Билли спала в комнате для гостей, Дэвид громко сопел в своей узенькой кроватке, над верхней губой у него белели усы из зубной пасты; Либби повесила черное платье в шкаф, надела пижаму и вытащила одну из коробок, которые она не распаковывала с тех пор, как переехала сюда после развода.

Надо же! Одежда для беременных! Ну, уж это ей больше никогда не понадобится. А вот и голубая ваза, доставшаяся ей по наследству от прабабушки. Одна из немногих ее фамильных вещей, которые Уолт пожелал получить после развода – тогда она с торжеством напомнила ему, что по условиям брачного договора он не имеет на эту вазу ни малейших прав. Хотя бы маленький триумф после бесчисленных унижений.

В другой коробке оказалась старая коллекция марок, пустой альбом для фотографий и связка писем двадцатилетней давности, от друга по переписке из Голландии. Древняя история.

Разумеется, то, что она искала, оказалось в самой последней коробке. Однажды Либби в сходных обстоятельствах сказала кое-кому – глупо надеяться, что необходимое тебе отыщется с первой попытки. И заслужила недовольный взгляд и колкое замечание.

Вытерев руки о пижаму, она извлекла из ящика школьный выпускной альбом и, облокотившись на стиральную машину, принялась его перелистывать. Надписей в нем почти не было. Никто не предложил ей расписаться в ее альбоме, а просить самой у нее не хватило духу. Только Кенни Смит нацарапал ей какое-то невразумительное пожелание.

Удивительно, какое напряженное выражение застыло на лицах. И какие все молодые. Вот и Двиггинс, Либби. В клубах не состояла, ни в чем не отличилась. Оценки Либби давали ей право вступить в общество «Гордость школы», но ее так и не пригласили туда, а заговорить об этом сама она не решилась. Несчастная пухленькая коротышка: серьезные, близорукие глаза прячутся за стеклами очков, делающих ее похожей на совенка. Конечно, никто не хотел с ней дружить.

Либби торопливо переворачивала страницы. Она вытащила альбом вовсе не для того, чтобы полюбоваться своей собственной фотографией. F, G, Н. Холл, Холтцер, Хоутхорн. Никакого Хэтчера. Захлопнув альбом, Либби сунула его назад в коробку, к старым учебникам и разрозненным комиксам.

Но ведь она его помнила! Конечно, за двадцать лет он изменился, но она почти не сомневалась, что видела его раньше… хотя в альбоме не оказалось фотографии ученика по фамилии Хэтчер и его не было в списке.

Остаток недели прошел как обычно, а к середине следующей Либби и думать позабыла о Джейке Хэтчере и вечере встречи выпускников. Она позвонила своей тетушке Луле в округ Дэви, сказала, как высоко она ценит возможность попросить Билли посидеть иногда вечерок с Дэвидом; в ответ на нее обрушился целый поток советов и поучений.

Проводив Дэвида до школьного автобуса, Либби загрузила белье в стиральную машину, торопливо накрасила губы и, захватив сумочку, вышла из дому. У нее накопилось множество дел, среди всего прочего надо было получить в банке деньги, которые Уолт высылал на содержание Дэвида. Как и всегда, чек пришел с опозданием – она не сомневалась, что Уолт делает это намеренно, надеясь, что она позвонит и попросит. Излюбленный его прием – давать ей денег в обрез, вынуждая обращаться к нему всякий раз, как ей понадобится какая-нибудь мелочь. Он чувствовал тогда свою власть над ней.

Сара Двайер, их общий друг, говорила, что Уолт еще в детском саду обожал кем-нибудь командовать. Сара и Уолт выросли вместе, вместе ходили в престижную школу, их семьи вместе проводили лето на престижных курортах. Как ни странно, Сара и Либби подружились, но после развода Сара приняла сторону Уолта. Свой тянется к своему. Мало того, что Уолту достался особняк, построенный на совместные средства, загородный дом в Роллинг-Кэп и две новехонькие машины – этому паршивцу достались их общие друзья.

Но, в конце концов, то единственное, что действительно имело для нее ценность, досталось Либби.

