Договор с демоном

Бреннан Сара Риз

Мир колдунов, которые вызывают демонов и приносят им в жертву невинных людей ради обладания магической силой. Ярмарка Гоблинов, которая помогает пострадавшим от колдовства. Думаете, это фантазия автора? А может реальная история?

Невероятной силы ливни, затопляющие города, неожиданные похолодания, достигающие рекордных температур, штормовые ветры, горящие леса.

Думаете это проделки природы? Нет! Эти катаклизмы вызваны смертельными схватками демонов и колдунов. Чтобы обладать силой, которая вызывает небывалые природные явления, колдунам и демонам нужны обычные люди. Вы и не заметите, как придут за вами. Будьте осторожны и бдительны, если встретите человека с черными глазами!

 

Глава первая

МАГИЯ НА ПОГОРЕЛОЙ УЛИЦЕ

— Вот увидите, сейчас с нами случится что-нибудь жуткое, — сказала Рэйчел.

Поздним вечером в окрестностях не было ни души. Трещины на дороге, которые днем едва заметишь, темными шрамами змеились по асфальту и уходили во мглу переулков и тупиков. Подруги посмотрели в сторону Погорелой улицы и, не сговариваясь, прибавили шагу. Мэй шла впереди.

— Да бросьте, это же целое приключение!

— Вот-вот, — буркнула Рэйчел. — Приключение на наши головы.

Мэй в душе признала, что затея вышла не из лучших. Она всего лишь хотела развеяться — в кои-то веки выпустили из дому, а на заброшенном складе у Погорелой улицы как раз намечалась тусовка. Кто мог заподозрить неладное?

Фонарь над головой зловеще моргнул оранжевым глазом, и ночь тут же проглотила трех подруг. Затем наверху что-то загудело, затрещало, снова вспыхнул свет, темнота отрыгнула всех разом: Рэйчел и Эрика врезались Мэй в спину и прижались друг к дружке. Рэйчел трясло от страха.

— По-моему, так я еще не влипала.

— Ерунда, — возразила Мэй. — Со мной случалось и похуже.

Ее передернуло от воспоминаний: нож, зажатый в потной ладони, усилие, с которым он пронзил плоть, кровь на своих руках…

Рэйчел и Эрика не знали, что произошло с Мэй месяц назад — до сих пор думали, будто ее вдруг дернуло сбежать в Лондон и утащить братца с собой.

Ее мать рассудила так же, поэтому Мэй на две недели попала под домашний арест. Все это время ее забирали у школы, как первоклашку, и она сменяла одну клетку на другую.

Мэй, как никому, хотелось на свободу. Она закрыла глаза, и улица с мигающими огнями растворилась в темноте.

В памяти всплыли яркие фонарики в ветвях, заливающие лес золотым сиянием, танцы на грани смерти, когда не поймешь, отчего вспотели ладони: от страха или от волнения; взгляд черных глаз.

Она прикоснулась к волшебству — и потеряла его.

Правда, сейчас ей не хотелось об этом думать. Мэй наконец вырвалась из дома и собирается развлечься. Скоро она увидит Себа, а остальное ее не волновало.

Рядом, в темноте, кто-то с грохотом шарахнулся. Мэй вздрогнула, а Эрика вцепилась ногтями ей в руку, как перепуганный зверек.

— Ничего страшного, — сказала Мэй громко, уговаривая не трусить скорее себя, нежели подруг. Она тысячу раз ходила по этой улице после заката и никогда не боялась. Не боялась и сейчас, хотя и знала, что может скрывать темнота.

Мэй старательно держала бодрый, размеренный шаг. Сзади, насколько она слышала, никто не крался.

— Не дрейфь, — сказала она Эрике. — Все нормально.

Они вышли к следующему перекрестку и увидели тот самый склад. Из окон бил желтый свет. Эрика облегченно вздохнула.

— Ну, что я говорила? — с улыбкой спросила Мэй.

— Прости, — извинилась Эрика, которая за всю дорогу не проронила ни слова. Обычно она вела себя как ангел за плечом у Мэй, повторяя: «классная идея», тогда как чертенок Рэйчел говорила: «нам конец». — Да я и сама знаю, что бояться нечего. В конце концов, Джеми тут часто бывает, а он вряд ли полезет в бандитский притон.

Эрика засмеялась, следом развеселилась и Рэйчел. Но Мэй расхотелось идти на тусовку.

— Джеми здесь часто бывает? — переспросила она. — С каких это пор?

Брату не запретили выходить из дома. Мать сочла, что Мэй виновата во всем, что произошло, а та не стала разубеждать — все равно никто не поверил бы. С тех пор Мэй каждый вечер провожала брата до дома.

Правда, последнее время Джеми говорил, что ходит заниматься в библиотеку — в конце концов, выпускные экзамены не за горами.

Мэй, подумав, удивилась собственной доверчивости — ведь братец и раньше ее обманывал.

— В общем, пока тебя не было, Тим видел его здесь чуть ли не каждый вечер, — смущенно призналась подруга.

Тим, парень Эрики, и Себ были из одной компании. Жили они на другой улице, но часто болтались поблизости. Здесь, на Погорелой, гуляли в основном школьники, вот только многие из них обожали травить таких, как Джеми.

В любом случае бродить в таком месте на ночь глядя было совсем не в духе брата. Мэй частенько советовала ему развеяться, окунуться в экстрим, а он только усмехался и говорил, что экстрима ему хватает в школьной столовой.

Мэй вспомнила, что случилось месяц назад, когда они влипли всерьез. Вспомнила метку у Джеми на левом боку повыше бедра и слова двух незнакомцев: «Твой брат обречен».

Со стороны склада послышалась музыка. Она не манила, не обещала волшебства — только успокаивала, как ровный стук сердца. Мэй захотелось побыть с друзьями, еще раз увидеть Себа, выяснить, как он к ней относится, — словом, вернуться к нормальной жизни. Но не раньше, чем отыщет Джеми.

— Вы идите вперед, я догоню. Надо кое-что проверить.

Она сделала несколько шагов, но обернулась. Подруги застыли на фоне света и музыки, удивленно глядя ей вслед.

— В темноте? Одной? На этом пустыре? — переспросила Рэйчел.

Если для Мэй там было опасно, то для Джеми — вдвойне, и, пока она тут болтает, с ним может случиться что угодно.

— Так и пойдешь — в коротком топике? А если кто нападет — что будешь делать? Оголишься и напугаешь обидчика?

— Мысль интересная, — ответила Мэй и скрылась в темноте.

* * *

Она и раньше спокойно гуляла здесь вечерами с новыми приятелями из клубов (вот только парни эти на следующий день почему-то становились совершенно неинтересными). Сейчас Мэй была одна и на взводе. Ночной воздух ледяными пальцами пробегал по плечам, лунный свет развешивал зыбкую паутину теней на уже размалеванных граффити стенах. Темнота полнилась угрозой.

Тем, кто пишет на заборах «здесь был Билли», ничего не стоило обидеть Джеми просто смеха ради. Мэй торопливо, чуть не падая, пробиралась сквозь мрак. Она даже не глядела под ноги и в спешке наступила в замусоренную лужу. Мокрый пакет прицепился к ремешку, как утопающий — к спасительному тросу. Мэй стряхнула его, и он утонул.

В тот же миг из переулка послышался мальчишечий голос:

— Кроуфорд?

Она обернулась и побежала на звук. Грязная туфля соскальзывала и хлюпала.

«По задворкам шарят, — в ярости подумала Мэй. — И чего Джеми туда понесло?»

Она кляла его глупость до самого поворота, пока не выглянула из-за угла и не увидела брата живьем: худенького, щуплого, взъерошенного, что не прибавляло ему ни роста, ни крутизны.

Джеми всегда выглядел хрупким и беззащитным, особенно сейчас, когда трое здоровых парней теснили его к стене подворотни. Кроме них там не было ни души — только грязные торцы домов да скособоченные, щербатые мусорные баки, похожие на стоящих в обнимку пьянчуг. Самое место для подлой травли.

В следующий миг Мэй разглядела обидчиков.

Судя по всему, Себу Макферлейну наскучило дожидаться ее на танцах, и он решил развлечься: прижать ее брата в темном углу. Других парней Мэй помнила смутно: кажется, они с приятелями любили курить за школой и распускать руки на вечеринках.

Высокий темноволосый Себ был хулиганистым, но руки обычно держал при себе. Мэй даже начала строить планы на его счет.

Вот только сейчас он наступал на Джеми, который испуганно съежился у стены. Похоже, все планы Мэй лопнули: теперь Себу если что и светило, то только хорошая пощечина.

Он еще не подошел к Джеми вплотную, а тот уже вжался в стену. Вполне в его духе.

— Ты что, тут один гуляешь? — спросил Себ. — Хорошо подумал, а, Кроуфорд? Не боишься нарваться?

Джеми моргнул.

— Вообще-то есть такой момент. Рад, что со мной столько крутых ребят, которые спасут, в случае чего.

Себ с силой пихнул его в грудь.

— Кончай паясничать, Кроуфорд! У меня не прокатит!

— Ну, не знаю, — протянул с ленцой один из хулиганов. — По мне, так почти прокатило.

Ему и его другу, похоже, просто нечем было развлечься. «Что ж, дело поправимое», — подумала Мэй. Можно подойти и обратить все в шутку, а тем временем выдернуть Джеми с глаз подальше. Однако с Себом этот номер не пройдет: он напрягся, да и говорит резко, зло.

— Брось под слабака косить, — не унимался Макферлейн. — А не захочешь… — Наклонившись вперед, он впился в Джеми глазами и тихо отчеканил: —…мы заставим.

Джеми поежился, а потом ответил таким же полушепотом:

— Погоди-ка, ты что… — произнес он и вдруг усмехнулся, — …на меня запал? Уж не знаю, как сказать, чтоб не обидеть, но ты не в моем вкусе.

Себ шарахнулся от него, словно от чумного.

— Не смешно, — огрызнулся он. — Ты не остряк, ты — отстой.

С лица Джеми не сходила ухмылка.

— По-моему, одно другому не мешает.

Себа перекосило. Он занес кулак. Мэй бросилась вперед, но поскользнулась и чуть не упала. Сердце тяжело бухало в груди от потрясения и ярости: совсем недавно ради спасения Джеми ей пришлось убить человека! Она до сих пор вспоминала нож, кровь и удивленное лицо того колдуна… А теперь какой-то остолоп посмел поднять на ее брата руку!

Почему же Джеми не отвечает?

В этот миг кто-то легонько коснулся ее затылка, словно друг или знакомый, проходя мимо, решил молча известить о своем присутствии. Чья-то рука скользнула по плечу Мэй, и талисман под одеждой тотчас обжег кожу, вспыхнул, словно звезда. Мэй вздрогнула и поняла, что не может не только шевельнуться — даже поежиться. Она застыла на месте, как бабочка, которую осторожно поймали и безжалостно пригвоздили булавкой. Сердце, однако, заколотилось еще сильнее, будто в компенсацию за неподвижность. В голове пронеслось и почти ошарашило слово «магия». Магия — здесь, в Эксетере, хотя Мэй навсегда с ней простилась!

Она почувствовала, как некто коснулся ее плеча, и услышала в темноте голос у самого своего уха, который почти повторил ее немой вопрос:

— Что же ты не отвечаешь, Джеми?

В прошлый раз этот же голос обещал вернуться по их души.

Джеральд!

Себ и его дружки напуганно обернулись, но тут же расслабились, как только разглядели прибывшего: ужаса он отнюдь не внушал. Правда, сейчас Мэй видела лишь его голубую рубашку и взъерошенные светлые волосы.

Память дорисовала остальное: приветливое веснушчатое лицо, тихий голос, застенчивую улыбку и вдумчивый, проницательный взгляд.

Джеральд повел ладонью, и крышка мусорного контейнера просвистела, как сюрикен, над головой у одного задиры, после чего врезалась в стену, высекая искры.

— Интересно, откуда берутся такие сквозняки? — произнес колдун как ни в чем не бывало.

Подросток, которого чуть не зацепило, попятился. Джеральд едва повел пальцами, и крышка опять поднялась в воздух, подрагивая на лету. В тот же миг из самого темного угла подворотни донесся слабый скрип. Все разом повернули головы — даже напуганный взбесившейся крышкой хулиган. У них на глазах ржавая водосточная труба отделилась от стены. Крышка мусорного бака завертелась в воздухе, превратившись в серебряный блик. Труба изогнулась в их сторону, как изголодавшийся дистрофичный циклоп, который наконец приметил добычу.

Джеральд снисходительно рассмеялся — точь-в-точь фокусник среди восхищенных малышей, который выпустил неведомо откуда стаю голубей, а не кошмарную трубу-убийцу.

— Самое время убежать, — подсказал колдун.

Двое подростков выпучили глаза и переглянулись, потом посмотрели на Джеральда у выхода из тупика, на трубу и снова на Джеральда.

— И лучше вам Джеми не беспокоить. — Колдун отошел в сторону, галантным жестом пропуская их на улицу.

Хулиганы так поспешно смылись, что даже не заметили разъяренную, приросшую к месту Мэй.

Себ не двигался. На секунду Мэй подумала, будто магия «заморозила» и его: он замер перед Джеми с занесенным кулаком, но удара так и не последовало. Внезапно Себ опустил руку.

— Я что, неясно выразился? — резко спросил Джеральд. — Ждешь особого приглашения?

— Я… э-э… — начал Себ и тряхнул головой. — Извините. Мне… пора.

Он кивнул Джеральду и мрачно покосился на Джеми. Тот махнул ему на прощание.

— Ты поосторожнее там, смотри, чтоб подворотня в зад не пнула!

Себ резко развернулся, чтобы поставить сопляка на место, но, мельком взглянув на Джеральда, отступил и просочился мимо него к выходу из переулка. Тут он увидел Мэй, и его угрюмость растаяла. Секунду-другую они смотрели друг на друга. Себ замялся в нерешительности и, в конце концов, просто сбежал — попятился на улицу и исчез за углом.

Ничего, он свое еще получит.

Джеми повел ладонью: крышка от бака замедлила обороты, на миг зависла в воздухе, а потом с бешеной скоростью полетела в Джеральда. Тот легко ее перехватил и кивнул Джеми в знак благодарности, совсем как рыцарь — верному оруженосцу, подавшему щит.

— То-то. Почему так сразу не сделал?

— Ни к чему было, — бросил Джеми. — Они, конечно, придурки, но это не значит, что я должен их калечить или путать. Да и тебе их пугать не следует. Мне здесь еще жить, между прочим!

— Ну, это не факт.

Джеми захлопал ресницами и усмехнулся.

— Ух ты, меня уже везут за тридевять земель! Ты хоть слушаешь, что я говорю?

— Нет, это ты послушай! — отрезал Джеральд. — Твое место — с нами!

— Ничего подобного!

— Это не тебе решать. Ты таким родился. У тебя дар. Думаешь, приспособишься, уживешься с этими жалкими людишками? Ты не представляешь, что тебе доступно. Я научу…

Джеми улыбнулся. Подумать только: с колдуном-убийцей он держался свободнее, чем со школьным хулиганьем. Джеральд, несмотря на свой высокий рост, выглядел не опасным противником, а, наоборот, защитником и покровителем. Казалось, что им привычно и легко друг с другом.

Джеми широко раскинул руки и отступил от стены.

— Чему, интересно? — спросил он. На его правой щеке проступила ямочка. — Секретному колдунскому рукопожатию? А ты научишь меня пользоваться волшебной палочкой?

Джеральд прыснул.

— У нас нет палочек.

— А вот эта новость меня убила.

Джеральд снова засмеялся и опустил голову, пряча руки в карманах.

— Пойдем, покажу тебе кое-что.

— Звучит до ужаса загадочно, — заметил Джеми. — Ну как тут устоишь?

Они зашагали бок о бок, словно по старой привычке. Джеральд поймал ремень сумки Джеми, готовый соскользнуть у того с плеча, и пристроил на место. Джеми что-то сказал вполголоса, отчего Джеральд усмехнулся. Когда они выходили из переулка, Мэй подумала, что брат ее заметит, но тут Джеральд сказал: «Смотри!» — и простер руку ввысь.

Ночь над Погорелой улицей сдернули, будто вуаль. Воздух заискрился, выщербленная дорога растеклась жидким золотом, и весь мир обратился в магию. У Мэй от волшебного зрелища захватило дух.

— Это же просто иллюзия, — произнес Джеми и добавил чуть погодя: — Как ты ее сделал?

— Скоро узнаешь, — ответил Джеральд. — Я всему тебя научу.

Мало-помалу сияние померкло, будто мед стек с ножа. Джеми, разинув рот, не сводил глаз с неба, а Джеральд приобнял его за плечи и повел вперед.

Колдун на ходу коснулся Мэй. Она вдруг оттаяла, словно ледяная статуя, которую растопили в один миг, и упала на колени, как марионетка с обрезанными нитями, хватая ртом воздух и пытаясь сообразить, что делать дальше в немыслимой ситуации.

Мэй всегда считала, что в жизни должно быть нечто большее, чем школа, клубы и навязанные матерью правила. Потом мир повернулся к ней другим боком: оказалось, существуют люди, способные творить магию, продавцы амулетов и колдуны, которые призывают демонов себе на помощь — за особую плату.

Когда Мэй с Джеми в последний раз видели Джеральда, тот стал главой колдовской общины, Круга Обсидиана — того самого, что наградил Джеми меткой. Из-за этой проклятой метки в Джеми едва не вселился демон — злой дух, который уничтожает человека изнутри. Круг едва не убил Джеми. А на совести Джеральда, несомненно, много других смертей. У него хватило наглости явиться к ним в город, обхаживать Джеми, строить из себя лучшего друга.

А Джеми обо всем этом не обмолвился ни словом!

Мэй совсем растерялась. Пришла пора звать на помощь.

Она села на корточки, привалившись к грязной кирпичной стене в чужой части города, где не осталось ни следа волшебства, достала телефон и набрала Алана.

Когда их соединили, Мэй аж подскочила: он прямо-таки кричал в трубку, а на заднем фоне завывал ураганный ветер.

— Алло?

— Алан? — спросила Мэй, глядя на небо без облачка. — Где это ты?

На том конце бухнул раскат грома.

— Мэй? — крикнул Алан, и наступила тишина. Буря, казалось, утихла так внезапно, словно кто-то дернул рубильник и отключил ее.

Мэй вдруг почувствовала, что дрожит.

— Алан, что у вас случилось?

Теперь его стало хорошо слышно: низкий, приятный голос, еще более впечатляющий по телефону, когда трудно судить о владельце. В такие минуты ему хотелось подчиняться, верить всему, что он скажет. Тем более что сейчас голос звучал тепло и приветливо, словно Алан рад ее слышать.

Разумеется, он со всеми так разговаривал.

— Ничего не случилось. А что?

Мэй проглотила ком в горле и попыталась успокоиться, чтобы не выглядело так, будто она примчалась к нему за помощью. Снова.

— Джеми связался с колдунами. На том конце молчали.

— Уже едем, — вдруг сказал Алан.

Домой Джеми вернулся заполночь. Аннабель, их мать, правда, еще не пришла с работы — там ей нравилось больше, чем дома. Мэй все это время просидела в музыкальной комнате, схватившись за голову.

Еще вчера ей казалось, что все позади.

Джеми, увидев ее, бросился навстречу, упал перед ней на колени и взял за руки.

— Я думал, ты пойдешь гулять. В школе что-то случилось? Учителя не прониклись твоим мятежным духом? Или ты опять кого-то учебником по биологии отхлестала?

Мэй через силу улыбнулась.

— В школе все отлично, хотя моим мятежным духом так никто до сих пор и не проникся. А ты где был?

— Гулял, — смущенно отозвался Джеми.

А она еще радовалась, что брат — не такой закоренелый лгун, как Алан! Мэй стало тошно от его уверток.

— Вставай уже, — буркнула она.

Джеми вскочил на ноги и, включив аудиосистему, снял с полки диск. Через миг из колонок зазвучал вальс. Брат поманил ее пальцем.

— Иди сюда.

— Ни за что, — засмеялась Мэй. Впрочем, когда Джеми схватил ее за руки и вытянул на середину комнаты, сопротивляться она не стала.

Брат сделал шаг назад и закружил ее под музыку. Сияние люстры и белизна обоев слились перед глазами у Мэй в одну искристую полосу, будто стены, превратясь в свет, тоже закружились в вальсе.

В эти дни Мэй везде мерещилось волшебство.

На миг все вернулось на круги своя: они с братом против целого мира. Дурацкая хоромина, в которой они жили, до мелочей напоминала родительский дом до развода — эркеры, паркет и двое детей, у которых хватало глупости и жизнелюбия нарушать эту гулкую дорогостоящую тишину.

— Ну, и где же ты выучилась танцевать? — спросил Джеми, затевая старую игру.

— В салуне на Диком Западе, — ответила Мэй. — Парни там сшибали бутылочное горлышко с сотни шагов, но даже им я успевала оттоптать ноги. В конце концов, шериф выгнал меня из города.

Джеми наклонил ее в танце — Мэй волосами коснулась паркета. Изящность этого па, однако, пострадала, когда он, споткнувшись, приложил сестру мягким местом об пол. Мэй схватила брата за рубашку, чтобы удержать его и подняться самой. Она перевела дух и подмигнула.

— А ты, морячок, где наловчился так отплясывать?

— В пансионе благородных девиц мадам Мюмзик, — не растерялся Джеми. — Тогда я носил кружева и батист. Меня все называли «хорошей девочкой», и были не правы и в том, и в другом.

Он подхватил ее под локоть — видно, боялся, что сестра опять упадет. С полминуты они танцевали молча, а потом Джеми спросил:

— Что-то не так? Я ведь чувствую, ты чего-то недоговариваешь.

Мэй набрала в грудь воздуха, и тут скрипнула входная дверь.

Они с Джеми разняли руки и повернулись лицом к матери.

Аннабель Кроуфорд, невысокая, как и ее дети, была худой, потому что питалась одними салатными листьями. Ее волосы отливали лимонной желтизной, а прозрачные зеленые глаза цветом походили не на изумруды, а на старомодное глицериновое мыло. Она выглядела неброско и легко затерялась бы в толпе, если бы не лоск и невероятная элегантность во всем — даже ее прическа блестела, как лаковая. Это придавало Аннабель какой-то льдистый глянец, который неминуемо притягивал взгляды.

— Джеймс, — произнесла мать, складывая руки на груди, — Мэвис. Хорошо повеселились?

Она холодно оглядела Мэй, и та вдруг остро осознала, что стоит в грязных после падения джинсах. Топ-корсет с черным кружевом и розовыми ленточками, который так и кричал «здесь начинается самое интересное», мать тоже не одобрила.

Мэй вздернула подбородок.

— Да, пожалуй, вечеринка удалась. Все, как я люблю: выпивка, колеса, случайные связи, ритуальные жертвоприношения.

— И танцы, — добавил Джеми. — Хочешь потанцевать, мам?

Аннабель Кроуфорд, судя по лицу, охотнее наелась бы грязи, и все же она протянула сыну холеные руки, и в первом же па Джеми в ногу вонзилась шпилька ее туфли.

Мэй почти не сомневалась, что беда не в неумении танцевать — родители любили спорт, водили их с братом в тысячу разных секций (из которых в итоге осталась только танцевальная). Нет, мать просто не умела найти с детьми общий язык.

С тех пор как Мэй и Джеми вернулись из Лондона — после «вопиющего мегапрогула», по мнению Аннабель, устроенного детьми в отчаянной попытке привлечь к себе внимание, — мать старалась уделять семье больше времени. Затейница из нее была никакая, но Джеми это не смущало. Он просто радовался.

Мэй была благодарна матери за старания, особенно после того, как отец запретил ездить к себе под тем предлогом, что детям нужна спокойная обстановка. Его дочери, правда, отлично жилось и без родительского присмотра, так что Аннабель могла и не напрягаться.

— Где ты научилась танцевать? — задорно спросил Джеми.

— Ну… года три балетом занималась, — ответила мать и еще раз наступила ему на ногу.

Мэй прошла в глубь эркера и села на подоконник, обхватив руками грязное колено.

Всего месяц назад ей пришлось убить одного колдуна, чтобы смыть метку демона с брата. С тех пор Мэй просыпалась в холодном поту чуть не каждую ночь, вновь и вновь чувствуя, как течет кровь по рукам; лежала в постели с призрачным ощущением липкого тепла и разглядывала чистые, серые в полумраке ладони.

Она не жалела о своем поступке. Надо будет — без колебаний сделает то же самое. Только сегодня она оказалась не в силах пошевелить пальцем, а Джеми болтал с вожаком колдунов и смеялся.

Мелодия закончилась, и брат подошел к Мэй. От него повеяло теплом. Мэй приложилась щекой к остывшему стеклу.

— Ну так что? — тихо спросил Джеми. — Расскажешь мне, в чем дело?

— Посмотрим, — ответила Мэй. — У каждого свои секреты.

 

Глава вторая

ДЕМОН В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ

Ник и Алан приехали через два дня. Мэй, чтобы их встретить, не пошла в школу и теперь по привычке играла с учительницей в «верю — не верю».

— Здравствуйте, это Аннабель Кроуфорд. Боюсь, Мэвис не сможет сегодня прийти на занятия, — произнесла Мэй умело скопированным голосом матери — те же интонации, та же аристократическая небрежность. — Она, похоже, подхватила простуду на недавнем приеме. Мы просто обожаем их посещать.

— Ах, как неприятно! Надеюсь, до ангины дело не дойдет — как в прошлый раз, когда в колледже устраивали дискотеку.

В эту секунду к воротам подкатила изрядно побитая машина. Мэй ее раньше не видела (прежнюю Ник бросил на Лондонском мосту), но догадалась, что приехали они с Аланом. С трудом верилось, что люди, посвященные в тайны колдовства, разъезжают на такой колымаге — синей, в бурых прожилках ржавчины на водительской двери, похожих на стариковскую сеточку морщин вокруг глаз. Машина встала перед черными с золотом воротами, и росший рядом платан успел уронить на мятую крышу несколько желтых звездочек-листьев. Стороннему глазу вид из окна показался бы совершенно непримечательным.

Дверь с пассажирской стороны открылась, и наружу неловко выбрался Алан — солнце засияло на его медно-рыжих кудрях. Мэй вдруг поняла, что слишком сильно стиснула трубку, переложила ее в другую руку и попыталась разогнуть пальцы, но те как будто не слушались.

— Да-да, я кашляю без конца, — рассеянно сказала она в микрофон.

— Прошу прощения? — очень сухо спросила учительница. — Я думала, что говорю с миссис Кроуфорд!

— Я попыталась изобразить слова дочери, — сказала Мэй и кашлянула. — Эти приемы — сущие рассадники инфекции. Извините, меня ждут дела.

Она неловко повесила трубку — та соскользнула мимо. Мэй с укором посмотрела на сведенную ладонь и опустила трубку заново, как серьезная девочка. Зажужжал интерком. Она, не глядя, хлопнула по кнопке открывания ворот.

Алан, прихрамывая, подошел к входной двери. Хромота — это первое, что Мэй в нем заметила, когда для нее он еще был помощником продавца в местном книжном магазине и краснел всякий раз, как она к нему обращалась. Он совсем чуть-чуть припадал на ногу — походку это почти не портило, — но не скрывал увечье от окружающих. С ним Алан казался безобидным — отличная маскировка для человека, имеющего дело с колдунами и демонами.

Его брат Ник шел позади. Он всегда опережал Алана на шаг, защищая собой, или на шаг отставал, прикрывая спину. Мэй подумала, что ему, должно быть, просто не приходит в голову идти вровень. С точки зрения Ника, гулять за компанию значило тратить попусту время.

Вот уж кто никогда не выглядел безобидным. Впрочем, Ник и не пытался. На его фоне хромота Алана выглядела более жалкой. Ник двигался подобно ночной реке — текучее извилистое движение, которое глаз замечал на секунду позже. От его плавности бросало в дрожь; один взгляд — и неотступно возникала мысль: пожелай он убить, ты и опомниться не успеешь.

Сердце Мэй забилось чаще, щеки запылали. Она тут же рассердилась на собственную глупость и стала спускаться по лестнице, твердя себе с каждой ступенькой, что звала братьев на помощь, а не для того, чтобы лишний раз увидеться. В мыслях теснились заранее заготовленные, тщательно отрепетированные разумные фразы.

Едва Мэй открыла дверь, как все они вылетели из головы.

Джеми с сестрой, Алан и Ник больше недели прожили вместе; эти лица стали Мэй почти родными, но она не видела их с тех пор, как убила колдуна и узнала о Нике правду. Теперь они выглядели иначе, да и она иначе себя чувствовала: словно ее разбили на куски и кое-как собрали обратно. Ей не приснилось. Все было по-настоящему — и братья, и мир колдунов, такой отличный от привычного мирка Эксетера. Ник с Аланом стали живым напоминанием о магии, опасности и крови на руках, которая мерещилась Мэй по ночам.

— Привет, — сказала она и впустила их в дом.

— Рад тебя видеть, Мэй, — приветствовал Алан, обнимая ее.

Она вздрогнула — не от объятий. У нее перед глазами снова встал рыжий парень в старомодных круглых очках, худенький, но симпатичный и как будто милый, только совсем не в ее духе — Алан, каким она впервые его увидела.

Теперь-то Мэй знала, что к чему, но, обнимая Алана, на миг растерялась. Внешне он был одним, а в душе — совсем другим, и эти образы было непросто совместить. Его грудь и плечи оказались неожиданно твердыми, жилистыми, а под тонкой футболкой прятался пистолет. Мэй животом почувствовала его очертания.

Алан был далеко не безобиден. И то, что она это знала, его не смущало.

Мэй на миг застыла, как вкопанная, забыв обнять Алана в ответ. Он уже отстранился, когда она положила руку ему на плечо. В следующий миг Алан неловко шагнул ей навстречу. Они очутились совсем близко и торопливо, смущенно попятились.

От Ника Мэй объятий не ждала. Он не удостоил ее даже приветом — просто привалился спиной к двери и кивнул, сложив руки на груди. Когда Мэй предложила пройти в дом, он последовал за ними в гостиную — так же, на шаг позади, тщательно прикрывая брату тылы.

Мэй до того осточертело собственное глупое замешательство, что она рискнула по примеру матери изобразить радушную хозяйку.

— Присаживайтесь, — сказала Мэй и нацепила улыбку, как бэйдж. — Может, вам чего принести? Сока? Чая?

— Сок — это здорово, — ответил Алан. Ник помотал головой.

— Ты что, говорить разучился? — съязвила она и тут же захотела откусить себе язык.

— Не разучился, — сказал Ник, кривя губы в полуулыбке. — А ты, вижу, до сих пор достаешь людей?

Голос у него был низкий, похожий на рев пламени — басовитый, гулкий, в котором то и дело потрескивает так, что нельзя не вздрогнуть. Слушать Ника было все равно, что смотреть, как ходит Алан: сразу чувствовалось, что дело неладно.

— Только этим и развлекаюсь, — ответила Мэй и пошла за соком для Алана.

Когда она вернулась, тот уже расположился в кресле у камина, как настоящий гость. Ник, словно бойцовый пес взаперти, рыскал по комнате — высматривал признаки опасности, готовясь броситься на врага. Он склонился над роялем, а услышав, как открылась дверь, настороженно, но не испуганно поднял голову. Мэй инстинктивно попятилась. Ее ладонь, державшая стакан с холодным соком, вдруг вспотела.

Мэй всегда делалось не по себе, когда они с Ником встречались взглядами, а теперь, когда выяснилась причина этого, и подавно. Он смотрел не мигая, и его глаза отражали не душу, а иной мир — мир без луны и звезд, без намека на свет или теплоту.

В следующую секунду Ник опять посмотрел на черно-белые клавиши и снова стал самым красивым парнем в мире: длинные густые ресницы, высокие скулы, черные, как сажа, волосы (они даже не блестели на свету и всегда казались мягкими), выразительные на первый взгляд губы, которые, однако, ничего не выражали.

— Ты умеешь играть? — спросила Мэй и почувствовала себя полной дурой, чего раньше с ней не бывало.

— Нет, — ответил Ник бесстрастным, как всегда, тоном. Мэй подумала, что ответ закончен: Ник всегда расходовал слова экономно, как путешественник — воду в пустыне. Однако через секунду он добавил: — Алан умел. В детстве.

— Сто лет назад, — вставил тот нарочито-небрежно. — Я тогда ходил в футбольную секцию и играл на гитаре. Но на самом деле всех сразил, когда мне дали бубен.

Он не сказал, что это было до его травмы, до смерти отца, когда у них еще водились деньги. Мэй стиснула дверную ручку. Ей вдруг стало неловко за свой дом.

— Мы тоже можем купить пианино, — сказал Ник.

— И куда его ставить — во двор? — Алан шумно выдохнул, почти усмехнулся.

— Переедем. Туда, где побольше места. Ты сможешь играть на пианино, в крикет, во что угодно. Стоит только пожелать…

Мэй никогда не слышала, чтобы Ник говорил с чувством, а вот угроза в его словах звучала много раз. Он не повышал голоса, но все вокруг отчего-то замолкало, и в этой звонкой тишине его слова звучали как шорох клинка, вынимаемого из ножен. Однажды Ник уже использовал такой тон — в ночь, когда ударил брата по лицу. Мэй вспомнила, как в следующий миг Алан хладнокровно наставил на него пистолет.

— Нет, Ник, — перебил он. — Так нельзя. — Алан отвернулся от него. — Мэй, спасибо за сок. Ну, рассказывай, что происходит с Джеми? С какими колдунами он связался? Что вообще стряслось?

Вот так Мэй очутилась в кресле напротив, держа перед собой согнутую ладонь, словно в ней все еще зажат стакан, и не зная, с чего начать. Это почти выводило ее из себя. Вечно так с этой парочкой. Нельзя сказать, что они ее раздражали — совсем наоборот, просто с ними она терялась. А теряться не хотелось.

— С Джеральдом, ясное дело, — бросила Мэй. — Он ведь обещал, что вернется за нами, вот и вернулся. Только я об этом не знала. Джеми встречался с ним у меня за спиной. Я их видела — они вместе гуляли, будто закадычные друзья. Всего два месяца назад чертов Круг Обсидиана чуть не убил Джеми! Я не понимаю, что Джеральду надо — может, он околдовал Джеми или еще что… Я вообще ни черта не понимаю!

Ну вот, опять она примчалась к ним за помощью.

Мэй стиснула кулаки и отвернулась к темному камину. Ее трясло от собственного бессилия. Тут дверь гостиной растворилась, и раздался голос Джеми:

— Мэй, ты заболела или… Ой.

Она резко обернулась. Брат застыл на пороге, прислонясь к дверному косяку. Он смотрел встревоженно, словно по рассеянности забыл стереть с лица озабоченное выражение, и Мэй вдруг словно взбесилась.

Похоже, Джеми испугался Ника больше, чем Джеральда! А ведь Ник, кем бы он ни был, все это время их с Джеми только выручал.

— Привет, Алан, — произнес Джеми и улыбнулся — впрочем, улыбка очень скоро сошла. — Ник. Ч-что случилось?

«Ты попал, вот что», — злорадно подумала Мэй, словно ей было восемь, и младший братец натворил бед. Она повернулась к Нику — рассказать обо всем, объяснить, что благодарна ему за помощь, что не боится его, в отличие от некоторых.

Ник вытаскивал меч.

От нелепости этого зрелища Мэй даже забыла о злости. У них дома, среди высоких потолков, паркета и белых стен, похожих на пустые страницы, не было места ни магии, ни мечам. И Ник, при всем, что она о нем знала, внешне казался частью нормального мира. На нем были джинсы и футболка, а не доспехи. И все же в его руках сверкал меч — Ник держал клинок уверенной, привычной к оружию рукой и медленно крался вперед, словно кот перед прыжком, пока острие не уткнулось в горло Джеми. Мэй на миг показалось, что Ник не остановится. Он остановился.

— Снова влип, Джеми? — спросил Ник. — У тебя это входит в привычку. А я уже здорово устал за тобой подчищать. Что, мало было последнего раза?

Джеми нервно сглотнул — мальчишечий кадык царапнуло лезвием меча.

— Магия вокруг тебя, — продолжил Ник, понижая голос. — Кто ее тебе дал? Или поставить вопрос иначе: что ты сделал ради нее? Мэй нам рассказала о том, с кем ты теперь водишь дружбу. Может, надо было дать колдунам тебя прикончить и не париться? Уж они бы это сделали, поверь мне.

— Знаю. Только я не… — попытался возразить Джеми, осекся и закашлялся.

— Не ври мне, — прорычал Ник. — Я этого не люблю.

Он неторопливо шагнул вперед — Джеми отступил и натолкнулся на дверь. Пути назад не было: Ник прижал его к стенке.

— Хватит! — Мэй вскочила с места, но не сделала и шага, как вдруг ситуация изменилась: испуг Джеми прошел, неуверенность исчезла. Он наклонил голову и смерил Ника долгим спокойным взглядом. Потом протянул руки и поймал в ладони лезвие меча.

Мэй смотрела Нику в затылок. На один дикий миг она пожалела, что не видит его лица, потом вспомнила: надумай он рассечь Джеми руку, по глазам этого нельзя было бы предугадать.

Ник напрягся всем телом — не то для нападения, не то для обороны.

Джеми зажмурился.

Меч у него в руках вдруг разлетелся, словно пух одуванчика: тысяча сверкающих осколков закружила в воздухе и стала оседать, пока не превратилась в пылинки, которые на миг вспыхивали в солнечном луче и меркли.

— Я не колдун, — чуть слышно сказал Джеми. — И знаю, скольким вам обязан. Знаю, вы могли бы бросить меня умирать. Знаю, что Мэй пришлось убить ради меня. Вы сделали больше чем достаточно. Я не хочу никого напрягать, но… я должен уметь сам справляться с проблемами!

— Пусти его, Ник.

Мэй машинально обернулась. Алан чуть подался вперед в кресле, хотя вставать, похоже, не собирался. Мэй пригляделась к нему и поняла, что он все это время пребывал в таком же, как брат, напряжении. Однако глухой командный тон у него появился лишь после признания Джеми. Ник сделал вид, что не слышал приказа и, словно играючи, подбросил в воздух рукоять исчезнувшего меча.

За окнами ярко сияло солнце, и оттого свет люстры казался бледным и неровным, однако подброшенная рукоять сверкнула в нем каким-то особенным блеском. Блеск ширился, превращаясь в сияющий луч. Луч обратился сталью боевого клинка, и рукоять плавно вернулась в ладонь Ника. Меч был цел.

— Думаешь, без него я с тобой не расправлюсь? — тихо спросил Ник.

— Н-нет, — неуверенно ответил Джеми. — Не надо было меня пугать…

— Отпусти его, живо! — крикнула Мэй. Ник послушался ее не больше, чем Алана.

— Я и не пугал. Я пригрозил. Ты словами запугать пытаешься, а я предпочитаю мечи. — Ник спрятал клинок в заплечные ножны под свободной майкой и направился к окну. — Кстати, мой любимый меч больше трогать не смей. — Он прислонился к оконной раме, опершись ногой о низкий подоконник, отвернулся и стал смотреть через стекло.

Джеми с видом великого облегчения отступил от двери и, как всегда, ляпнул не подумав:

— Что, в детстве не доиграл?

Ник чуть заметно усмехнулся.

— Нет.

Судя по всему, на этом он счел разговор законченным, но его усмешка разрядила напряжение в комнате. Мэй снова опустилась в кресло, а Джеми устроился на коврике между ней и Аланом, привалившись к ее креслу. Мэй коснулась его растрепанных волос, и он улыбнулся сестре.

— Раз мы закончили путать друг друга мечами, надо отдать дань приличиям, — объявил Джеми. — Как поживаешь, Алан?

— Нормально. Скажи лучше, что у тебя с Джеральдом?

— Он меня не трогал, — поспешил ответить Джеми. — Заявился ко мне в школу пару недель назад. Я сначала испугался, но он пообещал не делать ничего плохого, сказал, что нам нужно поговорить. Я не хотел с ним связываться, а что еще было делать? Бежать к Мэй? Она из-за меня и так уже натерпелась. Вам звонить по любому пустяку, что ли?

— Конечно, — тепло и обнадеживающе заверил Алан.

Мэй и Джеми признательно улыбнулись ему.

— Да-да, — протянул Ник. — Звони в любое время, поболтаем.

— Так ему ведь нужно было только поговорить, — оправдывался Джеми. — А я не хотел больше никого втягивать. Не хватало еще, чтобы с Мэй что-то случилось. Я ему не верю, и верить не собираюсь. Из-за таких люди гибнут. Он попросил его выслушать, ну я и согласился — думал, вдруг отвяжется.

— Пора бы знать, что у колдунов только одно на уме, — сказал Ник и усмехнулся, увидев, как покраснел Джеми. — Завербовать в свою армию Тьмы.

Джеми осторожно кивнул.

— Я ему уже сказал «нет» и не устаю повторять. Все под контролем.

— Оно и видно, — взорвалась Мэй. — Я застукала вас в переулке, а твой новый дружок наслал на меня паралич! Я и слова сказать не успела. Как собаке скомандовал или кнопку паузы нажал на магнитофоне!

Джеми посмотрел на нее с неприкрытой тревогой, но Мэй еще не была готова его простить. Она взглянула на Ника, который по-прежнему стоял, привалившись к оконной раме. Большие пальцы он засунул в карманы джинсов, так что ладони лежали на бедрах. На одном из пальцев Мэй заметила серебряное кольцо, украшенное какими-то филигранными символами. «Странно, — подумала она. — Раньше кольца не было. Ник не из тех, кто носит украшения».

Впрочем, наверняка это ровным счетом ни о чем не говорит. Может, ей вообще о Нике ничего не известно.

— Прости, — пробормотал Джеми. — Он считает, что колдуны лучше людей, но… это не его вина. Он начал творить магию совсем ребенком, а семья ужасно к этому отнеслась. Поэтому когда за ним пришли колдуны, он был им так благодарен, так радовался избавлению, что принял на веру каждое их слово. Это не значит…

— Что он плохой человек? — закончил за него Ник. — Твой Джеральд людей убивает! Я, правда, уже не авторитет в этом вопросе, но разве не таких называют плохими?

Джеми гневно покосился на него.

— Ты убил в тысячу раз больше людей. И как тебя теперь звать?

— Нелюдью, — буркнул Ник без особенных эмоций. — Уж ты-то должен был запомнить.

Возникла краткая и исключительно неловкая пауза.

— Если ты не колдун, — тихо и задумчиво произнес Алан, который, казалось, ни на минуту не заподозрил, что кого-то из присутствующих смущает этот разговор, — тогда что за представление ты нам устроил?

— Я кое-чему научился, — признал Джеми. — Всего чуть-чуть. Джеральд показал. — Он запнулся и виновато добавил: — Простите. Я не… больше так не буду.

Мэй, хотя и сердилась, все же немного оттаяла. Силу, которой с рождения обладал Джеми, ему приходилось скрывать ото всех, даже от родной сестры — и для Мэй это было хуже всего. Да, она обижалась на брата за то, что тот изворачивался и лгал, вынуждая ее краснеть за себя, однако очень больно было видеть, как он прячет глаза, говоря о магии — словно в преступлении сознается.

Мэй хотелось, чтобы Джеми и дальше тренировал свои магические способности, но ей совсем не нравились отношения, возникшие между братом и Джеральдом.

Ник не выказал ни малейшего беспокойства.

— Я чую, какая на тебе магия. Это не детское баловство. — Он задумчиво склонил голову набок, подбирая слова. Перед лицом опасности Ник всегда выглядел не встревоженным, а чрезвычайно серьезным. — Если ты сам не колдовал, значит, на тебя наложили мощное заклятие. Тебе не любопытно, кому и зачем это потребовалось?

Джеми побледнел.

— Похоже, другу Джеральду все же нельзя доверять, — заключил Ник. — Кто бы мог подумать!

— Давайте не раздувать панику, пока не выясним, что к чему, — рассудил Алан. — Может, еще ничего не случилось, хотя Джеральду я сам не особо верю. Поэтому и счел нужным приехать в Эксетер — понять, что происходит.

— А я считаю нужным их всех порешить, — вставил Ник.

Одновременно с ним Джеми сказал:

— Если ради меня, то не надо.

— Нам не трудно, — ответил Алан Джеми. — Мы привыкли жить в разъездах и хотим помочь. Да и компания подобралась хорошая. — Он улыбнулся Мэй. — Вдобавок славно иногда пожить в одном месте подольше. Глядишь, Ник с кем-нибудь подружится.

Ник покосился за окно.

— У меня тут уже есть друзья — те самые, которые ошиваются за школой и терроризируют Джеми.

— Да уж, братва знатная, — пробормотал тот. — Вот с кем стоит дружить.

— И как же их зовут? — резко спросил Алан. — Вспомни хоть одного.

Мэй удивленно откинулась на спинку кресла. На ее памяти Алан никогда не разговаривал таким тоном.

— Ладно, убедил, — огрызнулся Ник и угрожающе взглянул на Джеми. — Эй! Хочешь быть моим другом?

— Ну… — встревоженно начал Джеми, слегка розовея. — Ладно. Только друзьям огромными мечами не угрожают, так?

— Так, — хмыкнул Ник.

— Вот видишь, Эксетер уже и не плох, — насмешливо заметил Алан. В его голосе не осталось ни следа недавнего напряжения. — Джеми, а ты можешь вызвать Джеральда на встречу?

Мэй стало любопытно, как брат связывается с колдуном — с помощью заклинаний или почтовых голубей?

— Само собой. Он дал мне номер телефона, — с готовностью подтвердил Джеми и тут же замялся. — А что? Что вы хотите с ним сделать?

Хотя Джеральд, как и все колдуны, ни во что не ставил обычных людей, считал себя вправе распоряжаться их жизнью и стравливать демонам, чтобы увеличить собственную силу, Джеми волновался за него как за настоящего друга.

Если уж кто-то и был им друзьями, так это Ник с Аланом. Мэй даже как-то думала, что с Ником их связывает нечто большее, но ошиблась: он проявлял к ней интерес лишь для того, чтобы досадить своему брату. Поначалу Мэй не смутило подобное отношение. Она считала Ника классным парнем, хотя и не без странностей — впрочем, если всю жизнь приходится скрываться, то у любого еще и не такие странности появятся. А потом Мэй узнала, что на самом деле Ник — демон, которого Круг Обсидиана вселил в тело новорожденного младенца. Да, Ника воспитали люди, однако сути это не меняло: демон остается демоном, существом из другого мира, заклятым врагом человеческого рода. Об иных отношениях не могло быть и речи.

Мэй оторвала взгляд от мрачной безмолвной фигуры у окна и посмотрела на открытое, располагающее к себе лицо человека, который взрастил демона и выпустил его на свободу.

— Поговорить хочу, — вкрадчиво объяснил Алан, глядя на Джеми. — Для начала.

 

Глава третья

ПОСЛАННИЦА У ВОРОТ

Мэй решила пропустить половину последнего урока, чтобы поставить точку в отношениях с Себом. На математике она сказала, что ей «очень-очень» надо выйти. Мистер Черчилль отпустил ее, явно сожалея о том, что не работает в школе для мальчиков.

Мэй пробралась к новому корпусу — оштукатуренному одноэтажному зданию, втиснутому между гаражом для велосипедов и спортивной площадкой. Выпускному классу там преподавали изобразительное искусство. С приходом Мэй как раз прозвенел звонок, и ученики, включая Джеми, высыпали во двор с такой скоростью, словно боялись заразиться тягой к знаниям.

Себ не появлялся. Ему вроде бы нравилось рисовать, и Мэй решила было, что он задержался доделать работу.

Значит, придется поискать его внутри. Только этого не хватало.

Она не хотела встречаться с тем, кто задирает ее брата, но мысли об отношениях с Себом избавляли от тоски по огням Ярмарки Гоблинов, по магии, яркими красками разлитой в воздухе. Так отрадно было хотеть чего-то нормального…

Мэй тяжело перенесла возвращение из Лондона. На уроках ее могла ни с того ни с сего охватить паника, начинало казаться, будто за ней следят, будто колдуны готовятся к атаке, а демоны наступают. Иной раз рука ее непроизвольно искала рукоять ножа, надежно упрятанного в ящик с носками… О ноже Мэй изо всех сил старалась забыть.

Однажды она вышла на улицу, села на гравий, привалилась спиной к шершавым доскам гаража для велосипедов. И тут увидела его.

Он разворачивался в ее сторону: черные волосы, широкие плечи, стройные ноги, прямой нос. Сердце вдруг застучало в бешеном ритме. «Он здесь! Вернулся…» — подумала Мэй и тут же увидела и зеленые глаза Себа — цвета залитой солнцем листвы, — и знакомую лучистую улыбку.

Ник так не улыбался.

— Привет, — произнес Себ с запинкой и направился к ней — быстро, но немного вразвалку, словно нехотя. — Ты ведь Мэй, так? Сестра Кроуфорда?

— Ну да.

— Тебе плохо? — спросил он и вдруг смутился. — В смысле, я же вижу, что тебе не слишком хорошо. Может, чем-то помочь?

— Не надо, — честно ответила Мэй.

— А если я тупо постою рядом в знак поддержки?

— Скажу спасибо, — ответила Мэй поразмыслив. — Если ты не против постоять.

— Конечно, не против, — ответил Себ и снова вспыхнул улыбкой. — По части тупостояний ты обратилась по адресу. Этим я могу заниматься хоть полдня подряд. Даже неделю. Вообще сейчас я ставлю личный рекорд по тупостоянию — скоро месяц будет.

— Поздравляю.

Больше они почти не разговаривали, но Себ постоял рядом, как обещал. Мэй раз-другой посмотрела на него, а он неуверенно ей улыбнулся сверху вниз. Так они вдвоем и подпирали велосипедный гараж до самого звонка на урок.

На следующий день Мэй с Эрикой наткнулись на Себа, который о чем-то беседовал с Тимом.

— Как тупостояние? — Мэй одарила Себа лучезарной улыбкой. — Рекорд поставил?

Себ слегка вспыхнул.

— Почти.

— Так держать, — сказала Мэй. Эрика понимающе усмехнулась.

С тех пор Себ частенько оказывался рядом и все, включая Мэй, начали думать, что дело только за отменой домашнего ареста.

И все бы замечательно, но Мэй не нужен был парень, который шпынял ее младшего брата.

Она решительно толкнула входную дверь и услышала голос Себа с умоляющими интонациями:

— Пожалуйста, только не отправляйте меня. Прошу вас!

Мэй как можно тише прикрыла за собой дверь. Себ стоял к ней спиной, прижимая к уху телефонную трубку с такой силой, что пальцы побелели.

— Хорошо, — чуть слышно говорил он. Голос у него стал отчаянный, совсем мальчишечий. — Конечно. Обещаю. Больше такое не повторится. — Он хрипло, протяжно выдохнул и спешно, предваряя реплику на том конце линии, добавил: — Я все для вас сделаю! — Еще два сиплых вздоха. — Да, да. Спасибо, — глухо произнес Себ, захлопнул мобильный и прижал его ко лбу.

— Привет, — окликнула его Мэй. — Врать не стану — я подслушала разговор. В общем, нагло влезла в твою личную жизнь. Что-то случилось?

Себ резко обернулся и побледнел как мел, несмотря на загар.

— Д-да, — пробормотал он. — Да. Я тут говорил с приемными родителями…

Мэй знала, что у Себа дома не все гладко — его семья часто переезжала, — а вот о приемных родителях слышала в первый раз.

— Они с тобой как, ничего?

— Да, — ответил Себ успокаиваясь. — Более чем. В приюте и с предыдущими кандидатами было так себе, а с ними — просто супер. Хорошие люди, и кормят отлично. Даже дом что надо, на Леннокс-стрит.

Он метнул в нее еще один затравленный взгляд, потупился и стал озабоченно засовывать мобильник в карман, потом смущенно одернул рукава с обтрепанными манжетами.

«А ведь у него все рубашки и футболки — с длинными рукавами, — подумала Мэй. — Может, он так прячет синяки или даже шрамы?»

— Они узнали, что я к Кроуфорду цеплялся, — тихо объяснил Себ. — И теперь сердятся. Я б-боюсь, что меня отправят в другой город. Ты тоже нас видела. Пришла сказать «отвали»?

Мэй усилием воли прекратила думать об ужасах, которые Себу, возможно, пришлось вынести, и сосредоточилась на том, что знала наверняка. Например, кого ей больше жаль — брата или этого парня?

— Возможно, — ответила она мягче, чем собиралась.

— Я больше не буду! — выпалил Себ. — Серьезно! Да я и не бил его никогда. Клянусь! И бить не собирался. Он сам вечно под руку лезет.

— Ну, скажем, это не самое лучшее оправдание…

Себ еще раз одернул манжет, который от рывка совсем разлохматился.

— Просто… я помню, как учился драться со сломанной рукой и не высовываться лишний раз… Но меня трясет при виде этого Кроуфорда, который треплется по поводу и без. Такое чувство, что он это неспроста: шуточки, насмешки, кривляния… Как будто он знает что-то, чего не знают другие, и посмеивается втихаря.

Мэй не на шутку напутала его проницательность.

— Джеми ничего от меня не скрывает, — уклончиво заметила она.

Себ втянул голову в плечи.

— Не важно. Знаю, это не оправдание. Только на меня будто находит что-то. А теперь получается, что я подвел и своих приемных родителей, и тебя тоже. П-прости. Это больше не повторится. Я пойму, если ты не захочешь меня видеть.

Он наконец оторвал взгляд от рукавов, виновато посмотрел на нее и тут же отвернулся сложить карандаши и альбом. Мэй подошла ближе, потом еще ближе…

Себ обернулся и вздрогнул от неожиданности: Мэй стояла совсем рядом.

— Запомни: еще раз брата тронешь, считай, что ты труп… — Она одарила его чуть скованной улыбкой. — Может, когда-нибудь твое тело отыщут на краю вселенной, по кускам.

Себ нервно прыснул в кулак и попятился.

— И я не буду встречаться с тем, кто так себя ведет, — продолжила Мэй. — Хотя… ты меня поддержал, когда мне было паршиво, а тебе ведь досталось гораздо больше. Так что пока считай, что мы дружим, а там — будет видно. Годится?

Себ прямо-таки засиял, радуясь, как ребенок, и вдруг стал еще симпатичнее. Мэй порывисто взяла его за руку. Он вздрогнул, но вырываться не стал.

— Было бы классно… дружить.

— Соображаешь, — одобрила Мэй. — А ведь могло закончиться хуже. Пришлось бы сделать из тебя отбивную и бросить тут кому-нибудь на съедение.

Они зашагали к дверям рука в руке.

Вины за собой Мэй старалась не чувствовать. Она ведь не солгала — Себ ей нравился. А если его приемные родители — не сахар, то она попробует ему помочь. В конце концов, он ее подбодрил в трудный час, хотя был с нею едва знаком. Опять-таки, Себ догадался, что Джеми не так прост, а еще видел Джеральда за колдовством, так что нелишне за ним приглядывать. Ради брата. Уж тут-то ей не в чем себя упрекнуть…

Мэй толкнула дверь, протиснулась на полшага впереди Себа, и полуденное солнце ударило ей в лицо, ослепив на миг.

Вдобавок теперь, после приезда братьев Райвз, необязательно оставаться в одиночестве. Что плохого в серьезных отношениях? Впервые в жизни Мэй решила заняться личной жизнью, вместо того чтобы распутывать чужие проблемы.

Поток солнечного света померк, рассыпался у нее перед глазами яркими пятнышками. Мэй недоуменно моргнула: прямо перед ней стоял Джеми — наверное, увидел, как она вошла в художественный корпус, и решил дождаться у входа.

Брат оторопело, будто не веря своим глазам, глядел на их с Себом сцепленные ладони.

— Привет… — начала Мэй.

Джеми не отрывал от сестры застывшего, оскорбленного взгляда. Оторопь сменилась неприкрытой яростью.

— Послушай… — воскликнула Мэй, но брат стремительно выбежал на улицу.

Она отпустила руку Себа и бросилась за братом, однако Джеми уже и след простыл.

Мэй искала его почти час, потом плюнула и пошла домой — поднялась по ступенькам, открыла дверь и застала мать за чаем с посланницей колдовского Круга.

— Это, э-э… — промямлила Мэй — само красноречие и смекалистость.

Аннабель Кроуфорд старательно играла роль радушной хозяйки, но бледность и излишняя суетливость делали ее похожей на чрезвычайно вежливого упыря.

Посланница в элегантном деловом костюме казалась куда более нормальной, хотя Мэй могла запросто вообразить ее в джинсах и свитере, заботливой матерью одной из школьных подруг. Посланница слегка наклонила голову, и из-под темных волос показалась серьга — круг с крошечным, но острым кинжалом внутри.

Алан как-то объяснил, что колдуны заставляют своих посланников носить этот символ — обещание смерти любому, кто решит им помешать. Что ж, Мэй всегда считала, что украшения должны быть со смыслом. Впрочем, этой посланнице опознавательных знаков не требовалось: едва завидев ее, Ник и Алан обнажили мечи. В ту памятную встречу она улыбнулась напомаженной улыбкой директрисы — слишком спокойно, почти жестоко, — и произнесла:

— Черный Артур просил передать, что время вышло. Он хочет вернуть свое.

Тогда Мэй не знала, ни кто такой Черный Артур, ни что именно ему нужно. Теперь дело обстояло иначе, вот только имя посланницы по-прежнему оставалось неизвестным.

Аннабель два раза моргнула, словно отбила морзянкой: «У меня гостья, а ты вломилась, как слон в посудную лавку».

— Моя дочь, Мэвис, — произнесла она извиняющимся тоном. Трудно было сказать, что, по мнению Аннабель, заслуживает больших извинений: внезапное появление дочери или ее выкрашенные в ярко-розовый цвет волосы. — Это Джессика Уокер, моя коллега. Хочет получить в совете разрешение на перепланировку.

— Моя клиентка собирается открыть здесь филиал своей фирмы, — пояснила Джессика Уокер и наигранно улыбнулась. — Мы ведь уже встречались, не так ли, милочка?

— Не может быть! — удивилась мать.

При виде откровенно издевательской улыбки Джессики Мэй вдруг нащупала опору среди объявшего ее моря паники, так же деланно улыбнулась в ответ и, подражая насмешливо-холодному тону посланницы, спокойно подтвердила:

— Совершенно верно.

— Они с друзьями как-то обратились ко мне по поводу одного внеклассного задания, — пояснила Джессика для Аннабель. — Вы братьев Райвз знаете? Такие славные ребята…

— Нет, с ними я незнакома, — проговорила хозяйка, слегка нахмурив седые брови.

— Мэвис показалась мне очень толковой девочкой, — продолжила Джессика, одарив Мэй очередной сияющей улыбкой. — Не за горами выпускной, — добавила она. — Ты не думала о стажировке? Моему клиенту нужна помощница, да и твое резюме такое место работы только украсит…

— Так далеко я не загадывала, но спасибо за предложение, — сказала Мэй.

Аннабель, которая не ожидала подобного ответа дочери, зарделась от удовольствия — хорошо хоть, посланница не заметила.

Джессика как бы невзначай обратилась к хозяйке дома:

— Если вас не очень затруднит, не могли бы вы принести еще печенья? Очень уж оно у вас вкусное.

— Да-да, конечно. — Мать глянцево улыбнулась, жеманно поднялась, расправила жемчужно-серую юбку и удалилась на кухню.

Мэй неторопливо прошлась по бежевому ковру гостиной — мол, это ее дом, ее вотчина, куда нагло вторгся враг, — и села в кресло, все еще хранящее тепло тела ее матери.

— Чего от меня хочет Круг Обсидиана? — холодно спросила она.

— А почему ты решила, что меня послали именно они? — невозмутимо осведомилась Джессика.

Конечно, ведь были и другие круги, которые тоже могли заинтересоваться Джеми. И как это Мэй раньше не сообразила?

— Не важно, какой круг, — ответила она. — Меня интересует, что им нужно.

Джессика скрестила ноги, прошелестев дорогими чулками.

— Достойный ответ. А я-то после нашей апрельской встречи решила, что ты совершенно не в курсе положения дел.

— Стараюсь.

— И что же тебе известно о посланниках, Мэвис?

— Меня зовут Мэй.

— Ах, в честь Мэй Уэст? — уточнила Джессика и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Наверняка ты слышала, что у нас есть способности к магии, но людей мы не убиваем, а только оказываем колдунам определенные услуги, в обмен на которые получаем колдовскую силу. Тебя ничто в этой версии не смущает?

— Что вы имеете в виду?

— Многие посланники готовы пойти на убийство ради обладания собственной колдовской силой, — тихо ответила Джессика. — К сожалению, мы неспособны удерживать достаточное количество магической энергии, необходимое для подчинения демонов нашей воле. Да, мы рождаемся с магическими способностями, но они до смешного невелики. Нам доступна всего лишь самая слабая магия. Кстати, ты знала, что это наследственное?

Ник считал, что он — колдун, потому что его родителями были Артур и Оливия. Джеральд тоже говорил о колдовском предке.

Конечно, — невозмутимо кивнула Мэй, хотя никогда прежде об этом не задумывалась.

— В некоторых семьях этот дар на время пропадает, а потом появляется — нежданно-негаданно, словно утраченное сокровище. Только тебе его не досталось. Неужели ты совсем не держишь зла на брата за то, что вся эта роскошь с рождения доступна ему одному?

— Нет, — ответила Мэй.

— Он станет великим колдуном, — продолжила Джессика, как будто не слышала ответа. — Недаром Джеральд с ним так носится. Твой брат будет повелевать громами и молниями, носить кольцо лидера. А ты только и умеешь, что плясать в круге на Ярмарке чуть лучше других, завлекая демонов. Это так несправедливо! Вот если бы у тебя была подобная сила…

Мэй не спеша обдумала слова Джессики, вычленяя главное. В конце концов, не важно, что у нее существуют врожденные магические способности, пусть и очень слабые. Гораздо важнее то, что на Ярмарке полным-полно шпионов, которые работают на колдунов, иначе, откуда бы им знать, как она танцует.

— Я не держу зла на брата, — сказала Мэй. — Вот мой ответ на ваш вопрос. Не держу, не держала и впредь не собираюсь. Я его люблю.

— Интересно, насколько сильна братская любовь? Как ты думаешь, Джеми согласится разделить с тобой колдовскую силу? — спросила Джессика. — Ведь это возможно, стань он колдуном, а ты — посланницей. Носи он печать, а ты — символ, тебе стоило бы только захотеть…

— То есть уговори я его примкнуть к Обсидиановому Кругу…

— Можно и к другому. Впрочем, Джеральд Линч — весьма одаренный юноша.

— Ну еще бы, — хмыкнула Мэй.

— Ты, конечно, слышала о колдовских печатях, — продолжала Джессика. — Они указывают на принадлежность колдунов к определенному кругу и действуют подобно меткам демонов — именно печати позволяют колдунам пополнять магическую энергию.

Мэй вспомнила, как колдунья Оливия, оттянув ворот блузки, показала черную метку Круга Обсидиана, четко выделяющуюся на бледной коже. «Среди тех, кто отмечен этой печатью, чистых нет», — сказала она, и ее выцветшие голубые глаза блеснули, как у голодного зверя. А Джеральд и эта женщина, которая так сейчас запросто сидит у них в гостиной, хотели поставить такую печать на Джеми!

