Пока самолет не поднялся в воздух, Жасмин не позволяла себе вспоминать о торопливых минутах прощания.

Аэродром был маленький, захолустный. Несколько пассажиров маялись в зале ожидания. Возвращение прокатного автомобиля Лайон взял на себя, она же направилась к окошечку продажи билетов, где кассир долго и недоверчиво сличал ее лицо с фотографией на идентификационной карточке.

Она понимала, почему возбуждает подозрение. Что может подумать честный человек о женщине, которая переминается с ноги на ногу и то и дело оглядывается через плечо? Жасмин не могла выкинуть из головы ту странную парочку. Где они? Ждут снаружи? Что намерен делать Лайон? Неужели собирается возвращаться в Колумбию, или где он там оставил грузовик?

Дрожащей рукой схватив билет, Жасмин поспешила к окну, выходящему на стоянку. Они были там — дожидались, прислонившись к замызганному синему капоту.

Жасмин уже с ума сходила от тревоги, когда появился Лайон. Протянув ей сложенную квитанцию, повел ее прочь от окна.

— Какой выход тебе нужен?

— Выход? Лайон, послушай, они там. Ждут нас. Тебе нужно обратиться за помощью. Нужно…

— Ш-ш-ш. Тише. Теперь послушай меня. «Продолжается посадка на рейс…» — прохрипел громкоговоритель.

— Я не могу улететь и оставить тебя в опасности!

— Выслушай меня. Жасмин. Сейчас ты сядешь в самолет. Первое, что ты сделаешь, когда вернешься домой, — позвонишь по номеру, который я тебе дал, и оставишь сообщение, что добралась благополучно. Поняла?

Жасмин кивнула, тяжело сглотнув.

— Умница. А потом, через неделю… или сколько тебе там понадобится, чтобы убедиться, что все в порядке… я имею в виду…

— Убедиться, что у меня не будет ребенка?

— У нас не будет ребенка, — поправил он, неотрывно глядя ей в глаза. — Ты позвонишь еще раз. Обещаешь?

— Ты будешь там? По этому телефону?

Он поколебался — и по этому колебанию она поняла ответ.

«Заканчивается посадка на рейс 1332 в Атланту», — объявил жестяной голос из динамика.

Жасмин почувствовала, как кровь прилила к ее лицу. Защипало в глазах. Гордо вздернув подбородок, она произнесла:

— На твоем месте я бы подошла к первому же полицейскому и…

— Да, да, конечно. Тебе надо идти, милая, опоздаешь на самолет. Со мной все будет хорошо. Я знаю, кто такие эти парни и что им нужно. Все будет хорошо. Поверь мне.

Лицо его расплылось у нее перед глазами. Он сжал ее плечи, обжег быстрым, яростным поцелуем, а затем развернул ее и подтолкнул к выходу. Когда Жасмин нашла в себе силы обернуться, Лайон уже исчез.

С утра в понедельник Жасмин вновь приступила к работе в универмаге «Марсель». В десять утра она сделала перерыв, чтобы позвонить своему агенту и сообщить, что она снова в городе и свободна.

Впрочем, это она сделала больше по старой привычке. Настало время распрощаться с неудавшейся актерской карьерой. Издержки астрономически велики, а результата никакого. Пора расстаться с детской мечтой и окунуться в реальность.

На компьютер — даже подержанный — у Жасмин не было денег, так что она взяла напрокат портативную пишущую машинку.

Весь день Жасмин провела, строя планы на будущее: куда «толкнет» свой первый очерк, где попробует зацепиться, за какую тему возьмется в следующий раз. Лучше всего, думала она, пристроиться на постоянную работу в какое-нибудь небольшое еженедельное издание. Она найдет себе более скромное жилье, тогда денег хватит и на ребенка…

Но последняя мечта бесславно погибла на следующий же день. Жасмин обнаружила, что не беременна. Следовало бы этому радоваться. Карьера ее пока под вопросом, а того, что она сейчас зарабатывает, едва хватает на жизнь ей одной. Жасмин знала, что должна радоваться. И все же проплакала до поздней ночи.

Через три дня она позвонила по телефону, оставленному Лайоном. Автоответчик включился не сразу, после целой серии загадочных гудков и щелчков.

— Это Жасмин. Можешь не беспокоиться, — коротко произнесла она и повесила трубку.

Немало дней прошло, дней, наполненных нелегким, но увлекательным трудом. Наконец, воскресным утром в начале апреля. Жасмин вставила в машинку новую ленту и села печатать чистовик. К трем часам пополудни она остановилась, чтобы размять ноющие пальцы, полюбоваться растущей стопкой листов и перечитать, что получилось.

