Утром Бетани разбудили теперь уже привычные звуки лагерной жизни. Потирая слипающиеся глаза, она выбралась из-под теплых, уютных одеял и направилась к костру, на котором в почерневшем от сажи котелке варился крепкий кофе.
Она думала — и от этих мыслей впадала в панику — о предстоящей встрече с Трейсом. Но его нигде не было видно. Ее пальцы сжали чашку, и, прилагая все усилия, чтобы выглядеть невозмутимой, она крошечными глотками отпивала обжигающий горький напиток. Воспоминания о минувшей ночи не утихли, равно как и ноющая боль меж бедер. «Где Трейс? — недоумевала она. — Насколько он был искренним? Захочет ли он ее снова?» Она поймала себя на том, что не может думать ни о чем другом.
Она немедленно заметила его появление в лагере и наблюдала, как он остановился у костра налить себе чашечку кофе. Он нашел ее глазами, она сделала вид, что ничего не замечает, хотя ее захлестнуло целое море противоречивых эмоций. Если она встретится с ним глазами, то, в этом не было никаких сомнений, ее лицо выдаст ее.
Этим утром он казался красивее, чем когда бы то ни было. На этот раз он был без шляпы, и ветер растрепал его густые темные волосы. Ремень с кобурой, как обычно, опоясывал его талию, под него был воткнут нож. Ворот рубахи распахнут, и влажный блеск его кожи при утреннем свете создавал впечатление, будто он только что искупался. Когда Трейс отвернулся и заговорил с одним из носильщиков-кечуа, Бетани наконец отвела глаза. Ей необходимо было сосредоточиться на чем-нибудь еще — на чем угодно!
Ее мысли целиком были заняты Трейсом. Когда профессор Брэсфилд заговорил с дочерью, она машинально что-то ответила, абсолютно не вдаваясь в смысл его слов.
— Замечательно, — пробормотала она, переводя взгляд с озадаченного лица отца в сторону Трейса и обратно. Бетани покраснела. — Извини, что ты сказал, папа?
Брови профессора изумленно взметнулись.
— Я сказал, что, по словам Броди, прямо перед нами стоят враждебные племена туземцев, и нам может угрожать серьезная опасность.
— О! — Бетани быстро глянула в направлении Трейса. — А что говорит Тре… мистер Тейлор?
— Он еще не высказал своего мнения.
— Ясно. — Бетани взвалила рюкзак на плечо и двинулась к своему мулу, потом обернулась и сказала: — Думаю, нам стоит дождаться его мнения, а потом уже волноваться.
— Возможно, ты права. — Брэсфилд наклонился за багажом, но тревога в его взгляде не исчезла. — Я только надеюсь, что туземцы не помешают нашим поискам затерянного города.
Неожиданно Бетани почувствовала прилив раздражения. Это все, что его заботит? Только бесценные открытия? Он не догадывался о том, что безопасность тоже важна? Или единственное, что имеет значение, — это археология? Профессор Брэсфилд, разумно растолковав негодующий взгляд дочери, добавил:
— Я только хочу, чтобы ни с кем ничего не случилось. Мы уже так близко, так близко. Будет ужасно, если придется возвращаться назад.
По-видимому, отец был не единственным, кого волновала судьба экспедиции.
Лицо Броди, направившегося к Трейсу, было мрачно и испуганно:
— Что собираешься делать, Тейлор?
— Делать с чем, Броди? — пожимая плечами, поинтересовался Трейс.
— Ты знаешь! Эти дикари там! Дживарос, или кто там — охотники за скальпами раскинули лагерь впереди, в пампасах!
— Не дживарос, — холодно заметил Трейс. — Мы слишком далеко к западу от них. Может, кампа. Или аймара.
— Плевал я на то, кто они! — прорычал Броди и резко шагнул вперед и застыл как вкопанный, увидев, как Трейс уверенным движением извлекает пистолет. Он побледнел: — Эй, Тейлор, что это ты там делаешь?
— Не повышай на меня голос, если не хочешь, чтобы я реагировал на это, — коротко сказал Трейс. — Не вижу другой возможности для нас, кроме как ждать. Не забывай, коренное население становится враждебным, когда посягают на его земли. Или ты думаешь, что только апачи не любят, когда к ним вторгаются?
Не до конца понимая, к чему он клонит, Бетани переводила взгляд с Трейса на Броди. Было очевидно, что человек Бентворта понимал, о чем говорил Трейс; лицо его исказилось от ярости и возмущения.
— Это было давно! — выкрикнул Броди. — В другой стране и при других обстоятельствах.
