О Галуппи [34] , Бальдассаро, очень горестно узнать! Но чтоб не понять вас, нужно слух и зренье потерять; И хотя я вас и понял, очень грустно понимать.
Ваша музыка приходит, – что же вы в ней принесли? Что в Венеции торговцы жили точно короли, Где Сан-Марко стал, где дожи море звать женой могли?
Да, там вместо улиц море, и над ним дугою стал Шейлоков тот мост с домами, где справляют карнавал. Англии не покидал я, но как будто все видал.
Молодежь там веселилась – море теплое и май? Бал с полуночи, а утром: "Музыка, еще играй!"? Да уславливались: – "Завтра будет то же, так и знай!"?
Дамы были вот такие: круглы щеки, красен рот, Личико ее на шее колокольчиком цветет Над великолепной грудью, что склонить чело зовет?
Так любезно было, право: оборвать им речь не жаль, Он поигрывает шпагой, а она теребит шаль, Вы ж играете токкаты, и торжествен ваш рояль!
Эти жалобные терцы слышали они от вас? Говорили эти паузы, разрешенья: "Смерти час!"? Септимы жалели: "Или жизнь еще цветет для нас?"
"Счастлив был ты?" – "Да". – "Еще ты счастлив?" – "Да. Ты разве нет?" "Поцелуй!" – "А на мильонном оборвать – был мой совет?" Настоянье доминанты требует себе ответ!
И октава отвечает. Хвалят вас, благодарят: "Вот Галуппи! Вот так звуки! Может он на всякий лад! Если мастер заиграет, я всегда замолкнуть рад!"
А потом вас покидали для веселий. А в свой день – Доблесть, что гроша не стоит, жизнь, что кончилась как тень, – Смерть туда их уводила, где бессолнечная сень.
Но когда сажусь подумать, как на верный путь ступил, Торжествую над природой, что секрет ее открыл, Холод ваших нот приходит – и лишаюсь всяких сил.
Да, вы как сверчок загробный там, где дом сгорел дотла. "Прах и пепел! Все Венеция расточила, чем жила. Правда, что душа бессмертна… если здесь душа была.
Ваша, например; вы физик, изучили путь планет, Вы любитель-математик; душу манит знанья свет. Мотыльки боятся смерти, вы же не умрете, – нет!
А Венеция лишь цветеньем оказалась хороша. Жатва вся ее – земная: смехом радости дыша, Кончили они лобзанье, – уцелела ли душа?
Прах и пепел!" – вы твердите, и неотвратим удар. Дамы милые, что с ними, и куда исчез пожар Их кудрей над пышной грудью? Зябну, чувствую, что стар.

1855

Перевод Т. Левита