Каким-то образом — позже она не могла понять, как именно, — Аманда вернулась в дом и разразилась безудержными рыданиями.

— Ах, pequita, pequita, — снова и снова утешала ее Хуана, прижимая дрожащую девушку к своей пышной груди и похлопывая по спине. Эти движения так напоминали ей Марию, что Аманда почувствовала себя еще более несчастной. Смерть не была для нее внове, да и казнь француза не оказалась совершенно неожиданной, но ее потрясла бесчеловечность произошедшего. Как он мог? Как мог Рафаэль совершить такое?

— Я ошиблась! — гневно рыдала она. — Он бессердечное чудовище!

— Для некоторых — возможно, — пожала плечами Хуана, — но для остальных он человек, который принес им справедливость. Какое возмещение получила сеньора Гарсия за смерть своих мужа и сына? Только око за око, pequita. А ведь есть многие, кто не получил даже этого. Нет, может быть, это и не лучший, но единственный выход, который у нас есть сейчас. Скоро…

— О si! Manana! В Мексике все manana, только завтра никогда не наступает, не так ли? — с горечью спросила Аманда.

Хуана внимательно посмотрела на нее.

— Manana означает всего лишь «не сегодня», — спокойно произнесла она, и Аманде нечего было возразить. Это была часть самой сути Мексики, ее философия, и ей пришлось признать, что перед лицом всех их напастей мексиканцы очень неплохо держатся. Постоянные войны и мятежи, казалось, дали им внутреннюю стойкость, тщательно скрываемую под внешним услужливым одобрением. Загнанные в угол, мексиканцы сражались любым доступным оружием.

Презрительные слова дяди Джеймса мгновенно всплыли в ее памяти: он заявлял, что большинство населения Мексики хотело видеть Максимилиана своим императором.

«Ба, да этим невежественным крестьянам внушает благоговение сама мысль о королевской власти, — говорил он. — Они не желают, чтобы какой-то чертов индейский выскочка управлял их страной! Все это только пропаганда, устроенная ловким парнем Хуаресом».

Аманда верила ему. До этого Соединенные Штаты только-только начали оправляться после опустошительных последствий Гражданской войны, у них не было времени ввязываться в неопределенную политику их южного соседа; зато теперь, когда война осталась позади и началась Реконструкция, Соединенные Штаты обратили свое внимание на Мексику, и им не нравилось, что французы оказались так близко к их границам. С поддержкой Соединенных Штатов Хуарес легко мог победить. Но так ли это?

Ей иногда было трудно вспомнить, что ее мать тоже была мексиканкой, а она сама — часть этой раздираемой войной страны. Аманда всегда думала о себе как об американке, а ее дядя изо всех сил старался игнорировать ее мексиканские корни. Только Мария временами напоминала о них. В итоге Аманда не знала, что должна думать, что чувствовать.

Испанские предки Луизы Камерон построили свои дома в непроходимых лесах Мексики задолго до того, как появились Соединенные Штаты, и некая заносчивая надменность просочилась сквозь многие годы, доставшись даже Аманде. Она понимала кипящее возмущение, которое испытывали мексиканцы в отношении французов и даже Соединенных Штатов, понимала их неприятие любой интервенции, какими бы благими ни являлись ее намерения.

Но Стивен Камерон тоже был частью ее, и упрямая стойкость отца не позволяла ей покорно, смириться с судьбой. Владея Буэна-Виста, Стивен прошел через такие трудные времена, которые сломили бы менее стойкого человека, и Аманду наполняла решимость сделать то же самое. Любовь к ранчо всегда направляла ее и даже заставила вступить в ненавистный брак, который в конце концов привел ее в этот отдаленный горный лагерь. У судьбы извращенное чувство юмора, раздраженно подумала она.

Теперь, в лагере хуаристов, само ее существование — тонкая нить, которая может оборваться в любой момент, а она не в состоянии думать ни о чем, кроме Рафаэля, будь он проклят! Она ненавидела его даже тогда, когда не могла отрицать своего влечения к нему.

Прошла неделя с казни француза, неделя натянутого перемирия, прерываемого вспышками враждебности.

— Я не понимаю, почему бы тебе просто не отпустить меня! — бросила Аманда Рафаэлю туманным утром, когда темные и зловещие грозовые тучи, собравшись над горизонтом, закрыли горные пики. Она вихрем метнулась от окна. — Если бы ты не был так глуп и мог видеть дальше своего носа, ты бы понял, что это бесполезно.

Доведенный до предела, Рафаэль в конце концов потерял терпение. Он вскочил на ноги, стул с грохотом рухнул на пол. Тарелки на столе подпрыгнули и разлетелись на множество осколков, а Аманде едва удалось увернуться, когда он набросился на нее.

Испуганная такой неистовой реакцией, Аманда подумала о том, чтобы попросить пощады, но тут же вспомнила француза, и ее решимость укрепилась яростью.

— Свяжи мне руки и завяжи глаза, если собираешься казнить меня! — с вызовом выкрикнула она, протягивая ему руки и игнорируя кровожадный блеск в его сузившихся янтарных глазах. Легкая дрожь в голосе выдала ее, но если Рафаэль и заметил это, то не обратил внимания, а только гневно посмотрел на нее. Он с трудом контролировал себя: руки его сжались в огромные кулаки, а стиснутые от злости губы казались белой чертой на фоне бронзового лица.