— Эти воспоминания совсем не отягчают меня. Но ты, возможно, нуждаешься в напоминаниях. — Трейс водворил пистолет на место небрежным изящным движением. — Просто не забывай, Броди, у тебя есть обязательства перед другими, а не только перед собой. Если случится беда, советую тебе приложить усилия, чтобы вызволить из нее всех, а не одного себя.
Броди посмотрел на него и, ничего не сказав, пошел прочь. Взгляд Трейса, в котором промелькнуло легкое удовлетворение, переместился с Броди на Бетани и смягчился при виде ее широко распахнутых глаз.
— Никто не доказал, что у нас будут проблемы, мисс Брэсфилд, — спокойно проговорил он.
— Есть гарантия, что их не будет? — поинтересовалась она.
— Возможно и нет, — ухмыльнулся Трейс. — Что бы ни случилось, я готов к этому.
— Хотелось бы только, чтобы то же самое можно было сказать обо всех нас, мистер Тейлор, — отвечала Бетани. — Она подняла глаза на отца, который с хмурым видом покачивал головой. Его очки соскользнули на самый кончик носа, и профессор нетерпеливым движением водворил их на место.
— Слушайте, Тейлор, мне казалось, что мы совсем близко к цели! Не можем же мы позволить, чтобы возможность конфликта помешала нам? Я отказываюсь в это верить!
— Профессор, как я уже сказал, никем не доказано, что возникнут сложности. Но, тем не менее, было бы глупо не приготовиться к встрече с ними. — Трейс говорил уверенно, не отрывая слегка прищуренных глаз от лица Брэсфилда. — Я могу немного объясняться на некоторых индейских языках и собираюсь отправиться вперед и выяснить, оправданы ли опасения Броди.
— И оставите нас здесь в одиночестве? — вырвалось у Брэсфилда.
— Ну, не совсем. — Трейс указал в сторону носильщиков-кечуа, людей Бентворта и двух офицеров-перуанцев. — Мне кажется, что оставшихся будет вполне достаточно, чтобы выжить во время моего недолгого отсутствия. Слушайтесь Сантусу. Думается, он знает это место не хуже меня. Я вернусь.
Бетани хотела упросить его никуда не ходить, но не смогла проронить ни звука. Он так и не посмотрел в ее сторону, а направился к одному из носильщиков, которого назвал Сантусой, и о чем-то быстро вполголоса с ним переговорил. Потом он ушел, углубившись в обступившие со всех сторон поляну джунгли.
Бетани боролась с мрачными предчувствиями. Путешествие приняло угрожающий характер. Неужели это было всего лишь прошлой ночью, когда они с Трейсом ускользнули к бассейну древних инков и предавались там любви? Что, если Трейс не вернется никогда? Если Броди окажется прав?
Бетани, не отрываясь, смотрела на темное пятно, где скрылся Трейс. Наконец один из носильщиков-кечуа взял в руки поводья ее мула и, запинаясь, велел ей трогаться. Медленно, будто во сне, Бетани забралась на мула и последовала за небольшим караваном, ведомым Сантусой. С Трейсом все будет в порядке. С ним все должно быть в порядке. Она поняла, что любит его, и мысль о том, что она может его потерять, была невыносимой.
Трейс, обнаженный по пояс, обутый в легкие башмаки из кожи ламы, беззвучно продвигался сквозь джунгли. Капли пота стекали по его телу, время от времени он останавливался, чтобы вытереть влажные ладони о штаны. В джунглях было душно и сыро. Переплетенные лианы, свисающие с деревьев, образовывали потолок, сквозь который едва проникали солнечные лучи; заросли были такими густыми, что приходилось прибегать к помощи мачете. Приглушенные шорохи свидетельствовали об оживленной жизни в глубине джунглей; Трейс прекрасно осознавал, что в любое мгновение может оказаться лицом к лицу с дикой пумой или кровожадным индейцем. Ни для одного из них не составило бы труда разделаться с забредшим в чащу путником.
С трудом удерживаясь, чтобы не сорваться вниз со скользких камней, он вынужден был чуть ли не ползком продвигаться вперед. Трейс ругался про себя на свои ботинки, не обеспечивающие защиту от змей. В тех местах, где он сейчас находился, ямкоголовые гадюки были не редкостью, а он отлично знал, насколько непредсказуемо и агрессивно могли они вести себя. Но свобода движений для него была важнее, поэтому он и предпочел ботинки из тонкой кожи ламы, а не из толстой воловьей.