Получилось хорошо. Не шедевр, конечно, но очень и очень неплохо. Чистая энергичная проза, много глаголов и очень немного тщательно подобранных прилагательных. А главное — ей удалось передать атмосферу. Прочтя две страницы. Жасмин словно наяву увидела перед собой немые силуэты безлистых деревьев, черную, сонную, вяло текущую воду. Ощутила аромат плодородной земли, острый запашок прелых листьев, запах ила, дыма от костра и…

Лайон! Черт побери, опять! Как ни старалась она стереть его из памяти и со страниц очерка, избавиться от его образа было невозможно. Он как живой стоял перед глазами. Лайон. Сердце и душа этого угрюмого, загадочного мира.

Без него все бессмысленно.

Жасмин не оставляла надежда, что он позвонит. Хотя бы сказать, что жив и здоров. Не может же он не помнить, как она сходила с ума от страха! Как, интересно, забыть этого негодяя, если даже не знать, жив ли он?

Да нет, знает, конечно. Если бы его убили или серьезно ранили, Жасмин бы почувствовала. Не зря же она наполовину ирландка. Как известно, все ирландцы чуть-чуть ясновидящие.

Однако, не полагаясь на ясновидение, Жасмин целые дни проводила в библиотеке, просматривая газеты восточных штатов в поисках каких-нибудь вестей.

На глаза ей попалось несколько заметок о другом Лоулиссе — родственнике или однофамильце. Возможно, том самом бизнесмене из Нью-Йорка, о котором рассказывал мистер Уэбстер.

Из газет Жасмин узнала, что этот Х.Л.Лоулисс ворочает миллионами. В последнее время в деловых кругах Нью-Йорка разнеслись слухи, что он собирается вложить все деньги в какое-то новое предприятие, куда именно — никто не знает… Дальше Жасмин читать не стала. Это явно не про Лайона. У него шансов стать миллионером не больше, чем у нее — сыграть главную роль в блок-бастере и получить «Оскара».

Жасмин быстро перепечатывала очерк и уже заканчивала, когда послышался звонок в дверь.

— Этого еще не хватало! Син, умоляю, только не сейчас! — простонала она, заправляя в машинку чистый лист.

Вчера Син звонила три раза, а сегодня с утра уже дважды. Ей не терпелось заглянуть к Жасмин и рассказать о медовом месяце, который, судя по всему, прошел не слишком удачно.

Их с Син дружба вынесла тяжелый удар, но, поразмыслив. Жасмин поняла: Эрик не стоит того, чтобы терять подругу. Они с Син дружат много лет — с самого приезда в Лос-Анджелес. Подруги многое пережили вместе. Пусть они разные, как небо и земля, пусть не всегда понимают друг друга — все же общего у них больше, чем различий. Одни и те же надежды, мечты. Одни и те же разочарования.

И Эрик.

Можно было, конечно, отключить телефон, но ведь оставался один шанс из миллиона, что позвонит Лайон…

Тяжело вздохнув, Жасмин провела рукой по волосам и потянулась. Слишком долго она просидела на жестком стуле с неудобной спинкой. Пожалуй, стоит подложить подушку, сделать себе бутерброд с арахисовым маслом и заняться гимнастикой, попутно выслушивая жалобы Син на дорогого муженька.

— Привет! — поздоровалась она, распахивая дверь. — Ты уже обедала? Я как раз собираюсь съесть бутерброд с арахисовым маслом, хочешь?..

Лайон.

Жасмин застыла на пороге, беспомощно хлопая глазами и открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на песок. Она отчаянно пыталась придумать какую-нибудь умную — или хотя бы не слишком глупую — приветственную реплику, но, как назло, ничего не шло на ум.

— Может быть, пригласишь меня войти?

— Я… ах да… заходи, пожалуйста.

Она отступила от двери, не сводя глаз с чисто выбритого, хорошо одетого человека, стоящего перед ней.

Он подстригся. И в волосах блестели седые нити, которых Жасмин не помнила. На нем были тщательно отглаженные брюки цвета хаки, черная тенниска и твидовый пиджак от Харриса, отлично сидящий на широкоплечей мускулистой фигуре.

Жасмин скользнула взглядом по его талии, и Лайон шутливо поднял руки вверх.

— Я не вооружен.

— Я не… Лайон, как ты здесь оказался?

