Несколько дней спустя Таша стояла, облокотившись на перила, на веранде снятого ею домика и наблюдала ночной ливень. Кромешная тьма окутывала реку, и горы виднелись лишь черными контурами. Чтобы согреться, Таша потирала руки.

Она стояла так часами. Долгими, пустыми часами. Что теперь ей делать, было неясно. Неделю назад она точно знала – необходимо уехать. Теперь перед ней не было никакой цели, никакого стремления чем-то заняться.

Зачем торопиться, если все, что имело значение, кануло в прошлое?

Она в тысячный раз уставилась в темноту. Видимо, эти места красивы в солнечную погоду, но дождь лил не переставая с момента се отъезда от Калдеров. Надо бы, наверное, приготовить ужин, но есть не хотелось. Ничего не хотелось, она ничего не чувствовала, кроме холодного ветра и дождя.

Дрожь пронизала ее.

– Замерзла, Таша? – заботливо спросил мягкий, до боли знакомый голос, и она обернулась.

Чейз.

Он стоял в конце веранды, проводя рукой по своим черным намокшим волосам. Он был одет в коричневую кожаную куртку, такие же ботинки и выцветшие синие джинсы, подчеркивающие стройность длинных ног.

– Разве ты не был в суде? – произнесла она безразличным тоном; чтобы добраться сюда в это время, ему пришлось уехать еще днем.

Чейз шагнул к ней.

– Когда отец позвонил, я взял отсрочку. Ясно. Он тотчас отправился на поиски, и сестра из больницы наверняка выдала ее секрет. Должно быть, найти ее было нетрудно – она ведь не пряталась. Но зачем он приехал? Она все облегчила ему: ушла без шума, без скандала. Ему ничего не требовалось делать. Они оба знают, что ему нужна свобода. И он получил ее.

– Я не слышала, как ты подъехал, – заметила Таша вяло, смотря прямо в серые глаза на красивом лице, которое ей запомнится на всю жизнь. Она бесстрастно изучала свои эмоции. Она любит его. И не сможет больше любить так ни одного мужчину. Но ей не суждено быть с ним. Теперь она это знала.

– Я зашел со стороны офиса. Опасался, что ты снова сбежишь, – пояснил он, не сводя с нее глаз, будто правда думал, что она сбежит.

Это позабавило ее. Чейз должен был понять…

– Сбежать и уйти – разные вещи.

– Результат один и тот же, – возразил он. Может, еще не понял того, что стало для нее очевидным?

– Значит, ты решил приехать за мной.

– Ты в самом деле думала, что я все так оставлю? – спросил он спокойно, шагнув в полосу света из окна, и она увидела его усталые глаза и напряженные губы.

– Так было бы лучше. Ты только все усложняешь себе, – сказала она безразлично. – Выглядишь измученным, а этого бы не было, если бы ты смирился с моим отъездом, – добавила она раздраженно.

– Спасибо за заботу, но почему ты считаешь, что лучше отпустить тебя? – спросил Чейз, прислонившись к перилам в нескольких фугах от нее.

Таша нахмурилась. Почему он такой бестолковый?

– Потому что тебе нужно освободиться от меня, Чейз. Ты ведь сам это знаешь, – объяснила она.

– Будь это так, почему бы я стал просить тебя не принимать необдуманных решений? – возразил он мягко.

Таша вздохнула. Это совсем лишнее.

– А потому, что ты винишь себя в том, что я потеряла ребенка, – произнесла она отстранение и отбросила волосы со лба, не заметив, какую реакцию вызвали ее слова.

– Я и в самом деле виню себя, – признал Чейз, но Таша покачала головой.

– Я же сама побежала.

– Но я вынудил тебя к этому, – возразил он. – Разве нет? Таша поежилась.

– Какая разница? Ребенка нет. Ты свободен, – подвела она итог тому, что никогда не должно было начинаться.

Ее отстраненность разозлила его. В мгновение ока Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

– Довольно! Я никогда не освобожусь от тебя, Таша. Более того, не хочу освободиться! – воскликнул он страстно; в глазах его сверкали самые противоречивые чувства, но в основном гнев.

Таша должна была бы испугаться, но нет, это ее не задело. Как и ничто больше. Теперь она знала истинную причину таких его слов и хотела бы, чтобы он не чувствовал никакой вины за собой.

