Бетани проснулась первой. За пологом проглядывала тускло-серая полоска утреннего света, безжалостно воскресившая воспоминание о ее постыдной капитуляции. Однако в глубине души она не обнаруживала сожалений.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на Трейса, и увидела, что глаза его открыты. Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова, темные глаза обеспокоенно скользили по ее лицу.

Снаружи, вокруг крошечного теплого убежища взад и вперед ходили их спутники, гремя оловянными кофейниками, приглушенно переговариваясь между собой. Трейс вопросительно посмотрел на Бетани, и она поняла его без слов.

— Они узнают, что… что ты был ночью со мной, — прошептала она, и он кивнул.

— Да. Тебя это беспокоит?

— Немножко, — честно призналась она. — Я боюсь не столько того, что они узнают, сколько того, что они что-нибудь скажут.

Трейс лениво, словно котенок, потянулся и заметил:

— Ни один из них не производит впечатления тупицы.

Бетани неожиданно вспомнила Броди и подумала, какие жуткие реакции скрываются под обманчиво невозмутимой внешностью Трейса. Он был по-кошачьи быстр, когда приставил нож к горлу Броди.

Трейс Тейлор, пусть косвенно, но виновен в смерти ее отца. Он с холодной невозмутимостью оставил Горацио Брэсфилда в ущелье умирать и ждал от нее благодарности, когда решил вернуться за телом. Эти наполненные страданием дни с болезненной ясностью всплывали в памяти Бетани, приходилось напрягаться, чтобы избавиться от горьких воспоминаний. И ничего не помогало; ни молчание Трейса, ни уверения Спенсера Бентворта, что все, что в человеческих силах, было сделано. Горацио Брэсфилд мертв, и она уже никогда не скажет ему, что сожалеет о тех ужасных словах, которые наговорила ему, обвиняя в безразличии к себе.

Последнее до сих пор причиняло ей страдания. Ей отчаянно хотелось заново поговорить с отцом и сказать, что она его любит, что не так уж важно, что ему было не до нее, напротив, так и должно было быть. Она чувствовала вину, которая и стала причиной ее решимости выполнить то, что он заслужил по праву.

И вот теперь она поколебала эту решимость, пойдя на поводу у своих чувств к Трейсу.

— Какие-то тайные мысли? — тихо спросил он, поворачивая ее голову к себе и заглядывая в широко раскрытые фиалковые глаза.

— Как ты узнал?

— Это написано у тебя на лице, словно кто-то взял кисточку и огромными красными буквами вывел: «В-И-Н-О-В-А-Т-А».

— Виновата?

— Да. — Он, прищурясь, посмотрел на нее. — Виновата в том, что являешься живым человеком, я полагаю.

Напрягшись, Бетани вцепилась в край одеяла, стараясь прикрыть обнаженное тело, и выкрикнула:

— Я прекрасно сознаю, что мне не чужды человеческие слабости, Трейс Тейлор! То, что я лежу здесь с тобой, явное тому свидетельство!

— Слабости? Я думал, что у тебя достаточно разума, чтобы смириться с чувствами.

Она смахнула слезы, неожиданно проступившие на глазах:

— Мне нужно было пристрелить тебя прошлой ночью, вместо того чтобы идти у тебя на поводу.

Потерев укушенный палец, Трейс задумчиво произнес:

— Не заметил, чтобы ты шла у меня на поводу. У меня такое чувство, что ты боролась до конца, принцесса, чтобы как можно дольше продлить мучения, от которых ты, похоже, получаешь удовольствие.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Голос ее сорвался, и в его взгляде засветилась неожиданная нежность.

— Ах, милая моя, и гораздо лучше, чем ты. Просто мне хочется, чтобы ты прекратила казнить себя за то, в чем вовсе не виновна и в чем не был виновен я, в чем вообще никто не виновен. Иногда события выходят из-под нашего контроля. Твой отец это понимал.