— Ах ты, маленькая мегера, — выдавил он наконец, — да если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы сразу заткнулась!

— О-о? А я-то думала, мы единогласно решили, что у меня нет здравого смысла. Мне нужно показывать, а не говорить… — Едва произнеся эти слова, она пожалела, что сказала их.

— Я действительно забыл! — рявкнул в ответ Рафаэль и схватил Аманду раньше, чем она успела увернуться. Заметив, как дергается мускул на его скуле, Аманда стала вырываться еще яростнее, в ее глазах горел настоящий страх. Она зашла слишком далеко и вдруг поняла, что не готова к последствиям.

— Пусти меня! — Она яростно пыталась ударить его, но попадала только в воздух — Рафаэль уворачивался с поразительной легкостью. Неожиданно железная рука обвилась вокруг нее так крепко, что она не могла дышать. Противник усиливал хватку с каждым ее движением и ослаблял, только когда она замирала, поэтому Аманда в конце концов затихла. — Пусти меня, — всхлипнула она, повисая на его руке, как сломанная кукла, и чувствуя себя до смешного беспомощной. Но что она могла поделать? Рафаэль был гораздо сильнее. И тут ей вспомнился детский голос из прошлого: «Когда кто-то больше и сильнее, Аманда, ты должна быть умнее». Да-да, она вспомнила! Это Рафаэль говорил ей, как поступать, если случится что-то вроде этого, и Аманда поняла, что досконально следует его инструкциям.

Быстро схватив его большой палец одной рукой, она нырнула назад, прежде чем он успел понять, что происходит, и, как змея, вывернулась из его рук. Удивленный, Рафаэль промедлил всего одно мгновение; его обычную моментальную реакцию обманула ее кажущаяся покорность. Взмах пестрых юбок, и Аманда, нырнув в окно, исчезла.

— Будь я проклят, — выдохнул он и улыбнулся. Ну что за отважная, дерзкая маленькая стерва! Черт его побери, если он не восхищался ее духом.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Рафаэль решил пойти за ней. Ей не уйти далеко, да это и не важно, потому что он может выследить кого угодно в любой местности. Он научился искусству следопыта много лет назад, когда выживание было даже более важно, чем сейчас. Аманде только пойдет на пользу, если она убедится, что убежать от него невозможно. Это суровая страна, с крутыми обрывами и отвесными скалами, обманчивыми благодаря своей красоте. Аманда очень быстро поймет, насколько она неподготовлена и как сильно нужен ей он.

Прошел почти час, прежде чем Рафаэль отправился за беглянкой. К этому моменту она уже окончательно заблудилась и жалеет, что не осталась в лагере, решил он, идя по ее следу. Он даже подумал, не оставить ли ее в горах на ночь, одну в темноте… но тут один из его людей принес весть, что французы неподалеку. Если Аманда наткнется на них…

Рафаэль, мотнув головой, отбросил эту мысль и зашагал быстрее.

Ветер крепчал, гроза подбиралась все ближе, черные тучи неслись над горными пиками и верхушками деревьев. Редкие ослепляющие вспышки молний, похожие на ружейные выстрелы, на мгновение рассекали небо, и Рафаэль заволновался, не решила ли Аманда отдохнуть под каким-нибудь деревом. Да нет, она достаточно осторожна. В конце концов, она выросла на ранчо в Техасе, где молнии часто попадали в самые высокие деревья и убивали скот, по глупости забившийся под их ветки.

Капля дождя упала на землю, потом другая, а за ней настоящий ливень обрушился на Рафаэля, пока он шел по следу Аманды. Бормоча проклятия, он двинулся быстрее. Черт ее побери, если он идет по круговому следу и она уже вернулась в дом и смеется над ним, тогда он поколотит ее без всякой жалости.

Всего за несколько минут его одежда промокла до нитки, и Рафаэль начал беспокоиться. Что, если Аманда прячется в местности, где часто случаются оползни или селевые потоки, способные превратить невинный на вид ручеек в неистовую реку? Если она попадет в такой поток…

Дождь заливал ему глаза, смывал все следы. Опустившись на корточки, надвинув шляпу, чтобы прикрыть глаза, и держа руку на рукоятке ножа, висящего на поясе, Рафаэль неожиданно заметил впереди проблеск чего-то белого. Он повернулся с грацией пантеры и бросился туда.

Аманда шла, спотыкаясь, по камням и грязи, ослепленная хлещущим дождем; мокрые пряди волос закрывали глаза. Рубашка и юбка, мокрые и тяжелые от воды, облепили ее дрожащее тело, и воздух, всего несколько минут назад душный и жаркий, теперь стал почти нестерпимо холодным. Ветер продувал ее насквозь, зубы стучали от холода, но Аманда отчаянно продвигалась вперед. Так близко к свободе она оказалась в первый раз за много-много дней после смерти Фелипе и своего похищения. Свобода никогда не казалась ей такой драгоценной, как сейчас, — и такой далекой.