Забравшись на лишенный растительности высокий холм, неожиданно возвышающийся среди густой чащи, Трейс смог осмотреть местность. Далеко внизу он различал крошечные фигуры, двигающиеся вперед под предводительством Сантусы. На некотором расстоянии впереди виднелся заросший травой небольшой, ровный участок, окруженный с трех сторон остроконечными вершинами, а с четвертой — быстрой рекой. Это был единственный равнинный участок на много миль кругом, и он не обнаружил никаких следов присутствия враждебных индейских племен, в чем уверял Броди. Этот проход был единственным. Другого пути к затерянному городу не существовало. Но Трейса не покидало смутное ощущение опасности. Он не мог понять почему. Какой-то первобытный инстинкт посылал предупреждающие сигналы. Глупо повернуть назад экспедицию, не обнаружив никаких признаков опасности. Они двинутся дальше, но будут настороже.
Проклиная змей и свою последнюю провалившуюся экспедицию, Трейс извилистым маршрутом сквозь джунгли двинулся навстречу каравану. Они встретились на открытом участке, как раз перед тем как начать переправу.
Бетани ощутила острое чувство облегчения, когда, выйдя из густых зарослей, Трейс остановился на вершине невысокой скалы, нависающей над тропой. Она запрокинула голову, придерживая шляпу, и посмотрела на него. Под лучами полуденного солнца его обнаженная грудь словно светилась. Он окликнул Сантусу на его родном диалекте и получил короткий ответ.
Грациозным прыжком преодолев расстояние от земли в несколько футов, он присоединился к Сантусе, даже не взглянув в сторону Бетани. Неподалеку раздался злобный шепот Броди:
— Он ведет себя как ублюдок, а не как мужчина, который знает, что делает! Хотелось бы понять, свалятся ли нам на голову эти кровожадные дьяволы…
— Почему бы вам не спросить у него? — ледяным голосом перебила Бетани.
Хмуро взглянув на нее, Броди пришпорил мула и вклинился между Трейсом и Сантусой.
— Эй! — с вызовом крикнул он. — Что ты там выяснил… если вообще что-то выяснил?
— Это ты мне? — Трейс медленно повернулся к нему.
— Кого еще я должен спрашивать?
Трейс долго не отводил от Броди тяжелого взгляда, в котором сверкали угрожающие искры.
— Послушай, Броди, — наконец заговорил он, — мне не нравится твой тон, и еще больше мне не нравишься ты. Когда мне захочется, чтобы ты узнал о том, что я выяснил, я тебя извещу.
Броди, оглянувшись предварительно на своего дружка, снова повернулся к Трейсу с перекошенной физиономией. Челюсть выдвинулась вперед, густые брови почти закрыли глаза.
— Пошел ты, гнусный подонок! У меня столько же прав, сколько…
Это было все, что он успел произнести, так как Трейс кошачьим движением выбросил вперед правую руку так стремительно, что Броди не успел увернуться. От удара кулаком его голова откинулась назад, и он, пошатываясь, сделал несколько шагов и повалился на землю.
Нависая над ним и по-прежнему сжимая кулаки, Трейс хрипло произнес:
— У тебя не больше прав, чем у всех остальных, Броди! Ты все узнаешь, когда я буду говорить со всеми — не раньше.
Броди попятился назад, не сводя с Трейса гневного взгляда.
— Не надо так беситься, Тейлор, — глухо произнес он. — Мне просто не слишком улыбается мысль, что моя голова украсит шест или хижину какого-нибудь индейца.
— Мне тоже. — Трейс перевел взгляд на Ригана, который выступил вперед в тот момент, когда его товарищ оказался на земле. — Ты хочешь что-то сказать?
Качая головой, тот отступил на шаг:
— Нет, не сейчас. Когда захочу, я дам тебе знать.
— Валяй, — коротко кивнул Трейс, оценивающе окинув взглядом коренастого темноволосого Ригана.
Бетани наблюдала проявление насилия, так контрастирующее с нежной страстью, которую этот мужчина проявлял вчера, и была обескуражена. Когда Трейс повернулся спиной к Броди и Ригану, он поймал взгляд ее темных глаз и прочел в них ее реакцию.
Сердце Бетани обуревали противоречивые чувства: может ли такая жестокость совмещаться с нежностью? Она была сбита с толку, и когда Трейс, не произнеся не слова, прошел мимо нее, чтобы поговорить с отцом, откинулась назад и прислонилась спиной к мулу.
Бетани плелась вслед за остальными и слышала слова Трейса о том, что, хотя он и не заметил ничего подозрительного, всем следует соблюдать осторожность. От этого предупреждения нервозность ее только усилилась. Когда они добрались до края глубокого ущелья, на дне которого бурлила река, от ужаса у нее перехватило дыхание.
