Несколько минут спустя Джейк, в сквернейшем расположении духа, попрощался с Либби. Пока он доехал до своего офиса, настроение его стало еще хуже. Он огрызнулся на Элис, свою незаметную, исполнительную секретаршу, и свирепо зыркнул на Бостика, когда тот высунул из дверей лысую голову; потом он принялся чинить перекосившуюся дверцу громоздкого шкафа для документов, прищемил палец и громко выругался.

– Неприятности? – осведомился Бостик.

– Когда в следующий раз будешь покупать мебель для офиса, не увлекайся старым хламом, – проворчал Джейк. – Ты готов посмотреть чертежи по тому строительству в округе Стоукс?

– Успеется. Элис говорит, копировальная машина сломалась. Она послала за новой. Ты бы, парень, подержал этот палец под холодной водой. Сразу перестанет гореть.

Вот бы так же просто вылечить и другие части тела – голову, например, подумал Джейк.

В пять минут шестого он решил позвонить женщине, с которой изредка встречался с тех пор, как вернулся в Винстон. Джилл служила исполнительным секретарем одной благотворительной организации; она была либералкой до мозга костей, с шестидесятых годов хранила верность фолк-музыке и не брала в рот спиртного. Будь ей известно, что благотворительная организация, где она работает, основана двоюродной бабушкой Джейка, Минни Синейт Хили, Джейк и близко бы к ней не подошел; но Джилл не так давно переехала из Нью-Йорка и знала лишь, что Джейк занимается строительными подрядами, живет один, не пьет и в умеренных дозах способен выносить ее политические и музыкальные пристрастия.

Джилли Новотни была очень красива, и даже безвкусные побрякушки, которые она во множестве на себя навешивала, не могли ее испортить. Дитя своего времени, она презирала условности и после первого свидания сама предложила Джейку встретиться еще раз; уверенности в себе у нее хватало, и если Джейк вежливо отклонял ее приглашения встретиться, она никогда не обижалась.

Сегодня вечером все могло сложиться иначе. Сегодня Джейку был необходим кто-то, с кем он позабыл бы зеленоглазую женщину с серебряными нитями в белокурых волосах, женщину, которая так крепко зацепила его на крючок.

Либби бесшумно опустила сборник сказок на низенький столик. Дэвид помогал ей ремонтировать старый загон для кур, устал и теперь сонно сопел, прижав к себе любимую игрушку. Стоило ей перевернуть третью страницу, как у него начали слипаться глаза, а, дойдя до конца главы, по глубокому и ровному дыханию Дэвида она догадалась, что он спит.

Либби вздохнула; уже в который раз она спрашивала себя, не совершила ли ошибку, вернувшись в этот дом. Уолт, пожалуй, согласился бы купить ей недорогой коттедж, найди она такой, но, разумеется, оформил бы его на свое имя. А разве в чужом доме можно чувствовать себя спокойно?

Конечно, останься они в Релифе, Дэвид поступил бы в частную школу – его записали туда чуть ли не с рождения. Но вряд ли он проучился бы там долго – рано или поздно Уолт нашел бы повод избавиться от лишних расходов. Дэвиду пришлось бы расстаться со школьными друзьями, так же как пришлось ему расстаться с отцом и домом, где прошли первые годы его жизни.

Нет, все правильно. С самого начала надо думать о том, каким будет продолжение. Много лет назад это сказал ей один из школьных учителей; она уже забыла, по какому поводу.

Так что новую жизнь она начала с того, что вернулась в собственные владения – слегка обшарпанный фермерский дом и пять акров земли в конце узкой сельской дороги. Не Бог весть что, но, когда родители предложили ей поселиться здесь, Либби была счастлива. Места в доме хватало, и Дэвид мог бегать, сколько душа пожелает, а она могла выращивать овощи; к тому же всего в двадцати минутах езды, в Моквилле, жили ее тетя Лула и дядя Кэлвин.

Дэвид постепенно привык к государственной школе, в которую она его отдала, – правда, ему понадобилось время, чтобы убедиться, что всякий раз, возвращаясь из школы, он непременно найдет маму дома.

Проблема связана не с ним, а с самой Либби.

