Комин достиг пределов терпения к тому времени, когда ложь наконец взорвала все.

Он был в саду с Сидной, под цветущим деревом, загораживающим их от зеленого света Земли, когда их прервал сдержанный кашель слуги.

— Мистер Питер хочет увидеть вас немедленно, мисс.

— Он злой? — спросила Сидна.

— Боюсь, что да, мисс. Пришло сообщение с яхты…

— Тогда я думаю, — сказала она. И, когда слуга ушел, добавила: — ну, пусть он понервничает. Все эти недели здесь было слишком скучно.

— Хорошенький мне комплимент, — заметил Комин.

— О, Комин, я не имела в виду нас. Это было чудесно.

— Да, — сказал он, — и особенно чудесно, когда ты допустила, чтобы нас увидел Стенли. Я очень рад, что ты использовала меня, чтобы вставить ему шпильку.

Он подумал, что она ударит его, но вместо этого она через секунду рассмеялась.

— Он сходит по тебе с ума, не так ли? — требовательно спросил он.

— Он вошь.

— Потому, что сходит с ума по тебе?

— Потому что говорит так. По крайней мере, однажды сказал — только один раз. Кузина Клавдия донесла, но она моя кузина и думает, что он чудесный. — Она привела в порядок свое белое платье. — Смотри, увалень, ты сломал мне молнию. Во всяком случае, он один из тех важных ослов, от которых я умираю от скуки. Тогда я позволила ему несколько раз заловить нас. — Внезапно она заговорила злобным шепотом: — Во всяком случае, Комин, между нами это только сегодня. И, может быть, завтра. Когда корабль улетит вместе с тобой… Ну, мы идем к Питеру?

— Что ты сделала на этот раз?

— Увидишь. Я же говорила тебе, что здесь было слишком скучно.

Следуя за ней и задумчиво усмехаясь, Комин подумал, что это ложное заявление. Все эти недели здесь ему не было скучно. Но это было утомительно — ужасно утомительно.

Самым дьявольским было то, что он не принимал участия ни в какой лихорадочной деятельности, ведущейся здесь. Вся работа велась в том сегменте купола, который был совершенно скрыт от большого дома линиями деревьев, ограничивающих сады.

Там были громадные шлюзы, куда фрахтовщики привозили топливо для ненасытных насосов и горнов; химические элементы для очистки воздуха, воду для огромных каменных цистерн, рефрижераторы для охлаждения систем и резервуары с кислородом, а также пищу и напитки. Здесь же были мастерские, внезапно и быстро расширенные, так что теперь в них работала целая маленькая армия опытных техников.

Сюда доставили двигатель Баллантайна и новый корабль, на котором его должны были установить. Корабль был больше, крепче и лучше, чем у Баллантайна — не пионерский, исследовательский корабль, но доведенный в развитии до уровня исследовательского. Внутренности его были вынуты и теперь устанавливались вновь, по другой схеме. Мастерские звенели оглушительным громом. Люди работали до последнего предела сил, а затем заменялись другой сменой. Никто не жаловался. Плата была астрономически велика. Люди были здесь пленниками до смены, но никто не роптал на это.

Но они, и Питер Кохран, и Симон, и Стенли, участвовали в чем-то практическом. Даже дядя Джордж, вернувшийся на Землю, чтобы с помощью высокооплачиваемых юридических талантов предотвратить антимонопольную тяжбу, что-то делал. Только он, Комин, был исключен из работы.

Вооруженная охрана, поставленная за садами, имела свои приказы. Много людей было без дела, и Комин являлся одним из них. Он мог стоять и глядеть на далекие серебрящиеся борта корабля, на краны и вспышки атомной сварки, мог слушать грохот, крики и лязг металла — но только и всего.

— Послушайте, — сказал он Питеру Кохрану, — я специалист и, черт побери, неплохой. И кроме того, я полечу на этом корабле.

— Да, сказал Питер, — и вы попадете в него перед самым стартом. Но не раньше. Вы уже доказали свои способности создавать затруднения, Комин.

— Но я могу что-нибудь делать снаружи корабля. Я…

— Нет, Комин. Вы останетесь здесь, и точка. Это приказ дедушки.

И Комин остался без дела, яростно проклиная старика, который не уходил из своей нелепой комнаты, замышляя украсть звезду, прежде чем умрет.