— По слухам, Джеральд изобрел совершенно новый тип метки, — произнесла Джессика. — Впрочем, некоторые утверждают, будто он нашел способ ставить целый ряд необычных меток, хотя это, скорее всего, уже сказки. Так вот, эта новая метка якобы основана на изображении с кольца главы Обсидианового Круга: шипастые змеи, кусающие себя за хвост. Если это правда, такая сила заслуживает внимания. — Губы Джессики дрогнули в улыбке, крохотные кинжалы серег зазвенели, как колокольчики на ветру. — Ее вполне достаточно для обуздания любого демона.

Мэй, стиснув кулаки, изо всех сил старалась удержать на лице любезную улыбку.

— Стало быть, вы собираетесь запугать Джеми в надежде на то, что он со страху подастся в колдуны?

— Я собираюсь приглядывать за вами обоими, — сказала Джессика. — Вдруг вам понадобится совет по поводу дальнейших действий.

Тут в гостиную, семеня на высоченных каблуках, вошла Аннабель Кроуфорд.

— О чем это вы здесь так увлеченно беседуете? — спросила она.

Джессика поднялась — якобы помочь хозяйке, — но Аннабель уверила ее, что никакой помощи не требуется, и гостья, словно ненароком остановилась у кресла Мэй, которой немедленно захотелось отодвинуться, причем подальше. Тем не менее, она собрала волю в кулак и не стала оборачиваться, хотя посланница дышала ей в макушку.

— Да так, ни о чем особенном. Я предложила вашей дочери серьезно подумать о стажировке, — произнесла Джессика и положила Мэй ладонь на голову.

Со стороны жест выглядел вполне естественным, даже ласковым прикосновением, но Мэй содрогнулась, как от покушения на что-то очень личное.

— Разумеется, я буду держать с вами связь, — невозмутимо заверила Джессика Уокер и через несколько минут распрощалась с хозяйкой.

После ухода неожиданной гостьи Аннабель предложила дочери чаю.

— Если ты решишь учиться на юриста, я буду просто сча…

— Никогда больше не пускай в дом эту тетку! — оборвала ее Мэй.

— Что за глупости, Мэвис!

— Мам, выслушай меня. Я… в общем, мы с ней знакомы, только я не могу об этом рассказать — это очень личное. Она ужасно обошлась с моими друзьями. Я ее испугалась до жути! Верить ей нельзя ни в чем. Так что я не хочу ее видеть — ни здесь, ни… рядом с тобой.

— Ее клиент очень много значит для нашей фирмы, — пояснила мать.

Мэй сникла: обычно ей удавалось убеждать людей, но с Аннабель такой номер не проходил.

— Когда вы с братом исчезли, не сказав ни слова… — завела она.

— Ну, понеслось… — вздохнула Мэй.

— Мэвис, прекрати! Так вот: когда вы исчезли, я очень расстроилась… — Аннабель притворно откашлялась. — В общем, мне стало ясно, что мы с отцом совсем вас забросили: он уехал, я заработалась, хотя должна была восполнить для вас его уход. Прости, что так вышло.

— Да ладно, ничего страшного.

— Я знаю, вы думали, что мне будет все равно, но это не так. И хотя ваше поведение иначе как безрассудным не назовешь, в сложившейся ситуации была и моя вина. Если без Джессики тебе будет спокойнее, я не буду иметь с ней дел. Мне давно пора поменьше думать о работе, и… хорошо бы нам ужинать всем вместе.

Может, мать говорила так из-за шепотков в теннисном клубе по поводу запущенных детей, но стала бы она тогда отказываться от выгодного контракта? Мэй чуть не расплакалась — такое это было облегчение.

— Угу, — всхлипнула она. — Заметано.

Ей вдруг кое-что пришло в голову. Она сняла с шеи шнурок, на котором висел талисман. Если колдуны отправили к матери посланницу, что помешает им напустить демонов?

— Мам, надень это ради меня, пожалуйста, — попросила Мэй, протягивая ей талисман. — Скрепим наш уговор, — добавила она и для пущей убедительности улыбнулась.

Мать пришла в восторг от поступка дочери и в ужас — при виде подарка, напоминающего амулет «ловец снов», только утыканный сверкающими камнями и странного вида косточками.

— Спасибо, Мэвис, — храбро сказала Аннабель, завязывая шнурок на шее и торопливо пряча талисман под блузку. — Очень оригинальная вещица. У нее есть какой-нибудь тайный смысл? Знаю, ты этим увлекаешься.

В понятие «это» мать, наверное, включала все подряд, от чтения гороскопов до поклонения сатане, однако Мэй стало ужасно приятно. Она подошла к матери и порывисто обняла ее за плечи.

Аннабель Кроуфорд ощутимо напряглась и неловко похлопала дочь по руке. Мэй так и не поняла, чем это было вызвано — смущением или радостью.

Она с сожалением разжала руки и шепнула на ухо Аннабель:

— Он отгоняет кошмары.

А ночью Мэй привиделся отец: он стоял за окном и просил впустить его, говоря, что всех их любит и хочет вернуться. Окно она не открыла — даже во сне знала цену отцовским обещаниям, — и в стекло тут же забились вороны, поднялась гроза. Снаружи кто-то забушевал, заметался в бессильной ярости.

Проснулась Мэй от громового раската.

На одеяле поблескивали осколки стекла.

За разбитым окном чернела ночь.

Мэй спустилась на кухню и приготовила себе кофе. «Все хорошо, — сказала она себе. — Обошлось. Утром возьму у Алана новый талисман».

Она так и сидела с чашкой остывшего кофе, когда на кухню вошел Джеми. При виде сестры на его лице появилось странное, ожесточенное выражение.

— Ты когда вернулся? — спросила Мэй. — Где был?

— А то ты не догадываешься, — буркнул Джеми. — Джеральд согласен с нами встретиться после школы.

— Ах вот как! Ты весь вечер его уговаривал? Джеми покраснел.

— С кем хочу, с тем и вожусь, — пробормотал он. — Как и ты, между прочим.

Мэй стало горько: Джеми даже не дал ей объясниться, да еще скрыл, что виделся с Джеральдом, как раньше скрывал от нее свои колдовские способности.

— Да уж, — сказала она, стиснув чашку в руке.

 

Глава четвертая

НЕ ТЕ ВОПРОСЫ

— Что-то ты сегодня тихий, — заметил Ник.

Они ехали к кладбищу. Ник сидел за рулем, Алан полулежал в пассажирском кресле — когда вести приходилось ему, он весь напрягался и горбил спину. При встрече они поздоровались, потом Алан, увидев лица Джеми и Мэй, тактично замолк.

Зато Ник впервые после приезда заговорил.

— Ну, извини, — буркнул Джеми в окно.

— Не извиняйся, — спокойно сказал Ник. — Мне так больше нравится.

Они обогнули улицу, на которой старые кирпичные дома привалились друг к дружке, как ржавые игрушечные солдатики.

Мэй посмотрела на Джеми. Он угрюмо глазел в окно, сложив руки на груди, и даже ни разу не оглянулся.

— И с чего это ты такой тихий? — стал допытываться Ник.

— А тебе не пофигу? — огрызнулся Джеми.

— Ты ж меня знаешь — изведусь от тревоги.

— Я думала, демоны врать не умеют, — заметила Мэй.

— Мы и не умеем, — ответил Ник. — Но это не лишает нас способности мастерски глумиться.

После его слов разлилась какая-то непривычная тишина. Мэй долго не могла понять, в чем дело, почему это ощущение так для нее странно, а потом догадалась: обычно после таких шуток Алан тихо смеялся — если не одобрительно, то добродушно, и они уже не казались такими мрачными.

Теперь же тишина стояла до новой реплики Джеми.

— Ник, помнишь Себа Макферлейна?

— Угу, — настороженно отозвался он.

— И что ты о нем думаешь?

— Ну, знаешь, — ответил Ник, — скажи спасибо, что я имя-то не забыл. Это из-за Себа ты сегодня такой молчаливый?

Джеми снова ненадолго притих.

— Я с ним разберусь, — с расстановкой произнес Ник.

От этих слов погруженный в хандру Джеми выпрямился, словно его ударило током.

— Не смей никого убивать ради меня!

Ник остановил машину. Мэй на миг испугалась, что он разозлился, потом увидела в окно кладбищенские ограды и поняла: приехали.

Кладбище находилось недалеко, на задворках района Сент-Леонардс, где жили Джеми и Мэй. Оно лежало в низине слева от дороги, так что им пришлось проехать мимо и припарковаться у кого-то перед крыльцом. На стене дома с краю сидела каменная горгулья и с величавым недоумением разглядывала красно-бурую череду крыш.

Мэй обернулась посмотреть в заднее окно.

Дорогу от кладбища отделяла подворотня с грудой кирпича, мусорными баками и несколькими выжидающими колдунами.

— Успокойся, убивать я не собираюсь. — Ник заглушил мотор и искоса глянул на Джеми. — По крайней мере, — добавил он, медленно расплываясь в ухмылке, — ради тебя.

По пути им пришлось перелезать через невысокую каменную ограду. Мэй вставила ногу в трещину между камнями, выбралась наверх и соскочила на землю. Джеми сел на стену верхом и осторожно вытянул ноги, пробуя опору. Ник преодолел ограду одним прыжком, как будто и не заметил — только остановился на другой стороне помочь брату.

— Все нормально, — сказал Алан отвернувшись. Он уже закинул здоровую ногу на стену и, стиснув зубы, поднимал вторую. Все увидели, как он поморщился от боли.

Мэй улыбнулась и сделала вид, будто ничего не видела.

Алан оцепенел, но в следующий миг просиял ей самой счастливой улыбкой. Мэй от этого легче не стало: она думала о встрече с человеком, который парализовал ее одним касанием. Сунув руки в карманы, Мэй направилась вниз по травянистому склону вместе и в то же время порознь с остальными.

Колдуны держались очень сплоченно. Мэй узнала низкорослую седеющую Лору, а парня слева, с темным ежиком волос, видела впервые. На вид ему было не больше двадцати пяти — почти столько же, как самому Джеральду. Они стояли близко к Джеральду, словно хотели прикрыть его и сбоку, и со спины. Оба выглядели очень серьезно.

Зато Джеральд улыбался вовсю. Его улыбка озарила подворотню, грязные кирпичи и бетонный потрескавшийся пол. Один миг это казалось естественным, словно все тут — старые друзья.

— Привет, Джеми.

— Привет, — глухо отозвался тот.

— В прошлый раз, помнится, ты не дал мне шанса поздороваться, — громко произнесла Мэй в знак того, что не боится.

Джеральд посмотрел на нее, и она вдруг вспомнила их первую встречу, когда он сидел привязанный к стулу и изображал жертву. Его было жалко, он почти нравился…

— Прости, что так получилось. Впрочем, рад вас всех видеть.

— С чего бы это? — спросил Ник. При каждом слове у него клокотало в груди, будто голос в любой момент мог превратиться в нечеловеческий рев. — Соскучился по моему личику?

Он присел на обломок стены и положил руки на разведенные колени, озирая всех недобрым взглядом. Джеральд посмотрел на него, вздрогнул и отвернулся.

Джеми сделал шаг вперед. Он с самого начала вышел ближе к колдуну, когда тот с ним заговорил, и теперь оказался точно между двумя сторонами. Джеральд ему улыбнулся и обратил взгляд на Алана.

Ты хотел меня видеть? Пожалуйста, — сказал колдун. — Кстати, может, и ты окажешь мне услугу?

Какую же? — Алан смотрел невозмутимо.

— Нам надо поговорить, — ответил Джеральд. — Наедине.

На солнце набежала тень. Мэй посмотрела ввысь, где уже сгущались свинцовые тучи, а через синее небо потянулись нити-щупальца облачного мрака, словно кто-то чертил слова угроз неизвестными письменами.

Мэй опустила голову и заглянула в черные, как мрак, глаза.

— Что тебе надо от моего брата? — прошипел Ник.

— Я предпочел бы об этом не распространяться, — спокойно ответил Джеральд. — Вреда я ему не желаю. И прекрати строить из себя всемогущего покровителя. Я знаю, зачем ты явился.

— Затем, что ты окучиваешь Джеми.

— Именно, — отозвался Джеральд. — А ты не хочешь, чтобы он достался кому-то другому. Зачем отдавать того, кто пригодится самому?

Ник нахмурился и нажал кнопку выкидного ножа на запястье — как будто по чистой рассеянности. У него в пальцах оказался блестящий клинок с рукоятью, покрытой какими-то странными значками. Ник, не глядя, завертел нож в пальцах. Глаза его были прикованы к Джеральду.

— Вот уж не знал, что Джеми можно отдать, как вещь.

— Да ладно, — протянул Джеральд с неподдельным удивлением. — Мы все отлично понимаем, как удобно демону иметь прикормленного волшебника. И вот он — пожалуйста, как по заказу. Молодой, многообещающий, сильный, и уже у тебя в долгу. Гляди-ка: только появился повод, и ты примчался предлагать дружбу и покровительство. Все сходится.

Ник резко хохотнул. Джеми стоял, словно громом пораженный.

Он недоверчиво оглянулся на Ника, и Мэй прямо-таки увидела, как у него в мозгу всплыли вчерашние события и слова: «эй, Джеми! Хочешь быть моим другом?»

— Нет, — медленно проговорил он. — Ты все неправильно понял, Джеральд. Ник не такой.

— Он как все, Джеми, — возразил колдун — мягко, будто не хотел путать подопечного суровой правдой. — Все хотят власти.

— У меня она уже есть, — произнес Ник. Тут он улыбнулся неожиданной, дикой улыбкой. — Хочешь проверить?

— На твоем месте я бы не грозилась, демон, — встряла Лора. — Ты сумеешь защищать своих смертных друзей сутки напролет? Так придержи язык, пока говоришь с нашим главой. Иначе однажды ночью мы проникнем к тебе в дом и порвем твоего братца в клочья.

Все небо почернело. Колдунов разом швырнуло по сторонам: Лора и ее напарник с такой силой врезались в стену, что стало ясно: Нику плевать, пусть хоть хребты переломают. Джеральда ударило о землю. Ник одним прыжком подмял его под себя.

— Нет, если я вас всех сейчас угроблю. — В его голосе звучали раскаты грома.

Он взмахнул рукой, и Джеральд тонко охнул, словно Ник пригвоздил его невидимым мечом. Он корчился и бился в конвульсиях под хохот Ника. В следующий миг Джеми бросился вперед и повис у него на запястье. Ник развернулся и на секунду оторвал Джеми от земли.

— Ты вообще за кого? — взревел он.

— За того, кто не хочет крови! — крикнул Джеми в ответ.

— Значит, не за меня! — процедил Ник и толкнул его через весь переулок прямо Мэй в руки.

Она поймала брата, хотя ее чуть не сбило с ног, и не дала вырваться, обхватив поперек ребер — те прямо ходили ходуном. Ник бросился туда, где лежал Джеральд. Ветер яростно взвыл.

Двое других колдунов поднимались на ноги (Лора побледнела от боли), и в ладонях у них засверкала, заструилась магия.

За стеной виднелись серые надгробия, торчащие из земли, словно кривые, щербатые и гнилые зубы в чьей-то ухмылке. Мэй смотрела на Ника в профиль и видела, как его цепкий взгляд мечется от врага к врагу — точь-в-точь острие клинка во время боя.

В растерянности Мэй совершенно забыла об Алане, но тут он напомнил о себе: проковылял вперед, схватил Ника сзади за волосы и запрокинул голову. Между Никовым горлом и воротником зловеще сверкнула полоска стали.

Ник судорожно вдохнул и замер.

— Прекрати! — процедил Алан ему в ухо. — Они пришли поговорить с Джеми. Каково ему будет, если ты здесь всех перережешь?

Ник издал протестующий рык, который, как догадалась Мэй, не подразумевал заботы о душевной гармонии Джеми.

— Но она сказала…

— Не слушай ее, — продолжил Алан. — Слушай меня. Прекрати сейчас же.

Гром протяжно поворчал и затих. Алан попятился, спрятал нож, после чего протянул руку Джеральду. Тот схватился за нее и встал на ноги.

Ник отошел к стене и, стиснув зубы, уткнулся лбом в кирпичи. Тучи над головой медленно расползались, черные щупальца грозы еще тянулись по небу, будто не хотели его отпускать, как Мэй не хотела отпускать брата. Однако она все-таки расцепила руки. Джеми, спотыкаясь, направился к Джеральду.

— Прости, — начал он. — Я не знал… Алан сказал, что хочет только поговорить.

— Так и есть, — подтвердил Алан. — Прошу прощения за выходку Ника.

— А я — за поведение Лоры. — Джеральд был столь же миролюбив и спокоен.

Они еще пожимали друг другу руки. Мэй заметила, что у обоих голубые глаза: темные у Алана и яркие, светлые — у Джеральда. Алан, улыбаясь, прищурил их. Колдун ответил улыбкой.

— Я не хотел никого обидеть, — заверил он. — Только сказать кое-что наедине.

— Я отвечу здесь и при всех, — сказал Алан с той же улыбкой. — Нет.

Джеральд заморгал. Алан разжал руку и отошел назад.

Последние тучи на небе собрались вихрем, словно вода в раковине, и стремительно исчезали. Ник, сложив руки, подпирал стену.

— Я хотел сказать вот что, — продолжил Алан. — Оставь Джеми в покое. Уезжай из Эксетера. Иначе я выдам твой круг Селесте Дрейк.

Джеральд продолжал улыбаться, будто старался ничем не выдать замешательства, а моргание — не в счет. Зато Лора немного побледнела.

— Селесты я не боюсь.

— Неужели? — переспросил Алан. — А стоило бы. Ты же теперь глава Круга Обсидиана, так? Прости, не сообразил. Надо было обратиться более официально, в соответствии с титулом.

— Да, глава — я, — ответил Джеральд. — Только официоза не надо. Я подумал… — он горько усмехнулся Джеми, и Мэй, к своему удивлению и гневу, увидела робкую ответную улыбку брата. — …В общем, «Черный Джеральд» звучит не особенно устрашающе.

— Новый глава, — подытожил Алан. — Да еще молодой. С гибелью Артура ты потерял почти полкруга и с тех пор только теряешь — твои лучшие люди сбежали туда, где поспокойнее, и тебе срочно понадобилось завербовать новых. А Круг Авантюрина жаждет твоей крови. Говоришь, все идет хорошо?

— Ты понятия не имеешь, на что он способен! — с жаром воскликнул второй колдун. — Ему ничего…

— Тихо, Бен! — одернул его Джеральд.

Тот смутился и, вспыхнув, потупился. Мэй посмотрела на него и вспомнила слова посланницы о новой метке.

— Я думаю, мои лучшие люди остались при мне, — твердо произнес Джеральд. Мэй тотчас поняла, за что его выбрали предводителем: Черный Артур, как бы ни был он грозен и внушителен, не отличался практичностью.

— И, кстати, на твоей стороне, Алан, никого не осталось. Кроме демона, который может в любой момент обернуться против вас. Да ты и сам наверняка об этом думал.

— Я на его стороне, — выпалила Мэй.

— Пардон, кроме демона и девчонки, которая не умеет ни колдовать, ни драться, — поправился Джеральд. — Помощи негусто, хотя речь не об этом. Я не желаю тебе зла, Алан, как и себе и своему кругу. Можешь не тревожиться.

— А я и не тревожусь, — ответил Алан.

— Я только хочу забрать Джеми из той среды, которая не поймет его и начнет травить, когда его тайна всплывет наружу, что непременно случится, и очень скоро. Силы у него много. Как думаете, что скажут родители, когда узнают, кто он такой? Его место — среди нас!

— По-моему, Джеми не просил тебя помогать, — заметил Алан.

— А тебя? — парировал Джеральд. — У него есть магический дар, поэтому он под моей опекой. Тебе рядом с ним делать нечего, и уж тем более я не брошу его на произвол демону!

— Как трогательно, — произнес Ник, — если забыть о том, что ты его заколдовал. А так речь просто чудная. Я чуть не прослезился.

Джеральд обратился к Джеми.

— Ты же знаешь, я тебя не обижу.

Джеми опустил глаза.

— Не уверен.

В ту же секунду Лора ударила в Джеми заклятием — между ними словно электрический разряд прошел. Магия сорвалась у нее с ладони, как ручная птица — быстро и легко. Мэй рванулась вперед, уже понимая, что не успеет, что сверкающая стрела поразит брата раньше. Однако заклятие отскочило от него и ударило в землю, не причинив вреда.

Джеми все же отпрянул, вцепился подбежавшей Мэй в руку и держал, пока не опомнился.

— Спасибо, Лора, — сказал он нетвердым голосом, отойдя от сестры. — Всю жизнь мечтал испытать микроинфаркт. Очень освежает.

Его по-прежнему слегка трясло. Мэй хотела поймать брата снова, обнять, успокоить, но он уже отвернулся.

Ник покинул свой пост у стены и вышел вперед. Нападать он не стал, однако загородил собой Джеми от колдунов.

— Что за фокусы? — спросил он очень тихо.

Ответил Алан, который стоял, сложив руки, и не сводил с Джеральда глаз.

— Скорее показные учения, — объяснил он. — На Джеми защитное заклятие. Значит, никакое колдовство ему теперь не повредит.

Ник развернулся и невозмутимо осмотрел Джеми.

— Мощная магия, — бросил он Джеральду через плечо. — Где столько силы взял?

Джеми растерянно смотрел на колдуна. Джеральд ответил ему уверенным взглядом. Его лицо было открытым, почти добродушным. Оно подкупало, словно говоря: «уж мне-то вы можете доверять».

К тому же помощь Ника казалась подозрительной. Мэй, сестра, предала его. Лишь один завоевал доверие Джеми — колдун Джеральд!

— Пусть это вас не волнует, — ответил он. — Достаточно знать, что я в силах защитить своего, если потребуется. И так будет всегда, — кивнул он Джеми. — В следующий раз я приду один. Надеюсь, ты тоже.

Джеми неловко кивнул — скорее машинально, нежели в знак согласия. А может, и наоборот.

— Бен, Лора, — окликнул Джеральд помощников, и они повернулись вслед за ним. Проходя мимо Ника, он даже не удостоил его взглядом, словно пустое место.

Затем колдун резко остановился на выходе из переулка — помощники покорно замерли по сторонам, как часовые.

— Алан, будешь готов поговорить, дай знать. Если что, я помогу.

 

Глава пятая

НЕ ТЕ ОТВЕТЫ

— Значит, решено, — произнес Алан, как только колдуны ушли. — Завтра же сдаем их Селесте Дрейк.

— А что она с ними сделает? — испуганно спросил Джеми.

Алан ответил уклончиво.

— Я дал ему шанс уйти.

— Нет, ты его запугивал!

— Слушай, чего ты хочешь? — вмешался Ник. — Стать таким, как они? Или чтобы колдуны торчали здесь, убивали твоих знакомых? Про сестру не забыл?

Джеми глянул на него исподлобья.

— Нет, не хочу! Что я — дурак? Неужели нет другого способа все уладить помимо угроз и убийств! Где тут графа «воздержаться»? Ты же видел, как заклятие от меня отразилось! Джеральд хочет меня защитить!

— Вот ты и попался на крючок, — сказал Алан. — Пойди, объяви ему благодарность. Думаешь, он на нее не рассчитывал?

— Не много ли труда ради одной благодарности?

— Много, — согласился Алан. — Очень много. Он наверняка не одного человека убил, чтобы навести такую защиту. И может снять ее в один момент.

— Я тоже могу, — предложил Ник. Увидев, как подскочил Джеми, он ухмыльнулся краем губ. — Но не буду.

Джеми ответил неуверенной улыбкой. Ник в одну секунду очутился рядом и, не успела Мэй шевельнуться, направил на него нож.

— Зачем зря время тратить? — протянул он, легко проводя острием по горлу Джеми. — Магия защитит только от магии. Джеральд не тебя бережет, а свои интересы. Если какой-то другой круг попробует тебя колдовством заманить к себе, ничего не выйдет. А вот убить… — он подбросил нож в воздух, как монетку, и запросто поймал отработанным движением, — сможет запросто.

Мэй поймала Ника за руку. Он яростно вскинулся, но осадил себя, глядя на нее сверху вниз — нож в руке, жилка у Мэй под ладонью бьется, как ошалелая.

— Может, спрячешь это? — Мэй дернула подбородком.

Ник убрал нож.

— Хотел объяснить подоходчивее.

— То-то твой ножичек чуть не дошел мне до позвонков, — заметил Джеми.

Его сестра отвернулась и быстро пошла к стене — перелезть на ту сторону. Она так старалась выглядеть проворной, что ободрала локоть. Пришлось терпеть, чтобы не выдать боль.

Ник больше не стал подсаживать Алана — засунув руки в карманы ждал, пока брат кое-как карабкался через стену вслед за остальными.

— Я не хотел тебя поранить, — вдруг сказал он Джеми.

Мэй тронула Ника за плечо. Ее пальцы коснулись мышц, которые тут же напряглись. В следующий миг он шарахнулся прочь и угрюмо на нее покосился.

Мэй улыбнулась, словно такая реакция была нормой.

— Иногда у людей, если приставить им нож к горлу, возникает другое впечатление, и они пугаются. Знаю, звучит дико, но все-таки.

— Ладно, — сказал Ник, повернулся к Джеми и показал, как выскакивает лезвие ножа в запястном чехле. — Гляди сюда!

Джеми попятился.

— Интересно, на каком языке слова «люди пугаются» значат «покажи мне нож, Ник»? Не надо мне совать его под нос! Глаза б мои на него не смотрели!

Ник вздохнул.

— Это стилет. Идеален для колющих ударов, за что я его и люблю.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — взмолился Джеми. — Хочешь довести до слез?

— Я тебя в угол не загонял, — продолжил Ник. — Мог бы уж сто раз сбежать. А этот кинжал не сбалансирован. Палка — и та летит лучше. Захотел бы тебя поранить, выбрал бы нож для метания.

Джеми сморгнул.

— Эти слова я запомню навеки. Может, и пожелал бы забыть, да чувствую, не смогу.

— Вот и славно, — сказал Ник. — Как я уже сказал, магия тебя не защитит при твоем таланте нарываться на неприятности. Тут другая подготовка нужна.

Повисла долгая пауза, во время которой Ник разглядывал Джеми критически, а Джеми Ника — в смертельном страхе.

— Так ты хочешь научиться стрелять из ружья или бросать ножи? — спросил тот напрямик.

— Ха-ха, — вырвалось у Джеми. — Нет. Ник холодно смерил его взглядом — словно собрался освежевать.

— Для меча ты больно хилый.

Мне больше нравится «худощавый». Ник невыразительно посмотрел на него и сказал:

— Поехали ко мне. Я тебя научу обращаться с ножом.

— Что? — всполошился Джеми. — Зачем?

— Потому что я добрый и внимательный друг, который, в отличие от некоторых, искренне беспокоится за твою безопасность, — произнес Ник. — Идешь?

Джеми посмотрел на него, потом на Алана. Взгляда Мэй он старательно избегал. У нее вдруг неприятно екнуло сердце. Она поняла, что брат просто не хочет возвращаться с ней вместе.

— Иду.

Джеми сбежал от нее, а Ник не пригласил. Мэй живо представила, как они все садятся в машину и уезжают, а ее бросают на обочине. В следующий миг она повернулась и заглянула в лицо Алану.

— Не хочешь со мной прогуляться? — спросил он. — У тебя наверняка накопились вопросы.

Его глаза сияли спокойствием и синевой, как два озера. Казалось, в них можно провалиться и падать чуть ли не вечность.

— Накопились, это точно, — ответила Мэй.

— Первый вопрос следующий, — сказала она уже по пути назад, к центру города, — кто, черт возьми, такая Селеста Дрейк?

— Глава другого колдовского круга — Круга Авантюрина. Я о ней мало что знаю — ее круг нас особенно не тревожил. Думаю, он не самый худший. Не грызет другим глотки за власть, во многом находит своим силам жизненное применение. Мне кажется, сама Селеста — медик, а кто-то из ее людей использует магию в бою. Мы это выяснили, когда Ник взялся провести первое и последнее исследование на тему колдовского мира. Есть еще пара историков, которые изучают прошлое, глядя в хрустальный шар.

— Ну, с позиции феминистки приятно слышать, что женщинам тоже позволено руководить… э-э, отрядами магического зла.

— Да уж, — мрачно проронил Алан. — Не хватало еще колдунов-шовинистов. Это сразу поставит под сомнение их интеллект. Битва с дураками — позор на мою геройскую голову.

Мэй развеселила его дурашливость. Алан открыто, по-дружески ей улыбнулся, а она легонько толкнула его в ответ.

— Тогда почему мы сдаем Джеральда именно этому кругу?

— У меня на Ярмарке еще остались кое-какие связи, — сказал Алан. — Ходят слухи, что Селеста его ищет. Наверняка затем, чтобы сказать пару ласковых по поводу вторжения. Ее круг, видишь ли, находится в Лондоне, так что Джеральд с Артуром ловили Ника на чужой земле.

— А переехать им, значит, нельзя? Так важно соблюдать границы территории?

— Каждый круг, который колдун чертит в жизни, — образ одного и того же каменного кольца, в честь какого названо их сообщество. Колдовские печати тоже связаны с этим кольцом. В одних случаях камни погребены в земле, в других — расположены на виду, как кольца друидов. Колдуны берегут их как зеницу ока. Им отвратительна самая мысль о том, что рядом окажется другой круг. Черный Артур привез своих людей в Лондон без спросу. Думал, что после победы сможет сокрушить всех, кто встанет у него на пути.

— Вполне в его духе.

Алан кивнул.

— А Джеральду приходится это расхлебывать. Его колдуны разбежались, взяли себе другие печати. Он был вынужден отступить, а теперь спешно пополняет ряды — один из крупнейших кругов жаждет его крови за вторжение. Нам все это очень на руку.

Мэй потрогала новый талисман.

— Посланница, которая ко мне приходила, рассказала, будто бы Джеральд изобрел что-то вроде специальной метки, которая даст ему еще больше силы. Насколько силен этот Круг Авантюрина?

— Не волнуйся, — уверил Алан. — Джеральду хватит.

Они очутились в тени аллеи, за которой начиналась северная часть города. Алан поднял голову. Над ними нависали темно-зеленые кроны с пышной молодой листвой.

— Эти деревья когда-то называли пляшущими.

— Правда? — Мэй улыбнулась. — Не знала.

Алан просиял ярче красного предзакатного солнца, чей свет пролился сквозь зеленый полог и засверкал на круглых очках.

— Точно. Здесь раньше вешали людей — иногда по частям. Когда дул ветер, эти части…

— Стоп, я уже догадалась, — поспешно вставила Мэй.

— Ой, — спохватился Алан, — извини. Я думал, тебе будет интересно.

«Наверное, так он смиряется со страшной правдой жизни и с Ником в том числе, — подумала Мэй. — Превращает кошмары в интеллектуальные диковины».

— Слушай, а не проще ли, — сказала она, меняя тему, — вместо того, чтобы связываться с этой Селестой, дать Нику разобраться с Джеральдом и остальными?

Ее каблук звонко стукнул по брусчатке в тишине. Она прошла вперед, оглянулась и стала смотреть на стену из песчаника, чтобы не видеть напряженно-сдержанного лица Алана.

— И как ты это себе представляешь? — спросил он после долгой паузы. Его голос звучал как натянутая струна: тронь — и лопнет.

— Ну-у, — начала Мэй и запнулась. В памяти встала картина: ее руки в крови.

— Дать ему всех перебить? — закончил за нее Алан.

— А разве они не убийцы?

— Я не о них беспокоюсь, — ответил Алан. — Продолжи свой план, раз начала. Итак, мы просим Ника всех уничтожить. Он это делает — у меня, правда, есть сомнения на этот счет, ну да ладно.

— Я думала, демоны сильнее всех, — сказала Мэй. — Разве не поэтому колдуны приносят им в жертву невинных людей? Зачем еще призывать демонов в союзники?

Они вышли на узкую улочку, где старинные, из глыб песчаника, дома обросли магазинными витринами.

— Магия — это, считай, электричество, — начал Алан. — А сила Ника — как молния: она может спалить все на своем пути, но комнату ей не осветишь и белье не погладишь. Колдуны — своего рода трансформаторы. Они ослабляют этот поток и преобразуют в куда более полезную энергию.

Значит, Джеральд не врал: Ник может использовать Джеми как проводника для своей силы. Ему пригодился бы… ручной колдун.

— Да, — признал Алан, — только Нику гордость не позволит просить о помощи. Даже в крайнем случае. Он к власти не рвется, да и мы здесь не ради нее.

— Знаю, — сказала Мэй. — Уж мне-то ты можешь не рассказывать. Зато Джеральд, похоже, думает иначе. На этом можно сыграть.

Алан задумчиво прищурился, как будто пристально что-то разглядывал. Потом он кивнул, и Мэй стало теплее от этой маленькой победы — как будто она решала задачку с очень умным товарищем и нашла ответ первой.

— Предположим, мы дадим Нику всех их уничтожить, — продолжил Алан, и теплота исчезла: на душе у Мэй повеяло ледяным холодом. — Что дальше?

— Не поняла.

— Идея в целом неплоха, — рассеянно заметил Алан. — Мне бы понравилось. В следующий раз кто-нибудь попросит избавиться от другого круга, и кончится тем, что Ник объявит войну всем колдунам. Когда их не останется, у него руки будут по локоть в крови. Потом придет очередь посланцев, преступников… — Алан положил руку на стену. Песчаник был старым, в бурых пятнах, словно на нем сто лет назад кого-то убили, — …и после этого его уже будет не остановить. Он сметет всех на своем пути.

— Хочешь сказать… ты его боишься? Он же никогда те…

— Пострадать я не боюсь, — тихо прервал Алан. — Я боюсь того, что он может натворить. Либо сам себя погубит, либо весь мир. В сравнении с этим моя жизнь ничего не значит.

— Нет! — выпалила Мэй и сжала его руку. — Значит.

Алан мгновенно расцвел удивленной и восторженной улыбкой, от которой у Мэй защемило сердце. Никто не должен так удивляться, узнав, что людям не все равно — жив ты или нет.

— Я не могу отправить Ника на войну с колдунами, — сказал Алан. — Ему нужно обозначить предел.

— Раньше ты этим не заморачивался, — буркнула Мэй.

— Неправда! — оборвал ее Алан. — Просто мы жили неправильно. У меня даже не было условий как следует его воспитать, научить…

— Как стать человеком?

— Доброте.

У Мэй сегодня явно не ладилось с вопросами. Она замолчала. Дорога привела их под низкую арку церкви Святого Стефана, за которой лежал торговый центр города.

— Правда, я пытался оградить его от самого худшего, — продолжил Алан. — Держать от себя подальше, когда надо было кого-то медленно убить или запытать до смерти.

Мэй не верила ушам: трудно было представить, что они ведут такие беседы, прохаживаясь рядом с галереей «Принсесхэй». Между средневековыми стенами церкви и витринами в неоновом свете стояли развалины местного приюта — снести их во время постройки молла не позволили.

Алан остановился изучить мемориальную табличку.

— Значит, ты брал пытки на себя, — подытожила Мэй дрогнувшим голосом: в тени повеяло холодом. Она обхватила себя руками.

— Да, и вполне охотно, — сказал Алан. — Думаю, я помогу Джеми другим способом.

— Мы поможем, — поправила Мэй, и он кивнул в знак согласия. — Прости. Зря я спросила. Надо было сообразить. — Она глубоко вздохнула. — Послушай, вы с Ником… поссорились? Когда я звонила, у вас громыхало, как в бурю. Он что-то натворил?

Алан медленно вздохнул и тем самым почти ответил на вопрос.

— Мэй, — начал он, — ты хочешь, чтобы я тебе врал?

Он поднял руку и потер тревожную складку между бровями. Скоро она там отпечатается, подумала Мэй, и ее уже никто не разгладит. Тем более он сам.

— Нет, — выдохнула она. — Не хочу.

Алан забрел в развалины приюта, от которого осталась только часть стен без крыши. Безымянные чиновники, которые не дали их снести, разрешили установить стеклянные двери наподобие витрин с неоновым освещением. Там же, между стеклами, подвесили осколки античной керамики вперемежку со старыми банками от кока-колы. Алан, глядя больше на них, чем на Мэй, произнес:

— Вру я очень убедительно.

— Скажи лучше правду: ты сам о чем-нибудь мечтал? Для себя лично?

Вот тут Алан повернулся к ней.

— Да, — ответил он. — Раз-два случалось.

Мэй опустила взгляд и пнула древнюю стену.

Через миг она подняла голову на шорох. Оказалось, Алан встал по ту сторону стеклянной двери. Встроенные лампы осветили его лицо каким-то потусторонним аквамариновым сиянием, будто он очутился под водой. Его ладонь, прижатая к стеклу, как бы стремилась утянуть Мэй на дно.

— Всегда считала эти двери дурацкими, — сказала она невпопад, сглаживая момент, переводя все в несерьезную плоскость.

— Правда? — Алан легко повел пальцами по стеклу, словно касаясь экспонатов за ним. — А мне они нравятся. По-моему, неплохая идея: показать связь веков, прошлое, настоящее и наше место в истории.

— Видимо, неоновый свет не давал мне постичь весь символизм композиции, — с улыбкой заметила Мэй.

Алан снова удивленно и радостно улыбнулся, словно Мэй еще раз сказала, как ценна его жизнь.

— После завтрашнего разговора с Селестой, когда Джеми будет вне опасности… — произнес он и задумчиво умолк, — …пожалуй, мы с Ником поживем здесь еще немного.

Алан обвел тонким артистичным пальцем контур разбитой кружки.

— Хотел спросить: что ты делаешь в субботу вечером?

Приглашение прозвучало так буднично, так потрясающе нормально после разговоров о демонах и жертвах, что Мэй даже онемела.

Алан терпеливо ждал ответа со своей стороны стеклянной двери. Его синие глаза смотрели серьезно.

— Не знаю. Как насчет потусить в клубе до утра?

— Это можно, — ответил Алан, роняя взгляд — ресницы вспыхнули золотом в неоновом свете. — Если вместе с тобой.

— Только сейчас не проси, — спохватилась Мэй.

— Занята, или дело во мне?

— У нас в классе есть парень… — начала она сбивчиво. — Мы не встречаемся, но я вроде как обещала дать ему шанс. А нарушать обещания — не в моих правилах.

Алан отошел от двери в объятия сгущающихся теней.

— Ценю твою честность, — сказал он. — И в свою очередь, буду так же честен. Иногда я это практикую. Нечасто, но все-таки. — Он улыбнулся обыкновенно, по-дружески заразительно. — Надеюсь, твой парень свой шанс упустит.

Мэй наклонила голову, чтобы спрятать улыбку, но та промелькнула в ее голосе:

— Тут уж не угадаешь, хотя…

— Нет, я тебя понимаю, — сказал Алан. — И все-таки, что ты делаешь в эту субботу? Я как друг спросил. Думал, мы сможем — как друзья, конечно, — прогуляться до Ярмарки Гоблинов. Если тебе еще хочется снова там побывать.

Мэй засмеялась над его уловкой.

— Так нечестно!

Алан, улыбаясь, за руку вывел ее из развалин.

— И не говори.

Когда Мэй вернулась, Джеми дома не было. Пришлось признать горькую правду: он предпочел остаться с тем, кого боялся, только бы не говорить с сестрой.

А может, Ник отправил его на больничную койку.

Рассудив, что в последнем случае ей позвонили бы, Мэй пошла спать в одну из комнат для гостей. Разговор с Джеми подождет до утра, а пока им обоим нужно отдохнуть. Мэй легла в кровать, лелея мысль о предстоящей поездке на Ярмарку.

Ей снова привиделось дерево, усеянное мигающими огоньками, прилавки, где торговали волшебством, будто сувенирами, барабанный бой и выкрики заклинателей. Ярмарка манила ее, как ничто на свете. Мэй мечтала о ней и с теплотой вспоминала Алана. Его стоило полюбить хотя бы за это.

Правда, так было бы нечестно по отношению к нему. Она знала, что очень ему обязана, ведь благодаря Алану Джеми остался жив. И все-таки неправильно любить кого-то из благодарности. Мэй стало тошно при одной мысли о такой любви. Наверное, решила она, Алан с ней согласится.

Полюбить его за улыбку, ум и доброту — это было бы справедливо. Впрочем, у нее уже была такая возможность. Она видела, как Алан к ней относится, но тогда ее слишком тревожила судьба Джеми, слишком будоражила магия. А потом все само собой завертелось вокруг Ника.

С тех пор многое изменилось, но, так или иначе, Алан не заслужил роли запасного игрока.

Впрочем, сейчас речь шла не о том, с кем встречаться. Просто она дала Себу слово и не собиралась его нарушать. Прежде всего — дружба.

И магия.

Мэй услышала шаги Джеми на лестнице и помчалась наверх — набирать ванну. Теперь можно было ложиться с чистой совестью: брату ничто не угрожало.

За открытым окном виднелся серый шпиль церкви Святого Леонарда, похожий на готическую башню. Когда Мэй зажмурилась, черно-сумрачная картина (будто кто взял огромные ножницы и разрезал ночь пополам) исчезла. Вместо нее возникло воспоминание о музыке, огнях и волшебстве, а особенно живо — о танцорах, вызывающих демонов. О девушке в красном, которую Ник называл Син.

Мэй впервые увидела ее в танце, где каждое па было четким и уверенным, каждый взмах руки вызывал восхищение. А когда Син замирала, толпа, не дыша, смотрела на нее. С ней считались; она была красивой, талантливой и всецело принадлежала волшебству, которое создавала.

Может, снова удастся ее повстречать?

Очутившись в теплой полудреме, Мэй оживила в памяти тот миг, увидела заново прекрасную танцовщицу… и у нее защемило внутри от одной мысли: «Если бы весь этот мир был в моей власти, я пожелала бы лишь одного: быть такой, как Син».

С новым талисманом на шее Мэй сквозь сон мерещилось, что за окном кто-то рычит и бродит, словно к ним в сад сбежались все окрестные кошки. Она знала, что пробраться внутрь чужакам не удастся, но их голодные вопли еще долго не давали ей покоя.

 

Глава шестая

ВЕТЕРОК НА КОЖЕ

Проснулась Мэй от звонка в дверь. Она разлепила один глаз, куда тотчас ударил беспощадный свет утра, и сосредоточила взгляд на будильнике — красные цифры высветили шесть ноль-ноль — после чего упала лицом в подушку.

Звонок повторился. Мэй начала вспоминать, не говорила ли мать о новом молочнике. Камикадзе по совместительству.

Тут задребезжало в третий раз — по всему дому, отдаваясь от высоких потолков.

— Боже, ну за что мне это, — простонала Мэй и по пояс выползла из теплой постели, чтобы дотянуться до ледяного подоконника. В следующий миг она потеряла равновесие и съехала на пол, но потом кое-как поднялась, уцепившись за простыни.

Выглянув наискосок в окно, Мэй разглядела у двери высокого темноволосого парня.

Себ!

Ну все, ему конец. Он что, решил потащить ее рассвет встречать? Любой, кому приходила на ум эта романтическая мысль, отправлялся считать звезды после меткого удара кулака.

«Нельзя, чтобы дверь открыл Джеми», — спохватилась Мэй. Она нашарила рядом с кроватью джинсы и натянула их, не вылезая из-под одеяла. Потом вылезти все-таки пришлось, чтобы обуться. Пока она завязывала шнурки, позвонили еще раз.

— Поделом тебе будет, если мать подойдет раньше, — буркнула Мэй, сбегая по лестнице и пытаясь причесаться пальцами, — и забьет насмерть портфелем.

Аннабель Кроуфорд терпеть не могла ее парней. Представив, что случится с матерью, если та встретит на пороге Себа, Мэй изрядно развеселилась и к двери подходила уже с улыбкой. Глядишь, Себу еще повезет отделаться легким испугом.

Когда Мэй открыла дверь, на нее временно нашел столбняк. Мир как будто застыл на секунду и перевернулся с ног на голову — так неожиданно все изменилось.

На пороге стоял Ник.

Он был на диво прилично одет: вместо обычной футболки — аккуратно застегнутая рубашка и джемпер поверх нее (не иначе, подарок Алана). Его красивое лицо, как всегда, ничего не выражало.

Мэй вдруг слишком отчетливо осознала, что стоит перед ним в пижамной майке с надписью «Проснись и вой». И портретом щенка вдобавок.

— Ник?! — выпалила она, стараясь подавить неуклонно растущее смущение, которое горячими волнами накатывало изнутри. (Хотя с какой стати ей краснеть? Не она же заявилась к чужому порогу бог знает в какую рань!) — Тебе чего?

Ник привалился к стене крыльца и сказал:

— Поговорить хочу.

— А-а, — отозвалась Мэй. — Извини, но тебя нынче ночью не похищали инопланетяне? На предмет промывки мозгов?

Ник поднял брови.

— Изливать душу я не собираюсь, — произнес он. — Пройдемся? Не хочу говорить рядом с этим домом.

— Прошу прощения, но это мой дом! И нет в нем ничего такого!

— Он слишком большой, — объяснил Ник, хмуро косясь на дверь. — Не поймешь, где кто прячется. И не услышишь, что в другом конце творится. Слишком много мест для засады.

Мэй потерла глаза, окончательно просыпаясь.

— Ты за этим пришел чуть свет — сказать: «Мэй, твой дом — смертельная ловушка, выходи гулять»?

— Для начала, — ответил Ник. — Так ты идешь?

— Сейчас, только оденусь. — Мэй покачала головой, бросила Ника на пороге и стала шарить среди пальто и плащей на вешалке, пока не нашла свою джинсовую куртку. Надо же было хоть чем-то щенка прикрыть.

Они спустились по дорожке и вышли на Ларкбир-роуд, улицу, которая вела к реке. Было очень свежо, утренний ветер пускал рябь по воде и ерошил волосы. Мэй попыталась еще раз пригладить волосы, заранее зная, что ничего не выйдет. Ник неторопливо шагал рядом — холод явно был ему нипочем.

— Кажется, кто-то хотел поговорить, — напомнила Мэй. — Непохоже.

Ник только посмотрел на нее.

— Ну, чем ты занимался с тех пор, как мы расстались? — осведомилась она и, не услышав ответа, демонстративно возвела глаза к небу. — Это называется беседа, Ник. Давай поддержи ее. Скажи что-нибудь смешное.

В этот миг ей в лицо ударил особенно лютый вихрь. Она поморщилась, а Ник едва прикрыл глаза.

В конце концов, он что-то произнес, но слова сдуло ветром. Мэй расслышала только последнее, что-то вроде «кыш».

— И кого же ты прогоняешь? — спросила она.

— Никого, — сказал Ник. — Я сказал, что купил «Вэнкиш».

— Хм-м. Не поняла.

— «Астон-Мартин Вэнкиш».

— Ах, машину, — догадалась Мэй.

— Не просто машину, а классику, — чуть сурово поправил Ник. — Ее привезли к нам в гараж, разбитую. А я выкупил. Алан сказал, если починю без всякой магии, будет моя. Этим я и занимался в последнее время.

Все познания Мэй о машинах уместились бы на страницу и состояли бы из фраз вроде «они возят тебя с места на место» и «с мотором, но не мотоцикл», однако она на всякий случай кивнула и сделала серьезное лицо, как будто прониклась идеей реставрации авто.

— Как же ты ее вез в Эксетер? Ник усмехнулся.

— Ну, для этого пришлось поколдовать. Чуть-чуть.

— Самую малость, — поддакнула Мэй. — Ну да, силы-то немеряно.

Ник удивленно покосился.

— Девочка, показать фокус?

— Не знаю. Не хочу тебя эксплуатировать.

— Ничего, переживу, — сказал Ник. — На вот, посмотри мой магический нож.

Он вытащил пружинный стилет, которым накануне поигрывал перед колдунами, и бросил Мэй.

Она чуть не уронила его от неожиданности, но в последний миг успела поймать. Металл был еще теплым — Ник носил его близко к телу.

Насечка вблизи выглядела грубовато, не как руны, а как наброски рун. По серебряной рукояти змейкой вился желобок, будто выбитый долотом — глубокая борозда с острыми краями, которые чуть не порезали Мэй ладонь.

— Сам делал гравировку? — спросила Мэй и, когда Ник кивнул, продолжила: — Впечатляет. Ну, и какая в нем магия? Что он может?

Мэй твердо верила, что можно быть тактичным, никого не обманывая. Выходило тоньше и умнее, а если собеседник обратил внимание, значит, в следующий раз надо проявить еще больше ума и тонкости.

— Резать.

Мэй недоуменно моргнула.

— Потрясающе. А в следующий раз ты меня удивишь магическим колесом, которое крутится?

Она не знала наверняка, как выпускать лезвие, но, присмотревшись, нашла крошечный рычажок и уже собиралась на него нажать, когда ее руку стиснуло железной хваткой.

Мэй вздрогнула и оглянулась на Ника. Он даже не повернул головы и смотрел перед собой. Казалось, его рука сработала инстинктивно.

Мэй попыталась вывернуться. Вот тут Ник обратил к ней взгляд.

— Не открывай, — произнес он, как всегда, ровным тоном. — Говорил же: на нем чары. Что угодно разрежет.

Ник отобрал нож и выстрелил лезвием. Оно сверкнуло в утренних лучах. Кромка была такой острой, что казалась граненой и искрилась на солнце, как бриллиант.

— А почему тебе можно, а мне — нет?

— Если у тебя есть девятилетний опыт обращения с холодным оружием, пожалуйста, — пожал плечами Ник. — Отдам хоть сейчас.

— Девятилетний… брось, не может быть! Ты что, с восьми лет этим занимаешься?

— С семи, — поправил он.

Последнее слово прозвучало холодно и скупо — словно камень в воду уронили. Ник подбросил нож и поймал его. Лезвие тонко просвистело в полете, как будто распороло воздух.

Мэй почти забыла, что Ник младше ее, даже младше Джеми. И притом неизмеримо стар. Еще бы: демоны живут вечно.

Правда, человеком — если его вообще можно так назвать — Ник прожил чуть больше шестнадцати лет.

— А что… — Мэй услышала дрожь в своем голосе и замолчала, чтобы собраться с духом. — Этот нож — он и с алмазом сладит?

— На раз, — хладнокровно произнес Ник. — Кость режет, как масло.

— Да, лучше иметь такой нож, чем уметь управлять погодой.

Ник нахмурился.

— У меня само так выходит — повелевать огнем, водой, кровью. Магия — дело другое. Пришлось попотеть. — Он, к тревоге Мэй, почти любовно оглядел смертоносный клинок и спрятал лезвие. — Сила у меня есть, — тихо продолжил Ник. — Но я не могу ее контролировать.

— Ты можешь научиться, — так же тихо сказала Мэй — наверное, чтобы не искушать судьбу. Не хотелось думать, что будет, если Ник не овладеет наукой себя сдерживать.

— Ты ведь у меня в долгу? — вдруг спросил он.

— Что? — встрепенулась Мэй.

— Мы с Аланом уже один раз вас вытащили из переделки и сейчас вытаскиваем, — одернул Ник. — Я помогаю Джеми, а значит, ты мне должна.

— Да, да, знаю! — перебила Мэй. Этот разбор счетов ее задел. — Чего ты хочешь, Ник?

— Хочу, чтобы ты мне помогла.

Он был выше ростом, но ухитрялся идти с ней в ногу — видно, привык подстраиваться к темпу отстающего. Однако ее резкая остановка явно застала Ника врасплох — он немного прошел вперед и развернулся к ней лицом. Мэй вспомнила, как он похожим образом кружил рядом с врагом: выискивал слабину, улучал момент для нападения.

— Я? — От потрясения Мэй напрочь забыла о такте. — Как ты это себе представляешь?

Ник, вместо того чтобы смутиться — мол, глупость сморозил, — с досадой посмотрел на Мэй, как на дурочку. Потом перевел взгляд на реку и процедил:

— Научи вести себя как человек.

— А-а, — чуть слышно выронила Мэй — легче июньского ветерка. Кажется, Ник ее даже не слышал. Она тяжело сглотнула — на язык словно битого стекла насыпали — и спросила хрипло: — Зачем?

Ник снова повернулся к ней.

— Для Алана, — ответил он и только что не добавил «конечно». — Он много ради меня рисковал. Не знаю почему, но не хочу, чтобы он об этом пожалел.

— Так значит, дело в долге? — спросила Мэй. Ее голос все еще еле звучал и терялся под порывами ветра.

Ник пожал плечами.

— В чем же еще?

Он расценивал поступок Алана как услугу, которая требует оплаты и только. Других причин учиться человечности у него не нашлось.

— Почему ты просишь меня? Почему не самого Алана?

— У тебя это хорошо выходит, — ответил Ник. — В отличие от брата. За исключением — когда он говорит правду. Ему пришлось расти со мной и Ма, так что он сам не научился быть как все люди. Научился только их обманывать.

Мэй вспомнила, как Алан запросто говорил о деревьях с висельниками.

— Ладно, — выдохнула она. — Поняла. И все-таки Алан был бы рад помочь. Не понимаю, зачем тайно прокрадываться к моему дому ни свет ни заря?

— Затем, что я хочу обмануть его и не могу! — рявкнул Ник. — Затем, что все плохо, и он боится, что я не сдержусь. Жалеет, что меня выпустил.

Значит, между Ником и Аланом наступил какой-то разлад, и очень серьезный.

— Неправда, не жалеет, — ответила Мэй, не придумав ничего лучше.

— И не будет, — яростно произнес Ник, словно давал себе установку. — Потому что ты мне поможешь. Научишь, как хотя бы казаться человеком, чтобы он поверил. Пусть думает, будто я и правда им стал. Это его осчастливит.

Тут он замер на месте — снова как дикий зверь, который углядел добычу и не хотел ее спугнуть. Потом протянул ладонь, будто хотел погладить Мэй по волосам (а ведь когда-то он даже намотал их на руку), но остановился.

Голос Ника звучал трескуче и глухо — ни дать ни взять огонь, лижущий угли, а журчание воды, подмешиваясь к его речи, еще добавляло ей странности.

— Если ты поможешь сделать Алана счастливым, — посулил Ник, — я готов на все для тебя.

Мэй чуть выпрямилась. Плюс сантиметр роста — и то хорошо.

— Обойдусь без взяток, — сказала она. — Мы же у тебя в долгу. Буду рада помочь.

Ник кивнул и даже не поблагодарил, только развернулся и пошел обратно в сторону церкви. Ветер как будто сменил направление и снова подул им в лицо.

Конечно, рядом с заклинателем погоды ни о каком «будто» речи не шло.

— Когда ты говоришь ужасные вещи, и люди пугаются, — прокричала Мэй против ветра, — добавляй: «я совсем не это хотел сказать».

— Я всегда говорю, что хотел.

— М-м… Ладно. Еще хорошие слова: «я, наверное, неудачно выразился». Пусть решат, что ты имел в виду другое.

— Почему?

— Людям легче думать, что ты сморозил чушь. Мы постоянно говорим глупости, но при этом можем забрать свои слова обратно. Все друг друга прощают, на земле мир и покой, — объяснила Мэй. — Иначе сочтут, будто тебе плевать на остальных, а хуже этого нет.

Они свернули, река осталась в стороне, и ветер свистел над головой, сотрясая ветви деревьев и внезапно набрасываясь из-за заборов.

Ник поразмыслил над услышанным и нашел в нем разумное зерно.

— О'кей, я могу притвориться, что мне не плевать.

— Кстати, — заметила Мэй, — если хочешь быть человеком, попробуй искреннее ненаплевательство. Помогает.

Ник долго, задумчиво на нее смотрел, а потом улыбнулся. Улыбка вышла недобрая.

— Кажется, ты не так меня поняла, — сказал он. — Я не хочу быть человеком.

Мэй удивленно моргнула. В следующий миг рядом с ней что-то оглушительно громыхнуло, словно кто выстрелил из ружья над самым ухом. Оказалось, собака в соседнем дворе вдруг начала остервенело лаять и бросаться на ворота, чтобы достать Ника. Здоровая псина, немецкая овчарка… в оскаленной пасти сверкают белые зубы. Когда Ник сделал шаг к воротам, она забилась с удвоенной яростью, даже чугунная решетка задрожала под ударами.

Ник прислонился к воротам. Из собачьей глотки вырвался жуткий, прерывистый горловой рык.

— Звери — свидетели.

Он выглядел обыкновенным парнем — потертые джинсы, длинная челка. Несколько раз за прогулку Мэй забывалась и думала о нем как о Нике, которого она знала раньше, до прозрения. Тем нелепее казалось то, что животные его боятся и люто ненавидят.

— Я — не человек, — произнес Ник. — Никогда не был, никогда не стану. Мы иначе устроены, иначе чувствуем и думаем. По-другому мне не надо. Зачем? Что в вас, людях, такого замечательного? Всю жизнь барахтаетесь в сомнениях, мучаете себя, мучаете друг друга, да еще «совсем не того хотите».

Он мельком посмотрел на собаку, и та плашмя ударилась о землю и заскулила. Ник на мгновение зажмурился.

— Когда я кого-то мучаю, — заключил он, — то делаю это осознанно.

Повисла долгая пауза, во время которой только ветер свистел и завывал над головой, да собака поскуливала за воротами, ни жива, ни мертва от страха.

— Какая жалость, — произнесла наконец Мэй. — А мне, знаешь, представлялся такой мрачный, страдающий, отверженный герой, тоскующий по человечности. Артистическая натура, поклонник скрипичных концертов. Прямо видела, как ты стоишь на верхушке небоскреба, бесконечно одинокий, с единственной слезинкой на щеке…

Ник усмехнулся краем губ.

— Что поделать, «демон» рифмуется с «эмо».

— Романтика, да и только, — вдохновенно протянула Мэй. — Все, ты разбил мою хрустальную мечту.

— Зато у Алана дома полно скрипичных концертов, — заметил Ник. — Могу взять послушать. Спорим, минут через пять мне захочется кого-нибудь удавить.

— У меня даже нет слов выразить, как я разочарована. — Мэй посмотрела на небо, которое из бледно-серого, рассветного, стало ярко-голубым. — Вернусь-ка я лучше домой и разбужу Джеми, раз нам сегодня ехать в Лондон. Вчера ты его поздновато привез.

Ник отошел от ворот и догнал Мэй.

— Джеми я не задерживал. И в машине он со мной ехать не захотел. Спорим, помчался к своим — предупредить о наших планах.

— Джеми не колдун! — воскликнула Мэй, не ожидая услышать столько неуверенности в голосе.

— Я этого и не говорил, — парировал Ник. — Только не делай вид, что он не завел себе новых друзей.

— А вдруг нет?

Голос Мэй звенел от страха. Он отражал ее внутреннее состояние: как будто фибры ее души скрутили в тугую тетиву. Она помнила, как Ник относится к колдунам.

Он отвернулся, стиснув зубы.

— Уже не важно. Если Джеральд уйдет сам — хорошо. Не уйдет — Селеста Дрейк заставит. Или я заставлю. — Он снова обратил к ней непроницаемо-черные глаза. — Поскольку у нас был такой уговор. Ведь был?

Мэй вздернула подбородок.

— Был.

На склоне по дороге к дому Мэй чередовались лужайки и садики с летними розами, и солнечные лучи, потеплев, золотили траву. Сосед у собственной машины с чашкой кофе в руках и его жена в кимоно, которая вышла забрать почту, тревожно покосились на Ника.

— Они думают, ты — хулиган, — сообщила Мэй. — Сейчас пойдут дочерей прятать. Этим джемпером никого не обманешь.

— На самом деле я хотел надеть пижаму со щенком, — протянул Ник, — но моя в стирке.

Мэй засмеялась. Солнце светило ей в затылок и грело, как чья-то ласковая рука. Впервые после встречи с Джеральдом к ней вернулось самообладание. Более того, она чувствовала, что может влиять на происходящее, быть полезной. «У тебя это хорошо выходит», — сказал Ник.

— Не бойся, ты и так красавец, — заверила она. — Кстати, симпатичное кольцо. Даже странно.

— Что, мне нельзя носить симпатичные вещи? Он потрогал кольцо — неожиданный жест для того, чьи руки, как правило, невольно тянулись к оружию. Серебро померкло в тени под его пальцами, и стал виден рисунок: змеи, обвившиеся вокруг терний.

Такое кольцо носил предводитель Обсидианового Круга.

— Я забрал его у отца после смерти, — сказал Ник. — На память о нем. Мне показалось, это будет по-человечески, но Алану совсем не понравилось.

Мэй кашлянула, гоня воспоминания о темном зале лондонского дома, о крови на руках и мертвецах на полу.

— Ты же сам убил Черного Артура! Поэтому для всех остальных это кольцо — боевой трофей, а не память об отце.

— А-а… — отозвался Ник.

Ему это в голову не приходило, потому что он не был человеком. Однако Мэй шла с ним бок о бок и радовалась без всякой причины — помимо того, что была первой в мире дурочкой.

— Так что он за парень? — вдруг спросил Ник. Мэй захлопала глазами.

— Парень? Какой парень?

Ник смотрел на нее в упор. Его неожиданное внимание вызывало беспокойство, неподвижные черные глаза как будто вбирали ее целиком, отчего мир людей словно таял у него за спиной.

— Тот, которому ты решила дать шанс. И с которым встречаешься у велосипедного гаража. В общем, тот, о ком говорил Алан. Кто он?

— Ну… — начала Мэй, чувствуя, как жар подкатывает к щекам. — Себ Макферлейн.

Ник запрокинул голову и расхохотался. Мэй разъяренно уставилась на него.

— Что? — крикнула она. — Что смешного? Его полшколы считает красивым! Куча девчонок хочет с ним гулять, и он очень… да прекрати ты!

Ник прекратил. Мэй сунула руки в карманы, стиснула кулаки и зашагала к дому.

На своей территории, у въездных ворот, она успокоилась и снова заговорила.

— А с какой стати ты это спросил? — поинтересовалась Мэй вполголоса.

— Прости, не подумал. Я, наверное, неудачно засмеялся, — спародировал он ее же слова. Мэй невольно ему улыбнулась, а он усмехнулся в ответ и наклонился к ней, зацепившись рукой за кованые вензеля ворот.

— Макферлейн ничего, — признал Ник. — Но если ты предпочла его Алану, у тебя не все дома.

Мэй была ошеломлена. Ей тут же захотелось скрыть удивление, пока никто не заметил. Ник по-прежнему смотрел на нее всевидящим взглядом охотника. Утренний свет резко, чеканно выделил его профиль — хоть сейчас на монету.

Мэй набрала воздуха в грудь.

— Послушай, здесь не будет никаких любовных треугольников, как в дурацком кино. И я не собираюсь выбирать из них двоих и успокаиваться на этом. В мире много других людей, если ты не заметил. Я могу предложить прогуляться десятку парней, кто-то может позвать меня. Моя личная жизнь — это моя личная жизнь, и я не спрашивала, как мне ее устроить. Обойдусь без советов.

— Рад это слышать, — ответил Ник. — Только вот еще что… — Он наклонился еще ближе и поднес руку к губам всего в сантиметре от ее щеки, словно боялся, что кто-то прочитает его слова. — Думаю, ты права, — проговорил Ник шепотом, который будто взвивался клубами, словно дым, проникал в душу и стекал на дно. — Уверен, если Макферлейн облажается, ты найдешь свой десяток желающих, но позволь кое-что сообщить…

— Что? — спросила Мэй так же тихо и потянулась к Нику — невольно, только лишь потому, что он первый приблизился. Ник смотрел на нее сверху вниз, и его лицо затмевало собой все и вся — даже летнее небо съежилось за холодными черными глазами.

— Меня среди них не будет.

С этими словами он отстранился и пошел прочь, оставив ее у садовых ворот. И ни разу не оглянулся.

Глава Круга Авантюрина согласилась встретиться только над проточной водой.

