Оркид Грейвспир, канцлер Гренды-Лир, нашел свою королеву стоящей в южной галерее дворца. Не застав Ариву у нее в гостиной, он сразу понял, что обнаружит ее здесь. Ему подумалось: есть некоторая ирония в том, что она, как и ненавидимый ею брат Линан, приходила сюда, когда ей хотелось побыть одной. С миг он постоял в ведущих на галерею двустворчатых дверях, изучая ее взглядом.

Арива была высокой и светловолосой, с прямой, как каменная стена, спиной. Красоту она унаследовала от матери, покойной королевы Ашарны, но характер ее был странной смесью материнской мудрости и отцовского эгоистического упрямства. Оркид еще не нашел способа воздействовать на нее, что ему неплохо удавалось с ее матерью.

Эта мысль заставила канцлера печально улыбнуться. После смерти Ашарны ему пришло в голову, что на самом деле это она умела получать от него то, что ей было нужно – и придавать этому такой вид, будто дело обстояло совсем наоборот. Но молодая королева была для этого слишком прямолинейна и еще не научилась замысловатым приемам своей матери по части тонкой лести.

Арива стояла, пристально глядя на тянущийся за королевским городом Кендрой порт и залив Пустельги. Тиару свою она держала в правой руке, и несущий прохладу южный ветерок слегка колыхал ее длинные волосы.

Оркид вежливо кашлянул в кулак и подошел к ней.

– Мне нужно немного побыть одной, канцлер, – не глядя на него, сказала она.

– Нам всем это нужно, ваше величество, но из всех людей вы меньше всего можете себе это позволить.

Он увидел гримасу раздражения у нее на лице.

– Когда вы так говорите, мне слышится голос моей матери.

– Она была мудрейшей из женщин.

– Возможно, не столь уж и мудрой.

– Как так?

– После того, как умер мой отец, она вышла замуж за Генерала и породила Линана.

Оркид глубоко вздохнул. Он так и подозревал, что ее нынешнее настроение связано больше с Линаном, чем с другими государственными делами.

– Задним числом мы все мудры, – промолвил он.

– Да, – кивнула она. – Это было несправедливо с моей стороны. – Она повернулась лицом к нему. – Не правда ли, странно, что, говоря об отце Линана, мы всегда называем его «Генерал»? Почему не «Простолюдин» или просто «Элинд Чизел»?

– Потому что он был самым великим генералом, какого когда-либо видела Кендра.

– А Ашарна была самой великой королевой, какую когда-либо видела Кендра?

– Несомненно.

– Тогда почему же мы не называем ее просто «Королева»?

– Со временем, возможно, и будем так называть. Но, возможно, вы превзойдете ее, ваше величество. И может быть будущие поколения станут колебаться, кого же из вас следует называть просто «Королева».

– А кого всего лишь «мать Королевы» или «дочь Королевы»? Мне не нравится, как это выглядит. Я не хочу быть более великой, чем Ашариа.

– А следовало бы. Если вы не станете стремиться быть самым великим монархом, какой когда-либо бывал в Кендре, то перестанете выполнять свой долг.

Оркид завороженно наблюдал за тем, как щеки ее залил румянец розетемской ярости.

– Да как вы смеете!..

– Теперь мне удалось привлечь ваше внимание? – резко перебил он ее.

Арива со стуком захлопнула рот. На лице у нее все еще оставался румянец, но уголки губ изогнулись в улыбке, которую ей оказалось трудно подавить.

– Именно так вы и разговаривали с моей матерью?

– Нет, ваше величество. Она была моей наставницей во всем.

Арива услышала в голосе Оркида искреннюю печаль и почувствовала к нему жалость.

– Значит, тогда вы мой наставник?

– Нет, королева Арива. Я ваш канцлер. И нас ждут дела.

Она снова устремила взгляд на город. Листва деревьев, заполнявших сады и парки самых богатых граждан Кендры, сделалась красно-золотой, окрашивая город великолепным цветом.

– Не могу отделаться от мыслей о Линане. Я искренне верила, что он навеки умер и погребен, и когда тот наемник…

– Джес Прадо, – с некоторым отвращением произнес Оркид.