– Ты так не думаешь, – возразила она ровным голосом, и его пальцы сжались, причиняя ей боль.

– Да нет, думаю. И еще никогда в жизни не был так уверен в этом! – крикнул он и выругался, заметив ее отсутствующий взгляд:

– Черт побери, Таша, ты должна мне верить!

Ее губы изогнулись в печальной улыбке.

– Бедняга Чейз, перестань волноваться обо мне. Все в порядке. И ни о чем больше не жалею.

Чейз прикрыл глаза.

– Сожаления! Ты не представляешь, как они измучили меня! – Он произнес эти слова будто в агонии, и, когда снова взглянул на нее, стала заметна боль в его глазах. Он медленно отпустил ее.

– Ты ничего не можешь поделать. Никто ничего не может. – Таша пыталась облегчить эту боль.

Кажется, Чейз хотел сказать что-то грубое, но сдержал себя.

– Я не хотел, – произнес он с вымученным терпением. – Не то, что ты подумала, – добавил он сухо.

Таша пожала плечами.

– Я вообще об этом не думала.

– Тогда подумай теперь! – взорвался Чейз, выругался, но взял себя в руки. – Прости, – извинился он.

– Все нормально, – ответила она мягко, и ему оставалось разве что просить помощи у Бога.

Запасись терпением, он снова взглянул на нее.

– Я должен достучаться до тебя, Таша.

– Я хорошо тебя слышу.

– Головой, но не сердцем, – устало возразил он. – Я хочу объяснить тебе…

Таша рассеянно разглядывала его бледные щеки и поникшие плечи, и ей хотелось поскорей покончить с этим.

– Мне не нужны объяснения, Чейз. Они ничего не значат.

Его взгляд резанул ее как бритвой.

– Они значат для меня. Я хочу… Нет, мне нужно тебе все объяснить. Ты выслушаешь меня?

«Ему просто надо выговориться», – подумала Таша.

– Хорошо, слушаю, – согласилась она и вздрогнула от порыва холодного ветра. – Только пойдем внутрь.

Домик был удобный и почти без мебели. Гостиная и кухня, дальше две двери – в ванную и спальню; коврик ручной работы перед кирпичным камином – достаточно чиркнуть спичкой, и разгорится огонь, – полукруг из дивана и двух кресел.

– Ты промок, – произнесла она заботливо, впервые внимательно взглянув на него. – Повесь куртку на крючок у двери и разожги огонь, я принесу выпить.

Когда она вернулась с двумя чашками кофе с бренди, огонь уже горел, и Чейз устроился около него, грея руки.

– Держи, – сказала она, протягивая кружку, и он встал.

– Спасибо, – пробормотал он, следя взглядом, как она уселась в углу дивана, но сам не двинулся с места.

Глотнув кофе в полной тишине, Таша подняла на него глаза.

– Я слушаю, – сказала она и снова заметила напряжение на его лице.

Чейз долго смотрел в свою кружку, затем тяжело вздохнул и начал:

– В тот день в лесу, когда мы с тобой любили друг друга, ты спросила меня, жалею ли я о чем-нибудь, и я ответил, что да, о многом. Так оно и было, но только вовсе не о том, что произошло между нами. Я не мог жалеть об этом, – произнес он натянуто. – Когда я понял, что ты подумала, я пытался объяснить, но ты не стала меня слушать. Ты побежала, и когда я увидел куда, то позабыл обо всех объяснениях. Кровь застыла в жилах. Я впервые так испугался. – Он поежился и провел рукой по щеке. – Потом это страшное падение… Я чуть не сошел с ума. Однако ты молодец – так хорошо держалась… Я не хотел оставлять тебя одну, но был вынужден.., а потом ты сказала, что веришь мне… – Глаза его метались. – Только тогда я понял, что натворил, как виноват перед тобой.

Таша хмуро пила кофе. Он и раньше говорил это, но ведь все не так. Он ни в чем не виноват перед ней. Это она лгала и обманывала.

– Ты не должен так говорить. Ты знаешь, что это вовсе не так, – сказала она, и ее голос впервые дрогнул.

Чейз заметил и в душе обрадовался первому, пусть робкому, проявлению какой-то реакции. Тяжело дыша, он покачал головой.

– Господи, помоги мне, это правда. Я виноват в том, что прислушивался к своей дурацкой гордости вместо того, чтобы прислушаться к сердцу.

