Отец Поул находился в покоях примаса, в СВОИХ покоях – ему приходилось постоянно напоминать себе об этом, – стоя на коленях. Глаза его были закрыты, а рассудок, как таракан, метался по воспоминаниям о Гиросе Нортеме, по всем когда-либо сказанным им словам, когда-либо преподанным урокам, по всем его намекам на величайшую тайну их религии.

– У бога есть имя, – сказал ему однажды Нортем, – и это имя есть все, чем может быть бог.

А в другой раз он сказал Поулу:

– Единственное слово открывает все, что только можно знать о боге.

«Так, значит, имя бога – единственное слово?» Он сцепил руки так крепко, что побелели пальцы, и молился так неистово, что жилы на висках вздулись подобно узорам на заиндевелом оконном стекле.

– Одна тайна, Владыка – вот все, чего я прошу, – молился он. – Одна тайна, дабы явить мне всю чудесность твою. Одна тайна, дабы позволить мне продолжать дело твое.

Он ждал голоса, шепота, знака, вообще чего угодно, способного указать ему правильное направление, но услышал лишь безмолвие собственного тяжкого греха.

– О Владыка, признаю, я слабый человек. Но я буду сильным для тебя, если только ты мне дозволишь.

Он попытался мысленно представить себе, каким должен быть с виду бог. Когда он был еще зеленым юнцом, бог столько раз являлся ему во сне, что лицо его было более знакомым, чем физиономии товарищей-послушников. Так почему же теперь, когда он был светским главой Церкви, Господень лик отвратился от него? Неужто грех его был столь велик?

– Яви мне лик свой, Боже, дабы я мог назвать тебя именем твоим.

И ответ пришел так внезапно, что глаза у него открылись от удивления.

– Когда ты назовешь меня именем моим, то узришь лик мой.

Голос этот принадлежал ему самому.

Деджанус прижал руки Иканы к постели, вонзаясь в нее. Он не смотрел ей в лицо, а уставился в пространство прямо перед собой. Женщина крякнула под его тяжестью, и он гадал, от удовольствия это или от боли. Она никогда об этом не говорила, а просто принимала его, как шлюха, – каковой она, собственно, и была.

Кончив, он рухнул на нее, тяжело дыша, словно пес после долгой погони. Икана выскользнула из-под него и быстро оделась.

– Что за спешка? – спросил он.

– Моя смена еще не кончилась.

– Хозяин будет не против. Он знает, кто я.

Икана не ответила, но торопливо покинула комнатушку на втором этаже таверны, которую хозяин отводил как раз для таких встреч.

Переведя дух, Деджанус уселся на постели и сделал большой глоток из оставленного им на полу кувшина. Ему пришло в голову, что он не очень-то нравится Икане. Ну, это не имело значения, покуда та держала язык за зубами, а ноги раздвинутыми. Он усмехнулся этой мысли.

«Ну и остряк же ты, стервец», – подумал он про себя.

Он улегся на постель, перевернулся на спину и допил вино.

Отец Поул снял с книжной полки у своей постели «О Теле Божьем». За последние несколько недель он проштудировал ее уже с десяток раз. Он тщательно переворачивал каждую страницу, высматривая любую пометку, любой знак, какой Нортем мог оставить, а он пропустить. Слов он не читал, слова больше ничего не значили для него, но Поул надеялся, что какое-то значение имелось в самой книге, в том, как она была украшена или выполнена – в неправильно помещенном орнаменте, или незаконченном предложении, или странной иллюстрации.

«Пожалуйста, Боже, дозволь мне найти сей знак».

Он закончил книгу, отбросил ее в сторону и взял с полки «Медитации Агостина». Эта книга была намного больше, но он внимательно проглядел каждую страницу. Закончив с ней, он просмотрел «Семь Епитимий Великого Грешника», а затем жизнеописание Марголая, первого примаса, и все другие книги, которые Нортем считал достаточно глубокими, дабы держать у себя в покоях.

Иной раз он наталкивался на сделанную рукой Нортема заметку на полях, обычно рядом с какой-то подчеркнутой фразой в тексте, но в каждом случае заметки содержали не больше, чем жалкие откровения, вроде «Теперь я понял!» или «Смотри Семь Епитимий, часть первую», или даже «Запомни это!».