– …Прадо сообщил мне, что он все еще жив, у меня возникло такое чувство, словно это я умерла.

– Понимаю. Я ощутил то же самое. Но нас все равно ждут дела.

– Я хочу чтобы меня избавили от него, Оркид. Мне хочется освободить мое королевство от его влияния, от его заразы.

– Он безвреден, ваше величество. Его занесло далеко к четтам, немногочисленному народу, живущему в степи и не знающему ни городов, ни армий.

– Нет, ты не прав. Пока Линан жив, он никак не может быть безвредным. Самая мысль о Линане все равно что язва, и, подобно язве, будет все разрастаться, если ее не вырезать. Он – мул, рожденный от королевы и простолюдина. И цареубийца.

Оркид глубоко вздохнул.

– Этот вопрос вам следует обсудить со своим Советом. Вам многое следует обсудить с Королевским Советом.

– И что же, по-вашему, мне посоветуют? Возможно, то же, что и вы?

– Ваше величество, возможно, я и мог бы обладать подобным влиянием на Совет, если б не был аманитом. Советники во всем вас поддержат, но могут дать рекомендацию, выходящую далеко за рамки моих скромных возможностей.

– О, теперь вы меня дразните, – пренебрежительно бросила она. – Мать полагалась на ваши советы так же сильно, как и я. К тому же большинство советников смотрит теперь на аманитов более благожелательно.

– Потому что вы выходите замуж за одного из нас? Может быть. Арива сосредоточенно нахмурилась.

– Наверное, вы правы. Я созову Королевский Совет обсудить этот вопрос.

– Уверен, советники помогут вам выбрать правильный курс. – Добившись того, за чем пришел, Оркид повернулся к выходу. Он велит Харнану Бересарду, личному секретарю королевы, немедля созвать Королевский Совет. Ариве требовалось усиленно потрудиться для избавления от уныния, вызванного новостью, принесенной Джесом Прадо.

– Оркид, – окликнула его Арива.

– Ваше величество? – обернулся он.

Арива провела языком по губам, казалось не решаясь заговорить.

– Есть еще что-то?

– Мой брат, принц Олио. Вы заметили в нем в последнее время что-нибудь… странное?

– Странное? – Оркид задумчиво опустил взгляд. – Он кажется чрезмерно усталым.

– И больше ничего?

Оркид покачал головой. Принц Олио? С тех пор, как во дворец прибыл Прадо, он почти не думал об этом юноше. Не упустил ли он что-то важное?

– С его высочеством что-то стряслось?

– Не знаю. Возможно мне просто мнится.

– Что именно вас тревожит, королева Арива? Я помогу, если сумею.

– Он меняется, – быстро произнесла она, словно на самом деле не хотела произносить этих слов.

– Меняется?

– Он не такой… ну, не такой милый, каким был когда-то.

Лицо Оркида отразило его удивление.

– Милый?

– В смысле мягкий, нежный. Он часто кажется мрачным.

– Сожалею, не заметил. Если желаете, я немного разузнаю.

– Да, – кивнула Арива, – но так, чтоб он ничего об этом не проведал.

Оркид поклонился и снова повернулся к выходу.

– И еще, Оркид. Я, может, и согласилась созвать Совет, но мое решение насчет Линана останется неизменным. Я хочу, чтобы его разыскали. И убили.

Олио находился в длинном темном помещении, заполненном тысячей коек, и на каждой койке лежал ребенок. Он посмотрел на первую – сыпь молочницы. Девочка лежала с полуоткрытыми глазами, и зрачки у нее настолько расширились, что почти вовсе не проглядывало белков; она втягивала воздух в легкие короткими тяжелыми вдохами, словно больная собака. Олио положил правую руку на лоб девочки, а левой рукой крепко сжал Ключ Сердца. Он почувствовал мягкое прикосновение мага к своему плечу, и сила хлынула через ключ в его тело, а затем в тело девочки. Сыпь испарилась, глаза закрылись, дыхание сделалось ровным, когда она погрузилась в глубокий целительный сон.