— Как же мы сможем перебраться? Здесь нет даже висячего моста!
— Мост — это вон те бревна.
Бетани увидела перекинутые над пропастью тонкие дощечки, между которыми виднелись зияющие просветы, дыры были заделаны срубленными ветками.
— Вы, наверное, помешались, если думаете, что мы сможет здесь переправиться.
— Но это единственный путь, — резонно заметил Трейс. — Вы хотите, чтобы я перевел вашего мула вместо вас?
— Скажите честно, вы и в самом деле думаете, что мул переправится по этому… сооружению, которое вы называете мостом? — спросила Бетани. — Очень в этом сомневаюсь!
— У мулов тоже нет возможности выбирать, — он невозмутимо встретил ее испуганный взгляд.
— Подразумевается, что у меня нет выбора?
— Вот именно.
Бетани бросила наполненный ужасом взгляд в сторону длинного моста, вызвав у Трейса улыбку:
— Вот увидишь, все будет не так уж плохо, — мягко сказал он. — Я сделаю все, чтобы помочь тебе.
Глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, Бетани покачала головой:
— Нет, я пойду как все.
— Я знаю, ты можешь. Этот мост не посмеет обрушиться, пока вы будете на нем, Бетани Брэсфилд! — улыбнулся Трейс.
— Это точно! — Она тоже не смогла сдержать улыбку.
Но когда пришла ее очередь переходить по мосту, она бы дорого дала за то, чтобы действительно чувствовать себя такой храброй, какой она старалась казаться. Мост раскачивался под сильными порывами ветра, бревна дрожали в унисон дрожащим коленям. Самообладание покинуло ее. Трейс завязал мулу глаза, чтобы тот не мог ничего видеть, и Бетани с трудом поборола искушение попросить шарф для себя. «Не смотри вниз!» — приказывала она себе, делая очередной шаг. Только бы ей удалось сделать еще несколько…
Ужас парализовал Бетани. Оба, и она, и ее мул, стояли на перекинутом над ущельем узеньком мостике, не в состоянии сдвинуться с места. Она слышала подбадривающий голос Трейса, слышала отца, который пытался в чем-то убедить ее, но ей было все равно. Она оказалась полностью во власти своего старого страха перед высотой и не могла заставить себя сдвинуться ни на дюйм.
Одежда ее развевалась на ветру, волосы выбились из тугой косы, пальцы вцепились в уздечку, она стояла, словно заледенев. Шум воды нарастал. Казалось, поток поднимается кверху, чтобы поглотить ее в своих недрах. А может, это пульсирующая кровь отдавалась в ушах, как будто ее настигал поезд. Сквозь шум словно издалека пробился голос Трейса:
— Бетани! Бетани, еще несколько футов, ты можешь!
— Я не могу…
Ее ужас передался животному. Она почувствовала, как у мула задрожали ноги, он испуганно захрапел и издал приглушенный вопль. Голова ее кружилась, пришлось крепче ухватиться за мула. Бетани понимала, что в любое мгновение может перелететь через край моста и устремиться навстречу небытию. Мул робко шагнул вперед. Мост задрожал, и целый водопад отломившихся тростинок обрушился вниз.
— Бетани, сделай один шаг, — послышался спокойный голос сзади; она не сразу поняла, что он принадлежит Трейсу. — Только один. Ничего не случится.
Не видя ничего, с прядями волос, застилавшими ей лицо, девушка замотала головой и безжизненно прошептала:
— Я не могу!
— Ты должна! Один шаг. Вперед, черт возьми!
Машинально подчиняясь этому грубому приказанию, Бетани ступила вперед. Узкий бревенчатый мост закачался, но не провалился. Казалось, страх начал отступать после того, как она сразу же не сорвалась вниз, и Бетани сделала второй неуверенный шаг, потом третий, послушная идущему следом за ней Трейсу, постоянно требующему, чтобы она двигалась вперед. Наконец она почувствовала твердую землю под ногами.
Чуть не рыдая, она сделала два последних шага, рывками ведя за собой мула. Тут он поскользнулся, переднее копыто застряло в расщелине между бревнами. Объятый ужасом, мул дико барахтался, повиснув над пропастью.
— Помоги мне! — завопила Бетани, вцепившись руками в кожаную уздечку, когда мул начал сползать. — Помоги мне, Трейс!
— Отпусти его! — приказал Трейс. — Отпусти, или полетишь вместе с ним!