С тех пор как стало очевидным, что брак их обречен, она жила в постоянном страхе – вдруг у нее отнимут ребенка. Семье Уолта принадлежала, чуть ли не половина округа, и среди всего прочего – лучшая адвокатская фирма в радиусе трехсот миль. После рождения Дэвида Либби вновь набрала вес, зато приобрела некоторую уверенность в себе – когда же бумаги относительно развода были, наконец подписаны, она потеряла и то, и другое.

Уолт то и дело грозился прекратить выплаты, которые полагались Либби по брачному договору, и забрать Дэвида к себе; ужас, который вселяла в нее одна мысль об этом, не давал ей понять, что это всего лишь угрозы. На самом деле Уолт вовсе не горел желанием взвалить на себя заботы о ребенке. Он любил повторять, что достаточно поиграл в мужа и отца и понял – такая игра не для него. И когда ему исполнилось сорок, он решил поиграть во что-нибудь новенькое.

Либби была только рада, что Уолт от нее отделался; но Дэвид не разделял ее чувств. Наверное, остатки любви к Уолту умерли в душе Либби в ту минуту, когда она застала сына в слезах – сквозь рыдания он повторял, что папа больше не любит его. Если бы не Дэвид, Либби с превеликим удовольствием швырнула бы Уолту в лицо его жалкие деньги; но ее гордость не могла обеспечить Дэвиду кров и пищу, и сейчас, когда сын так нуждался в ней, у нее не было возможности пойти работать, даже если бы для женщины средних лет, не имеющей никакого профессионального опыта, не составляло труда найти место. Условия брачного договора были жесткими, но, по крайней мере, они обязывали Уолта выплачивать приличную сумму на содержание сына.

Десятью годами раньше, в разгар своего первого и единственного романа, Либби, попроси ее об этом Уолт, руку дала бы за него на отсечение. Он был красив, обаятелен и невероятно богат, хотя в ту пору она понятия не имела о его богатстве. Узнав, в конце концов, что он принадлежит к тем самым Портерам, богатейшей семье в округе, она не могла поверить, что он действительно хочет на ней жениться.

К тому времени Либби спустила свой детский жирок. Джинсы превратились тогда в обязательную форму, и Либби выглядела в них неплохо. Да еще в моду вошел стиль кантри, который так ей шел. Кровь с молоком, как говорила про нее соседка по квартире в Нью-Йорке.

И она по-прежнему оставалась девственницей. В кругу, где вращался Уолт, это было невероятной редкостью.

Когда возникла такая необходимость, она подписала брачное соглашение. Да что там, она безропотно подписала бы и свой смертный приговор, попроси ее об этом Уолт, но он уверял ее, что соглашение – не более чем пустая формальность. «Понимаешь, эта адвокатская фирма принадлежит нашей семье, и они из кожи вон лезут, чтобы доказать, что не зря едят свой хлеб».

Вот так, ослепленная и упоенная любовью, Либби отказалась от всех своих прав. Она поняла, что натворила, лишь, когда Уолт заявил – учитывая условия брачного соглашения, он обошелся с ней чертовски мягко. Он полагал, что проявил неслыханную щедрость, согласившись платить деньги на ребенка.

– Неслыханную щедрость, милый мой, – мурлыкала Либби себе под нос, въезжая на банковскую автостоянку. По крайней мере, у нее хватило ума уехать из Релифа. Родители ее перебрались во Флориду, старый их дом был сдан в аренду, большую часть земли они продали, чтобы обеспечить себе спокойную старость. В этом старом, просторном доме все было так знакомо, и земли вокруг хватало для большого сада и даже для кур. Она арендовала дом у родителей; конечно, они не хотели брать у нее деньги, но она сказала, что на этом настаивает Уолт. Как бы не так!

В банке, разумеется, была очередь. Еще бы, в большинстве офисов сейчас обеденный перерыв. Либби забеспокоилась. Ей надо поскорее вернуться домой, развесить белье – если бы она воспользовалась сушилкой, стрелка на ее электрическом счетчике сейчас крутилась бы как бешеная.

– Либби?

Теперь сама Либби волчком крутанулась на месте, сердце ее заколотилось под полинявшей футболкой с рекламой Зоологического общества.

