?

- Без понятия. Но у последней девушки, с которой я спала, все это укладывалось в ее вывихнутые мозги.

- Ну вот, я теперь умираю от любопытства и оскорблена твоим отказом, так что лучше расскажи мне об этих нелесбиянках, прежде чем я проглочу язык и вся посинею. Если нет, я заору и скажу маме, что ты пыталась меня изнасиловать.

Фэй попыталась беззвучно закричать. Я сразу же рассказала ей свою горестную повесть.

- Это было нечестно. После этого я вообще бы воздерживалась.

- Ну вот и я тоже.

- Уже хватит с тебя. Иди ко мне, и давай переспим. Я обещаю, что не буду нелесбиянкой.

- Твое чувство юмора меня убивает.

Фэй соскочила с кровати, сбросила с меня одеяло и заявила:

- Если ты не идешь ко мне, то я пойду к тебе. Сейчас я чертовски серьезна, более чем серьезна. Двинь тазом, - она подобралась ближе ко мне. - Теперь что мне делать? Я раньше не пробовала.

- Фэй, по-моему, это будет начало прекрасных отношений.

- Ты и Хэмфри Богарт. Молли, я и правда хочу заняться любовью, - она обняла меня и поцеловала в лоб. - Ну ладно, может быть, это и от любопытства тоже, но еще потому, что мне с тобой веселее, чем с кем-то еще в этом поганом мире. Может, я люблю тебя больше всех. По-моему,  так и надо - любить того, кто тебе друг, а не того, кто по тебе с ума сходит.

Она поцеловала меня, долгим, мягким поцелуем. Она говорила серьезно. В такие моменты от интеллектуального анализа нет никакого толку, так что я забросила все мысли о последствиях и целовала ее шею, плечи, а потом возвращалась к губам.

Остаток семестра мы провели в постели, вылезая только затем, чтобы сходить на занятия или поесть. Фэй стала исправлять оценки, потому что это было единственным способом остаться вместе, и забросила выпивку, потому что нашла кое-что повеселее. В «Хи-Омеге» начали думать, что Фэй умерла и попала на небеса. «Трем Дельтам» оставалось только одно - слать мне срочные сообщения по почте. Нам было восемнадцать, мы были влюблены, и не помнили, существует ли весь мир - но мир помнил, что мы существуем.

До самого февраля я не замечала, что в коридоре никто с нами больше не разговаривает. Беседы прекращались, когда одна из нас или мы обе прогуливались по коричневым коридорам. Фэй пришла к выводу, что все они схватили хронический ларингит, и решила их вылечить. Она подключила запись «Клуба Микки-Мауса» к уродливой кирпичной колокольне, с которой раздавались сигналы на перемены. Потом она объявила нашим соседкам по общежитию, что в три часа тридцать минут подлинная природа этого университета будет открыта во всеуслышание с колокольни. Как только запись разнеслась по университетскому городку, Дот и Карен выскочили из соседней двери, чтобы похихикать над успехом Фэй. Как только они повернулись, чтобы уходить, Фэй прямо спросила:

- Почему это вы с нами больше не разговариваете?

На лице Дот отразился ужас, и она сказала полуправду:

- Потому что вы все время сидите в своей комнате.

- Враки, - возразила Фэй.

- Должна быть другая причина, - добавила я.

Карен, разозленная нашей бестактной прямотой, изволила процедить:

- Вы обе столько времени держитесь вместе, что похожи на лесбиянок.

Я подумала, что Фэй собирается запустить в Карен учебником химии, так покраснело ее белое лицо. Я взглянула Карен прямо в лицо и спокойно сказала.

- Это правда.

Карен отшатнулась, как будто ее ударили по лицу грязной тряпкой.

- Вы больные! Вам не место там, где кругом девушки.

Теперь Фэй вскочила на ноги и двинулась к Карен, а Дот, образчик храбрости, уже возилась с дверной задвижкой. Фэй выехала на встречную и прибавила газу:

 - Что, Карен, боишься, что я пересплю с тобой? Боишься, приползу под покровом ночи и нападу на тебя? - Фэй непрерывно хохотала, а Карен застыла на месте. - Карен, если бы ты осталась последней женщиной на земле, я бы вернулась к мужчинам, ведь ты жеманная, прыщавая кретинка! - Карен выбежала из комнаты, и Фэй захохотала: - Ты ее видела? Вот же вялая задница!

- Фэй, мы, похоже, влопались. Она отправится прямо к институтскому психологу, и у нас могут быть проблемы. Нас могут даже вышвырнуть.

- Ну и пусть. Кому охота гнить в этом малообразовательном заведении?

- Мне. Это мой единственный шанс выбраться из болота. Я должна получить диплом.

- Можем пойти в частный колледж.

- Это ты можешь пойти в частный колледж. Я, черт возьми, не могу заплатить даже за свою еду.

- Слушай, мой старикан оплатит мое обучение, и часть времени мы можем работать, чтобы оплатить твое. Хотела бы я, чтобы он тебе отдал эти деньги! Мне этот диплом ни к черту не нужен. Но об этом и речи быть не может. В любом случае, он хочет, чтобы я оставалась в колледже, так что пошлет прибавку, чтобы у меня был стимул, и мы справимся, если будем работать.