— Поэтому мы выбрали мост «Миллениум», — объяснил Алан, проезжая мимо очередной серой офисной башни — даже в центре Лондона без них не обошлось. Вскоре он нашел пятиэтажную парковку рядом с набережной и поставил машину на четвертом уровне.

Мэй была рада просто выбраться из машины после нескольких часов езды с парнем, который пригласил ее на свидание, и тем, кто ее отшил, не считая обиженного брата. Он упорно избегал ее взгляда и держался ближе к Алану, словно тот был его единственным союзником. Тренировка по метанию ножей у Ника их явно не сблизила: Ник стоял в стороне, безразличный ко всему.

Мэй отправилась к выходу с парковки, поскрипывая резиновыми подошвами на асфальте в маслянистых лужицах. Вокруг галереи Тейт Модерн протянулись узкие улочки с желтовато-коричневыми домами. Мэй шла на север, к мосту, и одергивала себя, чтобы не обернуться.

Остальные догнали ее на траверзе кирпичного музейного двора, когда она уже поднималась к мосту по одному из стальных пандусов.

Мэй разок искоса посмотрела на них, гадая, каково Джеми. Он казался немного напряженным, но Алан был рядом, держал руку у него на плече и говорил дивным, утешающим тоном, который значил больше, чем слова. Каждый слог, каждое слово было сродни прикосновению — как если бы кто-то гладил испуганного зверя ласково, но уверенно.

— Предполагалось, что это будет первый в мире висячий мост такого масштаба. Был объявлен конкурс на лучший дизайн, — продолжил Алан. — По замыслу проектировщиков мост должен был выглядеть как стальная лента, клинок света, и… — в его голос вкралась теплая нота удивления и признательности. — Я вижу, вас очаровал мой экскурс в архитектуру.

— «Очаровал» — не совсем то слово, — отозвался Джеми со слабой улыбкой. — Скорее немного успокоил.

— Вот и я не устаю всем говорить, что архитектура очень успокаивает.

— Клинок света… — эхом повторил Ник из задних рядов и оглядел мост с неким уважением.

— Меня опять затрясло, спасибо, — буркнул Джеми. — Обязательно все сводить к режущим предметам?

— Хочешь, чтобы я начал убивать людей ложками? — спросил Ник. — Пожалуйста, если тебе это поможет.

Он вцепился в перила из стекла и стали так, что побелели пальцы. Еще Мэй показалось, что его голос звучит резче обычного, хотя по Нику трудно было судить.

— Ты как, ничего?

— Все отлично, — выдавил он. Алан тут же обернулся.

— Это из-за реки? — спросил он почти участливо, как раньше — до момента, когда Ник восстал из магического круга, яростный и всесильный.

Угрюмо-сутулые плечи Ника немного расправились.

— Нет, — ответил он. — Я уже с полчаса себя странно чувствую.

Алан замедлил шаги и скоро оставил Джеми, чтобы побыть с Ником.

— Почему молчал?

Ник пожал плечом. Алан пристально изучил его лицо, как будто умел по нему читать.

— Ты, наверное, назовешь меня кретином, если я попрошу тебя вернуться в машину и отсидеться?

— Назову, — сказал Ник уже не так резко. — Кретин.

Мэй перестала подслушивать и посмотрела вперед. Джеми не стал ее дожидаться и ушел дальше. За его худенькой, прямой спиной виднелась испещренная огнями панорама Лондона: стеклянные фасады, неоновые вывески, льющие свет на черную реку, и белый купол собора Святого Павла, потемневший в преддверии сумерек.

Тонкий стальной мост был безлюден, если не считать колдунов.

Наверное, Круг Авантюрина наложил какое-то заклятие из разряда «не обращай внимания, но держись подальше». Очистить мост от пешеходов было непросто. Магия круга впечатляла, как и его участники.

На мосту их стояло семеро: пять мужчин и две женщины. Все они были в светлом, выделяясь на фоне яркой синевы неба и зеркальной ряби вод.

Группу возглавляла женщина в белом.

Селеста Дрейк казалась самой невзрачной — коротышка и даже не красавица, хотя и смазливая, словно ожившая фарфоровая кукла: светлые кудри вьются на ветру, худенькое тело в белом шерстяном балахоне, бледная шея с черной жемчужиной в ложбинке. У матери в теннисном клубе, подумала Мэй, ее встретили бы со всем радушием, а потом тихо сослали готовить сэндвичи.

— Ну здравствуй, — произнесла Селеста, раскрывая объятия, и Мэй поняла, кому предназначалась ее улыбка.

— Здрасьте, — скованно, но польщено отозвался Джеми.

— Какая нежданная радость — встретить нового члена семьи, — сказала Селеста. — Добро пожаловать в наши края.

— Спасибо, — ответил Джеми. — Очень мило. Ваши края, значит. Лавки, сувениры, дары магической природы…

Селеста звонко рассмеялась, и в воздухе, словно от ее смеха, возникла серебряная лента. Она поплыла к Джеми, колеблясь на ветру, замирая и скачками пятясь, как игривый щенок. Мальчик протянул к ней руку; магия коснулась ее, легла бликом на кожу и снова отпрянула. Джеми шагнул раз-другой вслед за ней к колдунам, будто зачарованный.

— Назад! Не будь дураком! — рявкнул Ник. Джеми заморгал и остановился. Серебряные нити обвили его запястье сияющим кольцом. Селеста Дрейк, похожая на сонную куклу, взмахнула золотыми ресницами и резко раскрыла глаза. Они были серыми и холодными, как застывшие озера.

— Не припомню, чтобы кто-то здесь просил у демона совета.

Она шагнула вперед, и остальные двинулись следом, словно на марше. Мэй отступила. Алан оказался между ней и Ником. Только Джеми, поглощенный магическим зрелищем, нарушал эту сплоченность.

Мэй с отвращением заметила, что даже куколка Селеста выше ее ростом.

— Меня зовут… — начал Алан, протянув руку.

— Я знаю, кто ты, — перебила Селеста. На рукопожатие она не ответила. — Предатель. Мальчишка, который отрекся от собственной крови и, самое главное — от всего человечества. Прихвостень демонов.

— Тем не менее, вы согласились на встречу со мной, — заметил Алан. — С чего бы?

На губах у Селесты промелькнула самодовольная, кошачья улыбочка.

— Считай это женским любопытством. Так что ты собирался мне сообщить?

— В прошлом месяце Круг Обсидиана вторгся на вашу территорию, — сказал Алан. — Сейчас они в Эксетере. Как я слышал, за незаконный проход по чужой земле у вас карают сурово. Хотел помочь с возмездием.

— А-а, теперь ясно, — медоточиво отозвалась Селеста. — Огромное спасибо. Передать не могу, как я рада оказаться орудием демона.

Голос Алана остался тверд и дружелюбен:

— Я думал, эти сведения будут полезны.

— Ну что же, — сказала Селеста, — пора и мне кое-что прояснить. Я отлично знаю, куда скрылся Джеральд Линч и члены Обсидианового Круга. Артур Ди, психопат, который подарил демону тело и осмелился явиться в мой город без приглашения, уже мертв. Я не из тех, кто истребляет себе подобных, тем более что у них молодой и многообещающий предводитель, который провинился, лишь следуя чужим приказам. Кое-кто из нас еще хранит верность своему роду. Итак, твои сведения устарели. Неужели нет ничего посвежее, поинтереснее?

Некоторые колдуны заухмылялись.

Мэй отчаянно захотелось схватить Алана за руку, но она не смела проявить даже эту слабость: противник смотрел в оба.

— Наверное, это все, — тихо ответил Алан. — Простите, что отнял у вас время.

Селеста пожала плечами.

— Все отлично. Мы провели его с пользой.

Мэй ее тон совсем не понравился.

— Это с какой же?

Холодный взгляд Селесты остановился на ней.

— К слову о молодых и многообещающих, — проворковала колдунья, — вы привезли ко мне в город одного юношу. Неужели ты думаешь, я оставлю его демону на растерзание или позволю растрачивать силы на осколках Обсидианового Круга? Грех бросаться такими людьми.

Сияющая лента у Джеми на запястье вдруг стала толстой и обвилась вокруг его руки, словно стальное щупальце или змея. Селеста вытянула руку, сжала пальцы, и второй конец ленты скользнул ей в ладонь. Джеми вскрикнул: серебряный поводок натянулся, чуть не сбив его с ног. Он, спотыкаясь, волей-неволей побрел навстречу колдунье — противостоять магии было невозможно.

Не успела Мэй ахнуть, как ее брат оказался в тисках Авантюринового Круга.

— Юный маг останется с нами, — с улыбкой проговорила Селеста. — Всего хорошего.

 

Глава седьмая

КЛИНОК СВЕТА

— Ошибаешься, — произнес Ник.

Если Мэй и ждала возражений, то уж никак не от него. Тем не менее, он их высказал, и его голос прозвучал четко и гулко на фоне шума и шелеста Темзы. Колдунов, видимо, не меньше озадачило выступление Ника: они зашушукались и умолкли. Джеми метнул в него испуганный взгляд.

— Неужели? — чуть громче и резче осведомилась Селеста. — В чем же? Просвети меня, демон, не стесняйся.

— Вы его не заберете, — ответил Ник. — Он — наш.

— Чистая правда, — поспешно вставил Джеми. — В смысле, я ничей. Свой собственный. Ник любит всех пугать и говорить не к месту, но я все-таки пойду с ним. Мне, конечно, очень лестно ваше предложение погостить, хотя и выразили вы его довольно странным образом, но…

Селеста оглянулась на Джеми — тот тяжело дышал, и, казалось, никак не мог оправиться от потрясения после того, как «ручная» магия показала звериный оскал. У него в голове не укладывалось, почему это произошло: ведь заклинание Джеральда должно было отразить враждебные чары!

— Все хорошо, — проворковала Селеста. — Я ни секунды тебя не виню. Он ведь клялся тебе, сулил золотые горы, убеждал делать то, что ему выгодно, чудеса показывал.

Джеми захлопал глазами.

— Если вы о Нике, единственное, что он мне показал — это машину, которую он взялся чинить. Не могу сказать, чтобы это было похоже на чудо.

— Ты говорил, она тебе понравилась, — сухо заметил Ник.

— Это я из вежливости.

После обмена репликами Мэй немного отпустило: узел страха, тугой, как путы у брата на запястье, чуть-чуть ослаб. Она хотела подбежать и вырвать Джеми у Селесты, но спохватилась: вдруг он пострадает или ее саму ранят, что тоже брату не поможет?

Мать сказала бы: «Поручи дело тому, кто лучше всех с ним справится». Может, эта логика действует не только в офисах, но и на мостах со зловредными колдунами?

Ник мог превратить всю конструкцию в громоотвод, если бы захотел. И опыта, и способностей у него хватало.

— Значит, по-вашему, — протянула Мэй, копируя воркование Селесты, — дразнить демона — хорошая затея?

Селеста засмеялась.

— И что же он сделает, радость моя?

— Сейчас увидишь! — глухо взревел Ник — точно гром прокатился.

Мэй сжалась в предчувствии бури, но так и не дождалась. Ни туч, ни молнии — мост, как прежде, окружала ясная ночь, а под ним шумела река. Даже вода не изменила курса и текла равномерно, как время, унося секунду за секундой.

— Ну и? — спросила Селеста, будто уронила слова в тишину, когда ее стало невыносимо терпеть. — Где же твое представление? Я жду.

Мэй оторвала взгляд от перепутанного лица Джеми и обернулась к Нику с готовым упреком. Но не сказала ни слова, когда увидела лицо парня. Он смотрел не на Селесту, а на брата.

— Не выходит, — сказал Ник. — В чем дело?

Алан слегка подвинул его плечом, выступая вперед.

— Кажется, я знаю в чем, — медленно проговорил он. — Артур ведь не бывал в этом районе, верно? Реки могут быть очень полезны, когда имеешь дело с демонами, но он сюда не совался. Вы сделали так, чтобы здесь, в Саутуорке, никто другой не мог пользоваться магией. Как в гигантском… — его голос изменился, — …каменном кольце. Так вот оно что. Хитро придумано.

Это походило на комплимент. Мэй готова была взорваться: с какой стати Алан хвалит вражеские методы похищения людей?

— Что придумано? — выкрикнула она.

— Наш тайник, — ответила Селеста с издевательской усмешкой.

— Алан! — окликнула Мэй сквозь зубы.

— Место для колдовского круга, — пояснил Алан. — Того, который они изображают в каждом круге вызова — кольца из огромных камней. Она зарыла свои авантюрины под Лондоном, и набережная стала границей ее крута. Как только демон в него попадает, его сила перестает действовать. Но и Селеста не может им повелевать в своем собственном круге.

— Здесь сила на моей стороне, — тихо произнесла Селеста. — И вот мой приказ: уходите. А юного мага оставьте мне.

Алан посмотрел на нее долгим взглядом. Его профиль на секунду-другую стал непроницаемым, как у Ника. Потом он посмотрел на Джеми и медленно кивнул.

— Может, и придется.

— Что — уйти? — вскричала Мэй. — И бросить моего брата? Ты с ума сошел!

Алан наклонился и зашептал ей в ухо:

Мы вернемся позже, чтобы застать их врасплох. Не как сейчас, когда они следят в оба за каждым и могут в любой момент сбросить с моста.

Мягкий, рассудительный голос Алана словно задел старую рану.

— Ладно, вы с Ником идите, — сказала Мэй. — А я останусь.

— Не советую, — заметил Алан. — Я понимаю твои чувства, но послушай меня: Джеми они не тронут. С тобой иначе, ты не колдунья. Для их демонов — все равно, что пицца с доставкой.

Мэй посмотрела на Джеми. Рядом с Селестой он выглядел даже не коротышкой — просто ребенком среди взрослых, дрожащим несмышленышем в тонкой футболке. И по-прежнему избегал взгляда сестры. Будь ее воля, она перебила бы весь Круг Авантюрина, и плевать, сколько мрачных кровавых кошмаров пришлось бы пережить после. Брат того стоил. Он стоил куда больше.

— Я не брошу его одного, — сказала Мэй. Огни Лондона расплылись, словно их затянули подводу, но она стиснула кулаки, чтобы прогнать слезы. — Вы идите. Я остаюсь.

— Нет, — произнес Ник.

Последние несколько минут он простоял рядом с братом, неподвижный и тихий, как тень, а сейчас, говоря, пристально разглядывал колдунов и почти улыбался.

— Никто никуда не пойдет. У меня есть план.

— Ник?! — Алан не на шутку встревожился.

— Эй, — крикнул Ник Селесте Дрейк. — У вас, колдунов, поединки бывают?

— Бывают, — медленно отозвалась Селеста. Ее как будто оскорбило обращение демона.

— Вы забрали кое-что наше. Чем не повод для дуэли? — Ник склонил голову. — Предлагаю сразиться.

Брови Селесты вспорхнули на лоб.

— Кажется, я уже намекала, что ты лишился сил. Хочешь, чтобы я тебя поджарила? Превратила в горящий факел всему городу на удивление?

— Не надо, — отозвался Ник. — А то еще краснеть придется при народе.

Селеста презрительно поджала губы. Джеми засмеялся, а когда кто-то из колдунов на него гневно зыркнул, сделал вид, что кашляет.

— Ты ошиблась вдвойне, — продолжил Ник. — Во-первых, я собирался драться без магии. А во-вторых, не с тобой.

Мэй вспомнила, что прошлой ночью говорил Алан: «Кто-то из людей круга использует магию в бою». Ее взгляд метнулся к двум колдунам рядом с Селестой. Она попыталась оценить их разом и страшно сконфузилась, когда Ник сказал:

— Ты же не оставишь вызов без ответа, Хелен?

Самая высокая в группе женщина была, как Селеста, блондинкой, но на этом сходство заканчивалось. Из-под стриженых волос смотрело не фарфоровое, а будто высеченное из камня лицо с грубыми чертами, а белые одежды лежали на ней как вторая кожа. Она протолкалась вперед и пошла по мосту, чтобы встретиться с Ником посередине.

Ник был выше и шире в плечах, но колдунья двигалась уверенно и твердо, а ее тренированная мускулатура выглядела литой. Ее вид напомнил Мэй, что Ник еще мальчишка, младше Джеми. Совсем не такой сильный и рослый, каким когда-нибудь станет.

И он не мог колдовать.

Его противница завела руки за голову и вытянула два меча — длинных, узких и блестящих, словно лучи света на воде.

— Думаешь, мне долго с тобой разделаться, демон?

— Я буду стараться, — сказал Ник и вытащил свой меч — любимый, тот, что Алан подарил ему на Ярмарке Гоблинов. Мэй помнила тот момент так же ясно, как всю ярмарочную ночь. С мечами Хелен, правда, клинок не шел ни в какое сравнение. Они ловили свет люминесцентных фонарей моста, мерцание городских огней на берегу и превращали его в магию. Всякий раз, когда колдунья взмахивала мечами, те расчерчивали ночь дугами золотой пыли.

Противники медленно закружили, наблюдая, оценивая друг друга.

— Два меча, — сказал Ник. — Не многовато? Решила перестраховаться?

— Мне в самый раз, — отозвалась Хелен. — А вот ты, наверное, больше одного и не удержишь.

Мэй, следя за Ником, мельком разглядела его злорадную усмешку.

— А больше одного и не надо. Если знать, как им пользоваться.

Их мечи резко и звонко соударились — точно колокол загудел. Клинок Ника попал в зажим из скрещенных лезвий Хелен. Она улыбнулась ему из-за этой стальной рамы, и Ник отошел на исходную позицию. Хелен молниеносно, как кобра, бросилась к земле и взмахнула мечом на высоте голени. Ее намерение было так очевидно, что Мэй на миг увидела события до их свершения: вот Нику отсекает ноги, а вот он беспомощно падает на землю в ожидании последнего удара. Мэй подалась вперед, но Алан вцепился ей в руку и осадил. Потом притянул спиной к себе и прошептал:

— Стой на месте.

Мэй осталась. Решила, что Алану так будет спокойнее. Хорошенькое дело, конечно, ради собственного успокоения сжимать другого человека до синяков, ну да ладно. Впрочем, скоро обоим стало не до размышлений: все внимание отвлек на себя Ник.

Он подпрыгнул — клинки Хелен прошли у него под ногами — и приземлился на корточки, отчего платформа моста загудела. Хелен сделала выпад — меч прорезал золотую дыру в ночном небе. Нику пришлось броситься спиной на ограждение, чтобы уйти от острия, но следующим широким взмахом ее левой руки парня едва не рассекло на месте. Ник, уходя, перескочил перила и заплясал, не глядя, на тросах сбоку моста, больше похожих на хлипкие, шаткие канаты над мутной водой. Хелен замахнулась на него с обеих рук, внахлест, и тут же обезглавила бы, если бы дотянулась. Ник отпрянул еще дальше. В следующую секунду то ли мост качнуло, то ли его самого. Мэй зажмурилась в полной уверенности, что падение неминуемо.

— Хватит бегать! — крикнула Хелен. — К барьеру! Мэй открыла глаза и увидела Ника — он сидел на тросе, поджав ноги, как огромный кот. Его меч купался в лучах городских огней и походил на серебряный штрих.

— Я уже у барьера, — отозвался Ник. — Беготня еще впереди.

Он схватился за трос, его рука напряглась… это все, что Мэй успела заметить до того, как он перемахнул через перила, перекатился по платформе и стремительно — не уследишь — вскочил на ноги.

Хелен, впрочем, уследила. Взмах меча — Ник отпрыгнул в сторону. Точно под удар второго клинка между ребер.

Все случилось так быстро и бесшумно, что Мэй не успела испугаться. Только через секунду Алан резко, гортанно всхлипнул, словно его самого закололи, и она увидела, как на белой рубашке Ника расползается красное пятно.

Хелен уже собиралась вытащить меч, когда Ник пронзил ее незащищенный бок. Она рванулась прочь, волоча клинок за собой. Прореха в ее блузе быстро заалела.

Ник стиснул свободную руку в кулак и прижал к ране, после чего бросился вперед, пока колдунья не опомнилась. Она замешкалась с мечом, потемневшим и скользким от Никовой крови, и Ник с силой ударил ее по запястью. Хелен хрипло вскрикнула и выронила меч.

— Теперь мы на равных, — сказал Ник.

— Мы никогда не будем на равных, — отозвалась она. — Я колдовала и сражалась, когда тебя еще на свете не было.

— А я убивал, когда тебя еще на свете не было, — сказал ей Ник неожиданно тихо, как будто вспомнил о чем-то приятном. — И буду убивать, когда ты обратишься в прах.

— Уверен? Я — нет.

Их клинки снова встретились — раз, два, три, серебряный с золотым, звеня и посылая в темноту искры. Ник наступал. Теперь даже Мэй видела слабость колдуньи: когда мечи скрещивались, Ник получал преимущество в весе и росте, он мог ее повалить.

Сердце Мэй бешено колотилось, когда она следила за схваткой, и вдруг камнем упало: второй меч Хелен внезапно ожил, загудел и вспыхнул белым солнечным светом. Скрещенный с ним клинок Ника лопнул надвое. Лезвие упало на мост, а Ник остался с одной рукоятью и торчащим из нее стальным осколком — жалким в сравнении с сияющим оружием колдуньи.

Ник подбросил остатки меча в воздух, поймал за осколок, и когда Хелен отвлеклась на движение, бросился на нее и ударил рукояткой по носу, а потом кулаком в живот. Когда колдунья согнулась пополам, он метнулся в сторону — за оброненным ею мечом.

Хелен подняла залитое кровью лицо. В ту же секунду Ник обрушил на нее меч. Она отразила удар и нанесла свой. Меч у Ника в руках стал серым, обыкновенным, тогда как у Хелен сиял яростным огнем. Он как будто разил сам в ее руках, и Мэй при каждом взмахе сжимала кулаки. Звон стали казался убийственной музыкой, а Ник и Хелен переступали под нее взад-вперед, как в танце.

Рана Ника сильно кровоточила. Он зажимал ее кулаком. Кровь полосой стекала к подолу рубашки и капала на мост, ложась на плиты темным узором.

— Уверен, — ответил Ник.

Их клинки снова зазвенели и засверкали все чаще и чаще, пока Мэй не перестала различать что-либо помимо их мельтешения и бледного лица Хелен.

— И еще, — добавил Ник. — Ты бы поучилась драться на мечах, а не колдовать. Глядишь, и был бы толк.

Клинок Хелен загудел тоном выше, почти визгливо — голосом стали заговорила ярость. Колдунья снова перешла в нападение, но на сей раз с явным намерением убить. Ее движения стали исступленнее, размашистее и небрежнее: яркий меч несколько раз едва не пронзил Нику сердце, горло, ребра. Затем Хелен опять заработала преимущество, полоснув Ника по бедру.

Ник, однако, наносил удары ровнее и тщательнее. Хелен сделала ложный выпад в сторону его раненого бока и, пользуясь замешательством Ника, нырнула ему навстречу, но в ту же секунду Ник ударил ее под локоть. Зачарованный меч взлетел высоко в воздух, прочертил золотую дугу и упал, потускнев, в темные воды Темзы.

Ник пинком в голень выбил колдунью из равновесия, и она рухнула перед ним на колени. Он опустил клинок острием к ее горлу.

— Руби, чего ждешь, — прорычала Хелен, не поднимая головы.

Мэй видела только его склоненную спину — он словно готовился к последнему удару. Теперь, когда противница стояла на коленях, вид у него вдруг стал зловещим, как у палача над беззащитной жертвой.

— Нет, — ответил наконец Ник.

Тут колдунья подняла глаза.

— Почему?

— Не хочу, — спокойно сказал он. — Возвращайся откуда пришла и научись фехтовать, как положено. А когда станешь мастером — сразимся еще раз.

Последние слова он произнес чуть иначе, словно мрачное обещание. Хелен улыбнулась.

— Жди меня, демон.

Ник направился по мосту туда, где в смятении и растерянности стоял Круг Авантюрина.

Селеста Дрейк, казалось, раздумывала: не принять ли меры — демон шел на нее с оружием в руках.

— Он заслужил свой приз, — бросила Хелен вполоборота.

Ник продолжал идти, как бы лениво помахивая мечом. Селеста не сводила с него глаз. Ее свободная рука слегка светилась — в кулаке разгоралась магия, другая рука крепко держала ленту, обвившую запястье Джеми. Тот уже не сопротивлялся, только встал подальше от колдуньи, натянув «поводок».

— «Свой приз», — повторил Ник. — А получше у вас ничего не найдется? Похоже, что нет.

Джеми как будто вскипел.

— Бед от тебя куда больше, чем пользы, — произнес Ник и яростно рубанул мечом между ним и колдуньей. Магическая связь распалась.

Джеми тут же бросился от колдунов к Нику, чуть не сбил его с ног. Мэй уже готова была облегченно вздохнуть при виде рассеченной серебряной полосы, но тут же встревожилась снова. Ей вдруг стало ясно, почему Джеми, который обычно обходил Ника стороной, стоит к нему вплотную и держит руку поверх его руки: чтобы остановить кровь.

Ник вообще был довольно бледным, но сейчас его губы прямо-таки обесцветились, побелели, сжались в нитку.

— Приходи в любое время, Джеми, — напутствовала Селеста. — Демоны всегда оборачиваются против тебя, запомни это.

Ник молча отвернулся и пошел прочь, и с ним — Джеми.

— Возвращаемся, — выдохнул Алан. Мэй, оборачиваясь, успела заметить, как он прячет за пояс пистолет. Так вот почему Алан держал ее за руку и оттаскивал назад — не для утешения, а чтобы колдуны не видели пистолета! Она была просто прикрытием!

Спускаясь по пандусу, Джеми и Алан подхватили Ника под мышки. Ник повис у брата на плече. Вот, наверное, почему он не оттолкнул Джеми, догадалась Мэй. Тот помог ему устоять на ногах.

— Джеми, отпускай.

— Нет, — сказал он. — Я держу.

— Заберите мой меч, — произнес Ник не обернувшись.

— Сейчас, — ответила Мэй и побежала обратно на мост.

Круг Авантюрина уже удалялся на север, к собору Святого Павла, чей купол сиял в свете прожекторов, белый и ажурный, как резная кость. Хелен держалась за бок, а один из колдунов предупредительно шагал рядом. Селеста, однако, смотрела на юг и первой заметила Мэй. Когда та опустилась на колени и потянулась к осколкам меча, колдунья прищурилась.

— Подружка демона?

— Сестра мага, — поправила Мэй.

Селеста, словно светская дама, спряталась за веерами ресниц. Когда не стало видно чересчур проницательных глаз, к ней вернулось сходство с фарфоровой куклой — совершенная маскировка.

— Будешь готова начать свою жизнь, — сказала она, — разыщи меня.

Она вдруг напомнила Мэй другую колдунью. На миг холодный мост в ночи исчез, и перед ней предстала Оливия, мать Ника — сумрачно-черные волосы, безумные глаза, губы и шепот: «Лучше попытаться изменить мир самой».

Последние слова перед смертью.

Когда Мэй вновь сосредоточилась на настоящем, Селеста уже повернулась, чтобы уйти. Ее хрупкие плечи немного сжались от холода, прибрежные огни Лондона легли на волосы золотой дымкой, белое платье вдалеке превратилось в радужное пятно. Мэй так и не успела спросить, что та имела в виду. Подбирая расколотое лезвие меча, она порезалась, и горячая кровь собралась лужицей у нее в ладони. Мэй стиснула пальцы и бросилась догонять остальных.

Они встретились почти у парковки. Двое прохожих заметили, что Ник спотыкается на каждом шаге, и теперь поглядывали на него, не то тревожась, не то осуждая. «Только бы никто не вызвал полицию, — взмолилась про себя Мэй. — Ника надо срочно вывозить из города, да и мать вряд ли обрадуется, если ей позвонят среди ночи и попросят внести залог».

— Меч у меня, — крикнула Мэй.

— Супер, — отозвался сквозь зубы Ник, пока они пытались преодолеть спиральный подъем гаража. Пятна бензина и масла словно лезли под ноги. Следы Ника в мерцающем неоновом свете вспыхивали ярко-алым.

Мэй старалась не наступать на них.

— Хорошо, хоть нас отпустили, — сказала она невпопад. Ей хотелось как-то утешить Джеми. — В смысле, не ожидала, что они будут играть честно.

— А поймать нас в магический круг и посадить Джеми на цепь — это, по-твоему, честно? — спросил Алан.

— Нет, — ответила Мэй. — Я хотела сказать, они не нарушили правила дуэли. В отличие от тебя.

Не то чтобы она винила его за это — просто кошки заскребли на душе, когда он стал прятать пистолет. Обычно такой «подстраховки» ждешь от злодеев.

— Врать не буду, — сказал Алан, подводя брата спиной к машине. Ник прислонился к дверце и тяжело, прерывисто задышал, как подбитый зверь. — Я жульничал. Они собирались убить моего брата. Когда поражение — не вариант, все средства хороши.

Говорил он как-то рассеянно, словно не заботился о словах. Мэй тоже не слишком вдумчиво слушала: Ник мог вот-вот упасть без сознания.

Алан на секунду оперся больной ногой об машину, затем открыл заднюю дверь и утолкал брата в салон. Ник, запрокинув голову, повалился на сиденье. Его шея лоснилась от холодного пота. Алан сел рядом с ним.

— Ты собирался стрелять в ту колдунью? — спросил Ник чуть различимым шепотом.

— Только в крайнем случае, — миролюбиво ответил Алан. Его лицо говорило совсем иное, но это уже было не важно: Ник закрыл глаза.

Алан потянулся вперед и смахнул прилипшую к его лбу челку. Ник беспокойно мотнул головой.

— Я ее сразу раскусил, — пробормотал Ник. — Эх ты, маловерный.

— Поверишь тут, — почти пропел Алан, — когда имеешь дело с чокнутым. Ты хоть понял, что рубашку придется выкинуть?

Он сноровисто разорвал ее — только пуговицы брызнули во все стороны. Грудь Ника, скользкая от пота и крови, тяжело вздымалась. С правой стороны виднелась царапина, где меч противника скользнул по ребрам, а ниже — глубокая, жуткая рана.

Мэй отчаянно старалась не паниковать.

— Без швов не обойтись, — заметил Алан. — Мэй, у меня в багажнике аптечка. Достанешь? — Он, не глядя, швырнул ключи через плечо, и она их поймала, радуясь шансу сделать хоть что-то полезное.

— Можешь не стараться, — прохрипел Ник. Мэй испуганно оглянулась на него и увидела, как он с силой отводит руку Алана.

— Чего вы всполошились? Просто вывезите меня отсюда, и я сам себя подлатаю.

— Хм, — произнес Алан совершенно другим, невыразительным тоном. — Точно. Вот я дурак — совсем забыл. Мэй, все-таки прихвати аптечку.

— Само собой, — ответила Мэй и побежала вокруг машины.

Когда она вернулась, Алан вылезал наружу, морщась всякий раз, как приходилось упираться ногой. Он открыл аптечку, порылся в ней и нырнул головой в салон.

— Вот, держи, — произнес он до ужаса повседневным тоном. — Это стерильно. Прижми к ране, пока будем ехать, ага? Нельзя, чтобы ты истек кровью раньше, чем мы выберемся из круга.

Ник взял тампон и, стиснув зубы, занял сидячее положение.

— Я могу сесть сзади, — вызвалась Мэй.

— Нет, — сказал Джеми. — Лучше я. Все нормально.

Он опасливо залез на сиденье рядом с Ником, словно боялся, что любой толчок его убьет.

Мэй рассудила, что побыстрее сесть в машину сейчас — лучшая помощь, и поспешила занять свое место.

Алан дал задний ход и выехал со стоянки чуть быстрее положенного. Мэй села вполоборота. Машина понеслась по улицам Саутуорка, и Джеми робко спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне ткнули в ребра очень острым мечом, — монотонно ответил Ник. — Сам-то как думаешь?

Джеми тронул Ника за руку.

— Ну…

— Не трогай меня, — прорычал Ник. Джеми отдернул ладонь, как ошпаренный.

— Прости, — промямлил он и попытался забиться как можно дальше в угол салона.

Ник откинулся на подголовник. Машина подскочила на «лежачем полицейском», и он, стиснув зубы от боли, побелел как мел. Если бы не пот, от которого волосы слиплись и торчали сосульками и который стекал со лба и шеи, собираясь в ямке между ключицами, его можно было бы принять за статую.

— Я, наверное, не так выразился, — вдруг проронил он.

Мэй потрясенно уставилась на него. Как и Джеми.

— Что?

— Демоны никого не трогают без повода, — продолжил Ник, снова закрыв глаза. — Можешь себе представить, какие у нас обычно бывают поводы. Не люблю… чтобы кто-то… я не имел в виду ничего такого.

— А-а, — произнес Джеми. — Ничего. Я все понял. На меня снизошло просветление и вселенская гармония.

Ник фыркнул.

— Кстати, спасибо, — поспешил добавить Джеми, видно, до того, как на горизонте возникнут новые недопонимания. — Ты не обязан был меня спасать. Я знаю, вы вернулись бы за мной позже. В смысле, могли бы вернуться. Я был уверен, что так будет. Ты вступился за меня, и вот… хотя мог этого не делать. Так что спасибо.

— Хватит болтать, как кретин, — протянул Ник. — Пожалуйста.

— Спасибо, — повторил Джеми уже не так искренне.

И замолк. Некоторое время в машине слышалось только хриплое, натужное дыхание Ника. Мэй сидела спереди, разглядывая в зеркало его белое, искаженное болью лицо и сломанный меч, лежащий у лобового стекла.

Граница круга Селесты оборвалась еще в Лондоне, и Ник тут же задышал иначе — легче и свободнее. Мэй не поверила глазам: его щеки словно наливались краской, рана сама собой затянулась, кожа под окровавленной рваной рубашкой срослась.

— В-выглядишь лучше, — с запинкой сказала Мэй.

— Да, мне уже вполне хорошо, — ответил Ник довольным тоном. — Люблю побеждать. Той колдунье я сразу сказал, что выиграю.

«Ну, не то, чтобы так», — подумала Мэй, глядя за окно, пока серая полоса М4 набегала на них и проглатывала, увлекала назад к Эксетеру, где ждали Джеральд и его колдуны. Поездка в Лондон ничуть не помогла с ними разобраться.

А Хелен Ник сказал вот что: «Я буду убивать, когда ты обратишься в прах».

Алан крепко сжимал руль — костяшки пальцев побелели. В зеркале заднего вида Ник сложил руки поверх изодранной, в пятнах крови, рубашки. Мэй взяла обломки меча и составила вместе — как будто это могло помочь. Она без подсказки знала: теперь их соединит только магия.

 

Глава восьмая

В ОБОИХ МИРАХ

Назавтра была суббота. Мэй приехала к Нику дать первый урок человеческого поведения.

Правда, у порога она сообразила, что ей совершенно не о чем говорить.

Дом, где остановились братья Райвзы, с виду был еще хуже предыдущего: бурый блок в сплошной веренице домов, похожих на гигантские куличики из грязи. Он стоял с краю, и кто-то намалевал на нем из баллончика зеленой и розовой краской.

Внутри было лучше. Прихожую устилал серый, загнувшийся по краям ковер, зато рядом находилась просторная кухня, а второй этаж заняли гостиная и спальня — видимо, Ник и Алан теперь ночевали вместе.

Мэй было бы неуютно сидеть у них в комнате без ведома второго хозяина, так что она обрадовалась, когда Ник повел ее на чердак.

Там лежало множество книг и оружия в ящиках, пол был наполовину разобран — сквозь рейки торчал утеплитель, — а в остальных местах состоял из стершихся досок. Из оконца под крышей тягуче-медовым потоком лился солнечный свет.

Мэй села на пол спиной к стене и сказала:

— Я стараюсь составить учебный план по человечности, но материала нет — ничего не приходит в голову. Меня-то никто не учил быть человеком, я всего набиралась самостоятельно. Даже не знаю, с чего начать.

Ник маячил на фоне окна темным молчаливым силуэтом. Мэй не ждала от него предложений, но он сказал:

— Начать можно с этого, — и швырнул ей какую-то старую тетрадку.

Мэй секунду-другую смотрела на нее, решив поначалу, что хозяин — кто-то из братьев, но перевернув, не нашла имен. Внутри были записи, сделанные как будто взрослым почерком.

— Это дневник моего отца.

Мэй чуть не выронила тетрадь.

— Черного…

— Нет! В смысле, отца Алана, Дэниела, — поправился Ник. — Алан отдал ее мне, когда я все узнал. Сказал, что мне будет полезно ее прочитать. Да я и сам пытался, но не могу… слишком тяжело.

Дэниел Райвз… Оливия что-то рассказывала о нем. Говорила, что он старался, как никто другой. Этот человек спас ее с Ником, когда она прибежала к нему, и умер, защищая их всех от колдунов. По словам Алана, он завещал им помогать людям в беде. Святой Дэниел — покровитель женщин и слегка демонических детей.

— Ну… — сказала она и посмотрела на тетрадь — серая обложка шуршала под пальцами, словно старый, покоробленный картон. — Конечно, не вопрос.

Она раскрыла тетрадь и прочла первую страницу.

«Я пишу это для своего сына на случай, если меня не станет. Приходится учесть и такую возможность — я выбрал опасную жизнь. Четыре года назад мне казалось, я вынес столько, сколько способен вынести человек; думал, больших страданий не переживу.

Каким дураком был я тогда! С тех пор я видел магию, пылающую в воздухе, прорубался сквозь вражьи ряды с зачарованным мечом в руках, смотрел в глаза демонам. Нет гарантий, что я доживу и смогу объяснить Алану, почему его предал. Как об этом рассказать — не знаю, но попытаюсь, чтобы он, если случится плохое, знал: все мои мысли были о нем. Я люблю его и глубоко сожалею о том, что совершил.

Я допустил, чтобы мой сын рос среди кошмара.

Вышло так, что его мать умерла, а я, наверное, свихнулся на этой почве. Смерть Мари не была ни скорой, ни легкой. Алану не исполнилось года, когда мы начали регулярно ходить в больницу. Он учился говорить, а Мари уже лысела после терапии.

Я все твердил себе, что она поправится, а потом ее не стало, и я почувствовал себя виноватым. У меня ведь это был не первый брак. Мы с Оливией поженились совсем молодыми. Она была красива, свободна, как дикарка, и почти всегда неласкова. Мы не были счастливы, но меня к ней тянуло, как в наваждении. Казалось, она владеет какими-то чарами.

Конечно, так оно и было, просто тогда я этого не знал. После ее ухода мне было очень тоскливо. Даже когда я женился на Мари и зажил счастливо, меня то и дело посещали мечты о том, что Оливия вот-вот вернется.

Потом Мари умерла, а мне начало казаться, будто я изменял ей, будто в каком-то смысле желал ей смерти. Горе и чувство вины чуть не свели с ума. Только так я могу оправдать то, что сделал позже.

Четыре года назад, зимним вечером я сидел у камина. За окном завывал ветер, двери тряслись так, что гремело во всем доме, а в огне, среди углей, мерещились глумливые рожи. Алан сидел рядом, разглядывал карточки с динозаврами и что-то мне лопотал. Я даже слов в ответ не находил — со смерти Мари еще месяца не прошло. Помню, подумал, что стук в дверь — проделки ветра, но он становился все настойчивее и громче, и в конце концов я открыл.

Оливия сразу ввалилась в дом — я даже не успел ее пригласить. Пришла из бури и моих грез, прибежала — и сразу к огню, словно годами жила без тепла и света. Она была так растрепана, измождена и напугана, что я не обратил внимания на сверток у нее в руках. Решил, что там какое-то тряпье. Оливия уронила его на пол, а мне было все равно, что в нем, — главное, утешить ее, обогреть, приютить. Я взял ее за руки — они совсем скрючились, как птичьи лапы. Оливия заговорила о демонах, магии, темноте и не замолкала ни на минуту, пока я согревал ее пальцы, чтобы они были похожи на человеческие. Думал, просто бредит. Не придавал словам значения. Стыдно признаться, но, кажется, я был счастлив. Моя мечта сбылась. Она вернулась, думал я, а это главное. Мы сумеем друг другу помочь. У меня снова была жена, а с ней — надежда. Знал бы я тогда…

Пока я глядел в безумные глаза Оливии и предавался мечтам, мой сын бросил карточки и ушел от огня. Я даже не заметил, как он подошел к свертку, который я принял за ворох тряпья. Он развернул одеяло и осторожно поднял на руки то, что в нем было. Я очнулся, только когда он сказал: «Пап, смотри!», но было уже поздно. Я посмотрел на него и, даже не успев разобрать, что вижу, вдруг почувствовал приступ ужаса: как будто на секунду зазевался, а мой ребенок упал в огонь и страшно обгорел. Я увидел своего сына, Алана, моего мальчика, с жутким созданием на руках — существом, которое беззвучно таращилось на меня кошмарными черными глазами. Оно даже не шевельнулось, не заплакало, когда Оливия швырнула его на пол.

Зато Алан улыбался. «Пап, смотри: малыш!»

Здесь первая запись обрывалась — ее решительно подводила синяя, слегка растекшаяся черта.

Мэй опасливо подняла глаза на Ника. Он стоял у стены чердака, немного сгорбившись под скатом крыши, и не двигался, а лицо его было по обыкновению холодно и непроницаемо.

— Ну ты как? — спросила Мэй и сглотнула ком в горле. — Как себя чувствуешь?

Через миг она поняла, что задавать такой вопрос, наверное, не стоило, однако Ник посмотрел на нее и почти без заминки ответил:

— Неожиданно.

— Неожиданно?

— Ага, — проронил он. — Не знал, что он так обо мне думал. Хотя теперь все сходится.

Да уж. Старая тетрадка у Мэй в руках вдруг словно свинцом налилась, когда она подумала о бедном вдовце, его умершей жене и сыне, который вдруг очутился в смертельной опасности, о немом младенце с пустыми черными глазами. Она не могла спорить с Ником, даже не могла винить Дэниела Райвза. У него были все причины для ненависти.

— Не думай о нем плохо, — приказал Ник. — Он ни разу не дал мне почувствовать свое отношение. Я всегда… верил, что нравлюсь ему.

Ник запнулся, сухо сглотнул, подыскивая нужные слова. Мэй только беспомощно смотрела в ответ, жалея, что не может прочесть его мысли. Глядишь — может, удалось бы исправить положение.

— Пошли, — сказал он какое-то время спустя. — Подброшу тебя домой.

Мэй замялась, а потом вдруг увидела, как потускнело за окном — солнце словно утекло за горизонт, и нежно-серый цвет неба сделался мрачным, стальным. Теперь времени хватит только переодеться и схватить чего-нибудь из еды до приезда Алана и новой Ярмарки Гоблинов.

Они спустились с чердака — старые, стертые от времени ступени тихо застонали под ногами вместо того, чтобы скрипеть. Кухонная дверь в холле оказалась распахнута настежь, и в нее залетал ветерок. Мэй подумала, что Алан неожиданно вернулся домой и оставил черный ход открытым. Внезапно она ощутила необъяснимый приступ паники, словно их застукали на месте преступления. В тот же миг Ник одним звериным прыжком метнулся в сторону, а худой человек у обеденного стола повернулся к ним лицом. Это был не Алан.

— Стой! — крикнул Джеральд.

Ник не остановился, но развернулся и стал кружить перед колдуном, как выжидающий хищник — хищник, готовый порвать врагу глотку.

— Простите за вторжение, — продолжил колдун. Его тон стал менее настойчивым, вкрадчивым. Он спрятал руки в карманы и дружелюбно, неспешно моргнул — взгляд Ника на него определенно не подействовал.

Больше всего Мэй злилась, когда Джеральд строил из себя джентльмена, — потому что сама почти обманывалась этой игрой.

— Ничего страшного, — буркнул Ник. — Располагайся, чувствуй себя как дома. Только боюсь, не смогу оказать должного гостеприимства — коктейлей у меня нет, зато есть сильное желание проткнуть тебе печень. Зачем пришел?

Улыбка колдуна даже не поблекла.

— Хочу вернуть кольцо Обсидианового Круга.

Ник поднял брови.

— Это? — Он поднес руку к лицу, тронул кольцо губами и улыбнулся. — Я решил оставить его себе.

— Можешь не торопиться с возвратом, — великодушно ответил Джеральд. — Я пришел к Алану.

За окном через все небо пронеслась вспышка — не то яркий луч солнца, не то разряд молнии. Он отразился на кухонном кране и ударил в потолок — струя чистого света, которая стала материальной, словно воплотившаяся в металле мечта: у Ника в руках очутился длинный кинжал, который он тут же приставил Джеральду к горлу.

— Вижу, до тебя не доходит, — прорычал Ник. — Я ищу повод, чтобы тебя убить. Так что оставь брата в покое!

Джеральд шагнул вперед, навстречу острию ножа. Мэй не видела лица Ника, но поняла, что даже он удивился этому ходу, так как попятился в ответ.

— Я и не собирался его трогать, — заверил Джеральд. Напряжение у Ника в плечах чуть заметно ослабло. Он отошел еще на шаг, тогда как Джеральд снова ступил вперед.

Кинжал исчез, как исчезает свет — медленно угас, не оставив ничего, кроме тени. В этой тени Джеральд протянул руки и уперся в грудь Нику. Его футболка под ладонями колдуна заискрилась, словно попала в пространство между землей и оголенным кабелем.

Силой магии Ника отбросило на рабочий стол. Джеральд все еще касался его поверх дымящейся футболки.

— А вот тебя побить я не против, — произнес колдун, склоняясь над ним.

Когда Мэй узнала в незваном госте Джеральда, она так не испугалась. То ли дело — сейчас. Больше всего ее ужаснуло, что, пока она тихо тряслась в панике и гадала, сойдет ли чайник за оружие, Ник даже не выказал страха — так и лежал неподвижно с разметавшимися волосами, словно его сбило с ног порывом ураганного ветра.

— Вот не думал, что ты так умеешь, — произнес он ровным тоном, как будто констатировал малоинтересный факт. Его глаза были темны и неподвижны, как озера ночью. Он ни на секунду не встревожился. Даже когда по рукам Джеральда поползли огненные нити, обвиваясь вокруг запястий, обволакивая пальцы. Более того: до Мэй вдруг дошло, что Ник улыбается.

Она проследила за его спокойным взглядом и поняла почему: за спиной у Джеральда стоял Алан с раскрасневшимся от жары или бега лицом и его пистолет целил колдуну в затылок.

— Посмотрим, заговорен ли ты от пуль, — произнес он и выстрелил. Треск пальбы грянул в тихой кухне оглушительным грохотом. Джеральд вздрогнул, и только. Мэй уже приходилось такое видеть — как пули отскакивали от волчицы, которая потом превратилась в колдунью, а вот Алан, наверное, видел раз сто.

— Похоже, что так, — сказал он. — Плохо!

— После того, как ты перестрелял наших на нашей же территории, я всегда ставлю полную защиту, — известил его Джеральд не оборачиваясь. — Ну, Алан, что теперь будешь делать?

— Импровизировать, — ответил он и нажал на запястный чехол. Между пальцами у него сверкнул длинный, зловещего вида стилет. Джеральд развернулся отразить удар. С помощью магии он поймал нож и удержал на месте.

Ник поднялся со стола, на ходу вытаскивая меч.

— Ну, теперь-то хоть можно убить? — взревел он.

— Нет! — выкрикнул Алан.

Он выбросил нож из другого чехла и одним движением приставил к животу Джеральда. На миг противники замерли — магия против клинка, — глядя друг другу в глаза.

— Я пришел поговорить, — прошипел Джеральд. — Просто поговорить.

— Да ну? Наверное, поэтому ты пытался прожечь Нику сердце?

— Он первый напал, — отозвался Джеральд.

— Если б я напал, ты бы здесь не хныкал, — прорычал Ник. — А валялся мертвый.

— И потом, — продолжил Джеральд, глядя на Алана и словно не замечая Ника, — это ведь даже не его тело. Не его сердце. Мы оба знаем.

— Он — мой брат, — очень тихо сказал Алан.

Огонь у колдуна в руках слегка заискрился, начал меркнуть, как будто до этого говорил, а теперь охрип. Мэй, насупившись, пристально следила за ним.

— Я спрячу оружие, если ты пообещаешь то же самое, — сказал Джеральд.

Алан размеренно кивнул и, пока в ладонях колдуна гасло магическое пламя, убрал нож — закатал рукав и привычным, отработанным жестом спрятал стилет в пружинные ножны, не сводя глаз с противника.

— Ник, меч в ножны, — бросил Алан через плечо. Тот мешкал. Его клинок сверкал серебряной дугой.

Джеральд бросил взгляд на лицо Ника, по-особенному бледное в полумраке кухни, отчего-то вздрогнул и отвернулся.

— Сейчас же, — добавил Алан.

Ник спрятал меч, а потом спокойно ушел к дальней стене и привалился к ней, сложив на груди руки и буравя колдуна глазами.

— Смотри-ка, команды выполняет, — заметил Джеральд. — Хотя немудрено: для другого они непригодны. Все, что они умеют — это слушаться людей и предавать их, пресмыкаться, а затем нападать, словно змеи. Боль и власть — только это от них и получаешь, больше ничего. В конце концов, он против тебя восстанет. Не думал об этом? Или власть так заманчива, что ты готов наплевать на последствия? Выпустил вероломную, кровожадную тварь на свободу, и будь что будет?

В воздухе что-то промелькнуло. Вслед за тем послышался глухой удар и Джеральд рухнул на пол — навзничь, головой на посудомоечный агрегат. Сначала Мэй решила, что это дело рук демона: движение было молниеносным и яростным, как зверь, сорвавшийся с цепи.

Однако Ник по-прежнему подпирал дальнюю стену, зато Алан стоял над поверженным колдуном, побелев от негодования.

— Закрой рот, — процедил он. — И не смей так говорить о моем брате!

Джеральд осторожно тронул губу тыльной стороной ладони — обычный в таких случаях жест, проверить, сильно ли разбито. Однако когда он отнял руку, от раны не осталось следа, а брызги крови смотрелись неуместно на здоровой коже. Даже кровь казалась какой-то бутафорской — словно все было только игрой.

— Задел за живое, а? — усмехнулся с пола колдун.

— Как видишь. Ты за этим пришел?

Джеральд осторожно, неторопливо встал на ноги, будто не хотел спугнуть зверя.

— Я пришел к тебе с одним предложением, — произнес он, — но при демоне говорить не буду.

Они смотрели друг на друга так, как если бы их опять разделяли нож и магия.

— Тебе не интересно? — спросил после долгой паузы Джеральд.

Алан скривил губы в легком подобии улыбки.

— Мне всегда интересно, — признал он. — Ник, не желаешь ли поработать в гараже? Пять минут?

— Что?! — взорвался Ник. — Нет!

Он расставил ноги и уперся спиной в стену, словно Алан собирался вытолкать его из комнаты. Можно подумать, Алан бы с ним справился.

— Ничего страшного, я его выслушаю.

— А если он поджарит тебя, как котлету, это тоже не страшно? — возразил Ник. — Короче, одного я тебя с ним не оставлю.

— Я и не буду один, — сказал Алан. — Если Мэй согласится побыть рядом.

С этими словами он посмотрел на нее. Мэй всполошилась. Чувство было такое, словно она смотрела спектакль, а актер вдруг возьми да и обратись к ней.

— Честно признаться, защитница из меня никакая, — сказала она. — Перед твоим приходом я собиралась спасать Ника метким броском чайника во вражескую голову.

Алан улыбнулся.

— Так ты согласна защищать меня с чайником в руках?

— Вообще-то полагаться на мои чайникометные навыки рискованно.

— Бывает и хуже, — возразил Алан и переглянулся с братом. — Ник, он хочет поговорить, а я хочу выяснить, с чем он пришел. Просто побудь неподалеку.

— И что, — отозвался Ник, — мне потом бежать на твои крики?

— Беги на выстрелы, — сказал Алан.

Ник криво усмехнулся, хотя чему — шутке брата или мысли о предстоящей пальбе, — трудно было сказать.

— Иди давай, — подстегнул Алан.

Ник посмотрел на него и завел руку за спину — подержаться за рукоятку меча. Может, хотел подбодрить себя таким образом или утешить, — подумала Мэй, — как ребенок, который стискивает любимую игрушку. А может, прикидывал, не пустить ли ее в ход.

— Мне не нравится, как ты со мной обращаешься — угрюмо бросил он Алану и выбежал из кухни, напоследок хлопнув дверью. Отзвук хлопка еще несколько секунд висел в воздухе.

Мэй быстро прошла вдоль кухонного шкафа и встала плечом к плечу с Аланом напротив колдуна.

Джеральд, которого почему-то не испугал их совокупный отпор, уселся за кухонным столом и вытянул ноги.

— Похоже, ты ждешь от брата того, на что он попросту не способен, — заключил он. — Это в некотором роде жестоко.

— Знаю, — ответил Алан.

Мэй села, облокотилась на стол и подперла подбородок ладонью. Она не сводила взгляда с Джеральда. Клиенты матери обычно начинали нервничать от такого пристального внимания, а колдуну было хоть бы что — он посмотрел на нее в ответ ярко-голубыми безмятежными глазами.

— Ты его любишь?

— Кого? — выпалила Мэй, но тут же зажмурилась и беззвучно ругнулась — вопрос, конечно, предназначался не ей.

Открыв глаза, она прочла на лице Джеральда удивление.

Алан как будто ничего не заметил.

— Ты его любишь?

— Не твое дело, — ответил он. — Но я отвечу: да, люблю.

Джеральд склонил голову и посмотрел на Алана с самым, казалось бы, искренним участием.

— Должно быть, это невероятно трудно.

— А ты свою семью любишь? — тихо спросил Алан.

Джеральд натурально вздрогнул.

— Нет, — ответил он. — Хотя речь не обо мне.

— Ну да, — сказал Алан, давая понять: счет пошел в его пользу.

— Речь о твоем демоне, — гнул свое Джеральд, нахмурившись. — Это важнее. И о том, на что он способен.

Он щелкнул пальцами, и в кухню хлынул свет, причем оттуда, откуда никак не мог взяться: из-под двери черного хода, за которой уже наступил вечер, валили белые клубы, как из кипящего чайника.

— Он никогда такого не сделает, — пробормотал Джеральд. — Его магия не предназначена для красоты или добра. Ты знал, что во время бури в Дареме, которую он вызвал, погибли два человека?

Алан оперся на спинку стула Мэй — он всегда тратил несколько секунд на подъем. Она почувствовала, как его передернуло. Рядом с врагом каждая секунда была на счету.

— Алан их не убивал! — бросила Мэй. — Лучше своих жертв посчитай!

Джеральд кивнул ей и усмехнулся. Магический свет коснулся его лица, заиграл и скользнул по щеке, словно ласковая рука.

— Мои жертвы гибнут, чтобы я мог колдовать, твои — чтобы ты не разлучался с братом-демоном, — сказал Джеральд. — У нас много общего, Алан Райвз.

— Неужели? — буркнул Алан.

Колдовской свет отразился от глаз Джеральда, и те вспыхнули яркой, искрящейся синевой.

— Я уверен, — ответил он. — Мы оба хотим продать душу подороже. И оба не дураки.

— А кто, по-твоему, дурак?

— Черный Артур… был. — Джеральд скривился. — Наш бывший бесстрашный лидер. Тот, что вживил демона в тело ребенка и ухитрился его потерять. Это у него хватило глупости выпустить демона в мир без забот о последствиях. Ты не таков. Только не говори, что у тебя не было сомнений.

— Обойдемся без психологии, — ответил Алан. — Ближе к делу.

— Я — не Черный Артур. Мне приходится расхлебывать то, что он заварил. И без тебя я не справлюсь.

— С кем? С Ником? — выкрикнула Мэй.

— Повторюсь: я не дурак, — продолжил Джеральд. — И заметил, что Ник старается. Он ведь перед тобой в долгу. Ты для него много значишь, и ты… — он посмотрел на Мэй, — …и Джеми. — Его голос чуть дрогнул на последнем имени. — Однако при всем этом он вызывает бурю всякий раз, когда сердится, и гибель половины человечества его не слишком огорчит. Чем ты можешь оправдать его освобождение?

— А я и не могу, — ответил Алан.

Джеральд улыбнулся.

— Ты отпустил его, потому что любил и хотел спасти от Черного Артура. Это я в силах понять. А вот Ник — вряд ли. Ему незнакомы эти чувства. Он — не человек.

— Знаю, — процедил в ответ Алан.

— Мы все в опасности рядом с ним.

— Знаю.

— Он убил двух человек по ошибке. Дальше будет хуже — это только вопрос времени. А вина ляжет на тебя.

— Знаю! — крикнул Алан.

Джеральд, все еще улыбаясь, откинулся на спинку стула.

— Раз так, прошу тебя: позволь кое-что предложить. У меня есть план, который поможет всем. Включая Ника.

Тут Алан выпрямился: Мэй перестала ощущать спиной его вес и тепло. Он сел между ней и Джеральдом, загораживая плечом пол-лица колдуна. Мэй видела только один глаз и край улыбки.

— Я слушаю, — сказал Алан.

— Выход такой, — начал Джеральд. — Я могу призвать другого демона и лишить Ника силы. Могу сделать его максимально похожим на человека, так что твой брат останется при тебе. Только согласится ли он потерять всю свою мощь? Сомневаюсь. Поэтому мне понадобится твоя помощь. Тебе он поверит. Нужно только отвести его в безлюдное место и заключить в круг, а дальше я справлюсь.

— А-а, так ты просишь Алана предать Ника, чтобы лишить его силы и убить обоих? — вмешалась Мэй. — Чудесный план. Эй, а можно мне с вами? Я прихвачу бутербродов, только, чур, кровью на них не брызгать.

— Она права, — заметил Алан после неприятной для Мэй паузы. — Почему я должен тебе верить?

— А почему я должен верить тебе? — переспросил Джеральд. — Ты можешь в любой момент натравить на меня своего демона. Но я верю, потому что от этой сделки мы оба будем в большом выигрыше.

— Как бы не проиграть еще больше.

— С чего бы? Ровно столько ты потеряешь, если не сумеешь сдержать демона в узде. А этот час, сам знаешь, не за горами.

Он чуть-чуть наклонился вперед и совсем исчез у Мэй из виду.

— Я знаю, чего ты боишься, Алан, — тихо проговорил колдун. — Скажи одно: скольким еще придется погибнуть до того, как ты рискнешь навлечь на себя его ненависть?

Мэй решительно вскочила с места.

— Все, — сказала она. — Тебе пора.

Теперь она ясно видела обращенное к ней лицо Джеральда. Колдун недоуменно наморщил лоб. Мэй схватила его за руку и подняла на ноги. Когда его пальцы сами собой стиснули ее ладонь, колдовской огонь потух.

— Я сказала бы, что ты загостился, хотя тебя и в гости-то никто не звал.

Мэй, не разжимая руки, выволокла Джеральда из-за стола. Она была готова зайти сзади и толкать его колдовское величество до самого порога, но тут Джеральд избавил ее от трудов:

— Ничего, я уже все сказал.

С этими словами он отнял у нее руку и направился к двери. На пороге Джеральд оглянулся и окликнул Алана. Тот по-прежнему сидел в полутемной кухне, поникнув головой над столом.

— Мэй права. Тебе пора.

Повисла пауза. Мэй с вызовом смотрела на Джеральда, Алан — в сторону, а Джеральд, казалось, искал лазейку, чтобы не уйти побежденным.

— Он — самое опасное, что есть в обоих мирах, — изрек наконец колдун. — И ты его создал. Если что, я буду на связи.

Дверь кухни закрылась. Через миг Мэй услышала стук входной двери. Ей почудилась вспышка колдовского огня, и она отчетливо представила, как Джеральд уходит, насвистывая под нос и поздравляя себя с удачной операцией.

Они остались в темноте.

— Алан, — позвала Мэй и опустилась рядом на колени — заглянуть ему в лицо. — Не слушай его, он все врет!

— Это правда, — отозвался Алан. — Ник убил тех людей.

— Извини, — бесстрастно произнес Ник из дверей. — Я не помешал?

Он щелкнул выключателем, и кухню залил обыкновенный, немагический свет. Мэй вспомнила слова Джеральда — будто магия Ника не предназначена для красоты или добра — и одернула себя. Джеральд — кретин. Ник никогда бы не стал тратить силы на освещение, и был бы прав. Зачем, если есть выключатель?

Ник прислонился к дверному косяку и сложил руки.

— Слышал, колдун ушел, — начал он. — Хотел бы я знать, как ему удалось меня уложить в пять минут. Такого быть не должно. Сегодня он в разы сильнее, чем тогда, у кладбища.

Алан выпрямился на стуле. Теперь, при Нике, он вернул лицу обычную задумчивость. В темноте оно было совсем другим.

— Похоже, Джеральд в самом деле изобрел новую метку, — произнес он. — Интересно, насколько выросли его силы?

— А мне интересно, как теперь его завалить, — процедил Ник.

— Не знаю, — ответил Алан. — Но скоро выясню.

Ник кивнул — дескать, дело закрыто, и Алан вот-вот выведает все тайны гибельного Круга Обсидиана. Мэй уже приготовилась к неизбежным в таких случаях вопросам о том, чего хотел Джеральд и что ему ответил Алан, а также, почему они с Мэй сидели в потемках и обсуждали убийства. Вместо этого Ник сказал:

— Вы опоздаете на Ярмарку.

— Точно, надо спешить.

Мэй хотела причесаться, одеться поприличнее, повздыхать о своем виде, словно Ярмарка Гоблинов — нечто среднее между свиданием и собеседованием при приеме на работу, но времени катастрофически не хватало. Она плюнула на красоту, забыла колдунов и их посулы. На один сияющий миг ей живо вспомнились фонарики в ветвях и чудеса на продажу.

— Я пошел работать, — сказал Ник. — Ночная смена.

Он уже собрался уходить, как вдруг Алан рывком повернулся к нему.

— В обоих мирах, — тихо сказал он, — я никого больше так не люблю.

Теперь лицо Ника не было бесстрастным. Он застыл, вцепившись в край двери так, словно вот-вот рухнет, и уставился в пол.

В ушах Мэй прозвучал голос Джеральда, будто эхо: «Ему незнакомы эти чувства. Он — не человек».

Каждый мускул его тела выдавал желание уйти, и Мэй подумала, что так и будет, что он просто скроется, ни слова не говоря. Его голос прозвучал скрежетом в тишине.

— Иногда, — сказал Ник, все еще глядя в пол, — иногда мне хочется быть человеком ради тебя.

— Но обычно — нет, — кивнул Алан.

— Обычно — нет, — подтвердил Ник.

И вышел, закрыв за собой дверь.

 

Глава девятая

КУПИ! КУПИ!

Мэй как-то забыла о том, что Ярмарку Гоблинов всякий раз устраивают в другом месте. Вообще идея казалась разумной, учитывая секретность мероприятия, но образ леса с фонариками-светлячками застрял у нее в голове и не желал уходить. Она вообразила, что все будет более или менее аналогично.

Во время часовой поездки в Корнуолл Алан рассказал ей, что нынешнюю Ярмарку организовали на территории замка Тинтагель.

— Он, часом, не похож на замок Крэнмор? — спросила Мэй, вспоминая заросший травой бугор рядом с лесом, где проводилась предыдущая Ярмарка. От замка у него осталось одно название.

— Нет, этот вполне сохранился, — ответил Алан. — Местами.

— Ах, местами?

— Ну, большая его часть рухнула в море, — пояснил он. — А в остальном вполне впечатляет.

Мэй рассмеялась, и Алан — вместе с ней, сверкнув зубами в темноте. Выглядел он счастливым; уныние и тоска, которые Мэй прочла у него на лице в кухонном полумраке, изгладились. Впрочем, Алану так мало надо было для счастья… он привык довольствоваться крохами.