Аманда резко остановилась и едва не задохнулась, когда поняла, что балансирует на краю пропасти. Многие мили поросших лесами склонов и зубчатых скал тянулись насколько хватало глаз, и она всхлипнула от страха и разочарования, когда поняла, что, наверное, вместо того чтобы двигаться к Монтеррею, удаляется от него. Ее дрожащие ноги отказывались слушаться и мешали отойти от края обрыва. Ей показалось, что она окаменела.

Стоя на краю, она увидела краем глаза какое-то движение внизу. Солдаты на лошадях — французские легионеры! Возбуждение охватило ее, и Аманде удалось помахать им в надежде привлечь внимание. Они отвезут ее в Монтеррей, и тогда она спасется от этих гор и от Эль Леона.

Набравшись храбрости, Аманда наконец смогла вернуть жизнь своим ногам и сделать осторожный шаг от каменистого края обрыва, как вдруг услышала над головой угрожающий грохот. Взглянув вверх, она успела только вскрикнуть, как град камней обрушился на нее с неистовой силой и смел с края скалы в небытие.

Эхо крика, повисшее в воздухе, привлекло внимание Рафаэля. Он вскинул голову, перестав изучать следы на земле. Его тело среагировало раньше, чем мозг успел осмыслить происшедшее. Это был крик Аманды, а не какого-нибудь животного. Человеческие крики отдаются эхом, а звериные — нет. Аманда… вдруг она ранена? Madre de Dios, если бы он только успел вовремя!

Но он не успел. Рафаэль пересек холм и в тот же момент увидел, как она падает с края скалы и исчезает. Он бросился вниз с холма, не думая о себе, не обращая внимания на то, что острые камни разрывают его одежду и кожу. Ни разу за все эти годы он не чувствовал такого всепоглощающего страха, и осознание этого потрясло его до глубины души.

Аманда… снова и снова он повторял это имя, пока оно не стало звучать как молитва. Всего несколько секунд пролетело с момента, как он услышал ее крик, — и целая вечность. Время не имело значения, не имело границ. Секунды стали минутами, а минуты — часами.

Оказавшись на краю обрыва, Рафаэль посмотрел вниз. Тошнота подступила к горлу, когда он увидел последствия безжалостного камнепада. Никто не может выжить в таком обвале, особенно хрупкая девушка.

— Аманда! — Слово исторглось из него как крик раненой пантеры, а он даже не заметил этого. Dios! Он никогда не говорил ей, что любит. До этого момента он не признавался в этом даже самому себе.

Еще один рокочущий звук, и, инстинктивно оглянувшись через плечо, Рафаэль успел броситься на землю прежде, чем град камней снова обрушился со скалы.

Несколько случайных камней попали в его лежащее ничком тело и руки, защищающие голову, а когда он сел, его внимание привлекло белое пятно примерно в двадцати футах внизу. Рафаэль подполз к краю и, заглянув вниз, увидел небольшую площадку на склоне горы, защищенную выступом. Каким-то образом Аманде удалось приземлиться на этот уступ. Он увидел ее, распростертую, как сломанная кукла, на груде камней. Жива ли она еще, или камнепад убил ее?

Надежда, как цветок, побитый последней зимней бурей, снова подняла свою израненную голову, и Рафаэль торопливо принялся за работу. Он срезал спутанные лианы с ближайших деревьев и связывал в подобие веревки, надеясь, что она выдержит вес их двоих. Рафаэлю понадобилось больше часа, чтобы сделать веревку достаточной для двадцатифутового спуска длины. По крайней мере, дождь наконец прекратился: значит, камни быстро высохнут и не будут такими скользкими.

Вместе с готовой веревкой появилась проблема, как закрепить ее. Рядом с обрывом не росло ни одного дерева, а чтобы привязать к большому камню, веревки не хватало. Не зная, что делать, Рафаэль с нарастающим отчаянием смотрел на упавший ствол, когда-то росший в расщелине скалы.

— Черт, почему оно не может все еще торчать там? — пробормотал он, глядя на бревно и широкую гранитную расщелину. Пристально вглядываясь в нее, он увидел решение проблемы. Понадобилось всего несколько минут, чтобы накрепко обвязать веревкой крепкий ствол, положить его над расщелиной и, пропустив веревку в щель, опустить конец к каменному уступу внизу. Все же, не веря, что бревно останется на месте, Рафаэль вбил большой плоский камень перед ним, чтобы оно не скатилось вперед, к краю скалы.

На мгновение он остановился, обессиленный работой, и, сделав глубокий вдох, снова взглянул с обрыва на Аманду. Она по-прежнему не двигалась.

— Проклятие! Она должна жить! — тихонько пробормотал он по-испански, по-английски и даже по-французски, и его проклятия прозвучали почти как молитвы.

Схватив скрученные лианы обеими руками, Рафаэль проверил их на прочность и, наконец, спустился по каменному склону. Длины веревки не хватало, чтобы обвязать ее вокруг талии, и, если его хватка ослабнет, он рухнет на острые камни внизу. От силы его рук теперь зависела жизнь и его и Аманды.

Гроза прошла, и теперь солнце нещадно палило его спину и плечи. Не было слышно ни одного звука, кроме стука сапог по граниту и его тяжелого дыхания. Рафаэлю казалось, что он висит на краю мира перед лицом бесконечности, один на гигантской ладони, которая в любой момент может наклониться и сбросить его в небытие.