- Я думаю, это будет потруднее, Фэй, но надеюсь, что ты права.

Через полчаса после того, как Фэй оскорбила якобы существующие сексуальные чувства Карен, ее вызвали в кабинет психолога, а меня послали к женскому декану, мисс Марни. Это создание было рыжей женщиной, похожей на телку, которая во второй мировой войне была майором в армейском корпусе. Она любила вспоминать свой военный опыт как доказательство, что женщины могут все. Я вошла в ее кабинет, как будто прямо со страниц журнала «Дом и сад», со всеми этими раскрашенными дощечками на стене. Одна из них, вероятно, была ей выдана в доказательство ее принадлежности к женскому полу. Она широко улыбнулась и энергично тряхнула мою руку.

- Садитесь, пожалуйста, мисс Болт. Сигарету?

- Нет, спасибо, я не курю.

- Мудро с вашей стороны. Теперь перейдем к делу. Я вызвала вас сюда из-за злополучного инцидента в вашем общежитии. Не будете ли любезны объяснить его мне?

- Нет.

- Мисс Болт, это очень серьезное дело, и я хочу помочь вам. Будет гораздо легче, если вы будете сотрудничать со мной. - Она водила рукой по стеклянной поверхности кленового стола и ободряюще улыбалась. - Молли, можно вас так звать? - Я кивнула. Что мне за дело, как она меня называет? - Я просмотрела ваше личное дело, и вы одна из наших выдающихся студенток - отлично учитесь, занимаетесь в теннисной команде, представитель первокурсников, член общества «Три Дельты» - вы далеко пойдете, как у нас говорят. Ха-ха! Мне кажется, вы из тех молодых женщин, которые хотят справиться со своей проблемой, и я хочу помочь вам с ней справиться. Такой человек, как вы, может многого добиться в этом мире. - Она доверительно понизила голос. - Я  знаю, вам пришлось нелегко, обстоятельства вашего рождения, и прочее... ну, у вас просто не было таких преимуществ, как у других девушек. Вот почему я восхищаюсь тем, как вы смогли подняться над обстоятельствами. Теперь расскажите о тех трудностях, которые у вас возникли в отношениях с девушками и с вашей соседкой по комнате.

- Декан Марни, у меня нет никаких трудностей в отношениях с девушками, и я влюблена в свою соседку по комнате. Я счастлива с ней.

Ее всклокоченные рыжие брови, дорисованные коричневым карандашом, поднялись вверх.

- Эти отношения с Фэй Рейдер, м-м-м... интимного характера?

- Мы трахаемся, если это вы хотите знать.

По-моему, у нее в утробе что-то содрогнулось. Брызгая слюной, она пошла в атаку:

- Разве вы не находите в этом некоего отклонения? Разве это не тревожит вас, дорогая моя? В конце концов, это же ненормально.

- Я знаю, что в этом мире вообще ненормально быть счастливым, но я счастлива.

- Хм-м-м. Может быть, что-то скрыто в вашем прошлом, какие-то тайны в вашем подсознании, которые удерживают вас от здоровых отношений с противоположным полом. Я думаю, хорошо поработав со своим прошлым, с профессиональной помощью вы можете разбить эти блоки и найти путь к более глубоким, более значительным отношениям с мужчиной. - Она перевела дух и улыбнулась административной улыбкой. - Вы когда-нибудь думали о детях, Молли?

- Нет.

На этот раз она не могла скрыть свою обескураженность.

- Понятно. Что ж, дорогая моя, я договорилась, чтобы вы посещали одного из наших психиатров три раза в неделю, и, конечно же, вы будете раз в неделю встречаться со мной. Я хочу, чтобы вы знали, что я готова помочь вам пройти через этот этап. Хочу, чтобы вы знали, что я ваш друг.

Если бы у меня был в руках факел, я ткнула бы им в ее улыбающееся лицо, пока оно не стало бы таким же красным, как ее волосы. Факела у меня не было, так что оставалось только одно.

- Декан Марни, почему вы меня так упорно толкаете быть матерью и все тому подобное, если сами вы даже не замужем?

Она дернулась на стуле и отвела взгляд. Я нарушила социальный кодекс и привлекла внимание к ней.

- Мы здесь обсуждаем вас, а не меня. У меня было много возможностей. Я решила, что карьера важнее для меня, чем домашнее хозяйство. Многие честолюбивые женщины в наши дни вынуждены сделать подобный выбор.

- Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы лесбиянка не хуже меня. Просто вы прячетесь по углам, вот и все. Ведь я знаю, что вы уже пятнадцать лет живете с мисс Стайлс с факультета английской филологии. Вы разыгрываете со мной этот номер, чтобы выглядеть прилично. Черт возьми, по крайней мере, я не скрываю, кто я есть на самом деле!

Да, лицо ее и вправду вспыхнуло. Она так вдарила кулаком по столу, что стекло под всеми ее бумагами треснуло, и она оцарапала свою мясистую руку.