Мэй ужасно жалела его за это, но понять не могла: ее вполне устраивали большие запросы.

— Значит, случись гроза, нас всех может сдуть в море вместе с остатками замка? — задорно спросила она и умолкла, кляня собственную глупость: оба тут же подумали о Нике.

— Сейчас только начало июня, — сказал после паузы Алан. Улыбался он меньше, но усиленно держал беззаботный тон. — Грозы не ожидаются.

Мэй перевела взгляд от его увядшей улыбки на ночную дорогу, где в свете фар разгоралась и ныряла в темноту полоса асфальта.

— Джеральд что-то говорил про бурю в Дареме.

Это ведь… разве не там жила твоя семья?

Она имела в виду родню Алана — тетю, сестру давно умершей матери и ее детей. Ту, которой Алан тайком писал. Ник не знал о существовании этой семьи, считал Оливию их с Аланом общей матерью, а его — братом.

Откровение о том, что они даже не родственники, Ник воспринял хуже некуда.

— Ага, — сипло, совсем как Ник, проронил Алан.

— А та гроза, которую я слышала, когда позвонила тебе, — опасливо продолжила Мэй, — она из-за…

— Это я виноват.

Она посмотрела на Алана. Тот сидел, стиснув зубы.

— Не надо было туда ездить. — Он мельком нежно взглянул на нее, словно прикоснулся или хотел прикоснуться. — Надо было остаться в Эксетере вместе с вами.

— Мы рады, что ты вернулся, — сказала Мэй, ничуть не кривя душой, и добавила, меняя тему: — Значит, это то самое место, где зачали короля Артура?

Алан, насколько она знала, должен был обрадоваться разговору об истории и легендах.

— Хотя вряд ли это касалось кого-то, кроме королевы-матери.

— А как насчет короля-отца? — спросил Алан.

Мэй махнула рукой — это, мол, мелочи, и он засмеялся.

— Возможно, ничего вообще не было. Или было, но не здесь.

— Кто его знает, — сказал Алан и тут же оживился. — В тысяча девятьсот девяносто восьмом здесь при раскопках нашли надгробный камень со словом «Артугну», что предположительно означало «потомок Артура». Любопытно, как людям хочется подкрепить свою веру, ведь у слов уйма толкований.

— Было бы веселее, найди они могилу друидессы, — заметила Мэй.

Она в свое время читала Марион Зиммер Брэдли, а Алан — Мэлори, так что они могли обсуждать артуриану часами. Однако у поворота на Боскасл Алан прервал мини-лекцию о Британии седьмого века — свериться с указателем. Когда он съехал на узкую проселочную дорогу, которая терялась в кромешной темноте почти перед самым капотом, Мэй сжала кулаки, надеясь, что Алан не ошибся и ожидание будет недолгим. Потом он припарковался где-то на склоне, совершенно для того не приспособленном. Они вышли из машины, перебрались по перешейку, соединяющему остров Тинтагеля с большой землей, и устремились вверх по лестнице, пока не увидели открытые ворота.

— Как я понимаю, здесь висел замок.

— Вот именно, — ответил Алан с неожиданно злорадной улыбкой, — висел.

Он галантно повел рукой, приглашая Мэй войти. Она тряхнула головой и пошла первой. За воротами высилась гора, неряшливая груда каменных плит — словно ребенок-великан пытался строить башню. Только эта башня была природной насыпью, и им предстояло по ней забраться. Мэй пробежалась взглядом по выщербленному скальному хребту, похожему на черную корону под сумеречным небом.

Она открыла рот — сказать, что не в ладах с физкультурой, но тут вспомнила про ногу Алана и замолкла. Вдоль хребта вилась деревянная лестница, и Мэй начала подъем.

В клубах и на вечеринках она могла отплясывать до пяти утра, даже если их класс утром участвовал в эстафете. Значит, и лестницу одолею, думала Мэй. Вот только танцы были в удовольствие, от них спирало дыхание и колотилось сердце, а тяжесть ног не ощущалась. Все мысли были о том, как правильно двигаться.

Теперь Мэй переступала, словно ворочая гири, да еще каждый шаг отдавался жаркой болью в мышцах. Сзади слышалось дыхание Алана. Он пыхтел меньше ее, но через шаг втягивал воздух сквозь зубы, чтобы запереть рвущийся из груди стон.

Алан не любил, когда его спрашивали о самочувствии.

— Я тут поразмыслила о значимости легенд Артурианского цикла и мест, с ним связанных, — объявила Мэй ночному ветру, — и пришла к заключению: а ну их нафиг.

Алан с усилием рассмеялся — вышло более похоже на всхлип. Мэй готова была поспорить, что Ник не знал, где, а главное, на какой высоте в этом месяце устраивали Ярмарку.

Они прошли только половину подъема. Надо было предложить Алану повернуть назад и уехать, сказать, что дело того не стоит. Вот только он отказался бы, да к тому же… как Мэй ни было больно за Алана, для которого каждый шаг оборачивался пыткой, ее отчаянно, непреодолимо тянуло на Ярмарку.

Лестница огибала скалу, они лезли вверх, скрипя туфлями по грязным вытертым ступеням. Ветер взъерошил Мэй волосы и хлестал ими по лицу. От усталости она не видела ничего, кроме собственных еле шагающих ног, когда из темноты возникла дверь — скругленная, как в часовне, только грубая, некрашеная и призрачно-серая в свете луны.

Мэй уперлась в нее ладонью. На ощупь дерево было прохладным и гладким, как жемчужина, — видно, его долгие годы шлифовали морские ветры. Дверь от толчка распахнулась, и глазам путников предстал сказочный замок.

Казалось, кто-то посеял там звезды. Сам замок представлял собой руины: среди дикой травы и камней то тут, то там проглядывал островками плитчатый пол, зато на нем и на земле повсюду гнездились огоньки, оживляя землю, скалы, стены, свисая с щербатых бойниц.

Фонарей было так много, что они обволакивали сияющей завесой все вокруг, погружали развалины в призрачную дымку. Мэй, не чуя ног, брела сквозь Тинтагель по омытым светом камням.

Подобно фонарикам, замок усеивали прилавки. Они кучковались то тут, то там, словно грибы или птицы на ночлеге. Один киоск с ветряными колокольчиками приютился на полуразрушенной стене, так что посетителям приходилось карабкаться к нему по каменной осыпи. Еще несколько прилавков расположились в травянистых ложбинах между камнями и в углах замка. Какая-то женщина превратила в прилавок саму полуразрушенную стену, расположив яркие склянки среди торчащих, как зубы, камней.

И между этими осколками прошлого, озаренными магическим светом, сновал люд Ярмарки Гоблинов. Был там человек, который по соседству с ветряными колокольцами развешивал кинжалы, и они тоже позвякивали на ветру — грозная, прекрасная музыка. Рядом мальчишка лет двенадцати что-то помешивал в котле, так что над варевом повисло густое пахучее облако. Перед ним, на прилавке, ждала шеренга берестяных кубков.

Другой мальчуган, совсем кроха, забрел Мэй под ноги.

— Ого, — вырвалось у нее. Она ничего не имела против малышей, но лично ни с одним из них знакома не была и воспитанием детей не интересовалась.

Голубоглазое дитя с золотыми кудряшками (судя по прилипшим к губам травинкам, оно только что подкрепилось подножным кормом) вновь атаковало ее колено — видимо, рассчитывая напором устранить преграду, — и очень удивилось, получив легкий ответный толчок.

— Это Тоби, — произнес Алан у Мэй над ухом — она аж вздрогнула, почти забыв, что он шел сзади. — Младший в семействе Дэвисов. И жуткий спиногрыз.

Каждое слово было сказано таким умилительно-ласковым тоном, что Мэй невольно обернулась, а Тоби засмеялся. Алан смотрел не на нее, а на ребенка, и от улыбки его узкое лицо озарялось, как развалины Тинтагеля.

— Вечно сбежит из манежа, а сестра потом с ума сходи… Верно, чертенок?

Тоби просиял широкой, чуть сумасшедшей, как у всех детей, улыбкой и призывно поднял ручонки. Алан тут же подхватил его, и мальчик прильнул к нему — голова под головой, угнездившись на сгибе локтя.

— Ух! Вижу, ты любишь детей, — произнесла Мэй, которую приятно озадачила эта картина. Алан с ребенком на руках вызывал не меньшее восхищение, чем целая корзинка котят в чепчиках, да и Тоби вел себя смирно. Мэй поймала себя на мысли, что малыши — это не так уж плохо. Наверное, поэтому — догадалась она — женщины охотнее выходят за тех, кто ладит с детьми: они будут не прочь завести своих.

— М-м? — переспросил, разомлев, Алан. — Ну да, они ничего.

Через миг Тоби заизвивался. Алану пришлось припасть на одну ногу, чтобы ссадить ребенка и сесть рядом, держа его под мышкой. Тот потянулся к чему-то блестящему у Алана в рукаве. Алан вытащил нож и щелкнул пружиной — освободить лезвие. Потом зажал острие между пальцами — подальше от цепких ручонок — и стал вертеть рукояткой, которая тут же засверкала в магическом свете.

— Опа! — Алан втянул лезвие и улыбнулся, а малыш засмеялся в ответ — то ли нож его развеселил, то ли улыбка. — Ник тоже когда-то таким был, — добавил он и погладил мальчика по волосам.

Мэй присмотрелась к его детской мордашке — огни Ярмарки плясали на золотых кудрях, отчего те туманно сияли, словно нимб. Трудно было вообразить Ника похожим на этого ангелочка.

— Таким — в смысле, милашкой? — неуверенно спросила Мэй. Она подумала, что Алан обидится, но он только рассмеялся.

— Нет. Зато он был моим.

Тоби рывком устремился к ножу. Алан его удержал.

— Ну уж нет, у меня не порежешься, — известил он, спрятал нож в карман и развернул малыша лицом к себе. Тоби важно на него посмотрел, а через миг в пухлых пальчиках оказалась линза Алановых очков. — Кстати о родственниках: пора вернуть тебя семейству. Пошли, карапуз.

Он снова встал с малышом на руках, взявшись за край стены для опоры. Его глаза обратились к Мэй.

— Хочешь танцы посмотреть? — спросил он с озорной улыбочкой, которая предназначалась ей одной. — Я догоню.

— Ну-у… — протянула Мэй — слишком уж бестактно было бы признаться, что она готова бежать туда со всех ног.

Улыбка Алана стала издевательски-многозначительной.

— Повеселись там, — напутствовал он и заковылял прочь, на ходу дискутируя с Тоби по поводу принадлежности очков. Мэй улыбнулась ему вслед, после чего отправилась по величественным развалинам к той части замка, которую вымостили для туристов — брусчатка была гладкой и на современный лад ровной, как дорога из кирпича. Даже ее серебрил чудесный свет ярмарочных огней, так что она казалась дорожкой лунного света на воде. И вела она к волшебству.

Мэй знала, куда идти. Пение манило ее сквозь шум моря. Она пошла на зов музыки и очутилась там, где развалины замка почти надвое делила расщелина, промытая рекой — ее воды срывались с обрыва в море, где с пеной разбивались о прибрежные скалы.

Поперек расщелины был протянут мостик, который тоже сверкал от фонариков, как паутинка на рассвете. Казалось, он может лопнуть в любую секунду.

На этой ниточке через пропасть кружились четыре пары.

* * *

Ту девушку Мэй увидела сразу. Син, конечно, снова заводила в танце. В прошлый раз, с венком из алых цветов на голове, она казалась ярким лесным духом, а сейчас словно родилась из морской пены. На ней было белое платье — такое легкое, что ночной ветер пускал по нему рябь и заставлял облегать тело, и такое тонкое, что сквозь ткань почти проглядывала смуглая кожа. В волосах искрились серебряные ленточки, а подол юбки, изрезанный на тонкую бахрому, разлетался и льнул к ногам.

Она порхала легко, как пушинка, и держала идеальное равновесие даже на шатком мостике через воду, хотя канаты вздрагивали при каждом касании ее ног. Танцоры-юноши были в черном, словно тени ярко одетых партнерш, но никто не вызывал того восхищения, как Ник месяцем раньше.

Девушки в красном, желтом и голубом тоже казались тусклыми тенями рядом с яркой Син.

Над головой у Мэй качались фонарики. Она подняла глаза — блеснула сталью проволока, на которой они держались, — и посмотрела вниз, вдоль оголенных светом скал обрыва. Они были неровные, ребристые, жуткие на вид и тянулись чуть ли не милю. У Мэй, несмотря на радостное волнение, засосало под ложечкой.

В свете Ярмарки море приобрело необычайный, прозрачно-бирюзовый оттенок. «Наверное, здесь какая-то особая магия», — подумала Мэй.

По обе стороны пропасти стояли и пели люди. Их голоса то взмывали вверх вместе с девушкой в белом, которая порхала легко, как цветок, и приземлялась на тот же трос подобно акробату. Зрители горячо шептались на фоне ледяного шума волн. Девушка застыла на месте, но представление не потеряло зрелищности: ее темные волосы с серебряными ленточками струились на ветру, словно флаг тени и света. Затем она опустила руки, которые до того держала над головой триумфальной аркой, и, заканчивая выступление, попросту ушла по канату легче, чем по улице. Прыжок — и танцовщица очутилась на краю пропасти лицом к Мэй.

— О, это ты, — сказала Син с Ярмарки Гоблинов, сверкнув темными глазами и белозубой улыбкой. Она была ослепительна. Мэй оглянулась посмотреть, кому предназначалось приветствие, и не увидела ничего, кроме руин да ночного моря.

— Ага, — выдохнула она, не веря своим ушам. — Это я.

Внимание Син было как луч прожектора. Она улыбалась, и целый мир делался ярче, насыщеннее, словно намекал на скорую метаморфозу.

— Я надеялась тебя снова встретить.

 

Глава десятая

СИН С ЯРМАРКИ ГОБЛИНОВ

Они стояли на краю обрыва и смотрели друг на друга. Мэй все никак не могла переварить, что радостное удивление в глазах Син относится к ней.

— Ты мне понравилась, — сказала та. — Большинство туристок невысокого мнения о танцовщиках, а уж чтобы самим потанцевать…

Она фыркнула и горько усмехнулась.

— Это ты танцуешь, а я — так, — сказала Мэй и впервые в жизни оробела, словно новенькая в школе, которая стоит в сторонке и отчаянно хочет стать для всех своей.

— Ничего, научишься, — уверенно заметила Син. Оглянувшись на толпу зевак, она откинула за спину волосы и ленточки, и в них снова запутался ветер. — Я — хороший тренер.

У нее был бархатистый, хрипловатый голос, и странно было слышать в ее устах что-то подобное, прагматичное.

— Ну что, составишь компанию? — спросила Син.

— Вообще-то я не собиралась танцевать, — задумчиво проговорила Мэй и следом улыбнулась, — но теперь, пожалуй, буду!

— Решай скорее, — произнес чей-то голос у нее за спиной. Мэй так резко обернулась, что чуть не сорвалась с обрыва.

Там, где секунду назад — в этом она могла поклясться! — никого не было, возникла Меррис Кромвель. Ее черное платье развевалось при ходьбе, как вороновы крылья. Она подошла к девушкам, и огоньки Ярмарки заиграли у нее на броши-талисмане и седых прядях волос, которые стали похожи на серебряные ленточки Син.

Эффектное появление Меррис немного подпортил ее голос, хрипловатый и откровенно недовольный.

— Я тебя помню, — сухо добавила она.

Мэй нервно сглотнула, памятуя о последней встрече с Меррис в Доме Мезенция — заведении, связь с которым она всеми силами утаивала от ярмарочного люда.

— Очень приятно, — ответила Мэй с осторожной улыбкой, — мы ведь всего один раз виделись. И большое спасибо, что разрешили мне танцевать на прошлой Ярмарке. Я так надеялась снова попробовать… — Меррис склонила голову и оглядела Мэй чуть более приязненно. Сообщение определенно достигло адресата.

— Думаю, это можно устроить, — ответила Меррис после недолгой паузы. — Ты, кажется, неплохо справлялась. С кем будешь танцевать?

— Со мной, — ответила Син кратко и уверенно. Мэй заглянула в ее смеющиеся глаза.

— Э-э, а я думала, девушки только с парнями танцуют…

— Необязательно, — сказала Син хрипловатым, грудным голосом, который за каждым словом оставлял отзвук смеха. — Так просто эффективнее, но, по-моему, мы и сами сможем привлечь парочку демонов, правда?

Ярмарка гудела и лучилась волшебным огнем; ее устроительница лично встретила Мэй, а теперь и Син протянула ей обе руки.

Мэй наконец-то расслабилась и почувствовала себя почти своей в этом чудесном мире. Она приняла вызов Син и коснулась ее пальцев, очерченных отсветами замковых огней.

— Не уверена, — сказала Мэй и улыбнулась, глядя на опешившую Син. — Но все равно попробую. Поглядим, на что ты способна.

Син запрокинула голову и рассмеялась. Она вдруг как будто оттаяла: стала меньше похожей на идеал и больше — на ту, с кем хотелось дружить.

— Попробуй догони меня, туристка, — весело ответила Син и упорхнула от края обрыва, уже пританцовывая. — Если сможешь.

Мэй отправилась за ней туда, где внутри замковых стен не было ничего, кроме травянистой площадки, похожей на поляну в лесу, только место деревьев здесь занимали руины. Там уже суетились танцовщики: обрядовыми ножами прорезали в дерне круги, чертили линии сообщения от мира к миру.

У Мэй был пунктик насчет карт и чертежей. Эти символы она сразу запомнила.

— Эй, Син, — окликнула она.

— Что? — Та обернулась.

— Давай я вырежу наши круги.

У Син были выразительные брови — она легко обозначала ими недоумение, не меняя остальных черт лица. Теперь же эти тонкие черные дуги чуть не взлетели со лба.

— Ого! Мы так уверены в себе?

— Как правило, — ответила Мэй.

Син потянулась рукой за спину и вытащила длинный кинжал, который и швырнула ей.

Мэй подавила желание увернуться от огромной острой штуковины и без труда поймала нож за рукоятку. Затем она встала на колени — от травы в росе джинсы тут же промокли — и начала чертить. Лезвие свободно прорезало дерн, выводя углы и дуги. Это было сродни решению уравнений или чтению нот — сначала все кажется непонятным, но после недолгой тренировки символы запоминаются, и вот уже никакого труда не надо, чтобы увидеть четкую картину.

Закончив собственный круг, Мэй сделала еще один для Син, так чтобы они едва соприкасались, и только после этого подняла глаза. Танцовщица держала в руках яркий, пламенеющий плод и неотрывно смотрела на нее.

— Впечатляет, — сказала она.

— Спасибо, — ответила Мэй и вернула нож.

Син взяла его одной рукой, протерла и, ловко перебирая жар-плод пальцами, нарезала его на сияющие, манящие дольки. Золотой сок собрался у нее в ладони, а оттуда медленно побежал по запястьям, оставляя сверкающие дорожки вдоль вен.

Мэй вспомнила его вкус — после него несколько дней любая еда была как пепел. У нее вдруг защемило в груди от желания попробовать его снова.

— Порядок, — прошептала Син и поднесла дольку к губам Мэй. — Кусай.

Та наклонилась вперед, коснулась губой пальцев Син… Сок жар-плода брызнул ей на язык — прохладный и сладкий, как намек на любовь или приключение.

— Во-от так гораздо лучше, правда? — спросила танцовщица и подмигнула, кладя ломтик себе в рот.

— А можно еще? — выпалила Мэй и сама испугалась: так хрипло звучал голос, будто чужой.

— Нет, — ответила Син. — Ты в прошлый раз сильно перебрала.

Мэй вспомнила, как стояла напротив Ника в тени деревьев, стремясь к нему всем телом. Син тряхнула головой, как будто прочла ее мысли.

— Нику всегда требовалось больше, чем остальным, — тихо сказала она. — Теперь мы, кажется, знаем причину.

«Потому, что он не человек, — подумала Мэй. — И на меня ему плевать».

Син убрала кинжал в ножны, которые, судя по всему, были спрятаны у нее под тонюсеньким платьем. Правда, где именно — загадка: оно, казалось, неспособно было укрыть ничего, кроме тела. Син улыбнулась, как будто тяжесть кинжала за спиной ее приятно утешала.

— Посмотрим, сумеешь ли ты впечатлить меня в деле, — сказала она под первые удары барабанов. — Станцуем?

Музыка словно лилась ниоткуда. Потом Мэй увидела полуобвалившуюся стену и барабанщиков за ней — они сидели там, как в оркестровой яме. Кто-то играл на гитарах и флейтах, порождая довольно странное звучание. Трое певцов в передних рядах распевали, кто во что горазд. Один завел песню про Тинтагель, другой — про Ярмарку (припев был общий, «Купи, купи!»), а третий вообще нес поток бессмыслицы.

— То, Кенио, Теймар, — пропел женский голос, повышая тон, когда Син и Мэй взялись за руки. Изящные пальцы танцовщицы неожиданно для Мэй оказались крепкими и загрубевшими. Син завела ее в круги вызова — соприкасающиеся, но все же раздельные. Они с Мэй встали по обе стороны точки соприкосновения, не разнимая рук. Оказавшись в круге, Мэй сразу почувствовала перемену: земля под ногами словно загудела, как если бы прорезанные в земле линии сделались оголенными проводами. Пение вокруг стало громче.

Мэй уже не различала слов: все слилось в горячечную мешанину звуков и шума моря. Син опять подмигнула и разжала руки.

— Я призываю тень из леса, что заводит путника в трясину вдалеке от дома… — Ее голос выбивался из общей какофонии. Он манил, упрашивал, соблазнял, как покинутая в ночи возлюбленная. — Я призываю мечту, что отрывает людей от всего теплого, близкого и заставляет идти за собой. Я призываю ту, кто пьет кровь и восстает из пепла. Я призываю Лианнан!

С этими словами Син пустилась танцевать, и линии внутри кругов задвигались, замелькали, точно спицы велосипедного колеса, а Мэй пришлось поспевать за ними. Размытые тонкие нити сияли под ногами, и чувство от этого было такое, будто она на скользком тросе над обрывом, где одна промашка отделяет от жуткого, смертельного падения.

Ночной ветер взъерошил Мэй волосы. Она усмехнулась.

В поле зрения, сбоку, кружилась в танце Син: всполох белого шелка и прозрачного огня. Мэй оставалось только мечтать о такой грации, и все же она не унывала: чужое совершенство не только радует глаз, но и вдохновляет, как вызов.

Линии между мирами демонов и людей двигались так быстро, что почти растворялись в воздухе — словно сияющая вуаль протянулась на границе миров. Вуаль, которая вот-вот могла порваться. Круг едва не соскальзывал в зияющую рядом пропасть, как люк-западня под ногами. Пение звучало похоже на горестный плач; по толпе пробегал напряженный шепот. Девушки хрипло дышали в одном ритме.

Мэй подняла руки над головой, как Син на краю обрыва, озорно качнула бедрами и продолжила в этом духе. Мало-помалу танец подошел к логическому завершению, как любая пьеса или битва. Барабаны замедлили дробь, сердце у Мэй застучало спокойнее. Она переводила дух, восторгалась Ярмаркой, танцами и жалела, что никак не может продлить эту ночь.

У нее почти вылетела из головы причина, ради которой затевался этот опасный и волнительный ритуал, как вдруг она увидела демона, восстающего в пламени из точки соприкосновения двух кругов.

Женщина-демон появилась, точно темная богиня, завернутая в сияющее покрывало. Затем магия соскользнула, как если бы впрямь была покрывалом, и легла складками у ног Лианнан. Казалось, она стоит на облаке.

Мэй еще никогда не видела демона в женском обличье. До этого ей доводилось наблюдать только Анзу, и оба раза он выглядел существом мрака: в прекрасной наружности присутствовало что-то злобное и птичье. В отличие от него, красоту Лианнан ничто не омрачало: она лучилась, рыжие волосы мягко развевались вокруг, как второе облако, подсвеченное сзади невидимым пламенным закатом. Ее глаза были прозрачны, но таинственно сияли, словно магические кристаллы, готовые поведать Мэй будущее.

Талисман у нее на шее вдруг загудел и обжег кожу — ни дать ни взять пчела, упавшая за шиворот. Только тут Мэй заметила, что кожа Лианнан бела не человеческой, а скорее фарфоровой или бумажной белизной и чересчур гладка. Блеск ее глаз и огненно-рыжий цвет волос наводили на мысли о хищных цветах джунглей.

— Опять прекрасная танцовщица, — произнесла Лианнан. — О, и с маленькой ученицей.

Мэй на миг растерялась, когда услышала ее голос, потом поняла почему: обычно люди говорили с интонацией, живыми голосами, а Лианнан даже не открывала рта. За нее говорила магия. Линии сообщения в круге просто преобразовывали послания демонов в слова. Ведь все демоны немы, кроме одного.

— Не такой уж маленькой, — отозвалась Мэй и с опозданием поняла, что не стоило поддаваться на провокацию. Взгляд Лианнан переметнулся к ней, ярко-алые губы на белом лице — кровь на снегу — растянулись в улыбке.

— Если ты недовольна своим телом, — сказала Лианнан, очерчивая силуэт Мэй в ночном воздухе, — я могу его занять.

Она повела рукой со слабым «вж-жик», какое издавал меч Ника во время тренировок. Через секунду-другую напряженного созерцания Мэй поняла почему: вместо пальцев у женщины-демона были сосульки, играющие в сказочных огнях Ярмарки всевозможными цветами, притом острые, как бритвы.

— Спасибо, но я, пожалуй, пока оставлю все как есть.

Она вдруг насторожилась. Лианнан странным образом напоминала не Анзу, а Ника: выдержать его пристальный взгляд было все равно как затаить дыхание, как растянуть время, пока сердце отбивает чечетку.

— Очень жаль. — Женщина-демон улыбнулась. Она опустила руку.

— Лианнан, — окликнула Син. Голова демоницы резко, как на шарнире, повернулась к ней. — У меня к тебе есть вопросы.

Мэй вздрогнула от перемены в ее тоне, потом встретилась с нею взглядом сквозь огненную пелену волос Лианнан. Карие глаза Син смотрели многозначительно и веско. Она послала Мэй крошечный кивок, и та догадалась: Син отвлекла демона, чтобы ее защитить.

Мэй невольно задумалась, сколько партнеров стали одержимыми у нее на глазах.

— Спрашивай, — распорядилась Лианнан.

В этот миг на Мэй снизошло озарение, больше похожее на затмение: что-то черное, кошмарное нависло над ней, вытесняя все, что она знала, на периферию. Она поняла, что линии круга связали ее и Лианнан, словно нити от марионетки к кукловоду.

Ярость Анзу она тоже чувствовала на расстоянии, но та была очевидна, как надвигающаяся гроза или таран, и направлена на Ника; а мысли Лианнан находили дорогу украдкой, исподтишка — как холодный сквозняк под дверью человеческой души.

Если бы только в них разобраться, как в обычных житейских вопросах, да найти выход, может, и Нику можно будет помочь с очеловечиванием?

Лианнан оглянулась на нее, щуря глаза-льдинки, и Мэй вдруг поняла, что демоница может ощущать часть ее эмоций: очень уж колок и холоден был ее взгляд, словно кто тыкал в лицо обледенелой веткой. Затем в душу ворвались чужие мысли — зловеще-инопланетные тучи в родном небе.

В следующий миг внимание Мэй и Лианнан отвлекло движение среди просителей за пределами круга. Вперед выступили мужчина и женщина, оба испуганные и в то же время какие-то замкнутые. Казалось, они пытались отрешиться от увиденного, от магии и демонов.

— Дочь Дженни Тейлор убежала из дома три года назад. Мать хочет знать, жива ли она, — произнесла Син.

— Твои сведения неверны, — ответила Лианнан.

Мэй показалось, что больше она ничего не скажет.

Потом ее взгляд скользнул с женского лица на мужское.

— Твоя дочь никуда не убегала, — сказала она. — Это твой муж закопал ее под яблонями, которые ты посадила в честь ее рождения.

Женщина вскинула голову и посмотрела на Лианнан взглядом человека, который проваливается под лед. Демоница рассмеялась.

— Поразмысли над этим, — сказала она. — А когда решишь отомстить, призови меня. Я заползу к нему внутрь и заставлю горько-горько пожалеть…

Муж бедной женщины метнулся в сторону и припустил бежать. Продавец ножей с Ярмарки прыгнул ему наперерез и одним ударом отправил скулить и корчиться в пыли.

Меррис Кромвель вышла из темноты и увела несчастную прочь. Мэй, прищурившись, смотрела вслед их тускло-серым силуэтам. Женщина протянула к Меррис обе руки, а вслед за тем хозяйка Ярмарки что-то спрятала в карман.

«Она еще и заплатила, — догадалась Мэй. — За то, чтобы ей сказали о дочери, закопанной под яблонями».

Мэй испустила один прерывистый, горький вздох и отвернулась. Такая уж у них работа.

Син уже смотрела на Лианнан.

— Что, довольна? — спросила танцовщица. В ее словах скрывалось жало.

Лианнан качнулась к ней.

— Еще как. И это был твой второй вопрос, Синтия Дэвис, дочь Стеллы. Надеюсь, последний.

Син сжала губы в линию — тонкую решительную черту под последней фразой, чтобы больше не вырвались опрометчивые слова.

— Последний.

Лианнан посмотрела на нее — прозрачные глаза причудливо замерцали в свете звезд и бледных огней, отразившихся на поверхности моря.

— Четыре тысячи лет назад девушки из Мохенджо-Даро танцевали для меня среди факелов. Они тоже были юны и прекрасны, — прошептала она. — Еще помню гречанок в пляске иеракио, посвященной местной богине. Они двигались точно так же, как вы сейчас. Все они спотыкались в свое время. Споткнешься и ты.

Син подняла бровь.

— Не сегодня.

— Ничего, — ответила Лианнан. — Я подожду.

Она молниеносно развернулась к Мэй — волосы прочертили дугу в воздухе, словно хвост огненной кометы, и плавно легли на плечи.

— А ты что же? — спросила женщина-демон.

Мэй сложила руки.

— В каком смысле?

— Тебе ведь что-то нужно. Я чувствую.

— Информация мне бы не помешала, — задумчиво согласилась Мэй.

— Нет, ты жаждешь большего.

— Может быть, только цены кусаются, — сказала Мэй. — У тебя как в ломбарде: туда ходят только те, кто совсем отчаялся. А я пока не из их числа. Я могу себе помочь, если будет чем. От тебя мне нужны только сведения.

Лианнан запрокинула голову и расхохоталась во все ряды зубов, маленьких и белых, как заостренные жемчужины.

— Да, тебе на Ярмарке самое место! Танец дает право на два вопроса, и твоя подруга их уже задала. Так скажи, маленькая правдолюбка, что еще ты можешь мне предложить?

— А чего ты хочешь? — отозвалась Мэй. — Помимо очевидного?

Лианнан задумчиво склонила голову набок.

— Поцелуй.

Мэй захлопала глазами.

— Поцелуй?

Лианнан молчала — видимо, повтор вопроса в ее представлении не заслуживал ответа. Она еще слегка улыбалась, и на нижней губе у нее проступали вмятинки от бритвенно-острых зубов. Мэй поймала себя на том, что не может отвести взгляд от ее губ, полных и алых, как спелый плод. На ум снова пришли ядовитые тропические лианы.

— Поцелуй? — эхом отозвалась Син. Ее голос звучал непринужденно-заманчиво. — У меня есть некоторый опыт в этом деле.

— Нет, — вмешалась Мэй. Она оценила благородный жест танцовщицы, но не хотела помощи там, где могла сама справиться. — Лучше я. Ты получишь свой поцелуй, Лианнан.

Она протянула дрожащую руку, словно завернутую в сеть бликов Ярмарки и теней.

Лианнан рассмеялась. От этого смеха Мэй словно ножом провели вдоль спины.

— Буду иметь вас в виду. Хотя, по-моему, я не сказала, чей поцелуй мне нужен.

— А, ну да, — отозвалась Мэй. Несмотря на ужасную неловкость, у нее будто камень с души свалился. — Точно.

Лианнан уже отвернулась от них.

— Всегда мечтала это сделать — вызвать кого-нибудь из вас, — пояснила она. — Чтобы поняли, каково нам. Итак, я призываю того, кого Ярмарка называет предателем. Призываю лгуна, любителя демонов, убийцу. Я призываю Алана Райвза!

Алан вышел из тени развалин в пятно лунного света, а оттуда проковылял по серой траве к кругам, сияющим магическим огнем. По всей Ярмарке вдруг поднялся шип и шорох, словно Алан разворошил огромное гадючье гнездо.

Лианнан улыбнулась и поманила его к себе.

— Надеюсь, я не слишком перегнула палку, — пропела она.

— Нет, — ответил Алан. — Все это правда.

— Так всегда бывает, — продолжила женщина-демон. — Она непременно колет кому-то глаза.

Лианнан стояла на самом краю того места, где объединялись круги, а у ее ног слабо мерцало пламя. Алан остановился в дюйме от нее, на серой сумрачной траве.

— Иди ко мне, — манила Лианнан. — Эта девочка пообещала мне поцелуй, а ты знаешь, что будет, если она не сдержит слово.

Угроза была ясна: одержимость. Мэй охнула, как от удара под дых, но не испугалась. Алан никогда этого не допустит. Ни за что.

Она открыла рот, думая, как иначе сказать «прости, знаю, любезничанье с демоницами в твои планы на вечер не входило», но тут Алан посмотрел на нее и улыбнулся, расточая обаяние нелепо-огромными дозами.

— Все в порядке, Мэй. Все в порядке, Лианнан, — произнес он одинаково теплым тоном. — Я не против.

— А если Ярмарка побьет тебя камнями? — спросила Лианнан. — Тогда будешь против?

— Пожалуй, да, — ответил он невозмутимо — ей под стать.

Лианнан сверхъестественно плавно пожала плечами.

— Что ж, мужчины шли ради меня на смерть и за меньшее, чем поцелуй. А чего бы хотел ты, Алан Райвз?

Они неотрывно, откровенно-восторженно смотрели друг на друга. Наблюдая за ними, Мэй поразилась собственному беспокойству.

— Гарантию безопасности.

— Никто ее тебе не даст, — сказала Лианнан. — Но меня сегодня можешь не бояться, обещаю. Теперь сними его.

Алан расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, вытащил оберег — кристаллы мимолетно сверкнули в магическом свете, — протянул руку в круг и передал Мэй, бережно свернув кожаные завязки с узелками. Его единственной защиты больше не было. Алан сомкнул пальцы Мэй поверх амулета, и тревожное мерцание камня растворилось в тени.

Затем он шагнул туда, где пересекались круги и соударялись миры, где ждала его Лианнан.

Алан, в отличие от Мэй, смотрел на нее без дрожи. «Конечно, ему ведь приходится каждый день завтракать с демоном за одним столом», — вспомнила Мэй. Это странным образом объясняло, почему он не боится.

Лианнан провела острыми пальцами по его щеке — чуть касаясь, но все равно раня: к ложбинке на шее, где раньше висел амулет, скатилась алая бусинка-капля.

— У меня есть одно воспоминание о тебе, — проговорила Лианнан.

— Правда? — спросил Алан. — Так пусть их будет два.

Он протянул руку и тронул демоницу за подбородок, чуть наклонил его и легко, будто пробуя лед перед шагом, поцеловал. А потом — еще раз, уже смелее.

Рыжие локоны Лианнан обвили его за плечи подобно кровавым щупальцам, стремясь стиснуть, смять, притянуть, хотя сама она рядом с ним таяла. В воздухе трещали и искрились магические разряды, шепот мира демонов слышался все ближе. Алан взял Лианнан за плечи и шею, крепче прижал к себе…

А через миг отстранился. Они стояли в наэлектризованном воздухе с закрытыми глазами.

— Чем бы тебе заплатить, — прошептала Лианнан, — чтобы ты и меня отпустил на свободу?

— Если бы любил, — ответил Алан, — отпустил бы бесплатно.

— А чего стоит заставить кого-то влюбиться?

Тут он горько усмехнулся.

— Не знаю. Никто не пробовал.

Жажда Лианнан холодными щупальцами вырвалась наружу и пронзила Мэй от макушки до пят, словно ее коснулся демон, словно ее кровь застыла на острых пальцах-сосульках.

— Ну так вот мой вопрос, — сказала она твердым, спокойным тоном. — Джеральд, колдун из Круга Обсидиана, изобрел новую метку. Расскажи мне о ней.

Лианнан даже не отвлеклась, тогда как Ярмарка, которая возмущенно глазела на них с Аланом, вдруг зашевелилась. По толпе побежал ропот: она, словно губка, впитала слова «Круг Обсидиана» и вспомнила своих настоящих врагов. Но это был всего лишь полезный побочный эффект. Впрочем, прямого Мэй тоже добилась: Лианнан оставила Алана и устремила взгляд на нее.

— Так ты хочешь узнать о метке?

— Да, так я и сказала.

Демоница многозначительно улыбнулась — мол, «рано радуешься».

— Тогда отыщи ее у мальчишки, которого хорошо знаешь.

Мэй задохнулась от ярости.

— Так не считается! Ты не ответила!

— Ответила, и еще как, — возразила Лианнан. — К тому же это правда, а больше ничего и не требовалось. Насколько она полезна, решать тебе. В конце концов, твой дар мне не пригодился.

— Довольно обидно слышать, — «возмутился» Алан.

Лианнан рассмеялась.

— Нам больше не нужны твои услуги, — сказала Син. — И тем более твои козни.

После этих слов огонь, из которого поднялась Лианнан, начал съеживаться и гаснуть. Мэй почувствовала, как ярость демона хлещет по воздуху убийственно-тяжелой плетью, и напряглась в предчувствии чего-то ужасного. Однако Лианнан только мирно улыбнулась, поднесла к губам окровавленные ледяные пальцы и послала Алану воздушный поцелуй. Алан «поймал» его, скривив губы, — уж он-то должен был знать, как это выглядело со стороны. Лианнан знала наверняка, потому что растаяла в пламени с озорной усмешкой на лице.

Круги померкли и застыли. Золотые волосы Алана приобрели в полумраке кровавый оттенок.

Вы танцовщики или кто? — прикрикнула Син на девушек и парней в черном, которые толпились в передних рядах. По ее хлопку они разбежались к своим кругам, а туристы поплелись следом в ожидании нового представления. Часть их осталась бродить от прилавка к прилавку, и ярмарочный люд отправился их обслуживать.

Мэй шумно выдохнула в приливе благодарности, но тут же пожалела об этом: Син обрушилась на Алана, словно белая молния.

— Как ты посмел сюда явиться?

— Синтия, — произнес Алан куда резче, чем в разговоре с Лианнан, и Мэй вдруг вспомнила почти забытое обстоятельство: он ухитрялся ладить как будто со всеми, кроме Син.

— Пре-да-тель! — отчеканила танцовщица, придавая кипучую ярость каждому слогу. — Тебе здесь не место! И приходить не смей!

Она плюнула ему в лицо. Алан побледнел и застыл на месте.

Син еще раз обожгла его взглядом и умчалась, словно ни секунды не желала оставаться рядом. Мэй в гневе бросилась вдогонку, когда Алан молниеносным движением схватил ее за руку и дернул к себе.

— Не надо, Мэй, — тихо сказал он. — Ее мать тоже здесь танцевала, пока не споткнулась в прошлом году и не стала одержимой. У нее есть полное право ненавидеть демонов. И меня с ними.

Теперь Мэй все поняла.

— Лучше беги к ней, — сказал Алан. — Утешь ее. Обо мне не волнуйся. Син — будущая хозяйка Ярмарки, и раз она меня прогнала, значит, инцидент исчерпан и меня не тронут. Я подожду в машине.

Мэй огляделась. Ярмарочный люд еще посматривал на Алана, сверкая глазами в призрачном свете чудо-фонарей. Она шагнула вперед, как вдруг ветер стих: Алан загородил ее, как стена. Мэй почти забыла, что он так высок; она протянула руки и повязала ему на шею талисман, чувствуя щекой тепло его дыхания.

Мэй честно задумывала это как дружеский жест утешения.

— Я с тобой, — прошептала она, отходя назад.

— Знаю, — ответил Алан и, понурившись, удалился, чтобы ей не пришлось бросать его в толпе врагов. Мэй смотрела, как он уходит у всех на виду, не прячась ни в тень, ни за развалины, пока его силуэт не растаял в ночи. Потом она пошла разыскать Син.

Пять минут Мэй наобум спускалась по холму и уже почти убедила себя, что свернула не в том месте и вот-вот свалится в овраг, когда вдруг оступилась и съехала на что-то вроде травянистой террасы (в свете луны толком было не разобрать). Там стоял небольшой караван фургонов.

Мэй никогда еще не видела настоящих фургонов — таких, с большими колесами, красными бортами и крышей. На одном красовалась нарисованная вывеска, а у входа позвякивали ветряные колокольчики в форме балерин, кинжалов и масок. Казалось, еще немного — и между красными занавесями с торца высунет крючковатый нос гадалка.

Вместо нее в проеме появилась голова Син — серебряные ленточки исчезли, и волосы копной темнели на фоне яркой ткани.

— Мэй! — обрадовалась танцовщица. — Нашла меня? Здорово! Заходи.

— Не могу, — ответила Мэй. — Я приехала… меня привез Алан Райвз.

Личико Син, оживленное сияющими глазами и губами цвета вишен, как будто погасло, веселье спряталось где-то внутри. Ее стало не узнать.

— У моего брата была метка третьего яруса, — продолжала Мэй. — Так вот Алан взял ее часть на себя и спас его. Брат обязан ему жизнью. Если надо будет выбрать чью-то сторону, я всегда за Алана. Мы перед ним в долгу. Так что подумай еще раз: хочешь ли ты меня впускать.

Смуглые руки Син ухватились за занавеси.

— Брат, — произнесла она через несколько секунд, — это я могу понять. — Она снова просияла, сама решительность и ясность. — Заходи!

Мэй обрадовалась.

Фургон Дэвисов был внутри тесным и пестрым, как она и ожидала. Мэй просочилась между шторами-дверями и представила себе, как кто-нибудь рослый бьется головой о притолоку. Впервые в жизни она порадовалось своему смехотворному росту. Обстановка не поражала разнообразием: крошечный столик с хрустальным шаром на красной скатерти, гора учебников, лисий череп… Большую часть пространства занимали три сдвинутые кровати. Каждая чем-то отличалась: одна была совсем детской, с решеткой и голубым одеяльцем в медвежатах, на другой лежало красное покрывало с вышитым рисунком из вееров — оно слегка колыхалось на сквозняке, словно его встряхивали феи-невидимки, а на третьем, черном, виднелся узор из костей и черепов.

— Младшая сестра обожает пиратов, — пояснила Син. — Почему — понятия не имею. Каждый день перед сном рассказы про абордаж и прогулку по доске в море. А потом Тоби кошмары снятся.

Тоби. «Вечно сбежит из манежа, а сестра потом с ума сходи».

— Кажется, я сегодня видела твоего братца, — сказала Мэй.

Между красивыми бровями Син появилась тревожная морщинка.

— Триш при нем была? По ярмарочным ночам она смотрит за детьми, но Тоби все время сбегает.

— Алан поймал его и отнес. — Мэй нарочно сделала акцент на имени Алана.

Син скорчила хитрую рожицу.

— Ты с ним часом не встречаешься? — спросила она, наклоняясь над комодом, где стоял медный таз для умывания. В тазу плавали розовые лепестки. — Это не к вопросу о предателях, а к тому, что ты могла найти парня и получше.

Мэй села на кровать с красным покрывалом, глядя, как Син, свернув волосы узлом на затылке, умывается розовой водой.

— А он чем плох? — спросила Мэй.

— Ну, — Син резковато усмехнулась, беря полотенце, как будто пыталась одной силой воли убрать тяжесть с души и из разговора, — Алан немного не из того типа парней, от которых сердце пускается вскачь.

Она снова засмеялась, а Мэй напомнила себе, что Син ходит по ниточке над пропастью ужаса с тех пор, как демоны погубили ее мать.

Она вдруг повернулась и подмигнула Мэй, а та захлопала глазами.

Без макияжа, особенно яркой помады, Син выглядела совсем иначе. Она была по-прежнему красивой, если присмотреться, но уже не останавливала взгляд. Такой ее можно было не заметить в толпе. Как будто грим был маской для другой роли.

— Может, Алан — хамелеон, — сказала Мэй. — Вроде тебя.

Син выгнула брови, похожие на ласточкины крылья с какого-нибудь живописного холста.

— О-о, ты и это заметила?

— Я быстро все улавливаю.

— Понятно, — сказала Син и порывисто отвернулась от комода — только ленты на юбке разлетелись. Она схватила за край алую скатерть-шаль и сдернула ее со столика так, что хрустальный шар даже не покачнулся. Взмах — шаль описала красную дугу и легла Син на волосы, а сама она приземлилась на кровать рядом с Мэй.

— Хочешь, погадаю?

— А ты кто, цыганка-гадалка?

— Нет, — ответила Син. — Но многие так думают при виде моей экзотической красоты. — Она мельком улыбнулась, забросив крепкие ноги поперек коленок Мэй.

— Ты же знаешь, смуглые девчонки всегда гадают, так чего же мне отлынивать?

Син скривила губы, а Мэй начала судорожно думать, что бы такого сказать без уклона в расизм. Судя по тому, как изменилась усмешка Син, она почувствовала эти метания.

— Семья моего отца родом с Карибских островов, а мать — валлийка. Вот она-то и предсказывала судьбу. Итак, — продолжила Син, — сейчас увидим, чем твое сердечко успокоится.

— Да тут и гадать нечего, — Мэй подвинула шаль набок, и та сползла под стол. — Больше всего я хочу…

«Быть как ты», сказала бы она часом раньше, но не теперь, когда Син превратилась из идеала в обычного человека. У нее была куча забот, с какими не каждый справится (вот Мэй бы почти наверняка не справилась), была жизнь, которая сформировала ее совсем по-другому.

Мэй не хотела быть Син, но все же что-то в ней привлекало, и не только в ней — во всей Ярмарке Гоблинов. Мэй чувствовала себя мотыльком, летящим на подвижное пламя. Она решила, что не сгорит, если научится порхать по кругу.

— …хочу быть одной из вас, — закончила она после паузы.

Син перекинула ноги на пол, вскочила и подошла к комоду. Потом взяла венок из жар-цвета и вытащила из него два бутона.

— Я догадывалась, что ты это скажешь. — Она подошла к Мэй и посмотрела на нее сверху вниз серьезными, как никогда, глазами, после чего взяла ее за руку. — Вот и позолотили ручку, — сказала она с улыбкой, кладя бутоны Мэй в ладонь. — Я дам тебе знать, где будет следующая Ярмарка. А если кто спросит билет, покажи цветы.

— Значит, два цветка — это приглашение на Ярмарку?

— Да. Один — тоже приглашение, но другого рода. — Син снова улыбнулась. — Три цветка я даю, когда хочу, чтобы предъявителя убили у всех на виду.

Мэй с запинкой кивнула.

— Спасибо.

— Ярмарка — моя жизнь, — пожала плечами Син. — И если ты готова ее полюбить, значит, мы подружимся.

— Точно, — подтвердила Мэй и встала. — Мне пора — Алан ждет. Он тоже мой друг.

— Ну что ж, — сказала Син. — Я и так собиралась тебя выгонять. Ко мне кое-кто должен прийти.

— Да ладно! — протянула Мэй и сама удивилась: до того это было похоже на болтовню в школьной столовой с шуточками о том, кому какой парень нравится. — Интересный?

Хоть кому-то эффект от жар-плода пойдет впрок. Син слегка пихнула ее локтем.

— Да, по-своему. Через месяц встретимся — расскажу.

Мэй пошла к выходу, уже скучая по Ярмарке. «Хотя надо спешить, Алан наверняка заждался».

Она отодвинула занавес входа и оглянулась на Син, которая сидела на кровати и обновляла макияж. Она мастерски ровно, не глядя в зеркало, провела по губам сочно-вишневой помадой того оттенка, который привлекает не только взгляды.

— Буду ждать, — сказала Мэй.

Син улыбнулась медленной, таинственной улыбкой — надела еще одну маску.

— Я оставлю тебе танец.

Другой дороги к машине, кроме как через Ярмарку, Мэй не знала. Она пообещала себе не застревать у лотков, но до чего же трудно было пробираться в свете фонариков и не смотреть по сторонам, сопротивляясь призывам «Купи! Купи!»… Нет, останавливаться она не будет. Только чуток оглядится, и все.

Перед ней оказался прилавок с разноцветными светильниками. Один выглядел как антикварный чугунный фонарь и дробил свет на четыре мощных луча. На нем висел ярлык «лампа-маяк». Рядом стояла другая лампа, совсем крошечная, из розового стекла, похожая на светящийся бутон. «Свет любви», — прочла Мэй на этикетке.

— Дает ровно столько света, чтобы можно было узнать любовь, — пояснил владелец прилавка. — Если сумеешь ее разглядеть, значит, настоящая!

Мэй посмеялась и отправилась дальше с мыслью о том, что обязательно заглянет к этому торговцу еще раз. Сейчас не время было для остановок.

И тут она вдруг застыла как вкопанная.

В толпе покупателей и продавцов Мэй внезапно увидела братишку Син, Тоби. Он сидел в самой гуще народа на руках у колдуна Джеральда.

Мэй двинулась прямо к нему, слыша бешеный ритм собственного сердца.

— Может, сказать всем здесь, кто ты на самом деле? — процедила она, подойдя к Джеральду. — А потом любоваться, как тебя будут рвать на куски.

Колдун резко развернулся и вздрогнул, узнав ее, но не отшатнулся под натиском.

— Ты, я гляжу, везде успеваешь.

— Кто бы говорил!

Они стояли в тени и смотрели друг другу в глаза. Для наблюдателя со стороны — очередная заезжая парочка. Джеральд мог в одну секунду сделать так, чтобы Мэй застыла, словно муха в янтаре, и никто бы не заметил.

Она храбро протянула руку через крошечное разделявшее их пространство.

— Отдай ребенка!

Мэй полуобняла малыша под мышки, хотя при этом ей пришлось коснуться Джеральдовой груди.

Тоби он не отпустил. Мэй уронила взгляд и заметила у Джеральда на предплечье черноватую метку, но разглядеть не успела: колдун усмехнулся, и рукав, как живой, соскользнул вниз, скрывая ее из виду.

Потом Джеральд заговорил: Мэй почувствовала гул в его груди и лишь потом услышала знакомые вкрадчивые интонации:

— Он тут бродил один, а я его подобрал. У меня в мыслях не было делать ему больно, как и тебе. Ты же сестра Джеми.

— Очень убедительно, — съязвила Мэй. — Я знаю, чей он. Теперь отдай его.

— Если я соглашусь, — ответил Джеральд, — обещай не делать громких заявлений на всю Ярмарку.

— Это ребенок, а не туз в рукаве! — шикнула Мэй.

Джеральд замолк. Мэй оторвала взгляд от его расчетливого, холодного во мраке ночи лица и посмотрела на Тоби. Он как будто был доволен двойными объятиями и смотрел на Мэй во все глаза, задумчиво разинув рот.

— Ладно, — нехотя согласился Джеральд и взвалил Тоби на нее.

Мальчик оказался неожиданно тяжелым: Мэй не сразу пристроила его на руках под нужным углом. Джеральд тем временем попятился.

— Мне все равно уже пора уходить, — сказал он и неожиданно замялся, словно это проявление доброты было выходкой самого низкого сорта, после которой оставалось только уйти и сделать вид, что ничего не случилось.

В следующий миг Джеральд исчез, не иначе как по волшебству: ночь расступилась и поглотила его, словно темная пучина, а окружающие не заметили.

— Бус не желаете? — спросил у Мэй какой-то азиат, осклабясь и блестя черными глазами. — Бусы для ребеночка?

Он сноровисто набросил нитку бус Тоби на шею и прищелкнул пальцами.

— Они что — из костей?

— Да, и притом самых лучших, — отозвался азиат с легким укором. — Крысиных — для ума, птичьих — для голоса, лисьих — для ловкости и, между нами, одной человечьей — скрепить заклятие.

— Вы прямо фея-крестная и смерть с косой в одном флаконе, — буркнула Мэй. — Не знаете случаем, где найти Триш? Она должна была присматривать за Тоби.

— А-а, — протянул торговец, меняясь в лице. — Прости, не знал, что ты местная. Я, видишь ли, крысолов.

— Крыс травите?

Азиат усмехнулся.

— Стало быть, не местная. Крысолов, дудочник. Мы здесь играем, но к Ярмарке не принадлежим. Моя музыка может уводить за собой мелкую живность, детей и хорошеньких девушек.

Мэй вытащила из кармана два красных цветка и помахала у дудочника перед носом.

— Полезный навык. Так где Триш?

— Шучу, шучу! Если честно, ты не в моем вкусе. И Триш я не видел.

Тоби начал пускать пузыри прямо Мэй в ухо.

— Супер.

Крысолов снова издевательски осклабился и пошел прочь.

Мэй приняла решение. Пусть Син не одна; постучаться к ней и спросить, что делать с ребенком — не преступление. Она не из тех, кого легко смутить, а Алан и так уже слишком давно ждет.

С этими мыслями Мэй зашагала, откуда пришла, только медленнее: на руках сидел Тоби. Несмотря на осторожность, четыре раза она чуть не споткнулась на спуске. В эти моменты Мэй в панике стискивала малыша в объятиях, а тот в ответ радостно взвизгивал — то ли посмеивался над ней на свой лад, то ли обещал вырасти любителем экстрима.

Мэй долго семенила вслепую и, в конце концов, добралась до темного каравана фургонов. Здесь, у дверей Син, она застала колдуна Джеральда. Он тихо постучался, и красные занавеси пропустили его внутрь, колыхнувшись в ночном воздухе.

 

Глава одиннадцатая

CAVEAT EMPTOR

[3]

Мэй очертя голову бросилась к фургону, как вдруг до нее дошло, что они, две девчонки, останутся наедине с колдуном, а Джеральд, едва его раскроют, любезничать не станет. А еще у нее на руках сидел Тоби. Син не скажет «спасибо», если ее младшего брата принесут на линию огня.

Тогда так, сказала себе Мэй. Возвращаюсь на Ярмарку, предупреждаю всех об угрозе, спасаю Син и, что важнее всего, сплавляю кому-нибудь ребенка. Но сначала надо убедиться, что с Син ничего не стряслось.

Мэй подвинула Тоби на сгиб локтя и свободной рукой чуть-чуть отдернула занавесь красного фургона.

В тазу с розовой водой плавали зажженные свечи. Син стояла у кровати, закутанная в красный шелк с узором из шипастых черных роз. Шелк выглядел таким тонким, что казалось, шевельнись — порвется. Однако в тот миг Син стояла неподвижно, задумчиво глядя на гостя и слегка улыбаясь. Что до Джеральда, Мэй увидела только его спину и мельком — часть лица, когда он наклонил голову разглядеть девушку. В его глазах играли золотые блики от свечей.

— Ты хотела о чем-то поговорить.

Он шагнул навстречу Син, а та потекла к нему, как красная шелковая река, пока не прижалась вплотную и не обняла за шею, под рыжеватым завитком волос на затылке. Джеральд растерянно поводил рукой в воздухе, после чего пристроил ее у Син на бедре.

Она засмеялась, сонно полуприкрыв глаза — словно только что встала и надеялась снова забраться в кровать.

— Верно, — отозвалась вполголоса Син и сбросила шелковое покрывало со смуглых плеч. Вслед за тем она выхватила два длинных кинжала с рукоятями из слоновой кости — только шелк затрещал. Не успел Джеральд отшатнуться, как их лезвия встретились у него на загривке.

— Давай поговорим.

Мэй почувствовала, как усмехается уголком губ. Похоже, нужды в спасателях не было — Син контролировала ситуацию.

В следующий миг на плечо «спасательнице» легла чья-то рука. Мэй стиснула зубы, подавляя крик, и порывисто обернулась — посмотреть, кто сзади. Она машинально накрыла Тоби голову, повинуясь незнакомому доселе порыву его защитить.

За спиной стояла Меррис Кромвель, и вид у нее был удивленно-неприязненный, словно она застукала Мэй в своем саду.

— Здесь колдун, — полушепотом пояснила та.

— Синтия уже сообщила мне об этом и выманила колдуна с Ярмарки, — ответила Меррис обычным тоном. — И с какой стати ты решила, что пытка — подходящее зрелище для ребенка, не представляю.

— Я же не знала…

— Что ж, теперь знаешь, — отрезала Меррис. — Может, ты унесешь малыша, прежде чем…

Дверь фургона с грохотом отлетела в сторону, и на порог вывалился Джеральд — точнее, Син вытолкала его перед собой, наставив кинжалы в спину. Она шла уверенно и смело, пока не заметила Мэй.

— А Тоби что здесь делает?

Взгляд колдуна метнулся к лицу Мэй, а затем — к ребенку у нее на руках. От резких слов Син он как-то насторожился, задумался — будто что почуял.

— Я его нашла, когда он бродил без присмотра, — сказала Мэй. — Решила привести к тебе. Прости, что прервала.

— Да уж, — отозвалась Син и лягнула Джеральда под колени — они подогнулись, и он рухнул в пыль. — Не каждую ночь так везет.

— Син, — подал голос колдун, — а знаешь ли ты, кому служишь? — Он дернул головой в ту сторону, где с каменным лицом стояла Меррис. — Ты в курсе, что она — хозяйка Дома Мезенция? Догадываешься, о чем я?

Мэй не могла не вспомнить крики несчастной из лечебницы Меррис, чьего мужа медленно убивал сидящий внутри демон. Родственники одержимых были вынуждены платить за их изоляцию, а с тех, кто хотел остаться с ними до конца, хозяйка брала дополнительно, и притом немало, судя по тому, что довелось увидеть Мэй.

Стоя за спиной Джеральда, Син схватила колдуна за волосы, а другой рукой приставила оба ножа к его горлу.

— Прошлым летом я прожила там месяц, — процедила она. — Моя мать умерла в этом доме. Так что я знаю, кому служу.

Джеральд покосился на Меррис, игнорируя острия ножей, которые зловеще сдвинулись вслед за поворотом его головы.

— Я хотел тебе кое-что предложить, — сказал он Син. — Прогони их всех, тогда и поговорим. Предложение интересное, гарантирую.

— Если будет и дальше болтать, как коммивояжер, — обратилась к ней Меррис, — режь ему глотку.

— С удовольствием! — Син улыбнулась.

Меррис говорила звучно и сдержанно, даже бесстрастно, но Син, взглянув на нее, тут же просияла, как ученица от похвалы любимого учителя.

— Ты ей веришь, — встрял Джеральд. — Как мило. Если б еще и она тебе верила…

— Заткнись, — оборвала Син.

Джеральд не унимался:

— Меррис не рассказывала про свои боли? — Его голос был тих и неудержим, как морской ветер. — Не поделилась тем, что сказали врачи? Ты хоть знаешь, сколько ей осталось?

Син посмотрела на Меррис. Мэй не видела ее лица, зато видела, как переменилась Син. В тот самый миг Джеральд нанес удар.

Он воспользовался замешательством и отпрянул назад, толкая спиной Син, а в следующую секунду бросился на нее с кулаками, в которых уже полыхал колдовской огонь. Девушка охнула и повалилась на землю.

— Ну, — произнес колдун, поворачиваясь к Меррис с горящими как факелы руками, — теперь-то ты не откажешься поговорить?

Мэй так отчаянно стиснула Тоби, что он захныкал ей в ухо. Она, затаив дыхание, смотрела на Меррис. Та улыбалась. Миг — и Джеральд осел с ножом в спине.

— Ты всегда хочешь «просто поговорить», — произнес Алан, выходя из тени холмов с новым метательным ножом наготове, — а потом бьешь первым. Как-то сразу пропадает охота тебя слушать.

Из черной в ночи травы донесся низкий стон. Джеральд приподнялся на одной руке, выдернул окровавленный нож из спины и уронил на землю.

— Между прочим, она первая приставила мне кинжал к горлу.

Алан подошел туда, где в лохмотьях посеревшего в лунном свете шелка приподнималась, кривясь от боли, Син. Он предложил ей руку. Син хмуро посмотрела на него и тряхнула головой. Алан пожал плечами — мол, не хочешь — не надо, — и заковылял к Джеральду.

— Ты самовольно, без разрешения, проник на Ярмарку, — сказал он колдуну. — Нарушил чужую границу и думал, тебе за это ничего не будет? Думал, ты сильнее всех?

— Верно, сильнее, — отозвался Джеральд. — Я же прищучил твоего драгоценного братца, если не ошибаюсь? Ты и понятия не имеешь, на что я способен!

Он медленно встал на ноги. Струи магического огня текли у него между пальцами, как золотые монеты, сверкающие в солнечном свете. Щелчок — и у Алана в каждой руке возникло по пружинному ножу. Один из них оказался прижат к горлу Джеральда.

— Думаешь, нож меня остановит? — рассмеялся тот.

Мэй не заметила, как поднялась Син, а уже через миг та стояла за спиной колдуна, скрестив клинки с Аланом вокруг Джеральдовой шеи. Казалось, на него надели ошейник из лезвий. Потом колдуна заставили опуститься на колени — шевельнуться он уже не смел.

Мэй услышала шепот Син:

— А как насчет трех ножей? Гляди-ка, у нас тут богатый выбор.

Алан переглянулся с ней и слегка кивнул.

— Нападешь на одного — и другой перережет тебе глотку, — добавил он с твердостью молодого священника. Потом его кисть как бы невзначай дернулась кверху, и Джеральд невольно прижался шеей к самым лезвиям Син. — Хочешь напасть — убедись, что достаточно прыток. Или, может, поведаешь нам, что ты тут плел насчет Меррис?

— Что ты с ней сделал? Говори! — потребовала Син.

— Ничего. Так случается в жизни — что-то поражает тело, как захватчик, как бездумный демон. Рак костей, например. Чересчур агрессивный для вашей хилой целительной магии. Хочешь — попроси помочь Ника — правда, его участие равносильно удару тарана, а болезнь уже поразила все кости, обосновалась в каждом органе. По крайней мере, если демон разнесет ее на куски, это будет легкая смерть.

— Никакой демон к ней близко не подойдет!

— Тогда она будет умирать долго и мучительно, — продолжил колдун. — Скажи, ты готова ее потерять? Готова возглавить Ярмарку?

Когда Син заговорила, смотрела она не на Джеральда.

— Это правда?

— Да, — сдержанно отозвалась Меррис.

Мэй не могла заставить себя на нее взглянуть — только при виде Син разрывалось сердце.

— Почему? — ее голос дрогнул. — Почему ты мне не сказала?

Кинжалы в ее руках тоже задрожали.

— Держи крепче! — хлестко скомандовал Алан.

— Не смей мне приказывать, ты, предатель чертов! — огрызнулась Син, хмуря брови. Однако ее хватка стала тверже.

Тем временем в Джеральде росла некая сила. Она крепчала, подобно штормовому ветру, и у Мэй побежали мурашки по шее от нехорошего предчувствия.

Тоби протяжно и жалобно заревел. Мэй стала его укачивать и взмолилась про себя — только бы замолчал, только бы не отвлек сестру в самый неподходящий момент.

Теперь магия пронизывала все тело колдуна, как золотые жилы — сплошную породу, как лучи солнца — одеяло из туч.

— Послушай меня, Меррис, — сказал он и повернул к ней лицо — сияющие языки магии достали ему до подбородка. — Умирать необязательно. Я могу тебя спасти.