— У нас с тобой осталось незаконченное дело, помнишь? Я приехал, чтобы расставить все по своим местам.

Боже правый, только-только она начала о нем забывать… Нет, «забывать» — слишком сильно сказано. Только-только его образ начал бледнеть и отодвигаться в дальний угол сознания, где, словно тюки на складе, хранятся любимые детские сказки и старые фильмы со счастливым концом…

— Если бы я знала, что ты в городе, то…

— То что? Сбежала бы? Не открыла мне дверь? Отключила телефон?

— Прекрати! — Неосознанным защитным жестом она скрестила руки на груди. — Да, может быть. Или поставила бы автоответчик.

Она пыталась угадать его намерения — по выражению лица, может быть, по торопливости или неуверенности в движениях. Но двигался он легко и уверенно, как всегда. А на лице читалась смесь тревоги и надежды.

Если кому-то здесь и есть на что надеяться, то только ей. И что означает тревога? Что его беспокоит?

Лайон вошел, окидывая комнату цепким взглядом и по привычке сортируя информацию. Сердце его сжалось от предчувствия новой ошибки. Здесь ему делать нечего. Квартирка у Жасмин очень скромная, но пол покрыт ковром, на стенах висят картины, на подоконнике зеленеют цветы. Это не просто квартира — это дом. Ее дом.

Она была в белых лосинах и футболке в цветочек, босиком. Никаких украшений, за ухо заткнут карандаш. Сперва ему показалось, что Жасмин нарумянена: красные пятна у нее на щеках полыхают, словно те чудные деревья, что он видел по дороге из аэропорта, — безлистые, покрытые ярко-алыми цветами.

— Ты выглядишь совсем… по-другому.

— Ты тоже.

Она не села и не пригласила его присаживаться. Так они и стояли, опасливо глядя друг на друга, словно два сторожевых пса, встретившихся на нейтральной территории.

— Я как раз собиралась сделать себе бутерброд с арахисовым маслом. Хочешь?

— Как, ты разлюбила чили? У Жасмин отчаянно защипало глаза. Это конец. Еще полминуты — и она разревется как маленькая. Со всей силы она толкнула его в грудь.

— Эй, ты что делаешь? За что?

— М-м-мог бы, по крайней мере, сообщить, что с тобой все в порядке, — срывающимся голосом воскликнула она.

— Разумеется. А чем, по-твоему, я сейчас занимаюсь? — Взяв за руку, он усадил ее на белую кушетку.

— И чем ты занимаешься? — всхлипнула она. Лайон протянул ей носовой платок, и Жасмин покорно вытерла глаза. Только сейчас он понял, что никакой косметики на ней нет. Ни теней, ни румян, ни губной помады. Этот огненный румянец, которым при виде Лайона вспыхнули ее щеки, — естественный.

Встав на одно колено перед кушеткой, он, не отрывая глаз, смотрел, как Жасмин пытается овладеть своими чувствами.

Она сильно изменилась, спору нет, но перед ним все та же Жасмин. По-прежнему она не умеет притворяться: нежная, легко краснеющая, как у всех рыжеволосых, кожа выдает любую смену настроения. И глаза у нее все такие же огромные и прекрасные, как ему помнится. Только теперь они красны от слез…

— Ты уверена? — спросил он.

— В чем?

— Что у нас не будет ребенка? Жасмин раскрыла глаза еще шире.

— У тебя ребенка не было бы в любом случае. Он был бы мой и только мой. Но его не будет. Я ведь уже говорила. Позвонила и оставила сообщение. Кстати, тебе надо сменить автоответчик, он так шипит, скрипит и щелкает, и… Лайон, зачем ты приехал?

Ну вот. Дольше тянуть нельзя.

— Хочу знать, не ошибся ли я.

— В чем?

— В том, что прочел в твоих глазах. Там, в мотеле. А потом на аэродроме. И еще раньше, на болоте, тоже, — Не понимаю, о чем ты говоришь.

— А мне кажется, прекрасно понимаешь. Он стоял совсем рядом, но не прикасался к ней — это было не нужно. Он и так видел, что не ошибается.

— Жасмин, ты отлично знаешь, зачем я здесь. Более того, думаю, ты ждала меня. Если это не так, скажи — и я уйду. Просто скажи, что не хочешь меня видеть, и…

— Лайон!

Казалось, сам воздух сгустился между ними. Лайон не знал, что сказать. Слова, которые вертелись у него на языке, он боялся вымолвить — и потому не произносил ничего.

— Хватит болтать, Лайон. Лучше поцелуй меня.

