Девлин лежал в бреду, блуждая по лабиринтам снов, и наслаждался видениями тех далеких счастливых дней, когда он, молодой кузнец, ухаживал за неприступной красавицей Керри. Рука об руку они бродили по улицам Альварена, уверенные, что в мире нет силы, способной их разлучить. Он мастерил изящные украшения и острые клинки и дарил их своей возлюбленной, безумно гордясь ее смертоносными умениями. Она вдохновляла его, поднимая к новым вершинам кузнечного искусства. Слава молодого человека росла, и опытные кузнецы начали поговаривать о том, чтобы принять его в свою гильдию.

Девлин до боли желал раствориться в светлых воспоминаниях о том времени, когда будущее обещало ему так много — до того дня, когда они узнали о Новых Землях и когда он сделал роковой выбор, обернувшийся проклятием. Но грезы Девлина неизменно омрачались, и раз за разом он переживал тот страшный миг, когда вернулся и обнаружил бездыханные тела своих родных в луже крови.

— Нет! — кричал Девлин, однако демоны прошлого не давали ему покоя, и он снова и снова погружался в кошмар.

Через несколько часов — или дней? — он очнулся. Беспокойно пошарив рукой рядом с собой, Девлин ощутил шелк простыней и понял, что лежит в мягкой постели. Он открыл глаза и увидел над головой зеленый полог. Послышались чьи-то шаги.

— Ни? — позвал Девлин. Над ним склонилась немолодая женщина в бледно-лиловом платье.

— Краад? Ционнас? — спросил он. Женщина улыбнулась и покачала головой.

— Прости, я не понимаю твоего языка, — мягко сказала она, положив ладонь ему на лоб.

Девлин на секунду напрягся и повторил на торговом наречии:

— Где… когда?

Женщина отняла руку и кивнула.

— Жар спал, — проговорила она. — Отдыхай и ни о чем не тревожься. Пока тебе довольно знать, что ты в доме у лорда Бринйольфа.

Память вернулась к Девлину внезапной вспышкой. Озеро. Битва со скримзалем. Он уехал из Гринхольта, и в дороге его скрутила лихорадка. Он припомнил, что его ощущения начали постепенно стираться, в то время как лицо менестреля становилось все серьезнее. Потом все оборвалось…

— Где Стивен?

— С юным Стивеном все в порядке. Он все время спрашивает о тебе и будет рад узнать, что ты пошел на поправку. Отдохни немного, а потом сможешь поговорить с ним.

Женщина развернулась и вышла.

Он не хотел отдыхать. В последнее время он только и делал, что отдыхал — то после сражения, то после болезни. Он ненавидел себя за проявленную слабость, которая вынуждала его зависеть от этих совершенно чужих ему людей. И еще он боялся, что к нему вернутся кошмары.

— Я не хочу отдыхать, — твердо сказал он и попытался сесть в кровати. Ему удалось приподняться на локте, но рука задрожала от усилия.

— Тебе нужен отдых, — сказала женщина, которая вернулась с чашкой, до краев наполненной темной жидкостью. — Выпей.

Девлин заколебался.

— Выпей. Обещаю, сновидения не будут мучить тебя.

Почему он должен ей верить? Девлин с сомнением посмотрел на женщину и только сейчас разглядел серебряный медальон у нее на шее, означавший, что она — целительница.

Он принял из ее рук чашку и одним глотком выпил горький настой.

— Никаких снов, — сказал он.

Увидев, как пожилая целительница вышла из комнаты Девлина, Стивен вскочил со стула.

— Как он, госпожа Маргарета?

Женщина улыбнулась.

— Лихорадка спала. Он пришел в себя.

Стивен облегченно вздохнул. Последние три дня были сплошной мукой. Все они переживали, сумеет ли госпожа Маргарета вырвать Избранного из лап смерти. Пока Девлин лежал в горячке, бессвязно бормоча что-то на своем языке, Стивен изнемогал от страха, что Избранный умрет по его вине.

Проехать по лесной тропе оказалось еще труднее, чем он ожидал, и хотя к закату они все-таки добрались до поместья лорда, госпожа Маргарета сказала, что скорее всего драгоценное время потеряно…

— Я знал, что вы спасете его, — обрадованно воскликнул Стивен. — Благодарю вас, любезная госпожа!