Бетани заморгала, стараясь удержать слезы, которые готовы были покатиться по щекам, и прошептала:

— Мы повздорили незадолго до того… как он умер. Я так и не попросила у него прощения.

С минуту Трейс молчал, потом заговорил:

— Не знал. Теперь я понимаю, почему тебя так гложет чувство вины. — Он коснулся ее щеки, смахивая слезу. — Почему-то мне не кажется, что твой отец затаил на тебя обиду, принцесса. Не такой он был человек. Может, он и не был чересчур внимательным отцом, но, вне всяких сомнений, любил тебя.

Взмахнув влажными ресницами, Бетани посмотрела на него, губы ее слегка задрожали, и на них появилась робкая улыбка.

— Ты прав, Трейс. Почему я не думала об этом?

— Потому что, судя по всему, ты вообще не очень много думала в последние месяцы. Это естественно.

Напряжение, в котором она жила последние месяцы, начало ослабевать. Стоило ей вспомнить, что отец ни разу после их ссоры ни в чем ее не обвинил, как она поняла, что Трейс прав. Она была благодарна ему.

— Ты странный человек, Трейс Тейлор, — сказала она, и Трейс настороженно взглянул на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

Рассмеявшись, Бетани под одеялом прильнула к нему. Рукой она начала поглаживать его крепкое мужское тело, не возбуждающе, но изучающе. Но тело это, именно потому, что было мужским, не ощутило различия между любопытством и приглашением, и немедленно отреагировало на призыв.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — глухо пробормотал Трейс. Потом поймал ее руку. — Так мы рискуем никогда не выбраться из этой берлоги.

— Звучит заманчиво. — Она провела языком по скрытой густыми темными волосами мочке уха, и тело его моментально напряглось.

Пальцы Трейса коснулись ее ладони, переплетаясь с ее пальцами, потом он схватил ее за голову и лег поверх мягкого тела, ощутив под собой ее завлекающие выпуклости. Трейс немного недоверчиво смотрел на нее сверху вниз, не совсем уверенный, что правильно ее понял. Лишь когда она выгнулась ему навстречу, ритмично задвигав бедрами, он склонился и поцеловал ее.

Может быть, словно в тумане мелькнула у Бетани мысль, когда он в яростном и одновременно нежном порыве страсти овладел ею, все будет в конце концов хорошо?..

Веревочная лестница по-прежнему свисала с высокой скалы. Она раскачивалась на ветру, и Бетани содрогнулась от нахлынувших воспоминаний о гибели отца. Ей не хватило мужества заглянуть в пропасть, где умер Горацио Брэсфилд, но контакта с лестницей избежать было невозможно.

Присев на корточки и прищурясь, Трейс прикидывал надежность лестницы. В некоторых местах она обтрепалась. Можно было предположить, что с того момента, когда они в последний раз видели лестницу, здесь произошло еще одно землетрясение. Внизу валялись огромные обломки скалы, а наверху в угрожающе неустойчивом положении лежали валуны.

Трейс быстро посмотрел на Бетани. Сидя прямо с побледневшим лицом, она молчала, стараясь не обращать внимания на происходящее. Трейс подавил ругательство. Перейти ущелье будет непросто. Старый мост был разрушен. Именно он скинул его вниз, чтобы задержать преследователей.

Некто, тем не менее, построил новый. На вид он не казался таким примитивным, как предыдущий, напротив, он наталкивал на мысль, что этот некто немало потрудился, возводя постоянную переправу. На каменных столбах были подвешены крепкие канаты, сделанные из койа, да и основа его была достаточно прочной. Трейс никак не мог избавиться от размышлений по поводу того, кому понадобилось прикладывать столько стараний и для чего.

Может, Бентворту? Возможно. Он говорил, что пытался снова найти Вилькапампу, но потерпел неудачу. Он также пытался уговорить Трейса вернуться туда, но без толку. Пока не приехала Бетани. Трейс выругался про себя. Черт, ему следовало бы знать, что он не сможет ни в чем отказать ей, стоит ей только взглянуть на него своими распахнутыми фиолетовыми глазами, особенно когда она решила, что они в Розой любовники. Ему почти доставила удовольствие вспышка боли в ее глазах; что-то вроде компенсации за месяцы, проведенные в гложущей тоске после ее отъезда в Калифорнию.