— Неужели? — спросила Меррис очень спокойным тоном. — А что взамен?

С губ Джеральда слетали искры золотой магии. Слова тоже не заставили долго ждать.

— Перемирие. Сражаясь против нас, многого не добьешься. Не делай вид, что поддерживаешь бои из любви к искусству. Ярмарка — это, прежде всего доходное предприятие. Вот я и предлагаю доход. Перестаньте продавать туристам талисманы, перестаньте снимать метки, а уж за мной не заржавеет. У вас будет столько магии, сколько вам и не снилось. Все, чего я хочу — отсечь палку, которую суют мне в колеса.

— А мне тоже хочется тебе кое-что поотсекать, — вклинилась Син. — Что в этом плохого?

Они с Аланом тяжело дышали: кинжалы как будто вобрали часть исходившего от Джеральда сияния и теперь стремились отогнуться наружу. Колдун всего раз повел рукой, и на краткий миг в воздухе разлился золотой туман. Ножи вылетели из рук, Син и Алана швырнуло навзничь. Ребенок у Мэй на руках зашелся криком. Меррис выступила навстречу Джеральду.

— Обдумай все хорошенько, — сказал он с улыбкой. — Ты знаешь, где меня найти.

Син уже ловко, как в танце, вскочила на ноги и побежала обратно, но рядом с Аланом задержалась и протянула руку. Алан взялся за нее, стиснул зубы и медленно встал. Мэй заметила, как он напряг спину, чтобы не морщиться от боли.

Они с Син бросились на Джеральда, как волки, и повалили его к ногам Меррис. Джеральд послал в них пригоршню колдовского огня. Алан хрипло охнул. Син навалилась на колдуна сверху, уперлась коленом в живот и приставила нож к горлу. Ее наряд состоял из красных лент, притороченных к вороту и манжетам поверх белого платья-рубашки, и ленты эти трепетали на ветру, как багряные флаги. Нижнее платье Син уже было перепачкано землей и кровью, а на груди часто вздымалось и опадало: она запыхалась.

— Ну и надоел же ты мне, — произнесла Син и замахнулась с явным намерением прикончить колдуна. В этот миг Джеральд швырнул в нее сгусток огня. Син откинулась на спину, а в воздухе запахло паленым. Мэй рванулась вперед.

— Стой! — раздался окрик Син. — Тоби!

Мэй застыла на бегу и вцепилась в плачущего ребенка — только бы удержаться и не спустить его с рук.

Джеральд снова стоял на ногах. Как и Алан. Через секунду его нож оказался в плече у колдуна.

— Он — мой, Райвз, — прорычала Син, тяжело поднимаясь.

Алан нахмурился.

— Согласен, поделюсь.

— Что ж, не хотел я этого делать, — тихо произнес Джеральд.

Сталь в его голосе заставила Мэй развернуться в тот миг, как он поднял руку, и броситься прочь, загораживая собой ребенка. В следующий миг что-то ударило ее сзади, толкнуло на землю. Мэй полетела вниз, стараясь сгруппироваться вокруг Тоби, и обнаружила, что Син лежит поверх них обоих с растрепавшимися по лицу волосами.

— Ну-ну, не плачь, малыш, — прошептала Мэй. Зареванный Тоби в ответ разжал пухлые ручонки и повернулся к сестре. Син приподнялась на локте и села, крепко обняв его.

«Уж лучше она, чем я», — подумала Мэй и подобралась на ноги — посмотреть, что случилось.

Алан успел вооружиться вторым ножом и направил его Джеральду в живот, когда Джеральд выстрелил магией из кончиков пальцев в его больную ногу. Алан глухо вскрикнул и осел на землю.

Син чертыхнулась, сунула малыша Мэй («Что — опять?!») и ринулась в бой. Мэй — следом, хотя Тоби снова зарыдал ей в ухо.

У Меррис в руках возник большой обрядовый кинжал. Мэй облегченно замедлила бег, но тут хозяйка Ярмарки отступила, опустив оружие. Джеральд что-то бросил ей на бегу и помчался прочь. Алан поднял с травы метательный нож…

— Не убивать! — крикнула Меррис.

…Бросил и промахнулся. Джеральд исчез за гребнем холма. Син подлетела к Алану, схватила за руку и крикнула в лицо:

— Почему не завалил?

— Потому что Меррис велела не убивать! — огрызнулся он. — Нож не долетел бы, а пули его не берут, так что…

— Что ж ты не побежал за ним? — не унималась Син, принцесса Ярмарки до мозга костей.

— И как, по-твоему, я должен был это сделать? — хрипло процедил Алан.

Мэй замедлила шаг. Ей захотелось исчезнуть, не видеть лица Алана, каким оно было сейчас: белым и словно бы стертым, застывшим в маске яростного отчаяния.

— Я… — начала Син и осеклась. Ее рука выскользнула из пальцев Алана.

— Не волнуйся, Синтия, — произнес он, глядя на нее сверху вниз. — По сути, для меня это комплимент. Впервые в жизни ты на секунду забыла о моей хромоте.

Прозвучало это, впрочем, не радостно, а скорее устало, с горечью. Мэй подошла к ним и неуверенно улыбнулась Алану. Он перевел все внимание на нее и заулыбался в ответ, а Син тем временем отвернулась и попутно подхватила Тоби с рук Мэй. Избавление от ребенка так ее обрадовало, что это, вероятно, отразилось на лице — Алан даже поднял брови.

— Только не говори, — сказал он, — что ты именно так представляла себе этот вечер.

С исчезновением Джеральда их антиколдовской союз распался. Син стояла бок о бок с Меррис, прижав Тоби к груди, и обе взирали на Алана с одинаковым мрачным превосходством. Странное дело: такие разные внешне, они на миг стали похожи. Трава между ними и Аланом была запачкана кровью.

— Я могу еще чем-то помочь? — спросил Алан.

— Ты достаточно постарался, — отозвалась Меррис.

Когда они возвращались из Корнуолла, солнце уже медленно всходило в тусклом от облаков небе, а дороги впереди стелились серыми безлюдными лентами. Мэй до того устала, что без конца клевала носом и приваливалась к дверному окну. Как Алан еще умудрялся вести машину — неизвестно.

Между мощными приступами сонливости Мэй старалась его развлекать. Правда, быть тактичной у нее уже не хватало сил.

— Так как вы с Син ухитрились возненавидеть друг друга? — спросила она, когда Алан свернул налево у Альфингтонского разъезда. Он в замешательстве усмехнулся, держа руки поверх руля.

Вид у него был не усталый, но морщинки в углах век залегли глубже обычного.

— Никто никого не ненавидит, — сказал он. — Просто мы слишком разные. Будь Ярмарка американской школой, как в кино, Син стала бы капитаном группы поддержки, а я — шахматного клуба.

— Хорошо играешь? — спросила Мэй.

— Неплохо, — признался Алан. — А ты?

— Иногда беру в руки.

— Надо будет нам как-нибудь сыграть, — сказал Алан так тихо, что у Мэй возникло нехорошее подозрение: не за горами тот день, когда ей поставят мат, чего с ней не случалось уже лет десять.

— Надо, — согласилась Мэй. — Мне показалось, ваши отношения все-таки хуже вечной вражды шахматистов и чирлидеров.

— Ну, — протянул Алан, — танцовщики не любят, когда кто-нибудь спотыкается. Я их понимаю: Стелла, мать Син, упала у меня на глазах. Я был свидетелем многих падений и знаю, почему Синтия так на меня реагирует. Она ничего не может с собой поделать. Да и я не могу. Когда девчонка вздрагивает всякий раз, как я прохожу мимо, это не очень-то приятно. — Алан пожал плечами, не сводя глаз с дороги. — Иным людям на роду написано не ладить между собой. Не могу сказать, что я ее ненавижу — просто недолюбливаю, и все.

— Наверняка для нее это редкость.

— Что?

— Парни, которым она не нравится, — пояснила Мэй. — Син вообще классная. И красивая.

Она произнесла это почти рассеянно, прижавшись лбом к стеклу, чтобы не заснуть. Поля по обе стороны дороги заволокло утренним туманом, таким плотным и белым, словно там бродило стадо овец-мутантов.

Чего только не придет в голову от усталости…

— Ты ничуть не хуже ее, — сказал Алан. Соврал, как всегда, не моргнув глазом. — К тому же, начитанная.

— Ух ты, — отозвалась Мэй, немного взбодрившись.

— Как мне кажется, — добавил Алан и порозовел. Значит, не ей одной было неловко. Алан чуть втянул голову в плечи, словно искреннее признание, даже такое незамысловатое, как то, что ему нравятся начитанные девочки, для него мучительно.

Мэй вспомнила Ника, которому сразу же захотелось уйти, как только Алан сказал ему о своих чувствах. Ей стало понятно, почему Алану было удобнее врать.

Она решила потихоньку закрыть тему, раз уж им предстояло еще сорок минут провести вместе — не выскакивать же от смущения из машины прямо к овцам-мутантам!

— По мне лучше «классная», чем «красивая».

— Ты и то и другое, — вставил Алан, заливаясь краской.

Мэй вдруг вспомнила, каким он был с Лианнан, растерялась и погрустнела. Интересно, подумала она, он к ней неравнодушен или ему просто легче общаться с демонами?

— Погоди, — сказала Мэй. — Ты еще не видел меня во всей красоте и классности. Только, чур, не я в следующий раз держу Тоби.

Алан засмеялся.

— Да, вид у тебя был… — Он замахал одной рукой, иллюстрируя свою мысль. — …будто кто-то сунул тебе мешок картошки, который вот-вот взорвется.

— Как не совестно так говорить, Алан Райвз, с укором промолвила наша героиня, — иронически ответила Мэй. — Тем более что тебе досталось самое легкое: знай себе ножи кидай и колдунов запугивай.

— По мне лучше «кидай ножи убийственно точно», — сказал он, все еще смеясь. — И вряд ли колдун очень меня испугался.

— Брось, вы с Син продержали его на ножах целую минуту. Даже две.

— Если бы. — Алан опять посерьезнел. — Он мог нас убить в любую секунду, но не убил. Сказал, что хотел, а потом смылся, как и планировал. А мы только зря пыжились. Разве что раздразнили его немного.

— Да уж, немного, — сухо сказала Мэй. — Ты же два раза его заколол!

— Точно, — тихо отозвался Алан, глядя на туманную трассу впереди. — Я уже начинаю думать, что он явился с честными намерениями.

— Так значит, Джеральд честно просил у Меррис разрешения убивать людей?

— Да, — спокойно ответил Алан. — И лишить Ника силы — тоже. Вполне возможно, он собирался сдержать свою часть уговора.

Мэй выпучила глаза.

— «Вполне возможно»? По-моему, одного «возможно» уже стоит бояться!

— Согласен.

Некоторое время не было слышно ни звука, кроме грохота машины, несущейся навстречу утру. Казалось, все вопросы были исчерпаны — кроме одного, который Мэй боялась задать. Впрочем, робеть она не привыкла, поэтому спросила все равно:

— Признайся, ты же не всерьез обдумывал его предложение?

Алан молчал. Он так надолго затих, что Мэй перестала дожидаться ответа — прислонилась головой к стеклу. Перед глазами у нее все то расплывалось от усталости, то снова приходило в фокус под действием жар-плода, а под ложечкой холодело. Она твердила себе, что Алан тоже устал, что у него случайно вырвалось…

Голос Алана прозвучал тихо и напевно, словно музыка колыбельной. Только потом смысл его слов просочился сквозь туман, окутавший рассудок Мэй.

— Даже если у меня получится, даже если Ник станет подчиняться глупым человеческим законам, которые я хочу ему привить, это не навсегда. Когда-нибудь я умру, а он — нет. Он может вечно поддерживать жизнь в своем теле или вообще обойтись без него. А потом ему, чего доброго, станет одиноко, и он пригласит друзей-демонов на огонек. Все, чему я его учил, забудется. Он прожил тысячу жизней и забыл о них, может забыть и эту. Тут столько ловушек, что в конце концов не попасться он не сможет. И тогда пострадают сотни людей. А вина будет на мне.

На этом месте Мэй окончательно проснулась. Стылый утренний воздух проникал даже сквозь закрытое окно, отчего ее шея покрылась мурашками.

— Потому что я поставил своего брата над целым миром, — тихо продолжил Алан. Его голос завораживал, несмотря на смысл сказанного. — У меня не было прав это делать. Я не могу сослаться на то, что действовал сгоряча, наобум, под влиянием отчаяния. Я хорошо все обдумал. Все просчитал. В итоге двое невинных уже погибли — из-за меня!

— У тебя есть одно оправдание.

Мэй вспомнила, как колдуны Круга Обсидиана и их кошмарный главарь Артур столпились перед кругом-западней, куда поймали Ника, словно ведьмы перед котлом с некрещеным младенцем.

Тот, кого Алан любил, оказался в опасности. Мэй поступила почти так же, когда убила колдуна ради Джеми, — заранее все обдумала, а как только подвернулся шанс, ухватилась за него. Только потом она поняла, что не может избавиться от последствий. Такие решения пятнают все обозримое будущее.

Мэй знала, каково это: без конца вспоминать кровь у себя на руках.

— Такое ничем не оправдать, — ответил Алан срывающимся голосом.

Остаток пути они молча ехали сквозь туман.

Когда Алан свернул к их с Ником дому, Мэй показалось, что кто-то оставил в комнатах свет.

Своего ключа она не взяла, а Джеми был не в том настроении, чтобы впускать ее, если швырнуть камешек ему в окно. Что сказала бы мать, заявись Мэй в полпятого утра, было даже страшно представить. Хорошо, что Алан милостиво предложил свою комнату.

— Чур, я сплю на диване, — ответила Мэй зевая. Алан отстегнул ей ремень безопасности, а она вяло отмахнулась. — Если что, могу за него подраться.

Тут Алан налег на руль и прищурился, что-то высматривая впереди. Мэй посмотрела туда же, после чего они оба заметили странный луч.

Никто не оставлял в доме свет, поняла Мэй через несколько секунд. Это фонарь в окне сиял каким-то особенно ярким огнем, посылая лучи-прожекторы во все стороны. Его стекло было поделено на четыре части чугунными перегородками.

— Это… — начал Алан.

— Лампа-маяк! — подхватила Мэй.

— Она освещает путь страннику, — сказал, будто продекламировал, Алан. — Манит заблудшего домой. — Он покачал головой, слегка скривился и, опираясь на дверцу, вынырнул из машины. — Ник возражал против моей поездки на Ярмарку, — добавил Алан, обойдя капот.

Мэй пресекла его галантные порывы — сама открыла дверцу и выпрыгнула из машины. Алан пожал плечами, улыбнулся ей и пошел отпирать дверь. При этом он стоял к Мэй спиной, перебирал ключи и говорил самым будничным тоном — вероятно, прятал свое довольное лицо.

— И незачем было тратить маяк на меня. Тем более что они стоят уйму денег. — Алан впустил Мэй за порог. — Вот ведь выкинул глупость…

— Точно, — сказала Мэй.

Алан мельком глянул на нее поверх очков, благодарно и немного сконфуженно.

Свет от лампы-маяка теперь лился внутрь дома из гостиной сквозь приоткрытую дверь небольшой прихожей. Алан осторожно толкнул ее — почему осторожно, Мэй поняла, только когда дверь отворилась полностью: на диване спал Ник, положив локоть под голову и свесив ноги с подлокотника. Удобство сомнительное.

Алан проковылял в комнату.

— Эй, — тихо окликнул он. — Эй, проснись же! Мы дома!

Ник распахнул глаза и четко выпалил:

— Все, все, уже встал.

После чего опять уткнулся носом в плечо. Тень от длинных ресниц легла ему на бледное лицо.

— Нет, не встал, — мягко пробасил Алан без намерения его разбудить. Потом протянул руку и смахнул черную прядь у Ника со лба, чего тот никогда не позволил бы в бодрствующем состоянии.

Он даже во сне поежился от этого жеста. Серая футболка Ника перекрутилась и приоткрыла угловатое бедро и плоский живот, перехваченный черным ремнем с кинжальными ножнами — рукоятка ножа вдавилась ему в кожу.

— А он что, всегда спит с оружием? — спросила Мэй и осеклась: Ник шевельнулся. Она на пробу поставила ногу за порог — Ник тут же приподнял голову. Мэй спряталась.

— Да, и не он один, — оглянулся на нее Алан.

Она промолчала, чтобы не будить Ника. Брат так и застыл над ним, держа руку в нескольких миллиметрах от его лица. Ник спал совершенно беззвучно — ни вздоха, ни всхрапа, ни шепота. Он даже во сне отличался от людей.

Алан устало, измученно выдохнул и захромал к окну гасить лампу-маяк, а Мэй отправилась в кухню налить себе воды.

Она не чуяла собственной жажды, пока первый глоток не смочил ей горло. Пересохший язык будто окатило прохладной волной. Мэй облокотилась на шкафчик рядом с мойкой и приникла к скользкому запотевшему стакану.

За ней на кухню зашел Алан. Судя по потеплевшей улыбке и взгляду, он до сих пор пребывал под впечатлением от зажженной для него лампы-маяка.

— Раз так, я не против занять лежанку Ника, — сказала Мэй. — Тогда мы оба сможем выспаться.

— Кстати, — сказал Алан, потирая глаза, — в воскресенье у меня полторы смены, так что в семь я должен быть на работе. По поводу лежанки, моей или Ника — выбор за вами, мисс. Лично я сейчас буду пить кофе.

Он поставил чайник, снял с полки чашку и банку с бурым порошком. В доме Кроуфордов была кофемолка — единственный кухонный прибор, которым умели пользоваться Мэй и ее мать. Растворимого Аннабель Кроуфорд никогда бы не потерпела.

— Короче, — с заминкой произнесла Мэй, наблюдая, как пышет паром чайник, — ты полез в горы с больной ногой, зная, как ярмарочный люд к тебе относится, зная, что с утра на работу, в то время как Ник трясся за твою жизнь. Зачем, объясни?

Алан усмехнулся, помешивая кофе.

— Разве непонятно? — спросил он. — Думал тебя порадовать.

— Эм-м, — произнесла Мэй, вертя в руках стакан, — и для этого тебе пришлось убить целый вечер на то, что тебе неприятно, да еще и опасно. Странноватые у вас, мальчики, представления о свидании.

Напротив мойки и шкафчиков было окно, оклеенное изнутри матовой пленкой. Пленка эта на углу отслоилась, но даже там восходящее солнце расплывалось в дымке, а его свет будто касался кудрей Алана призрачными золотыми пальцами.

Он усмехнулся.

— В моем представлении для свидания главное — девушка, которая не прочь со мной пройтись. Так что не волнуйся — все в порядке.

Он направился мимо, наклонив чашку так, чтобы не ошпарить Мэй, а она вспомнила слова Син о том, что Алан не из тех парней, от которых сердце пускается вскачь, и тут же — его восторг по поводу такой малости, как свет в окне, зовущий домой. Алан выглядел до того измученным, что даже эта улыбка сползала с его лица, словно ей не было там места.

— Не знаю, как насчет девушек, — проговорила Мэй, — но, по-моему, свидание очень даже удалось. Ты явно заслужил прощальный поцелуй.

У нее это вырвалось в приступе сочувствия и лихорадки от жар-плода. Уже через секунду Мэй заметалась в панике, Не то чтобы она была против поцелуя — только хотела, чтобы все было правильно, а тут засомневалась. Хотя одно Мэй знала наверняка: ей понравилось, что Алан опять засиял радостью и посмотрел на нее, как никогда раньше: очень тепло и волнительно, словно хотел склониться и прошептать ей на ухо свой самый большой секрет.

— Только один, — добавила она. — Помнишь, я говорила о парне, которому обещала дать шанс? Правда, это ведь только… только… на прощание.

— Понятно, — тихо ответил Алан. Вид у него все равно был счастливый.

Мэй отставила стакан — тот будто липнул к ее взмокшей руке. В кухне царил полумрак, но Алана было отчетливо видно.

Мэй приподнялась на цыпочки, он выставил руки и оперся о кухонный рабочий стол, заключая ее в образовавшееся пространство — видимо, чтобы получше рассмотреть. Его всего освещало солнце.

— Ой, — выронила Мэй в замешательстве. Потом положила ему на плечо руку, чувствуя тепло сквозь ткань синей рубашки и футболки под ней, и улыбнулась.

— Ждешь особого приглашения?

— Ух, — ответил Алан в тон ее междометию.

Он сделал шажок вперед и снова оказался ужасно высоким. Теперь между ними осталось меньше фута.

— Нет, — продолжил Алан. С этим словом он снял очки и положил на стол. Без них он выглядел иначе, совсем подростком. Сразу стало заметно, что его снова бросило в краску. Он нагнулся. Тепло его тела и дыхания коснулось Мэй, хотя сами они не касались друг друга — по крайней мере, не так. Алан поднес руку к ее лицу, но и тогда не коснулся, только провел пальцем в сантиметре от подбородка.

— Не люблю спешить, — пояснил он. — Пусть все будет как следует.

И тут он поцеловал ее: вдруг прильнул всем телом и медленно, вдумчиво поцеловал, а она схватила его за воротник, зарылась пальцами в кудри на затылке. Губы Алана ловили каждый ее рваный выдох. Она чувствовала его улыбку, поворот головы, легкий натиск.

Мэй сдавленно ойкнула и поймала себя на том, что притягивает его за шею к себе, а в следующий миг откинулась спиной на столешницу, обвив ногой Аланово здоровое бедро, в то время как он продолжал исследовать ее губы своими, шумно дыша. Она готова была скинуть рубашку с его плеч, когда Алан вдруг отстранился и отступил на шаг, приваливаясь к кухонной стене. Его глаза сияли.

— Сама сказала — только один, — напомнил он.

Мэй резко села.

— М-м. Ух ты!

Она засмеялась, и смущенный Алан — вместе с ней. Потом он обошел ее, чтобы взять очки и кружку кофе. Надев их, он стал больше похож на самого себя, только волосы взъерошились и губы покраснели.

— Спасибо. В общем, ботаник старался вовсю, — добавил Алан. — Это другие ходят в качалки и привлекают толпы девчонок, вот и спешат, чтобы везде успевать, а у парней вроде меня есть время все продумать.

— И научиться метать ножи с убийственной точностью?

— Ну, не без этого, — кивнул он. Потом потер затылок, потупился и опять посмотрел ей в глаза.

— Тебе бы отдохнуть. Я попытаюсь выманить Ника с дивана запахом кофе и расскажу про Джеральда.

— Хорошо.

Она начала слезать со стола, Алан направился к двери. Открыв ее, он вдруг задержался на пороге.

— Мэй…

— А?

На его лице расцвела счастливая улыбка.

— Это я должен был сказать «ух ты».

И ушел, оставив Мэй еще полминуты любоваться разводами на кухонном потолке и успокаиваться перед сном.

 

Глава двенадцатая

В ПОСТЕЛИ С ДЕМОНОМ

Мэй разбудил скрежет стали о камень. Она сдвинула лбом одеяло, натянутое на голову, и села, разгребая скомканные простыни. Ник сидел на подоконнике и точил меч. При виде ее явно растрепанной головы он выгнул бровь.

— Кто ложился в мою постель и помял ее?

— Откуда я знала, где — чья, — огрызнулась Мэй. Правда, подушка пахла хлопком и металлом, но это мало что проясняло: Алан тоже привык держать в кровати оружие. Мэй посмотрела на пол, где валялись ее джинсы — увы, слишком далеко, чтобы сразу взять и напялить.

— Извини, но я без штанов.

— Извиняю, — ответил Ник. — Можешь так ходить хоть целый день.

Мэй сокрушенно покачала головой.

— Что ты вообще здесь делаешь? Решил посторожить мой сон?

— Ага, — отозвался Ник и снова склонился над мечом. Перед ним на подоконнике были разложены салфетки, наждачная бумага, пузырьки с маслом и небольшой точильный камень, по которому он взад-вперед водил лезвием. — Пришел поглазеть на тебя во сне. Вот только ты завернулась с головой в одеяло — один бугор торчал. Я-то думал, это лицо, а оказалось, спина. Почувствуйте разницу.

— Да, жестокий облом.

Из окна вовсю светило солнце, отчего меч и перстень Ника сверкали так, что глазам делалось больно. Мэй задумалась, который час.

Ник, не отвлекаясь от полировки меча — словно между прочим, — швырнул ей знакомую старую тетрадь.

— Я подумал, раз уж ты здесь, может, устроим еще урок?

Мэй вцепилась в одеяло и поняла, что смотрит на тетрадку, как на ядовитую гадину. Ник по-прежнему возился с оружием. Она оглянулась на его сгорбленную спину и сглотнула ком в горле.

— Занятно: оказывается, я не могу учить человечности в трусах.

— Да ну?

Мэй царственным жестом велела ему удалиться. Ник подкинул меч в воздух и соскочил на пол его ловить.

— Ладно, мне все равно надо было смочить наждачку.

Как только он вышел из комнаты, Мэй метнулась за джинсами и судорожно натянула их поверх белья. От застегнутых пуговиц ей окончательно полегчало. Обычно она бы не напряглась по этому поводу, но сегодня — другое дело. Сегодня ей хотелось быть во всеоружии, потому что на душе скребли кошки.

Они с Аланом целовались, и ей понравилось.

«Мало того, что подвела Себа, — думала Мэй, — так еще и другому заморочила голову. Черт, пора завязывать с жар-плодом!»

Хотя если б дело было в нем одном… Она слишком хорошо понимала, что в этот раз могла сдержаться лучше — ведь не полезла же приставать, например, к Джеральду — боже упаси! — или кому другому. Так что если жар-плод и добавил ей безрассудства, то лишь ненамного, ровным счетом настолько, чтобы она воплотила кое-какие собственные желания.

«Вот я влипла!»

Мэй обхватила лицо ладонями и попробовала взбодриться. Ну да, она смутилась, растерялась и запуталась дальше некуда, но сейчас это даже на руку. Куда проще учить демона, испытывая основные человеческие эмоции.

— Ты как, уже одета? — спросил Ник из-за двери.

— Да.

— Жаль, — сказал он, заходя в комнату с куском мокрого наждака, попутно протирая им меч. Зачем — Мэй понятия не имела, но он был до того поглощен этим занятием, что наверняка не заметил бы даже отсутствия одежды.

Ник подошел к своей кровати, уселся в ногах и положил меч плашмя на колено.

— Тебе бывает неловко?

— В смысле, напрягаюсь ли я, если люди застают меня без штанов? — переспросил он. — Конечно. На некоторых это очень сильно действует. Того и гляди попадают в обморок, головы расшибут. Напряг еще тот.

— Я уже знаю, что от скромности ты не умрешь, — сообщила Мэй. — Меня интересует неловкость. Тебе никогда не хотелось провалиться под землю оттого, что ты сказал или сделал?

Ник задумался.

— Нет.

— А людям иногда хочется, — сказала Мэй, усаживаясь на ту же кровать. — Поэтому лучше не ставь нас в неловкое положение, а то схлопочешь.

Ник рассмеялся.

— Учту.

Он откинулся на смятые простыни, сунул одну ладонь под голову, а другую положил на грудь.

— Мог бы взять меня за руку, — предложила Мэй. Она попыталась коснуться его руки, но он шарахнулся в сторону.

— Зачем? — вскипел Ник. — Вы же оба были в машине! Я четко сказал Джеми…

— Ты сказал Джеми, почему демоны не касаются людей, — заметила Мэй, — но если ты хочешь казаться человеком, то и веди себя по-человечески. Мы прикасаемся друг к другу, чтобы утешить, выразить любовь, страх, поддержку — да мало ли еще что. И если человек тебе небезразличен, заставь себя к нему притронуться. Хотя бы для видимости.

Ник ловко, как кот, перекатился на колени, и в один миг подмял ее под себя, придавил к подушке. Его голова нависла у Мэй над лицом.

— И что это дает? — прошептал он ей в ухо. — Я, помнится, тебя уже касался.

Мэй толкнула его в грудь и отвернулась, стараясь не замечать, что они при этом потерлись краем губ.

— Ты это сделал специально, — выдавила она, переключая внимание на обои, лишь бы не думать о Нике, который давил на нее всем телом. — А мы иногда касаемся друг друга без всякой цели, просто ради контакта.

Гнет и тепло вдруг исчезли. Мэй еще секунду полежала неподвижно, потом села и увидела Ника рядом, на прежнем месте. Он смотрел в потолок.

— Не нравится мне это, — процедил он сквозь зубы. — Слишком надуманно. Я касаюсь, когда хочу причинить боль. Не хватало еще кого-то… и чтобы меня кто-то…

— Ну-ну, — вмешалась Мэй. — Не обижу, не бойся. Раз ты у нас такой неженка…

Ник удивленно на нее покосился.

— Не надо брать меня на «слабо». Попахивает шантажом. Или прессингом.

Мэй усмехнулась, хотя весело ей не было. Она оглядела комнату — книжный стеллаж Алана, полировальный набор Ника на подоконнике, серый ковер, похожий на гигантскую проволочную щетку, — и спросила, какого черта она здесь делает. Толку от нее было — ноль, как ни крути.

— Я… — начал Ник и запнулся. — Иногда, когда меня трогают, я так не напрягаюсь. По крайней мере, с некоторыми.

Мэй опустила глаза, а Ник — даже с раной в груди он не выглядел таким напряженным — медленно поднял руку и положил на кровать рядом, сжав пальцы. Его взгляд по-прежнему буравил потолок.

— Не напрягаешься, потому что доверяешь? — предположила Мэй.

— Нет, — отрезал Ник, — Потому что им я позволил бы причинить себе боль.

Он случайно коснулся ее кончиками пальцев. Мэй еле сдержалась, чтобы не отдернуть руку — ее словно током ударило. Вместо этого она заставила себя сплести с Ником пальцы. Ее рука казалась смехотворно маленькой в его загрубевшей от меча ладони. Мэй слишком остро чувствовала их крохотное единение.

— Ну, и зачем мы это делаем? — продолжил Ник. — Какое человеческое чувство я должен был этим выразить?

— Привязанность, — сказала Мэй. — Чисто дружескую привязанность.

— Да неужто?

— Мне, по правде говоря, пришлось ее подделать. Но тебе ведь и нужна была подделка, так? Лучше сразу все проработать до мелочей.

Его волосы спутались. Мэй хотелось провести по ним свободной рукой, может даже покрутить в пальцах.

Дурацкий порыв. Ник точно не оценил бы. Он четко дал это понять.

Мэй села, поджав колени к груди, и засунула ноги в носках под валик из простыни между собой и Ником, стараясь не замечать, до чего он хорош, когда лежит вот так перед ней — подходи и бери.

Его кольцо нагрелось от тепла их сомкнутых ладоней.

— Помягче со мной, — пробормотал он.

— Разберемся.

Подумать только: еще утром она целовалась с его братом! Как в дурацкой мелодраме. Ну уж нет, розовых соплей она не допустит.

— Так что, — спросил Ник, — читать будем?

Мэй со вздохом посмотрела на тетрадь. Было проще взять руку демона, чем этот жуткий дневник.

И все-таки она его подняла, после чего осторожно, будто он мог взорваться, пристроила на коленях и начала перелистывать пожелтелые страницы до того места, где остановилась в прошлый раз.

«Пожалуйста, — мысленно взмолилась она перед автором, — перестаньте его ненавидеть».

Недрогнувшим голосом Мэй начала читать:

«Я должен был в определенный момент признать, что это безумие, и попытаться как-то спасти Алана. Ведь можно же было все обратить вспять.

Когда колдуны пришли в первый раз, нас спасло чудо. Наверное, они меня недооценили — я же был лишь простаком, который знать ничего не знал о магии. Какие у меня были шансы? Колдуны по сей день считают нас идиотами.

Оливия плакала рядом и выкрикивала заклинания. Алан бежал сзади, боялся, хотя не подавал виду, и тащил за собой черноглазую тварь, напевая ей песенку.

Двоих я сбил машиной, а потом сдал назад и переехал одного еще раз — убедиться, что он не погонится следом, что колдовской огонь и гроза развеются. Тогда я впервые в жизни покалечил человека. И это было только начало.

Мне казалось, я должен уберечь Оливию. Я не мог ее бросить в таком состоянии. Даже чужого человека не оставишь, когда ему больно, не говоря о любимой.

Приходилось все схватывать на лету, постоянно бегать и изворачиваться, да еще пытаться помочь Оливии в наихудших из всех мыслимых состояний. Я не мог показать ее специалистам, поскольку они конечно же не разобрали бы, где она бредит и где говорит правду в рассказах о магии. Они лечили бы ее от воспоминаний вместо навязчивых идей. Я даже на Ярмарку боялся с ней показаться — там ее быстро вычислили бы. Колдунью. Убийцу.

И я пожертвовал сыном ради нее. Тогда мне казалось, что это единственно правильный выход.

О существе я особенно не задумывался. Было ясно, что с ним что-то не так, хотя я не представлял, что из слов Оливии считать правдой, а что — бредом, а о ребенке она заговаривала в самые мрачные свои дни. И слова эти были самые мрачные. Я не хотел им верить. Я вечно приходил домой усталый и отчасти радовался, что это жуткое создание не плачет и не создает шума. Мне было противно на него смотреть, но, как я думал, из-за отца — Черного Артура и мучений, которые пришлось пережить Оливии. Я видел в нем только плод человека, которого ненавидел, и женщины, которую любил.

И все-таки позволил Алану с ним возиться — даже приказал, когда Оливия попыталась его убить. Сдал под опеку, заставил беречь, тем более что сыну это нравилось. Прости меня, Боже.

Только через год с лишним я понял, что натворил. Мы сражались с демоном, вселившимся в мертвое тело. Оливия швыряла в него заклятиями, а я бил кочергой. Мне пришлось чуть ли не размолотить его в куски, и когда я взглянул ему в лицо — пустое, уже тухлое, меня осенило: мой родной сын сейчас наверху укладывает такого же демона спать. Оливия тысячу раз мне твердила, кто он и что он. У нас не было никаких соображений, как спасти ее сына — сына, от которого ничего не осталось. Надежды кончились.

Ко мне в дом проникло зловреднейшее, опаснейшее существо, и при мысли об этом меня обуял панический, невыразимый ужас. Я предавал сына, отрицая грозившую ему смертельную опасность.

Чуть только ходячий труп на ковре, вернее, его останки, перестали шевелиться, я бросил их и побежал наверх. Алан все еще был в детской — перегнувшись через перила кроватки, пел колыбельную, которую пела ему на ночь мать. А в кроватке сидело чудовище, глухое к человеческим словам и чувствам. И почему я тогда не забрал Алана? Надо было увезти его прочь от Оливии и кошмарного существа в колыбели — плюнуть на все и спасать сына.

Мне было невыносимо расстаться с Оливией. Я убеждал себя, что буду осторожен, что буду следить за демоном, что найду способ изгнать его, что Алан еще слишком мал и не поймет меня, что для него это будет потрясением. Я твердил себе, что монстр хитер и не обидит того, кто о нем, беззащитном, заботится. Что ему невыгодно нападать на моего сына. Это демону-то, которые губят людей забавы ради!

Бывали времена, когда подлинный ужас избранной мною жизни наваливался на меня, как груда камней, и я думал, что тоже вот-вот сойду с ума. Однажды Алан — ему почти семь стукнуло — пришел из школы домой сразу после уроков, как всегда (до его прихода мне приходилось держать существо на виду, чтобы Оливия не попыталась опять с ним расправиться).

Обычно сын, войдя, целует его в щеку и говорит: «Привет, Ник. Скучал тут без меня?» Будто он на это способен.

Затем Алан вытаскивает дневник и показывает мне все пятерки и похвалы от учителей — маленькие подарки, которыми он старается приукрасить нашу жизнь. Порой я даже жалею, что он такой хороший. На его фоне все кажется еще ненормальнее, еще хуже.

В тот день я, однако, заметил одну перемену: существо следило за Аланом, когда он ходил по комнате. На нас с Оливией — ноль внимания, пока мы не направляемся к нему. Словно все люди для него — некий передвижной вид мебели. А за Аланом оно следило.

У меня кровь застыла в жилах. Я будто в камень превратился — помню, старался не думать о том, какие темные планы, какие кровавые игры готовит демон для моего сына.

Ночью я поднялся к ним в детскую с зачарованным кинжалом в руке. Утопить монстра не получилось, зато теперь у меня был клинок с самыми крепкими заклятиями Ярмарки.

В комнате горел ночник, и резной абажур отбрасывал на стену узор из весело скачущих зайчиков. Демон лежал в пятне света — ни звука, ни шороха. Он даже спал не как все дети. Хотя и похоже.

Я вспотел, стоя над ним, и рукоятка кинжала в руке стала скользкой. Потом дверь вдруг открылась, и я услышал: «Пап, ты что?»

Алан стоял и смотрел то на меня, то на нож, то на демона. Мой сын так побледнел, что показался мне прозрачным, словно уставший призрак давно почившего ребенка.

— Ник, — позвал он и вбежал в комнату, чуть не споткнувшись спросонья. — Ник, просыпайся!

Демон встает по-иному, в отличие от обычных детей — не бормочет и не трет кулачками глаза. Он моментально переключается на бодрствование, а его черные зрачки тут же оценивают обстановку. Алан с трудом вытащил его из кровати — у Ника было тело трехлетки, крупного для своего возраста. Он пытался выкрутиться — ему, похоже, не нравится, когда его трогают, — но Алан вцепился в него и держал, а сам все смотрел на меня испуганным взглядом.

Я окликнул его.

— Пошли, Ник, — сказал мой сын. Его голос срывался, но он старался не подавать вида. Как будто это могло потревожить демона. — Мне плохой сон приснился. Я боюсь спать один.

Алан приучил его переходить дорогу, держась за руку. Вот и в ту ночь они уходили рука в руке, а у Алана даже пальцы побелели.

Чуть только сын оказался за дверью, я услышал топот его ног — он бежал от меня, волоча существо за собой. Я пошел положить нож, спрятал его и вернулся. Тем временем Алан, как оказалось, выдвинул шкаф и забаррикадировался вместе с демоном.

Поутру я попросил Оливию тихо устранить преграду и зашел в комнату по обломкам шкафа, никого не разбудив.

Алан спал под одеялом на боку, обняв одной рукой чудовище. В другой он сжимал зачарованный нож. Уж не знаю, как он проведал, где я храню оружие, не говоря о том, как стащил, главное — он приготовился защищать эту тварь от… нет, не могу. Мой Алан, мой сынок.

Что сказала бы Мари, узнав, каким он стал?

— Спускайтесь, — окликнул я. — Завтрак почти готов.

Ту ночь мы с тех пор ни разу не обсуждали. Алан делает вид, будто ничего не было, обнимает меня без колебаний, по-прежнему носит домой хорошие отметки и грамоты вместо подарков — в общем, ведет себя так, словно ни секунды меня не подозревал и не боялся.

Порой мне самому становится страшно — до чего хорошо он умеет притворяться».

* * *

Мэй бросила читать. Она задыхалась, как если бы пробежала километр. Ее горло судорожно сжалось — не иначе как с целью лишить ее голоса.

— Еще один человеческий повод держаться за руки, — отстраненно проронил Ник. — Чтобы перейти улицу. Видишь? Так что мне это не впервой.

— Извини, ошиблась, — сдавленно ответила Мэй.

За Аланом Ник действительно следил — она заметила это, когда перестала видеть в нем только чертовски симпатичного хулигана. Заметила и сказала себе, что он так же боится за своего брата, как она — за Джеми.

— Ты чего так вцепилась? — спросил Ник. — Меня утешить?

Мэй уронила взгляд на их соединенные руки. Через секунду она поняла, что не чувствует пальцев — до того их свело от напряжения.

— Наверное, — тихо отозвалась она.

— Зря, — бросил Ник ледяным тоном. — С какой стати это должно помочь?

— Не знаю.

— Может, оставишь меня в покое? — бросил он. — Дурацкая была идея!

Мэй отдернула руку и стала ее разминать, возвращая гибкость затекшим пальцам. Ник скатился с кровати и подобрал с пола меч, а потом взялся убирать с подоконника набор для полировки.

Мэй подумала о семилетнем мальчике Алане, который забаррикадировал дверь комнаты из страха перед отцом.

— У Алана все хорошо, — сказала она. — Он в безопасности.

— Еще бы, — заметил Ник, глядя в окно и вращая локтями, как перед дракой. — Отца больше нет, Ма умерла. Все те, кого он считал семьей, либо умерли, либо порвали с ним. Будь у меня на него планы, я мог бы исполнить их прямо сейчас. Теперь он — мой. Чудовище добилось своего.

Мэй вздохнула.

— Не говори о себе в третьем лице — ты же не маньяк-рецидивист. К тому же у Алана есть мы с Джеми.

Ник спрятал меч в ножны и повернулся к ней. Солнечный свет совсем не смягчил его лица, только подчеркнул беспокойный, зловещий блеск в глазах.

— Ага, — Ник вдруг хищно оживился. — Он сегодня что-то слишком довольный. Ночью было весело, да?

«Николас Райвз собственной персоной», — с горечью подумала Мэй. Единственный, кто превратит свидание в смертельную угрозу.

— Весело, — процедила она. Это уже перебор!

— Насколько весело?

— Не твое дело!

— Ого! — он усмехнулся. — Вот, значит, насколько. Теперь ясно, с чего Алан такой довольный.

— Ему пришлось… — начала она и осеклась, старательно избегая его взгляда. — На Ярмарке много чего случилось, знаешь ли.

— Вы целовались?

Ее взгляд невольно метнулся из угла комнаты к лицу Ника, с губ едва не сорвался рассерженный выкрик.

— Да, — ответила Мэй после паузы вместо того, чтобы отчитать его за бестактный вопрос. Судя по виду, Ник никак не отреагировал на известие. — Это ничего не меняет, — продолжила она, словно шагая по скользким камням. — В смысле, мы не начали встречаться или еще чего. Да что я оправдываюсь — он и с Лианнан в обнимку чувствовал себя неплохо!

Это не осталось без ответа.

Ник метнулся к Мэй через всю комнату, а она вскочила с кровати и заслонилась от него рукой, хотя и понимала, что этот яростный натиск ничем не остановишь. Однако рядом с ней Ник вдруг застыл и напрягся, словно налетел на невидимый барьер.

— Что?! — рявкнул он.

— Алан поцеловал Лианнан, — пояснила Мэй как можно беспечнее, чтобы удержать Ника на краю, с которого тот чуть не сорвался.

— Алан поцеловал Лианнан… — глухо повторил Ник.

Мэй задала себе запоздалый вопрос об отношениях между ним и Лианнан. Они ведь и раньше были знакомы. Если верить Анзу, у них было что-то вроде тройного союза, а Алан когда-то упоминал, что Лианнан видит в Нике свою утерянную любовь.

Может, Ник тоже по ней скучал? Они как-никак одного племени…

— Ты что, ревнуешь?

Он молча развернулся и бросился к двери. Мэй — за ним. Ник несся так быстро, что уже скрылся из виду, не успела Мэй выбежать из спальни, — только впереди что-то грохнуло, как если бы он перепрыгнул через перила второго этажа. Она все равно не бросила погоню, а срезала через кухню и оказалась во дворе, чтобы преградить Нику путь. Если это можно было так назвать.

От краев неба сбегались, затмевая солнце, серые тучи, в помрачневшем зените уже вспыхивали рваные строчки молний. Грома не было — одна тишина, пока Ник не подал голос.

— Лианнан! — вскричал он. — Выходи, покажись мне на глаза!

По земле прочь от него поползли трещины, словно он был в эпицентре землетрясения: сами собой возникали дуги и линии, да так скоро, что клубы пыли чуть не закрыли его от Мэй. Уже через полминуты весь задний двор дома превратился в огромный круг вызова, а из каждой расщелины вздымалось и било пламя. Мэй не смела двинуться с места. Колдовской огонь полыхал так, что весь круг светился, сиял на фоне забора, колыхался в воздухе и коптил небо. Стоит соседям выглянуть в окно, подумала Мэй, посыплются вопросы и завоют пожарные сирены.

По другую сторону круга, под свилеватым тисом, появлялись две призрачные фигуры.

Не к добру.

Из мерцающего пламени разом выросли Анзу и Лианнан. Они стояли порознь, но словно льнули друг к другу. Лианнан была так же прекрасна, как в прошлую ночь, только внешне немного тверже — сплошь мрамор кожи и багрянец волос.

Крылья Анзу, черные и потрепанные, как у мотылька в ночи, обрамляли эту красоту, будто огонь волос Лианнан привлек его и теперь постепенно поглощал.

Ник стоял в водовороте крыльев и пламени темным средоточием всего демонического круга, и другие демоны тотчас поплыли к нему навстречу. Он ждал их, напрягши спину. Мэй узнала эту позу — позу готовности к схватке.

Лианнан зловеще выпростала длинные руки. Так, должно быть, сказочные русалки тянутся к путнику, чтобы увлечь его на дно, обняла Ника за шею и поцеловала. Она льнула к нему, как водоросль, как лоза, и только Ник стоял неподвижно.

«Так целуют, чтобы заявить об отношениях», — подумала Мэй.

Спустя минуту женщина-демон отстранилась и взяла Ника за руки, не замечая, что ранит его до крови пальцами-сосульками. Она заглядывала ему в лицо, а глаза ее сияли, как два холодных озера, такие же глубокие и безмятежные.

— Я знала, что ты нас позовешь, — вполголоса проговорила Лианнан.

В следующую секунду Ник ответил:

— Помнится, я звал только тебя.

Анзу беспокойно захлопал крыльями. Все его тело как будто закрутил один мощный вихрь: губы кривились, пальцы по-птичьи скрючивались и хватали воздух. Мэй не сразу поняла, что вместо ногтей у него растут черные когти, почти неприличные для тонких, красивых рук.

Он и весь был бы красив на модельный лад, если бы не одна особенность: на нем не удавалось задержать взгляд. От его совершенства у Мэй закружилась голова.

— Я решил заглянуть на огонек.

Ник вздернул подбородок.

— Да? И что ты тут забыл?

Анзу двинулся на него, как яркий мотылек на черное пламя. Лианнан отстранилась и только одной рукой провела Нику по запястью, раня до крови. Они с Анзу окружили его, подчеркнуто молча разглядывая и выжидая. Три демона встретились.

— Что я забыл? — прошипел Анзу. Его кривая усмешка напоминала ятаган или клюв хищной птицы. Он подступил к Нику и положил ладонь-лапу ему на грудь. Ник не опустил и не отвел взгляда, а бледные глаза Анзу сверкнули, словно хрустальные пещеры, где солнечный луч рассыпается тысячью искр.

Темная вуаль его крыла на миг спрятала их от Мэй, края перьев смазались, потускнели за пеленой колдовского огня. Затем крыло отдернулось, как занавес — Анзу отступил. Говорил ли он что за миг до этого, делал ли — Мэй не видела, а лицо Ника осталось бесстрастным.

В голосе Анзу, однако, послышалось больше, нежели намек на ярость:

— Это ты кое-что забыл!

— И что же это?

Демон вдруг опустил веки, словно задремал или задумался о чем-то очень приятном. От этого он стал похож на спящего красавца в ожидании поцелуя принцессы.

Из его полузакрытых уст донеслось одно-единственное жадное:

— Тела!

Лианнан снова приблизилась к Нику, как будто они решили по очереди нападать на него, и поцеловала — на сей раз легко, в щеку, сверкнув у самой кожи рядами острых зубов.

— Мы ведь сдержали свою часть уговора, а, Хникарр? — спросила она. — Ты вселился в младенца, мы тебя охраняли. Являлись на твой зов всякий раз. Разве нет?

— Являлись, — согласился Ник.

— Отлично, — прошептала Лианнан, словно учительница, крайне довольная ответом школьника.

Она склонила голову к плечу Ника, к его шее, не касаясь ее, но близко. Профиль женщины-демона стал не таким чеканным, как раньше.

— Я всегда буду приходить к тебе. Пусть у тебя и нет души, которую ты мог бы со мной разделить.

Ник промолчал.

— Но за тобой должок, — медоточиво продолжила Лианнан. — Ты же помнишь этот холод? Не бросишь нас без тепла?

Она снова поцеловала его в щеку или скорее чмокнула. От ее губ у Ника остался розоватый морозный след, как от ожога холодом.

Ник отвернулся.

— Можешь сам выбрать, если хочешь. — Она взяла его пальцами за подбородок и повернула к себе — сосульки радужно вспыхнули в черных волосах, царапая до крови кожу. — Любое тело, какое понравится.

— У вас они долго не живут, — произнес Ник сквозь зубы. Он по-прежнему смотрел в сторону. — Люди заметят, если я буду сеять вокруг себя смерть.

Мэй сползла на порог и подтянула колени к груди — единственная человеческая душа среди демонов. Ей вдруг стало зябко и одиноко, как никогда.

— Пусть заметят, — промурлыкала Лианнан. — Тебе идет такая роль. — Она улыбнулась. — Всегда шла.

— Я согласен с Хникарром, — подал тихо голос Анзу. Алые контуры перьев у него на голове начали расплываться. — Нам нужен кто-нибудь без семьи, без друзей. Такой, кого никто никогда не хватится.

Он выгнул шею всем на обозрение, а призрачный огонь вырос над его головой и осветил изменяющееся лицо — в нем будто плавились кости. Оно делалось уже, бледнее, волосы стали совсем красными. Ник глухо захрипел.

Анзу выглядел как Алан и в то же время иначе: слишком резкие черты, слишком яркий цвет волос — цвет крови. Его версия Алана была прекрасной и жестокой, а улыбался он совсем чужой улыбкой.

— Я хочу это тело, — сказал Анзу.

— Нет! — прорычал Ник.

— Прекрати! — одернула Анзу Лианнан. Это, впрочем, не произвело желаемого эффекта.

— А сама? — набросился на нее Ник. — Что ты делала ночью на Ярмарке? Чем занималась с моим братом?

Лианнан долгим взглядом посмотрела на Ника, а потом рассмеялась. Она тряхнула головой, и ее волосы взметнулись вверх, как огонь, после чего зависли в воздухе, игнорируя жалкие законы людского мира. Концы прядей сияли и посылали искры к корням, словно действительно состояли из пламени, горели и не сгорали.

— Так он не сказал? — спросила демоница, обнажив ряд острых зубов.

— Надеюсь услышать это от тебя, — произнес Ник. — Сейчас же.

— Кого ты имел в виду, — полушепотом продолжила Лианнан, — под «своим братом»?

— Сама знаешь кого!

Лианнан, чуть не танцуя, попятилась, всплеснув огненным стягом волос.

— У вас даже тела чужие — от разных родителей. Ни капли общей крови. Не говоря о том, что ты вообще не человек. С какой стати он твой брат?

Ник переступил сияющие огнем линии круга, словно их не было, схватил Лианнан за волосы и обернул ими ее длинную шею, наклоняясь к самому уху. Одна-две пряди выбились и хлестнули его по щеке до кровавых порезов, но хватки он не ослабил. Будто ничего не случилось.

— С какой стати? — переспросил Ник еще более ледяным тоном. — С такой, что он — мой!

— Хватит! — взорвался Анзу. — Не надо с ним нянчиться, Лианнан. Просто признай, что он нас предал!

— Завести питомца — не преступление, Анзу. Со всяким бывает.

— Питомца? — откликнулся Анзу. — Да он сам не лучше! В его власти повелевать всем миром, истребить всех колдунов, которые нам только подачки кидают, помочь своему племени обрести власть! А он что?

Ник не удостоил Анзу даже взглядом. Он по-прежнему смотрел на Лианнан.

— Просто скажи, что ты сделала!

Он держал Лианнан за волосы и не желал отпускать. Не пожелал и тогда, когда Анзу бросился на него и схватил за голову.

— Тебе так дороги эти людишки, предатель? — вкрадчиво произнес демон. Слово «предатель» в его устах звучало любовно. — Тогда я истреблю их всех до одного. И в первую очередь — твоего драгоценного братца. Я сожру его сердце у тебя на глазах. Клянусь.

Ник посмотрел на Анзу и улыбнулся.

— Это вряд ли. Людские сердца у нас пожирает Лианнан. А о тебе слагают песни, — продолжил Ник и снова перевел взгляд к женщине-демону, накручивая на ладонь ее огненные волосы. — Ночная соблазнительница.

Лианнан улыбнулась.

— Ты не забыл!

— Так что ты сделала с Аланом? — грозно спросил он.

— Почему бы не попытать его? Неужели ты веришь мне больше, чем брату?

Ник нахмурился, а через миг отбросил ее волосы, словно оружие, которым втайне мечтал воспользоваться, и исчез.

Остался только пылающий двор и два демона. Лианнан повернулась и с улыбкой матери, втянутой в детскую игру, поплыла к двери.

— Привет, человечек, — сказала она Мэй. — Я тебя помню. Поговори со мной.

— Спасибо, не хочется. У меня больше нет вопросов.

— Лжешь, — засмеялась Лианнан. — У вас, людей, они есть всегда.

Она подкрадывалась к Мэй, однако та и не подумала подняться навстречу. Лианнан, ни секунды не теряясь, стала снижаться, пока не очутилась на одном уровне с Мэй, а затем двинулась вперед, но на четвереньках, с текучей, стремительной грацией хищницы.

Анзу не сделал ни шагу, только смотрел. Его волосы сияли, как свежевырытое сокровище.

Мэй вскинула брови.

— Ты не в моем вкусе, — сообщила она демону. Анзу захлопал ресницами с фальшивой нежностью в глазах, за которой пряталось злорадство.

— Я буду следить за тобой, — произнес он. — И очень скоро стану в твоем вкусе.

Мэй усмехнулась мимолетной холодной усмешкой — мамина школа, — которая яснее хмурой мины говорила: «Не смешно и даже не остроумно».

— Жду не дождусь.

— Отныне ты — в моих мыслях, — добавил Анзу. — А твоя душа — у меня на ладони. Раздавить ее будет нетрудно.

Он послал ей воздушный поцелуй, который поплыл по воздуху в виде сияющей метки демона и разлетелся, как одуванчик, ударившись о невидимую границу круга. Следом подобно ему исчез и Анзу — рассыпался порхающими золотыми пылинками.

— Остались только мы с тобой, — произнесла Лианнан, по-змеиному скользнув к самой черте круга. — Я, видишь ли, не могу исчезнуть по своей воле — Хникарр меня вызвал и теперь должен отпустить. Побудь со мной, а я отвечу на твои вопросы. Даром.

У нее на шее Мэй заметила цепочку — она мерцала, покачивалась в тени белого платья. Казалось, на ней был какой-то кулон, но разглядеть его не удавалось — он постоянно менял форму: то становился серебряной меткой демона, то земным шаром в драгоценной клетке, то метательным кинжалом, какие носил Ник.

— А если бы я спросила тебя о Джеральде… — начала Мэй.

Лианнан засмеялась и перекатилась на спину, отчего серебряная цепочка молнией поползла по ее белой коже.

— Пустой вопрос, девочка, — сказала она. — Хотя таковы люди: толку от ваших вопросов, как от слез в океане. Будем ли мы счастливы вместе? Не поздно ли что-то менять? Любит или не любит?

— Насколько человечными бывают демоны?

Лианнан так нахмурила лоб, что ее глаза стали похожи на блестящие трещинки во льду. Она провела розовым языком по бритвенно-острым зубам.

Во дворе установилась тишина, которую нарушал только тихий треск пламени, восстающего выше изгороди. Мэй ощутила мощное желание наклониться ближе, услышать слова, которые Лианнан прошептала в пространство между ними.

— Человечными? — спросила она. — А что это значит? Чтобы привязывались без всякой причины, позволяли себя ранить?

— Да.

Лианнан усмехнулась и склонила голову. От касания ее волос Мэй обожгло чем-то средним между морозом и пламенем.

— Я знаю такого демона.

— Правда? — оживилась Мэй.

Лианнан показала острые зубки.

— Это Анзу.

Она замолкла — полюбоваться реакцией Мэй.

— Из нас троих Хникарр наименее человечен, — тихо продолжила демоница. — За многие века я ни разу не видела в нем признаков тепла. В вас нет ничего общего. Тебе стало бы проще мечтать о нем, скажи я, что он — не такой, как мы, что его можно приручить, перековать, настроить на любовь? Ведь если он окажется обычным демоном, а ты все равно не захочешь с ним расстаться, кем тебя считать после этого?

Лианнан едва не касалась носом лица Мэй. Демоница наклонилась так близко, что Мэй невольно затрясло: как бы ярко ни горели волосы женщины-демона, ее кожа оставалась ледяной.

— Если Анзу — наиболее человечен, а Ник — наименее, — выговорила Мэй, — кем считать тебя?

Тут пальцы-сосульки сомкнулись у нее на запястьях, и Мэй с ужасом поняла, что, заслушавшись и засмотревшись на Лианнан, очутилась слишком близко от круга.

Этот круг не она создавала, а значит, в нем не безопасно. Талисман на груди снова обжег ее болью, но уже слишком поздно. Ее руки словно угодили в ледяные кандалы, и холод пробирал до костей. Лианнан улыбалась.

— Победительницей, — прошептала она, затащила Мэй в круг и сгребла в охапку.

— Ну уж нет, — прорычал Ник, вырастая у нее за спиной и опять хватая за волосы. Они тут же растаяли алой дымкой, растворились в воздухе, как капля крови в воде, и утекли у Ника сквозь пальцы.

Стало ясно, что Лианнан могла и раньше сбежать в любую минуту, если бы захотела. Другой рукой Ник держал за запястье Алана, но тот вырвался и упал рядом с Мэй на колени.

— Ты что, оставил ее с демоном наедине? — возмутился Алан.

— Вообще-то с двумя, — промурлыкала Лианнан, как довольная кошка. — Еще секунда — и она была бы моей.

— Все нормально, Алан, — отозвалась Мэй. Ее все еще била дрожь от ледяных объятий Лианнан. После них руки Алана — он держал Мэй под локти — казались слишком хороши. Она вдруг поняла, что вот-вот расплачется у него на груди, и высвободилась, чтобы избежать соблазна. — Все хорошо, — добавила Мэй. — Сама виновата: нечего было так близко подходить.

— Это Ник ее вызвал, — возразил Алан. — Он не должен был оставлять тебя с ней наедине.

— Алан-Алан-Алан, — пропела Лианнан, — разве ты не рад меня видеть? Вчера ночью ты был куда приветливее.

Алан метнул в нее косой взгляд, стоя поодаль от всех. Языки колдовского пламени лианами обвили его ноги.

— Не говори с ним, — оборвал Ник.

— Ничего, я справлюсь, — сказал Алан. — Лианнан, ты только что собиралась сделать одержимым и обречь на медленную смерть дорогого мне человека.

Лианнан подняла бровь.

— А мы не можем остаться друзьями?

— Можем, но впредь не жди от меня хорошего обращения.

Она протянула к нему руку, вверх по которой затейливыми узорами полз огонь, словно кружево из света. Ник перехватил ее, однако Алан и сам не зевал: уже смотрел на Лианнан и качал головой, снисходительно посмеиваясь.

Лианнан засмеялась в ответ.

— Вижу, мы друг друга понимаем, а?

— Вот что, понятливая… — начал Ник, но Лианнан метнулась к нему в кольце искр.

— Я не трону его, — прервала она, — потому что хочу быть заодно с тобой. Будь по-твоему. Отбери одного смертного, двоих, троих себе в игрушки — мне не жалко. Я не буду на них нападать и даже защищу от остальных. Если думаешь, что им не нужна дополнительная защита, то ты плохо знаешь Анзу. В чем я сомневаюсь.

— Верно, — ответил Ник. — Его я знаю хорошо.

— Как и меня, — сказала Лианнан — на сей раз без фривольностей, деловым тоном. — Я встану на твою сторону, но это должно чем-то окупиться. Я хочу тело.

— Нет.

— Не заставляй меня идти против тебя, Хникарр, — тихо произнесла она. — Не надо.

Ник отвернулся, словно искал ответа у Алана, но на него не взглянул.

— А что мне еще делать?

— Предложи мне добычу, — повторила Лианнан, — или пожалеешь.

— Лианнан, — ответил Ник, — ты свободна.

Пламя круга тотчас начало гаснуть и стягиваться от внешнего кольца к перекрестью линий. Демоница, стоящая там, замерла, как мошка в янтаре. Вид у нее был грозный.

— Ты меня разочаровал, Ник. — Она процедила его имя, словно оскорбление.

Он не ответил. Только когда пламя угасло, когда все следы магии и демонов стерлись, кроме трещин в земле и мерцания в воздухе — видимо, от жара колдовского огня, Ник поднял голову. Его глаза были похожи на две рваные дыры в белой маске лица.

— Я иногда думаю, — обратился он к Алану, — что ты — величайший на земле идиот.

— Ну, мои психозы не кончаются вызовом демонов и подставой для наших друзей, — отрезал Алан.

— Ты с ней целовался! — Ник бросился на него. Алан метнулся прочь от Мэй — видимо, хотел отвести от нее опасность. — Тебя могли пометить! Даже убить!

— Это из-за меня, — вмешалась Мэй.

— Я гляжу, тут много чего творится из-за тебя, — бросил Ник и хлестко на нее посмотрел. — Может, хватит лезть, куда не просят?

Мэй хотела огрызнуться («Может, хватит на всех орать?»), но приняла во внимание тот факт, что Ник минуту назад вытащил ее из лап демона, и прикусила язык.

— Отстань от нее, — сказал Алан. — Я знал, что делал.

Ник толкнул брата, отчего тот, споткнувшись, ударился об оштукатуренную стену дома.

— Ни черта ты не знал! Думаешь, демонами можно помыкать? Мы — не домашний скот! Анзу и Лианнан явились за тобой, и их не остановишь! Я знаю.

— Отойди, — скомандовал Алан.

— Нет! — Ник буравил его прямым взглядом. — Сперва обещай, что не станешь вязаться с демонами!

— Это будет трудновато, тебе не кажется? — вполголоса спросил Алан. Он опустил глаза на свою руку у Ника в тисках и отвернулся. — Тебя послушать — словно на Ярмарку попал. Там тоже думают, что демоны всего лишь орудия, которыми можно покалечиться. Говорят, я совершил ужасную ошибку, когда тебя выпустил.

— Ну, — глухо отозвался Ник, ворочая слова, как камни. — Может, они и правы.

Алан охнул, как от удара в живот.

Ник разжал хватку и рванулся прочь, словно дикий конь. Брат не побежал вдогонку. Он остался, привалившись к стене с побледневшим лицом.

— Меня скоро хватятся в книжном, — произнес Алан после долгой паузы. — Надо идти.

Ник кивнул не глядя.

Алан взъерошил курчавые волосы, одарил Мэй самой неуверенной на ее памяти улыбкой и захромал прочь, сильно припадая на больную ногу.

Тяжко было думать, как он, должно быть, устал от всего этого. Слишком устал.

— Зря ты с ним так, — сказала она Нику.

Он поспешно оглянулся через плечо, будто каждое слово воспринимал как угрозу.

— Почему? Я правду сказал. Алан вечно нудит, чтобы я рассказал о своем прошлом, но ему не понять! Я — не справочник по истории или что еще. Помню только, что Лианнан когда-то любила человека — султана, у которого был целый штат колдунов. Он каждую ночь отдавал ей девчонку-рабыню, чтобы она приходила и рассказывала ему о демонах. Так прошла тысяча ночей, а на тысячу первую султан переступил черту и сам стал жертвой. Я не хочу, чтобы Алан об этом узнал.

— Правильно, потому что ты стал другим, — отважилась заметить Мэй. Ник посмотрел на нее как на ненормальную.