«Толкай и прыгай, толкай и прыгай; не дергай веревку слишком сильно, а то она может оборваться; не позволяй влажным ладоням скользить, а то упадешь», — снова и снова повторял он себе эти простые правила выживания.

Наконец под ногами оказалась твердая почва; жгучий пот заливал глаза, и он с трудом дышал.

На четвереньках, не замечая острых камней, нещадно вонзающихся в тело, Рафаэль пополз к Аманде.

Проклятие, она была такая белая и неподвижная! Закрытые глаза казались фиолетовыми синяками на фоне бледной кожи, кровь струилась из порезов и царапин. Он обнял ее, баюкал в своих руках, убирал волосы с лица, постоянно повторяя ее имя.

— Аманда… querida… поговори со мной. — Его голос прерывался от эмоций, и он, нетерпеливо откашлявшись, заставлял ее очнуться. В конце концов, Аманда застонала, ее голова чуть повернулась, и ресницы дрогнули. Это чудо, но она пережила камнепад.

Рафаэль проверил, не сломаны ли у нее руки и ноги, потом легонько пробежал руками по бокам. Ничего? Это больше чем чудо, решил он. Его пальцы нежно ощупали ее голову и обнаружили большую шишку — когда он дотронулся до нее, Аманда застонала. Не слишком высокая цена за выживание в падении на камни с двадцатифутовой высоты.

Немного успокоившись, Рафаэль удобнее устроился на камне, чтобы отдохнуть и дать Аманде возможность прийти в себя. Он не будет спешить, он подождет. Какое-то предчувствие беды тревожило его, какое-то шестое чувство говорило, что нужно остаться на месте; но неопределенность мучила его только до того момента, когда он увидел отблеск солнца на ружейном стволе. Крик Аманды, должно быть, привлек внимание французов. Теперь ему придется держаться подальше от лагеря, пока он не удостоверится, что французы ушли из этой местности, и надеяться, что они не обнаружат их с Амандой.

Лучи полуденного солнца играли над ними, высушивая одежду и заставляя Рафаэля мечтать о воде, даже об еще одном коротком ливне. Сбросив рубашку, он обернул ее вокруг головы Аманды, чтобы защитить от солнца. Ее кожа была не так привычна к солнцу, как его, и она легко могла получить ожоги. Небо было синим, таким же потрясающе синим, как глаза Аманды, и пушистые облака лениво плыли по его бескрайним просторам — по прекрасному летнему небу.

Время неторопливо тянулось, и Рафаэль забылся беспокойным сном, часто просыпаясь, чтобы оглядеться, и снова погружаясь в сон. Когда он проснулся, стало прохладнее, свежий вечерний ветер холодил его обнаженную грудь. Теперь пора будить Аманду, решил он, иначе скоро станет слишком темно для подъема. Французам сейчас трудно разглядеть их, так что они не станут доступными мишенями на фоне склона горы.

Аманда слабо запротестовала в ответ на его настойчивые попытки разбудить ее.

— Оставь меня в покое, — пробормотала она, раздраженно отмахиваясь. — Я сплю.

— Это очень плохо, — пробормотал Рафаэль, и Аманда как сквозь туман узнала насмешку в его тоне, — потому что сейчас ты должна проснуться. — Он поднял ее, понимая, что у нее болит каждый дюйм тела, а избитые мышцы протестующе кричат в ответ на такое насилие. — Я знаю, что тебе больно, — посочувствовал он, когда она громко застонала, — но сейчас я ничего не могу с этим поделать.

Чуть приоткрыв глаза, Аманда попыталась ему помочь, но у нее ничего не получилось, и она сдалась. Просто она слишком изнурена — вот отчего ее голова раскачивается из стороны в сторону при каждом резком движении. Почему он подвесил ее вниз головой? — спрашивала себя Аманда, не осознавая, что упала с очень высокой скалы. Потом она мысленно пожала плечами, решив, что так он наказал ее за побег. Она даже предположила, что в некотором роде заслужила это.

Удар, толчок, удар, толчок. Неужели все это так необходимо, когда у нее нестерпимо болит голова, сердито подумала Аманда, заставляя себя открыть глаза, чтобы попросить Рафаэля не мучить ее.

Однако слова застряли у нее в горле, когда она увидела безумный наклоненный мир — отвесные каменные стены и зияющую пропасть, которую следовало бы заполнить чем-то твердым. Господи, облака так близко, что до них, кажется, можно дотронуться рукой, а она, словно какая-то безумная птица, болтается на спине Рафаэля.

— Кар-р, — выдавила Аманда, потом облизала губы и попыталась снова. — Н-нгайв. — Это было лучшее, что она смогла произнести на этот раз, и, с содроганием закрыв глаза, сдаваясь кошмару, потеряла сознание.

Втолкнув свою с каждым мгновением становившуюся все более тяжелой ношу на край обрыва, Рафаэль перекатил Аманду на землю и без сил рухнул рядом. Он устало уставился в небо и, глубоко вдохнув, заставил свое тело расслабиться. Его мускулы слишком долго были в напряжении и болели так, что он не мог даже пошевелиться.