У жизни за городом был один важный недостаток – отсутствие близких соседей. Временами она боялась позабыть, что ее зовут Либби, а не мама.

Вот поэтому-то она и набросилась на Джейка Хэтчера, как утка на устричную скорлупу, решила Либби. Поэтому, именно поэтому; с этой мыслью Либби повернула ночник так, чтобы свет не падал в глаза Дэвиду, и вышла из комнаты, оставив дверь полуоткрытой. В Джейке и в самом деле есть что-то от устрицы, он так же замкнут в собственной скорлупе. И она понятия не имеет, что в этой скорлупе скрыто, хотя и не сомневается, что разочарования можно не опасаться. У этой устрицы наверняка потрясающий вкус. И тот, кто сумеет открыть скорлупу, не пожалеет. Но с другой стороны, зачем ей человек, который не любит детей? К чему дразнить себя вкусом запретного плода?

Вернувшись в кухню, Либби расставила гладильную доску. Когда-то ее мать, в борьбе за собственную независимость, объявила, что гладить – предрассудок. Либби до сих пор помнит, как Дульси Двиггинс клялась сжечь свою гладильную доску, принести ее в жертву Святому Полиэстеру. Правду говорят, время идет по спирали, думала Либби, проверяя пальцем, нагрелся ли утюг. Здесь, в этой кухне, она опять гладит.

Здесь, в этой кухне, она опять мечтает.

Придет время, и новое поколение деловых женщин снова заявит, что гладить – значит впустую терять драгоценное время; но вряд ли они когда-нибудь разучатся мечтать.

Расправив маленькую голубую рубашку, Либби принялась гладить, представляя, что вместо маленькой, детской, перед ней лежит большая мужская рубашка, цвета хаки или, может быть, белая; рубашка, от которой исходит легкий аромат цитруса и сандалового дерева. Вместо зажимов, придуманных для детских пальчиков, на ней были бы пуговицы. Пуговицы, как известно, можно расстегнуть, и они сразу напомнили бы ей о…

– О том, что лучше забыть, – вслух пробормотала Либби, с грохотом опуская утюг. С чего это она так размечталась? С каких это пор простые домашние дела стали возбуждать грезы о крепкой мужской груди, тонкой талии и плоском худом животе?

Не говоря уже обо всем остальном.

Джейк расстался с Джилли у дверей ее квартиры в западной части города, отклонив предложение зайти, выпить чашечку кофе с ватрушкой. Перескакивая через две ступеньки, он сбегал по лестнице, а мысли его вновь вертелись вокруг Либби; каким необычным десертом она угостила его после того, как он опустошил две тарелки куриного супа.

Ручки и ножки имбирных человечков. Были там и головки с выпавшими глазками-изюминками.

– Целых я отобрала для Дэвида, а сама ем эти обломки, – объяснила Либби. – Вам ведь тоже все равно, правда? Вкус-то одинаковый. Но с тех пор, как Дэвид помогает мне их делать, я оставляю ему тех, что получше. И он помнит, сколько их там, в коробке. Я так учу его считать.

Джейк понял, что она хотела сказать. Что сын для нее важнее всего. Он сгрыз несколько имбирных обломков, запивая кофе, и распрощался с Либби, спрашивая себя, какого, собственно, черта он сюда притащился.

Впрочем, ответ он знал. И этот ответ пугал его. Да, как пораскинешь мозгами, говорил он себе, раздеваясь и укладываясь в постель, понимаешь, что влип.

Битый час Джейк не мог уснуть; он ворочался с боку на бок, а перед глазами его стояло то высокое, гибкое создание со жгуче-черными волосами, облаченное в шелка и увешанное украшениями, создание, распространяющее вокруг себя экзотический аромат мускуса, то женщина с кривоватыми зубами, в измятом розовом комбинезоне, женщина, от которой пахло мылом, куриным супом и имбирными человечками и которая не считала даже нужным закрасить седину.

Прошла неделя. Большую часть времени Джейк проводил на стройплощадке в округе Дэви. Несколько раз ему приходилось прогонять прочь мальчишек, которые, похоже, вообразили, что трубы и бетонные сваи созданы специально для их игр.