Несколько часов спустя Жасмин вновь включила телефон и зажгла в комнате свет. Лайон уже принял душ, повесил свою одежду в шкаф и застелил постель. Для человека, привыкшего жить в одиночку и где придется, он оказался удивительно аккуратен.

— Как твоя актерская карьера? — спросил он сразу после… ну, словом, после всего.

— Я — не актриса, а писательница, — ответила она. — Я дала голливудским продюсерам возможность меня открыть — они не воспользовались. Что ж, Голливуд проиграл, а издательский мир выиграл.

Он вошел в крохотную кухоньку и обнял ее сзади. Жасмин склонила голову ему на плечо.

— Хочешь яичницу или омлет с авокадо?

— Удиви меня.

Сегодня Жасмин его уже удивила. Даже теперь, когда все решилось, она удивлялась сама себе: как отважилась на такое смелое предложение?

Жасмин не успела объяснить все резоны, по которым они должны жить вместе, не успела привести все неопровержимые доводы, как Лайон уже дал ответ.

— Конечно, черт возьми! — воскликнул он, а потом:

— Да, милая, сейчас же, сегодня, пока ты не передумала!

Как будто она могла передумать!

— Послушай, я ведь так и не знаю, чем ты занимаешься. «Работаешь на правительство» — и все. Это значит, что нам придется жить в Вашингтоне? Конечно, писать я могу где угодно, но в Вашингтоне совсем нет зелени, а я так люблю природу…

— А как насчет Виргинии? Там находится сердце Великих болот. Я там никогда не был, так что мы сможем погрузиться в таинственный болотный мир вместе…

— Вернемся лучше к первому вопросу. Чем ты занимаешься? Случайно не большой политикой? Мне не придется общаться с журналистами и блистать на официальных приемах?

— Боже, надеюсь, что нет! А что, если нам с тобой поселиться в деревне? Ты сможешь писать, сколько хочешь, а по выходным мы будем устраивать пикники в лесу… Да, я согласен на омлет.

— Какой еще омлет? — со смехом воскликнула Жасмин. — Лайон, да у тебя в мозгах каша еще похуже моей! Я с детства была растяпой, но ты… — Она оборвала себя, тряхнув головой. — Нет, хватит! Больше я не стану ругать и принижать себя! Так как же с ответом на первый вопрос? Кто ты почтовый служащий, бюрократ или кто-то еще?

Выдвинув стул из-за крошечного стола, Лайон уселся на него верхом, скрестил руки на спинке и следил взглядом за тем, как Жасмин передвигается по кухне.

— Пожалуй, подпадаю под определение бюрократа. Хотя работа за письменным столом для меня в новинку. Что же до того, кем я был раньше, — что тебе сказать? Я работал там, где хвастаться успехами запрещено, а любую твою неудачу журналисты подхватывают и раздувают до небес. Хотя неудачи постигают нас совсем не так часто, как им бы хотелось.

— А кто те люди, что следили за нами?

— Коллеги из конкурирующей фирмы, — коротко объяснил он.

Жасмин обернулась и уставилась на него. В каждой руке у нее было по яйцу.

— Так кто же ты такой? Секретный агент?

Шпион?

Лайон рассмеялся.

— Ну, я бы не стал себя так называть… Скажем просто: тем, что я делал раньше, я больше заниматься не буду. Я получил повышение.

Так оно и было. Подозрения Лайона подтвердились: начальник оперативного отдела оказался предателем. Он попал под суд, и Лайон вместе с Мэдденом выступали свидетелями на закрытом слушании. Неприятно, но что делать? Это часть работы.

На освободившееся место назначили Лайона. Ему предстоит тяжелая и ответственная работа, но больше не придется срываться с места, и поминутно рисковать жизнью он теперь не будет. А значит, появилась возможность создать то, чего так не хватало ему все эти долгие унылые годы.

Дом. Семью. Якорь в бурном житейском море.

— Лайон, повтори еще раз! — прошептала Жасмин, почувствовав, что молчание затягивается.

Лайон улыбнулся ей. За эти несколько часов он улыбался больше, чем за последние двадцать лет.

— Что я люблю тебя? Это не новость. Что хочу, чтобы ты стала матерью моего сына, получила Пулитцеровскую премию по литературе, научилась ловить рыбу, управляться с газонокосилкой и привыкла пить теплое пиво.

— Теплое пиво? Да ни за что на свете!

— Значит, на все остальное ты согласна? Вместо ответа она, смеясь, прильнула к нему.