Только когда вечерние тени превратились в скрывающую все темноту, он наконец вытащил свою рубашку из-под Аманды и надел ее. Им придется оставаться здесь, пока не уйдут французы. Рафаэль не мог позволить им обнаружить лагерь.

В нем всколыхнулись воспоминания о той ночи, когда она была в его объятиях, вся такая горячая, нежная, извивающаяся от страсти. Каким-то образом этой девочке удалось пробраться сквозь его защитную оболочку, и это беспокоило его. Слишком многое шло не так, слишком много нужно сделать, и слишком велика вероятность смерти в любой момент — факт, раньше никогда не волновавший его. А что будет с Амандой, если его убьют?

Рафаэль взволнованно поежился, его темные брови сошлись на переносице. Он чувствовал ответственность за нее. В некотором смысле она доверяла ему, и он не мог забыть, что ее мать была крестницей его отца. Фелипе мертв, а Джеймс Камерон, алчный и опасный, оставит Аманду в тех же тяжелых обстоятельствах, что и прежде.

Только одно решение казалось возможным, и даже если он прежде никогда не собирался жениться, то теперь решил, что ему придется передумать. Это в какой-то степени защитит ее, если его убьют, а если нет…

Что ж… По его губам пробежала улыбка, когда он посмотрел на Аманду. Его взгляд задержался на ее полной груди и длинных ногах, проглядывающих сквозь рваную юбку. Ночи могут оказаться ценнее дней, когда она захочет бросить ему вызов, и нет сомнений, что со временем ее удастся укротить. А если он устанет слушать ее, есть много способов сделать упрямицу тихой и удовлетворенной.

Рафаэль слегка удивился реакции своего тела на эти мысли, Волна желания, словно горячий прилив, захлестнула его при воспоминании о ее страстном ответе на его ласки. Проклятие! Сейчас не время думать о таких вещах — они одни, практически беззащитные, перед французами и природными стихиями, а Аманда ранена…

Мускулы на его ногах напряглись, натягивая ткань брюк, когда он поднялся с земли и посмотрел сверху вниз на Аманду. Подложив руку под щеку, со слегка приоткрытым пухлым ртом и вьющимися по плечам темными волосами, она была похожа на беззащитного ребенка, и ему захотелось защитить ее.

Когда, наклонившись, он поднял Аманду на руки и понес в маленькую пещеру, скрытую под выступом скалы, она с довольным вздохом прильнула к нему и обвила руками его шею.

— Не будь смешным, — пробурчала Аманда, отмахиваясь от Рафаэля, — я не собираюсь выходить за тебя. Но, — любезно добавила она, — с твоей стороны было очень мило предложить это. — Ее зубы с жадностью вонзились в рыбу, которая немного подгорела с одной стороны, но все же казалась съедобной, и она удовлетворенно вздохнула.

В маленькой пещерке весело горел огонь, сосновые поленья потрескивали, распространяя сильный хвойный запах. Рафаэль, прищурившись, посмотрел на Аманду. Он и не ждал, что это окажется легко. Черт ее побери, она не имеет ни малейшего понятия о том, как ее едва не обнаружили французы и какой опасности это могло бы подвергнуть весь лагерь. Он поклялся себе, что впредь Аманда будет делать только то, что он ей скажет.

— Думаю, ты не поняла меня, — спокойно произнес Рафаэль, сдерживая взрыв, который, он знал, все равно наступит. — Я не спрашивал твоего согласия выйти за меня, а лишь сказал, что нужно сделать для твоей безопасности.

— О? — Изящно изогнутая бровь взлетела вверх, когда Аманда бросила на него испепеляющий взгляд. — Это еще вопрос, для чьей безопасности — твоей или моей. Ты думаешь, я не понимаю, что никакие обвинения в похищении тебе не смогут быть предъявлены, если мы будем женаты? Нет уж, спасибо; я предпочитаю смертельную опасность браку с…

— Не говори этого, — предостерег он таким тоном, что она замолчала. — К тому же у тебя небольшой выбор, Аманда.

— Я не согласна! — Остатки рыбы упали на пол, когда она вскочила на ноги, и Аманда постаралась не обращать внимания на внезапную боль в голове, вспыхнувшую от резкого движения. Боже, как больно! К тому же она не хотела признавать, как забилось ее сердце при мысли о браке с Рафаэлем. «Но ведь он не любит меня, — повторяла она себе снова и снова, — он не любит меня; он только хочет избежать обвинения и казни».

Но даже если и не в этом причина — почему она должна выходить за него ради своей безопасности, если он не любит ее? Просто потому, что он приказал? Нет, это недостаточно веская причина.

Внезапный гнев побудил ее броситься на него, но Рафаэль быстро остановил ее:

— Ты все еще очень слаба, Аманда. Мы не можем вернуться в лагерь, пока я не уверюсь, что французы ушли. Тебе остается только молиться, чтобы они не нашли ни нас, ни наш лагерь; я же не собираюсь оставаться здесь дольше, чем необходимо. А теперь сядь. — Он твердым движением усадил ее, и она послушалась, так как дрожащие ноги вдруг перестали ей повиноваться.