— Поблагодари лучше Владычицу Гейру, которой я служу, — сухо ответила целительница. Затем черты ее лица смягчились. — Ты молодчина, юный Стивен. Я слыхала, что у кейрийцев крепкие кости, но теперь убедилась в этом собственными глазами. Другой бы не протянул и дня с такими ранами. Поставить на место сломанные ребра и залечить разбитую голову — это ерунда, — небрежно махнула рукой целительница, в своем искусстве не уступавшая лучшим придворным лекарям. — Опаснее всего был яд той твари. Он отравлял кровь Избранного и был причиной жара. К счастью, твой друг поборол недуг.

— Можно мне навестить его?

— Нет. Он только что заснул — по-настоящему заснул. Тебе я советую хорошенько поесть и тоже отдохнуть. Я не собираюсь ухаживать еще и за тобой, мне вполне хватает одного больного.

— Я сделаю все, как вы скажете, — ответил менестрель. У него и вправду немного закружилась голова.

Госпожа Маргарета неодобрительно поджала губы.

— И скажи своему другу, чтобы впредь был поосторожнее. Дважды за этот год он получил раны, смертельные для обычного человека. Боги дважды спасли его; боюсь, в третий раз они не будут столь милосердны.

Стивен уже собрался уходить, но, услышав предупреждение целительницы, так и уставился на нее.

— Дважды за этот год? Вы не ошибаетесь?

Госпожа Маргарета выпрямилась во весь рост и презрительно посмотрела на Стивена.

— Нет, юноша, я не ошибаюсь. Любой целитель, который не даром ест свой хлеб, скажет тебе то же самое, едва прикоснувшись к Избранному. И откуда, по-твоему, у него эти шрамы?

Какие шрамы? В голове Стивена роились самые разные предположения, но он постарался скрыть свою озадаченность и с умным видом произнес:

— Ах да, как я мог позабыть!

Кем был Девлин и что делал, прежде чем пришел в Кингсхольм? Каждый раз, когда Стивен думал, что узнал о нем все, непременно всплывала новая тайна. Сколько же еще секретов хранит бывший кузнец?

* * *

Девлин спал крепко, без сновидений, которые терзали его прошлой ночью, и проснулся бодрым и полным сил. Он упрашивал госпожу Маргарету, чтобы та позволила ему повидаться со Стивеном, однако целительница была непреклонна. Под ее наблюдением он съел тарелку бульона и ломоть хлеба, причем не отказался бы и от второй порции. По приказу госпожи Маргареты слуги принесли большой таз и наполнили его горячей водой. Больной настоял, что мыться и одеваться будет сам.

Сбривая многодневную щетину, Девлин размышлял о своем странном везении. Он знал о сломанных ребрах, но не догадывался, что опухоль на голове означала, что у него пробит череп, как не подозревал и о яде, который содержала в себе кровь скримзаля. Он должен был умереть либо от раны на голове, либо от яда. И умер бы, если бы попал в руки к деревенскому лекарю или ученику целителя. Но Стивен привез его к госпоже Маргарете, искуснейшей целительнице, бывшей в услужении у лорда Бринйольфа, и теперь о недавней битве Девлину напоминала только новая розовая кожа на руках. Он осторожно потянулся, но никакой боли в боку не ощутил.

Закончив бритье, Девлин почувствовал сильную усталость, о чем и предупреждала его госпожа Маргарета. Впрочем, у него вполне хватало сил, чтобы сидеть в кресле, и целительница наконец разрешила ему принять посетителя.

Стивен не стал слушать теплых слов Девлина, а вместо этого упрекнул его в том, что он вовремя не сказал о своей болезни. Они не проговорили и десяти минут, как строгая госпожа Маргарета вытолкала менестреля за дверь. Девлин, правда, успел взять со Стивена обещание поблагодарить от его имени лорда Бринйольфа.

Осознав, скольким он обязан лорду, Девлин вздохнул.

— Ну вот, ты опять довел себя до изнеможения, — принялась распекать его госпожа Маргарета.

Он не решился сказать ей, что устал не телом, а душой, и не противился, когда она снова уложила его в постель.

Девлина терзала мысль о том, в каком неоплатном долгу он находится перед этими людьми. Он не имеет права злоупотреблять их гостеприимством, ведь они ему не родственники и не товарищи по ремеслу. Тем не менее в доме барона его принимают как почетного гостя, к нему приставили целительницу, как будто он лорд или сын лорда. Здесь ему спасли жизнь.

По обычаю своего народа, Девлин должен был воздать за добро втройне, и сознание этого тяжким грузом легло ему на сердце. У него нет родных, которые разделили бы с ним уплату долга. Он даже не может благословить кого-то своим именем, потому что в Дункейре его имя предано забвению. Так или иначе, честь велит ему во что бы то ни стало вернуть долг.