— Я — прежний, — парировал он. — Если помню, как все это было — с Анзу и Лианнан… Мы были заодно. Я заключил договор. А потом предал их. Они правы. И если я начну слишком долго вспоминать прошлое, то захочу дать им тела. С какой стати я должен думать, что чувствует какой-то смертный?

Он произнес это «чувствует», словно иностранное слово.

— Отлично, — отозвалась Мэй и прерывисто вздохнула. — Тогда и этого Алану не говори.

Впрочем, вряд ли до такого дойдет, подумала Мэй, учитывая, что Джеральд предложил Алану способ обуздать брата-демона, способ отнять его свободу. Только демон ни о чем не подозревает.

— Почему? — осведомился Ник. — Потому, что ему будет больно? — Он скривил губы. — Демоны не знают жалости.

Мэй видела примеры обратного. Она помнила, как Ник стоял связанный в доме Черного Артура, как истекал кровью в машине. Он сам шагнул в ловушку и подставился мечу ради ее брата.

Она потерла обмороженные, саднящие запястья. Ей стало нехорошо, а рядом был только Ник. Она подошла к нему по траве и взяла за руку.

— Они и говорить не умеют, — сказала Мэй. — А тебе это вполне удается. Ты научишься.

Ник напрягся. Его рука висела неподвижно, однако и отдергивать ее он не стал.

— Да, ученик из меня отличный.

— Нет, ученик из тебя никакой, — сказала Мэй. — Зато я — хороший учитель. Во много раз круче других.

Она старательно смотрела на забор, чтобы не встречаться глазами с Ником. Его плечи немного расслабились, кольцо трогало холодком.

— Я же помочь хочу, — тихо сказала она. — Думаешь, не заметно, что между вами что-то произошло? Может, расскажешь, что случилось в Дареме?

Ник подвинулся, и она машинально шагнула ему навстречу. Ей пришлось вскинуть голову, чтобы заглянуть Нику в глаза. Мэй ощутила тепло его дыхания и внезапно решила, что он вот-вот раскроет ей душу.

— Сначала ты мне скажи, — произнес Ник, — что тебе-то еще здесь надо?

Его голос звучал так тихо, что Мэй поначалу просто смутилась. А в следующий миг бросила его руку. Ник наклонился ближе.

— Как мы живем — не твое дело, — яростно прошипел он. — Мне надоело тебя слушать. Надоело тебя видеть. Ступай домой.

— Иди ты к черту, — бросила Мэй.

Может, стоило остаться и утешить его, что бы ни говорил, но она ангелом милосердия себя не считала, да и такого обращения спускать не собиралась.

Домой — так домой. Мэй прошла пешком до самого порога и буквально повисла на перилах, поднимаясь по лестнице шаг за шагом, словно в крутую и жутко скользкую гору, когда на верхней площадке показался Джеми. Он угрюмо направился вниз с намерением не замечать ее, как вдруг что-то в лице Мэй его остановило.

— Тебя два дня дома не было, — начал он отчужденным, сухим тоном — знай, мол, что я все еще на тебя в обиде. — Хорошо повеселилась?

— Не особенно, — Мэй выдавливала из себя слова. — Все как-то…

Этот короткий разговор нарушил хрупкое равновесие, прервал ее унылый поход за забвением. Не дойдя до комнаты, Мэй осела на лестнице как подкошенная. На секунду ей показалось, что брат нарочно пройдет мимо.

Видно, плохо она его знала. Он тут же сбежал к ней и сел на ступеньку ниже, тепло и сочувственно заглядывая карими глазами в лицо.

— Мэй! Мэй, что случилось?

Она сама не знала. На глаза наворачивались унизительные слезы. Ей хотелось выложить все: про Алана, который думал о сделке с Джеральдом, про Дэниела Райвза с ножом над детской кроваткой, про Лианнан, которая шептала ей о демонах и ее мечтах. Мэй не знала, как уладить хоть что-то, — впрочем, о чем говорить, когда даже с братом все пошло наперекосяк… Ей надо было убедиться, что хоть между ними все осталось по-прежнему, надо было вернуть ногам опору. Джеми взял ее за руку и сжал в своей. В его глазах читались испуг и исключительная забота.

— Я тебя люблю, — запинаясь, сказала Мэй. Она отчаянно старалась не расплакаться. — Знаю, ты на меня злишься, но мне надо… надо, чтобы все было нормально.

— Нормально уже не будет, — ответил Джеми, наклонился вперед и сказал ей на ухо: — И хотя у тебя худший в мире вкус по части парней, я тоже тебя люблю.

Это было так просто и естественно, что Мэй поразилась: насколько, наверное, ужасно было Алану жить, не зная отдачи, уверенности в том, что твое «люблю» к тебе вернется. Мэй закрыла глаза, вцепилась брату в футболку и долго не отпускала.

Той ночью демоны под окном шептали голосом Джеми — тонким и жалобным, просились внутрь. Мэй, впрочем, знала, что он спит у себя, поэтому спрятала голову под одеяло и горько разрыдалась.

 

Глава тринадцатая

СДЕЛКИ ПОД ВИСЕЛИЦЕЙ

Утро понедельника скрасило появление на лестнице Джеми в лиловой футболке с надписью «Прячьте ваших сыновей», которой Мэй с ним поделилась, и которую он раньше надевал только вместо пижамы.

— Супер, — сказала Мэй, в то время как Джеми шарил по чулану в поисках вязаной шапки того же тона. Никто не помнил, откуда у них взялась лиловая шапка. Это была тайна, покрытая мраком. Кстати, тоже лиловым.

— Хочешь, я тебе глаза подведу?

— Нет, Мэй. Мы, помнится, это уже обсуждали. — Говорил он легко и непринужденно, как будто между ними все было по-старому. Хотя, если так, Джеми не вырядился бы в ее футболку.

Мэй заверила его, что Себ будет с ним вежлив, но Джеми, видимо, решил устроить ему испытание.

— Погоди секунду, — сказала Мэй, сбегала наверх и поменяла черную майку «Хитклиф сам виноват» на такую же, как у Джеми. В отличие от него, она свою носила часто и на людях. Пусть будет чем-то вроде командной формы, решила Мэй, вроде транспаранта с надписью «Мы заодно» или «Я не дам тебя в обиду». Джеми довольно усмехнулся, когда заметил это, и Мэй поняла: ее лилово-тряпичная трубка мира благосклонно принята.

Они отправились в школу, вслух предвкушая каникулы.

— У меня наполеоновские планы на это лето, — сказал Джеми. — Хочу выступать с группой.

— Ты же бросил гитару после двух занятий!

— Ну тогда я буду на подтанцовке.

— Они носят майки до пупка и мажутся блеском, — заметила Мэй. — Разве я могу этого не одобрить?

— Наш ответ блеску тот же, что и подводке глаз, — возразил Джеми. — Вообще всему макияжу — одно решительное «нет».

— С таким настроем в подтанцовке тебе не плясать.

— Ну, — отозвался Джеми, — а вдруг разучу какой-нибудь новый финт?

Они подошли к школе, как вдруг Джеми сделал нечто удивительное: он улыбнулся. Эта улыбка была особенной, неторопливой и согревающей, как рассвет.

Обычно он встречал ею Мэй, мать, парней, с которыми отчаянно хотел подружиться, и приятелей, которых у него не осталось.

— Привет, — сказал Джеми кому-то за ее спиной, чуточку стесняясь. — А ты здесь откуда?

Мэй обернулась. У дверей, привалившись к косяку, стоял Ник, а на плече у него болталась сумка.

— В школу иду, — ответил он. — Вон туда. Видишь коробку?

— Вижу, — сказал Джеми. — Но зачем тебе это, если ты… — он огляделся по сторонам, — …ммм… тайный агент?

Ник секунду-другую его разглядывал. В его черных глазах читалось подозрение. «Что это за странный человечишко мне докучает?» — словно говорили они.

— Сам не понимаю, — произнес Ник. — Алан заставил.

— Ух. Так это же здорово!

— Здорово — не то слово, — протянул Ник.

Он заглянул сквозь стекло в темные школьные коридоры. По чьей-то извращенной воле их недавно выкрасили в бирюзовый цвет. Немудрено, что Ник не испытывал ученического рвения.

— Как я угадал-то, — заметил Джеми.

— Возьми с полки пряник.

— Я тут подумал, — добавил он, слегка морща лоб, — может, как-нибудь… Эээ, у тебя ведь были трудности по части чтения?

Ник выпрямился, а Мэй, глядя на него, осознала, насколько спокоен он был секунду назад. Видимо, только при них он позволял себе расслабиться.

— Ты это к чему?

Джеми скривился и свел вместе брови, как если бы отчаянно обдумывал следующие слова.

— Дело в том… Алан очень умный, так?

Ник немного опустил плечи.

— Да.

— Поэтому ему легче дается учеба, — продолжил Джеми. Он хоть и мог сморозить чепуху насчет тайных агентов, но в отношениях разбирался. — Могу поспорить, Алан вполовину быстрее усваивает то, над чем обычный человек сидит по неделе. А тому, кому что-то дается труднее обычного — скажем, тайному агенту, приходится еще хуже. Но я-то не особенно умный.

— Удивил.

— Поэтому мы могли бы учиться вместе, — вывел Джеми. — Класс у нас один, и домашку будут задавать одну и ту же. Всем приходится ее делать. А навыки слушания помогают тем, у кого проблемы с чтением. Да и мне так будет проще запоминать…

Джеми поднял голову — оценить эффект рекламы — и только сильнее наморщил лоб.

— А если я буду помогать тебе с уроками, — смущенно, нехотя продолжил он, — может, ты взамен еще поучишь меня… самообороне?

— В смысле, драться ножом? — спросил Ник. На «ноже» он сделал небольшой акцент.

Джеми вздрогнул.

— Точно. Орудием смертоубийства. Очень хочу этому научиться.

— Оно и видно, — произнес Ник. Через школьные ворота потекли другие ученики, готовые слиться в мрачно бубнящую понедельничную толпу. Ник оглянулся на них и тут же принял позу боеготовности — рядом с незнакомцами он всегда держался настороже. Потом Ник снова повернулся к Джеми.

— О'кей.

— О'кей? — Джеми захлопал ресницами и снова просиял. — О'кей!

Он продолжал улыбаться в очевидной попытке вызвать встречную улыбку, скрепляющую договор, но Ник молча смотрел на него с каменным лицом. Наконец он слегка приподнял краешек губ и отвернулся, словно большего Джеми не стоил.

Тот прямо-таки засветился.

С Мэй они не обменялись ни словом. Она считала, что после вчерашнего Ник не заслужил даже привета. С другой стороны, он не отказался принять помощь Джеми. Пришлось сменить гнев на милость.

— В прошлом году у меня в школе дела шли неплохо, — сказала она. — Так что, если вам, дети, понадобится помощь, забегайте в любое время.

Ник возвел глаза к небу. Джеми ухмыльнулся. На миг все между ними встало на свои места.

Однако утренняя толпа вела себя необычно. Как правило, ученики устремлялись к дверям главного входа, а сегодня рассыпались кучками по двору. Каждый, повинуясь какому-то загадочному импульсу, старался держаться подальше от демона.

Ход мыслей Мэй прервался: чья-то рука порывисто обняла ее за плечи и отпустила.

— Привет, — шепнул ей на ухо Себ. — Привет, Джеми.

Джеми сместился поближе к Нику.

Ник проследил за ним глазами, словно не был уверен, как поступить, и вдруг нашел ответ. Он тоже немного подвинулся и заслонил Джеми собой. Вот только раньше Ник исполнял это с оружием в руках, а потому не носил сзади школьную сумку, которая сейчас больно ударила Джеми в грудь.

— Ой! — воскликнул тот. — У тебя там что? Хм… ладно, не обращай внимания. Отвечать необязательно.

— Шпионские штучки, — буркнул Ник.

Себ как-то притих и застыл.

— Райвз, — сказал он, — не знал, что ты вернулся.

Ник молча уставился на него. Весь его вид словно говорил: «Что с того? Раз я здесь, то какой смысл это говорить?»

— Твой друг? — спросил Себ у Мэй странным тоном. Она не раз видела их вместе рядом с прежним домом Ника и посчитала приятелями. Видимо, снова ошиблась.

— Ага, — бросил Джеми и ощетинился, как разъяренный кот.

— Кстати о друзьях, — произнес Ник, — к Джеми ты больше не лезешь.

Это был не вопрос, а утверждение, что всякий понял бы по тону — вескому и немного скучающему.

— Ты мне не командир, Райвз, — сообщил Себ. — Хотя я и сам так решил.

— Добро, — отозвался Ник.

Теперь Себ глазел на него с явным вызовом. Ник не отвечал, но держался еще более угрожающе, чем обычно.

— Встречи друзей так умиляют, — нарушила Мэй напряженную тишину. — Как погулял на выходных, Себ?

Она почему-то считала их с Ником очень похожими — может, потому что оба воплощали в себе образ высокого красавца-брюнета. У Себа тоже была репутация бунтаря: он участвовал в драках, не ночевал дома и полдня угрюмо шатался по округе — достаточно для ярлыка «хулиган».

Однако рядом с Ником Себ выглядел, как спаниель при ротвейлере — ниже ростом, тщедушнее, уже в плечах. Мэй помнила, на что Ник способен даже без помощи магии. Он мог запросто порвать Себа на лоскуты. Тот не был ни колдуном, ни демоном, ни преступником и такого обращения не заслужил. Мэй вдруг захотелось за него вступиться.

— На выходных — неплохо, — ответил Себ и улыбнулся ей. В его улыбке, самих контурах губ сквозило что-то очень душевное, некий намек на тепло, которого Ник был начисто лишен.

Мэй обвила рукой его плечо. Он не вздрогнул и не напрягся от ее прикосновения — только удивился, но удивился приятно. Тут в школьных дверях изнутри заскрежетал ключ.

— Пошли, Ник, — неожиданно твердо сказал Джеми. Мэй только сейчас поняла, как ее жест выглядел со стороны, и попыталась перехватить взгляд брата, но Джеми нарочно сосредоточил внимание на Нике. Казалось, он страшно рад, что ему есть с кем уйти.

И как они дожили до такого?

Мэй до сих пор не замечала, насколько Джеми презирает Себа.

И когда ему начал нравиться Ник? Хотя, если подумать, брат что-то давно уже ни в кого не втюривался.

Ник, прежде чем отправиться за Джеми по коридору, оглянулся на Мэй своим коронным нечитаемым взглядом. По пути он наклонился к Джеми и что-то сказал ему. Мэй, стоя с Себом в дверях, услышала смех брата.

— Вроде обошлось, — сказала она как можно беззаботнее.

— Не вини себя, — сказал Себ, присматриваясь к теням в коридоре. — Ему с самого начала хотелось психануть. Неспроста же он нацепил эту лиловую шапку.

— Ты серьезно?

— Мм… да, — ответил Себ, словно сообщил нечто само собой разумеющееся. — Он вечно так одевается, когда злится.

Себ и это подметил! А еще он знал, что Джеми скрывает какую-то тайну. Подобная наблюдательность не вязалась с манерами задиры. Не иначе как сказалась любовь к рисованию.

Им лучше держать ухо востро. Хорошо хоть, что Себ ничего не знает о магии.

Мэй не хотелось расстраивать Джеми, не хотелось и рвать отношения с Себом. Здорово, когда у тебя есть за что ухватиться: парень, которому ты нравишься, и место в нормальном мире — в пространстве, где от тебя что-то зависит.

— Не совсем угадал, но близко, — сказала она, а Себ кивнул, словно понял ее без слов. Мэй улыбнулась ему, и они вместе отправились внутрь. За руки не держались, но шли чуть ближе друг к другу.

— А ты где была на выходных? — спросил он. — Я тебя нигде не видел. Все здешние места обошел.

Мэй улыбнулась ему — как-никак он ее разыскивал — и вдруг вспомнила мост «Миллениум», дуэль, Ярмарку на корнуольских скалах и демонов во дворе.

— Я была в нездешних местах.

В обед Тим и Себ подсели к Мэй за стол: Тим — со стороны Эрики, полуобняв ее за талию.

— Эй! — одернула Эрика. Она вечно разрывалась между парнем и подругами — хотела всем угодить и никого от себя не отпускать, а когда увидела нависшего над столом Себа, то сразу успокоилась и многозначительно улыбнулась Мэй.

Та подняла бровь и кивком пригласила Себа сесть рядом.

Оторвав взгляд от тарелки, она вдруг заметила у дверей Джеми — видимо, он забыл упаковать бутерброды. Брат стоял у буфета с потерянным видом, словно так редко туда заходил, что запамятовал, где брать еду. Мэй подняла руку и помахала.

Брат ее не увидел — с ним рядом появился Ник: подошел и повелительно дернул головой в сторону — мол, следуй за мной. Джеми уже года два как ел в одиночестве.

— Глядите-ка, это Ник Райвз или мне кажется? — спросила Рэйчел. — Я думала, он переехал. Или в тюрьму попал.

— Рэйчел, никто его не сажал, — ответила Мэй и выразительно на нее посмотрела.

— А могли бы, — не унималась подруга. — Хэйзел как-то раз видела у него в сумке ножи.

— Сильно сомневаюсь, — сказала Мэй и засмеялась. Вышло вроде бы убедительно. По крайней мере, она так надеялась.

— А я — нет, — тихо вставила Эрика. — У него правда бандитский вид.

— Но все равно он довольно клевый, — заметила Рэйчел.

— Ну, мне трудно судить, — сказал Тим и кашлянул. — По-моему, парень как парень. Правда, не слишком разговорчивый, — заключил он.

Потом мельком посмотрел на Себа, ища поддержки — видно, ему уже передали распоряжение насчет Джеми, — и сказал:

— Может, сюда их позвать?

Мэй снова поглядела на брата. Тот, без сомнения, успел ее заметить, потому что нарочно повернулся к ней спиной, выпрямил плечи и надулся как еж — только иголок не хватало.

— Джеми вряд ли захочет с нами сидеть, — сказала она. — Ничего, где-нибудь приткнется.

— Зря он тусуется с Ником Райвзом, — произнес Себ впервые за весь обед. Он сидел, обхватив рукой колено и буравил взглядом яблоко на столе. — Опасный тип.

— Эй! — одернула Мэй самым властным тоном. Рэйчел и Эрика тут же выпрямились по стойке «смирно», если б ее можно было исполнить сидя. — Ник — наш друг.

Она взяла бутерброд и принялась жевать при общем внезапном молчании. Джеми и Ник тоже ели в другом конце столовой. Джеми без умолку болтал. Один раз он, увлеченно жестикулируя, сбил яблоко со стола, а Ник поймал его на лету.

Рано или поздно — Мэй не сомневалась — он перестанет злиться и охладеет к новому увлечению. И все-таки она притихла, оперлась плечом на Себа, который сам немного притих, и оставила беседу течь как текла, не вмешиваясь в ее ход.

Когда Мэй пошла покупать колу, у автомата ее перехватил Ник: подошел сзади и придавил к стальному красному коробу. Мэй не могла даже голову поднять, чтобы поговорить лицом к лицу, — пришлось бы удариться затылком об автомат. В ее поле зрения попадали только рукав серо-черной вылинявшей футболки Ника на мускулистом плече и ключица, выглядывающая из-за растянутого ворота.

Мэй стиснула металлическую, запотевшую банку колы.

— Насчет вчерашнего, — произнес Ник и замолчал.

— Проехали, — сказала Мэй.

Ник оперся другой ладонью на автомат у нее над головой.

— Отлично. — Он отстранился с ее банкой колы в руке. — Алан сегодня идет на лекции. Приходи ко мне почитать дневник.

Мэй оттолкнулась от автомата и, проходя, выхватила банку у Ника из рук.

— Я подумаю, — ответила она через плечо. — Если мне не предложат чего-нибудь получше.

Лучшее предложение, как оказалось, поступило от Алана, хотя он по сути ничего не предлагал.

Себ взялся подвезти ее до дома в удивительно приличной машине: полуспортивной, песочного цвета. Единственная загвоздка состояла в том, что ему не полагалось водить автомобиль.

— О чем это ты? — спросил он с невинным видом. — Мне уже восемнадцать. Так написано на половине моих удостоверений!

Мэй фыркнула.

— Я бы ни в жизнь не нарушил закон, — заверил Себ с той самой улыбкой, из-за которой она положила на него глаз.

Не успели они выехать за ворота школы, как поравнялись с Джеми, который шел и радостно мотал головой в такт музыке из наушников «айпода». Мэй улыбнулась при одном его виде. Себ ее приятно удивил: без лишних просьб замедлил ход и высунулся из окна.

— Эй, Джеми, — окликнул он, — тебя подвезти?

— Эй, Себ, — отозвался Джеми, не сбиваясь с ритма, — отвали!

— Уже, — сказал Себ и свернул с обочины, стиснув руль до белизны в пальцах.

— Одного дня мало, — попыталась утешить Мэй.

— Но не для Ника Райвза, — угрюмо заметил Себ, глядя в зеркало. Мэй вслед за ним увидела, как Джеми садится в машину Ника и тут же тянется к магнитоле. Она усмехнулась про себя, надеясь, что Ник переживет поездку под кантри.

— Я же тебе говорила: мы давно знакомы.

— Мы тоже, — возразил Себ. — Вместе месяц ошивались на стоянке для велосипедов, и я с первого дня понял: с ним что-то неладно. И не говори мне, что они с Кроуф… с Джеми еще тогда дружили. Твой брат шарахался от него как от чумы!

— Мы как-то ездили в Лондон оторваться, — повторила Мэй припасенную для матери ложь, — и там познакомились с Ником и его братом. С тех пор и дружим.

— Его зовут Алан, — произнес Себ другим тоном.

— Ты тоже с ним знаком?

— Не особенно, — проговорил Себ. — Просто бывал у него в магазине, когда искал альбомы по искусству — здоровые такие, с журнальный столик, с кучей иллюстраций. У меня, конечно, нет таких де… в смысле, не хотелось их покупать. Так вот, и там был этот рыжий парень. Когда выходили новые книги, он ставил их при мне в секции по искусству. До меня только с третьего раза доперло, что он это специально.

«Скорее всего, — подумала Мэй, вспомнив его наблюдательность, — Алан очень старался делать это незаметно. Интересно, скольким еще людям он вот так, тайком, помогал, стремясь хоть в чем-то искупить вину за выпущенного в мир демона?»

— Потом кое-кто пустил о нем мерзкие слухи, — продолжил Себ, держа руку на рычаге переключения передач, — но я им не очень-то верю.

У Мэй зазвонил телефон. Она достала его из кармана и чуть не засмеялась: на зеленом экране высветилось «Алан».

— Мэй, ты? — раздался голос из трубки. — Очень не хотел просить, но без тебя мне не справиться.

Ее сердце вдруг пустилось вскачь, обстановка нормального разговора с Себом расползалась по швам. Этакая глянцевая обложка реальности, которую Мэй себе создала: сорвешь, а под ней…

— Конечно, само собой, — ответила она. — А что случилось?

— Нужна твоя помощь. Только это опасно, — предостерег Алан. Тон его был серьезен, голос — неласков.

Значит, не шутит, сказала себе Мэй.

— Пора бы тебе уяснить: раз согласилась, пользуйся, — ответила она в трубку. — Ты где?

Алан замялся.

— Сначала пообещай ничего не рассказывать Нику.

Теперь уже Мэй одолели сомнения. Впрочем, желание разобраться пересилило.

— Обещаю.

— Встречаемся у виноградника Мэнстри, — сообщил Алан и отключился.

Мэй еще секунду разглядывала телефон, потом сложила его и задумчиво прижала к подбородку. Потом посмотрела на Себа, а он — на нее. У него всегда был пытливый вид, а сейчас — особенно.

— Можешь меня где-нибудь высадить?

* * *

Мэй нашла Алана на Мэнстри-филд, поскольку ворота виноградника после пяти закрывали. Себ ссадил ее неохотно, а перед этим долго набивался проводить, куда бы она ни шла. «Будем надеяться, он не подумал, что я покупаю здесь наркоту», — сказала себе Мэй, шагая по дорожке. Местность вокруг была знакомая — их уже несколько раз посылали собирать виноград. У Мэй при этом неизменно обгорал и облезал до ярко-розового цвета нос — в тон волосам. А вообще было весело: стоишь в прохладе среди лоз, любуешься зеленью, дышишь запахом винограда, перекликаешься с подругами…

Сегодня все вокруг было как тогда: яркое солнце освещало ряды сочно-зеленой листвы вдоль холмов, а по другую их сторону тянулись поля, ныряя в низины и поднимаясь вверх до самой опушки Хэлдонского леса — словно кто заполнил столбец в тетради и подвел черту. А в траве полей Мэнстри-филда сидел Алан, склонившись над книгой, и солнце искрилось медью с золотом в его волосах.

Когда Мэй подошла, он поднял голову, приложив ладонь козырьком.

— Что читаешь?

— «Он так и знал» Троллопа, — ответил Алан.

— Ясно, — сказала Мэй. — Я вообще не фанатею от того, что написали сто лет назад всякие покойники — те, у которых бакенбарды и обморочные дамы на кушетках. Не вижу смысла.

— Смысл в том, что это — гениальная классика, а она бессмертна, — ответил Алан. — Будешь так рассуждать — побежишь за нюхательной солью, потому что мне станет дурно.

Мэй села перед ним по-турецки. Алан прочел надпись на ее футболке и усмехнулся.

— Да, и все равно не люблю покойников, — сказала Мэй. — Они свое слово сказали, теперь — моя очередь.

— Мне нужно вызвать демона. С твоей помощью.

На этом Алан замолчал, потянулся за сумкой и спрятал книгу. Вместо нее на свет появились амулеты, камни со странной насечкой, деревянные женские фигурки, блестящие ожерелья из самоцветов, перемежающихся незнакомыми подвесками-символами, и знакомый зачарованный кинжал.

Вся эта магическая дребедень легла на траву и засияла в солнечном свете. Самый денек для пикника, а Алану подавай демона!

— Они иногда являются, даже если танцуешь в одиночку. Но без партнера и жар-плода тебе, считай, малой жертвой не откупиться. Демон способен просить что угодно в обмен на ответы. Цена будет высока. Можно умереть за одну только попытку, а ты всего дважды танцевала в круге. Если оступишься — хотя и это необязательно — лишишься самого дорогого. Демон вселится в тебя, и через час — ты труп.

Мэй посмотрела на него в упор. Он серьезно смотрел на нее голубыми глазами, сжав губы в нитку. Она с запинкой кивнула и потянулась за кинжалом, который Алан купил на майской Ярмарке.

Алан перехватил ее запястье, придавил к земле. Под ладонью Мэй была прохладная трава, пальцы Алана сжимали руку как тиски.

— Если ты думаешь рассчитаться за Джеми, то брось! — прошептал он. — Это — мои проблемы. Я не вправе тебя просить!

Мэй вдруг осознала, что голос у Алана звучит словно чужой — настолько тот не привык к правде. Теперь он говорил почти как Ник, глухо и резко.

Мэй спокойно посмотрела на демонова брата.

— И все-таки попросил.

Алан улыбнулся. От этой улыбки бросало в дрожь.

— Да.

— Потому что тебе больше не к кому обратиться. И потому что Ник не должен знать. Ну, и какого демона вызываем?

Алан напрягся, услышав, как она объявила вопрос решенным, и стиснул ей руку до боли.

— Лианнан.

— Отлично, — ответила Мэй. — Целые сутки не видела этой акульей улыбочки. Успела соскучиться.

Она снова потянулась к кинжалу, вырываясь из Алановой хватки. Он разжал пальцы, чтобы не сделать ей еще больнее, а в следующую секунду взял кинжал сам.

— Я вырежу круг. Меня в первый раз привели на Ярмарку в четыре года. Я и Ника научил это делать — водил его рукой, и ошибок не допущу.

— А я? — возмутилась Мэй.

— Послушай, — сказал Алан вполголоса, — ты и так будешь рисковать жизнью только потому, что я попросил. Позволь помочь хотя бы в этом.

Он посмотрел на нее с ужасающей решимостью, и Мэй в конце концов сдалась. Махнула рукой — мол, поступай как знаешь, — откинулась на согретую солнцем траву. Пока Алан вспарывал дерн, выводил символы, раскладывал амулеты внутри круга, Мэй, зажмурившись, лежала под небом и вдыхала запах земли, срезанной травы, листьев и винограда, а еще — запах хлопка и стали от Алана.

— Я закончил, — сказал он через некоторое время.

Мэй села в траве. Ее слегка штормило. Круг лежал перед ней, но ни Ярмарки, ни Ника, ни Син рядом не было, как не было волшебства. Предстояло все сделать самой.

— У меня есть амулет переговорщика, — сказал Алан.

— Не надо. Говорить буду я.

Алан нервно кивнул и медленно встал на ноги. Мэй тоже поднялась, чувствуя на себе его взгляд, и зашла в круг. Алан больше ничем не мог ей помочь — с этого мига ее нельзя было касаться.

Она зажмурилась и вызвала в памяти образ круга. Потом, руководствуясь воспоминанием, приступила к делу. Мэй воздевала руки и плясала, требуя права прохода в мир демонов, стараясь, чтобы каждый шаг был верным и скорым — не хотелось думать, чем грозит преткновение.

Солнце палило ей голову, ветерок колыхал одежду и обдувал шею. Мэй оставила тревоги и сосредоточилась на этом летнем дне у виноградника, на недавнем сближении с Ником, когда они стояли, держась за руки, и его кольцо теплело у них между пальцами, на поцелуе Алана в тихом полумраке кухни. Ей, конечно, было далеко до Син, чей танец напоминал поэзию в движении, так что она решила не копировать чужое. Пусть ее танец будет дипломатией в движении.

Мэй представила мир радужным пузырьком на ладони и мысленно протянула приманку туда, где Лианнан не достала бы. А потом подставила лицо солнцу с улыбкой или скорее усмешкой.

«Давай, ты не сможешь устоять».

— Я призываю ночную соблазнительницу, — возвестила она и почувствовала, как в летнем воздухе разлился холод. Круг словно опрокидывался куда-то, как крышка люка. Мэй поняла, что ей совсем не хочется соскальзывать вниз: ее волосы вдруг затрепетали на ледяном ветру. — Я призываю ту, что ждет падения танцовщиков. Я призываю ту, что вчера взяла меня в плен и потеряла. Приди и достань меня, Лианнан, — если сможешь!

Круг затрясло, словно Мэй угодила внутрь шара со снежинками, и мир погрузился в хаос. Летний пейзаж исчез; опустилась кромешная тьма, в которой слышались крики — не то истязаемых, не то истязателей, жуткий низкий хохот, победные вопли — и все без слов. Ледяные пальцы трогали ее за руки, тянули за одежду. Мэй смотрела вниз и ничего не видела. Потом она невольно вздрогнула и подняла голову. В тот же миг Лианнан прыгнула на нее, как тигрица, — только острые зубы сверкнули и дикие глаза.

— Мэй! — раздался издалека крик Алана. — Стой, замри!

Она еле сдержалась, чтобы не побежать. Этот круг — ее территория, а талисман — страж. Лианнан не может ей навредить.

Однако без партнера разделить тяжесть объединения двух миров, поддержать Мэй в присутствии демонов было некому. Лианнан дышала холодом ей в лицо, словно ледяное горнило.

Шнур талисмана тоже заиндевел и покрылся льдом. Мэй отчаянно захотелось сорвать его с себя — до того нестерпимо жгло шею. Однако она не любила, когда кто-то пытался ее запугать, а потому замерла, в то время как невидимые пальцы-сосульки касались ее кожи, талисман примерзал к груди, а сама она покрывалась испариной, которая мгновенно замерзала ледяной коркой. Стужа пробирала до костей. Мэй затрясло. Их с Лианнан разделяли считанные миллиметры. От ее дыхания сводило зубы.

— Умеешь демонов вызывать, да, детка? — спросила Лианнан. Голос у нее был грудной, почти бархатистый, и проникал Мэй в душу, как заразная хворь. — Конечно, умеешь. Все люди на это способны. А вот явимся ли мы на твой зов — как знать, как знать.

Мэй глубоко вдохнула.

— Но ты-то явилась.

Во мраке стеклянистые глаза Лианнан зияли черными дырами — озера, полные теней, куда не заглядывает свет. Она улыбнулась.

— Тут как тут — точнее не скажешь.

Тьма словно моргнула, и они очутились в полях Мэнстри-филда. В глазах Лианнан играли солнечные лучи.

— Ну, — скомандовала она, все еще улыбаясь, — говори, чего желаешь!

— Это я хотел с тобой поговорить, — произнес Алан севшим голосом, будто долго кричал перед этим.

Интересно, что он видел, когда перед Мэй открылся мир демонов? Она хотела заглянуть ему в глаза, но не посмела оставить Лианнан без внимания. Слишком было опасно.

Демоница, смеясь, подняла руки, словно радовалась солнцу. Теперь они выглядели почти как человеческие: будто их отлили изо льда, подкрасив воду парой капель крови. Даже ногти на них были, хотя и сверкали неживым, стальным блеском.

— К чему столько сложностей, Алан? — спросила Лианнан, наградив его долгим взглядом. — Тебе надо было лишь снять талисман, назвать мое имя — и я пришла бы к тебе ночью сладкой грезой.

— Было бы немного неловко, — ответил он самым душевным тоном. — Мы с братом спим в одной комнате.

Лианнан пожала плечом. Ее словно укутывал водопад; вода была чуть зеленоватой, полупрозрачной, так что тело еле-еле просвечивало. Даже с волос, казалось, стекали тонкие струйки, вплетаясь в огненные локоны, как ленточки. И белое мокрое плечо высунулось из-под этого жидкого покрывала.

— Значит, ты предпочел рискнуть жизнью подружки, чтобы со мной повидаться, — произнесла Лианнан. Тут-то Мэй не удержалась и посмотрела на Алана. У него на щеках расползались алые пятна румянца, как от пощечин. Демоница рассмеялась.

— Ничего, такое часто случается, — «утешила» она. — Тот, кого вздернули на этом поле, как-то поклялся женщине в вечной любви, а в следующем году отдал ее мне ради нескольких встреч. Он успел пожалеть об этой сделке. Они все успевают горько, горько пожалеть.

«Тот, кого вздернули», — мысленно повторила Мэй. Она, конечно, знала, почему поле назвали Мэнстри, «висельничьим», как и прилегающий виноградник, но только сейчас представила во всей ясности вековые деревья, которые когда-то здесь росли, и повешенных, качающихся в ветвях.

— Пришел ради сделки со мной? — осведомилась Лианнан.

— Да, — ответил с запинкой Алан. Женщина-демон как будто оттаяла, словно перед ней было дитя или давняя любовь; однако Мэй ощущала ее грызущий, ледяной голод.

— А пожалеть не придется ли?

— Еще как, — выдохнул Алан.

Лианнан отвернулась прочь. Ее водяной покров, стекая под ноги, искрился и бурлил, да и сама она ослепительно сияла — ни дать ни взять солнечная дорожка на океанской глади.

— Что ж, заинтриговал. Спрашивай, и я отвечу.

— Подожди, — сказал Алан. — Сперва отпусти Мэй.

— Что?! — вскричала девушка.

— Нам нужно побыть наедине, — пояснил Алан. — И пока ты в опасности, я не могу сосредоточиться. Лианнан, позволь Мэй выйти из круга.

— Пусть идет, — ответила Лианнан, — за свою плату.

— Я сам расплачусь.

Женщина-демон приподняла бровь.

— Я еще не сказала, чего хочу.

— Знаю.

— И что же такого у тебя есть, Алан Райвз, чтобы заставить меня дать ответ и отпустить танцовщицу? Она в моей власти!

Алан посмотрел на нее спокойно и твердо, как на всех остальных демонов, — словно они были посетителями в его книжной лавке, простыми смертными.

— У меня есть козырь, — ответил он. — Мне так кажется.

— Смотри, не ошибись, — пропела Лианнан, — или вернешься к брату с черными глазами и моей улыбкой. Ты свободна, Мэй, можешь идти.

Мэй вгляделась в ледяные глаза демона. В них, словно в кривых зеркалах, искажающих все и вся, отражался зеленый виноградник из ее детских воспоминаний.

— А что, если я не уйду?

Лианнан рассмеялась.

— Буду счастлива, хотя это не освободит Алана от договора. Видишь ли, договор — это нечто очень личное. Возможно, самое личное, что происходит между двумя людьми.

Мэй нахмурилась.

— Не для нас.

Она вдруг почувствовала, что черная душа Лианнан покидает ее, — словно с тела спали оковы. Весь мир демонов вокруг таял, растворялся в дым. Как будто дверь, на которую приходилось налегать, чтобы не впустить чудищ, вдруг поддалась и закрылась, стало отрадно дышать.

Мэй не хотела, чтобы Алан расплачивался за ее свободу, но не принять этот дар было бы глупо. Она вышла из круга, и солнце снова начало пригревать ее руки, шею и спину, а одеревеневшие от страха мышцы расслабились. Тепло погожего летнего дня пролилось горячим душем на ее ноющее тело и наполнило душу удивительной благодатью.

Алан подхватил Мэй на руки — выйдя из круга, она оступилась. Ей удалось лишь мельком перехватить взгляд его почти черных глаз с расширенными зрачками, испуганный и немного безумный, потому что в следующий миг Алан ее поцеловал. Стремительно и крепко, стиснув в объятиях, словно они стояли на пристани перед отходящим кораблем и прощались.

— Эй, — выдохнула Мэй, совсем оттаяв. Она перестала виснуть на Алане и оттолкнула его, хотя и без особого успеха. — Ты это брось!

— Прости, — сказал Алан. — Другой парень, знаю. Ты права: так нечестно.

Его глаза были все так же черны — синева осталась только на кромке.

— Точно. — Мэй дважды глубоко вздохнула и замолчала. Ей на миг показалось, что Алан еще раз ее поцелует, однако он только наклонил голову и тихонько прижался к ней лоб в лоб.

— Я на секунду решил, что ты умерла, — прошептал он. — И все по моей вине.

Голос Лианнан всполошил Мэй, как гром посреди ясного неба, как ледяной вихрь в потеплевшем, крошечном мирке.

— Вы меня утомили. Либо переходи к делу, либо предлагай стать третьей.

Алан взял Мэй за руки, как бы приглашая на танец, а через секунду сказал:

— Мэй, посиди в машине.

— Ты что, шутишь? — вскинулась она. — Тоже мне, папаша! Забыл — это я вызвала демона!

— Да, но по моей просьбе, — сказал Алан. — Потому что тебе одной я мог довериться, зная, что ты дашь мне узнать то, что нужно. Наедине с ней. Прошу тебя.

— Я же помочь хочу!

— И уже помогла. Не волнуйся: я не пропаду, пусть не умею колдовать и призывать демонов. Я тебе благодарен, но закончить это дело должен сам. Можешь на меня положиться?

Он тревожно и напряженно заглядывал ей в глаза. Как будто она могла сказать «не могу» спасителю брата. Как будто попрекала его тем, что он родился без магии в жилах.

Мэй невольно улыбнулась горькой пораженческой улыбкой и сама это почувствовала.

— Могу. Хотя я не в восторге от таких полагательств.

Она отступила на шаг-другой от Алана и круга — туда, где перед зеленой чересполосицей виноградника тянулась лента густой травы. Алан бросил ей ключи от машины. Они сверкнули в воздухе аккуратной серебристой дугой, а Мэй поймала их на лету.

Вскоре она зашагала прочь, оставляя его наедине с демоном.

 

Глава четырнадцатая

УРОК СТРАХА

Часы тянулись и тянулись.

Мэй лежала на заднем сиденье машины, уставившись в серый вытертый потолок и стараясь не вспоминать слишком сильные объятия Алана и поцелуй, похожий на прощальный.

Погибни Алан от рук демона — и ей придется сообщать об этом Нику. Вся вина ляжет на нее.

Она закрыла глаза и попыталась отвлечься на музыку, а у самой в мыслях прокручивались сцены смерти Алана.

— Мэй, ты что, спишь? — раздался вдруг его голос. Миг — и Алан получил кулаком в грудь.

— Нет, я пыталась переварить факт твоей смерти и слушала какой-то жуткий депрессив!

Мэй выдернула из ушей наушники «айпода», свернула провода и сунула в карман — спрятать улику.

Вид у Алана был донельзя усталый, под глазами появились серые круги, словно кто провел там пыльным пальцем, но он улыбался.

— Так что ты слушала?

— Не хочу вспоминать, — уклончиво ответила Мэй. Чего ей хотелось сейчас больше всего — так это обнять Алана изо всех сил; убедиться, что он — не сон, не призрак после всех тех ужасов, которые она представляла. Однако Алан, казалось, готов был рассыпаться от одного прикосновения. Поэтому Мэй просто заняла место на заднем сиденье, а он очень тяжело, по-стариковски, сел за руль.

Когда Алан включил зажигание, она осторожно протянула руку и легонько-легонько тронула его за плечо.

— Так о чем ты ее спросил?

Алан не обернулся. Он глядел на руль глухо рычащей машины. Небо за окном стало пепельным, как будто вся лазурь вылиняла к серым сумеркам, и Аланово лицо приняло такой же оттенок.

— Я спросил ее, можно ли верить колдуну Джеральду по поводу того предложения, — сипло ответил он. — И она сказала «да».

Мэй почудилось, что ее вывернули наизнанку.

— Предложения предать собственного брата и лишить его силы? Ты это имеешь в виду?

— Мэй…

— Разве демоны могут существовать без магии? Это же все равно, что порвать его пополам! Хотя от него и половины не останется. Ты смог бы запереть его в ящик и распилить?

Мэй сама не ожидала такой волны ярости. Еще минуту назад она была счастлива видеть Алана живым. Нелепо было сначала радоваться и тут же злиться до дурноты. Мэй уставилась на собственные колени, чтобы не смотреть в окно, на знакомые поля, а тем паче — на Алана.

— И ты соврешь ему, чтобы поймать в западню?

— Я всегда кому-нибудь вру, — тихо ответил Алан.

Мэй подняла голову. Он твердо сжимал руль, как будто все это его совсем не волнует, как будто ему плевать.

— Что между вами произошло — тогда, в Дареме? — громко перебила она. — Когда поднялась буря и погибли два человека? У меня такое чувство, что ты его ненавидишь с тех пор. Это так? Хочешь с ним поквитаться за что-то? Что же он натворил?

Завизжали шины: Алан резко дал по тормозам прямо посреди дороги, и Мэй — она забыла пристегнуться — швырнуло вперед. Она сильно прикусила язык — скоро во рту стало горячо и солоно от крови.

— Я не намерен это обсуждать!

— Раз так, — Мэй рывком распахнула дверь и выскочила наружу, больно ударившись плечом, — скатертью дорога! Я с тобой не останусь!

Она уцепилась за дверцу и заглянула внутрь, прямо на взволнованное лицо Алана.

— Если б знала, что ты собрался предать брата — черта с два согласилась бы тебе помогать! Я думала, ты лучше!

Мэй яростно хлопнула дверью и зашагала по обочине. Наверное, она ждала, что Алан бросится за ней и станет разубеждать, потому что поразилась, снова услышав рев двигателя и увидев, как его задние фары исчезают в свинцовых сумерках.

Домой было добираться около двух миль. Мэй понуро брела вперед, стараясь сосредоточиться на дороге и не позволять себе думать. Получалось лучше некуда. В конце концов, телефонный звонок прервал ее размышления и не дал врезаться в дерево.

— Извините, — машинально пробубнила она. По определенным причинам извинений дерево не приняло. Мэй хмуро перевела взгляд на мобильник. На дисплее высветился незнакомый номер.

— Кто это?

— Ну как, получила предложение получше?

— Какие люди, и без охраны! — воскликнула Мэй. Только потом до нее дошло, что голос принадлежит Нику — такой же грубоватый и сиплый, как после пяти порций виски.

— Если ты не придешь, я заеду за Джеми и заставлю его драться на ножах.

— Ага, люди без охраны, которые зачем-то хотят покромсать моего брата, — протянула Мэй. Видеть Ника не было никакого желания — особенно с тех пор как Алан сообщил о своем жутком плане. Она вспомнила собственное предчувствие: как Ник готовится разнести город. К тому же, кто знает, что он натворил в Дареме?

Не хватало еще Джеми получить ножом в спину.

— Уже иду, — тихо и чуть вымученно отозвалась Мэй. Усталость на нее свалилась невероятная, но до дома Райвзов было недалеко.

Глядишь, и удастся дойти.

— Я пока поработаю в гараже, — добавил Ник, который даже не подозревал, что брат готовится продать его колдуну. Что у него просто нет шансов стать человечнее.

— Давай, только не веселись там до упаду, пока я не пришла, — сказала Мэй в трубку — сама бодрость и задор. Точь-в-точь мать перед совещанием, где от нее требовалось решить проблему при полном отсутствии конструктивных идей. Мэй понимала, что ей придется вести себя вдвое увереннее и убедительнее; надеть такую личину, чтобы никто не узнал ее истинных мыслей, а самой тянуть время и думать, как выбраться из тупика.

Ее затея чуть не пошла прахом, когда она, войдя в дом, застала на диване Алана. Лишь после нескольких секунд чистой паники Мэй осознала, что Алан спит. И слава богу, потому что иначе Ник точно заподозрил бы неладное: смотреть Алану в глаза или говорить с ним было бы выше ее сил.

— Да, — произнес Ник с порога, — он собирался на какую-то нудную встречу или как ее там, но после работы сразу вырубился. Начальница, видно, решила его угробить. Смотри не разбуди.

Его голос звенел как натянутая струна. Да и сам он чуть не завязывался в узел от напряжения. Когда они жили в Лондоне, с ним случались такие приступы замкнутости, когда на простые вопросы он начинал отвечать односложно, огрызаться, пугая Джеми, или молча уходил во двор и по четыре часа тренировался с мечом.

«Может, ему что-то известно?» — спросила себя Мэй и оглянулась на Ника.

Он только раздраженно воззрился на нее в ответ и спросил:

— Ну что, готова уже начинать?

— А? Да, сейчас.

Она вслед за Ником поднялась по скрипучим ступенькам на чердак. В маленькую мансарду заглядывало вечернее солнце и наполняло ее теплым оранжевым светом, на полу лежали длинные тени.

Мэй уселась на полу с серой тетрадью. Доски чердака были такими старыми и рассохшимися, что чуть не проминались под ее стиснутым кулаком, когда она открыла дневник и взялась за чтение.

«Сегодня я снова пытался все бросить. Вчера была суббота — день, когда играет команда Алана. Мы всего месяц живем в этом городе, и ровно столько же он занимается футболом. Как ему нравится — не передать. А для меня истинное удовольствие — наблюдать за его игрой.

Мне хотелось бы иногда посмотреть, как он отвечает на занятиях. Жаль, что я не могу уделять ему больше времени, видеть, как сын радуется жизни. Он — блестящий ученик, спортсмен, любимец всей школы. «Вы можете им гордиться», говорят учителя, и я горжусь. Мне только за себя стыдно.

Иногда его успехи видятся мне немым укором. Что станет с моим сыном в этом мире?

Даже следя за его игрой, я не могу быть до конца спокоен. Алан настаивает, чтобы демон сидел со мной и смотрел футбол. Мы выкупили целый ряд сидений.

Алан уговаривает меня в следующем году отдать демона на подготовку к школе. У меня внутри все обрывается, как подумаю о полном классе детей, в котором он будет находиться. Им точно будет не по себе рядом с ним.

До сих пор никто не пострадал. Знать бы мне, что замышляет демон: если он что-то замышляет — было бы легче. Сейчас я от ужаса не сплю по полночи, часами лежу и прислушиваюсь, как он бродит по моему дому и возится в кровати.

Оливия говорит: «Демоны могут подчинять себе разум людей». Мне порой кажется, что мой сын — всего лишь кукла в чужих руках и что нужно убить кукловода, чтобы его освободить.

Команда-соперник в тот день была сплошь из рослых парней постарше и понаглее. Вокруг меня сидели и волновались другие родители, но мой сын привык к переделкам, какие его сверстникам даже не снились, так что я был за него спокоен. Меня испугал только один момент — когда на поле возникла куча-мала и на Алана навалились несколько человек.

Я услышал его крик и вскочил на ноги. И тут ощутил чье-то мрачное присутствие сбоку: демон тоже стоял на ногах, шаря черными глазами по полю.

У меня волосы поднялись дыбом. В ушах звучал голос Оливии — ее шепот и самый безумный смех. Демонов, говорила она, притягивают сильные чувства, такие как боль и страх. Они ими упиваются.

Вскоре Алан вернулся с победным кубком, выбитым зубом и гордым огнем в глазах, он обнял чудовище и показал ему награду. Демон поднял руку и тронул его разбитую губу. На его пальцах была кровь.

Они жаждут крови, вспомнил я.

Алан же рассмеялся и только крепче его обнял. «Не волнуйся, — сказал мой сын. — Все хорошо. Мне уже не больно».

Это было вчера. А сегодня рано утром я отнес сына в машину, как если бы мы переезжали. Прошептал, что я обо всем позаботился, что Ник тоже поедет.

По шоссе гнал со всей скоростью. Мы уже выезжали из города, когда Алан совсем очнулся. Я увидел, как он зевнул и потер глаза, чуть не потеряв при этом очки. Потом его взгляд задержался на голове Оливии.

— А где Ник?

В этот раз я был готов к его испугу и не собирался перед ним отступать. Убить чудовище мне было не по силам, так что я выбрал путь труса: собрал вещи и сбежал. Пусть, думал, демон достается колдунам. Пусть кто-нибудь другой с ним воюет.

Но вот в зеркале заднего вида отразились отчаянные глаза Алана — видя мое спокойствие, он нахмурился, а через миг выбросился из машины на полном ходу.

Я ударил по тормозам, но было поздно: Алан успел вскочить на ноги, и только его и видели. Мой сын спортсмен. Я, наверное, не догнал бы его, даже если бы выскочил вместе с ним.

«Бедняжка, — сказала Оливия по пути назад. — Алан, — добавила она через минуту, словно забыла, как его зовут. — Похоже, мальчик он славный».

Даже не знаю, чего еще я ждал. Алан не считает ее матерью, и слава богу. Я бы не вынес, если б было иначе. Она никому не годится в матери.

Впрочем, это не ее вина. Но наблюдать за ней, когда она в таком состоянии, тоже невыносимо.

Алана, что удивительно, в доме не было. Он стоял у обочины вместе с демоном — весь в крови и слезах, держал его, полусонного, на плече. Монстр выглядел как всегда, словно ничего не случилось.

«Он вышел меня искать!» — выкрикнул Алан, зная, что я не смогу этого опровергнуть.

Потом отвернулся и стал шепотом на ухо утешать демона.

«Ладно, Алан, — сказал я тогда. — Твоя взяла».

Он смерил меня долгим взглядом и продолжил свой бесконечный монолог с демоном: все, мол, хорошо, бояться нечего и — подлинное безумие! — тебя все любят.

Я сидел в машине с открытой дверью, слушая, как тикает остывающий двигатель, и смотрел перед собой. Длинные волосы Оливии развевались на ветру и мельтешили передо мной, как полосы тени, как прутья тюремной решетки междумной и всем миром.

Быть может, Алана вовсе не заколдовали. Может, он просто пошел в отца — привык любить тех, кто не может подарить ему ни счастья, ни ответных чувств».

Мэй остановилась.

Ей даже в голову не приходило, что сказать Нику.

Он так же стоял перед подоконником, склонив голову. Солнце почти село — только алый штрих еще виднелся на горизонте, похожий на лезвие ножа, которым мазали клубничный джем. Прочитанное громом отдавалось у нее в мозгу: «Демоны жаждут крови. Они могут подчинять себе разум людей. Пусть демон достанется колдунам».

— Алан-спортсмен, — фыркнул Ник.

Вот уж о чем Мэй не вспомнила бы.

— Да…

— Хочешь узнать, что с ним случилось? — спросил он.

— Нет, — ответила Мэй, а у самой на душе заскребли кошки. Она ни разу не спросила Алана об увечье. Притворялась, что не замечает хромоты, думала — может, его ранили в какой-то ужасной схватке или он таким родился. Притворство казалось ей самой вежливой тактикой, а потом вежливость стала щитом. Не то чтобы она больше не обращала внимания на больную ногу. Просто привыкла к ней, как к его беззаботной улыбке, а теперь засомневалась — хочет ли услышать правду.

— Все из-за меня, — глухо проронил Ник. Мэй едва успела охнуть, как он продолжил: — Я снял амулет в ту ночь, когда погиб отец. Алан отдал мне свой. Колдуны швырялись огнем и попали в него. Он потерял и отца, и ногу — все в одну ночь. Это я виноват.

Мэй прикусила губу. Алан-спортсмен… Футболист, мальчишка, которого не мог догнать рассерженный родитель. Она вспомнила, как Син предложила побежать за колдуном и как Алан тогда на нее посмотрел.

— А ты не можешь… — начала Мэй и запнулась, подумав над тем, что сказал колдун Джеральд о вероятности исцеления Меррис при участии Ника. — Ты не можешь вылечить ему ногу?

Он поднял голову с глазами-щелочками на хмуром лице. У Мэй по спине пробежал холод: видно, как раз этого ей не стоило говорить.

— Могу, — отозвался Ник еле слышным шепотом, от которого бросало в дрожь. Такие звуки порой слышишь в доме, когда просыпаешься от кошмара. — Вообще я и сам думал об этом. Только Алан не разрешит.

Мэй чуть не поперхнулась смешком — до того нелепо это звучало, до того просто и по-детски.

— Да как он тебе помешает? — вырвалось у нее. Ник стиснул кромку подоконника — аж костяшки пальцев побелели.

— Ты права, — прорычал он. — Помешать мне никто не сможет. Я могу творить, что хочу и когда захочу, и ни одна душа в этом мире меня не остановит.

Нервы Мэй, натянутые до предела и звенящие при каждом звуке, чуть не лопнули: Ник вдруг взял совсем другой тон. Потом она заметила, как его широкие плечи чуть поникли, а в голосе кроме ярости послышалось что-то еще:

— Только Алан не хочет, чтобы я помог, — произнес он. — И я не хочу — сам не знаю почему.

— Ему важно, чтобы ты вел себя как человек, — нашлась Мэй. — Он не хочет, чтобы ты пользовался силой.

Она предложила ответ, потому что обещала помочь, не зная, правильно ли помогает. Как бы то ни было, Ник посмотрел в ее сторону.

— Думаю, поэтому же он заставляет тебя ходить в школу, — путано продолжила она.

— И убивается на работе в этом дурацком книжном, — пробубнил Ник в пол. И поднял голову. Его глаза сияли странным блеском. — А ты?

— Извини?

Он повернулся к ней и посмотрел в упор с каким-то внезапным и пугающим интересом, как кот на мышь.

— Чего ты хочешь? Я все могу. — Сказано это было с каким-то глухим урчанием, отчего сказочный посул превратился в угрозу. — Могу показать тебе мир. Могу подарить красоту, власть и богатство, каких ты представить не сможешь. Должны же у тебя быть какие-то желания?

— У меня их полно.

Ник усмехнулся.

— Но ты боишься попросить?

— Я не боюсь, — ответила Мэй. — Просто я хочу сама всего добиться.

Ник снова уперся взглядом в пол. Мэй на миг решила, что опять сморозила что-то не то, но когда он заговорил, его тон был спокойным, ровным и холодным.

Может, он все же нашел смысл в ее словах?

— Понятно. — Ник посмотрел на нее. — Жалость.

— С какой стати?

— Нет, я не в этом смысле, — отмахнулся Ник. — В прошлый раз ты мне рассказывала о смущении. Теперь расскажи о жалости. На что это похоже?

— Ну… — произнесла Мэй, отложила тетрадь и обхватила колени в глубокой задумчивости. — Жалость — это когда ты слышишь о том, что с кем-то случилась беда или видишь раненых и плачущих людей, даже совсем тебе незнакомых, и грустишь, оттого что им плохо. Хочешь помочь.

Ник сполз по стене и сел на пол, поджав одно колено. Потом он невыразительно посмотрел на Мэй и тряхнул головой.

— Дальше. Сострадание.

— Как жалость, только теплее.

Она вспомнила слова Лианнан о том, что за сотни лет Ник ни разу не проявил человеческой теплоты, и совсем не удивилась, когда он снова тряхнул головой.

— Страх, — предложил Ник. Его голос слегка завибрировал на этом слове, словно оно ему нравилось. Дело, конечно, было в другом, догадалась Мэй: ему нравилось то, что пугает. Он как бы смотрел извне.

У нее перед глазами всплыл момент прошлого, когда Алан, еще незнакомец, сказал ей, что странные черные символы у Джеми на ноге несут смерть.

— Предчувствие чего-то ужасного, — медленно проговорила она. — Как будто ты в детстве остался один в темноте. Вроде знаешь, что делать, но боишься пошевелиться, потому что уверен: стоит двинуться, и случится самое плохое.

Ник секунду-другую смотрел на нее, а потом неожиданно кивнул.

— Кажется, это мне знакомо.

Напутанным он, впрочем, не выглядел. Мэй даже спрашивать не хотелось, кто преподал ему этот урок после столетий существования во тьме. Да и слушать, чего он боялся — предательства брата, плена у колдунов, — тоже. Она по себе знала: стоит это услышать, и она предаст Алана. Расскажет Нику, что его единственный страх скоро сбудется.

— Мне пора домой, — сказала она.

Ник кивнул и поднялся, молча показал головой на выход. Потом предложил подвезти. Мэй бы радоваться, да мозг страшно устал — точно пойманный зверь, который слишком долго пытался разгрызть прутья загона. Она без конца думала о том, как им всем выпутаться из этого бардака, и не видела способов, а помочь было некому.

Перед уходом Ник пошел в гостиную и сел рядом с диваном разбудить Алана. Мэй стояла в дверях и смотрела, как тот просыпается, моргает, потягивается, как прикусывает губу от боли в ноге.

Лицо у него стало совсем белым, мятым и немного рыхлым, словно старая салфетка; голубые глаза рассеянно смотрели перед собой.

— Нельзя здесь спать всю ночь, балда, — громыхнул Ник. — Утром нога будет как черт знает что. Поднимайся и топай в кровать.

— А где мои… — вяло произнес Алан.

Ник, опережая вопрос, достал из кармана его очки. Алан взял их, повертел в пальцах, будто забыл, для чего они, а потом уронил на грудь и снова закрыл глаза.

— Поднимайся! — приказал Ник, хватая его за плечи и силком усаживая. — Иди в кровать, живо! Посмотри, на кого ты похож. Только не говори, что опять таскал коробки! — добавил он неожиданно резким тоном.

— Нет, — отозвался Алан и спросонья потянулся взъерошить брату волосы.

Мэй тысячу раз ерошила волосы Джеми, но тот ни разу вот так не шарахнулся, задевая в спешке по ее руке. Алан даже не удивился — только вздохнул и в полудреме улыбнулся брату, а потом и ей (наверное, со сна не удивился ее присутствию), после чего заковылял по лестнице к себе.

В машине Мэй с Ником ехали молча. Мэй отгородилась от него, прижалась щекой к влажному окну, за которым стояла черная глухая ночь. У нее из головы не шли слова Джеральда: «Нужно только отвести его в безлюдное место и заключить в круг, а дальше я справлюсь».

Она не хотела выдавать Алана. Да, она злилась, но вся злость почему-то выгорела, стоило подумать о том, как этот мальчик-футболист вырос калекой и сиротой, которому даже не к кому прислониться в этом мире.

Более того, Мэй поняла, что не посмеет рассказать Нику о предательстве. Он — не человек. Ему не доступны жалость и сострадание, но доступна злость, которую он тут же обрушит на мир, если лишится последней причины вести себя по-человечески.

 

Глава пятнадцатая

СТРАНСТВУЮЩАЯ РЫЦАРША

От неспокойного, демонами навеянного сна Мэй разбудил странный грохот. Она перекатилась с постели на пол и выбежала на площадку, где застыла как вкопанная: у перил, тяжело дыша и согнувшись пополам, стоял Джеми, а на верхней ступеньке сидел Ник. Он тоже переводил дух — грудь под тонкой футболкой ходила ходуном.

Потом Ник уперся руками в колени и поднял голову. Джеми повторил его движение и улыбнулся Мэй, тем самым давая понять, что все в порядке до тех пор, пока Себ не крутится рядом. Мэй улыбнулась в ответ.

— Представляешь, он гонял меня на пробежку! — крикнул брат. — Скажи ему, что я этим не занимаюсь!

— Мы с Джеми — как полевые лилии. Не трудимся и не прядем и не бегаем по утрам, — сообщила Мэй.

Она подошла и обняла брата за талию. Он тяжело повис на ней, прильнул вспотевшей щекой к ее щеке и жалобно захныкал.

— Выходит, все-таки бегаете, — протянул Ник. — При наличии стимула. И ты бы не выдохся так, если б не визжал всю дорогу.

— Это был не визг, — с достоинством отозвался Джеми. — Это был хриплый мужской вопль ужаса.

— Может, тебе стоит начать с тренировок поспокойнее? — Мэй похлопала его по спине.

— Вот-вот! — обрадованно подхватил Джеми. — Меньше ножей, больше йоги!

Тут в дверь позвонили. Мэй пошла надевать джинсы, поскольку братец, жертва тренировок, был не в силах спуститься. Взгляд в окно — и она уже знала, кто пришел. Вскоре Себ переступал порог.

— Я тут подумал — может, тебя подвезти в школу? — спросил он, показывая ключи от машины, и чуть не выронил их при виде Ника и Джеми. — Привет, — настороженно сказал он им, — что тут у вас?

— Ник помогает мне войти в форму, — с ехидцей объявил Джеми. — Хочу загореть и подкачаться, чтобы стать привлекательнее. С мужской точки зрения.

Себ страшно покраснел.

Ник засмеялся, а Мэй сделала над собой усилие и скорчила серьезную мину — иначе Себ решил бы, что на него ополчились.

Она была рада его увидеть. Когда он пришел, сразу стало понятно, что это не Ник. Себ совершенно на него не походил. Он выглядел самым обычным парнем, не холодным, не высокомерным. Вдобавок Мэй терпеть не могла ходить в школу пешком.

— Отлично, поехали! — позвала она.

За дверью стояло чудесное летнее утро, напоенное светом.

— Попозже увидимся, — напутствовал из-за спины Ник.

«Сегодня Ник заговорил.

Я что-то давно ничего сюда не записывал — не хочу, чтобы Алан прочел эту летопись несчастий. Однако сегодняшний день — не чета остальным. Сегодня Ник сказал первое слово. Не пролепетал, как все дети, а хрипло каркнул по-вороньи. Зато с пониманием дела. И это было только начало. Алан показал на себя, и он назвал его по имени. Потом на меня, а Ник произнес «папа».

Это меня потрясло пуще всяких чудес, сильнее, чем зрелище говорящего демона.

Если б я мог представить его ребенком, то считал бы сыном Артура. Конечно, он не видел отца четыре года, и все эти годы рядом был Алан: нашептывал разные слова, учил знаниям о мире. Он был уверен, что Ник — его брат, а я, стало быть — отец.

Отец демона…

Я совершенно не ощущаю себя его отцом, но называть тварью больше не могу. Никогда не забуду прилива радости, который охватил меня после его первых слов. Тогда я впервые за долгие годы почувствовал, что надежда возможна.

Если он говорит, если способен быть настолько близок к человечности, может, у меня и появится реальная цель.

В тот день я впервые взял Ника на руки. Алану становится тяжело его таскать. Да и сын так обрадовался, когда я это сделал.

Очень скоро мне, правда, пришлось его опустить. Не потому, что он много весил, а потому что я не мог вынести его лица-маски и застывших глаз рядом с собой. Ума не приложу, как Алан это терпит.