– Джейк? Что вы здесь делаете?

– Ничего противозаконного, уверяю вас.

Трудно предположить что-нибудь иное, усмехнувшись, подумал Джейк. Он внимательно оглядел Либби. Футболка, джинсы, спортивные туфли, конский хвост. Волосы тронуты сединой, но сочетание серебристых и золотых волос даже красиво. Он не рассчитывал, что у той случайной встречи будет продолжение, но их, кажется, сводит сама судьба, а с судьбой не шутят.

– Как поживаете, Либби?

– Выполняю последнее дело в длинном списке. Месячный депозит.

Возможно, деньги выплачивает ей бывший муж. Размышляя о том, в разводе она или нет, Джейк заметил кольцо на безымянном пальце ее левой руки. Не обручальное, нет; но других колец она не носит, и, значит, это, единственное, имеет какое-то значение. Кроме того, в школе у нее была другая фамилия.

– Как насчет ленча?

– Я себе редко это позволяю.

Либби немедленно приготовилась отражать атаку. Если он пригласит ее куда-нибудь, ей придется настоять на том, чтобы платить за себя самой, а для ее кошелька это чувствительная трата – проклятый вечер встречи и так унес слишком много денег.

– Редко позволяете себе поесть? Очутившись перед свободным кассиром, Либби протянула ему подписанный депозит и обернулась к Джейку.

– Нет, это касается только ленча. Обычно я плотно завтракаю и плотно обедаю. Впрочем, зачем я говорю вам все это?

Глаза Джейка вспыхнули. Здесь, в ярко освещенном банковском зале, он показался ей еще привлекательнее. Она вновь обратила внимание на глубокие борозды в уголках его рта – с первого взгляда они показались ей горькими, и сейчас это впечатление усилилось. Туго натянутая на скулах кожа, выступающая челюсть. Жесткое лицо, даже суровое, подумала она, если бы не глаза. Несмотря на блеск, в них проглядывала печаль. И боль, постоянная боль.

Она уловила это и поразилась своему открытию, но потом, словно спохватившись, мысленно отгородилась от него.

– Знаете, мне пора, – Либби обнажила свои кривоватые зубы в ослепительной улыбке. – Надо еще успеть… но я была очень рада с вами встретиться и… о Боже, уже так поздно!

С напористостью сорокатонного бульдозера Джейк отмел все ее извинения.

– Ленч вы позволяете себе редко, но от обеда, надеюсь, не откажетесь?

Либби схватила свой депозитный бланк и отошла в сторону. Подвинувшись к окошку, Джейк мгновенно скользнул взглядом по толстому конверту и вновь поднял на нее темные, такие притягательные глаза.

– Договорились, значит, мы вместе пообедаем.

Всплеск паники во взоре; она заторопилась к выходу.

– О нет, к сожалению, я не могу. Дело в том, что я… я уже обещала.

– Ничего страшного. Встретимся в другой день, только и всего. На завтра у меня уже назначена встреча. А как насчет четверга? Скажем, в семь часов?

– Джейк, я…

– Вы чего-нибудь боитесь?

– Боюсь? – Либби прикусила верхнюю губу. Неужели она и правда боится?

Да, это, правда, тысячу раз, правда: она боится. И не только того, как воспримет Дэвид появление нового знакомого. После развода, стоило ей, хотя бы случайно, переброситься парой слов с каким-нибудь мужчиной, Дэвид или косился на него с откровенной враждебностью, или проявлял чрезмерную привязчивость – и то, и другое приводило ее собеседников в замешательство. За время разлуки с отцом мальчик так истосковался по мужскому вниманию, что Либби и думать не решалась о свиданиях, впрочем, и возможностей ей не подворачивалось.

– Давайте я запишу ваш адрес.

– У меня нет адреса. То есть мой адрес – это номер по пригородному шоссе.

К чему я канителюсь с ним? – в смятении спрашивала она себя. На лбу у этого человека написано – крайне опасен. Предупреждение: Джейк Хэтчер опасен для твоего сердца.

– Ну, хорошо, тогда скажите, как мы встретимся. И какую кухню вы предпочитаете? Что-нибудь экзотическое? Или национальное? Или, может быть, рыбные блюда?