Рабочие выбивались из графика, и Джейк подсчитывал, скоро ли он сможет снять с этой площадки грейдеры и перебросить их на другой объект. Время поджимало. Стояла необычно теплая для ноября погода. Откинувшись на сиденье грузовика, Джейк снял каску, вытер лоб и взглянул в темнеющее небо. Только дождя им еще не хватало. Он рассеянно похлопал по карману своей рубашки цвета хаки. Джейк выложил бы сейчас двадцать баксов за сигарету, но курить он давно бросил, примерно тогда же, когда бросил пить. Сейчас он склонялся к мысли, что в умеренных дозах пороки лишь на пользу мужчине – по крайней мере, нет искушения отведать запретного плода.

Внезапно Джейк выскочил из грузовика.

– Эй, ты, какого черта тебе здесь надо? – заорал он на маленького темноволосого мальчугана, который моментально юркнул в отверстие двадцатифутовой трубы.

Сын Либби? Примерно тот же рост, тот же цвет волос. Но дом Либби отсюда далековато.

– Ты что, парень, не знаешь, что такие игры до добра не доводят? – гаркнул Джейк. Его длинные мускулистые ноги в несколько шагов преодолели расстояние до трубы. – Ну-ка, пошел отсюда! – приказал он, схватив ногу в теннисной тапочке.

Джейк вытащил мальчика наружу, хорошенько встряхнул его за плечи и оглядел со всех сторон, проверяя, все ли с ним в порядке. Проклятье, его рабочие не нанимались в няньки ко всем живущим по соседству детям. Здесь строительная площадка, опаснейшее место. Где, к чертям собачьим, мамаша этого малого? Она что, считает, кто-то обязан возиться с ее сыном?

Тут откуда-то выскочил второй мальчуган, постарше; он сильно запыхался. Ясно, прятался за одним из огромных бульдозеров.

– Вам что, парни, делать больше нечего – только шататься здесь? Ну-ка, где вы живете?

Старший мальчик – на вид лет двенадцать, глаза круглые, как каштаны, – подошел поближе.

– Мистер, мы ничего оттуда не украли, честное слово, – протянул он, указывая на стройплощадку.

– Вот как? А почему я должен вам верить? – прорычал Джейк. Отлупить бы как следует их обоих – может, был бы толк.

– Обыщите нас, если хотите.

Джейк прекрасно понимал, почему этих мальчишек – как и всех нормальных детей – словно магнитом тянет на стройплощадку; и хотя он грозно хмурился, разозлиться ему не удавалось.

– Уж конечно, вы, парни, задумали угнать какой-нибудь грузовик?

Остекленевшими от испуга глазами ребята взглянули друг на друга, потом опять уставились на Джейка. А вокруг было полно восхитительных игрушек – бульдозеров, грузовиков, экскаваторов; любой мальчишка мечтает о таких. Чертовское искушение, подумал Джейк. Конечно, детям трудно устоять, и, значит, надо всерьез заняться мерами предосторожности.

– Меня-то вы не проведете, – предупредил он мальчишек. – И зарубите себе на носу: схватитесь тут за какую-нибудь штуковину, а вам раз – и оторвет руки, поняли?

– Да, сэр… Мы ничего не трогали… Сэр, а… с какого возраста можно водить вон те большие желтые экскаваторы?

Джейк сам не ожидал от себя того, что произошло в следующие полчаса. Со множеством душераздирающих подробностей растолковав мальчикам, как опасны игры на стройплощадке, он показал им все машины, по очереди подсаживая каждого на высокие сиденья. Конечно, инспектора по технике безопасности за это просто стерли бы его с лица земли, но все же он объяснил мальчикам, как работают машины и почему нельзя приближаться к ним, пока ты не набрался сил и не обучился чему следует. Заставив ребят принести страшные клятвы в том, что нога их не ступит на стройплощадку до тех пор, пока они не достигнут совершеннолетия, Джейк посадил обоих в грузовик и отвез домой; там он сказал пару крепких словечек встревоженным мамашам, давно уже хватившимся своих отпрысков.