На каком-то этапе просмотра он составил список всех заметок на полях и подчеркнутых фраз, думая, что в них мог быть какой-то скрытый код, но в конечном итоге понял, что все они именно то, чем и казались – банальные наблюдения, сделанные в ходе неторопливых размышлений.

«Ах, Гирос, я и не знал, что ум твой был столь мелок. Я-то ведь, помнится, смотрел на тебя как на мудрейшего из мудрых».

Он в гневе швырнул последнюю книгу через всю комнату и схватился за голову, переполненный жалостью к себе. Ему хотелось горько расплакаться, но он знал, что не сможет пролить слез. Он так давно не плакал – и думал, что уже разучился это делать.

Поул вспомнил, как не раз видел слезы на глазах у Нортема. Старый примас обладал большим сочувствием к тем, кто страдал.

«Возможно, не такой уж и мудрый, – подумал он. – Но хороший человек». И внезапно задумался: а можно ли его самого назвать мудрым или хорошим?

За дверью послышались торопливые шаги, и кто-то постучался к нему.

– Да, в чем дело?

Вошел священник из приюта, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но увидел разбросанные повсюду книги.

– В чем дело? – раздраженно повторил Поул.

– Ваша милость, вы хотели знать, когда принц Олио в следующий раз посетит приют. Он сейчас там, лечит одного пациента.

– Какого пациента?

– Юношу, сильно избитого при ограблении два дня назад. Он умирает.

Поул нахмурился. Он не хотел, чтоб в данный момент его беспокоили из-за этого, но знал, что может пройти немало дней или даже недель, пока принц снова наведается в приют.

– Прелат-маг был с ним?

Священник покачал головой.

– Но его высочество сказал, что дождется его, прежде чем начать исцеление. Ваша милость, мне надо возвращаться. Вы пойдете со мной?

– Пойду, – смирился с неизбежным Поул.

Олио стоял над юношей, лежащим без сознания. Ему не верилось, что кто-то мог быть настолько сильно избит и все же оставаться в живых. Нос сломан, под заплывшими глазами синяки, порвана щека, сломана челюсть. Олио поднял одеяло и увидел, что одно ребро натягивает кожу под странным углом. Дышал избитый прерывисто, а это почти наверняка означало, что еще одно ребро проткнуло легкое.

Олио отошел от койки, выглянул в окно. «Давай, Эдейтор, где же ты? Он умирает; ему нужны мы».

Он заметил, как нагрелся прикасавшийся к его коже Ключ Сердца. Вынув Ключ из-под рубашки, он взял его левой рукой и протянул правую к зверски избитому – но убрал ее, не успев коснуться его.

«Подожди прелата, дурак, – велел он себе. – Ты недостаточно силен для этого».

Он снова выглянул в окно. Часть улицы заливала лужа света. Олио увидел сидящего на земле пьяного, с фляжкой вина в одной руке и масляным фонарем в другой. «Если он вскорости не отправится домой, – подумал Олио, – то в его фонаре иссякнет масло, и он нипочем не найдет дороги домой».

Именно это и случилось с данным пациентом, сообразил он. Светильник его жизни догорал, и он настолько углубился в темноту, что не мог найти выхода.

– Быстрей, Эдейтор, иначе даже мы не смо-можем ему помочь. Даже м-мне не по силам во-воскрешать из м-мертвых.

Он все еще сжимал левой рукой Ключ, и руку начало слегка пощипывать.

«Возможно ли это? Смогу ли я проделать это один?»

Он снова протянул руку. Его ладонь слегка коснулась лба пострадавшего. Олио почувствовал, как через его тело в тело юноши хлынул поток силы. Он настолько удивился этому, что отдернул руку, тяжело дыша. Как такое могло стать возможным? Принц вспомнил, как Эдейтор рассказывал ему, что некоторым магическим предметам – особенно наделенным большой мощью – требовалось время для настройки на своих владельцев. Наверное, этот Ключ наконец настроился на него. В конце концов он знал, что его мать была способна применять его без помощи какого-либо мага.

Олио снова возложил руку на пациента и на сей раз дал мощи протечь через него. И увидел, что воздух вокруг оказался заряжен мерцающей голубой энергией, подобной миниатюрным молниям, которые хлестали, исчезали и, появляясь, хлестали вновь.