Тут Либби выронила свой депозитный бланк; они с Джейком одновременно нагнулись за ним и столкнулись лбами. Тогда он поцеловал кончик своего пальца и приложил к ее лбу – сотни, раз она сама вот так прикладывала палец ко лбу Дэвида; в ту же секунду все ее оборонительные сооружения рухнули, как бумажная крепость.

– Ресторан мы с вами выберем потом. И все же неплохо бы узнать ваши вкусы.

Может, виной всему была повышенная солнечная активность. Или озоновые дыры. Так или иначе, в мозгу Либби словно что-то щелкнуло. Почти против воли она пробормотала:

– Думаю, нам лучше встретиться прямо в ресторане. Знаете, эти мексиканские…

– «Каса Колорадо», «Тижуана Фэтс», «Каса Азул», «Каса…».

– Вот-вот. «Азул» или как его там.

Либби вспомнила, как Билли говорила недавно, что в этом ресторане кормят отлично и цены вполне приемлемые.

– Что ж, вам и карты в руки, – заявил он. – Значит, в четверг вечером, в семь часов, в вестибюле. До встречи.

Либби возвращалась домой ошеломленная. Как же это случилось? У нее нет ни времени, ни сил впутываться в любовную историю; а то, что свидание с таким мужчиной, как Джейк Хэтчер, не пройдет для нее даром, она не сомневалась. Для нее-то уж точно не пройдет.

Но как он промахнулся, когда сказал – вам и карты в руки. Не в ее характере брать на себя решение, а вот если бы он искал слабую женщину, тут он попал бы в самую точку.

В четверг вечером Либби переодевалась четыре раза и, в конце концов, остановилась на брюках из тонкой шерсти с золотисто-черными разводами и на черной вязаной кофточке. Уолт возненавидел эти вещи, стоило ей сказать, что они куплены на распродаже в дешевом магазине.

Пришлось еще раз пригласить Билли. Дэвиду Либби объяснила, что она собирается пообедать всего-навсего со старым школьным приятелем.

– Я приглашу Джеффи пообедать у нас?

– Надо спросить – можно мне пригласить, Дэвид. Конечно, можно.

Либби сжала сына в объятиях. Впервые он выразил желание позвать в гости кого-то из своих новых друзей. Что ж, это добрый знак.

Всю жизнь Либби неловко чувствовала себя на людях, хотя, выйдя за Уолта – невероятно богатого, бесконечно влиятельного, – она постепенно научилась справляться с ролью его жены. Тем не менее, брак их распался, и тогда все свои душевные силы Либби отдала сыну. С тех пор как они переехали в старый родительский дом, она несколько раз, попросив свою кузину Билли посидеть с Дэвидом, отправлялась в одиночестве в кино или на лекцию, да еще вот побывала на этом вечере встречи выпускников.

Делала она это больше ради Дэвида, чем для собственного удовольствия; она хотела, чтобы он понял, наконец – если мама и оставила его на несколько часов, она непременно вернется. С каждым разом он принимал ее уход все спокойнее, но она знала, что мальчик еще не оправился от отчаяния, в которое поверг его разрыв родителей. И сейчас он то ходил за ней хвостом, то вдруг замыкался и смотрел на нее почти враждебно.

«Каса Азул» Либби нашла без затруднений; объехав три машины, она заметила автомобиль Джейка – он сидел внутри, поджидая ее. Прежде чем она успела притормозить, он выскочил, чтобы открыть ей дверцу. Она вскинула на него глаза, глубоко вздохнула и, наконец, решилась опереться на протянутую руку.

Господи помилуй! Неужели в свете ночных фонарей все мужчины выглядят такими красавцами? Или дело все же не в освещении, а в самом Джейке?

Или просто-напросто она на старости лет сходит с ума?

– О чем это вы вздыхаете? – спросил он, и голос его показался ей глубоким и раскатистым, как рыканье льва.

– Вы не поверите, если я вам скажу.

– Поверю, клянусь.

Ей пришло в голову одно-единственное правдоподобное объяснение:

– Я не вздохнула. Это у меня бурчит в желудке. Умираю с голоду.