В груди у Олио появилась дыра – маленькая, словно заостренный кончик пера, но он видел прямо сквозь нее. С соседней койки раздался стон. На ней метался мальчик, расчесывая обезображивающие его лицо и руки нарывы. Олио возложил правую руку на один из нарывов; через него снова хлынула сила. Нарывы растворились, мальчик глубоко вздохнул и улыбнулся ему. Олио улыбнулся в ответ, а затем заметил, что дыра у него в груди стала шире.

Крик боли со следующей койки. Олио увидел еще одного мальчика, весь торс которого изрезали ожоги, а кожа сделалась черно-красной. Олио исцелил его. Дыра в груди расширилась, став величиной с древко копья.

Теперь все помещение наполнилось стенаниями страдающих детей. Они хлестали по нему, словно волны бушующего моря.

– Иду, иду, – успокоил он. – Дайте мне время.

Он переходил от койки к койке, исцеляя всех детей подряд, а дыра у него в груди сделалась настолько большой, что перерезала его пополам, вся ее окружность теперь уже была не видна. Олио совершенно вымотался, но дети все еще нуждались в нем.

Он все шел и шел вдоль коек, леча больных, и все это время его медленно разъедало – до тех пор, пока он, добравшись наконец до конца, не увидел, что правая рука у него замерцала, сделалась полупрозрачной, а затем вообще исчезла.

Он посмотрел на последнюю койку. На ней лежал Линан, маленький Линан, с белым и раздувшимся от пребывания в морской воде телом, с выеденными глазами, с губами, от которых остались лишь обрывки кожи.

– Брат, я исцелю тебя, – сказал Олио и возложил руку. Но никакой руки у него не было. От Олио остался лишь воздух и свет.

– О нет! – воскликнул он. – Только не сейчас! Раздувшееся тело Линана зашевелилось, и Олио увидел, как черви поедают плоть его сводного брата.

– Нет! – завопил он и повернулся бежать…

…и упал. Голова его столкнулась с чем-то твердым. Глаза открылись, и он увидел, что лежит на полу в собственных покоях. Олио застонал и попытался встать, но смог вместо этого лишь скорчиться в спазме рвоты, так ничего и не извергнув.

– О боже!..

Он оттолкнулся руками от пола и привалился к постели. В голове что-то стучало. Он прижал ладони к вискам, затем к челюсти. Во рту пересохло как в пустыне, его целиком заполнял распухший язык.

Он попытался снова встать на ноги, но согнулся пополам, так как барабанный бой в голове достиг крещендо. Он посидел на краю постели, пока этот грохот не поутих, а затем подошел к умывальнику и плеснул на лицо холодной водой. Полученный шок, казалось, в какой-то мере смыл боль.

Кто-то постучал в дверь.

– В чем дело? – проговорил он заплетающимся языком, почти совсем беззвучно.

– Ваше высочество, здесь прелат Фэнхоу хочет вас видеть. – Голос принадлежал слуге Олио. – Впустить его?

– Конечно, впустить! – крикнул в ответ Олио. Сколько раз надо втолковывать этому болвану, что Эдейтору Фэнхоу никогда не следует препятствовать заходить к нему? Он поднял взгляд на дверь, уловил свое отражение в зеркале над умывальником. И сперва не узнал увиденного лица.

– Нет, подожди! – попытался крикнуть он, но смог лишь что-то прохрипеть. Да и все равно было уже поздно. За дверью послышались шаги поспешившего привести прелата слуги.

Он плеснул еще воды на лицо и снова посмотрел в зеркало. Глаза красные, а кожа такая бледновато-желтая, что походила цветом на старинную слоновую кость. А из-за двухдневной щетины он выглядел как разбойник, а не принц королевства.

В дверь снова постучали, и она открылась. Вошел прелат Фэнхоу и закрыл за собой дверь. Олио втянул голову в плечи.

– Ваше высочество, с вами все в порядке?

– Просто устал, Фэнхоу, – кивнул Олио.

– Рад это слышать. Мне зайти попозже?

– Да, – слабо произнес Олио, а затем быстро поправился: – Нет. Нет, останьтесь.

И встал, выпрямившись, чтобы прелат увидел его лицо. Эдейтор побледнел.

– Ваше высочество! Что с вами?

– Мне плоховато спится.

– У вас такой вид, словно вы месяц не спали.

Олио заставил себя улыбнуться.

– Действительно н-настолько п-плохо? Надо б-буцет п-перестать есть эту дорогую дворцовую еду.