— Ты чудовище, — прошептала Аманда, стараясь сдержать внезапные слезы, грозящие политься по щекам. Она не учла, что французы могут найти лагерь, а не ее. Все, чего ей хотелось, — это убежать, и, о Боже, почему она все время должна плакать?.. — И почему тебя вообще заботит, в безопасности я или нет? — с горечью бросила девушка в попытке спрятать страх, и у нее перехватило дыхание, когда он протянул руку и повернул ее лицо к себе.

— Просто меня волнует то, что происходит с тобой. Может быть, я не могу сказать то, что ты хочешь услышать, или, возможно, не веду себя так, как тебе бы хотелось, но это не значит, что я не забочусь о тебе. Я хочу, чтобы ты оказалась в безопасности.

Она хотела верить ему, потому что сама любила слишком сильно. Но нет, ее тщательно выстроенная оборона не дрогнет. В конце концов наступил момент, когда ей следует больше заботиться о собственной безопасности. Она ранена, и ей трудно сопротивляться, но она все еще может защищаться единственным оставшимся у нее оружием.

Ее маленький круглый подбородок упрямо вскинулся, и Рафаэль понял, что Аманда готова и дальше спорить с ним; но вместо этого она заговорила медовым голосом и сообщила, что будет рада выйти за него замуж как можно скорее.

— Полагаю, мне следовало сразу это сказать, — произнесла она так любезно, что его глаза подозрительно сощурились, — но я так удивлена, Рафаэль. Только представь! Великий Эль Леон женится на мне, чтобы спасти мою жизнь…

Рафаэль резко присел рядом с ней; его рот теперь походил на жадную прорезь, прищуренные золотые глаза пристально смотрели на нее.

— Аманда, не играй со мной в эти глупые игры. Я все тебе объяснил, и если тебя что-то не устраивает, это ничего ч не изменит.

— Не устраивает? — повторила она, расширив глаза. — Почему же? Я польщена, Эль Леон, я действительно польщена и с нетерпением жду нашей свадьбы.

Холодный взгляд золотых глаз Рафаэля был так тяжел, что Аманда едва не содрогнулась. Эти золотые глаза, прежде такие теплые, теперь казались холодными как лед.

— Мы останемся здесь, только пока будет необходимо, — наконец произнес Рафаэль и встал быстрым плавным движением, как охотящийся кот. — И мы обсудим это снова в другой раз, Аманда.

На этот раз она не спорила, не высказывала пылких слов, готовых сорваться с ее языка, а осталась молча сидеть, сложив руки на коленях. Рафаэль развернулся и вышел из пещеры. После его ухода стало тихо, даже слишком тихо, все ночные звуки казались пугающе громкими в обволакивающей тишине. В костре потрескивали дрова, рассыпающиеся искры взлетали вверх, на поленьях шипела кипящая смола. От поднимающегося серого дыма у Аманды защипало глаза. Это наверняка от дыма, и она не будет плакать…

Прошло два дня ожидания, два жарких дня с ежедневными ливнями, падавшими плотной стеной и затоплявшими землю. Когда полуденное солнце появлялось снова, высушивая землю и скалы, Аманда устраивалась на плоском камне, подставляя тело теплым целительным лучам. Также она нежилась ребенком, и ее кожа приобрела здоровый цвет спелого персика, такого же золотого и смугло-розового.

«Ты обгоришь, — однажды заметил Рафаэль, — и тебе не следует быть на виду!»

Но даже переместившись в более укромное место, Аманда продолжала игнорировать его, демонстративно занимаясь своими волосами: они сильно выгорели и теперь были похожи на светлое золото. Когда она потянулась, как рыжая кошка, медленно и томно, янтарные глаза Рафаэля потемнели. Черт побери, она прекрасно знает, что делает, поддергивая юбку так, что видны ноги, и закатывая блузку выше талии. Стоит ли продемонстрировать ей ту реакцию, которую она так старательно вызывает, подумал он с мрачным весельем. Может быть, это удовлетворит ее или по меньшей мере прекратит ее игры?

Он направился вперед, двигаясь широкими непринужденными шагами, заставившими Аманду вскочить на ноги.

— Чего ты хочешь? — Она смотрела на него из-под руки огромными глазами; ее влажные губы слегка приоткрылись, и она облизала их кончиком языка. Сжимая одной рукой собранный подол юбки, Аманда отступала назад, пока не уперлась в грубую гранитную скалу, служившую одной из стен их убежища; она все еще была очень слаба, и ее колени сильно дрожали.

— А ты как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос, подходя так близко, что Аманда почувствовала жар его тела рядом со своим. — Разве не этого хотела и ты?

Его руки, едва касаясь, поднялись по ее рукам к плечам и задержались там на мгновение, рот оказался всего в нескольких дюймах от ее рта. Теплые губы скользили по ее скуле, носу, по опущенным векам, вызывая трепет во всем теле, а потом он приник к ее полуоткрытым губам трогающим до глубины души поцелуем.

Она тонет, растерянно подумала Аманда, тонет в море нежных ощущений, и ей это нравится. Боже, она сошла с ума! Должно быть, это так, иначе она не отвечала бы на его поцелуй с таким пылом, не прижималась бы к нему всем телом и не обвивала бы руками его шею.

Рафаэль поднял Аманду на руки, отнес в маленькую пещеру, положил на подстилку из опавших листьев и лег рядом. Внутри было прохладно и сумрачно, и, поднявшись на колени, чтобы снять рубашку, Рафаэль закрыл своим телом свет, падающий через вход.