- Юная леди, вы отправитесь прямо к психиатру. Вы явно враждебная, деструктивная личность и нуждаетесь в присмотре. Так говорить со мной, когда я пытаюсь вам помочь! Вы зашли дальше, чем я думала.

Шум привлек ее секретарш, и декан Марни позвонила в университетскую больницу. Меня под конвоем отвели в отделение для сумасшедших двое здешних полицейских. Сестра взяла у меня отпечатки пальцев. Наверное, их потом изучали под микроскопом, глядели, нет ли на них каких-нибудь болезнетворных бактерий. Потом меня отвели в голую комнату с одной койкой и раздели до ничего. Меня втиснули в халат, в котором даже Мэрилин Монро выглядела бы уныло. Закрыли дверь и повернули ключ. От ламп дневного света болели глаза, а бормотание этих типов так же могло свести с ума, как их лечение. Через несколько часов доктор Демирал, психиатр-турок, пришел поговорить со мной. Он спросил, не беспокоит ли меня что-нибудь. Я сказала, что, конечно же, теперь беспокоит, и что мне хочется убраться подальше из этого места. Он сказал, чтобы я успокоилась, и тогда через несколько дней я выйду. До этого времени за мной будут присматривать, ради моего же блага. Это процедурный вопрос, и ничего личного. За следующие дни я превзошла Бетт Дэвис в актерской игре. Я была спокойной и веселой. Я притворялась, что ужасно рада видеть жирное бородатое лицо доктора Демирала. Мы говорили о моем детстве, о декане Марни и о кипящей во мне ненависти, которую я подавляю. Это было очень просто. Что бы тебе ни говорили, сохраняй серьезный, вдумчивый вид и повторяй «да-да» или «а я и не думала». Я сочиняла устрашающие истории, чтобы дать своему гневу основания в прошлом. Еще очень важно рассказывать сны. Они любят сны. Я лежала целыми ночами и придумывала себе сны. Это было изнурительно. Через неделю меня выпустили, и я вернулась в относительный покой Броуард-Холла.

Я остановилась у почтового ящика, в котором было два письма. Одно было написано почерком Фэй, другое было в конверте с серебряно-сине-золотой рамочкой, очевидно, от моих возлюбленных сестер по «Трем Дельтам». Это письмо я открыла первым. Оно было официальным, с печатью в виде полумесяца. Меня исключили из общества, они выражали уверенность, что я их пойму. Все надеялись, что я исправлюсь. Я взбежала по лестнице, открыла дверь и увидела, что вещей Фэй нигде не было. Я села на одинокую кровать и прочла письмо Фэй.

«Дорогая, милая, любимая Молли!

Психологиня сказала, что папа едет меня забрать, и чтобы я собирала вещи. Папу чуть удар не хватил из-за всего этого, потому что, как только я выбралась после этой отвратительной беседы от психологини, я позвонила домой, и трубку сняла мама. Она как будто бритву проглотила. Сказала, что лучше бы мне все объяснить, потому что папа готов запихнуть меня в дурдом, чтобы «исправить». Господи, Молли, они все с ума посходили! Мои собственные родители хотят меня запереть под замок. Мама плакала и говорила, что она добудет лучших докторов для своей девочки, и за что ей все эти беды. Блевать охота! По-моему, мы больше не увидимся. Меня будут держать далеко, а ты заперта в больнице. Я чувствую себя будто под водой. Я бы убежала одна, но, кажется, и двинуться не могу, звуки у меня в голове катаются, как волны. Наверное, я не всплыву, если не увижу тебя. А тебя, похоже, я увижу не скоро. Если они меня увезут, то, может быть, и вовсе не увижу. Молли, выбирайся отсюда. Выбирайся и не пытайся меня искать. Теперь не наше время. Все сговорились против нас. Послушай меня. Может быть, я и под водой, но кое-что еще вижу. Выбирайся отсюда. Беги. Ты из нас двоих сильнее. Отправляйся в большой город. Там должно быть получше. Будь свободна. Я люблю тебя.

Фэй.

P.S. Двадцать долларов - все, что осталось у меня на счете. Они в верхнем ящичке твоей тумбочки, там, где нижнее белье. Там же я оставила старую бутылку «Джека Дэниэлса». Выпей за меня, и вперед».

Между белой и красной парой нижнего белья лежали двадцать долларов. Под всем бельем лежал «Джек Дэниэлс». Я выпила за Фэй, потом прошла по коридору, где все двери закрывались передо мной с точностью часового механизма, и вылила остатки в канаву.

На следующий день в моем почтовом ящике появилось письмо от комитета по стипендиям, сообщающее мне, что моя стипендия не может быть возобновлена по «моральным соображениям», хотя мои академические успехи «превосходны».

У задней стенки моего шкафа, полного пальмовых жучков, покоился мой чемодан с наклейкой Штата Девочек. Я вытащила его и собрала, посидела на нем, чтобы он закрылся. Учебники, кроме английского, я оставила в комнате, там же оставила курсовые, футбольные программки и последние крохи наивности. Я навсегда закрыла дверь за идеализмом и за верой в то, что человеческая натура в целом хороша, и пошла на автобусную остановку той же дорогой, что шла сюда.