Что это с ним такое, спрашивал Джейк себя по дороге домой. Но, как ни странно, на душе у него было спокойно как никогда – словно призраки прошлого вдруг отпустили его на свободу.

Пьянство было лишь частью саморазрушения, за которое так яростно принялся Джейк после гибели Джонни. Кэсс поступила очень разумно, когда его бросила. Горе не сблизило их, а лишь ускорило разрыв. После того как Джейк потерял самое дорогое в жизни, ему было наплевать на все остальное. На свое дело. На чувство собственного достоинства. Потом, начав карабкаться наверх, к благополучию, он избрал весьма простой способ самозащиты – избегал детей и тех женщин, которые, как ему казалось, представляли для него опасность.

Почему же все изменилось? Почему он потерял остатки здравого смысла? Ни один мужчина на его месте, если только он не полный идиот, не искушал бы судьбу, надевая обручальное кольцо во второй раз.

Но ведь такую женщину, как Либби Портер, можно встретить только раз в жизни. Конечно, то, что у нее есть сын, слегка осложняет дело, но сейчас это осложнение казалось Джейку не таким уж неприятным.

Он не побеспокоился предупредить ее о своем визите заранее. Положившись на случай, он принял душ, побрился, надел чистую рубашку цвета хаки, черный свитер и хлопчатобумажную куртку и отправился к ней. Почему-то он поехал на грузовике, а не на собственной машине. Десять лет назад он надел бы костюм с галстуком. И поехал бы на куда более представительной и, уж конечно, куда более дорогой машине, чем маленький пикап или скромный седан американского производства.

Но тогда, десять лет назад, его звали Джон Джейкоб Хэтчер Хили, а не Джейк Хэтчер.

Либби вышла к нему босиком, в купальном халате персикового цвета, с отворота которого свисала цепь английских булавок. Волосы ее влажными прядями рассыпались по плечам. За ее спиной какой-то парень на телеэкране объяснял, как правильно прививать плодовые деревья; из дверей навстречу Джейку вырвался запах дыма и воздушной кукурузы.

Глаза Либби округлились от удивления. Джейку показалось даже, что у нее отвисла челюсть.

– Джейк, это вы… то есть, я хочу сказать, проходите, пожалуйста.

– Я вам не помешал? Просто случилось так, что я оказался поблизости.

– Ну конечно. А как же иначе.

Либби закрыла за ним дверь и отступила на несколько шагов. К запаху кукурузы и дыма примешивался аромат какого-то экзотического кофе.

– Вот я и решил заехать, вдруг, думаю, застану вас дома.

– Да, на это можно смело рассчитывать, – с низким, чарующим смехом проговорила она. – Хотя я до сих пор не поняла, что привело вас ко мне.

– Мне захотелось увидеть вас, вот и все.

Джейк не решился снять куртку, хотя в доме было тепло. Маленький камин, облицованный кирпичом, слегка дымил. На скамеечке для ног стояла тарелка с воздушной кукурузой, на кофейном столике – пустая чашка; повсюду были разбросаны части складных картинок, игрушечные грузовики и детские книжки.

Не извиняясь за беспорядок, Либби убрала с кресла сборник пиратских рассказов.

– Снимайте куртку, – сказала она. – А я сейчас сделаю еще воздушной кукурузы. В прошлую субботу я купила на распродаже этот аппарат – мы давно уже такой искали. С тех пор, как переехали сюда, в дом с камином.

Что за чушь она несет, одернула себя Либби. Вполне понятно, что у Джейка такой вид, будто он собирается спастись бегством.

– Когда я была маленькой, мы поджаривали кукурузу прямо в камине. А вы?

Джейк смотрел на нее, не отвечая ни слова. Если он когда-нибудь и поджаривал кукурузу, то совершенно об этом забыл. Голова его была занята другим – он представлял, как выглядит Либби под этой жуткой персиковой штуковиной и фланелевой ночной рубашкой.

– Снимайте же куртку. Здесь жарко. Я забыла отключить отопление, когда мы разожгли камин. И… вам кофе со сливками и с сахаром?

– Не надо ни сливок, ни сахара, ни кукурузы… но все равно, спасибо.