Эдейтор не ответил на его улыбку.

– Вы хотите сказать, пить это дорогое чандрийское вино.

Веселое выражение на лице Олио исчезло, сменившись смесью потрясения и гнева.

– Как вы смеете!..

– Если мне нельзя сказать это вам в лицо, принц Олио, то кому же можно?

– В-вы слишком м-много на себя б-берете…

– Несомненно. Вы пили прошлой ночью?

– Не понимаю, какое вам д-дело до этого.

Эдейтор ничего не сказал. На лбу у прелата выступил пот, и его почти одолело тоскливое сосание под ложечкой, убедившее Эдейто-ра, что принц и вправду пил.

– Я даже не люблю вина, – продолжал миг спустя Олио. В голосе его теперь звучал притворный гнев. – И редко пью. Я не могу… – Он дал голосу стихнуть.

Эдейтор сглотнул.

– Не можете удержаться, ваше высочество?

– Я совсем не это хотел сказать! – выпалил Олио. – Если рта не можешь раскрыть, не п-предъявляя мне н-нелепых обвинений, то лучше уж вообще не раскрывай его.

Эдейтор развел руки жестом, который мог бы сделать взывающий к суду.

– Мой господин, я не собирался оскорблять вас…

– По вашим словам этого не скажешь.

– Я НЕ СОБИРАЛСЯ оскорблять вас. Мы с вами вместе участвуем в великом эксперименте во благо нашего королевства, и я вас уважаю и восхищаюсь вами больше, чем каким-либо другим известным мне человеком, но когда вижу вас таким – это разрывает мне сердце. – Эдейтор снова сглотнул, на этот раз – сдерживая слезы. Тон принца сильно уязвил его, но он стыдился проявить это чувство.

Олио зевнул и оперся рукой о умывальник. Рукав его окунулся в воду, и он рассеянно посмотрел на него.

– Это я тебя оскорбил.

– Нет, ваше высочество…

Олио взмахом руки велел ему замолчать.

– Н-не возражай. Мы не можем позволить себе притворства друг с другом. – Он на миг закрыл глаза, и когда открыл их, то они показались Эдейтору вдвое краснее, чем раньше. – Возможно, я и п-по-творствую иной раз своим слабостям, д-друг мой, но прежде я тебе не солгал. Мне плохо спится. Я вижу ужасные сны. Вино помогает мне заснуть. И оно же помогает забыть сны, когда я все-таки засыпаю.

– Сны о ваших исцелениях?

У Олио побелело лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Мы имеем дело с великой магией, ваше величество. Те, кто занимаются ею, часто страдают от последствий. Некоторые из магов, поручившие мне помогать вам, жаловались в точности на то же самое. Сны эти всегда заканчиваются плохо, горем и неудачей.

– Да, да. Именно так.

– И вино тут не поможет, – тихо добавил Эдейтор.

Олио провел пятерней по волосам. Ломота в висках ослабла, но не прекратилась.

– Клянусь тебе, Эдейтор, дело не в вине.

– В вине или же в магии, но вам нельзя продолжать в подобном духе.

– Н-но все те больные! Что они будут делать?

– Исцеляться сами, как часто и поступают. Когда мы открыли клинику, то должны были лечить только умирающих, и только умирающих от несчастных случаев, а не от старости. Я знаю, что вы лечите всех детей, какие к нам приходят.

– Я не м-могу вынести в-вида их страданий.

– Мы все страдаем, ваше высочество. Таков, в конечном счете, наш жизненный удел. Но если вы будете и дальше помогать всем, кого к нам приводят, то боюсь, настанет время, когда вы никому не сможете помочь, даже тем, кто сильней всего нуждается в вашей целительной силе.

– Ты прав, – вздохнул Олио. – Сегодня утром я сам себя не узнал. И сны становятся все хуже. Они всегда заканчиваются… – он не смог договорить.

– Чем, ваше высочество?

Олио покачал головой.

– Н-неважно. – Он снова улыбнулся. – Обещаю п-позаботить-ся о себе, Эдейтор. Я отдохну. И буду больше спать.

