Второй уж раз охота шла за мной Горами, низом, морем и рекой, И Австрия, послав голодных псов По всей округе рваться с поводков, Уже, хрипя, брала мой свежий след; Шесть дней я укрывался, как в дупле, Под акведука дряхлыми стенами, Где с Карло мы ловили малышами На сводах светляков, горящих крох – Они ползли сквозь свой любимый мох… Всех Карло предал, дружество скверня! Шесть дней кругом сновала солдатня, Я видел их; когда свалили прочь, И избавленья наступила ночь, То вспыхнул в небесах грозы запал Огнем сигнальным; смирно я лежал, Все о тебе, друг милый Меттерних, Я думал, о предателях лихих, И об ином, два дня; а голод рос, И нестерпимым стал; тут на покос Крестьяне из деревни прибрели; Я нравы знал своей родной земли – В Ломбардии, спеша к уборке нив, Берут с собой еду, на мулов нагрузив, Навесив колокольцы – веселить бедняг; Везут всегда с собой немало фляг С вином, от солнца их укрыв листвой; Ватагу мулов пропустил перед собой, И подождал, пока пройдет толпа Крестьян болтливых; а когда тропа Заполнилась их женами, идущими помочь, И дочерьми – все ждал, покуда прочь Они уйдут. Последней я метнул Вдогон перчатку, лишь ее одну Зовя спасти. Не вздрогнула она, Не закричала; сгорбилась спина, Кидает взгляд короткий в сторону мою, И видит, что я знак ей подаю. Меня скрывала старая ветла; Подняв перчатку, она ветви отвела И поспешила прочь, находку подхватив, Запрятав бережно ее себе за лиф. Пустынно стало; скорчился в кустах… Лишь за Италию я ощущаю страх.
Час миновал, пришла она назад, Сюда, где я привлек перчаткой взгляд; Я думал много: нынче только я Тебе надежда, о Италия моя! И тщательно составил монолог, Предельно убедительный, чтоб смог Он женщины сомненья обмануть: Что юный я шалун, набедокурил чуть, И намекнуть, что заплатить готов, Коль обо мне не скажут лишних слов. Но тут я прочитал лица черты – Спокойствие и мудрость простоты; Страны родной всех сочетанье благ – Как твердо шла, и улыбалась как, Способная босой ногой своей Щадя червя, давить без злости змей, И рассказал, ловя сиянье глаз: "За голову мою уже не раз Австрийцами объявлена награда, Их ненавижу я, и власти будут рады Вам заплатить – и злата не жалея! – Коль предадите в лапы их лакеев, Но ждет вас смерть – поверьте, я не лгу, Когда дознаются, что жизнь спасли врагу. Сейчас еды, воды ты принести должна, Еще перо, чернила; и бумага мне нужна, Потом пойдешь ты в Падую, с письмом, Успев до сумерек – отсюда путь прямой; В Duomo там зайди и спрячься до утра; Когда к Tenebrae прозвонят, придет пора К исповедальне проскользнуть бочком, Той, третьей, меж стеною и столбом: Склонясь, спроси: "Откуда мир придёт?", И раз еще спроси; и если скажет тот, Внутри: "От Воли и Христа! Вопрос Кто мудрый задает?" – не отвечая, брось В щель письмецо. Вернись, горда святым Трудом на благо Родины, что сын И дочь ее свершить смогли вдвоем".
На третий день опять на месте том Она стоит, и прежний блеск очей; В восходе солнца был я не сильней Уверен, чем в ее приходе. Говорим О жизни, тайным делимся своим; Есть милый у нее, толст и высок – Сказала, взор метнув куда-то вбок, В сомненье явном: "Помощь он тебе…" Но, замолчав уходит по тропе: "Нет, от других себя поберегу, Своей душе лишь доверять могу". Опять мне принесла питьё и пищу; Когда в другой район последний сыщик Ушел, то подоспела мне подмога – Мой падуанский друг старался много И преуспел. Она весть принесла. И пылко, за спасение от зла Я целовал ей руку; а потом свою На лоб ей положив, сказал: "Передаю Благословение Италии родной За верный подвиг, этою рукой". Вниз, к морю убежала; смыла след вода. Мы не встречались больше никогда.
Как много лет я думал об одном, Забыв желания иные, был бойцом, С Италии врагами биться впредь Мечтал, за Родину готов был умереть! Я не любил; ну а теперь, когда Мне Карло изменил, настанет ли нужда Для сердца в друге новом? Но сейчас, Когда б волшебник некий мне припас Желаний несколько – ну скажем, три – Я вот что первым бы оговорил: Сжать Меттерниха [13] я хочу, пока Вся кровь не вытечет, подобьем ручейка, Из горла влажного на руки мне. Затем – Ну, со вторым желаньем нет проблем – Пусть Карло подлый, что теперь на воле, Неспешно угасает от сердечной боли Под новым господином. Третьему черёд… – Ох, что же пожелать потом? Идет Век мой к концу, и не осталось сил. И если бы теперь я попросил Увидеть отчий дом – как не готовы Увидеть близкие взор старика суровый! Исправно платят братья Австрии налог, Прокляв изгоя – был такой слушок; А ранние дружки, задорные – тогда Меня хвалившие – признаюсь без стыда, На бой поднявшие – теперь умудрены: Одни бормочут: "Бойтесь левизны", Другие намекают тонко: "Кто спешил – Запнулся тот!", напоминают: "Был Предупрежден ты нами наперед: Кто слишком рано начал – пропадет". "Все к лучшему…" угрюмо бормоча, Страна заснула, груз свалив с плеча. Мечты другие мне сейчас важны: Встать средь родной потерянной страны, Перебежав по моря волнам зыбким; Ту встретить женщину со смелою улыбкой, Спокойную, что в доме у пруда Живет, должно быть; в этом нет вреда, Чтоб подойти к крыльцу, взглянуть в окно, Войти и сесть, и видеть, как веретено Узоры чертит; и узнать у ней – Ну, скажем – имена её детей, Их возраст, и что делает супруг, Чтоб воспитать их… Разговоров круг Окончив, посидеть в молчанье час, И вновь поцеловать, как в прошлый раз, Ей руку, лба рукой коснуться чуть, И выйти снова на опасный путь.
Напрасно на мечтанья, праздный шут, Ты время тратишь! Встань, дела не ждут.

Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков