Джейк Кэнтрел увидел наконец впереди озеро Варамауг, проехал еще немного, остановил машину и посмотрел в окно. В этот прохладный апрельский день озеро было такое тихое и спокойное, что под лучами послеполуденного солнца его зеркальная гладь напоминала серебро. Джейк взглянул на бледное небо — словно искусственно обесцвеченное, оно казалось таким же безжизненным и неподвижным, как вода. С водой и небом резко контрастировали покатые холмы, густо поросшие темно-зеленым лесом.
И уже в который раз Джейк залюбовался видом — каким-то волшебным единством воды и неба. Этот уголок будил в Джейке какие-то ускользающие воспоминания… о странах, где он никогда не бывал, разве что в воображении… об Англии, Франции, Италии, Германии и даже Африке. Когда-нибудь он хотел бы их повидать. Если представится случай. Сколько Джейк помнил себя, он всегда хотел путешествовать, мечтал побывать в экзотических странах, но до сих пор, в свои двадцать восемь лет, он только и съездил, что несколько раз в Нью-Йорк да дважды в Атланту, где жила его сестра Пэтти.
Прикрыв глаза рукой, Джейк еще раз оглядел панораму — землю, воду и небо. «Свет сегодня какой-то необыкновенный, почти потусторонний», — подумал он.
Джейка всегда завораживал свет — и естественный, и искусственный. С искусственным он работал изо дня в день, естественный частенько пытался запечатлеть на холсте, когда время позволяло взяться за кисть. Джейку нравилось заниматься живописью, хотя у него и не слишком хорошо получалось. Это занятие доставляло ему огромное удовольствие. Сейчас он работал над крупным проектом, заманчивым и интересным для него, требовавшим полной творческой самоотдачи. Джейку нравился этот процесс преодоления и поисков.
Раздавшийся сзади автомобильный сигнал вывел Джейка из задумчивости, он нажал на акселератор и тронулся с места.
Джейк направлялся к 45-му Северному шоссе, откуда должен был свернуть на шоссе, ведущее в Кент. Ощущение восторга и изумления не покидало его — прозрачный, почти осязаемый свет за окнами машины, словно отражавший свечение озерной глади, становился все ярче, чем дальше на север от озера удалялся Джейк.
В последнее время Джейк понял, что этот чистый яркий свет присущ здешним местам, которые называли то северо-западными предгорьями, то Литчфилдскими холмами.
Джейку было неважно, как именовались эти края. Главное, что от их поистине сотворенной Богом красоты захватывало дух. А небо, словно подсвеченное изнутри, торжественное и непостижимое, зачастую вызывало в Джейке благоговейный трепет.
В некотором смысле Джейк чувствовал себя в этих краях новичком, несмотря на то, что родился и вырос в Хартфорде и всю жизнь прожил в Коннектикуте. В течение четырех с половиной лет он жил в Нью-Милфорде и редко выезжал за пределы города. Все изменилось год назад, после его окончательного разрыва с женой Эйми.
Он прожил в Нью-Милфорде еще год, один, — в маленькой мастерской на Бэнк-стрит. Тогда-то он и начал довольно часто выезжать за пределы города в поисках нового, более удобного жилья — квартиры или, что было бы еще лучше, небольшого дома.
И вот наконец три месяца назад недалеко от Кента он нашел обшитый светлыми досками домик. В течение нескольких недель Джейк привел его в порядок, стал наведываться в местные магазины и на распродажи в поисках подходящей мебели. Сам того не ожидая, он приобрел отличные вещи по весьма сходной цене. И вскоре его домик приобрел уютный вид. В числе последних покупок Джейка была новая кровать, хороший ковер и телевизор — все это он купил в одном из больших универмагов в Дэнбери. Он окончательно перебрался в свое новое жилище три недели назад и чувствовал себя королем в собственном замке.
Джейк вел машину ровно, на средней скорости, и с удовольствием думал о том, что скоро окажется дома. Дом. Он вдруг поймал себя на том, что все его мысли крутятся вокруг этого слова.
Оно не шло у него из головы.
— Дом, — произнес он вслух.
Да, он действительно ехал домой. В свой собственный дом. Он упивался этой мыслью. На его губах блуждала улыбка. Дом. Дом. Дом. Это слово внезапно приобрело особый смысл. Оно заключало в себе столь многое.
Джейк, пожалуй, только сейчас понял, что в течение всех девяти лет брака с Эйми он никогда не называл их многочисленные квартиры домом — пристанище, или хижина, или еще что-нибудь в этом роде.
Неожиданно для себя Джейк понял, что до сегодняшнего дня под словом дом всегда подразумевал дом в Хартфорде, принадлежавший его родителям — Джону и Энни Кэнтрел, которые умерли несколько лет назад.
Но маленький белый домик на 341-м шоссе, с ухоженным, обнесенным забором садом, стал его настоящим домом, его раем и убежищем. Участок Джейка окружали поля, позади дома стоял большой сарай, который Джейк превратил в мастерскую. До сих пор он арендовал свое жилище, но оно ему так нравилось, что он начал всерьез подумывать о его покупке. Если бы удалось взять кредит в нью-милфордском банке. Если бы хозяин дома согласился его продать. Но пока и то, и другое было под вопросом.
Помимо того, что дом идеально подходил Джейку по всем параметрам, он еще был и удобно расположен — недалеко от Нортвиля, куда Джейк переместил свой бизнес несколько недель назад. Ему хотелось побыстрее убраться из Нью-Милфорда, где до сих пор жила и работала Эйми. Они вовсе не были врагами, наоборот, несмотря на разрыв, оставались хорошими друзьями.
Их расставание прошло довольно мирно, хотя поначалу Эйми ни за что не хотела отпускать мужа. Но в конце концов ей пришлось согласиться. А какой, собственно, у нее был выбор? Они давно уже стали чужими людьми, хотя и продолжали жить под одной крышей. Когда Джейк наконец решился окончательно порвать их отношения, он собрал вещи и в последний раз терпеливо, но твердо объяснил Эйми свои намерения.
Неожиданно для него Эйми вдруг согласилась с его решением:
— Ладно, Джейк, я согласна на разъезд. Но давай останемся друзьями. Пожалуйста. Я очень тебя прошу.
И Джейк обещал ей это. Что тут плохого? Кроме того, если это могло ей хоть как-то помочь, тем лучше. Джейк был готов на все, лишь бы избежать новой ссоры и расстаться с миром.
На какое-то время мысли Джейка всецело сосредоточились на Эйми. По-своему ему было жаль ее. Она вовсе не была плохим человеком. Просто от нее веяло скукой, мир вокруг нее был плоским и бесцветным, словом, она нагоняла тоску. За годы, проведенные вместе, Эйми стала для него камнем на шее, увлекала его вниз, в незнакомое ему раньше состояние непроходящей депрессии.
Джейк с детства был умен, смекалист и сообразителен. У него отлично шли дела на работе. Его бывший босс в «Болтон электрик» твердил ему, что он гений в области освещения и создания особых световых эффектов. Благодаря своей энергии, трудолюбию и таланту Джейк преуспел в жизни. Но ему всегда хотелось большего, а Эйми постоянно сдерживала его.
Она вечно чего-то боялась. Не дай Бог что-нибудь случится, если Джейк нарушит привычный ход вещей или пойдет дальше и попытается что-то изменить в их жизни. Два года назад, когда он ушел из «Болтон электрик» и открыл свое дело, Эйми сопротивлялась изо всех сил.
— У тебя ничего не получится, дело провалится. Что тогда с нами будет? — ныла она. — Да и вообще, что ты знаешь о работе подрядчика? — продолжала Эйми срывающимся голосом, с бледным от напряжения лицом. — Я знаю, ты отличный электрик, Джейк. Но ничего не смыслишь в бизнесе.
Это замечание вывело его из себя.
— Откуда тебе знать, что мне удается, а что нет? — рявкнул он тогда, при этом его глаза метали молнии. — Ты уже много лет не интересуешься ни мной, ни моими делами.
Он помнит, как изумилась Эйми, но потом она сама признала, что он прав. Сейчас, вспоминая их жизнь, Джейк пришел к выводу, что Эйми довольно быстро потеряла к нему интерес, — пожалуй, это случилось на втором году супружества.
Он вздохнул. Все это было слишком тяжело и грустно, и уже в который раз Джейк задался вопросом: как они оба могли допустить такое? Они выросли в Хартфорде, с детства были влюблены друг в друга и поженились сразу по окончании школы. Почти сразу. В те дни будущее сияло Джейку ярким светом и сулило большие надежды.
У него были мечты и честолюбивые устремления. К сожалению, их не было у Эйми. По прошествии нескольких лет Джейку стало ясно, что Эйми не только изо всех сил сопротивляется переменам, но и панически их боится.
Любые его планы относительно собственной карьеры или изменения к лучшему их совместной жизни встречали с ее стороны молчаливое неприятие. Через пять лет супружества ему стало казаться, что он буквально коченеет от ее неизменного холода.
Будущее с Эйми стало представляться Джейку пугающе-унылым и беспросветным. Именно тогда, когда Джейк понял это, он начал отдаляться от жены.