И он наблюдал, как корабль взлетел для первой проверки, молча скользнув в черное лунное небо. Он почувствовал холодный спазм в животе, когда понял, что скоро будет внутри этого корабля, в крошечной капсуле, содержащей воздух и жизнь в черной бесконечности между звездами.

Он стоял, ждал, глядел и покрывался потом, пока корабль не скользнул обратно и из него не вышел Питер Кохран. Его мокрое лицо выражало нетерпение и что-то еще. Стенли нервно шел за ним.

— …все автоматическое управление двигателем висит на соплях. Передачи не принимают нагрузку. Разобрать и передать их…

Это было все, что услышал Комин. И он должен сидеть и ждать, и играть с Сидной в различные игры, и запастись терпением, хотя нервы его готовы были вот-вот порваться.

Только оказалось, что Сидна не выдержала первой. И он шел за ней к дому и был уверен, что она из упрямства ведет их к грозе.

Питер ждал ее на террасе. Лицо его было чернее тони. Стенли и Клавдия тоже были здесь, как и парочка других кузенов, глядевших с явным ожиданием.

Питер ровно сказал:

— Яхта должна приземлиться через двадцать пять минут… Капитан Мур радировал, чтобы не было препятствий, потому что он спешит. И, кажется, Сидна на борту твои странные дружки.

Она весело сказала:

— О, я и забыла сообщить тебе. Я думала, что могу повеселиться с гостями в этом скучном доме.

Питер продолжал:

— Ты же знаешь, что мы пытаемся здесь сделать! Ты знаешь, сколько людей хотели бы узнать, что мы здесь делаем. И, несмотря на это, ты…

— Не будь дураком, Пит! Среди моих друзей нет шпионов — они не настолько умны. И, кроме тот, их это не волнует.

— Конечно, ты оправдываешься, — сказал он. — Послушай, ты понимаешь, что будет, если выплывет хоть слово, что у нас уже почти готов к полету второй звездный корабль? Через час нам прищемят нос! Нас спасает только одно — что никто и не подозревает, как быстро мы продвигаемся. Черт побери, Сидна…

— Перестань надоедать мне и успокойся. Твоя охрана торчит у шлюза. Но никто туда и не пойдет, пока в доме есть выпивка.

— Вечеринка, это прекрасно, — робко сказала Клавдия, робко взглянула на Стенли и замолчала.

Стенли сказал:

— Прикажите яхте вернуться на Землю. — Он здорово осунулся с тех пор, как Комин узнал его. Потерял здоровый цвет лица, и в нем чувствовалось напряжение, почти такое же, как в Питере. Он тоже собирался участвовать во втором Большом Прыжке. Он настаивал на этом, и Салли Кохран поддерживала его для того, чтобы хоть кто-то поглядел на нее и Клавдию с интересом. Но ему, казалось, не доставляла удовольствия такая перспектива.

— Ее нельзя возвращать, — сказала Сидна. — Люди поймут, что здесь что-то происходит, если вы сейчас отправите их назад.

Они потерпели поражение и поняли это. Питер сказал:

— Ладно, Сидна. Но если хоть что-нибудь будет не так, я сверну тебе шею.

Но все было так, по крайней мере, сначала. Яхта села, и Комин издалека увидел толпу молодых болванов, высыпавших из нее и направившихся к дому, к Сидне и выпивке. И, казалось, почти сразу же залитые светом Земли сады и террасы наполнились смехом, танцевальной музыкой и людьми в белых костюмах, разносящими подносы со спиртным.

Комин сидел на террасе и прислушивался к веселью. У него не было ничего, совсем ничего. Он не был трезв, но и не старался продолжать. И знал, почему. Потому что он больше не относился к нормальному человечеству, потому что на него надвигалась тень Большого Прыжка, потому что скоро он улетит от всего этого, он и еще пятеро, к чему-то, что может лишить даже приличной смерти…

Он в тысячный раз подумал, что имел в виду Баллантайн под трансуранидами. Можно ли угадать, что это такое, когда совершенно неизвестно, что произошло? Они говорили о трансуранидах, но никто не мог сказать ничего путного. Трансураниды — кем бы или чем бы они ни были — были тем, что сделало что-то с Баллантайном?