Таша подняла голову, изучая его. Ее уверенность дала трещину. О чем это он?

– Я не понимаю, – произнесла она озадаченно.

Чейз вздохнул.

– Когда я узнал, как ты обманула меня, я разозлился.

При одном только упоминании об этой сцене печаль болезненной волной прокатилась сквозь нее, до предела натянув нервы. Она вздрогнула. Это был самый страшный день ее жизни.

– Ты был в бешенстве, – согласилась она слабым голосом и попыталась отмахнуться от ужасных воспоминаний, но они упорно стояли перед глазами. Притупившиеся было эмоции вдруг стали остры как лезвие ножа: чувства вернулись к ней. Она хотела умолять Чейза прекратить, не заставлять ее снова пережить это. Слишком было больно. Но слова будто застряли в горле.

Следя за ее лицом, Чейз поморщился и возненавидел себя за то, что так мучает ее.

– Сейчас я хорошо представляю себе, что ты тогда почувствовала. В тот момент я знал только одно: женщина, которой я так доверял, оказалась лгуньей.

У Таши перехватило дыхание, дрожь будто ушла в глубину ее существа, разрывая ее изнутри. Она поставила едва тронутую чашку кофе и, защищаясь, скрестила руки.

– Я хотела сразу же рассказать тебе все, но боялась, – еле слышно прошептала она сквозь стон Чейз понял ее и кивнул.

– И я доказал, что ты не зря боялась, ведь так? – произнес он с отвращением к себе.

Дрожь нарастала в ней, и ей потребовалось напрячь все силы, чтобы скрыть свое состояние.

– Ты вправе был злиться.

– А ты вправе была ожидать, что я захочу выслушать твои объяснения и пойму их. Это же сущий пустяк! Ведь я никогда, ни на одну секунду не переставал любить тебя, – сказал он, и Таша закрыла глаза. – Я люблю тебя, Таша.

Это признание уничтожило остатки защитного кокона, в который она заключила себя, распахнуло дверцу в глубину ее сердца и выпустило наружу запертую там боль. И те чувства, которые она подавляла в себе, вернулись – она помнила все.

– Но ты ведь не хочешь любить меня, да? – выдавила она через силу, в горле комом стояли сдерживаемые слезы.

Белый как смерть, Чейз поставил кружку на каминную полку и опустился возле нее на колени.

– Посмотри на меня, Таша, – попросил он хрипло, и она подняла голову.

– Только не лги мне! – крикнула она, и его губы сжались с горечью.

– Солнышко, я и не собираюсь. И надеюсь, что ты поверишь мне. Я всегда любил тебя. Я люблю тебя. Просто не хотел, чтобы ты узнала это, – признался он.

Таша смотрела ему в глаза, ища подтверждения этим словам, и прочла его в самоуничижении, которое ни с чем не спутаешь. Она вздрогнула, когда поняла это. Он всегда ее любил. Просто не хотел, чтобы она знала!

Приступ слепого гнева охватил ее, и она чуть было не ударила его.

– Черт тебя побери, зачем?! Чейз нахмурился от этого взрыва злости, но принял его как должное.

– Чтобы наказать тебя. Но, Бог свидетель, я не понимал, что делаю, пока не столкнулся лицом к лицу с вероятностью потерять тебя. Когда я сидел возле тебя в больнице, то взглянул как бы со стороны на все, что натворил, и ужаснулся.

Грудь ее готова была разорваться от скопившихся там боли и злости.

– И что же ты увидел, Чейз? – бросила она вызывающе.

Чейз сжал зубы, твердо решив быть искренним до конца:

– Я увидел мужчину, который пользовался тем, что жена слишком его любит и потому никогда не бросит и не поставит перед необходимостью умолять ее вернуться. Одной рукой я отталкивал тебя, а другой – крепко держал при себе. Я отказывал тебе в своей любви, будучи уверен, что не лишусь тебя.

Таша откинулась на подушки, не сводя с него глаз. Когда ее гнев стал остывать, она осознала, чего стоило ему признать правду, которая причинила ей такую боль. И еще поняла, почему он решился рассказать ей правду.