Эйми же, которая вполне довольствовалась повседневной рутиной, будто и не заметила, что он больше ей не принадлежит ни душой, ни телом. Они продолжали жить под одной крышей, но в действительности Джейка там не было.
Он стал ей изменять и при этом нисколько не чувствовал себя виноватым. Тогда-то — больше двух лет назад — он и понял, что между ними все кончено бесповоротно. Джейк был отнюдь не «ходок», и сам факт неверности указывал на то, что их отношения уже не спасти. По крайней мере, для него это было именно так.
Своей апатией, извечными страхами, неверием в его способности Эйми убила их брак. Более того, она лишила Джейка всяких надежд на будущее.
А надежды и мечты нужны каждому. Что еще, черт возьми, есть у человека, как не его мечты? Его же мечты Эйми сумела развеять без следа.
И все же Джейк не упрекал жену, а скорее жалел. Возможно, потому, что знал Эйми так давно — практически всю жизнь. К тому же он прекрасно понимал, что она никогда не хотела причинить ему зло, Эйми искренне любила его. Просто она была такой — она так мало отдавала, потому что и обладала малым. В ней самой не было жизни.
Эйми по-прежнему оставалась миловидной блондинкой, однако из-за того, что совершенно за собой не следила, она быстро превратилась в бесцветную, серую мышь.
Внезапно Джейк отчетливо понял: она никогда снова не выйдет замуж. При этой мысли он застонал. Вероятно, ему всю жизнь придется платить ей алименты, до самой ее смерти. Или его. Ну и пусть, он не боялся этого — Джейк был уверен, что всегда сумеет заработать. Работы он не боялся никогда, да и его собственное дело пока шло успешно.
Подъезжая к дому, Джейк замедлил скорость, въехал во двор и оставил машину перед гаражом. Обогнув дом, он вошел через заднюю дверь на кухню.
«Дом, мой дом», — подумал он снова и оглядел кухню. Его лицо озарила широкая улыбка. Он у себя дома. Он свободен. У него есть свое дело, и оно в полном порядке. А впереди снова сияет будущее. И мечты его снова вернулись к нему — все такие же грандиозные. Никто не помешает ему воплотить их в жизнь. Он в ладу с самим собой и со всем миром. В определенном смысле он в ладу даже с Эйми. В конце концов они разведутся официально, и каждый из них пойдет своей дорогой.
А если ему повезет, то в один прекрасный день он встретит и полюбит другую женщину. И снова женится. Бог даст, у него будет ребенок. А может быть, даже несколько детей. Жена, дом, семья и свое дело. Вот чего он хочет — простых и самых главных вещей. И действительно, что здесь сложного? Однако из-за Эйми Джейку в какой-то момент стало казаться, что все это для него недостижимо. Эйми даже ребенка не хотела заводить. Ее и это пугало.
— А что, если с ребенком будет что-нибудь не так, ты подумал об этом? — ответила она, когда однажды Джейк сказал, что пора бы им завести ребенка. — Если он родится с каким-нибудь дефектом? Что мы тогда будем делать, Джейк? Я не хочу, чтобы у нас был дефективный ребенок.
Потрясенный, Джейк смотрел на нее не в состоянии вымолвить ни слова. Он не мог понять, почему ей в голову приходит такое. Тогда в Джейке и поднялся гнев, который потом не покидал его очень долго.
Год назад он вдруг осознал, что в продолжение всего их брака Эйми обкрадывала его — она крала у него жизнь, все ее радости и счастливые моменты. С его точки зрения, это было преступление. Но разве не он сам позволил ей это? Однажды его мать сказала ему: «Человек становится жертвой только тогда, когда позволяет себе ею стать». И была права. Теперь-то он знает это.
Джейк пытался помочь Эйми измениться, но она смотрела на него пустыми глазами, явно не понимая, что он хочет от нее.
Внезапно разозлившись на себя, он прогнал мысли об Эйми. В конце концов, теперь она живет сама по себе. Как и он.
Открыв холодильник, Джейк достал пиво и с наслаждением отпил прямо из горлышка. Почему-то из горлышка пиво всегда вкуснее.
Зазвонил телефон, и Джейк снял трубку.
— Алло?
— Джейк, это вы?
Услышав знакомый голос, Джейк оживился.
— Привет, Саманта. Как дела?
— Хорошо, Джейк. Спасибо. Надеюсь, вы не забыли о сегодняшней встрече?
— Нет, не забыл. Но я немного задержусь — только что вернулся с работы. Скоро буду.
— Не спешите, я сама задерживаюсь, поэтому и позвонила. До встречи в театре, Джейк.