— Нет! — Бетани рванулась вперед, по-прежнему не выпуская уздечки из рук, и каким-то образом это помогло животному обрести равновесие. Через минуту он был в безопасности рядом с хозяйкой. Оба они, обессилев, осели на землю, дрожащие от страха, влажные от испарины.
Трейс, сделав несколько сердитых шагов, подлетел к ней, схватил за руку и развернул лицом к себе.
— Черт бы тебя побрал, почему ты не отпустила его? Это всего лишь поганый мул, а ты могла погибнуть!
Не в силах произнести ни слова, Бетани только покачала головой. Она сама не понимала, почему так поступила. Ей не следовало этого делать. Но мысль о том, как мул будет скользить вниз, к своей гибели, казалась невыносимой.
— Дурочка, — прошептал Трейс все еще сердитым голосом. Потом ослабил хватку, рука соскользнула от ее локтя к запястью, пальцы его сомкнулись вокруг него. — Похоже, у мула здравого смысла больше, чем у тебя, — проворчал он, когда она спрятала голову у него на груди. — Что бы ты стала делать, если бы перелетела через край следом за ним?
— Но ведь этого не случилось.
Бетани откинула с лица пряди волос. Глядя ему прямо в глаза, она прошептала:
— Ты не разочарован?
— Ты даже не можешь себе представить, насколько. — Трейс понимал, что окружающие не спускают с них глаз. Сделав над собой усилие, он оторвал от нее руки и резким тоном произнес: — Вам и на этот раз удалось задержать нас, мисс Брэсфилд. Так что предлагаю поторопиться, пока не стемнело.
Бетани посмотрела на него, обескураженная неожиданной сухостью, потом поняла и кивнула:
— Ой. Да. Да, мистер Тейлор, вы правы.
Она занялась обработкой царапин на ногах своего мула, которые он получил во время отчаянной борьбы за выживание. Краешком глаза наблюдая за Трейсом, она размышляла над тем, как ему удается прятать свои чувства. У нее так не получалось. Я должна прекратить думать обо всем этом, старалась она образумить себя. Небезопасно позволять себе быть такой рассеянной на горной дороге, ширины которой едва хватало на одного мула. С каждым шагом дорога становилась все коварней, Бетани буквально вцепилась в седло, когда тропа словно завалилась набок. Она не могла посмотреть не только вниз, но и вперед. Она потеряла бы равновесие. Вместо этого Бетани изучала вертикальную скалу, ограничивающую дорогу слева, вверив свою жизнь мулу и его способности держаться на ногах.
Экспедиция превратилась в группу притихших людей, карабкающихся по обвившейся серпантином вокруг склона горы дороге, поднимающейся все выше и выше. Бетани поняла, что обступивший их со всех сторон туман — это облако, клочья которого каплями оседали на лице, волосах, одежде.
Начало темнеть, солнце скрылось за высокими вершинами, над дорогой стали сгущаться тучи. Трейс выглядел спокойным. Бетани попыталась сосредоточиться на мыслях о сказочном золоте. Это помогло. Когда они наконец добрались до ровного участка, с одной стороны ограниченного дорогой и скалами, а с другой — непроходимыми джунглями, Трейс объявил привал.
— Мы разобьем здесь лагерь на ночь, — сказал он, слезая с мула. — Завтра мы будем в городе.
— Завтра? — Окрыленный профессор Брэсфилд мгновенно подлетел к нему. — Я-то думал, это намного дальше! Хотя у меня такое ощущение, будто позади осталась большая часть Перу.
Бетани опустилась на землю. Ноги едва держали ее. В течение нескольких секунд она была не в силах пошевелиться.
Носильщики-кечуа занялись разбивкой лагеря. Броди с Риганом взяли на себя животных и багаж, а Трейс отправился осматривать местность. Косые лучи солнца освещали вершины гор и золотили покрытую травой площадку, где они расположились. Бетани прислонилась головой к мулу и думала о том, что ей не приходилось еще видеть таких пейзажей. Несмотря ни на что она была рада, что поехала, что не поддалась на старания Трейса заставить ее изменить принятое с самого начала решение.
Не изменил ли он теперь своего мнения? — подумала Бетани и решила, что, скорее всего, изменил. Сейчас он должен быть доволен тем, что она с ним.
Когда Трейс, после того как лагерь был разбит, а костер разожжен, в конце концов подошел к ней, его красивое лицо было хмуро.
— Что случилось? — спросила Бетани. Трейс пожал широкими плечами.
— Ничего. Все в полном порядке.