Аманда протянула руки, чтобы пробежать пальцами по его гладкой коже и вздувшимся мускулам, пока ее глаза привыкали к полумраку. Странно, как за столь короткое время эти ощущения стали ей такими знакомыми. Интересно, кажется ли ее тело таким же знакомым ему или мужчины вообще не думают о таких вещах? Рафаэль никогда не говорил, что любит ее, никогда даже не намекал, что чувствует больше чем просто заботу о ее безопасности…

Господи, что же он делает своими руками и ртом, заставляя ее трепетать всем телом и забыть обо всем остальном? Ее блузка и юбка оказались на полу пещеры вместе с одеждой Рафаэля, и Аманда крепко обняла его, ощущая жар мужского тела. Поцелуи, от которых перехватывало дыхание, покрывали ее шею и плечи, спускались вниз к груди, казалось, умолявшей о его прикосновении, когда Аманда изогнулась навстречу ему.

— Ты хочешь меня? — спросил он, и она могла только кивнуть в ответ, не в силах ни дышать, ни вымолвить хоть слово. — Скажи мне это, Аманда. Скажи, что хочешь меня.

Разве он не видит этого? Все, что она может, — только крепче прижиматься к нему, чтобы не утонуть в волнах всепоглощающей чувственности. Но он настаивал своим хриплым голосом, и она ответила, сказала ему то, что он хотел услышать. Она сказала бы что угодно, только бы он продолжал ласкать ее.

— Я хочу тебя, но не знаю, как… показать тебе, — нежно прошептала она, — как сделать, чтобы ты тоже хотел меня…

— Вот так, дорогая, вот так… — Его длинные пальцы нежно взяли ее руки, и Рафаэль показал ей такие движения, от которых его дыхание стало чаще, а тело немедленно отреагировало. Аманда вздохнула от наслаждения. Как приятно сознавать, что у нее есть власть волновать его так же, как он волнует ее, и… О Боже, что он делает?

Нежные стоны наполнили пещеру, когда руки Рафаэля проследовали вниз, по ее животу и дальше, побуждая ее развести бедра. Восторг вибрировал в самом центре ее тела, расходясь волнами до самых кончиков пальцев, заставляя Аманду дрожать от желания. И как раз тогда, когда она подумала, что не сможет вытерпеть больше ни секунды ожидания, он вошел в нее, заставив вскрикнуть.

Рафаэль стал частью ее, наполнил собой, и Аманда прильнула к нему. Ее пальцы впивались в его спину, когда она старалась быть к нему как можно ближе, раствориться в нем. Это изысканное наслаждение влекло на вершину страсти, и Аманда потеряла всякий контроль. Он возвышался над ней, его твердое мужское тело вовлекало ее в ритмичные движения, разливавшие трепет по всему телу.

Аманда обвила руками его шею, как будто боясь оторваться от него, когда рот Рафаэля нашел ее полуоткрытые губы. Все вокруг смешалось, вихрь страсти унес ее из маленькой пещеры к высотам, на которые в прошлый раз она лишь взглянула одним глазком. Теперь она знала, чего ожидать, и была готова к этому опустошающему освобождению, затмившему все вокруг и оставившему ее плыть назад к земле и реальности.

В пещере стало жарко; волосы и тело Аманды стали влажными от испарины. Рафаэль лежал, чуть возвышаясь над ней; его тело показалось ей скользким, когда она провела пальцами по его спине и плечам, следуя вдоль позвоночника вверх к затылку.

— Мы много будем заниматься этим, когда поженимся? — сонным голосом спросила она, и Рафаэль тихо рассмеялся.

— Si, маленькая жадина. — Он поцеловал ее вздернутый носик, на котором от солнца появилась россыпь веснушек.

— Тогда это не так уж плохо, — удовлетворенно проговорила Аманда и мгновенно погрузилась в сон. Глядя на нее, Рафаэль думал, не совершает ли он большую ошибку. Если он станет слишком сильно заботиться о чем-то или о ком-то, это помешает его жизни, чего он не мог позволить. Не теперь, ради Христа, только не теперь! У него сейчас нет времени на простые чувства, которые так легко приходят к другим.

Отодвинувшись, Рафаэль накрыл Аманду своей рубашкой и натянул штаны. Закурив сигарету — черт побери, последняя, — он невидящим взглядом уставился в сгущающуюся темноту снаружи. Завтра они вернутся в лагерь, и тогда он снова сможет держать Аманду на расстоянии. А потом он отправит ее в Техас и забудет навсегда.

Расстояние до деревни хуаристов, оказывается, куда больше, чем когда она преодолевала его в первый раз, подумала Аманда, идя рядом с Рафаэлем, но, возможно, это просто потому, что в тот раз она бежала куда глаза глядят. Теперь она шла рука об руку с Рафаэлем, замечая все вокруг. Небо никогда не казалось ей таким голубым, а трава такой зеленой с того момента, как она нашла Рафаэля. И ей еще никогда не было с ним так хорошо. Аманда не переставала удивляться этому, но приняла их новые отношения без вопросов, как будто они могли испариться, если она озвучит свои сомнения.

Тропинка вилась через лес и взбиралась на высокий холм. Когда они остановились на его вершине, Рафаэль вдруг замер и, глядя вниз, тихо выругался.

В воздухе вился черный дым, поднимаясь над деревьями гигантскими грибовидными облаками, казавшимися невыносимо зловещими. Они приближались к вершине холма, гонимые ветром, и этот густой едкий дым нес в себе запах смерти.

— Останься здесь, — бросил Рафаэль, а когда Аманда запротестовала, его снисходительность мгновенно исчезла. — Черт возьми, не спорь со мной хотя бы раз — просто сделай так, как я сказал!

Потом он передумал и потащил ее с собой, проклиная себя за то, что у него всего одно ружье.

— На этот раз ты останешься, — приказал он наконец, заставляя Аманду опуститься на колени и пряча ее в полом стволе огромного дерева. Прежде чем замаскировать дупло ветками и опавшими листьями, он крепко поцеловал ее и дал последние инструкции. — Если я не вернусь через разумный промежуток времени, дождись ночи. Как только взойдет луна, двигайся в ее направлении, пока не доберешься до ручья. Все время иди по нему вниз с горы и придешь в город. Назови мое имя в лавке серебряных дел мастера. Этот человек доставит тебя в безопасное место.

— Рафаэль… — Дрожащие пальцы вцепились в его руку, но слова не шли с языка. — Будь осторожен… — выговорила она с трудом.

Рафаэль нежно взял ее за подбородок и поцеловал. После этого он ушел, и Аманда осталась одна.

Несколько часов она сидела, съежившись, в испуганном ожидании, а Рафаэль все не появлялся. Без сомнения, что-то произошло, и Аманда молилась за тех, кто оставался в лагере хуаристов. Господь милосердный — это же не из-за нее, не потому что французы видели ее и нашли лагерь…

У нее затекли ноги, и она мечтала только о том, чтобы выбраться из своего убежища. Ожидание становилось просто невыносимым, когда она думала о Рафаэле и Хуане, Хайме, Рамоне и всех остальных, кого встречала в лагере. В конце концов Аманда решила: все, что угодно, лучше этого бесконечного ожидания и неведения.

Она осторожно пробиралась от дерева к дереву, постоянно останавливаясь и прислушиваясь, и чем ближе подходила к лагерю, тем нестерпимее становился дым, разъедая глаза, нос и горло. Во рту пересохло. Такие облака дыма говорили о взрыве боеприпасов, и Аманда правильно догадалась, что французы обнаружили хранилище ружей и пороха.

Голова нестерпимо болела, в носу щипало от дыма, и Аманда остановилась в замешательстве, не зная, двигаться, ли ей дальше или лучше вернуться назад, в убежище, как вдруг чья-то рука зажала ей рот. Она замерла, а потом изо всех сил попыталась вырваться из рук неизвестного.

— Перестань, дурочка! — зло прошипел знакомый голос ей в ухо, и Аманда с облегчением прижалась к крепкому телу Рафаэля. — Ты будешь молчать? — раздраженно рявкнул он, не понимая, что она все равно никогда не сделает того, что ей говорят, и отпустил руку.

— Я волновалась, — выпалила Аманда, чтобы опередить любые вопросы, и тут же в ответ на его угрожающий жест закусила губу и замолчала. Она молчала, даже когда он железными пальцами схватил ее за руку и, грубо подталкивая, повел впереди себя.

— Волновалась? Тебе следовало волноваться! Благодари своих друзей, французов, — отрывисто бросил он и, резко остановив ее на вершине холма, заставил взглянуть на разорение внизу.

В ужасе Аманда смотрела на горящие хижины и поля, на распростертые тела мужчин, женщин и маленьких детей, на забитый скот и собак, лежащих рядом с убитыми людьми. Ее вырвало, и Рафаэль обнял ее, чтобы поддержать.

— Они видели тебя, Аманда, и проследили твой путь до лагеря. Вот почему я никогда не позволял тебе уходить далеко и почему никто другой не уходил без моего разрешения. Теперь ты все понимаешь, — произнес он менее резко, смягчившись при виде ее совершенно белого лица.

Аманда молча кивнула. Теперь она знала, почему он приговорил к смерти француза, и смогла в конце концов понять враждебность к людям, посланным сражаться в чужую страну, которую они ненавидят. Все это было одинаково несправедливо и по отношению к французам, и к мексиканцам, вовлеченным в безжалостную машину большой политики.

Не принимаемые и ненавидимые мексиканским народом, французские войска реагировали соответственно, и то, что началось как просто принудительное продвижение их политики, обернулось беспощадной войной. Мексиканцы не желали диктата иностранцев, которые были заинтересованы не в процветании их страны, а только в своей корысти, а французы не придавали значения стране каких-то там индейских выскочек и крестьян; каждая сторона оставалась уверенной в своей правоте. Вспомнив, что, в конце концов, она тоже мексиканка по крови, Аманда не могла подавить в себе растущее негодование. Вопреки тщательной опеке дяди Джеймса она считала, что французы должны отдать Мексику мексиканцам.

Как ни прискорбно, подобное учиняли и французы, и мексиканцы, а невинные — как всегда — страдали больше всех.

— Si, — шепотом повторила Аманда, — теперь я знаю почему…