— Договорились. — Он взглянул на настенные часы. Они показывали половину шестого. — Примерно через час?
— Отлично. Пока, Джейк.
— До скорого. — Джейк повесил трубку.
Допив пиво, он прошел в спальню. Там он разделся донага и отправился в ванную принять душ.
Через пять минут, насухо вытеревшись и надев махровый халат, он уже входил в маленькую гостиную.
Джейк оглядел полку с дисками, находившуюся рядом с проигрывателем. Он унаследовал любовь к музыке, в особенности к классической и оперной, от матери. У нее был прекрасный голос, и дома Джейк часто слушал оперы и концерты Верди, Пуччини, Моцарта, Рахманинова, Чайковского и других великих композиторов. Он всегда жалел о том, что его мать не получила должного музыкального образования, Джейк считал ее голос достойным сцены «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке.
Рука Джейка потянулась к диску с записью одной из ее любимейших опер — «Тоски» Пуччини. Однако, повертев диск с записью Марии Каллас, Джейк поставил его на место и взял другой — арии из опер Пуччини и Верди в исполнении Те Канавы, его любимой певицы. Прибавив громкость, он вернулся в ванную, оставив открытыми двери, чтобы слышать музыку.
Джейк взглянул на себя в зеркало и провел ладонью по подбородку. Совершенно очевидно — ему необходимо побриться. Он нанес пену, прошелся бритвой по щекам и подбородку, ополоснул лицо, зачесал назад влажные волосы и вернулся в спальню. Музыка Верди наполняла дом.
Он надел чистые джинсы, свежую клетчатую рубашку и темно-синий спортивный пиджак.
Одной из самых любимых арий Джейка была «Vissi d'Arte» из «Тоски», и сейчас, войдя в гостиную, он нажал на проигрывателе нужный номер. Ему не хотелось опаздывать на встречу с Самантой Мэттьюс, но в то же время он не мог отказать себе в удовольствии дослушать любимую музыку.
Голос Те Канавы завораживал Джейка. Он погружался в эти дивные звуки, остро чувствуя какую-то щемящую грусть и одновременно надежду на что-то таинственно-прекрасное, что ждало его впереди.
Те Канава пела о горе своей героини, о страдании и одиночестве Тоски. Джейк откинул голову назад и закрыл глаза, полностью отдавшись музыке.
Вдруг ему стало нечем дышать. По щекам потекли слезы. Его душа словно устремилась ввысь. Джейка переполняло страстное мучительное желание, хотя он и сам не смог бы сказать, чего так жаждет его душа. И неожиданно Джейк понял… Он хотел снова чувствовать. Он знал, что в жизни наверняка есть нечто большее — то, что приподнимает человека над всякой обыденностью и суетой.
Музыка пронзила и расслабила его. Еще некоторое время Джейк оставался неподвижным. В этом состоянии полного покоя его тонкое, точеное лицо утратило выражение озабоченности и тревоги.
Наконец Джейк поднялся с кресла и выключил проигрыватель. Ему следовало через пять минут быть в Кенте, а при всем желании ему не добраться туда так быстро.
Выбежав из дома через кухню, он устремился к «пикапу».
По дороге в Кент он думал о предстоящей встрече с Самантой Мэттьюс. Они познакомились всего несколько недель назад, когда Джейк выполнял крупный заказ в одном особняке под Вашингтоном. Саманта жила в этом городе, она была дизайнером и художником и создавала оригинальные ткани ручной работы, которые владелец особняка, клиент Джейка, использовал в интерьере.
Как-то раз они с Самантой, оставшись вдвоем во всем доме, разговорились за чашкой кофе. Ее интересовали подробности создания особых световых эффектов, которые разрабатывал Джейк.
Спустя несколько дней Саманта позвонила с предложением. Оно касалось работы над сценическими декорациями в любительском драматическом театре в Кенте.
Джейк заинтересовался ее предложением и решил посмотреть сам, о чем, собственно, может идти речь. Он не загадывал ничего на будущее: эта встреча была первой, но могла стать и последней или иметь продолжение.
Джейку интересно было поработать в театре, пускай и в любительском. Ему хотелось попробовать себя в новом деле. Правда, ничего об этом он Саманте не сказал. Спеша в Кент, Джейк Кэнтрел и не догадывался о том, что едет навстречу своей судьбе.
Позднее, когда Джейк станет вспоминать этот вечер, его будет неизменно удивлять его будничная непримечательность. Джейк не раз будет задаваться вопросом: почему же он не почувствовал приближения чего-то важного, не понял, что ступает на путь, который повернет его жизнь в новое русло?