Бетани придвинулась ближе, проведя пальцем по месту, где срастались его брови, и улыбнулась:
— Тогда почему ты хмуришься?
Он посмотрел на нее, и едва заметная улыбка тронула его губы:
— Сам не знаю. Похоже, для этого нет никаких причин.
— Ты все еще сердишься на меня за то, что я вытворяла сегодня? — прошептала она, прильнув к нему. Это было самое смелое, на что она могла решиться. Она ощущала его совсем близко от себя, чувствовала жар его тела, остро вспомнила вкус его губ, прикосновения рук, ощущение полета, испытанное ею во время их близости. И ей захотелось снова очутиться наедине с ним.
Трейс насмешливо улыбнулся, словно прочитав ее мысли.
— Жалко, что мы не можем незаметно скрыться от них куда-нибудь подальше, — тихо проговорил он и засмеялся, увидев, как у нее перехватило дыхание. — Вижу, ты думала о том же.
— Нет… Да, думала, — потупившись, призналась она. Горячая волна смущения прилила к ее щекам. Она испытывала странное чувство, в котором замешательство не могло побороть влечения к нему, слишком сильного, чтобы его можно было скрыть.
Трейс, прекрасно понимавший, сколько взглядов устремлено на них, сумел удержаться от того, чтобы не схватить ее в объятия. Бороться с влечением к этой женщине было значительно сложнее, чем он когда-либо себе представлял. Ему и в голову не приходило, что за внешней сдержанностью Бетани Брэсфилд скрывается такая страстная натура; это радовало его в той же степени, что и удивляло. Она не выходила у него из головы, несмотря на все попытки сконцентрироваться на чем-нибудь другом.
Вот и сейчас, когда ему следовало бы расставлять посты вокруг лагеря и устанавливать время дежурств, он стоял перед Бетани на коленях, наслаждаясь игрой огня в ее золотисто-каштановых локонах. При сравнительно светлых волосах и бледном цвете лица, ресницы ее были темными — длинные шелковистые колоски, за которыми скрывались удивительные фиолетовые глубины ее глаз.
Трейс резко поднялся.
— Не уходи этой ночью далеко от лагеря, — посоветовал он и добавил, отвечая на вопрос, застывший в ее глазах: — Я просто забочусь о безопасности. Существует такая вещь, как ночные хищники.
— Ой, как тот ягуар, которого мы слышали однажды ночью?
— Вот именно. — Трейс засунул руку за ремень, на котором висел револьвер, и ободряюще улыбнулся. — Не забывай, мы в джунглях.
— Я не забываю. — Бетани поднялась на ноги и посмотрела на него. В глазах его светилось глубокое чувство, сердце ее замерло, по телу прокатилась горячая волна. — Спокойной ночи, мистер Тейлор, — едва сдерживая себя, громко попрощалась она.
Во время ужина она все время ощущала на себе вопросительный взгляд отца. Наконец Брэсфилд сказал:
— Я заметил, что мистер Тейлор забыл о возражениях, связанных с твоим пребыванием в экспедиции, дорогая моя. Надо ли это понимать так, что вашей вражде положен конец?
Покрасневшая Бетани уткнулась в тарелку.
— Конечно, гораздо проще, когда не приходится ежеминутно выдерживать схватки, — после небольшой паузы пробормотала она. — Мне подумалось, что так будет лучше.
— Ну да, разумеется, — не стал спорить Брэсфилд. Он засунул в рот кусочек сладкого картофеля, медленно прожевал его и продолжил: — Бетани, ты прекрасно знаешь, что я считаюсь с твоим мнением. Ты всегда была умной девочкой, у меня никогда не было поводов проявлять недовольство. Надеюсь, ты не преподнесешь мне сюрпризов и на этот раз.
Бетани вскинула на него глаза и почувствовала, как гнев заливает ее лицо.
— Никогда не думала, что твои мысли заняты и мною, папа. Может быть, если бы ты брал на себя труд изредка поговорить со мной, я бы знала, что тебя интересует мое мнение.
— Я различаю ноту осуждения?
— Даже больше! — взорвалась Бетани. Замечание отца воскресило в памяти годы его снисходительного безразличия, повышенного интереса к собственной работе, отсутствия внимания ко всему остальному, включая собственную дочь. Она хорошо запомнила, как он проигнорировал боль, которую причинило ей предательство Стефена Эйверилла, убеждая, что без него будет гораздо спокойнее. А сейчас, когда она встретила мужчину, который заставил ее сердце так сильно биться, он осмеливается критиковать ее!
Профессор Брэсфилд глядел на дочь поверх очков, насупив густые брови.