Комин содрогнулся и налил себе еще отличного виски Кохранов, чтобы прогнать образ Баллантайна, мертвого и все же ворочающегося на кровати с ограждением. Внезапно перед ним появилась хорошенькая девушка с густой копной черных волос и спросила:

— Кто вы?

Она была свежа, как бутон. Рядом с нею Комин почувствовал себя стариком, и между ними была непреодолимая пропасть, потому что он знал, что собирался сделать, а она не знала и даже не подозревала об этом. Но она была мила.

— Не знаю, — ответил он. — Я здесь чужой. А вы?

— Ни за что не угадаете.

— Тогда не буду и пытаться.

— Я — Бриджит, — сказала она и скорчила гримасу. — Ужасное имя, верно? — Она вдруг оживилась, глядя поверх головы Комина. — О, Симон! — позвала она и помахала.

Симон подошел, обнял ее, и она прижалась к нему, улыбаясь, но все еще проявляя интерес к Комину.

— Симон, он не весел. Почему вы грустите?

— Ему кажется, что кто-то пытается убыть его. Были еще попытки, Комин?

— Я ни к кому не поворачивался спиной, — сказал Комин.

— Вы шутите, — проговорила Бриджит. — Его никто не будет убивать, он милый.

— Ну, — сказал Симон, — я не думал, что можно назвать его так, но может, ты и права. Идем, Бриджит. Пока, Комин, и не пейте отравленные напитки.

Комин смотрел, как они уходят. Его отсутствие реакции на Кохранов достигло гигантской величины. Он подумал, как было бы приятно улететь с ними со всеми, собрать их всех на корабль и увезти к звезде Барнарда.

Он увидел, как на террасу вышел Питер Кохран и, нахмурясь, глядел на веселящихся. Он был каменно-холодный, трезвомыслящий. Стенли присоединился к нему. Пару минут они разговаривали, затем Питер спустился в сад и исчез в темноте. Пошел проверить свой кордон, подумал Комин. Сидна должна получить за это хорошую трепку. Но это было точно такой же хитростью Сидны, как и то, что она завлекла его сюда, и он должен быть благодарным… но должен ли?

Где, во всяком случае, Сидна?

Стенли спустился по ступенькам и вошел в сад следом за Питером. Комин поднялся. Ему надоело сидеть и размышлять. Он поискал взглядом белокурую головку Сидны, заметил и направился к ней. Терраса слегка качалась под его ногами, и, казалось, на ней было двести человек вместо двадцати. Сидна была с долговязым молокососом, которого звали Джонни и с которым Комин уже встречался. Вокруг них было еще несколько человек. Кто-то сказал что-то смешное, и все смеялись.

Комин подошел к Сидне и сказал:

— Привет.

Сидна взглянула на него. Глаза ее были очень яркими и очень веселыми.

— Привет, Комин.

По другую ее руку стоял Джонни.

Комин сказал:

— Рассказать, как принимал гостей пожарник?

Она покачала головой.

— Ты выглядишь мрачным. Терпеть не могу мрачных. — Она отвернулась.

Комин положил руку ей на плечо.

— Сидна…

— Уйди, Комин. Я веселюсь. Оставь меня.

Джонни шагнул между ними. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя вдвое сильнее и больше. Он повернулся к Комину и сказал:

— Вы слышали. Уходите.

Настроение Комина, и так не из лучших, испортилось окончательно.

— Послушай, Сидна. Я хочу сказать тебе…

Кулак Джонни врезался ему в скулу достаточно сильно, чтобы в голове загудело.

— Теперь ты уберешься? — спросил Джонни. Дыхание его было тяжелым и прерывистым, он был готов продолжать. Судна вскочила на ноги, сбросив бокал с низкого столика.

— Черт побери вас обоих! — крикнула она и пошла, увлекая за собой остальных. Комин сердито глядел ей вслед, думая, что в один прекрасный день он выбьет из нее высокомерие, если она сохранит свое здоровье.

Джонни сказал:

— Мне кажется, нам лучше пойти в сад.

Комин взглянул на него.

— О, нет!

Джонни побледнел, остались лишь два красных пятна на скулах. Он разъярился до высочайшей степени и не хотел, чтобы ярость ушла.

— Вы хотите отбить у меня Сидну, — сказал он.

Комин расхохотался.

Красные пятна на лице Джонни расширялись, пока не коснулись корней волос на шее над воротничком.