Он еще совсем мальчишка. Откуда ему было знать, как выглядят младенцы? А теперь он уже привязался к Нику. Может, с точки зрения Алана, он вполне нормален.

Тем вечером перед сном я увидел, как Ник по обыкновению сидит рядом с Аланом и держит вверх ногами книжку.

— Тебе почитать, Ник? — спросил я и снова взял его на руки, посадил к себе на колени. Он попытался вывернуться, как обычно, но я держал крепко, и вскоре Ник сдался — сел, опершись на меня. От его тельца исходило тепло, словно от настоящего ребенка.

Я принялся читать ровным, размеренным тоном. На словах «царь зверей сказал…» Ник клюнул носом у моего плеча и заснул. Я растерялся — что с ним делать дальше, — как вдруг увидел собственного сына. Он от удивления выронил книгу и переводил взгляд с меня на брата. Когда я увидел его глаза, полные страха и в то же время надежды, мне захотелось отшвырнуть демона и прижать сына к себе. Вместо этого я взъерошил пальцами черные волосы Ника, что оказалось не так уж трудно и совсем неплохо. Ник поежился во сне, а Алан просиял робкой, но счастливой улыбкой.

— Иди ко мне, сынок, — сказал я, высвободил руку и обнял его, притянул к себе. Он охотно лег мне на плечо и угнездился там, чего не делал с самого раннего детства. — Это только начало. Теперь нам нужно как следует подумать, как поступить дальше.

Если демона можно научить человечности, мне придется совершить кое-что очень важное в своей жизни.

Думаю, я начал писать этот дневник из стремления сохранить сына, который возвел стену между мной и собой и никогда не встает на мою сторону. Сына, который не принадлежит мне с четырех лет. Я хотел, чтобы он прочел это после моей смерти, потому что в жизни ужасно его подвел.

Теперь у меня есть план, как ему помочь.

Итак, вчера я прижал Алана к плечу и шепотом поведал свои мысли, в то время как с другого бока посапывал демон».

Мэй закрыла тетрадь.

Ник заглянул к ним в музыкальный зал после занятий, швырнул дневник ей под ноги и подошел к окну, выжидательно сверля ее глазами. Пришлось выполнять обещание. Мэй подобрала тетрадь и открыла, надеясь, что Дэниел Райвз не попытается убить Ника хотя бы на этот раз.

Она не предполагала, что чтение поможет.

Ник больше не маячил в оконном проеме, как страж перед штурмом. Он уселся на подоконник и внимательно следил за рассказом. Прядь волос упала ему на глаза — косой черный штрих, который так и подмывало поправить. Мэй невольно потянулась к нему пальцами, хотя и сидела в другом конце комнаты.

— Он всегда носил меня на руках во время ночных переездов, — произнес Ник. — Отец. Чтобы случайно не… не разбудить.

В его тоне было ноль эмоций — простая констатация факта. Потом он отвернулся, отчего-то стиснув зубы, и Мэй отважилась сменить тему.

— Скажи, что ты знаешь о метках? — спросила она.

Ник резко уставился на нее широко раскрытыми глазами.

— В каком смысле?

Мэй подняла брови.

— Я тут думала о той метке, которая дает Джеральду сверхсилу, о печати колдовского круга и трех метках демонов.

— Их не три, метка одна, — перебил Ник.

Он снова смотрел на нее в упор, прислонившись спиной к стеклу и сложив руки на груди. Казалось бы, в музыкальном зале, который они с Джеми годами использовали как игровую, танцевальную и тусовочную, он должен смотреться не таким чужим, но не тут-то было. Слишком холодно блестели его глаза в свете большой люстры, слишком старой и темной выглядела одежда на фоне светлых стен, и сколько Мэй ни глядела, он казался либо неуместным в ее доме парнем, либо неуместным в целом мире демоном.

И все равно ей хотелось убрать с его лба злополучную прядь.

— Ну, ты знаешь: сначала метка первого яруса — двери, потом второго — треугольник, и третьего — глаз. Я говорила об этом.

— Это все части одной метки, — возразил Ник. — Всего одной. Колдуны ограничивают нас в силе, чтобы мы не могли наложить три яруса сразу, вот и приходится выкручиваться. Зато меня ограничения не касаются. Вот почему Лианнан и Анзу так взбесились. Я мог бы накладывать всю метку на кого захочу и подселять демона в тело.

— Значит, у вас всего одна метка, — повторила Мэй. — А у колдунов, выходит, две. По-моему, Джеральду слабо изобрести совсем новый тип. Скорее всего, он усовершенствовал уже имеющийся. А на что способна колдовская печать?

— Она позволяет им черпать силу из каменного кольца.

— А метка демона позволяет вселяться в человека?

— Не только. Анзу, если помнишь, пометил Алана и Джеми, так? Но вселиться не смог ни в одного.

До Мэй раньше не доходило, что именно Анзу, ручной демон Круга Обсидиана, поставил метку на Джеми. При мысли об этом она изменилась в лице.

— Так каков был его план?

— Завладеть кем-то из них, а второго приберечь на потом. Полная метка демона формирует канал между нашими мирами, и мы получаем возможность вселяться в людей или просто ими управлять. Таким образом, можно получить рабов, а потом использовать их одного за другим в качестве оболочек по мере износа. Мы с Анзу давным-давно применили этот прием в одном пустынном царстве. У нас было соглашение с местным властелином: мы создаем ему армию рабов, а он в обмен семь лет снабжает нас новыми телами.

— Да ну, — хмыкнула Мэй. — Рабы, говоришь? И что было потом?

— Царь не сдержал уговор, — ответил Ник. — Так что мы вызвали пыльную бурю и похоронили его государство под толщей песка. Наверное, оно до сих пор там — мы его хорошо закопали.

— Я хотела узнать, что стало с рабами, — пояснила Мэй невозмутимым, как ей казалось, тоном. Она очень старалась не показать ужаса.

— А, они тоже погибли, — добавил Ник.

«Все тот же равнодушный голос, только глаза смотрят пытливо, будто ждут моей реакции, — пронеслось у Мэй в голове. — Наверное, следует насторожиться».

— Ты мог бы их отпустить.

— Нет, — ответил Ник. — Что пометил — то мое. У колдунов так же: они принимают печать в знак принадлежности к кругу. Когда мы действуем через них, колдовская кровь может смывать наши метки. А еще их можно переносить на других. Чего нельзя — так это получить метку или печать даром, не пожертвовав чем-то взамен. Она покупается очень дорогой ценой.

— Значит, если Джеральд изобрел метку, которая позволяет управлять людьми…

— Это не сделает его сильнее, — подытожил Ник. — У большинства людей нет способностей к магии.

Мэй кивнула. Вот если Джеральд усовершенствовал колдовскую печать, дело другое. Хотя как он мог ее изменить? Пока они это не выяснят, драться с ним будет бессмысленно. Джеральд ухитрился сбить Ника с ног, а теперь его целью был Джеми. Мэй не знала, что делать.

— Как думаешь, ты сумеешь побить Джеральда? — тихо спросила она.

Ник не изменился в лице, но люстра над ним затряслась и зазвенела подвесками, как ветряной колокольчик.

— Наверняка, — ответил он.

Мэй заглянула ему в глаза и попыталась отыскать в них знак подтверждения, чтобы было на что опереться, но нашла только смутные тени.

— Не надо, — вдруг добавил Ник. — Не надо бояться за Джеми. Его они не получат. Он мой друг.

Мэй глубоко вздохнула, и от сердца у нее отлегло. Этому она поверила, хотя и неясно было, когда Ник успел предложить Джеми дружбу. Странно, что она не поверила ему сразу — ведь он всегда говорил, что думает.

Значит, Джеми теперь защищен, если только сам не откажется от защиты.

— Я знаю, — сказала Мэй с улыбкой.

— Этот разговор о метках… Ты ведь неспроста его завела, — произнес Ник и отвернулся.

Мэй не заметила, как встала и пошла к окну, и даже когда спохватилась, продолжила путь, пока не оказалась у самого подоконника. Нику пришлось приложиться затылком к стеклу, чтобы посмотреть на нее.

— Ты о чем?

— Я не хочу никого подчинять, — тихо ответил Ник, сверкнув чернильными глазами. — Так что я против того, чтобы метить людей. Хотя метка означает не только обладание, а еще принадлежность. Это значит, что я смогу следить, охранять, чтобы никто другой не тронул, и смогу…

— Управлять? — спросила Мэй. — Порабощать?

Ник моргнул, как в замедленной съемке — ресницы вспорхнули и взлетели вверх.

— И это тоже.

Он потрясающе хорош собой, отметила Мэй. Именно потрясающе: ей уже виделись бури и города, которые рушились под его натиском.

— Не думал, что захочу ставить метки на людей, — сказал Ник.

— На Алана? — прошептала Мэй.

— Да, — так же тихо ответил он. — И на тебя.

Мэй застыла, разрываясь между желанием бежать без оглядки — вдруг на ней уже глаз демона? — и стремлением придвинуться ближе. Ник еще ни разу не намекал, что она ему небезразлична! Мэй ахнула.

— И на Джеми, — продолжил он.

Она снова ахнула, но совсем другим тоном.

— Что ж, спасибо за комплимент. Рада бы согласиться на слежку и управление, но сегодня мне нужно в душ.

— Хорошо, учту, — ухмыльнулся Ник.

Он как будто стал менее напряженным, заметила Мэй. Наверное, отрывок из дневника понравился, понравилось заглядывать в прошлое и видеть, как отец читает ему вслух, а брат радуется, на них глядя.

— Пока пусть все остается, как есть, — сказала она. — Даже если мне, как ядру нашей группы, придется соблазнять Джеральда и выманивать у него тайны.

— Не глупи, — сказал Ник. — Во-первых, ядро группы — это я.

Мэй засмеялась и протянула ему руку.

— Что? — насторожился Ник. — Я вроде не подписывался на рукопожатия.

— Что? — эхом повторила Мэй. — Еще один тебе урок: хочешь сделать человека счастливым, повеселись вместе с ним. А у меня сейчас мимолетный приступ оптимизма. Не бойся, это скоро пройдет.

Она подбежала к проигрывателю — вставить диск с рок-н-ролльно-блюзовым миксом, потом вернулась к Нику, взяла его за руки и потянула танцевать.

Он посмотрел так, что Мэй чуть не сникла: мол, объясни мне, что это за странная человеческая прихоть? Мэй разжала пальцы. Его руки выскользнули и повисли вдоль туловища. Ей стало так стыдно, что запылала шея; тут же захотелось сбежать и захлопнуть за собой все двери, чтобы не попасться Нику на глаза, но вместе с тем надо было пережить этот момент — пусть думает, что ничего не случилось.

— Идем, — сказала Мэй. Ее голос звучал предательски высоко для обычного веселого тона. — Ты же умеешь танцевать!

Он положил руки ей на талию и провел ладонями вниз, зацепился пальцами за ремень. Мэй вздрогнула: холодное кольцо коснулось ее кожи.

— Да, — ответил Ник — словно дымом пожара дохнул в лицо, отчего стало тесно дышать. — Танцевать я умею.

Мэй посмотрела на него и не смогла ничего прочесть, увидев все те же опущенные веки, твердую линию губ… Однако она все равно попыталась взять его за плечи и поймать ритм. Пальцы цеплялись за хрупкий барьер — старую футболку у Ника на груди, как будто только она спасала Мэй от падения. Бугры его мышц двигались вместе с ней в танце.

Мэй чуть присела одновременно с ним, коснувшись его коленей своими, потом отступила и выпрямилась. У нее всякий раз замирало дыхание, как только Ник оказывался ближе, и она была бы счастлива прекратить это — он ведь наверняка все слышал! — но не могла.

Когда рядом оказывалась стена, Мэй почти в нее врезалась. Какое там стены… Ей было не до стен. Ник положил ей руку на бедро и легко закружил, отчего Мэй упала ему на грудь. Ее смертельная хватка ослабла — она выпустила футболку из пальцев, которые, потеряв опору, словно сами скользнули ему на плечи, коснулись шеи. Это и стало ее ошибкой. Она нащупала стриженую колкую полоску у него на затылке и совсем потеряла голову: зарылась обеими руками ему в волосы и попыталась притянуть к себе, поймать его губы, перехватить дыхание.

Ей почти это удалось, как вдруг сильные руки схватили ее за плечи и рывком отстранили.

— Нет! — сказал Ник.

Грубо и кратко — как отрезал. Потом он ее отпустил и вернулся к окну.

Первым порывом Мэй было провалиться на месте, но спустя один жуткий, сжимающий сердце миг она поняла, что пользы от этого не будет никакой.

— Ты прав, извини, — отозвалась она, старательно подбирая бесстрастный тон. Подумаешь, с кем не бывает?

Она осеклась и вдруг с ужасом поняла, что ответа не будет, что Ник просто уйдет сейчас и бросит ее одну в тишине — провалиться на месте, когда дверь в комнату отворилась, и появился Джеми — ее милый, чудный, своевременно возникающий брат. Вид у него был озадаченный.

— О! — воскликнул он и усмехнулся. — А что это вы тут делаете?

— Тебя ищем, — соврала Мэй не моргнув глазом. — Где ты был?

— Кажется, я знаю, где он был, — раздался угрюмый голос Ника.

До сих пор Мэй не задумывалась, где гулял Джеми, но, заглянув в его открытое лицо, ясно прочла ответ — словно Джеральд поставил печать ему на лоб.

— Думаю, вы бы вряд ли поверили, скажи я, что записал вас обоих на йогу.

Ник красноречиво промолчал.

— Хочешь, я тебе почитаю? — вызвался Джеми и посветлел: видно, мысль об уроках грела больше перспективы метать ножи. — К сожалению, занятия самообороной отменяются. Уже слишком темно.

— Учиться по ночам — тоже дело полезное. Как еще привыкнешь замечать блеск металла в темноте?

Немая сцена ужаса.

— Нет, честно, — проговорил Джеми, — я решил: мое призвание — йога.

Ник рассмеялся и поравнялся с ним несколькими быстрыми шагами.

— Хорошо, можешь прочитать одну главу. И прекращай уже болтать о йоге. — Ник мельком оглянулся на Мэй. Судя по взгляду, ей предлагалось забыть о том, что произошло, и не поднимать эту тему.

— Да, но… — Джеми покосился на сестру, — мы можем устроиться прямо тут. Устроим театральное чтение по ролям!

— Да-да, чего мне сейчас не хватает — так чтения по ролям. — Мэй замахала на него рукой, а Ник выпроводил его за дверь.

Когда они ушли, Мэй села в кресло, усиленно стараясь не прокручивать в голове последние минуты танца. Она схватилась за волосы, вспоминая мягкие пряди волос Ника в пальцах, и отпустила, а потом впилась ногтями в ладони.

Да что с ней творится? Ее ведь и раньше, бывало, осаживали. Так иногда случается, когда слишком долго ждешь от парней инициативы. И ничего, без проблем.

Глупо вышло — а ведь она привыкла считать себя умнее. Потому и гложет теперь себя до дыр. Сама виновата: Ник ведь ясно дал понять, что ему это не интересно. В следующий раз приспичит целоваться — надо будет выбрать Себа.

Сделав себе внушение, Мэй отправилась заварить кофе. Она выпила полкофейника и прочла полсборника рассказов Дороти Паркер, когда в холле ружейными выстрелами зацокали шпильки Аннабель Кроуфорд.

— Привет, — сказала мать, пробираясь к холодильнику. Мэй в знак приветствия помахала ей кофейной кружкой и окинула взглядом свежеизвлеченный пакет салатных листьев, которые давно побурели и скукожились.

— О боже, — вырвалось у нее. — Ты не против тайской кухни?

— Скажу честно: я все равно не собиралась есть этот салат.

Мать немного обиженно кивнула. Они обсуждали это уже тысячу раз, и всякий раз Мэй стояла на своем: лучше бутерброд сейчас, чем тощие ноги через двадцать лет.

— Джеми дома? Пойду, спрошу, что он будет есть.

— Да. Только… с ним там кое-кто из школы. Они вместе учат уроки.

Тут-то Мэй и осознала свою тактическую ошибку.

— Из школы? У Джеми? — просияла Аннабель.

— Да, — ответила ее дочь и так поспешно вскочила, что чуть не разлила кофе. — Слушай, может не на…

— Мальчик или девочка? — Та уже направлялась к лестнице.

«Для дамы на шпильках она просто метеор», — подумала Мэй и рванула следом.

— Мальчик! — крикнула она в спину стремительно удаляющейся матери.

Страшно было представить, как она открывает дверь, надеясь застать у Джеми прилежную школьницу в белой блузке и очках, а обнаруживает Ника Райвза.

— Он должен остаться и с нами поужинать, — твердо заявила мать, совершая травмоопасный поворот на средней площадке и пускаясь дальше. — Я так рада, что Джеми в конце концов прижился в школе! Всю голову сломала, что с ним делать. Он ведь сказал, что не хочет в другую.

— Не знала, что ты предложила ему перевестись! — крикнула Мэй вослед. Аннабель Кроуфорд уже стояла перед дверью сына, и догнать ее не было никаких шансов.

— Как ты так быстро ходишь? — спросила Мэй, оттягивая миг катастрофы.

— Все мои туфли — модельные, — сообщила мать. — Качество себя оправдывает, — добавила она и распахнула дверь.

— «Я не требую, чтобы люди были милы со мной; это избавляет меня от труда им нравиться», — продекламировал Джеми якобы голосом викторианской дамы. На самом деле ощущение было такое, словно кто-то пытался его удавить тесемками от чепчика.

Он сидел на подоконнике, положив ноги на стул, а Ник устроился у него на кровати. Комнату освещала одна-единственная настольная лампа; желтоватый свет пятном ложился на пол, не доходя Нику до подошв. В темных недрах его глаз мерцали осколки этого света. В руках у Ника был зачарованный кинжал с резной рукояткой, который он снова и снова поворачивал.

— Мы с Мэвис хотели узнать, не останется ли твой друг на ужин, — произнесла Аннабель лишенным всякой уверенности тоном. Видно, от потрясения она даже не нашлась, что еще предложить.

Ник приподнял бровь.

— Мэвис?

— Молчи, — бросила Мэй.

— Как скажешь, Мэвис, — отозвался Ник.

Мать повисла на дверной ручке, ставя маникюр под угрозу. Джеми поднялся с подоконника, подошел к дверям и робко, но покровительственно вклинился между Ником и Аннабель.

— Конечно, мам, — ответил он. — Кто ж не любит поесть? А что у нас на ужин?

Аннабель украдкой поглядывала на Ника поверх сыновнего плеча — наверное, хотела до конца убедиться в кошмарности ситуации. Ник как будто не замечал, что чужая мать так откровенно ему ужасается.

— Ах да, — рассеянно вымолвила Аннабель. Вид у нее был такой, будто она стремилась уйти в параллельную реальность, где ее сын не приглашал на книжные чтения преступных элементов с ножами. — Пойду поищу меню. Чтобы выбрать заказ.

Она развернулась и очень-очень бережно закрыла за собой дверь. Потом начала спускаться по лестнице. Ее ноги даже в модельных туфлях слегка спотыкались.

— Наверное, у вас это от отца, — сказала она Мэй, как только с ней поравнялась. — Вот меня никогда не тянуло к хулиганам. Даже в школе!

— А что, папа в школе встречался с хулиганами? — съязвила Мэй. — С ума сойти!

— Ты знаешь, о чем я!

— Кстати, — добавила Мэй, — по-моему, ты перегибаешь палку. Ник и Джеми — только друзья.

— Ой, ради бога. Такие парни, как он, не бывают «только друзьями».

Они спустились в кухню, и Аннабель, подойдя к столу, стала шарить в ящике с буклетами-меню.

— По-моему, то, что тебе нужно, висит на холодильнике, — заметила Мэй. — И я с Ником тоже дружу.

Мать посмотрела на нее круглыми глазами и отправилась к холодильнику. Меню ресторанчика тайской кухни обнаружилось под магнитами в виде божьих коровок, которые как-то купил Джеми в попытке придать кухне жизнерадостный вид.

Они с Ником спустились в тот момент, когда Аннабель разглядывала графу с лапшой.

— Я ухожу, — объявил Ник.

— Нет, останься! Мам, скажи ему! — воскликнул Джеми. Миссис Кроуфорд изобразила неопределенный жест — нечто среднее между «конечно» и «вон отсюда, пока не вызвала полицию».

— Ребят, да у вас еды нет в доме, раз вы заказывать собрались. Зачем на меня тратиться? — спросил Ник. — Я ухожу. — Он помолчал, а потом, словно вспомнив давнее наставление Алана, добавил: — Спасибо, что пригласили.

— Не за что, — машинально ответила Аннабель Кроуфорд.

— На самом деле еды у нас навалом, — сказала Мэй. — Просто никто из нас не умеет готовить, а у домработницы по понедельникам и четвергам короткий день. Вот и заказываем, где придется. Ты нас не разоришь. Оставайся.

— О! — нашелся Джеми. — Я могу приготовить…

— Нет! — хором воскликнули Мэй, Ник и Аннабель. Миссис Кроуфорд окинула Ника тревожным взглядом. Он не заметил: слишком увлеченно буравил глазами Джеми.

— Слушайте, я уже делаю успехи, — не унимался тот.

— Я видела, как ты сыпал рис в тостер, — заметила Мэй. — И помню, как взорвалась та банка с фасолью.

— Она была просрочена, — возмутился Джеми, кося глазами по сторонам. — Могу поспорить!

Ник резко выдохнул, как перед прыжком в воду, и широко шагнул на середину кухни. Аннабель вытянула шею для предостерегающего взгляда, как вдруг Ник хмуро повернулся, взял ее за осиную талию, облаченную в строгую юбку, и посадил на стул, как девчонку.

— Вы что, люди, без рук совсем? — спросил он. — Садитесь. Я вам приготовлю поесть.

Джеми вышел вперед и сел на соседний с матерью стул у кухонного шкафчика.

— Ник прилично готовит, — заверила ее Мэй.

Перво-наперво, он залез в холодильник и достал кое-какие продукты вроде лука и перца. Мэй тоже сместилась к шкафу, так что теперь они, усевшись рядком, наблюдали за священнодействием под названием «стряпня».

— Уж получше, Джеми, — рассеянно поправил ее Ник. — По-моему, мартышку и ту научить проще.

— Я бы хотел иметь повара-мартышку, — мечтательно отозвался Джеми. — Платил бы ему бананами. Даже знаю, как назвал бы: Альфонс.

— Точно, это было бы классно, — добавила Мэй. — Люди ходили бы к нам в гости посмотреть на повара-обезьяну.

— Ну и бред, — произнес Ник, размораживая курицу в микроволновке. Мэй была здорово удивлена тем, что он с первого взгляда разгадал тайну упомянутого устройства, — сама она обычно разогревала в нем готовые завтраки методом случайного тыка и краткой молитвы. — Джеми-то ладно, я уже привык к его странностям общения, но от тебя, Мэвис, я ждал лучшего.

— Так, живо прекращай эти шуточки насчет Мэвис, — грозно отозвалась Мэй.

— Интересно, а хорошее жалованье в бананах — это сколько? — полюбопытствовал Джеми. — Не хочу обсчитывать Альфонса.

Следующие полчаса он, как всегда, болтал без умолку, а Мэй отбивалась от предложений по поводу обезьяньего повара. Ник то и дело вворачивал уничижительное замечание, которое Джеми совсем не уничижало, его мать, опершись на руку подбородком, неожиданно вдумчиво наблюдала за Ником и потом удивила всех тем, что предложила ему остаться на ночь, «раз уж мальчикам надо делать уроки».

Атмосфера непринужденности рассеялась, чуть только пришла пора садиться за стол. Ник, как обычно, не изменился в лице, но его плечи воинственно напряглись. Немудрено, что он растерялся: после стареньких кухонь с шаткой мебелью попасть в огромную столовую, где приглушенный свет сиял на полированной поверхности деревянного стола, а тарелки словно плавали на нем, как на глади черного озера.

Мэй уже сожалела, что согласилась отнести туда посуду, поддавшись на слова матери «у нас все-таки гости», но все же сочла это добрым знаком.

И вот наконец они расселись за столом. Ник, казалось, с равным успехом мог надеть футболку с надписью «Не гожусь для приличного общества»: было ясно, что умением вести светские беседы он не отличается.

— Так значит, вы с Джеми учитесь в одном классе, — с напускной бодростью произнесла Аннабель. — У тебя есть любимые предметы? Джеми, если не ошибаюсь, любит химию.

— Нет, — ответил Ник.

— На химии разрешают что-нибудь взрывать, — мечтательно произнес Джеми. — Иногда.

Он был явно подавлен печальным положением дел. Мэй тоже хотелось бы найти выход из ситуации, но самым действенным из того, что приходило ей в голову, был дрейф по течению. У Ника и Аннабель в принципе не могло быть ничего общего.

— А чем ты увлекаешься в свободное время? Что тебе нравится? — вяло осведомилась она, словно гибрид заложницы и репортера.

Ник поразмышлял с минуту и ответил:

— Холодное оружие. Мечи и так далее.

Аннабель наклонилась над тарелкой и спросила, меняя тон:

— Фехтуешь на шпагах?

— Не совсем, — протянул Ник. — Как-то больше на мечах.

— Я в школе занималась фехтованием, — сказала Аннабель. Ее глаза засияли. — Даже выигрывала на соревнованиях. У меня, смею сказать, был неплохой уровень. Я и в колледже пару лет ходила в клуб, но Роджер обожал теннис, а обе секции мне было не потянуть. До сих пор жалею, что бросила.

— Я как-то знал одного мастера фехтования, — заметил Ник. — С кучей наград и так далее. Отец брал меня с собой на него посмотреть каждую… каждый месяц. Я был еще маленьким.

— Я думала, все призы у нас на полках — за турниры по теннису, — удивилась Мэй.

— Ну, — произнесла ее мать и улыбнулась одинаковой с Джеми улыбкой — кривоватой и не такой солидной, как ей хотелось бы, — твой отец уж точно так не фехтовал. Сказать правду, в этом спорте он был безнадежен.

Тут Ник откинулся на спинку стула, закинул руку за голову и задумчиво подергал себя за волосы. Он как будто забыл, что находился в чужой среде.

— У меня с собой пара мечей в багажнике, — произнес он между прочим, — может, чуть тяжелее рапир. Не желаете сразиться?

Он посмотрел на Мэй, и та вспомнила свой недавний урок: «Хочешь сделать человека счастливым — повеселись вместе с ним».

— Ну… — протянула миссис Кроуфорд явно в порядке прелюдии к отказу и бросила салфетку на пустую тарелку. — Почему бы и нет?

Вот так все они очутились в ночном саду, где фонари реагировали на малейшее движение и потому начинали мигать в самый ответственный момент.

Мэй устроилась рядом с Джеми на ступеньках — ночь выдалась холодной, а в отличие от Ника, который уже снял футболку и швырнул ее на траву, разогреться ей было нечем.

— Так нечестно! — завопил Джеми, откровенно радуясь тому, что не должен сражаться с Ником. — Ты нарочно отвлекаешь противника! А ну оденься!

— Может, тебя это и отвлекает, — пихнула его Мэй локтем в бок. — А маму — нет. Я надеюсь.

— Да ладно тебе, — фыркнул брат. — Все эти высокие красавцы-брюнеты не в моем вкусе. Меня ему не смутить, как он ни старайся.

Аннабель Кроуфорд немного опешила, глядя, как Ник стягивает футболку, но через секунду вернула лицу невозмутимое выражение и взвесила клинок на ладони.

Ник посмотрел на нее. Его голые плечи ярко белели в полумраке, меч в пальцах легкомысленно болтался.

— Ну хорошо, может, он и смутил меня разок-другой, — признал Джеми.

— Больше никого не смущаю? — спросил Ник его мать с удивлением в голосе. — Кстати, вам бы тоже не помешало снять эти дурацкие шпильки.

— В отличие от вас, молодой человек, я не собираюсь ничего снимать, — отозвалась Аннабель и сделала выпад.

Ник парировал — и поединок начался. Клинки звенели, как колокольчики на Рождество: без малейшего скрежета, почти музыкально. Мигающие фонари давали зеленоватый свет, а тени от них странно плавали по траве, так что вся сцена словно происходила под водой. Тщательно остриженные кусты то вспыхивали яркой зеленью, то снова темнели, складываясь за спинами соперников в причудливые силуэты. Мечи сияли яркими лентами.

— Бей его, мам! — со смехом подбадривал Джеми, заражая весельем сестру. Мать держалась совсем неплохо: зная Ника и наблюдая за его упражнениями изо дня в день, Мэй могла судить об этом наверняка. Он отвечал на удары, а не только их отражал, тем самым поддерживая игру.

Конечно, это было лишь игрой. Ник и не думал иначе, легко вскидывая меч и уворачиваясь от ударов. Он почти танцевал. Впрочем, они оба сражались отнюдь не на жизнь и на смерть — миссис Кроуфорд со смехом шла в наступление, а демон — кто бы заподозрил, что ему придется по душе такая забава? — ей отвечал.

— Ты совершенно не так стоишь, — бросила ему Аннабель и опять сделала выпад, на сей раз целя выше.

Ник пригнулся и, смеясь, выпрямился.

— Может быть, зато хорошо дерусь, — тихо возразил он и снова нырнул под удар.

Садовые огни погасли, но весь свет не исчез: просто снаружи словно задернули кулисы, а потом пришпилили к небу сияющими булавками звезд.

Ник стоял на фоне этих кулис и вращал мечом, расписывая темноту серебряными вензелями.

На секунду он показался Мэй нарисованным злодеем из комиксов, с безжалостными черными дырами вместо глаз, потом она услышала его смех и переменила мнение. Пусть он не выглядел человеком, зато выглядел молодым. И ранимым.

Алан может сколько угодно планировать свое предательство. Она этого не допустит.

Мэй посмотрела на Ника и сказала себе: «Я его спасу».

 

Глава шестнадцатая

В ОСАДЕ

Следующим утром Мэй отправилась будить Джеми (он сильно проспал), но не успела войти в комнату, как что-то сбило ее с ног и опрокинуло навзничь. Миг — и к горлу приставили нож.

— Аи! — вырвалось у нее. Она страшно ударилась об пол, однако прикусила губу, чтобы не крикнуть слишком громко: лезвие у горла было очень острым.

Ник удивленно захлопал глазами.

— А-а, — буркнул он, — это ты.

Давление зачарованного кинжала, способного резать алмазы, ослабло, но не исчезло. Лезвие холодило кожу, словно чье-то морозное дыхание.

Мэй понемногу отходила от оторопи. Ее внимание, сосредоточенное на кинжале, начало понемногу рассеваться, взгляд выхватил тяжелые занавеси, сквозь которые сочился утренний свет, очертания шкафа, кровати и… Ника, который навалился на нее сверху чуть не голышом.

— Ээ… — произнесла она, подняв руки, чтобы отогнать его, спихнуть с себя вместе с этим дурацким ножом, и тут ее ладони легли на голые Никовы плечи. — А, ну да, — растерянно выронила она. Ее лица коснулась черная прядь волос, под ладонью билось чужое сердце. — А где твоя одежда?

Ник посмотрел на нее кромешно-черными глазами и перекатился на пол. Мэй лежа переводила дух — в основном потому, что на нее чересчур сильно надавили.

— Теперь я знаю, каково было Гингеме, — упрекнула она. — Ты весишь не меньше дома!

— Мэй? — раздался сонный голос из-под одеяла.

Вскоре бугор на кровати превратился в Джеми.

— Ты не поверишь, что со мной только что было. — Мэй медленно села и гневно покосилась на Ника.

— Еще как поверю. — Джеми зажег прикроватную лампу. Обнаружилось, что его вечно торчащие волосы свалялись до состояния непролазных джунглей, где могла сгинуть не одна экспедиция лилипутов. Под глазами у него были круги. — Со мной было то же самое, когда мне ночью понадобилось в туалет.

— Меня нервирует незнакомая обстановка, — отозвался Ник.

— Что, и во сне?

— Ты бы сказал мне спасибо, напади на нас колдуны посреди ночи.

— А если бы мама пришла меня будить?!

Ник пожал плечами — мол, довод засчитан, но ему плевать, встал и начал напяливать джинсы. Брат с сестрой притихли.

«Да, если он разбушуется, будет хуже, — подумала Мэй. — Хорошо хоть, пока обошлось».

— Есть чем позавтракать? — спросил Ник. — В смысле, тосты, каша и так далее?

— Конечно — в шкафу хлопья. Мы же не дикари! — возмутился Джеми.

— Вы втроем живете в огромной хоромине, и ни один не умеет готовить. Как вы еще с голоду не перемерли? А ты говоришь «хлопья».

Ник привалился к стене и выжидательно на него посмотрел. Джеми попытался выпутаться из гнезда одеял. Мэй встала на ноги. Ей на глаза попался Ников амулет — косточки и кристаллики в нитяной сетке, а потом она заметила кое-что еще.

Мэй подошла к нему и взяла в руку талисман. На коже под ним виднелся серебристый шрам — узелки нитей и верхушки кристаллов отпечатались у Ника на груди.

— Тебе больно его носить?

— Да.

— Тогда зачем надеваешь?

— Затем, что так хочет Алан, — рявкнул в ответ Ник. Он выхватил у нее амулет — тот сразу лег поверх шрама — и отвернулся.

— Я не отвлекаюсь, — сказала Мэй. — Просто голова занята.

Голова у нее была занята с самого утра. Легко сказать себе, что кого-то спасешь, а вот с чего при этом начать? Все, что приходило на ум, в конце концов, сводилось к современной версии сольного рыцарского похода во спасение прекрасной дамы — очень смелого, пафосного и так далее, но едва ли результативного.

Если уж играть в сказочных рыцарей, то в походы ходить надо армией.

— О чем думаешь?

Она повернулась в пассажирском кресле и обвела взглядом дивный профиль Себа, сидящего за рулем. Ей вдруг стало совестно перед ним. Дивные профили грех игнорировать.

Мэй улыбнулась самой лучезарной улыбкой.

— Об армиях.

— Неужели вступить хочешь? — спросил Себ. — Не то, чего я от тебя ожидал, но сойдет.

— Нет, возглавить.

— Вот это уже в твоем духе, — признал он и усмехнулся ей краем губ.

Себ всю неделю был настоящим чудом: пытался поладить с Джеми, подвозил домой, в школу и в кишащие демонами виноградники, и не напоминал ей о данном обещании. Он даже ни разу не попытался ее поцеловать; не раздражался из-за ее угрюмого молчания в дороге.

Несколько месяцев назад Мэй познакомилась в пабе с парнем, который привел ее прямиком к Нику и Алану. Попадаются в толпе такие люди, которые умеют решать разные странные проблемы, знающие ответы на вопросы. Может, они смогут как-то помочь?

Даже если они не отыщутся, всегда можно попробовать отвлечься от забот. А для этого сгодится все, что не даст думать о Нике.

— Хочешь, сходим сегодня куда-нибудь?

Себ заморгал.

— Хорошо, — сказал он. — А куда?

У Мэй загудел телефон. Она вынула его из кармана и прочла сообщение:

«Ты где?»

Писал Ник.

Нет, его, конечно, надо спасать, но бежать к нему на зов? Не хватало только все дни напролет учить его человечности, а самой при этом вести себя по-собачьи. И зачем сегодня встречаться наедине с тем, кто вчера дал тебе от ворот поворот?

— Ну, — произнесла Мэй, выключая телефон, — сегодня же пятница. Могли бы сходить в клуб потанцевать.

Как правило, все собирались в «Часах». Там имелся подвальный этаж, относительно тихий, за что Мэй и любила этот клуб, несмотря на обилие народа. А еще по пятницам в нем играли инди-музыку. У Себа других идей не нашлось, поэтому они встретились у начала Литл-Касл-стрит и пошли по улице в направлении клуба.

— У тебя смешная футболка, — проронил Себ, когда они миновали бар с огненно-красным освещением и серыми, как графит, столиками.

Мэй потянула себя за подол серой футболки и посмотрела на надпись «Устала быть Белоснежкой».

— Это цитата из Мэй Уэст, — пояснила она, пытаясь взять его за руку. Себ вздрогнул и шарахнулся в сторону.

— Кто такая? — спросил он.

— Себ, — спросила вполголоса Мэй, — с тобой все хорошо?

Он растерялся, а потом кивнул.

— Я только немного… — он запнулся, чтобы прокашляться, — …мне нужно в туалет!

— Ладно, — отозвалась Мэй.

Себ посмотрел на нее каким-то ошалелым взглядом и добавил:

— Поверь, так будет лучше.

Не успела она потребовать объяснений, как Себ сбежал, и ей осталось только оглядываться по сторонам — не напустил ли кто рядом какого-нибудь одуряющего газа.

И тут Мэй увидела танцы. Как правило, посетители «Часов» не танцевали в цокольном этаже, трясясь и дергаясь так, что мама не горюй, а собирались для этого наверху, поближе к ди-джеям. А еще кто-то тихо насвистывал рядом — тихо-тихо, чуть слышно. И все же звук пробегал холодком вдоль спины, словно шепот, заставлял ноги двигаться в такт. Мэй спохватилась на том, что выстукивает странный ритм. Она прошла в конец зала к танцующим, остановилась прямо перед ними и сказала:

— Привет крысоловам!

Дудочник сидел прямо перед ней в глубоком кресле, положив ногу на ногу. Его темные глаза при взгляде на Мэй сверкнули красным. Он ухмыльнулся совсем как в тот раз, на Ярмарке, когда пытался всучить ей ожерелье из костей.

— Девчонка с Ярмарки, которая не из местных, — произнес он и перестал насвистывать. Толпа за ним затанцевала вразнобой и более осмысленно. — Не запомнил твоего имени.

— Шустрее надо схватывать, — произнесла Мэй. Дудочник поднялся. Его угловатое тело двигалось на удивление плавно, почти грациозно.

— Вообще-то я довольно шустер.

— Незаметно.

— Меня зовут Маттиас, — снова осклабился он и начал напевать себе под нос. Звук странным образом отдавался в костях. Движения танцоров вдруг стали опять синхроннее и глаже.

— А я Мэй, — ответила она, и дудочник взял ее за руку.

Его костлявые пальцы были на ощупь как камень — словно от игры на сотне всевозможных инструментов, а мелодия, которую он напевал, направляла, вела Мэй, будто руки партнера: она точно знала, куда он хотел ее подвинуть, как развиваться танцу.

Мэй сосредоточилась на том, чтобы двигаться не в лад, не попадать в такт с остальными.

— Что ты делаешь? — прокричала она, оглядывая колышущуюся толпу.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я же сказал: ты не в моем вкусе. Мне нравятся высокие, достаточно опытные и с красивыми голосами. — Маттиас ухмыльнулся, касаясь рукой ее горла. — А ты, готов спорить, поешь фальшиво, — произнес он ей на ухо.

Мэй отвлеклась и снова задвигалась в ритм с остальными — волнами к его берегу. В следующий миг она прицельно лягнула дудочника под колено ногой в тяжелом ботинке.

— Ты что, кормишься этим, да? Звуки, то, как под них люди двигаются… это дает тебе магию!

Мрачные цвета клуба слегка поплыли у нее перед глазами — так отчаянно Мэй старалась не поддаваться музыке дудочника. Высохшее лицо Маттиаса обрамляли оттенки угля и пламени — словно он стоял на фоне адского зарева, только этот ад сжигал сам себя.

— Уж лучше питаться энергией, чем скармливать людей демонам, как считаешь? — спросил дудочник. — Только эта наука не дается бесплатно. Мои родители уже много лет не сказали ни слова. Зато регулярно пишут мне записочки. Говорят, что гордятся мной.

Мэй воззрилась на него.

— Ты что, украл у них голоса?

Маттиас рассмеялся.

— Кто-то должен платить крысолову, милочка. И мне не нравится, когда колдуны берут то, что покупалось дорогой ценой. Ты в курсе, что сейчас происходит на Ярмарке Гоблинов?

— Понятия не имею, — призналась Мэй. — А ты в курсе, что Круг Обсидиана разработал новую метку?

Маттиас застыл, и танцовщики — вместе с ним.

— И что она делает?

— Увеличивает силу их лидера в десять раз.

Дудочник присвистнул — этот тоненький звук прозвучал у Мэй в голове пожарной сиреной.

— И что же нам теперь делать?

— Может, пришло время поискать новых союзников, — произнесла Мэй на фоне возобновившегося гудения. На сей раз она не стала сопротивляться и задвигалась в такт остальным, отдалась музыке, но успела прошептать дудочнику в лицо: — Ник Райвз очень силен.

Гудение Маттиаса сорвалось на долгий пронзительный свист. Он закружил Мэй в руках, и она увидела, как остальные закружились одновременно с ней, как по указке хореографа — даже волосы взметнулись в тот же миг.

После долгой паузы дудочник обронил:

— Что, девочка, из огня да в полымя?

Мэй собиралась лишь на время ему подыграть, а теперь не знала, как отвязаться от ритма. Она закрыла глаза. Красный свет проникал под ресницы и распускал алые щупальца в темноте век. Ей пришли на ум страшные сказки, где людям надевали раскаленные докрасна железные башмаки, в которых они плясали, пока не падали замертво.

Голос дудочника звучал музыкой у нее в ушах.

— Уж лучше я обожгусь, чем сгорю.

Волшебная мелодия прекратилась. Маттиас еще секунду постоял перед ней, скалясь, как череп.

— Значит, у тебя есть план?

— Будет, — твердо ответила Мэй.

— Что ж, — сказал дудочник, — когда будет — зови, я послушаю. — Он попятился прочь с алого света и скрылся в тени. — Если мне понравится, может, я даже прогоню твои дурные сны.

И он исчез, не успела Мэй спросить, откуда он знает про сны. Только гул, будто шлейф, потянулся за ним в темноту, и танцовщики, один за другим, отправились следом.

Мэй глубоко вздохнула. Ее кости ломило, откуда-то навалилась усталость. Горло так пересохло, что словно горело огнем.

Когда вернулся Себ, они взяли по стакану воды и пошли наружу, где персонал включил обогреватели, а красные ленточки бутафорского огня отбрасывали на людей блики и сообщали рассеянным по территории клуба надгробиям красные ауры. Мэй выбрала каменную плиту с надписью «В память возлюбленной дочери» и уселась на нее, высоко поджав ноги.

Себ стоял и неловко смотрел на нее сверху вниз. Мэй поневоле задумалась: может, его пресловутая ершистость — лишь следствие болезненной стеснительности? Может, ему нужна была девушка, которая сможет приласкать и приголубить со словами: «Ну, ну, Себастиан, я знаю, что ты вел себя по-свински…»?

— Мэй Уэст была звездой кино в тридцатых годах, — сказала Мэй, не став его упрекать. — Она написала несколько пьес и собственных сценариев, а еще в свои сорок считалась секс-символом. Даже завела парня на тридцать лет моложе себя.

Себ как будто опешил.

— Выходит, ему было десять?

— Да нет же, — Мэй рассмеялась. — По-моему, это с ней случилось в шестьдесят. В любом случае она была потрясающей! Сальвадор Дали даже сделал диван точь-в-точь как ее губы.

— Наверное, очень маленький, — заметил Себ.

Мэй подняла глаза и увидела, что он ухмыляется себе под нос. Значит, все это время над ней втихомолку посмеивались!

Ничего, ей так или иначе не подходила роль ангела милосердия, и, несмотря на усталость, страшно хотелось танцевать. Она поставила на стол стакан, вскочила с камня и взяла Себа за руку.

— Ты неплохо ухаживаешь, когда стоишь в метре от меня. Посмотрим, каков ты на танцполе.

Мэй провела его внутрь и направилась к бару на балконе, где было лучше всего, когда хотелось развернуться.

— Все нормально? — спросил Себ с верхней ступеньки лестницы.

— Сейчас увидим, — улыбнулась Мэй. Однако у балконного бара ее улыбка исчезла, как срезанный кошелек.

У стены, полуосвещенный мерцающим алым светом, стоял Ник. При виде Мэй он поднялся и двинулся строго навстречу.

— Где тебя носило? — громыхнул он. Мэй вскипела от ярости.

— Где меня носило? — отозвалась она и бросила руку Себа, сжимая кулаки. — Да что ты тут вообще забыл? Почему я везде на тебя натыкаюсь? Неужели нельзя хоть на вечер оставить меня в покое!

Ник невозмутимо смотрел на нее сверху вниз. Мэй еле сдерживалась, чтобы не врезать ему — останавливала только смехотворность этого действия.

— Джеми не в себе, — произнес он.

Это не было ответом на ее вопросы, но ей внезапно стало не до них. Мэй принялась шарить глазами по толпе, разыскивая брата.

Обнаружить его не составило труда: в толпе на балконе танцевал только он один.

Все вокруг на него таращились, потому что он прыгал и дергался как заведенный, вертелся и размахивал руками. Его светлые волосы стояли торчком, а сам он из-за худобы напоминал припадочного Пиноккио.

— Джеми что-нибудь пил?

— Не особенно, — ответил Ник.

— Не особенно для тебя? — вкрадчиво осведомилась Мэй. — А как насчет того, кто горланил песни на Рождество и свалился под стол от рюмки хереса?

— Он сказал, что ему от этого полегчает! — огрызнулся Ник. — Откуда мне было знать?

Мэй открыла рот для отпора, но тут сквозь музыку пробился голос Себа, такой спокойный и тихий, что притягивал внимание.

— Может, сначала вытащим Джеми оттуда? Доспорите потом.

— Не будь кретином! — отрезала Мэй. Себ опешил. Она набрала воздуха в грудь. — Если я его сейчас заберу, утром он будет казниться как ненормальный.

С этими словами Мэй развернулась и отправилась на балкон. Тяжелые подошвы слегка липли к полу, отчего с каждым шагом их приходилось словно отдирать. Это немного замедляло движение — ровно настолько, чтобы она успела спохватиться и выдавить улыбку, приближаясь к брату.

— Привет, — громко сказала Мэй, перекрикивая какой-то очень легкомысленный фанк, и Джеми резко обернулся, после чего несколько секунд растерянно и настороженно на нее смотрел. Мэй взяла его за руки и шагнула навстречу. Он как будто растерялся.

— Привет, — повторила она, заводя старую игру. — Так где ты научился танцевать?

Джеми засмеялся и икнул посреди смешка, а потом пустился отплясывать вместе с ней.

— На поле боя, — сказал он. — Я был единственным солдатом, который умел обходить мины в танце.

Мэй улыбнулась, а брат стал крутить ее, пока сам не потерял равновесие. Мэй поймала его, обняла за шею и улыбнулась, приглашая улыбнуться в ответ. Наконец Джеми просиял, и внезапно все стало как встарь: только они вдвоем, старая забава и никого рядом.

Джеми ставил ногу вперед, а Мэй в тот же миг убирала свою, словно в танго. Они танцевали и танцевали, сплотившись против целого мира.

— А как ты научилась? — спохватился Джеми. Он уже порядком запыхался.

— Я была послушницей в испанском монастыре, когда звук кастаньет под окном поманил меня за собой. Приземлилась на капустную грядку — только сестры меня и видели.

Она развернулась в такт с Джеми и поймала его за локоть, удержав от падения. Началась новая песня, на танцпол потянулись люди. Цирк прекратился, остался танец. А танцевали Мэй с Джеми неплохо.

Через плечо брата ей было видно, как Ник и Себ следят за ними с балкона. Ник стоял, вальяжно опершись на перила, и индифферентно смотрел по сторонам, а Себ улыбался, более того — сиял с каким-то особенным выражением лица.

Мэй ему подмигнула и снова переключилась на Джеми. Он чуть сильнее на нее налег, сделал большие глаза и выдавил улыбку — как будто Мэй не различила бы фальшь.

Она вздохнула и на миг прижалась лбом к его голове. Выходит, выпил он куда крепче, чем она надеялась. Отыграла вторая вещь, Мэй подняла их с Джеми сцепленные руки в знак маленькой победы.

— Эй, — произнесла она, по-дружески его бодая, — теперь-то поедем домой?

— Поедем, — вздохнул Джеми.

Мэй вывела его за край площадки. При виде Ника он вспыхнул радостью, как свечка.

После хереса на Рождество, не без тревоги вспомнила Мэй, Джеми признался матери с тетей Эдитой в любви и очень огорчился, не услышав ответных признаний.

— Привет, Ник! — воскликнул он. — Мы с Мэй танцевали. Вы видели? Смотрите, а вот и она!

— Видел, — произнес Ник. — Привет, Мэй. Джеми пошатнулся. Ник стремительно вскочил его ловить, хотя это и не понадобилось: Джеми справился сам. Несмотря на очень сухой тон приветствия, Мэй увидела в поступке Ника стремление к покровительству.

— Ты сказал «не пей больше», — обратился к нему Джеми, — и знаешь что? Кажется, я должен был тебя послушать.

— Удивительно, — отозвался Ник. — Собирайся, поехали домой.

— Мы едем вместе, — сообщила ему Мэй и чуточку виновато посмотрела на Себа, а Джеми обняла за плечи в знак того, что решения менять не собирается. Брат прильнул к ней.

— Я могу вас подбросить, — тут же вызвался Себ. Мэй с благодарностью ему кивнула.

— Нет! — выпалил Джеми. — Никогда я не сяду в эту жуткую колымагу! Я зарекся.

Ник фыркнул. Себ и Джеми очутились по разные стороны, поскольку Мэй бережно повела брата к лестнице, отчего того стало еще больше заносить — он отчаянно старался даже близко не подходить к Себу. Ник медленно кружил рядом с ними, словно волк, который вдруг записался в пастушьи собаки.

— Нет, правда, — сказал Себ Мэй. — Вы подождите снаружи, а я пригоню машину.

— Нас отвезет Ник, — стоял на своем Джеми. — У него тоже есть машина. Даже две. Ха!

При этих словах он чуть не свалился с балкона.

Мэй поймала его и уперлась в бортик перил. Себ бросился ей помогать, но Джеми шарахнулся от него, а Ник толкнул Джеми в грудь — очевидно, для придания равновесия, хотя в результате тот чуть не свалился на спину.

Наконец баланс был достигнут, и Джеми одарил Ника благодарным взглядом.

— Я с тобой дружу, — произнес он.

— А я — с тобой, — ответил Ник.

— А вот с лестницей нет, — печально закончил Джеми.

Мэй была рада, что на выходе из клуба решила вернуться домой с Ником: его машина стояла всего в пяти минутах ходьбы. Тем не менее, Джеми один раз пришлось остановиться: его затошнило. К счастью, им подвернулась мусорная урна. Мэй склонилась над братом, гладя его по волосам. Через минуту-другую тот выпрямился и вытер рот тыльной стороной рукава.

— Ему воды не надо? — спросил Себ. — Если что, я могу сбегать.

— Нет, воды ему не надо! — бросил Джеми. — И он, между прочим, говорить умеет!

— Даже слишком хорошо, — заметил Ник.

Судя по всему, Себа раздражало каждое сказанное им слово, поскольку тот без причины буравил Ника взглядом, в котором читалось «сейчас дам в глаз». Потом он посмотрел на Джеми.

— Скажи, почему ты вечно такой? Неужели нельзя по-другому?

— Что, правда хочешь знать? — Джеми выпятил грудь и сбросил с плеча руку сестры. — Так я отвечу, Себастиан Макферлейн: потому, что ты испортил мне жизнь! Никто меня не трогал — может, только в столовой локтями пихали; у меня были друзья и Марк Скиннер, с которым я через день целовался за художественным корпусом… пока ты не пристал! С тех пор со мной никто не разговаривает. Из-за тебя я целых два года ходил в изгоях и не прощу этого только потому, что ты вдруг стал паинькой. Думаешь, запал на мою сестру — и все можно?

Себ захлопал глазами и прищурился.

— Так ты целовался с Марком Скиннером?

Джеми, казалось, готов был взорваться: настолько не уловить смысл сказанного мог только глухой и слепой.

— Он не такой, ему просто было интересно, — отозвался он наконец. — Только его-то сюда не приплетай! Ник, ты должен защитить Марка!

— Когда будем в школе, ткни в него пальцем, чтобы я запомнил, — протянул Ник. — Садись, поехали.

Он пропихнул Джеми на заднее сиденье, а Мэй забралась следом и стала крутить ручку, открывающую окно, чтобы Джеми было куда высунуться, если затошнит.

На ее удивление, Себ уселся рядом с ними. Ник пожал плечами — мол, спишем на людское безумие — и завел мотор.

— Слушай, — произнес Себ, — ты всякий раз сам первый смеялся, я даже не думал… Прости, а?

Они проехали под фонарем, от которого окно вдруг вспыхнуло ярко-оранжевым светом. На мгновение Мэй отчетливо разглядела лицо брата — он сидел, склонив голову набок, а на серьге звездочкой сиял блик. Джеми выглядел уставшим.

— Я верю, что у тебя есть оправдания, — ответил он. — Просто меня они не устраивают.

Голос брата звучал так слабо и по-мальчишески, что Мэй, как всегда, приняла его сторону. Она обняла Джеми за плечи, а он покорно привалился к ней. Даже мысль о том, что его может стошнить на классную футболку с цитатой из произведения замечательной Мэй Уэст, ушла куда-то на задний план.

«Какая же я дура, — сокрушалась Мэй, — столько времени наблюдать за братом и не понять, что все его выходки и срывы — от неразделенного чувства!»

Она посмотрела Нику в затылок и вскинулась на него, сама не зная за что:

— Ты мог хотя бы потанцевать с ним вместе!

— Мог, — согласился Ник. — Но там были школьные ребята. Его все равно потом шпыняли бы. В любом случае я не очень-то люблю танцевать ради удовольствия.

— А, значит, ты этим зарабатываешь? — спросил Себ.

— Ага, — ответил Ник. — Разве не заметно? Балет — моя жизнь.

Они продолжили язвить по поводу танцев, а Мэй тем временем повернулась к брату.

— Ты там как? — тихо спросила она.

— Ничего, — немного горячо ответил Джеми. — Я тебя обожаю, сестренка. Твои волосы цвета фламинго! И Ника тоже люблю. — Он умильно посмотрел ему в спину. — Ты тоже классный, когда не психуешь. И ты… — он долгим взглядом смерил Себа. — Нет, тебя все равно не люблю, — определился Джеми. — Может, выпил мало?

— Это вряд ли, — сказал Ник.

Он свернул на стоянку перед домом, прохрустев колесами по гравию, и Джеми повело в сторону — его голова легла Мэй точно в выемку между плечом и подбородком.

— Пойдем, — она мягко выпроводила его из машины и сказала Себу и Нику: — Мы постараемся незаметно пробраться к себе, чтобы мать не застукала. Себ, прости за худшее свидание в истории вселенной. Если тебя это хоть чуть-чуть утешит — Джеми прокричался и теперь, наверное, перестанет беситься.

Себ очень тепло и обрадованно улыбнулся.

Мэй с братом нырнули под полог из плюща, который почти наглухо оплел входные ворота. Джеми задержался перед ними — похлопать по листьям, как котенок, но сестра почти сразу оттащила его к ступенькам открытой веранды, к двери дома. В котором, спохватилась Мэй, было совершенно темно — ни одно окно не горело.

Зря, выходит, они таились. Мать до сих пор еще не пришла!

Мэй захлебнулась от негодования, чувствуя, как рот сводит горечь.

Ну и ладно. Главное, все более или менее обошлось.

— Не грусти, Мэй, — подбодрил Джеми. — Нам это зачтется, когда пойдем вербоваться в ниндзя.

Мэй щелкнула выключателем, открыла на кухне кран набрать Джеми воды. Потом подала ему стакан и проследила, чтобы выпил.

— А ниндзя часто балуются с плющом? — усмехнулась Мэй.

Джеми надулся.

— Заметила, да? Давай — смейся над моим горем. Я — твое посмешище.

Она тычком пониже спины подтолкнула его к лестнице и отправилась следом — не хотелось оставлять брата наедине, пока окончательно не протрезвел. Джеми чуть не споткнулся о подушку, забытую на полу Ником, но Мэй его поймала и опустила на кровать.

Джеми лег поперек кровати — животом на ком из голубых простыней — держа в вытянутых руках стакан воды, а Мэй по-турецки устроилась перед ним на полу.

— Я знаю, почему ты напился, — тихо проговорила она. — И почему ты такой грустный.

Она была готова сказать ему, что Ник — демон и потому не стоит и секунды его страданий, но тут Джеми уткнулся носом в локоть и чуть слышно пробубнил:

— Ты, наверное, думаешь, что я — полный кретин.

— Вовсе нет. — Мэй положила руку на его тоненькое запястье. Джеми слегка дрожал. — Я тебя понимаю.

— Просто все так… — начал Джеми и замолчал. — Дело не в том, что он добр ко мне. Просто он… он всегда борется за своих, чего бы это ни стоило…

— Знаю, — ответила Мэй упавшим голосом. Она хотела скрыть от Джеми свое уныние, подбодрить брата, помочь справиться, пережить эту боль.

Тусклый свет размывался перед глазами, рисовал смазанные желтые полосы в темноте. Волосы Джеми, которые в сумерках всегда выглядели светлее, чем на солнце, сияли зыбким серебряным венцом.

— Если бы я мог с ним объясниться…

— Джеми, — сказала Мэй, — боюсь, тебе не удастся. Я пыталась помочь ему с пониманием, но он так на нас непохож, он…

— Я — другое дело, — перебил Джеми. От его одинокого тихого голоса сжималось сердце.

— Это не так, — произнесла она — слова чуть не застряли в горле. — Не так. Я понимаю, за что ты его любишь, но надежды нет. Джеми, он не человек.

Ее брат поднял голову и оторопело замигал, а на его лице появилась характерная однобокая улыбка, точнее, тень улыбки.

— Эмм… ты думала, я говорил о Нике!

По недоверчиво-удивленному тону, с каким он произнес это имя, Мэй сразу поняла, что ошиблась.

— Стоп, а о ком же тогда? — ей уже было не до конфуза. Если речь шла об Алане, который, кстати, был во вкусе Джеми, — лучше от этого не становилось. Алан поддержит, посочувствует, но взаимностью не ответит. Он будет ухаживать за Мэй, а ее брату останется только смотреть.

Джеми замялся. Потом снова обхватил голову руками и устало, упавшим тоном произнес:

— О Джеральде.

— Джеми! — чуть не вскрикнула Мэй.

Он вскочил.

— Ты его не знаешь!

— Да и не очень хочется! — Они смотрели друг на друга в упор.

— Тебе не понять…

— Раз я не колдунья? Ты это хотел сказать? — допытывалась Мэй. — Так ты же ничего не рассказывал! Почему ты скрывал, Джеми?

— Боялся, вот и скрывал! — выпалил Джеми. — Не знал, как ты отреагируешь! Вдруг ты стала бы меня ненавидеть? Ты всегда считала себя экстрасенсом, твердила о тайных силах… Вот я и побоялся тебя разочаровывать. Думал, ты будешь злиться из-за того, что все досталось мне одному. А ты не стала.

Он отвернулся, поджал колени к груди и съежился, как только мог.

— Джеральд говорит, что родня в конце концов начинает нас презирать. От зависти или страха, а может, всего сразу.

Мэй вспомнила, как тогда в гостиной Джессика Уокер спросила, нет ли у нее ненависти к брату. Как будто малейшая зависть или тяга к иному, мечта о чудесах, которые можно было бы создавать, непременно рождает ненависть!

Мэй встала, подошла к двери и выглянула в темный коридор за ней, изо всех сил стараясь не оборачиваться.

— Значит, дурак твой Джеральд, — произнесла она. — И ты вместе с ним.

Мэй забралась в кровать и накрылась там с головой. Она так усердно старалась отвлечься от мыслей насчет Джеми, что в висках застучала боль.

Какое уж тут уснуть?

Тем не менее, после получаса ворочаний в жарком коконе одеяла ей удалось-таки задремать неспокойным сном, который вскоре нарушили чье-то шуршание и стук в окно.

Мэй встала босиком на мягкий ворс ковра и увидела бледное лицо в ночи. Его резкие черты сквозь стекло казались размытыми. На нее с улыбкой смотрел Ник. Она протянула руку. Оконная щеколда на удивление легко открылась — щелчок гулким эхом отозвался в мозгу.

На разгоряченное лицо Мэй дохнуло свежим ночным воздухом. Ник сидел на корточках в проеме окна. Потом он потянулся к ней и положил ладонь на шею. Его руки тоже оказались прохладными и вдобавок твердыми — как раз этого прикосновения ей так не хватало. Мэй села на постель, а Ник опустился рядом. Скомканные простыни промялись под их общим весом. Мэй потянулась к Нику, обхватила за шею, и он не разъярился, не отпрянул, а обнял ее в ответ.

Его рука скользнула ей за спину. Мэй уткнулась лицом ему в плечо — под щекой был приятный и мягкий трикотаж застиранной футболки — и вдохнула его запах: запах чистой кожи и волос, хлопка и стали. Сердце Мэй замерло и тут же, словно извиняясь за перебой, пустилось вскачь.

Ник уверенно погладил ее по волосам, прошептал «все хорошо». Его пальцы на миг задержались у нее на затылке. Мэй поежилась. Она прижалась плотнее к нему, зная, что он не сможет не заметить эту дрожь, охватившую все ее тело.

Мэй подняла голову от его плеча, коснулась ладонью щеки и поцеловала. Ник без колебаний ответил своим поцелуем — жарким, но осторожным и глубоким. Мэй откинулась на подушки, потянула Ника за собой.

Ее голые ноги запутались в простынях и касались грубой ткани его джинсов. Он позволил ей вести в поцелуе. Его губы двигались медленно и нежно, пальцы гладили шею: скользнули от подбородка к плечам и задержались в ямке между ключицами. Он продолжал нашептывать что-то ласковое, успокаивающее… Мэй таяла в его руках.

Вслед за теплыми прикосновениями по коже пробегал холодок. Ник приподнял ее майку и провел рукой вдоль спины к шее, приподнял тесемку талисмана и стал целовать Мэй в край подбородка, шею, плечо, где лежал талисман. Потом шепотом попросил его снять.

— Сейчас, — ответила Мэй.

А в следующий миг опустила глаза и увидела его улыбку. Так злорадно Ник никогда не улыбался.

Мэй почувствовала, как талисман рвется вверх у нее из рук, цепляется за волосы и на миг ощутила жгучую боль в груди, где он по-прежнему касался кожи.

Она с силой отпихнула Ника и увидела, что его глаза под опущенными веками и веерами ресниц стали другими.

Не черными, а прозрачными, льдистыми.

Мэй закричала и проснулась.

В первую секунду она почувствовала только глубокое облегчение и лишь потом заметила, что лежит поверх одеяла рядом с раскрытым окном. По комнате метался холодный, унылый ветер, на груди горел талисман. Мэй сгребла его в руку и увидела горсть кристаллов, обугленных перьев и треснувших косточек. От талисмана остались лишь жалкие ошметки.

Она стиснула их в руке, а другой схватила с тумбочки телефон, прокрутила список звонков и торопливо набрала номер. Ждать ответа за гудками было неимоверно долго, но наконец в трубке раздался знакомый голос.

— Что?

— Ник! — выпалила Мэй и, презирая себя за умоляющий тон, попросила: — Ник, у меня беда! Прошу тебя…

В воздухе возникло какое-то возмущение. Так обычно бывает, когда чувствуешь, что в комнате есть кто-то еще. А Мэй знала, что рядом никого быть не может.

Она резко повернулась. У изножья кровати стоял Ник.

— Что? — резко и хрипло выкрикнул он. Нежный голос во сне звучал совсем иначе, но внешне Ник был все тот же, и от этого Мэй онемела, испуганно поджав колени.