— Я, твой отец, хочу напомнить и просто стараюсь…
— О, я никогда не забывала, что ты мой отец, — перебила Бетани, — даже когда об этом забывал ты сам. — На глаза навернулись непрошеные слезы. — Я очень ценю, что ты стараешься предостеречь меня от беды, но мне интересно, что тобою движет. Раньше это не заботило тебя. Меня вообще удивляет, что ты обо мне вспомнил!
— Бетани! Что с тобой стряслось? Ты никогда не была такой дерзкой, такой…
— Откровенной? — подсказала она сдавленным голосом. Оловянная тарелка слетела на землю, когда она резко вскочила на ноги. Глядя на отца сверху вниз полными слез глазами, Бетани закончила: — Я знаю, что ты не был намеренно жесток со мной, папа, но от этого мне не легче. Я… я…
Она стремительно кинулась прочь, оставив ошеломленного отца провожать ее взглядом. Брэсфилд нахмурился, а когда огляделся по сторонам, заметил устремленный на него холодный взгляд Трейса. Возможно, его дочь была права. Он не замечал влечения, которое она испытывала к Тейлору, и симпатии проводника к дочери до того момента, пока, очевидно, не стало поздно. Он был настолько поглощен осуществлением своих мечтаний, что ничего не видел вокруг. Его охватило раскаяние в своем эгоизме; пусть непреднамеренно, но он причинил боль собственной дочери. Он хотел пойти за ней, но Броди выбрал этот момент, чтобы завести разговор об использовании фотографического оборудования по прибытии в город, и внимание Брэсфилда моментально переключилось. Право отыскать и успокоить Бетани было предоставлено Трейсу.
Бетани пробежала несколько ярдов вниз по дороге, по которой они совсем недавно проехали, лагерные огни превратились в крошечные сверкающие точки. Бетани дрожала от холода и нервного напряжения, когда Трейс настиг ее.
— Никогда не одеваешься по погоде, — ласково пожурил он ее. Бетани подняла голову и посмотрела на него. Трейс твердо встретил ее взгляд. — Ты его не изменишь, и сама это знаешь.
— Я и не пыталась его изменить!
— Тогда зачем же расстраиваться? — Трейс взъерошил свои темные волосы и улыбнулся. — Бетани, ты не должна ничего объяснять ни ему, ни кому бы то ни было еще.
— Я вообще ничего не объясняла! И не пыталась защищаться. Я просто хотела сказать, что отец не вправе бранить меня. И я не нуждаюсь в том, чтобы ты утешал меня! Я знаю, для чего ты пошел за мной…
Слезы уже готовы были скатиться по щекам Бетани. Она быстро отвернулась, но Трейс все видел.
Он взял ее за локоть и нежным движением повернул к себе.
— Не понимаю, почему ты должна отвергать мои неуклюжие попытки утешить тебя, тебе же все-таки лучше от этого, я кое-чего добился.
Заключив ее в крепкие объятия, Трейс проговорил, зарывшись ей в волосы:
— Мне просто хочется, чтобы ты была рядом со мной, вот так, как сейчас; все остальное неважно.
Это был не совсем тот ответ, которого она ждала. Но разве не прозвучало в нем «люблю»?
Бетани не сопротивлялась, ощутив, как его руки пробрались ей под блузку и гладят ничем не прикрытое тело, заставляя ее вздрагивать. Когда он взял ее грудь в ладонь и принялся нежными чувственными движениями ласкать сосок, Бетани застонала. Тогда второй рукой он откинул ее волосы и нашел слегка приоткрытые губы. Для обоих больше не существовало ни времени, ни пространства. Охватившее Трейса желание не укрылось от Бетани, их тела крепко прижались друг к другу.
— Трейс, — шепотом окликнула она, когда он ненадолго оторвался от ее губ, — нас могут увидеть.
— Мне нет до этого дела, — отрезал он. — Я пристрелю первого, кто появится на дороге. — Но он все же сделал несколько шагов назад, увлекая ее в укрытие, образованное нависающей скалой.
Она было засмеялась, но лишь слабо застонала, когда его губы отыскали один из ее набухших сосков и сомкнулись вокруг него. Бетани выгнулась навстречу и ухватилась за ткань его рубашки, с трудом сохраняя равновесие.
Трейс резким, нетерпеливым движением распахнул ей блузку и скинул ее вниз. В лунном свете ее матовая кожа будто излучала серебристое сияние, оттеняющееся бликами ее мягких, шелковистых волос, обрамлявших бледное лицо.
— Боже, — прошептал он, с трудом дыша, поглощая ее взглядом. — Ты прекрасна.