Девлин долго ломал голову и в конце концов, обессилев, заснул. Когда он проснулся, целительница уже принесла на подносе ужин, и он пообещал себе уже завтра выйти из комнаты. Поев, Девлин сел у жарко натопленного камина и, глядя на огонь, снова погрузился в раздумья. Заклятие уз мирно дремало в его сознании, но Девлин понимал, что это спокойствие — временное.

Услышав звук открываемой двери, больной повернул голову, ожидая увидеть Стивена. Однако вместо него в комнату вошел широкоплечий мужчина в высоких сапогах, штанах и куртке из кожи. В его светлых волосах заметно проглядывала седина, а обветренное лицо ясно говорило, что он много времени проводит вне дома. И хотя лоб вошедшего не стягивал серебряный обруч, Девлин сразу узнал, кто перед ним, и почтительно встал.

— Приветствую вас, лорд Бринйольф, — проговорил он и склонил голову.

Лорд Бринйольф на секунду замешкался, снимая перчатки, и поднял вверх ладонь.

— Пожалуйста, без формальностей. Это я должен вам поклониться, милорд Избранный.

Девлин остался стоять.

— Вы оказали мне щедрый прием, и я в долгу перед вами.

— Я также ваш должник, — ответил лорд и приблизился к Девлину. — Прошу вас, садитесь. Мы можем поговорить, как благородные люди.

Девлин опустился в кресло. Лорд Бринйольф поставил второе кресло напротив него и тоже сел.

— Я хотел повидать вас еще несколько дней назад, но здоровье не позволяло вам принимать визитеров, да и у меня были неотложные дела. — Лорд сделал паузу и, чуть склонив голову набок, посмотрел на Девлина. — Госпожа Маргарета, как всегда, сотворила чудо. Я едва узнаю в вас человека, которого Стивен привез в мой дом.

В этом наклоне головы Девлину почудилось что-то знакомое.

— Стивен доводится вам родней, — догадался он.

Лорд Бринйольф удивленно замигал.

— Стивен — мой сын. Самый младший, хотя не скажу, что самый умный.

Барон Эскера обладал плотным телосложением, а Стивен был худ и долговяз, но сходства между ними нельзя было не заметить. Девлин удивился, что не сообразил раньше. Откуда еще Стивен мог знать, что в поместье лорда есть целительница и что барон обрадуется их приезду? Теперь понятно, почему на развилке дороги воины лорда сразу узнали менестреля.

— Тогда я обязан вам вдвойне, потому что я жив благодаря и вашему сыну и вам.

Лорд Бринйольф подался вперед.

— Нет-нет, это я должен вас благодарить за то, что вы избавили мой народ от мерзкой твари. Признаюсь, когда охрана доложила мне, что Избранный в сопровождении моего сына направляется к Долгому озеру, я не надеялся на успех.

— Мне повезло.

— У Стивена на этот счет другое мнение.

Девлин поежился. Можно представить, чего наплел менестрель. Наверняка уже сочинил балладу, в которой воспеваются вымышленные добродетели Избранного.

— Я не мог поступить иначе, — объяснил Девлин. — Я выполнял свой долг. Честь не позволила мне отступить, а удар, который прикончил скримзаля, был случайным.

В последнюю отчаянную атаку Девлина швырнуло заклятие уз. Нельзя, чтобы другие принимали его за храбреца, тогда как он — всего лишь кукла, повинующаяся магическим чарам и своему собственному желанию умереть.

— Я не стал бы обращаться к королю, если бы знал, что у нас есть новый Избранный. Своим письмом я хотел обратить внимание короля на беды, которые сыплются на приграничные провинции. Я просил направить сюда вооруженный отряд… Впрочем, отказ короля меня ничуть не удивил. — Лорд Бринйольф откинулся в кресле и устало потер лицо ладонями. — Клянусь Семью Богами, будь у меня люди, я изловил бы чудовище сам. Половину своих лучших дружинников я отослал в Рингштадт, чтобы помочь лорду Эйнару справиться с набегами на границе. Оставшиеся патрулируют дороги и охраняют границы моих собственных земель. А король по-прежнему бездействует.

Девлин спрашивал себя, почему лорд Бринйольф рассказывает ему все это. Может быть, барон Эскера — один из тех, кто хочет заручиться поддержкой Избранного? Пытается ли он выяснить, что Девлину известно о придворных интригах, или просто говорит с ним, как с другом?