– Думаю нужно не просто выспаться, – предупредил его Эдейтор. – Вы должны какое-то время не пытаться больше исцелять. Вам надо прекратить пользоваться Ключом Сердца.

– Прекратить пользоваться им? Ты это наверняка не всерьез.

– Никогда не говорил серьезней. Именно он источник ваших кошмаров и недомоганий.

– Н-но я не могу прекратить, Эдейтор. Ты сам это знаешь.

– Лишь на некоторое время. Ровно настолько, чтобы вы восстановили силы.

– Сколько на это потребуется времени?

– Вы молоды. Думаю, долго ждать не придется. Но когда вы будете достаточно здоровы, чтобы возобновить исцеление, оно должно проходить так, как мы договаривались: помогать только тем, кому грозит смертельная опасность.

– Это довольно сурово с твоей стороны.

– Только тем, кому грозит смертельная опасность, – еще строже повторил Эдейтор.

– Ладно, друг мой, – устало кивнул Олио. – Как скажешь. Даю тебе слово.

– Мне не нужно вашего слова, ваше высочество. – Эдейтор подошел к принцу и положил руку ему на плечо. – Я вам доверяю.

Джес Прадо потянулся всем телом, морщась от боли, когда сократились мышцы.

– Но это лучше, – простонал он сквозь зубы. Обмякнув, он осел в кресло и принялся сжимать и разжимать кулаки. Боли уже почти не ощущалось. Он постоянно упражнялся с мечом с тех пор, как ему обработал раны личный хирург королевы, доктор Трион. «Странный старикан, – подумал Прадо, – но знает свое дело. Жаль, раньше в моем отряде наемников не было кого-нибудь вроде него».

Он снова встал и медленно оделся. Королева выдала ему новую одежду взамен изорванной в клочья в ходе приключения нынешним летом. Прадо поморщился, вспомнив, как похитил принца Линана из-под носа у его спутников, а затем в последнюю минуту ему помешал доставить пленника в целости и сохранности другой капитан наемников по имени Рендл. И вспомнил ярость Рендла, когда и тому не удалось сохранить пленника. И как жестоко после этого Рендл обошелся с ним, истязая и постоянно угрожая его убить. Вспомнил долгое, опасное и изматывающее бегство из когтей Рендла в далеком северном королевстве Хаксус, всю дорогу обратно до Кендры, где он и прибыл во дворец Аривы – скорее мертвым, чем живым.

«Рендл, сукин ты сын. В один прекрасный день я найду тебя и выпущу тебе кишки, пока ты еще не перестал дышать».

И этот прекрасный день скоро наступит, напомнил себе Прадо, если молодая королева согласиться с его планом. Но как же ее убедить дать ему армию? Эта проблема беспокоила его с тех самых пор, как он прибыл в Кендру, но за последние несколько дней в голове у него постепенно сложился некий план. Способ существовал, но требовалось преподнести идею нужным людям и нужным образом.

Он подошел к окну. Из комнатушки в одном из углов дворца ему была видна арена, где упражнялись королевские гвардейцы. Солдаты тренировались во владении мечом под бдительным оком своего нового коннетабля, Деджануса.

«Никак не думал, что когда-нибудь увижу кого-то покрупнее прежнего коннетабля, – признался про себя Прадо. – Камаль против Деджануса. Да, увидеть такое – это было бы нечто».

Он продолжал с завистью наблюдать за тренирующимися гвардейцами. Будь у него пятьдесят таких молодцов, он бы тут же отправился прямиком к лагерю Рендла и вырезал весь его отряд. Хотя нет, это значило бы просить слишком многого.

Но сперва Линан, напомнил он себе. Линан был ключом ко всему. Мысль эта показалась ему болезненно забавной. Подумать только, этот бесполезный щенок невольно помогает ему отомстить Рендлу. Он вдруг сообразил, что Линан действительно должен сыграть центральную роль в задуманном плане. В конце концов, много месяцев назад все началось как раз с него. Прадо гадал, не следует ли ему дать принцу прожить достаточно долго, чтобы увидеть смерть Рендла. Ему никак не повредит пленник королевской крови – неважно, насколько сильно впавший в немилость – в случае, если все пойдет наперекосяк.

«Да, – подумал он. – Возможно, я дам принцу еще пожить. Немного».