Откинув голову, Джейк расхохотался.

– Я тоже чертовски голоден, – все еще посмеиваясь, признался он, когда они вошли в ресторан. За те несколько дней, что он знает Либби, он смеялся больше, чем за последние семь лет, мелькнуло в голове у Джейка.

Он предложил ей выпить, но она отказалась, сославшись на то, что она за рулем. Джейк тоже не стал пить. Уолт никогда не прикидывал наперед, как же он поведет машину пьяным, и, что называется, расслаблялся на полную катушку. В результате для Либби вечеринка превращалась в мучение – Уолт ведь ни за что не позволял ей сесть за руль своей роскошной спортивной машины европейской марки.

Отчасти по этой причине Либби вовсе перестала появляться на вечеринках, и Уолт, надо сказать, не слишком переживал по этому поводу. Он весьма недвусмысленно дал ей понять, что в чем, в чем, а в спутницах у него недостатка не будет.

Сейчас ты не жена, сейчас ты женщина, одернула себя Либби. И тут же поправилась – но и как женщина не заходи слишком далеко.

Словно по взаимному соглашению, они с Джейком говорили на самые отвлеченные темы – о политике, о религии. Она не поинтересовалась, чем занимается Джейк, что он делал все эти двадцать лет, прошедшие с окончания школы. Джейк тоже не лез в личную жизнь Либби, он не спросил ни о кольце на безымянном пальце, ни о мозолях на маленьких изящных руках, ни о привкусе грусти, который ощущался во вспышках ее внезапной, чуточку напряженной улыбки. И хотя оба тщательно избегали бестактных вопросов, к концу вечера каждый из них чувствовал, что много узнал о другом.

Джейк обнаружил, что ему нравится ее простодушный юмор и ее независимость. Как правило, независимые женщины всегда казались ему резковатыми, но Либби Портер была воплощением мягкости, и ее столь явная уязвимость задела в его душе какую-то чувствительную струну. Он ощущал, что его влечет к ней, хотя она пока не давала ему никаких авансов. Что ж, это вовсе не портило ему удовольствия. Приятный вечер в приятном обществе. А что будет дальше, посмотрим.

Напряжение отпустило Либби. Она сегодня так устала. Пришлось столько суетиться по дому, прочистить водосточный желоб, развесить белье, починить провалившиеся ступеньки. Теперь она боролась с подступившей зевотой. Они с Джейком оба отказались от десерта и пили уже по четвертой чашке кофе, когда Джейк, как бы, между прочим, заметил:

– Оркестр в том отеле, где мы познакомились, не так уж плох. Насколько я понимаю, они там играют каждый уикенд, так что, если вам вдруг захочется потанцевать…

Либби усмехнулась и покачала головой:

– Спасибо за приглашение. Только боюсь, вам не будут выплачивать страховку за увечья, которым вы можете подвергнуться, танцуя с Либби Портер.

– А вы разве не слыхали о туфлях с железными носками?

Он встал и взялся за спинку ее стула; Либби взглянула вниз, на его туфли двенадцатого размера. Да, Джейк крупный мужчина, во всех отношениях крупный.

– Это что, специальные туфли для танцев с такими, как я?

– Вы никогда не занимались балетом?

– Вы же видели, как я танцевала с Кенни Смитом на том вечере. Очень я была похожа на балерину?

Либби рассмеялась. Нет, он совсем ее не знает, подумал Джейк. Столько еще всего таится в ее кривозубой улыбке. Да и в ней самой тоже.

Неделю спустя Джейк позвонил и пригласил Либби потанцевать в том отеле, где они познакомились. Она принялась отказываться, потом заколебалась; он слушал ее голос и думал – надо надеяться, время от времени ее тоже угнетают одинокие вечера.

– Конечно, если у вас другие планы, я не настаиваю, – произнес он.

Черт побери, почему он вообразил, что у нее нет других знакомых мужчин?

– Джейк, я же говорила вам, я не лучшая партнерша для танцев.

– Если вы не хотите танцевать, я не потащу вас силой. Просто посидим, послушаем музыку, пообедаем, посмотрим, как танцуют другие, и немножко расслабимся. Мне необходимо куда-нибудь пойти, чувствую, если останусь сегодня дома, взвою волком.