Не только потому, что она заслуживала узнать ее; он видел в этом еще и единственную возможность встряхнуть ее и вернуть к жизни. Все без утайки открыл ей, хотя знал, что это оборачивается против него. Не хотел потерять ее и поставил ее интересы выше своих. Для такого поступка нужна была смелость.

– Ничего себе.., история, – растерянно сказала она, не понимая, как два разумных существа могли так обойтись друг с другом.

– Ты должна была все узнать. Таша тяжело вздохнула.

– А теперь, когда ты все рассказал, скажи, чего ты хочешь от меня? – спросила она устало, и это был один из немногих вопросов, способных поставить его в тупик.

Однако он ответил:

– Я хочу, чтобы ты простила меня, хотя знаю, что не заслуживаю этого. Поверь, я вовсе не горжусь тем, как вел себя. Мне нужно, чтобы ты простила меня, Таша, как я должен был простить тебя.

Ее громкий смех был полон нестерпимой боли.

– Не слишком ли многого ты просишь?

– Это слишком много? – спросил он хрипло.

Печаль охватила ее.

– Не знаю, – со слезами прошептала она. – Ты так меня обидел. Я нехорошо поступила, но сделала это из любви. А ты… – У нее пересохло в горле, и она не смогла выдавить из себя ни слова.

– Можешь не говорить, – продолжил Чейз вместо нее. – По моей вине погиб наш ребенок, и я никогда не прощу себе этого! – Его голос был полон горечи и стыда.

Внезапно он поднялся на ноги и подошел к окну.

– Оказалось, что я не знаю самого себя, Таша, – заговорил он тихо. – Я не знал, что могу быть таким жестоким и эгоистичным. Да как я могу просить тебя о прощении? Как могу надеяться, что ты будешь любить меня, когда такое натворил! Убил нашего ребенка, о Боже мой!

Таша в ужасе увидела, как опустилась его голова и поникли плечи, не в силах выдержать груз лежавшей на них вины. Но она вовсе не обвиняла его в гибели ребенка! Ее собственная печаль все нарастала и нарастала. Он во всем обвиняет себя, но она не допустит этого, потому что это не так. Они оба совершили ошибку, как обыкновенные слабые люди.

– Чейз… – позвала она его сквозь слезы, и он поднял голову, но не обернулся. – Я прощаю тебя.

– Но как?..

– Просто я люблю тебя, – прошептала она, и тогда он взглянул на нее глазами, полными слез.

Не медля больше, она встала, подошла к нему и обняла его за талию.

– Не надо, Таша, – попросил он, но она лишь покачала головой.

– Я так не могу. Я не допущу, чтобы ты во всем винил одного себя. Мы оба наделали ошибок. Оба виноваты, а наш ребенок… Наверное, ему не судьба родиться. – Ее сердце разрывалось, и не в силах больше сдерживаться, она зарыдала.

Чейз со стоном обхватил ее, крепко прижимая к себе; слезы ее смывали всю боль и страдание.

Много времени спустя в комнате вновь воцарилась тишина. Таша стояла в объятиях Чейза, чувствуя покой в своем сердце. Она надеялась, что слезы облегчили и его боль.

Чейз глубоко вздохнул.

– Я и не представлял, что может быть так больно. Сначала при мысли, что потеряю тебя, потом зная, что мы потеряли ребенка. Я плакал тогда у твоей постели, как в детстве. Видел, как все рушится вокруг, и виной всему – только моя гордость.

Таша прижалась к его мокрой от ее слез рубашке.

– Никто из нас не совершенен, Чейз. Мы должны простить себе и друг другу все ошибки. Чейз взглянул на нее.

– Все так просто? – спросил он, ища сомнение в ее взгляде.

Но она не отвела глаз.

– Я не хочу спорить с тобой, хочу только любить тебя.

– Я тоже.

– Тогда в чем же дело?

Улыбка медленно озарила его лицо.

– Здесь? Сейчас? – переспросил он, и Таша улыбнулась в ответ.

Они страдали оба и плакали вместе. Теперь им нужно взяться за исцеление, любя друг друга.

Чейз поднял ладонями ее лицо, ласково гладя пальцами мокрые от слез щеки.

– Ты уверена? Я не хочу причинить тебе еще большую боль.

Она взяла его за руку, чтобы поцеловать ладонь.

– Ты меня любишь, Чейз?

– Больше жизни, – ответил он хрипло, и в ее глазах отразилась сила ее чувств.