Либби бросила на него удрученный взгляд; Джейк даже пожалел, что не согласился на предложенное меню. Когда она выскочила на кухню, он тщательно исследовал камин. Пришлось подтянуть рычаг тяги, и к тому времени, как Либби вернулась с подносом, на котором стояла дымящаяся чашка кофе и тарелки с сыром и обломками имбирных человечков, труба уже тянула, как следует. Джейк уселся подальше от огня – и тут же вскочил, чтобы сбросить со стула игрушечную ракетно-пусковую установку. Да, когда он решился к ней поехать, он представлял себе все несколько иначе.

– Камин у вас барахлил, – пробурчал он, наблюдая, как ее свежевымытые щеки вспыхнули нежным румянцем. – Тяга.

В отблесках камина глаза Либби казались черными, как полночь. Джейк обнаружил, что не в силах отвести от нее взгляд.

– А я думала, это невозможно исправить. Вы… ведь не откажетесь от этих имбирных обломков?

Она торопливо сняла с подноса тарелку, так что несколько печеньиц с жестким стуком упало на стол. Проклятье! Только она решила даже не вспоминать о нем, как он явился собственной персоной и вновь ее взбудоражил. Интересно, как плоть может обрести покой в этом мире, полном соблазнов?

Они пили кофе, время, от времени бросая друг на друга быстрые взгляды. Оказавшись, наконец, рядом с Либби, Джейк никак не мог придумать, о чем же с ней говорить. Нужно было сначала позвонить. Нет, нужно было держаться от нее подальше – это, черт возьми, куда вернее!

Чего же он хочет от нее, недоумевала Либби. В первый раз – то есть во второй, если даже не в третий – они встретились совершенно случайно. Окажись на ее месте любая другая женщина, он точно так же защитил бы ее от пьяного.

А потом, в следующий раз? И тогда их свела случайность. Они столкнулись в банке, и эта встреча повлекла за собой другую.

Но, Бог свидетель, этот человек ни разу даже не намекнул, что хочет ее.

Так, значит, все по-прежнему – злорадно подсказал знакомый внутренний голос. Она не из тех женщин, что заставляют мужчин сгорать от желания. Однажды ее захотел Уолт, но она была тогда молода и только что создала себе новую фигуру, а значит, и новый образ. В первый раз она тогда жила вдали от дома, ощущала себя кем-то иным, не похожим на прежнюю Либби, и вела себя соответственно. До Уолта кое-кто из мужчин проявлял к ней интерес, они думали – в ней есть что-то особенное. И, разумеется, моментально разочаровывались. История с Уолтом длилась так долго по одной простой причине – прежде чем он понял, что она всего-навсего прежняя Либби Двиггинс, он предложил ей стать его женой, и она приняла предложение.

Но пришла пора, и часы пробили полночь. Бал кончился, и она очутилась в своем собственном закоптелом жилище – постаревшая, погрустневшая, но едва ли набравшаяся ума.

– А вы… смотрели в последнее время какие-нибудь стоящие фильмы? – светским тоном осведомилась Либби. И тут же застонала, закрыв глаза: – Господи, поверить не могу, что сморозила такую глупость.

– Нет. А почему?

– Что «нет»? Что «почему»? – смешалась Либби.

– Нет, я не смотрел ничего стоящего. Почему вы не можете поверить, что спросили про кино?

Либби сидела на кушетке с ногами, свернувшись калачиком. Джейк извлек из-под себя кость от домино, внимательно рассмотрел ее, а потом сел на кушетку рядом с Либби.

– Кажется, мой стул заминирован.

– Извините. Вечером Дэвиду нездоровилось, и я отправила его спать пораньше. Обычно он как следует, убирает за собой.

Джейк в этом очень и очень сомневался, но возражать не стал. Уж явно она не из строгих матерей. Видно, балует парнишку, пытаясь возместить ему, отсутствие отца, – ничего плохого в этом нет, если такой период не затягивается.

– Джейк, вы знаете, я до сих пор понятия не имею, чем вы занимаетесь.

– Вы ни разу не спрашивали.

– Я только что спросила – так сказать, в косвенной форме.

– Железобетонные конструкции. Тяжелые машины. Я подрядчик.