Внезапно все закончилось. Его правая рука сама по себе упала и повисла как плеть. Он не смог удержать сорвавшегося с его губ усталого стона и, выпустив холодный теперь Ключ, обеими руками схватился за койку, удерживаясь от падения. Подняв взгляд, он увидел слабый остаток голубоватой энергии. Она окружала его, словно легкий туман. Через несколько мгновений исчезла и она.

Веки пациента задрожали и глаза открылись, в замешательстве уставясь на принца.

– Кто вы? – прохрипел он. Олио потрепал его по плечу.

– Дружище, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?

На лице парня не осталось никаких следов от полученных побоев.

– Уставшим. Никогда еще не был таким усталым.

– Тогда закрой глаза. Спи. А когда проснешься, сможешь отправиться домой.

– А где я?

– Не беспокойся сейчас об этом. Просто спи.

Олио видел, что юноше хотелось задать еще много вопросов, но глаза у него закрылись, несмотря на все его усилия не смыкать их, и он почти мгновенно уснул.

Олио тихо покинул помещение. Если бы он еще раз выглянул в окно, то увидел бы, что пьяный с фонарем пропал.

Деджанус спокойно спал у себя – нагой, не считая сапог. Хрелт боялся будить его. Ему пришло в голову, что он мог бы сунуть этому великану нож меж ребер и избавиться от него. Деджанус был жестоким хозяином, ничуть не похожим на Камаля, который держался с Хрелтом твердо, но уважительно.

Но ничего такого Хрелт, конечно, не сделает. Смелость свою он утратил много лет назад, сражаясь за Ашарну в Невольничьей войне. В том кровавом конфликте он лишился не только ее. Его родной брат погиб, стоя совсем рядом с Хрелтом в строю копьеносцев, получив стрелу в глаз. Хрелт жалел, что не может забыть об этом. Может, если бы он забыл, то смог бы вспомнить, на что же похожа смелость, и тогда как следует проткнул бы Деджануса.

Коннетабль фыркнул во сне; Хрелт так и подскочил. Ноги его издали едва слышный звук, ударившись об пол, но этого хватило. Одним гибким движением Деджанус вскочил с постели, одновременно выхватывая из сапога кинжал. Эффект был несколько подпорчен, когда он продолжил движение и упал на бок. «Возможно, я все-таки сумел бы его зарезать», – подумал Хрелт и чуть склонил голову, чтобы смотреть прямо на него.

– Ваша коннетабельность? С вами все в порядке? – Он увидел на постели пустой кувшин из-под вина. – Вы пили.

Деджанус зарычал и поднялся, садясь.

– Чего тебе, канавная крыса?

– Вы мне сказали, что хотите узнать, когда принц Олио придет в приют. Я только что видел его там.

– Чем он занимался?

Хрелт сглотнул. Если он чего и боялся больше Деджануса, так это магии. Но Деджанус-то был здесь, а магия была там.

– Он применял Ключ Сердца, мой господин.

Деджанус моргнул.

– Ты сам это видел.

– Да. Через окно. В комнате было темно, и вдруг ее залило странным голубым светом. Я увидел Олио.

– А прелат Эдейтор Фэнхоу был с ним?

– Я его не видел.

Деджанус нетвердо поднялся на ноги и протянул руку схватить Хрелта за грудки. Тот инстинктивно попятился. Деджанус зарычал и снова протянул руку. На сей раз Хрелт дал себя схватить. Взяв за рубашку, Деджанус вплотную придвинул его. Хрелт оказался настолько близко к нему, что почувствовал даже запах винного перегара изо рта, и еще какой-то.

– Ты уверен, что с ним не было мага?

Хрелт кивнул.

Деджанус с минуту разглядывал Хрелта, и тот гадал, не собирается ли коннетабль убить его за прерванный сон. Вместо этого Деджанус просто оттолкнул его. Хрелт врезался в стену, с громким стуком ударившись о нее головой.

– Жди на улице, – приказал Деджанус. – Я оденусь, и ты проводишь меня к приюту.

Хрелт не стал дожидаться, когда великан передумает. Выбежав из комнаты, он так и скатился вниз по лестнице. Оказавшись за дверьми таверны «Пропавший моряк», он хотел бежать и дальше, но знал, что с ним сделает Деджанус, если он сейчас сбежит. Чувствуя себя глубоко несчастным, он нашел свой фонарь и встал, держа его поближе к себе в холодной ночи.