От искренности этих слов румянец удовольствия выступил у нее на лице, и ей отчаянно захотелось близости с ним, той близости, которая только возможна между мужчиной и женщиной. Бетани еще теснее прижалась к нему. Пальцы ее нашли пуговицы его рубашки и проникли внутрь, заставляя его тело напрягаться от легких прикосновений.
Ее опьяняло сознание того, что она способна вызвать у него такую же реакцию, которая владела ею самой. Бетани в ответ на прикосновение к своей груди просунула руку за пояс его плисовых брюк, и он чуть не задохнулся, неподвижно следя, как она расстегивает ремень, а потом верхние пуговицы.
Не в состоянии терпеть хотя бы минуту, он накрыл ее руку своей, желая помочь. Несколько быстрых, уверенных движений, и пояс вместе с висящей на нем кобурой оказался на земле. Трейс мгновенно справился с застежками ее брюк, потом поднял ее на руки и аккуратно положил на землю.
Густая трава приятно коснулась тела, и Бетани, лежа на спине, наблюдала, как Трейс освобождается от остатков одежды. Он был чрезвычайно красив гордой мужской красотой. Он лег рядом и нетерпеливыми, но бережными движениями принялся раздевать ее. Пока брюки ее скользили вдоль упругих ягодиц и стройных бедер, Трейс покрывал поцелуями каждый дюйм ее освобождающегося от одежды тела, губами впитывая сладость ее божественной кожи.
Дрожа, Бетани прильнула к нему. Он быстрым движением проскользнул меж бедер, и наконец они слились, охваченные страстью, которую никто из них уже не мог скрывать. Безболезненный жадный толчок заставил ее со всхлипом устремиться ему навстречу. Она уперлась пятками в землю, обнимала его сцепленными за спиной руками, царапая ногтями кожу, что лишь усиливало его неистовство. Охваченная диким желанием, Бетани была не в состоянии воспрепятствовать разрастающейся внутри нее волне, не могла унять неистового биения сердца и ритма движений.
Облегчение пришло ярким, ослепляющим взрывом, разорвавшим напряжение в мышцах и пульсирующей плоти, и до Бетани донесся чей-то едва различимый вопль. Не сразу она поняла, что это был ее крик. Жаркие губы Трейса накрыли ее рот, поглощая звуки.
Чуть не плача Бетани прислушивалась к тому, как утихают конвульсии, как расслабляются мышцы, и наслаждалась теплом его тела, застывшего поверх нее.
— Это сумасшествие, — пробормотал Трейс, прижимаясь к ней лбом. Она скорее почувствовала, чем увидела, что он улыбается, потом до нее донесся его вздох. — Женщина, ты заставляешь меня совершать безумные поступки.
— Ты считаешь, что для меня этот ночной ритуал стал обычным?
— Ты была права, — проговорил он, беря ее за руку и целуя кончики пальцев. — Кто угодно мог прийти сюда и наткнуться на нас.
— Они могли бы прихватить с собой одеяла и подушки, чтобы мы могли провести здесь остаток ночи, — так томно произнесла она, что Трейс расхохотался.
— Ты ненасытная девица.
— Трейс? — окликнула она его минуту спустя. — Что будет после того, как мы отыщем город?
Последовала короткая пауза, потом он приподнялся, перевернулся на бок и, опершись на локоть, поглядел сверху вниз на ее посерьезневшее лицо:
— Твой отец будет заниматься исследованиями, которые ему так интересны, ну и тем, чем обычно занимаются археологи. А что?
— Я не это имела в виду.
— Остальное зависит от наших чувств.
Ответ был неопределенным. Но это было самое лучшее из всего, на что в настоящее время она могла рассчитывать. Бетани улыбнулась и провела кончиком пальца вдоль темной линии его бровей.
— Ты в самом деле не такой суровый, — низким шепотом произнесла она. — У меня когда-то был крошечный терьер, который лаял даже громче, чем ты.
— Это значит?.. — Брови его поднялись вверх.
— Это значит, что когда ты огрызаешься или покрикиваешь на меня, это не производит никакого впечатления.
— Подожди, пока я начну кусаться. — Он наклонился, и голова его снова оказалась в тени. — Это производит впечатление даже на каменную статую.
Бетани не сомневалась, что Трейс Тейлор сумеет вызвать соответствующую реакцию у статуи, если только захочет. Губы их снова слились в поцелуе. И единственным, что имело для нее значение, было это непреодолимое влечение, бросающее их в объятия друг друга и заставляющее забывать обо всем на свете.