— Вы пойдете в сад, — сказал он, — или я начну прямо здесь.

Это было уже слишком. Комин вздохнул.

— Ладно, мальчик, идем. Может быть, я сумею привести тебя в чувство.

Они плечом к плечу спустились по ступенькам. Здесь стоял шелест и воркование, словно от голубей в темной бахроме кустарника, и Комин пошел впереди. Джонни походил на сердитого молодого бычка во время гона.

Лампы террасы остались позади, висели лишь очень яркие звезды, горящие на черном бархате. Где-то бормотали голоса.

Джонни сказал:

— Теперь достаточно.

— Хорошо. — Комин остановился. — Подожди минутку, мальчик, и выслушай меня.

Он уклонился, кулак Джонни пролетел у его виска. И парень остался открытым перед ним. Комин пару раз нетерпеливо ударил его открытой ладонью, но парень был вне себя. Он был достаточно крепок, и некоторые из его ударов могли причинить вред. Терпение Комина кончалось.

— Успокойся, — сказал он, — или я вмажу тебе, плевать, что ты еще ребенок.

Он оттолкнул юношу. Джонни что-то пробормотал о том, что Комин боится драться, и внезапно ринулся на него. Комин шагнул в сторону.

Из тени высокого цветущего кустарника вдруг вырвался узкий луч света. Он с треском и вспышкой ударил в то место, где только что был Комин. Но Комин отступил, и теперь там оказался Джонни. Парень беззвучно рухнул на землю.

Комин стоял, ошеломленно переводя взгляд с мертвого мальчика на темную массу кустов. Затем ринулся быстрее, чем когда-либо прежде. Второй выстрел из шокера, установленного на смертельное поражение, ударил в землю позади него, толкнул его в спину, полуоглушив, но только и всего. Комин, не останавливаясь, ворвался в группу деревьев и бросился на землю. Он выхватил свое оружие, передвинул кнопку на полный заряд и выстрелил в кусты, но немного выше, чем нужно. Он хотел выкурить оттуда убийцу живым.

Со стороны дома донеслись какие-то звучи. Они напоминали легкомысленную игру. Затем закричала женщина, и крик подхватили мужчины. Комин еще дважды выстрелил в кусты, меняя позицию после каждого выстрела. Убийца не отвечал, затем Комин услышал, как кто-то бежит за кустами. Он бросился туда.

Люди уже вбегали в сад. Убийца не сможет направиться туда. Он должен попытаться проскочить к пассажирскому шлюзу, но на его пути будет Комин, и Комин вооружен. Может, убийца не рассчитывал на это. Слева был открыт путь к грузовым люкам. Комин побежал, снижая заряд на своем шокере. Если он сумеет приблизиться, то должен доставить его живым и способным говорить.

Комин увидел его, быстро перебегающего открытую поляну. Крикнул ему остановиться, но единственным ответом был выстрел, ударивший в дерево слишком близко от него. В саду вокруг слышались крики и треск, появились приближающиеся огни. Охрана двигалась от грузовых шлюзов. Убийца бежал, но деваться ему было уже некуда. Затем со всех сторон вокруг него появились люди в ярком свете огней, сверкнули голубые лучи… и все было кончено.

Комин поднялся. Вокруг кишели люди. Охрана велела рабочим возвращаться в шлюз, кругом возбужденно переговаривались. Питер Кохран и Стенли были здесь, оба с шокерами в руках, глядя на неподвижное тело. Комин тоже поглядел на него.

— Вы знали его? — спросил он.

Питер кивнул, а Стенли сказал:

— Его зовут Башбурн. Он был служащим Кохранов — два-три года назад. Его уволили. Он был нежелательным элементом, возмутителем спокойствия. — Стенли покачал головой. — Как он очутился здесь? Что он здесь делал?

Комин сказал:

— Пытался убить меня. Он уже пробовал это один раз, на Земле.

Питер пристально посмотрел на него.

— Вы в этом уверены?

Комин кивнул.

Сюда уже сходились гуляющие. Сидна, Симон, гости выглядели возбужденными, испуганными, любопытствующими согласно своим характерам.

— Уберите его отсюда, — яростно сказал Питер. — Унесите.

Комин сказал:

— Теперь это неважно. Вы можете позволить им увидеть корабль. Это неважно.