Эдейтор прибыл в приют запыхавшийся, с лицом, покрытым тонкой пленкой пота. Олио ждал его на кухне, сидя за большим деревянным столом.

– Ваше высочество, извините за опоздание. Ваш посланец сперва не мог найти меня, и ему пришлось посетить две теургии, прежде чем он все-таки нашел. – Эдейтор с досадой поцокал языком. – Я завяз в разговоре с проклятым магистром Теургии Звезд. Самый скучный человек из всех живущих на свете, но очень влиятельный…

Олио глядел в его сторону, но у Эдейтора складывалось ощущение, что принц смотрит сквозь него. Он увидел, что в руке у него кубок.

– Вы ведь не… – он не смог закончить вопроса.

Олио помотал головой, словно выходя из глубокого транса. Моргнув, он посмотрел на Эдейтора так, будто впервые его видит.

– Эдейтор? Когда вы пришли сюда? И почему так поздно?

– Что у вас в кубке? – не давая сбить себя с темы, спросил Эдейтор.

Олио поднял кубок.

– Вода, – ответил он, кивая на небольшой бочонок на столе. – Всего лишь вода. Не хотите выпить?

Эдейтор понюхал воздух.

– Я как раз говорил, как сожалею об опоздании… – Он остановился и снова принюхался. В воздухе пахло еще чем-то, чем-то необыкновенным, чем-то таким, что ему довелось почуять лишь раз в жизни.

– Пациент еще жив? – рассеянно спросил он.

– О да, – ответил Олио.

– Тогда, возможно, нам следует начать. Где священник?

Олио пожал плечами.

– Когда я прибыл, он был здесь. А где он теперь – не знаю.

– Понимаю. – Эдейтор покинул кухню и прошел в специальное помещение, отведенное для пациентов, которых они с Олио должны были исцелять. Там лежал единственный юноша, вполне здоровый и спящий. Спокойно спящий.

Он вернулся на кухню.

– Священник положил в палату не того пациента.

– Нет, он не ошибся.

– Не понимаю. На мой взгляд, тот юноша выглядит вполне здоровым.

– Так оно и есть, – ровным тоном подтвердил Олио.

– Должно быть, я старею или впадаю в маразм, – промолвил Эдейтор. – Но мне непонятно, что же здесь происходит.

Он покинул кухню, снова зашел в специальную палату и склонился над спящим юношей. С ним определенно все было в порядке. Эдейтор сделал глубокий вдох и очистил разум. И снова был поражен тем же запахом, но теперь намного более сильным. Он быстро огляделся кругом. Откуда мог взяться этот запах? Впечатление складывалось такое, словно палату зарядили…

Нет. Он этого не мог.

Прелат вернулся на кухню. Олио смотрел на него чуть ли не застенчиво.

– Вы сами воспользовались Ключом, не так ли?

– Да.

Эдейтор выдвинул стул и сел за стол рядом с Олио.

– Что произошло?

– Я не совсем уверен. Я стоял над пациентом, ожидая вашего прихода, когда все это просто случилось.

– Такое не может просто случиться, ваше высочество, – возразил Эдейтор. – Магия так не действует.

– М-может, в этом Ключе сокрыто больше, чем просто м-магия, – предположил Олио.

– Почему вы не остановились? – резко спросил Эдейтор. – Почему не подождали меня?

– Почему вы так озабочены из-за этого?

– Я ведь предупреждал вас о мощи Ключа. Вы же знаете, что именно он может сделать с вами, если вы станете применять его без помощи мага. Так почему же вы все-таки это сделали?

– Потому что мог, – просто ответил Олио.

– Ваше высочество…

– Я устал от этого допроса, Эдейтор.

– Вижу, – медленно произнес Эдейтор.

– Вы так сердитесь от того, что вас оставили в стороне? – спросил Олио.

Эдейтор покраснел от внезапного гнева.

– Я этого не заслужил.

Сообразив, насколько обидными были его слова, Олио тоже покраснел.

– Извините, д-друг мой. Я н-не это имел в виду. Но по-пойми-те пожалуйста, я м-мало управлял своими действиями в той палате. Я знал, что могу это прекратить, если по-настоящему сосредоточусь, но не хотел прекращать. Казалось, мне бы-было предназначено быть т-там именно в это время, чтобы выполнить именно эту за-задачу.