И вот он здесь, на заваленной валунами земле, в Андах, снова ставит под угрозу собственную жизнь только ради того, чтобы сделать ее счастливой. Он, должно быть, сошел с ума. В любом случае, затея была глупой. В конце концов слава открытия города все равно достанется Бентворту. Он просто желал, чтобы наиболее опасную часть пути проделал за него кто-то другой.

Трейс нахмурился. Он очень бы хотел знать, кто взял блокнот с заметками Брэсфилда и большой мешок с золотыми и серебряными находками. Он бросил их вниз к Брэсфилду незадолго перед тем, как вынужден был на время оставить его, а когда вернулся назад в попытке спасти его, все исчезло. К этому времени профессор был уже мертв, с дыркой от пули посредине лба. Своего рода везение, решил тогда Трейс, умереть мгновенно. Там, где лежал профессор, рикошет пули был вполне возможен.

Ощущение мрачной иронии его положения не покидало Трейса. Бетани обвиняла его в смерти отца точно так же, как он считал Броди и Ригана виновными в гибели Рика Скэнлона много лет назад. Невольно он стал лучше понимать переживания участвующих в подобной ситуации людей.

Но сейчас все это не имело значения. Сейчас необходимо было понять, насколько опасным окажется подъем на скалу или насколько это рискованно для Бетани.

Он прикинул, сколько времени потребуется на то, чтобы изготовить новую веревочную лестницу, и решил от этого отказаться. Судя по всему, надвигался дождь, и Трейс не хотел, чтобы он застал их на вершине.

Легко вскочив на ноги, он схватился за низ веревочной лестницы и дернул. Та выдержала. Он поставил ногу на ступеньку и начал карабкаться вдоль скалы высотой примерно в двадцать пять футов. Едва ли нашелся бы доброволец, рискнувший с нее спрыгнуть.

Добравшись до вершины, Трейс обернулся и махнул остальным, чтобы они следовали за ним. Сам он продолжал разглядывать веревку, чтобы удостовериться, что она крепко привязана к опорам. Он наблюдал за тем, как Бетани, закрепив мешок за плечами, начала подниматься вверх. Она двигалась значительно медленнее Трейса, но нигде не замешкалась.

Далее следовали два носильщика-кечуа, за ними трое солдат. На этот раз все двигались налегке. Трейс не намеревался оставаться на развалинах долго. Один из носильщиков тащил массивную камеру, правда, поменьше той, которая была у них в предыдущий раз. Может, качество фотографий будет не самым лучшим, но они вполне послужат доказательством того, что экспедиция была там.

Ухватив Бетани за руку, когда она добралась до вершины, Трейс потянул ее вверх, помогая выбраться на твердую почву. Она молча смотрела на него, но на лице ее было написано удовлетворение, вызвавшее у него улыбку.

— Неплохо, принцесса. Теперь отойди, чтобы я мог помочь остальным.

Пока они карабкались по крутым склонам на четвереньках, и Трейс, не переставая ругаться, пытался отыскать разрушенную оползнем дорогу, пошел дождь. Вода лилась на них потоком, почти ослепляя, попадала в глаза, нос, рот, пока им не пришлось натянуть шарфы почти до глаз. Дышать было трудно, но они не хотели задерживаться на крутом склоне из-за опасности оползней или грязевых потоков. Это будет конец. Камни, деревья полетят вниз со скоростью курьерского поезда, снося все и вся на своем пути.

После нескольких неудачных попыток Трейс обнаружил наконец какой-то намек на тропинку. Похоже, последний раз здесь ходили инки. Тропа проходила сквозь гущу джунглей, жара и влажность были просто чудовищны. Дождь перестал, и теперь от одежды путешественников поднимались клубы пара.