Девлин слишком многим был обязан лорду и на откровенность ответил откровенностью:

— Король бездействует, потому что трусит. Он боится сделать неверный шаг, поэтому сидит сложа руки. В Совете царит раздор. Вельможи не хотят замечать опасностей, грозящих королевству, и заняты лишь борьбой за власть, несмотря на то, что вокруг все рушится…

— Для новичка вы многое подмечаете, — заметил лорд Бринйольф.

— Придворные не стесняются обсуждать свои дела в присутствии мертвеца, — усмехнулся Девлин. — Если держать глаза и уши открытыми, можно узнать немало интересного.

— Я начинаю понимать, почему мой сын так лестно отзывался о вас.

Как обычно, комплимент поверг Девлина в смущение.

— Лучше похвалите своего сына за храбрость. Он не обязан был оставаться со мной и сражаться с чудовищем, а сделал это по собственной воле. Он даже хотел сесть со мной в лодку, но я ему не разрешил.

Лорд Бринйольф покачал головой.

— Смелый жест, хотя и неразумный.

— Разуму можно научить, а вот отваге и благородству — нет. Со временем ваш сын обретет мудрость, которая придется под стать другим его достоинствам, — возразил Девлин, почему-то желая защитить Стивена перед его отцом.

— Рад, что он показал себя верным другом.

Лицо Девлина хранило бесстрастное выражение. Друг? Он не думал о Стивене как о друге. Сначала он считал его обузой, потом — обычным спутником. Теперь он обязан менестрелю жизнью и, конечно, признателен за это юноше, но не более того. О дружбе между ними не может быть и речи. Девлин ни за что не возьмет на себя еще и эту ответственность.

— Там, на озере, я оказал вам плохую услугу, — сменил он тему.

— Как это?

— Скримзаль сожрал больше дюжины рыбаков, а жители Гринхольта даже не пытались что-то предпринять. Они словно овцы сбились в кучу и покорно ждали, когда придет пастух и прогонит волка. Если бы мой план сработал и рыбакам удалось прикончить скримзаля выстрелами из луков, они бы поняли, что сами могут постоять за себя и, сплотившись, способны одолеть врага. Вместо этого я убил монстра и превратился в живую легенду. В следующий раз, столкнувшись с угрозой, они опять будут ждать неведомого спасителя.

К удивлению Девлина, лорд Бринйольф воспринял эти слова без всякой обиды. Он медленно кивнул и сказал:

— Очень скоро всем нам, живущим на приграничных землях, придется учиться защищать и себя, и других. Я уповаю лишь на то, что у нас еще есть время, чтобы подготовиться.

— Только позовите, и я сделаю все, что в моих силах, — заверил лорда Девлин. Это самое большее, что он может обещать, да и то еще неизвестно, не окажется ли его обещание пустым звуком, если в трудную минуту заклятие уз погонит его в другую сторону.

— Надеюсь, мне не придется звать вас на помощь, — сказал лорд и оборвал себя: — Ну, хватит мрачных дум. Сегодня мы должны радоваться, что вы живы и почти здоровы и что мой сын благополучно выдержал испытание.

Девлин ощутил внезапную волну сочувствия к этому человеку, которого одолевали постоянные заботы. Он и сам знал, что королевство приходит в упадок — и по рассказам капитана Драккен, и по слухам среди придворных. Даже в сагах и балладах Стивена упоминались невзгоды, осаждавшие Джорск со всех сторон.

Однако до сих пор Девлин не подозревал, что значит жить вблизи границ империи или быть бароном заброшенной провинции и видеть, как мир, в котором некогда властвовал порядок, погружается в хаос. Немудрено, что в смутное время, когда над королевством сгущаются тучи, простые люди мечтают об избавителе, которому они вверят свою судьбу и над которым не властна смерть. Могучий воин должен разогнать тьму и вернуть жизнь в прежнее русло. Для них Избранный — воплощение справедливости и живая нить, протянувшаяся из славных времен, что ушли в историю.

Лорд Бринйольф не тешил себя подобными иллюзиями. Он был достаточно умен и не надеялся на помощь спасителя, ниспосланного Богами. Барон Эскера знал: никто не защитит его и его народ; рассчитывать следует только на свои силы.

Девлин мысленно повторил клятву. Пока Боги милостивы к нему, он будет помогать лорду Бринйольфу и таким, как он. Избранный вернет долг чести, пусть даже ценой собственной жизни.