Прелат не знал, что и сказать. Он боялся за Олио, ведь тот не был обучен магии, а Ключ Сердца являлся куда более мощным магическим предметом, чем любой, с каким доводилось сталкиваться даже ему. Наверное, он мог повлиять на принца до такой степени, что тот уже не вполне отвечал за свои действия.

За дверью раздались шаги, и через мгновение на кухню вошел священник.

– А, отец! – Олио встал, здороваясь с ним. – Я все гадал…

Следом за священником вошел второй человек.

– П-примас П-поул, – медленно произнес Олио. – Безмерно рад.

Эдейтор тоже встал.

– Это неожиданно, – сумел произнести он.

– Ничуть не сомневаюсь, – невесело улыбнулся им Поул. – Пожалуйста, ваше высочество, прелат Фэнхоу, садитесь. Вы оба выглядите изможденными.

Они сели. Священник невнятно извинился и покинул кухню. Поул остался стоять, внимательно глядя на двух визитеров.

– Думаю, я могу наконец услышать объяснение, – сказал он.

Олио и Эдейтор быстро переглянулись.

– Мы собирались прийти к вам, – начал Эдейтор, – но все не представлялось подходящего случая.

– Теперь представился, – указал Поул.

– Похоже на то, ваша милость. Мы – то есть принц и я… Или теперь скорее принц сам по себе… Мы – я имею в виду, теперь он, но раньше со мной или с кем-то вроде меня – то есть, разумеется, с магом… На чем я остановился?

– Он х-хочет сказать, – вмешался Олио, – что мы договорились с вашим предшественником. Эта договоренность позволила мне исцелять умирающих, применяя одновременно силу Ключа и способность м-мага, обычно вот этого п-прелата.

– Значит, я не очень сильно ошибался, – заключил Поул. – Я полагал, что к этому имеет какое-то отношение Ключ, но полагал также, что вы, ваше высочество, лишь предоставляли его, в то время как всю настоящую работу делал прелат.

– И что вы теперь намерены предпринять? – спросил Олио.

– В смысле?

– Вы собираетесь закрыть приют или рассказать Ариве о том, чем мы занимаемся?

Удивление Поула было очевидным.

– Закрыть приют? Зачем? И разве Арива уже не знает?

– Когда приют открывали, молчаливо подразумевалось, что причастность к этому принца будет сохраняться в тайне, – объяснил Эдейтор. – Меня тревожило, как бы принца не стала осаждать толпа страждущих, если бы пошел гулять слух о том, что он может исцелять больных.

– Это и впрямь чудо, – признал Поул. – Но ведь наверняка можно было открыть какое-то официальное учреждение…

– Олио не может слишком часто совершать исцеления, иначе пострадает от этого.

Поул ждал дальнейших объяснений, но Эдейтор не желал больше ничего сообщать.

– Пострадает? – подтолкнул его примас.

– Я от этого устаю, – признался Олио.

Поул склонил голову и с миг подумал.

– Это ведь не просто утомляет вас, не так ли? – спросил наконец он. – Двое моих послушников нашли вас однажды на улице, помните?

Олио безрадостно вздохнул.

– А, так это вы тогда были в той комнате?

– Да. Не беспокойтесь, вашей тайне ничто не угрожало даже с моей стороны: примас Нортем отказался объяснить мне суть происходящего. Однако ваше пьянство не было тайной ни для кого, кроме вашей сестры.

– Тем не менее она узнала о нем, – признался Олио.

– А сейчас? Как вы теперь справляетесь с таким напряжением?

– Ну, думаю, справляюсь, – чуть поспешно ответил принц. Поул увидел, что Эдейтор опустил взгляд.

– Есть ведь еще что-то, не так ли?

– Сегодня ночью я вп-первые исцелил п-пациента самостоятельно.

– Вы применили магию Ключа без помощи прелата?

Олио кивнул.

– Это поразительно, – сказал примас скорее себе, чем другим.

– Что вы станете делать? – спросил Олио.

– Делать? Да, наверное, ничего. А что я, собственно, могу сделать? Я не стану препятствовать вам выполнять свою работу в приюте, покуда вы гарантируете мне, что никогда не подвергнете здесь, опасности свою жизнь.

– Это я об-бещаю, – заверил примаса Олио.