– Так вы из тех, кто… гм.

– Боюсь, из тех.

– Ну, хорошо, только, если вы все же заставите меня танцевать, не говорите, что я вас не предупреждала.

– Уверен, вы просто скромничаете, – усмехнулся Джейк. Интересно, а она сейчас улыбнулась? – мелькнуло у него в голове. Представив себе ее улыбку, обнажающую неровные зубы, он улыбнулся еще раз.

В молодости Либби была страшно ранима, но к тридцати восьми годам стала более толстокожей. В юные годы, когда даже неуклюжесть кажется грациозной, ни один мальчик не выразил желания потанцевать с ней. Сейчас она не особенно переживала по этому поводу, слишком много других забот не давало ей спать по ночам. И все же жаль, думала она, что в свое время она так и не научилась танцевать. Уолт тоже не отличался любовью к танцам, по крайней мере, со своей собственной женой.

Дни тянулись медленно, но, в конце концов, уикенд все же наступил. Джейк, как и условились, заехал за Либби; она долго ломала себе голову, стоит ли приглашать его в дом и знакомить с Дэвидом, и в результате решила, что не стоит – мало ли чего можно ждать от Дэвида. Недавно он вообразил, что из водопроводчика, который чинил у них сливной бачок, получится неплохой новый папа, – если уж чертыхающийся, без конца сплевывающий на пол водопроводчик с вытатуированной на руке голой женщиной произвел на него такое впечатление, что же он устроит, увидев Джейка Хэтчера?

Заслышав хруст гравия под колесами машины, Либби торопливо дала Билли последние указания, помахала на прощание рукой и выскочила за дверь. Джейк уже подъезжал к дому. Она на редкость точна, вот и все, что он сказал, увидев Либби.

По дороге в город они почти не разговаривали. Либби, теребя ручку своей сумочки, то и дело косилась на профиль Джейка. Заставив себя, наконец, смотреть вперед, на дорогу, она вдохнула легкий аромат мужской туалетной воды – кедр, сандаловое дерево, цитрус? – смешанный с запахом кожаной обивки.

О Господи, я чувствую, что меня затягивает все глубже.

Швейцар оказался в меру подобострастным, еда великолепной – Либби, впрочем, казалось, что она жует сырой картон; даже оркестр вроде бы играл не так громко, как в прошлый раз. Разумеется, многие женщины и мечтать не могли о более удачном свидании. А что, если счастье повернулось к ней, наконец, лицом, думала Либби. Конечно, она не из тех женщин, что являются мужчинам в сладких грезах, но ведь он пригласил ее, правда? И сейчас он смотрит на нее и, по всей видимости, находит более достойной внимания, чем рисунок на обоях, что само по себе непривычно. Уолт, сидя с ней в ресторане, вечно смотрел поверх ее головы, так что ей хотелось пощупать, не появился ли у нее нимб… или рога.

Сегодня вообще все складывалось удачно.

Дэвид привел школьного приятеля, и больше двух часов они мирно играли, ни разу не подравшись. Выяснилось, что поломка насоса не так уж серьезна и покупать новый не придется. К тому же похолодало, и она надела свое любимое платье – оно напоминало о тех днях, когда она еще не потеряла последние иллюзии.

– Интересно, о чем вы сейчас думаете? – спросил Джейк.

– О погоде, иллюзиях, драках и насосах.

Глаза его удивленно расширились.

– Кто же вы – метеоролог, волшебница или инженер?

Она рассмеялась.

– Вы забыли про драки. Нет, ни то, ни другое, ни третье. Я всего-навсего погрязшая в заботах владелица старого дома.

– Вы живете с родителями? – спросил Джейк.

В его вопросе нет ничего удивительного. Вполне естественно, когда женщина, разведясь или потеряв работу, возвращается к своим состарившимся родителям, чтобы заботиться о них.

– Мои родители вышли на пенсию и переехали во Флориду. В городке, где они живут, одна улица, и у них там домик с одной спальней. Послушать их, так это рай земной. Но здесь у меня и без них много близких. Дяди, тетки, двоюродные братья и сестры… – И сын. Обожаемый, невыносимый, непредсказуемый сын. – И… – Но она закрыла рот, так ничего и не сказав.