– Тогда ты не причинишь мне боль. Ты уже причинил ее, но это не повторится. Ни сознательно. Ни случайно. Если бы я не верила в это, я бы не любила тебя так, как люблю. Ты стал моей жизнью с нашей первой встречи. Я хочу, чтобы мы снова были счастливы…

– Мы будем счастливы. Я даю тебе это обещание на всю жизнь, – поклялся Чейз и коснулся ее губ в поцелуе, который она запомнит до конца своих дней. – Иди сюда, – сказал он ласково, беря ее за руку.

Они лежали у камина, медленно и нежно лаская друг друга. Страсть придет позже. Сейчас им необходимо воскресить глубину своих чувств. Для Таши это стало вторым рождением. Они сбросили одежду, и каждое прикосновение рук и губ, которые они дарили друг другу, отдаляло старые воспоминания, создавая новые. Знание того, сколь они ранимы, заставляло их вести себя осторожно, чтобы не разрушить то бесценное, что каждый из них нашел в другом.

Меж ними возникала прочная основа для доверия, они открыли целый спектр блаженных ощущений. А когда страсть захватила их, не кинулись в ее бурлящие волны, а позволили себе вознестись в неведомые прежде выси. И тогда только стали одним целым, крепко держась друг за друга, когда буря эмоций вовлекла их в свой круговорот. Они погружались в нее, тонули и воскресали, очищенные силой своей любви…

Потом Чейз приподнялся на одной руке, другой нежно поглаживая ее по бедру. Рядом мерно потрескивал огонь.

– Ты понимаешь, что мы не предохранялись? – спросил он, и Таша взяла его за руку.

– Я как-то не задумывалась над этим, – ответила она спокойно, – вряд ли из этого что-нибудь получится.

Чейз покрыл ее плечо поцелуями.

– Ты огорчишься, если все же получится? Она переплела их пальцы.

– Нет. Я хочу детей. – Она мечтала об огромной семье, которой у нее никогда не было.

Подсунув руку ей под голову, он прижался к ней лбом.

– Отлично. Потому что я должен кое-что тебе сказать.

– Да? – пробормотала она, не особо прислушиваясь. Ей было слишком приятно, слишком хорошо, чтобы разговаривать.

– В моей семье тоже есть близнецы. Тут она встрепенулась.

– Что? Серьезно?

– Угу. У моего отца был брат-близнец. У меня есть и двоюродные братья-близнецы. Ты их еще не встречала. Они сейчас путешествуют по миру.

– Совсем похожие? – Такая возможность не приходила ей в голову.

– Как две капли воды, – улыбнулся Чейз. Она замолчала, разглядывая догорающие головешки.

– И они ладят?

– Они неразлучны. Таша грустно улыбнулась.

– Должно быть, это здорово, – вздохнула она. Чейз поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза.

– Тебе это неведомо? Таша покачала головой.

– Я говорила тебе, что мы с сестрой никогда не ладили. Вот предпочла бы, чтобы меня вовсе не было на свете. Она всегда видела во мне соперницу, считала, что я забираю все предназначенное ей внимание. Я-то не прочь была поделиться, но это ее не устраивало.

– Это очень плохо, милая. – Чейз обнял ее. – Я рад, что женился на тебе, а не на ней. Нервы ее напряглись.

– Хотя я и обманула тебя?

– Теперь мне, напротив, льстит, что ты была готова на все, лишь бы заполучить меня. Ее сердце возликовало: все наладится.

– Значит, вы, адвокат, допускаете обман и ложь?

– Это разрешается только тебе, дорогая. Ты можешь обманом и ложью забираться в мою постель, когда тебе заблагорассудится.

Она подняла голову и взглянула в его сияющее лицо.

– Вы соблазняете меня, советник? Серые глаза смеялись, и в глубине их она прочла любовь.

– А разве вы не заинтересованы в этом? Таша смущенно опустила ресницы.

– Что за сделку вы мне предлагаете? Губы Чейза изогнулись.

– Простите, никаких сделок. Это пожизненное заключение. Ну как, выдержите?

– Как говорится, не выдержишь приговора, не иди на дело. Похоже, теперь мой черед предъявить обвинение.

– В чем?

Таша склонилась, касаясь его губ.

– В любви. Первой степени, – прошептала она и поцеловала его.