– Ну, значит, мы достигли взаимопонимания. Надеюсь, теперь вы оба знаете, что можете с большей легкостью доверять мне.

– Да, конечно, – быстро подтвердил Эдейтор.

– Мне жаль, что мы не доверились раньше, – добавил Олио.

– Вот и прекрасно. Тогда я оставлю вас наедине. – Поул положил руку на плечо Олио. – Ваше высочество, если вам когда-нибудь понадобится помощь или утешение, то я всегда к вашим услугам. Я понимаю, что вы относились к моему предшественнику с большим уважением и приязнью, но хотя он отошел в мир иной, и на его месте теперь я, цели и задачи примаса не изменились.

– Спасибо вам, – искренне поблагодарил его Олио. – Я не забуду.

Деджанус протянул полный кувшин дешевого вина.

– Ну, Хрелт? Его или грош?

Хрелт, все еще обнимающий фонарь, понимал, что вино согреет его лучше, и протянул руку к кувшину. Деджанус со смехом его убрал.

– Сперва отведи меня к приюту. Уже темно, а у тебя есть фонарь.

Хрелт ничего не сказал, но ринулся вперед по улице. Примерно каждые двадцать шагов ему приходилось останавливаться, чтобы все еще ощущавший последствия пьяного разгула Деджанус смог догнать его.

В итоге они добрались до места, где Хрелт вел наблюдение. Он показал на темное окно.

– Вот там я и видел магию.

Деджанус проверил улицу и, убедившись, что на ней никого больше нет, подошел к окну. Приникнув к стеклу и заслонившись с обеих сторон руками, он заглянул в помещение. Ему удалось разглядеть лишь смутные очертания постели и кого-то, лежащего на ней. Крякнув, он отошел обратно, туда, где ждал Хрелт.

– Нет там сейчас никакого принца, – буркнул он, раздосадованный, что зазря выполз в холодную ночь.

Внезапно Хрелт приложил палец к губам, а затем показал вперед. Там появился узкий прямоугольник света, а в нем – четко обрисованный темный силуэт.

– Спасибо, отец, – поблагодарил силуэт кого-то, еще не вышедшего из дома. – Сегодня вы хорошо поработали.

– Это голос примаса, – прошептал Деджанус.

Хрелт не был уверен, полагалось ли ему как-то откликаться на эти слова, и решил, что безопасней всего будет ничего не говорить.

Прямоугольник исчез, а темный силуэт остался на улице и, повернувшись, зашагал прочь от наблюдающей пары.

– Я должен следовать за ним, – внезапно решил Деджанус. – Нам с примасом есть о чем потолковать. – Он отдал Хрелту кувшин. – А ты оставайся здесь и не спускай глаз с приюта. Позже я вернусь.

Хрелт с благодарностью взял кувшин и опустился на корточки.

Ариву разбудил внезапный спазм боли. Сперва она подумала, что это всего лишь сон, но затем заметила, что простыни мокры. Еще один спазм заставил ее охнуть от удивления.

– Боже, началось! – вскрикнула она. – Слишком рано! – Она положила ладони на живот, ожидая почувствовать, как двигается ребенок или что-то в этом роде. Очертания плода казались иными, но ребенок не брыкался и не ворочался.

Она подождала, пока пройдет боль, и встала с постели. Сделать это оказалось тяжелее, чем ей представлялось возможным. Она наполовину прошла, наполовину проковыляла к двери и распахнула ее. Двое удивленных стражей вытянулись по стойке «смирно». Они мельком углядели ее величество в ночной рубашке и отвели взгляды.

– Приведите доктора Триона, – велела она, с трудом ворочая языком, и снова исчезла в опочивальне.

Поул почти добрался до дворцовых ворот, когда перед ним внезапно вырос огромный темный силуэт. Он слишком удивился, чтобы испугаться. Скудный свет не позволял разглядеть лицо, но эту массивную фигуру трудно было с кем-то перепутать.

– Добрый вечер, коннетабль, – поздоровался Поул. – Что вы делаете в такой час на улице?

– Я мог бы спросить вас о том же, – отпарировал Деджанус. Даже в двух шагах от коннетабля Поул чувствовал запах винного перегара, и у него вызвал раздражение резкий ответ на вполне дружеское, на его взгляд, приветствие.

– Навещаю одного из своих священников, если уж вам надо знать, – ответил Поул.