Она уставилась на него непонимающими глазами; не думая о том, что делает, Джейк коснулся ее обнаженной ступни и легонько сжал ее.

– Тяжелое оборудование и техника – вот моя работа. Мы расчищаем участки земли для строительства, строим дороги, небольшие мосты и все такое. Развороченная земля и огромные желтые машины – это мы.

Джейк рассказывал, чем его фирма занималась в последнее время, беспрестанно, как бы забывшись, поглаживая ногу Либби. Постепенно, так постепенно, что ни один из них не заметил этого, голос его стих. И лишь пальцы Джейка медленно продвигались по подошве маленькой ее ноги, задерживаясь в выемке, поглаживая пятку и исследуя форму каждого пальца.

Дыхание Либби, казалось, застряло где-то между горлом и легкими. Глаза ее расширились, рот обмяк. Джейк прикрыл глаза, откинулся на спинку кушетки и глубоко вздохнул, так что дрожь прошла по всему его телу.

Он весь горел, но причиной этого была не жара в старом фермерском доме. Даже во рту он ощущал вкус желания. Как ему хотелось отвернуть полы ее потрепанного халатика, развязать пояс и одну за другой расстегнуть пуговицы ночной рубашки из фланели в цветочек!

Внезапно маленькая ступня выскользнула из его рук; Либби выпрямилась, избегая на него смотреть.

– Джейк, может, вы… э… хотите еще кофе. Это особенный кофе. В него добавляют лесной орех и еще что-то, я даже выговорить не могу, что.

Но оба они прекрасно знали, что он хочет вовсе не кофе. Да и она тоже. Джейк даже не понял, сама ли Либби наклонилась к нему, или он силой усадил ее к себе на колени. Но, кто бы ни сделал первого движения, результат был налицо. По их телам словно пробежал огонь.

Она вся дрожала. Теперь, когда она сидела у него на коленях, губы ее оказались слишком высоко, и тогда Джейк, опустив ее на подушку, припал к ним. Наконец ему стало удобно.

Более чем удобно!

Ее губы, чуть маслянистые, на вкус отдавали кофе и имбирем. От волос исходил аромат дыма и тех самых духов, которыми от нее пахло на вечере встречи выпускников.

Бедра Джейка напряглись. Слившись губами с губами Либби, он впитывал их сладость, а руки его тихонько поглаживали упругие выпуклости ее ягодиц, мягкую фланель, прикрывающую мягкую атласную кожу. Теплую, благоуханную женскую кожу.

Крошечный участок его мозга трезво отдавал себе отчет в происходящем, и Джейк сознавал, что с тех пор, как он вот так целовал женщину, прошли годы. А может, так он никого не целовал ни разу в жизни. Или с каждой женщиной это происходит по-разному. Он никогда не задумывался над этим.

Или целовать Либби – наслаждение, не идущее в сравнение ни с чем.

Его охватило желание – пронзительная, трепещущая боль, голод, жаждущий утоления. Но к этому примешивалось другое чувство. Чувство, которого он не испытывал никогда раньше. Потребность отдать? Потребность выразить нечто, невыразимое словами?

Джейк покрывал поцелуями ее веки, изгиб скулы, покусывал нежную мочку уха. Она судорожно схватила ртом воздух, и он коснулся губами ее подбородка – этого точеного, упрямого, сводящего с ума подбородка – и вновь слился губами с ее ртом.

Не теряй голову, парень, прошептал внутренний голос.

Но Джейк не внял предостережениям. Он нащупал ее груди, нежные бугорки, напрягшиеся под его руками, и почувствовал, как она дрожит.

– Либби, – хрипло прошептал он. – Мы не зайдем далеко, если вы не захотите, обещаю вам.

– Я хочу, – она вздохнула, и он ощутил, как нежна ее кожа в выемке между шеей и плечом. – Я хочу…

– Я тоже, – пробормотал Джейк.

Он ослеп, опьянел от желания, лишился рассудка. Раньше он не представлял, что может испытывать желание такой силы. В его возрасте это чистое безумие. После всего, что он пережил. Захотеть такую женщину, как Либби Портер.

Женщину, у которой есть сын.