Питер уставился на него. Симон встал между ними, глядя на землю.

— Эй, — сказал он, — он сошел с яхты. Я видел его.

Глаза Питера сверкнули.

— И ты его не задержал? Ты позволил такому типу пройти сюда и даже не сказал мне?

Симон сердито ответил:

— Ты шутишь? У него был пропуск от тебя.

Ни слова не говоря, Комин повернулся, схватил Питера за горло и повалил на землю.

Чьи-то руки схватили его. Послышались возмущенные голоса. Наконец кто-то ударил его по затылку рукояткой шокера. Он разжал руки, и его оттащили от Питера. Питер с трудом поднялся. Стенли стоял на коленях возле трупа, обыскивая его карманы. Он вытащил клочок бумаги.

— Вот он, Питер. На нем твоя подпись.

Питер покачал головой, взял бумажку и изучил ее.

— Подделка, — сказал он. — Когда-то он работал на нас. Он мог легко достать образец подписи. Скорее всего, на своем контракте, я подписал массу таких. И я никогда не давал ему пропуска.

Комин сказал:

— Надеюсь, вы сможете доказать это. — Его все еще держали за руки, в голове гудело. Питер Кохран подошел к нему.

— Зачем? Что вы имели в виду, говоря: «Разреши им увидеть корабль. Теперь это неважно»?

Комин медленно произнес:

— Твой приятель слишком поспешил. Он подумал, что снимет меня с первого выстрела, но промахнулся. Под выстрел попал Джонни.

Наступила тишина. Она окружила Комина, ошеломленная и тяжелая, и прозвучавший в ней голос Сидны был хриплым и очень громким.

— Ты хочешь сказать, что Джонни мертв?

— Убит. Вы сможете спрятать Башбурна и меня, но не сможете спрятать Джонни. И и рад. Он глупый мальчишка, но это была не его драка. Ему не было причин умирать в ней.

Он поглядел на них, на Питера и Симона, на Стенли и Сидну с потрясенным бледным лицом — в особенности на Сидну.

— Ну, вот вам ваша вечеринка, — с горечью сказал он. — И она уничтожила ваши владения на Луне. Скоро сюда прибудут полицейские с Земли, и вы не сможете удержать их. Они захотят узнать все о том, как был убит Джонни и почему, что вы делали с убийцей, и нигде не останется от них секретов. Поэтому я и сказал, что теперь вы можете сообщить им о корабле.

Снова наступила долгая холодная тишина. Труп лежал на боку, как перевернул его Стенли. Одна рука безвольно упала на лицо. Губы его, казалось, улыбались, словно он спал. Стенли выглядел серым, глаза Симона еле двигались, не глядя ни на кого. Позади людей высились грузовые шлюзы, и оттуда доносились лязг и гул, не остановленные даже смертью.

Заговорил Питер Кохран.

— Я сам извещу земные власти. Тем не менее никто не покинет купол и не свяжется ни с кем, пока не закончится расследование и полиция не позволит вам улететь.

Послышались громкие протестующие крики. Питер прервал их.

— Извините, но это необходимо. Будьте нашими гостями, и я уверен, что Сидна сделает ваше пребывание здесь как можно более приятным.

Они начали медленно расходиться, возвращаясь к дому. Несколько человек отправились искать Джонни. Питер снова повернулся к Комину.

— Я не пытался убить вас. Как сказал Джон, убийство — для дураков. И если бы я хотел убить вас, я сделал бы это сам, и это было бы неплохой работой. Ладно, ребята, отпустите его.

Когда Питер Кохран пошел, тяжело шагая, Симон с беспокойством поглядел ему вслед.

— Ты знаешь, что он сделает? — сказал он Стенли.

Стенли все еще глядел на труп, словно тот производил на него странное впечатление очарования. Он то и дело проводил языком по губам, словно они пересохли, руки его дрожали.

— Не знаю, — рассеянно ответил он. — У меня не было времени думать.

— Он задержит уведомление Земли о случившемся как можно дольше. Он подготовит проклятый корабль к старту и улетит без дальнейших проверок. К тому времени, как сюда прибудут колы, мы уже покинем нашу систему — если двигатель заработает.

Голос его задержался на коротком слове «если». Комин услышал его и содрогнулся, подумав, где они будут, если двигатель не сработает.