– Я же коннетабль. Мне положено знать все обо всем. – Деджанус широко развел руки в стороны, словно пытаясь объять весь город.

– Весьма честолюбивое стремление, – сухо отозвался Поул.

– А я человек честолюбивый. В действительности мы оба люди честолюбивые.

Поул вздрогнул, сразу же делаясь подозрительным.

– О чем вы говорите?

Деджанус рассмеялся; звук вышел такой, словно камни катились с горы.

– У нас есть нечто общее. И у меня, и у вас есть тайны. Поул перестал дышать.

– У меня нет никаких тайн.

Деджанус огромной рукой обнял примаса за плечи и нагнулся, приблизив свое лицо к его лицу. Поул скривился от выдыхаемого коннетаблем запаха.

– Тайны есть у всех. Бьюсь об заклад, даже у бога есть тайны. Но я знаю кое-какие из ваших. Хотите знать кое-какие из моих?

Поул убрал руку великана со своего плеча и холодно произнес:

– У меня нет никаких тайн, о которых вы можете знать. И меня определенно не интересуют ваши.

Даже в своем полупьяном состоянии Деджанус расслышал тревогу в голосе священника. Так что же все-таки происходило в том приюте? Он снова положил руку на плечи священнику и привлек его поближе к себе.

– Уж поверьте, ваша милость, вам будут очень интересны мои тайны. Мои тайны могут свалить монархов и поставить на их место новых. Мои тайны могут взбаламутить воду и королевства. Тайны мои настолько тяжелы, что когда я умру, то погружусь прямиком в преисподнюю.

Теперь Поулу стало страшно. О чем еще болтал этот верзила?

– Вы теперь играете за высоким столом, примас Поул. Вам нужны друзья.

– У меня есть друзья, – сердито бросил Поул и высвободился вновь. – Я исповедник королевы и ближайший помощник канцлера Оркида Грейвспира.

Деджанус, нахмурясь, посмотрел на священника и снова рассмеялся.

– Вы больше ни для кого не исповедник, кроме себя самого, ваша милость. А у Оркида Грейвспира тайны такие же мрачные, как мои.

Поул протолкнулся мимо коннетабля. Смех этого субъекта преследовал его всю дорогу до дворцовых ворот.

Повитуха рукой обследовала тело королевы, отведя глаза в сторону. С любой другой пациенткой она не проявляла подобной застенчивости, и по правде говоря, Арива не возражала бы против применения ею всех своих органов чувств, но повитуха считала, что величие монарха следует сохранять елико возможно.

– Есть некоторое расширение, – определила она. – Насколько часто чередуются спазмы?

– Я испытала их только раз, – ответила Арива.

– Ну, у вас это первый ребенок, поэтому мы можем ожидать, что роды будут долгими, – сказал доктор Трион. Он коснулся ладонью лба Аривы. – Хорошо, хорошо, – пробормотал он про себя.

– Что мне надо делать?

– Делать? Как что, ваше величество, ждать. А потом терпеть. А потом вы уже мать.

– Ребенок рождается слишком рано.

Доктор Трион попытался скрыть свою озабоченность.

– Я помог появиться на свет многим преждевременно родившимся младенцам. Некоторым не терпится самим увидеть мир, а поскольку этот младенец Розетем, и по вашим словам – девочка, то, полагаю, никого в королевстве не удивит, что ей хочется устроить неожиданное появление.

– Я хочу видеть здесь моего брата. Я хочу видеть Олио.

– Я позабочусь, чтобы кто-нибудь привел его, – заверил ее Трион.

Хрелт прикончил почти весь отданный ему Деджанусом кувшин вина. Пальцы его рук и ног теперь вполне согрелись, а щеки раскраснелись. Он немного растянулся. Голова его откинулась назад, глаза закрылись. Он не увидел, как принц и прелат покинули приют. И не проснулся, когда по его ногам пробежала крыса.

Где-то в середине ночи одна рука у него дернулась, опрокинув фонарь. Фонарь покатился по улице и стукнулся о стену приюта. Стекло треснуло, масло пролилось и загорелось. Неуклонно разрастаясь, желтое пламя рванулось вверх по стене, охватило и поглотило сухие листья на подоконнике, добралось до соломы на крыше, а затем поймало остаток вечернего бриза, гуляющего среди крыш старого квартала города.