Джейк явно не желал говорить о семье, ни о семье Либби, ни о своей собственной. В мгновение ока лицо его окаменело, стало непроницаемым. Превращение произошло так быстро, что Либби даже подумала – это ей просто почудилось, тем более что в следующее мгновение он уже встал и подал ей руку.

– На мне туфли со стальными носками, – протянул он с такой уже знакомой, как бы ленивой усмешкой. – И наколенники – мало ли на что вы способны. Так что, леди, можете вытворять все что угодно, я готов к самому худшему.

Если бы Либби видела, с каким серьезным выражением она приняла протянутую руку, она сама бы удивилась.

– Невозможно противиться такому галантному кавалеру.

Потом она во всем обвинит музыку, старую любовную песню, медленную и волнующую, – ей смутно припомнилось, как мать ее напевала эту песню, хлопоча на кухне. Правда, легкий аромат туалетной воды, исходивший от Джейка, тоже сыграл свою роль.

Но ей ни в чем не хотелось бы винить эти руки, обнимавшие ее бережно, словно невероятно хрупкую драгоценность, и эту крепкую грудь, к которой ей так хотелось прижаться щекой, пока они плавно покачивались в такт музыке.

То, что делал Джейк, нельзя было назвать танцем. Он просто держал ее так, что каждая клеточка ее тела, наэлектризовавшись, тянулась к нему. Либби забыла о том, что нужно дышать, а когда вспомнила, сосредоточилась на дыхании и забыла, что нужно танцевать.

– Вот видите? – прошептал Джейк ей на ухо. Ему пришлось нагнуться – хотя на Либби были туфли на трехдюймовых каблуках, ухо ее едва доходило ему до плеча. – Я же говорил, вы прекрасно танцуете.

– А мы разве танцуем? – выпалила она прежде, чем сообразила, что говорит. – О, я, кажется, сболтнула глупость. Прошу вас, сделайте вид, что не слышали.

Джейк улыбнулся. Прижавшись щекой к волосам Либби, он медленно покачивался из стороны в сторону; до Либби не сразу дошло, что ни один из них так и не сделал ни шага.

– О, да вы хитрый. Понимаете, что, пока мы стоим на месте, я для вас менее опасна.

Он крепче сжал ее в объятиях, так что она ощутила его ребра, очертания сухощавых мужских бедер.

– Нет, детка, тут вы ошиблись. Вы для меня очень опасны, прямо как действующий вулкан или кислотный дождь.

Немного овладев собой, Либби напомнила Джейку, что уже поздно. Он не стал возражать. В машине они за всю дорогу не проронили ни слова; на этот раз Либби старалась не смотреть на Джейка. Джейк повертел ручку приемника, и классическая музыка, ворвавшись в салон, немного разрядила напряжение.

Милосердные небеса, что она себе вообразила? Разве она не женщина? Неужели она решила, что сексуальное начало утратило над ней всякую власть – и только потому, что она спала с одним-единственным мужчиной, Уолтом, и они расстались несколько лет назад?

А может, так оно и есть. Сейчас такие времена, что лучше довольствоваться одним сексуальным партнером, да и тут ты не застрахован от опасностей. К тому же она давно и думать позабыла о таких вещах.

– Знаете, Либби, я… Пару недель меня не будет в городе, – пробормотал Джейк, когда они подъехали к ее дому.

– А-а, понятно. Я тоже давно обещала навестить дядю и тетю – откладывать дальше уже неприлично.

Либби вновь затеребила ручку сумочки. Тонкая позолоченная цепочка, не выдержав такого обращения, порвалась, и Либби пришлось поднимать сумочку с пола.

– Так я понимаю, в ближайшее время у каждого из нас будет дел по горло, – сказал Джейк, и Либби в каком-то оцепенении кивнула.

Все так и должно быть, говорила она себе, входя в дом после холодного, торопливого прощания. Именно так. Ничего не изменилось. Словно изголодавшаяся бездомная собачонка, она, завиляв хвостом, бросилась навстречу человеку, которому нет до нее никакого дела.