— Закрой окно, — скомандовала она наконец. От этого ей полегчало — теперь она хоть как-то владела ситуацией. Ник поднял бровь и толкнул раму на место.

В комнате все еще витали холод и запах дыма, однако теперь ветер хотя бы не мог к ней ворваться. Мэй сжалась в комок, но так и не согрелась.

Ник посмотрел на нее сверху вниз.

— Значит, беда приключилась у тебя в спальне, — проговорил он. — Что ж, не могу сказать, что это был самый глупый звонок на моей памяти.

Мэй фыркнула и немного успокоилась — достаточно, чтобы ответить:

— Здесь был Анзу.

Ник насторожился.

— Уверена?

— Да! — крикнула Мэй. — Он был здесь и почти снял с меня талисман — гляди, одни угли остались! — а еще у него были глаза как…

Мэй поперхнулась словами — невыносимо было слышать свой собственный голос, голос беззащитного, перепуганного до полусмерти существа. А еще она была страшно зла на себя: надо же было так легко открыть это чертово окно!

Ник смотрел на нее непроницаемыми как ночь глазами — никогда не угадаешь, что скрывается в темноте.

— И чего ты от меня хочешь?

Мэй ужасающе-четко вспомнила, как он обнимал ее в навеянном демоном сне. Мысль о том, что он мог быть с нею нежен, казалась абсурдной, невероятной. И как только Анзу до такого додумался? А главное, как она могла на это купиться?

У нее тряслись руки. Она помнила до мелочей ощущение Никова плеча под щекой, и вот он стоял перед ней во плоти, а ей даже в голову не приходило просить его об утешении. Он даже не поймет, для чего это надо. А раз так, зачем унижаться?

— Что я… Да ко мне демон забрался в постель! — вскричала Мэй и в ужасе зажмурилась! — Мне стало страшно!

Мэй открыла глаза и успела заметить, как Ник резко, почти зло отвернулся.

— Это я вижу, — бросил он. — Не пойму только, зачем ты меня позвала! Что, по-твоему, я должен сделать?

Мэй сама толком не знала. Она машинально бросилась к телефону, не подумав. Ей нужна была помощь — и она позвала Ника. У него были все основания бушевать и требовать ответа.

Она посмотрела мимо него на свой стол, заваленный дисками и остатками косметики, думая о комнате с битым стеклом на полу и гуляющим ветром, о демонах, шныряющих каждую ночь за окном.

И тут ей стало ясно, что надо делать.

Мэй вскинула подбородок и сказала:

— Сейчас объясню.

Ник опять посмотрел на нее нечитаемым взглядом, затем кивнул и сел — не на кровать, а на стул, не обращая внимания на кипу вещей и книг. Мэй пожалела, что не одета: трудно говорить твердым голосом, когда на тебе лиловая ночная рубашка.

— Я — слабое звено, так? — начала она. — Джеральд хочет, чтобы Джеми порвал с миром простых людей, то есть со мной. Тот же Джеральд хочет напасть на тебя и Алана, а Алану будет не все равно, если я стану одержимой. Возможно, то же касается и тебя.

— Возможно, — кивнул Ник.

— Не важно, — соврала Мэй. — Нам надо… как следует все продумать. У меня одной нет ни магии, ни представлений о вашем мире. И меня они выберут целью — всегда будут выбирать, пока не добьются своего. Поэтому нам нужен план. Надо сделать так… — она наклонилась к Нику, уперевшись одной рукой, — …чтобы они не смогли поставить на мне метку.

Она была готова к спорам и отговоркам — только не к приступу ярости.

— Нет!

— Ты же сам говорил, что этого хочешь, — напомнила Мэй. — Так действуй. Поставь на мне метку, и никакой другой демон не сможет меня тронуть. Я буду в безопасности.

Ник издал полурык, полусмешок и одним плавным движением вскочил на ноги. Мэй всегда было не по себе от такой прыти. Он в три шага прошел к окну и назад, потом поставил одно колено на кровать, рядом.

Его губы скривились в беззвучном рыке.

— Ты хоть представляешь себе, что такое метка демона?

— Но ты ведь не станешь в меня вселяться…

— Но смогу это сделать, — произнес он с расстановкой, будто упиваясь каждым словом. — В любое время. И не только. Метка третьего яруса — это возможность проникнуть в твой разум. Способность внушить любую мысль. — Ник подался вперед, говоря все тише и настойчивее. — Любое желание. И это, по-твоему, безопасно?

— Безопаснее, чем с Анзу, — резко ответила Мэй и толкнула его в грудь. По крайней мере, постаралась. Он схватил ее за руки. Мэй охнула от боли, но пальцы-тиски не разжались. Ник нарочно сделал ей больно — пытался ее напутать.

— Ты хоть знаешь, каково получать эту метку? — обрушился он. — Знаешь, что демоны используют эмоции, чтобы залезть тебе в душу? — Ник оскалился. — Чтобы подчинить себе? Не хочешь рассказать, что при этом чувствуешь?

Он наклонился еще ближе — руки Мэй в тисках его пальцев упирались ему в грудь — и зашипел на ухо самым нечеловеческим на ее памяти голосом. В нем звучали отголоски кошмаров, странным образом преобразованные в слова. От этих звуков Мэй стало жутко до дурноты.

— Я причиню тебе боль, — процедил он, обжигая дыханием кожу. — Я тебя напугаю до полусмерти. И мне это понравится.

В последний раз, когда Ник так близко к ней наклонялся, у него была леденящая душу улыбка. А потом Мэй с криком проснулась. Тогда тоже было больно и страшно. И сейчас внутри зарождалась паника, захотелось кричать.

Однако тот Ник был поддельный, а этот — нет.

— Ты меня предупредил, — заметила Мэй. Ее голос дрожал, но она убедила себя, что это не важно. — Ты пытаешься меня защитить. Я это ценю, поэтому и доверяю. Я все продумала и хочу, чтобы ты поставил на мне метку. Сейчас это лучший способ меня обезопасить.

— Ты права, — отозвался Ник тем же громоподобным, жутким голосом. Его лицо было совсем рядом — они почти соприкасались скулами. Мэй повернула к нему голову, ощущая страх, дурноту и легкое помешательство. — Права в том, — повторил Ник, — что я тебя предупредил.

— Послушай, — сказала Мэй. Пошла торговля, а в этом она знала толк. Нику ее не одолеть. — Я же тебе помогала, читала дневник. И Алану ничего не сказала. Теперь ты должен помочь мне.

Ник вдруг сжал губы, сгорбился и скрючил пальцы, словно нащупывал рукоятку меча. Судя по виду, его захлестнула ярость.

Мэй сначала растерялась, а когда поняла, что сказала, тут же открыла рот — возразить, что не собиралась его шантажировать.

— Да я бы не… — начала она, как вдруг у нее сперло дыхание.

Ник одним точным стремительным ударом отшвырнул ее на кровать и вдавил в стену. Когда Мэй попыталась встать, он прижал ее за горло, перекрывая кислород: она очутилась в ловушке между ним и стеной: руки в тисках его пальцев, ноги разведены. Ник предугадал ее движение и лишил последнего шанса на побег. Мэй вдруг забилась как раненый зверь.

Она чувствовала, как холод его кольца врезается в кожу сквозь ткань ночной рубашки. Вырваться было невозможно. Глаза Ника мерцали в полумраке, как чернильные, и, кроме них, она не видела ничего.

— Я пытался тебе сказать, — прорычал он. — Мне нельзя верить. И ты не в безопасности.

Ник наклонил голову к ее ключице. Мэй закричала.

Чувство было такое, что он ее укусил, только без зубов: оттуда, где губы коснулись кожи, разлилась острая, пульсирующая боль. Как будто Ник выжигал на ней клеймо. Мэй закричала, что передумала, чтобы он прекратил эту пытку, стала отчаянно изворачиваться, но не сдвинулась и на дюйм.

Боль слепила, накатывала волнами, и каждая такая волна отдавалась во всем теле, чем дальше, тем острее. Но еще хуже был животный страх, необъяснимая паника. Мэй поняла, почему звери, попавшись в капкан, отгрызали себе лапы. Она готова была на все, только бы вырваться.

Казалось, пытка никогда не закончится, и с этим ничего нельзя было поделать. Мэй едва не потеряла сознание, как вдруг все прекратилось. Боль ушла, но Ник не спешил ее отпускать — все так же стоял, прижавшись губами к ее шее. Мэй задыхалась. Из груди рвались хрипы, горло страшно саднило.

Ник отошел от нее и разжал руки — даже этот его жест показался пугающе-свирепым, — после чего молча застыл у окна. Некоторое время Мэй наблюдала лишь его неподвижный и совершенный профиль.

— Прости, — сказал Ник. — Но иначе никак. Таков уж я есть.

Мэй дрожала в холодном поту, чувствуя, как по коже катятся капли. У стены ее теперь ничто не держало, но и отойти она не могла: подгибались колени.

— Я сама напросилась, — глухо ответила Мэй. — Никто меня не заставлял.

Ник рассмеялся. Жуткий это был смех.

— И что, тебе от этого легче?

Мэй приумолкла.

Он покачал головой, потом снова посмотрел на нее. По взгляду Мэй поняла, что Ник разобрался в своих чувствах.

Он сделал, что умел, она получила, что хотела.

Утешений с его стороны не предвиделось, да и Мэй уже сомневалась, что нуждается в них.

Ей теперь вряд ли захочется подпускать Ника к себе. Хотя всякое может случиться.

Выяснить это наверняка Мэй не удалось, поскольку Ник кивнул и растаял как дым.

Она сделала несколько нетвердых шагов и рухнула на кровать, поднесла трясущуюся руку к горлу и потрогала место на линии ворота, которого Ник касался губами, куда ставил метку. Там что-то было: какая-то неровность на коже, словно корочка заживающей раны или след от ожога.

Смотреться в зеркало было выше ее сил: не хотелось видеть знак демона, заглядывать себе в глаза.

Боже, что она натворила!

 

Глава семнадцатая

ИГРА И ПРОИГРЫШ

Даже на следующее утро у Мэй не прибавилось уверенности в правильности поступка. Одно она знала наверняка: поздно что-либо менять. Слава богу, настала суббота, — утешала себя Мэй. Она спустилась в кухню заварить кофе. Одной чашкой сегодня было не обойтись.

На лестнице ей встретился бледный и понурый Джеми. Вместо того чтобы приободрить его, Мэй схватилась за воротник.

Брат сам протянул ей руку и взял под локоть.

— Ты права, я — идиот, — сказал он вполголоса, прижавшись щекой к ее щеке.

— Я всегда права, — ответила Мэй. В другой день она по обыкновению отшутилась бы — мол, эта болезнь семейная, — однако сегодня было не до того. Она совсем легко чмокнула Джеми в край подбородка и спросила: — Ну, как самочувствие?

— Препаршивое, — честно признался он.

Звякнул дверной звонок. Мэй открыла дверь и увидела Себа.

— А теперь еще хуже, — крикнул Джеми с верхней ступеньки лестницы.

— Привет, — поздоровалась Мэй, игнорируя выходку похмельного братца и надеясь, что Себу нравится вид девчонок спросонья — ее больше увлекли поиски кофе, нежели расчески.

— Привет, — ответил Себ. — Как там Джеми?

— Джеми, ты как? — спросила Мэй на повышенных тонах — мол, когда к тебе вежливо обращаются, надо отвечать, а не то схлопочешь.

— Господи, Мэй, — вымученно отозвался Джеми, спускаясь по лестнице. — Чтобы я хоть раз еще выпил? У меня все черно-белое перед глазами, руки ватные. Я тут глянул на себя в зеркало, и мне померещился очень грустный пингвин.

Себ сдавленно прыснул.

— Знаешь, что, — сказал ему Джеми, — мне сегодня паршиво. Так что, если не возражаешь, я, пожалуй, представлю, что тебя тут нет.

— Да как с тобой вообще можно разговаривать! — разгорячился Себ.

Джеми поморщился.

— Для пустого места ты что-то слишком шумный.

Мэй посмотрела на него исподлобья.

— Ты очень грубо обращаешься с гостями, Джеми. С этой минуты тебе предлагается вести себя повежливее. На случай, если ты забыл — я всегда права.

Намек был — прозрачнее некуда: дай Себу шанс и сестрица забудет о том, что ты в ней сомневался.

Джеми благодарно усмехнулся и пожал плечами.

— Уговор такой, Макферлейн, — сказал он. — Ты существуешь. Разрешаю. Можешь даже зайти на кофе. Но никаких криков и резких движений, или я умру. Тогда пеняй на себя.

Себ пожал плечами в ответ с плохо скрываемой радостью.

— Годится.

Мэй отвернулась и пошла готовить кофе, тайком улыбаясь. Она была уверена: план сработает. По ее же словам, Джеми не умел долго злиться.

Вот это точно не было семейным.

— Снова ты! — воскликнул Себ. Его тон вдруг стал грубым.

Мэй обернулась на пороге кухни — ее рука снова невольно вспорхнула к воротнику, как у какой-нибудь стыдливой викторианской девицы. На ступеньках стоял Ник. В ее сторону он даже не глянул, а Себа вовсе проигнорировал.

— Готов? — спросил он у Джеми.

— Что? Да, да, я готов. Употреблять много жидкости и валяться со стонами на диване весь день — вот к чему я готов. Физическая активность мне сегодня противопоказана. Иначе голова отвалится. Неужели ты этого хочешь, Ник? Если да, я буду вынужден огорчиться.

— Когда побежишь, станет лучше.

Ник выглядел слишком взвинченным. Мэй вообще не могла понять, зачем он пришел, как вдруг в голову пришла мысль: что, если он просто хотел увидеть Джеми после вчерашнего? Может, с ним Нику становилось легче?

Обычно демоны не нуждались в такого рода поддержке, но разве он не был пятнадцать лет окружен любовью, разве не слушал, как выразился Дэниел Райвз, нескончаемый монолог Алана, пока не заговорил сам? А теперь, когда между ним и его собственным братом что-то пошло не так, выбрал Джеми, который точно так же мог дарить тепло, болтать без умолку и странно хохмить, и пришел его проведать.

Или помучить себе на потеху.

— Да, но мы же собирались отвезти Алану мою старую гитару, чтобы он мог играть и все такое, — ловко вывернулся Джеми.

— Для этого нам понадобится машина, — сказал Ник. — Я сегодня без колес.

— Так сходи за ней, — подначивал Джеми. — Я подожду. Не сойти мне с этого места. Да и зачем, кстати? Еще голова отвалится…

— Гитару мы с Себом можем сами потом отвезти, — предложила Мэй.

— Супер, — отрезал Ник и протянул Джеми руку. Джеми утратил бдительность — посылал в сестру укоризненный взгляд, так что Ник его без труда схватил и выволок за дверь.

Он уже держал руку на двери с явным намерением ее захлопнуть, когда на лестнице появилась Анна-бель Кроуфорд.

Мэй знала, что мать носит пижамы — они лежали аккуратной стопкой у нее в шкафу, но никогда еще не видела ее вне комнаты иначе как при наряде и макияже. Сегодняшний день исключением не был: она появилась в белоснежном костюме для тенниса, волосы стянуты в гладкий «хвост», рядом с которым одна только идея филировки казалась кощунственной. Спускаясь по лестнице, Аннабель размахивала ракеткой.

— Мам, помоги мне, — взмолился Джеми. — Я не хочу на пробежку.

— Доброе утро, Мэвис, Джеймс, — пропела она. — Очень приятно видеть тебя снова, Ник.

Он наклонил голову и почти улыбнулся. Тем временем миссис Кроуфорд посмотрела на Себа и чуть заметно скривила губы — обозначить сильнейшую неприязнь, не нарушая приличий.

— Один из молодых людей Мэвис, я полагаю.

Себ, казалось, был раздавлен несправедливостью мира.

Аннабель откровенно изгнала неприятную мысль о существовании Себа.

— Приятной пробежки, ребята.

— Мам! — возопил Джеми.

— Тебе полезно, — умиротворенно отозвалась та. Она проплыла мимо Мэй, тоже направляясь на поиски кофе. Ник закрыл за собой дверь.

В холле остался один Себ.

— Кажется, — сказал он, — я начинаю ненавидеть этого Райвза.

— Кофе будешь? — спросила Мэй.

Мэй веселилась, наблюдая смятение матери по поводу странного гостя, пока ей не стало жалко Себа.

Она допила кофе и побежала к себе — переодеться и забрать гитару. Уложилась за пять минут, даже меньше, но по возвращении застала парня таким бледным, что поняла: мать напустилась на него вовсю.

— Извини за нее, — сказала Мэй, выходя с ним на улицу, где теплый солнечный свет желтыми брызгами ложился на стены ее дома. — Она — что-то вроде современной Белой Колдуньи. Один сплошной классный час, никаких перемен.

Она вспомнила, как Аннабель взбегает по ступенькам на своих каблучищах, и усмехнулась. Себ поймал ее улыбку и подарил свою.

— Ничего, — сказал он. — Просто она за тебя волнуется. Думает, я такой же, как те парни, с которыми ты встречалась.

— А ты, конечно, особенный, — поддразнила Мэй.

Себ усмехнулся, но без радости и как-то задумчиво.

— Верно.

Мэй вспомнила, как Ник размахивал мечом по ночам, а Алан бросал ножи на корнуольских скалах во время последней Ярмарки. Себ даже представить не мог, насколько иные парни отличаются от остальных. Не то чтобы она с ними встречалась…

От этой мысли Мэй почувствовала укол совести. Неловкое ощущение началось со странного зуда под воротником. Она коснулась шеи, сунув пальцы под горловину блузки с воротником-стойкой, отрытой в недрах гардероба.

Мэй отдернула руку и уцепилась за Себа, как за проводника в мир, где выбор был проще. Он охнул, словно испугался чего-то, а она переплела с ним пальцы, пустив побоку его нерешительность.

— Ну, и что ты теперь будешь делать?

Ее рука сжимала теплую ладонь Себа. Солнце выбелило гравий на дорожке так, что она засияла, как путь в светлое будущее.

— Надо бы отвезти гитару, — предложил Себ, и сияние у Мэй в глазах слегка померкло. Она чуть не взорвалась. Как он не понимает, что ей нужно быть подальше от Ника? Неужели не видно, что стоит ему оказаться рядом — и у нее сносит крышу, она начинает страшно тупить и вести себя как ненормальная? А ей нельзя тупить, раз уж она решила его спасти.

Взрываться Мэй все-таки не стала. Метка на коже начала гореть, словно между ней и демоном открылся канал, похожий на пересохшее русло, которое только и ждало притока магии или воссоединения с источником.

Мэй даже ничего не сказала. Ее вдруг ужасно потянуло к Нику.

К тому времени, как они очутились перед их домом, она заперла эту мысль где-то в мозгу и выбросила ключ. В машине Себ повеселел и заметно расслабился. Внутри было тепло и почти роскошно, жар от нагретой солнцем двери согревал Мэй сквозь тонкую блузку, а ветерок кондиционера обдувал колени. Она была рада, что в кои-то веки решила надеть юбку, рада, что учиться осталось всего неделю и что Себ с ней. Он служил живым доказательством тому, что она может быть нормальной, не совращенной магией, и обитать при этом в обоих мирах.

Ворота двора братьев Райвз были открытыми. Зайдя внутрь, Себ и Мэй увидели, что Ник выкатил из гаража машину и взялся ее мыть.

Она была серебристо-стального цвета, а ее корпус напомнил Мэй машины отцовских друзей, которые те покупали до или вместо развода — только старую и без одной двери. Пресловутый «Астон-Мартин Вэнкиш», любовь Ника. Он ее надраивал, раздевшись по пояс, а Джеми сидел на траве с книжкой и выглядел значительно веселее и приличнее, чем полчаса назад. Неподалеку возился с древней жаровней-барбекю Алан.

— Кто ему скажет, ты или я? — спросил Джеми Ника.

— Скажет что? — насторожился Алан. Джеми улыбнулся, словно не замечая напряжения в воздухе.

— Вчера у нас была контрольная по английскому, — гордо начал он, — и Ник получил четверку с минусом.

— Правда? — На лице Алана расцвела прекрасная улыбка. Джеми прямо-таки просиял. Ник держался равнодушно, но его вид почему-то мало кого убедил. — Молодцы!

Мэй замешкалась в воротах — не хотела портить момент, да только Себ, конечно, опять не вник в ситуацию и пошел напролом. Джеми, заметив его, сразу сник, но через секунду опять повеселел, когда увидел гитару.

— Эгей!

— Привет, Джеми, — отозвался Себ и немного скованно кивнул Алану. — Привет… мы тут заехали отдать гитару. Я Себ Макферлейн, мы с Мэй…

— Встречаемся, — закончила она.

— Рад познакомиться. — Алан приосанился. Солнце так припекало, что даже он снял рубашку и стоял в одной футболке, обнажив руки, чересчур мускулистые для простого помощника библиотекаря. — А что за гитара?

Он дружелюбно улыбнулся Себу и Мэй, но не удостоил ее особенного взгляда, как обычно.

«Может, до сих пор злится?» — задумалась она.

— В общем, я как-то решил поучиться музыке, — объяснил Джеми, — но после пары уроков вроде как потерял интерес и забросил. — Он слегка нахмурился. — Наверное, у меня не музыкальная душа. Зато гитара осталась. Ник сказал, ты умеешь играть, вот я и подумал захватить ее сюда и послушать. Люблю барбекю с музыкальным оформлением.

Джеми закончил тираду оправдания по поводу подарка и с надеждой посмотрел на Алана. Тот заулыбался.

— Пожалуй, я мог бы сыграть песню-другую, — ответил он и, проковыляв к Себу, забрал гитару. — А вы с Мэй не желаете остаться на барбекю с музыкальным оформлением?

— Ну… — начала она и замолчала.

Ник даже не посмотрел в ее сторону, не оторвался от машины, хотя Мэй мучительно ощущала его присутствие. Метка на шее реагировала на каждое сделанное им движение — словно там выросло крошечное второе сердце, и билось оно только для Ника.

Пожалуй, ей лучше было уйти.

— Желаем, — ответил Себ и расположился на траве рядом с Джеми. — Спасибо.

Что ж, подумала Мэй. Значит, решено.

Она пошла и села вместе с ними. Как будто они были ее талисманами и защищали от самой разной магии.

Алан отправился в дом за стаканом воды отпоить Джеми — судя по всему, уже не в первый раз.

— Мои голосовые связки требуют ухода, — пояснил тот. — И со вчерашним сеансом одновременного поглощения тридцати трех коктейлей это никак не связано.

— Мне бы тоже водички, — сказал Ник. — Я весь взмок.

— Будет тебе вода, — сказал Алан, выходя из кухни со стаканом Джеми. Потом он взял губку из ведра и выжал Нику на голову. У Ника тут же потекло по черным завиткам на затылке, по шее, по плечам, по широкой глади спины. Он довольно крякнул и вернулся к мытью машины, сноровисто двигая губкой вперед-назад. Его кольцо при этом так блестело, что делалось больно глазам.

Точно такую же боль Мэй почувствовала, когда Ник мельком оглянулся на нее через плечо.

Алан посмеялся над ним и пошел к жаровне заниматься барбекю.

Мэй откинулась на горячую траву, устав от себя и от неприятных ситуаций, в которые без конца влипала. Себ достал альбом для рисования, Джеми снова взялся за книжку, Алан начал готовить обед.

Голос Джеми, рассказ о танцах, чтении и любви в более романтическую эпоху вплетался в канву ясного летнего полдня. Мэй почти заснула, когда брат удивленно замолк на полуслове, а потом спросил:

— Это что, мой портрет?

— Да, а что? — ощетинился Себ.

— Здорово рисуешь, — сказал ему Джеми без следа антипатии. Он был до нелепости великодушен — обиды прощал легко и навсегда, влюблялся без памяти.

А теперь он любил Джеральда. Мэй понятия не имела, как с этим быть.

— Да? — переспросил Себ совсем другим, польщенным тоном.

— А Ника теперь нарисуешь? — предложил Джеми. — Гляди-ка: он почти без одежды. Очень художественно.

— Не надо одалживать мою натуру без спросу, — протянул Ник.

— Не хочу я его рисовать, — заартачился Себ.

— Но я думаю, что подойду для искусства, — спокойно продолжил Ник. — Мне говорили, что у меня тело божества.

— Греческого или того, у которого конская голова и слоновьи ноги от плеч? — осведомился Алан. — Когда в следующий раз скажут, попроси уточнить.

Запах дыма и жаркого заставил Мэй подняться с примятой травы.

— Все нормально, я проснулась. Можете меня кормить.

Себ пошел разносить тарелки, хотя Нику пришлось обслуживать себя самому. Он оставил машину и уселся на траву как можно дальше от Себа, сдувая со лба мокрые черные пряди-сосульки. Джеми как будто замутило при виде еды, но он не хотел расстроить Алана, а потому тайком сдвигал свои куски Нику. Вот только Алан поворачивал голову в тот самый миг, когда его названый брат преспокойно брал мясо с чужой тарелки.

— Эй, Ник! — воскликнул раз Джеми в притворном потрясении. — Как ты мог? Я только на секунду отвлекся! Где моя вкуснятина?

Алан протянул руку — дать Нику затрещину, а тот увернулся с набитым ртом. Мэй посмотрела на них, радуясь, что братья хоть на время забыли о ссоре, как вдруг они синхронно изменились в лице.

Выглядело это чудно: на мгновение их можно было принять за близнецов: — оба одинаково прищурились и оценивающе прикусили нижнюю губу. Потом Алан невесело усмехнулся и отвел взгляд, а Ник встал. Мэй повернула голову — посмотреть, что же такого они увидели.

Из ворот им навстречу шла Син — воплощение красоты и опасности, живое напоминание о том, что от магического мира никуда не денешься, а для Мэй — еще и причины, по которой она не хотела бы от него деваться.

Син выглядела обычнее, чем когда бы то ни было, но даже в джинсах, красном топе на бретельках и такого же цвета бандане поверх разлетающихся волос все равно двигалась как танцовщица.

Она была такая яркая, ослепительная, что Мэй невольно залюбовалась ею, и лишь в следующий миг увидела, что ее губы сжаты в тонкую красную линию.

— Син? — спросил Ник определенно довольным тоном.

— Алан? — спросила в свою очередь Син.

— Нет, это я, — сказал Ник.

Син смерила его взглядом и отвернулась, решительно щурясь.

— Алан, ты где? — снова окликнула она. — Мне поручено доставить тебе сообщение от Меррис. Передать устно и наедине.

Алан поднялся, немного припадая на больную ногу. Син отвернулась, словно он сделал что-то неприличное, потом последовала за ним на кухню.

Мэй вдруг осенило: Син — вот к кому надо обращаться за помощью! Она тоже встала, подошла к кухонной двери и тихонько заглянула внутрь.

Син и Алан спорили напряженным шепотом: она — стоя спиной к буфету, как будто ей требовалась поддержка с тыла на случай битвы, он — до белизны в пальцах держась за рабочий стол.

— Так ты зачем пришла: передать послание, или винить меня во лжи?

— Скажи еще, что ты не врал Меррис!

— Я всем вру, — тихо ответил Алан. — Так что не в ней дело.

Син разом вскипела и растерялась, беззащитно раскрыв рот, а в следующий миг снова пришла в ярость:

— Меррис говорит, что согласна. Первого июля, рыночная площадь Хантингдона. Приходи в восемь, и никто не помешает тебе сделать то, что задумал. Я даже не знаю, что она этим хотела сказать, — продолжила Син с внезапной резкостью. — Хватит с меня того, что ты и Меррис заключили сделку с колдунами. Как мне это отвратительно — словами не передать.

— Ну что ж, — отозвался Алан, — ты пока не хозяйка.

— Мы не продали ни одного талисмана, — продолжила Син дрогнувшим голосом. — Не дали ни одного совета. Люди гибнут от рук демонов, а мы бездействуем! Мне приходится подчиняться приказам Меррис, но будь иначе, я бы вырезала тебе сердце, иуда!

Голос Алана остался прежним: тихим и ровным.

— Только попробуй.

Син презрительно фыркнула.

— Вот и поговорили.

Она оттолкнулась от шкафа с намерением уходить, когда Алан схватил ее за руку. Син бросила на него негодующий взгляд, как истая принцесса Ярмарки, осаждаемая простолюдином.

— Погоди, — сказал Алан.

— Что?! — Она словно опешила и тут же приготовилась рассмеяться. — Зачем? Неужели тебе так нравится мое общество?

— Нет, — ответил Алан. — Но вы с Ником вроде дружили до всего этого?

Син завела руку за спину и обхватила пальцами небольшой бугор под тканью топа. Мэй готова была поспорить, что там спрятан нож.

— Что ты пытаешься сказать?

— Пойди туда и пообщайся с ним, как раньше. Ему немногие нравятся. Не хочу, чтобы он страдал.

Син разинула рот.

— Страдал? Демон? Боже мой, да ты спятил! У тебя точно не все дома.

— Я заплачу.

— Продолжай.

— Переводом шумерского текста шеститысячелетней древности. Полный ритуал, так что продажная цена будет высокой.

Син подняла брови, но ее воспитала Ярмарка. Мэй ничуть не удивилась тому, что ее голос и лицо больше ничего не выдали.

— Заметано, — бросила она, а потом как будто подумала о чем-то. Ее губы скривились в язвительной усмешке. — Значит, ты платишь за то, чтобы я разыграла дружбу с демоном?

Ее поза едва заметно изменилась: изгибы тела, линия алых губ теперь манили, предлагали что-то необыкновенное.

— А как насчет тебя, предатель? Как прикажешь общаться с тобой?

Алан рассмеялся. Син напряглась, как от удара током.

— Право, Синтия, — он посмотрел на нее поверх очков. — Твоего вечного плохо скрываемого презрения будет вполне достаточно.

— Я тебе не Синтия, — процедила Син.

— А хочешь еще одну сделку? — спросил Алан. — Посмотри не морщась, как я пройду по комнате, и проси чего угодно.

Син прикусила губу.

— Неси свою рукопись. Плата вперед.

Алан кивнул и пошел из кухни. Син нарочно отвернулась к мойке, чтобы не видеть, как он ходит. Оттуда как раз открывался вид на дверь и выглядывающую из-за нее Мэй. Син с улыбкой легко оттолкнулась руками и уселась на кухонный стол, лягнув стройной ногой ближайший шкаф.

— Услышала что-то интересное?

— Кажется, да, — задумчиво проговорила Мэй. — Меррис столкнулась с колдунами и саботирует Ярмарку.

Син на миг словно разозлилась, потом со вздохом опустила плечи. Мэй прошла к ней и склонилась над мойкой. Они стояли так близко, что голые локти Син касались рукавов Мэй.

— Джеральд из Круга Обсидиана хочет, чтобы Алан заключил Ника в круг в ярмарочную ночь и лишил силы, — продолжила она. — Один удар — и величайшая угроза его власти уничтожена. Тогда с ним никто не справится. А Меррис даже и не пытается. Как думаешь, сколько просуществует Ярмарка, если он добьется своего?

— В противном случае Меррис умрет, — чуть слышно ответила Син.

Мэй закрыла глаза.

— Знаю. Мне очень жаль ее. Но ты, помнится, говорила, что Ярмарка — твоя жизнь.

— И что мне, по-твоему, делать? — взорвалась Син. Мэй услышала шаги Алана за дверью и, до того как он вошел, торопливо ответила: «Что-нибудь».

Алан слегка всполошился, увидев ее, но все равно подошел к Син и вручил ей сложенный лист бумаги вместе с завернутой в салфетку глиняной табличкой. Син открыла перевод и взглядом знатока пробежалась по строчкам.

— И за это мне надо изобразить симпатию к демону? Больше ничего?

— Ну, ты ведь у нас мастерица давать представления?

— От мастера слышу, — хладнокровно ответила Син. — Ловко ты всех нас провел.

— Что было, то было. Просто я знаю все пьесы, которые играют люди, — рассеянно произнес Алан, выуживая из холодильника бутылку с лимонадом. — Так что уж постарайся не завалить роль.

И он вышел. Син раздраженно проводила его глазами, сбрасывая сумочку с плеча и запихивая внутрь табличку с переводом, словно школьное задание. Мэй стало нехорошо при виде такого обращения с музейной редкостью, но она сдержалась и вместо того, чтобы отнять экспонат, спросила:

— Могу я с тобой поговорить?

Син подняла голову и нахмурилась.

— Давай позже, — пообещала она низким, волнующим голосом — тем, которым разговаривала на Ярмарке. — Ты же слышала: сейчас мой выход.

Она оставила сумочку на буфете и зашагала навстречу солнцу. Даже ее волосы как будто заколыхались иначе, скользя по хрупким плечам. Направлялась Син прямо к Нику.

Мэй проследила за ней от кухонной двери и вдруг почувствовала, как метка вспыхнула огнем.

— Ну вот, с рутиной покончено, — произнесла Син, даже не удостоив Алана взглядом, — можно и отдохнуть. Что тут у вас интересного?

Ник с расслабленным и немного хищным видом откинулся назад, упираясь локтями в землю.

— А чего бы тебе хотелось?

Она протянула ему руку, а он накрыл ее своей, проведя большим пальцем по запястью, и благосклонно поднялся девушке навстречу. Син, ни секунды не медля, шагнула вперед и поцеловала его в смеющиеся губы.

— Удиви меня, — ответила она и изящно села рядом с Джеми, улыбнувшись ему. Джеми посмотрел на нее с неподдельным восхищением.

— Вот кого ты должен нарисовать, — посоветовал он Себу, в конце концов, найдя тому применение.

— Если хочешь, — предложила Син и убрала волосы с лица. Они засияли на солнце, и сразу стало ясно, что цвет у них темный, каштановый, а не черный.

Себ был рад проявить способности художника. Он поправил блокнот на колене и принялся рисовать, шурша грифелем по гладкой бумаге. Мэй заметила, что появление Син не ошеломило его как остальных, что было довольно приятно, если учесть первую реакцию Ника и Алана.

Пока Себ рисовал, Син отошла подальше и села на капот «Астон-Мартина», после чего поманила к себе Мэй — заплести ее волосы в тоненькие розовые косички. Ник вовсю удивлялся, на них глядя.

— А мне ты запрещал трогать машину, — пробубнил Джеми.

— Станешь таким же красивым — и делай что хочешь, — ответил Ник. — Да, и прекрати ныть, а то я вспомню, что хотел устроить тебе тренировочный бой на мечах.

— На мечах? — переспросила Син. — Я бы не прочь на это посмотреть.

— Ник занимается фехтованием, — сообщила Мэй Себу. — Может, видел — там носят такие белые костюмы и шлемы, похожие на яйцо? У него они есть.

Себ как будто поразился.

— А с тобой он, наверное, на балет ходит? — полюбопытствовал он у Син.

— Э-э…Что?

Мэй не считала себя хорошей актрисой, но знала, как уладить ситуацию, если потребуется.

— Я видела, как Син танцует, — тактично вставила она. — Это что-то потрясающее.

— Да, и трико мне ужасно идет, — подхватила Син. — Правда, с Ником не сравнить.

— Еще бы, — протянул Ник. — Ну, так я схожу за мечами.

— Перестань, — бросил Алан из недр шезлонга, где сидел с книжкой, а когда Ник напрягся, многозначительно посмотрел на Себа. — Сейчас не время.

Сказано это было немного резко. Ник прищурился.

— А тебе не приходило в голову, — тихо сказал он, — что я устал быть пай-мальчиком?

Между ними вдруг словно пронеслось что-то мрачное.

Мэй с тревогой оглянулась на Себа и заметила, как тот побледнел.

— Приходило, — парировал Алан. — И что теперь?

— А вот что!

Ник с разворота обрушился на брата. Тот отбросил книгу и в секунду выхватил пистолет. Зачарованный кинжал Ника сверкнул на солнце; тонкая сияющая полоса в один миг ослепила Мэй, а в другой — оцарапала Алану руку. Пистолет с глухим стуком упал на траву. На его блестящем боку алели три капли крови.

Ник подступил к Алану, кинжал описал широкую дугу и вдруг замер: Алан прижал к горлу Ника запасной нож из рукава, вынуждая запрокинуть голову. Мало-помалу Ник сдался и опустил руку. Алан тепло улыбнулся.

— Да, братец, — произнес он. — Немножко не успел.

Он отточенным движением спрятал нож под рукавом. Ник попятился.

— Видали? — спросил он, трогая царапину на шее. Его кольцо сверкнуло на солнце, как до того кинжал. — Нам не надо быть паиньками.

Он метнул на Себа взгляд-вызов, который словно говорил: «Слабо превзойти наш фокус с оружием на пикнике?»

— Хотите подраться — давайте, — произнесла Син, заплетя последнюю косичку. Мэй отошла от машины и успела заметить, как гостья потянулась к рукоятке кинжала у себя за спину.

— А мне вот не терпится посмотреть, как вы танцуете, — бодро сказала Мэй.

Син со вздохом убрала руку.

— Тоже можно.

Ник всучил Алану старую гитару, потом подошел к Син и, положив руку ей на талию, качнул так, что волосы девушки задели траву. Она рассмеялась, а Алан запел.

Мэй и раньше знала, что у него прекрасный голос, но до сих пор она не слышала его в такой обстановке, как этим жарким летним днем. Приятный баритон перекликался с мелодией отвыкшей от звуков гитары, и под ее аккомпанемент создавал живую музыку.

Ник и Син танцевали так близко друг к другу, что между их телами проскакивал лишь тончайший луч света, похожий на лезвие. От жжения в метке Мэй едва не затошнило.

Она обняла Себа за талию и зажмурилась, уткнувшись ему в плечо.

— На минутку выйдем на кухню, — прошептала она.

Себ неторопливо поднялся и пошел за ней. Теплая трава щекотала лодыжки, руки переплетались. Когда он закрыл за собой дверь кухни, Мэй шагнула ему навстречу в прохладном полумраке и поцеловала. Себ застыл, и она попятилась, рассматривая его во внезапном замешательстве.

— Ты не… — начала она.

— Нет, — поспешил перебить Себ. — Прости. Иди сюда.

Он осторожно, чуть ли не боязливо, обнял ее за плечи. Его глаза казались темнее, чем обычно, — зеленые искорки погасли в тени. Мэй на миг почудилось, что перед ней совершенно другой парень.

Снаружи фальшиво распевал Джеми, и этот веселый гам мешался с чистым, приятным голосом Алана. Босые ступни липли к пробковым плиткам. Лицо Себа было так близко…

Он легонько поддел ее подбородок, провел по нему пальцем. Его руки немного дрожали.

— Твои глаза — они прямо как… — произнес он, путаясь в словах и прерывисто дыша Мэй в щеку. — Прямо как звезды. — Себ наклонился ближе. — Я сто лет мечтал тебе это сказать.

Он зажмурился, подался к ней и чуть нерешительно, но с чувством поцеловал. Мэй уже встречались вопросительные поцелуи, а в этом чувствовалась какая-то мольба, на которую она очень хотела ответить.

— Ой, прошу прощения. Я только льда возьму из морозилки, — раздался голос Джеми.

Себ и Мэй разошлись.

— Кажется, я блокнот в траву уронил, — спохватился Себ и убежал.

— Спасибо тебе большое, — съязвила Мэй.

— Я же извинился, — отозвался брат без тени сожаления. — Знаешь, а этой девчонке с Ярмарки, похоже, нравится Ник, — воодушевленно продолжил он. — По-моему, ему не помешает взбодриться. Ну, может быть, немного. По нему вообще ничего толком не скажешь.

Мэй улыбнулась, кивнула и предусмотрительно накрыла ладонью метку, которая побуждала исполнять любую прихоть Ника, быть с ним рядом в каждую минуту. Вот, значит, как демоны проникают в тело, подумала Мэй. Они делают так, что ты сам хочешь их впустить.

Если у нее и был какой-то шанс остаться с Ником — совершенно нереальный, о чем Ник заявил в открытую, — то теперь он исчез. Отныне ей никогда не узнать, сама ли она мечтает о нем или метка внушает эти мечты. Как можно было согласиться стать куклой в его руках?

Пока Мэй и Джеми были на кухне, все словно решили воспользоваться их отсутствием и затеяли мелкую свару.

— С таким талантом ты мог бы петь на Ярмарке. Так почему ни разу не пел? — наседала Син.

Алан следил по книге пальцем.

— Для танцовщиков? — холодно спросил он. — Нет уж, увольте.

— Просто ты мне не нравишься, вот и все, — отрезал Себ. Они с Ником стояли рядом с машиной. «Лишь бы Себ ненароком к ней не притронулся!» — подумала Мэй.

— У меня другое мнение, — возразил Ник. — По-моему, ты так ревнуешь ко мне, что не можешь сдержаться.

Мэй бросилась на защиту своего парня.

— У Себа нет поводов ревновать, — сказала она, и, взяв его за руку, потащила к Алану. — Эй, может, еще что-нибудь споешь?

Алан послушно заиграл очень размеренную балладу, под какие не танцуют. Мэй легла на траву, предоставила солнцу омывать себя теплом с ног до головы, а сама включилась в беседу и начала заполнять долгие паузы.

В какой-то миг она приподнялась на локтях и увидела, что Ник сидит на земле рядом с Аланом и, вытянув длинные ноги, смеется тому, что брат говорит. Алан протягивает руку и гладит — нет, не волосы, а воздух у Ника над головой, и оба считают это допустимым компромиссом. Алан выглядит счастливым. Несомненно, он любит Ника и ни за что не предаст.

Солнце повисло над горизонтом, и кромки облаков в его низких лучах пожелтели, словно политые растаявшим маслом, когда Син поднялась и отряхнула джинсы.

— Мне уже пора, — сказала она. — Не могу бросить Триш с детьми на весь день.

— Приходи в любое время, — лениво проговорил Ник, пристроив голову к Алану на подлокотник.

— А что, и приду, — улыбнулась ему Син и посмотрела на Алана, подняв бровь. — Годится?

— Не то слово, — ответил он.

Син пожала плечами и пошла на кухню за сумочкой. Мэй вскочила и, промямлив что-то насчет льда, бросилась ее догонять.

Син стояла у кухонного шкафа, задумчиво глядя в расстегнутую сумку. Внутри виднелись табличка и лист с переводом, а рука Син словно зависла над ними. Потом танцовщица тряхнула головой и застегнула замок.

— Думала, оставить — не оставить? — спросила Мэй, стоя в дверях.

Син вздрогнула от ее голоса.

— Вот еще. Надо детей кормить.

— Главное, ты сомневалась, — заметила Мэй.

— Какая разница? Он даже не узнает.

— Зато мы обе будем знать, — ответила Мэй. — Кстати, что ты теперь скажешь о Нике и Алане?

— В каком плане?

— В плане альтернативы власти колдунов. Ты говорила, что Ярмарка — твоя жизнь. Мы могли бы дружить, потому что я тоже ее полюбила. Неужели ты позволишь колдунам все разрушить?

— А у тебя есть план, как это предотвратить?

— Да, — ответила Мэй. — Вообще-то есть. Алан выманит Ника в пустынное место якобы на ярмарочную ночь и заключит в колдовской круг, чтобы лишить силы. Как думаешь, что сделает в ответ Ник?

Син втянула воздух сквозь зубы.

— Убьет Алана.

Мэй даже в голову такое не приходило — она думала о том, что Ник никогда его не простит. Поэтому от прямой уверенности Син ее бросило в холод.

— Этого мы допустить не можем.

Син замялась.

— Ну, и каков твой план?

— На Ярмарке есть люди, которые последуют за тобой без оглядки на Меррис?

Судя по лицу Син, сама идея такой оппозиции была ей чужда.

— Попробуй начать с Маттиаса-крысолова, — предложила Мэй, и Син вдруг призадумалась. — А я предупрежу Ника. Тогда вместо того, чтобы пойти в западню, он встанет на сторону Ярмарки. Вместе мы сможем разделаться с колдунами.

— То есть поубивать их?

Мэй набрала воздуха в грудь и вспомнила о колдуне, которого убила ради Джеми, об окровавленном ноже, вымытом и лежащем в ящике стола, который она больше не открывала. Потом задумалась: стоило ли оно того, чтобы вскакивать по ночам от кошмаров?

— Да, — твердо ответила Мэй. — Именно так.

В этом случае Ник и Джеми спасутся, а Меррис и Алану больше не надо будет принимать самоубийственные решения.

Син отрывисто кивнула.

— Хотела убедиться, что ты это понимаешь.

Она постучала пальцами по кухонному столу, достала из кармана телефон и швырнула Мэй, которая сразу его поймала.

— Вбей туда свой номер, — пояснила Син. — Я поспрашиваю людей. Если что-то придумается, дам знать.

Мэй вспомнилась посланница Джессика, которая как-то узнала об ее успехах на Ярмарке. Может, турист проболтался, а может, у колдунов и там есть уши.

— Осторожнее с разговорами.

Син кивнула — мол, это и так ясно.

Ее телефон оказался простым и дешевым. Мэй подумала о своем — крошечном блестящем слайдере со множеством наклеек в виде замков, пирожных и значков с надписями.

«А ведь Син любит Меррис, — пронеслось у Мэй в голове. — И матери у нее нет. Ей больше терять, чем мне».

— Спасибо, — сказала она вслух.

Мэй набрала свой номер и кинула телефон хозяйке, которая тоже поймала его без усилий и улыбнулась ослепительной театральной улыбкой, словно бросила красный цветок.

— Не благодари, — сказала она. — Постарайся сдержать уговор.

Вернувшись во двор, Мэй нашла Джеми лежащим на траве — он свернулся калачиком по-кошачьи и пытался заснуть.

— Пойдем, — сказал Себ, спрятав в карман блокнот и протянув Джеми руку. — Я отвезу вас домой.

Обратная дорога прошла в той особой тишине, когда все понимают друг друга без слов, — только двигатель ревел, и солнце светило в стекла. Воздух принял янтарный оттенок и как будто загустел наподобие меда, Себ что-то напевал себе под нос. Джеми лежал на заднем сиденье, спокойно и размеренно дыша, и Мэй полуприкрыла глаза от солнца — ресницы делили все вокруг на черно-золотые секторы.

Наконец Себ подъехал к их дому, захрустев колесами по гравию. Он отпустил руль и взял Мэй за руку.

— Знаешь, — сказал Себ, — хотел бы я, чтобы каждый день был таким.

Мэй бросила взгляд на его загорелые руки с засученными до плеч рукавами и застыла.

— Погодите целоваться, я еще из машины не вышел, — бросил Джеми и нырнул в открытую дверь.

Поцелуя не состоялось. Мэй не двигалась с места, глядя на Себа в упор.

«Ходят слухи, что Джеральд изобрел совершенно новый тип метки, — совсем недавно говорила ей Джессика, — шипастые змеи, кусающие себя за хвост». «Отыщи ее у мальчишки, которого хорошо знаешь», — смеялась Лианнан.

Теперь Мэй поняла, почему Себ ходил с длинными рукавами. Метка колдуна, и к тому же питомца Джеральда, была выжжена черным на бледном сгибе локтя Себа.

 

Глава восемнадцатая

БОЙЦОВСКОЕ ПОСОБИЕ ДЛЯ ДЕВОЧЕК

Себ с ужасом посмотрел на Мэй и в следующий миг выпихнул ее из машины. Мэй упала на дорожку и вскочила на ноги, но за Себом было уже не угнаться — только гравий из-под колес брызнул в лицо.

Она развернулась и помчалась в дом, потом по лестнице в музыкальный зал.

— Джеми! — крикнула Мэй с порога. Брат вздрогнул и виновато посмотрел на нее с дивана. — Ты знал, что Себ тоже колдун?

— Да.

— И не сказал мне! Почему?

Мэй слышала собственный жесткий, безапелляционный тон, видела, как съежился Джеми, но она так устала от собственного дурацкого положения, что не могла ничего с собой поделать. Ведь он почти обманул ее! Снова!

— Потому же, почему не сказал о себе.

— Думаешь, все объяснил? — вскипела Мэй. — Когда ты понял, что тебя тянет к парням, то не стал этого скрывать. Я думала, у нас нет друг от друга секретов!

— Это другое! — Джеми чуть не кричал. — Если ты голубой, никто от этого не страдает. Тут все иначе! — Он под ее пристальным взглядом сделал глубокий вдох, сглотнул и сказал нетвердым голосом: — Я жутко боялся, что ты узнаешь обо мне правду. Сделаю что-нибудь необычное — и сразу прячусь. Мне было так страшно… Я думал, кроме меня, никто в мире на это не способен, и знал, что могу сделать людям больно, если захочу. А потом, когда мне стукнуло четырнадцать, в школу пришел Себ, и я сразу понял, что не один такой. Мы можем чувствовать магию в других — это все равно, что дышать воздухом, когда все вокруг дышат водой. Магия — воздух для нас. Я был так рад этой встрече… А он обошелся со мной просто ужасно. Я его ненавидел. Он вел себя как последний козел. Потом начали попадаться и другие колдуны, и все они как будто хотели меня убить — даже с Себом было не так плохо. А еще позже мы встретили Джеральда. Он показал мне, что я способен делать чудеса, сказал, что у меня замечательные способности, единственный настоящий мой дар. Себ начал меня пилить — мол, ты колдун и гордись этим, брось вести себя как плакса. Джеральд сказал, что если обычные люди узнают, то нас будут ненавидеть.

— Это не так! — сказала Мэй. — Я тебя люблю!

— Знаю, что любишь, — сказал брат с мольбой в глазах. — Но Себа ты невзлюбила. Я очень хорошо помню, как сам боялся оказаться рассекреченным. Я не мог тебе рассказать — не имел права.

Мэй резко выдохнула и подошла к дивану, где сидел Джеми. И она-то считала себя самой умной, следила, чтобы Себ ни о чем не догадался… А он с самого начала все знал.

Вот тебе и нормальный парень.

— Ты знал, что Себ — колдун? — спросила Мэй Ника за обедом в школе.

Ник поднял голову.

— Нет, — ответил он ровным тоном. — Но колдует он наверняка неважно, иначе я бы почувствовал.

— Неважно, — поддакнул Джеми. — У меня гораздо лучше выходит.

Сказал он так, словно испытывал не гордость, а беспокойство.

В школе Себа не было. У Мэй на душе заскребли кошки.

Он, может, и врал ей, даже смеялся за спиной, но она слишком хорошо помнила его разговор с «приемными родителями» — то есть наверняка с Кругом Обсидиана. Себ тогда умолял простить его, не отсылать обратно. Перед глазами Мэй встало белое, как мел лицо Джеми, когда тот признался в умении колдовать.

Джеми было, к кому пойти, а Себ остался совсем один.

Может, он решил, что у него нет выхода. Хотя это глупо: выбор есть всегда.

Если Себ проболтался Кругу Обсидиана, что его вычислили, парню несдобровать.

На следующий день он опять не пришел в школу.

Значит, он уже давно состоял в круге и при этом ходил учиться. Мэй была почти уверена, что ему хотелось казаться нормальным, болтать с друзьями. Когда-то они часто встречались у велосипедного гаража.

Ник, наверное, был бы рад, случись с Себом что-нибудь страшное. Джеми его ненавидел. Из тех, кто знал, что происходит, никого, кроме нее, не волновала судьба Себа.

Он как-то упомянул, что его приемная семья живет на Леннокс-стрит. Можно будет пройти мимо и заглянуть. Подумать только — колдуны обитают в какой-то паре улиц от них с Джеми!

Мэй увидела машину Себа на стоянке рядом с частной больницей. Лужайка у него перед домом была ровной, как стол; с яркой, ухоженной клумбы поднимали восковые головки красные тюльпаны. Сам дом сиял белизной — три этажа, на верхнем балкон по центру, цветы на подоконниках — торт, да и только. Он казался кукольным, будто нарочно задумывался веселым и безукоризненно чистым, как мечта человека, с рождения лишенного дома.

Ни в одном из окон Мэй не заметила движения.

«Ну, — сказала она себе, — я нашла, что искала. Встретиться с Себом не вышло, а рисковать собой и лезть на рожон я не собираюсь».

В эту самую минуту по дороге проплыл черный лимузин, и Мэй нырнула за изгородь как раз тогда, когда он остановился перед домом. Из него вышли две дамы: Джессика-посланница с серьгами-кинжалами в ушах… и Селеста Дрейк.

Они скрылись за входной дверью, а Мэй направилась к калитке двора. По дороге ее оцарапала шпалера для вьющихся роз, на плечо упал белый лепесток. Мэй смахнула его и порадовалась тому, что в нее не полетели заклятия. Обошлось и без сторожевых псов или, с учетом характера обитателей, сторожевых зомби.

Дверь черного хода была приоткрыта, словно затем, чтобы по кухне гулял теплый ветерок. Заглянув туда, Мэй увидела красную плитку на полу и деревянную мебель. Откуда-то из глубины дома доносился рассерженный голос Джеральда. Мэй опасливо прокралась внутрь, готовясь сбежать в любой момент.

— Мы прекрасно справлялись без вашей помощи! — сорвался Джеральд.

— Неужели? — спросила Селеста. — Вы живете у демона под прицелом и, насколько я знаю, до сих пор не можете завербовать одного способного молодого мага.

— Я слышал, ты сама успела пообщаться с ним и нашим знакомым демоном, — заметил Джеральд, восстанавливая прежний, мягкий тон. — Джеми не интересен Круг Авантюрина. И мне, честно говоря, тоже.

— Думаю, вы оба измените свое мнение, — сказала Селеста. — И у нас Джеми примут с распростертыми объятиями. А вот насчет тебя и твоей шайки не уверена. Как только вы приползете к нам за помощью, мои условия будут далеко не так заманчивы, как сейчас.

— Ничего, потерплю.

— Ты лишишься всего, что имеешь, — пропела Селеста.

— Я вас провожу, — произнес третий голос. «Помощница Джеральда, Лора», — догадалась Мэй.

Она навострила уши, готовясь убежать при первом же звуке шагов.

Себ, видимо, стоял слишком близко от двери. Мэй ничего не услышала, когда он вышел прямо в коридор, где столкнулся с ней лицом к лицу.

В следующий миг Себ бросился на нее, а Мэй метнулась к двери и дальше, по ступенькам в подвал. Так, убегая от него, она очутилась в западне сводчатого подземелья. Ее окружало кольцо гигантских, мерцающих холодным светом камней, а Себ загородил собой единственный выход.

— Ты что тут делаешь? — спросил он. — Беги отсюда!

Все у него было в порядке. Судя по виду, его даже никто не ругал.

С другой стороны, тревогу он тоже не поднял.

— Что это такое?

— Настоящий Обсидиановый Круг, — ответил Себ. — Все наши круги вызова — его отражение. Это источник нашей силы. Так что поверь, ничего хорошего тебя здесь не ждет. Беги скорее!

— Вашей силы, говоришь? А что, если кто-то возьмет больше других?

— Не выйдет, — ответил Себ. — Круг действует так, что каждый получает равную долю, а остальное зависит от способностей.

— От способностей? — переспросила Мэй. — Я слышала, у тебя с этим туговато. Говорят, ты не самый крутой колдун, а, Себ? Но все же один из них.

Даже в полумраке подземелья было видно, что Себ густо покраснел.

— Да, — ответил он. — Это правда. Прости. Но я не хочу, чтобы ты пострадала. Прошу тебя, Мэй. Они тебя убьют, если увидят здесь.

Себ шагнул ей навстречу. Мэй на него замахнулась. В следующий миг он схватил ее за руку и бегом поволок по ступенькам наверх, в коридор.

— Себ! — раздался резкий голос Джеральда. — Ты что там делаешь?

Они переглянулись. Мэй увидела отражение собственного страха у Себа на лице. И тут он пропихнул ее в ближайшую дверь.

— Сиди тут, — шепотом приказал Себ и вышел, тихо заперев ее за собой.

Мэй осталась одна в комнате — его комнате, судя по обстановке.

Обстановка была простой: деревянные полы, бежевый коврик, темно-коричневый письменный стол. На столе лежал блокнот для рисования, который Себ вечно таскал с собой — зеленая обложка покоробилась с краев.

«Дом, что надо» — говорил Себ. Да уж, просторная комната в милом особнячке, а платить за нее приходится, убивая людей.

Мэй подошла к столу и взяла в руки блокнот. Вдруг там нарисована метка, которую изобрел Джеральд? Если знать, как она выглядит, может, его будет легче одолеть?

Мэй отвернула обложку и наткнулась на портрет брата. У нее даже дрожь в пальцах прошла от удивления. Карандаш Себа легко схватил все детали — мягкий ежик волос, четкую линию подбородка, зарождающуюся кривоватую улыбку… даже руки выглядели словно живые.

Мэй опять начала закипать от ярости. Рисунок был очень хорош. Если Себ мог творить такую красоту, зачем понадобилось ввязываться во все это?

Все, что он говорил, было ложью.

Мэй перевернула страницу, и у нее опять затряслись руки.

Снова Джеми. Только здесь он сидел за партой, пытаясь удержать карандаш на ребре учебника. Вид у него был серьезный и сосредоточенный: лицо повернуто прочь от Себа, над воротничком блестит серьга.

Мэй заглянула дальше.

На обороте Джеми сидел, откинувшись на стуле, и с кем-то болтал. У собеседника были темные волосы и резкие контуры лица. «Должно быть, Ник», — предположила Мэй. Когда она снова перевернула страницу, Джеми говорил с кем-то еще, маленькой плавно очерченной фигуркой, в которой Мэй заподозрила себя. Все прочие люди с ним рядом были похожи на призраков — один Джеми, сияющий и жизнерадостный, стоял как живой.

Дверь с тихим скрипом отворилась — по одному этому звуку чувствовалось, как робко ее открывают. Мэй подняла глаза. Там стоял мрачный, рослый и притихший Себ, которому она страшно захотела врезать со всей силой.

Что тут же и сделала: подошла и швырнула ему в грудь злополучным блокнотом.

— Будь ты хоть честным человеком, а не колдуном-убийцей, — сказала она, — после этого между нами все кончено.

— Нет! — машинально выпалил Себ, словно охнул от удара. — Нет, постой! Ты все не так поняла!

Он схватил ее за локоть и рывком подтянул к себе, а потом влепил поцелуй, словно пощечину. Он держал ее как куклу, как марионетку, которой ему не удавалось управлять. Мэй плотно сжала губы, но все же почувствовала вкус его поцелуя, почти горький от отчаяния.

Она открыла глаза, когда Себ отпустил ее и попятился.

— Как будто это что-то меняет, — скривилась Мэй. — Ты все такой же…

— Я не убийца! — взревел Себ.

— Да? Как думаешь, до чего ты докатишься с такой меткой? Или мне спросить через неделю?

— Слушай, — сказал он, — мы не такие, как ты думаешь. Этот демон все врет! Не слушай его!

Мэй рассмеялась ему в лицо.

— Вот дурак! Ты что — вообще ничего не знаешь? Демоны не умеют врать!

Себ разинул рот и словно осекся, хотя ничего не говорил.

Мэй поймала взгляд его прозрачных зеленых глаз.

— В апреле твои друзья поставили метку на Джеми.

— Джеми? — повторил Себ. У него это имя прозвучало совсем иначе.

— Ага, — передразнила Мэй. Жестоко, конечно, но ей было плевать. — Джеми. А демон с предателем его спасли. С моей помощью. Я убила колдуна. Тебе это когда-нибудь говорили?

Себ молча выпучил на нее глаза.

— Я бы сказала, как его звали — если б знала.

— Мэй, ты мне нравишься, — произнес Себ с неожиданным напором. — Вот почему я… я думал, что смогу…

Мэй горько усмехнулась.

— Кажется, мы оба знаем, почему ты со мной гулял. И кто тебе нравится на самом деле.

— Нет, — тряхнул он головой. — Ты не в себе, Мэй.

— А может, ты просто меня не знаешь, — ответила она и пошла прочь, швырнув блокнот ему под ноги. — Да и не только меня. Думаешь, круг — это твое спасение? Думаешь, он доведет до добра?

— Мне больше некуда было идти, — сдавленно ответил Себ.

Мэй глубоко вздохнула.

— Что ж, теперь есть. Бежим со мной. Вместе что-нибудь придумаем.

Себ только снова вытаращился в ответ.

— Я знаю, что ты во всем мне врал, — продолжила она. — В целом мире нет двоих людей, у которых так мало общего, но это не важно. Важно то, что тебе надо отсюда смываться.

Джеми, Ник, а теперь он. Спасать парней вошло у нее в нехорошую привычку.

— Себ! — позвала Лора. — А ну живо сюда!

Он опять с мольбой посмотрел на Мэй. Потом снова прошептал: «Сиди тут» — и выбежал из комнаты.

Мэй села на кровать и попыталась разработать план. Она ни секунды не обманывалась, что кроличья беготня Себа прошла незамеченной. Очень скоро кто-нибудь сюда войдет, и тогда… Надо было срочно придумать, что делать в таком случае.

Дверь медленно открылась. На пороге стояла Джессика Уокер.

— Ну и ну, — произнесла она. — Кто это тут у нас?

Мэй задорно улыбнулась.

— Здрасьте, — сказала она. — А я как раз думала насчет вашего предложения.

Пять минут спустя она на глазах у всех вышла из дома Обсидианового Круга в сопровождении колдуньи-конкурентки. Себ побледнел, а Джеральд впал в ярость, но оба они видели серьги Мэй — два сверкающих кинжала в круге.

Селеста шла рядом, положив руку в перчатке ей на талию, не слишком прикрытую футболкой — бархат покалывал голую кожу.

— Надеюсь, ты не забудешь нашу помощь и передашь брату самые искренние извинения за тот инцидент на мосту, — прошептала колдунья Мэй на ухо, прежде чем сесть в лимузин. — Кстати, мое предложение остается в силе.

«Будешь готова начать свою жизнь, — сказала она, — разыщи меня».

— Я запомню, — ответила Мэй и посмотрела на Джессику. — Вам вернуть серьги?

Джессика ослепительно улыбнулась.

— Не надо. Они тебе идут.

Мэй не знала, куда еще пойти, и сама не заметила, как очутилась у Райвзов на чердаке.

Тени тонкими пальцами тянулись в окно и по полу — туда, где она сидела с дневником на коленях, а под окном стоял и смотрел на нее демон, едва различимый в наступающих сумерках.

Мэй откашлялась, чтобы четко зачитать послание умершего.

«— Ты научишь меня пользоваться оружием? По-моему, мне уже пора, — сказал сегодня Алан.

Ему всего девять. Когда мы в последний раз отбивались от колдунов, я чуть не лишился глаза, а ему пришлось ударить одного из них подставкой для зонтов.

Не сделай он этого, их сейчас было бы трое: Алан, Ник и Оливия. Трое беззащитных.

Пора-то оно пора, но когда я вижу, как он деловито вертит в руках пистолет — словно карандаш над кроссвордом, у меня все внутри обрывается. Я должен был сам всех спасать.

Пистолет у Алана под присмотром, Нику в руки он его не дает.

— Это не игрушки, — сказал он как-то раз.

— Знаю, — ответил Ник, не отрывая глаз от оружия. — В игрушках нет толку.

Когда я спросил Ника, что ему подарить на день рождения, он ответил: «Нож». Я сказал, что ножи не дарят. Он замолчал, глядя на меня в упор. Не знаю, смогу ли ему объяснить, что такое примета.

— Вот подрастешь — тогда куплю.

— А долго мне еще расти?

— До семи лет.

Порой мне кажется, что у него нет никаких сил. А может, и есть, только он не видит нужды ими пользоваться, защищать нашу семью. Обычно я твержу себе, что это из-за талисмана, который Алан заставляет его носить. Нику от этого больно. Я раз увидел, что кости и кристаллы оставляют у него след на коже, и велел их снять, но Алан, как непреклонная мамаша, вливающая лекарство в рот плачущему младенцу, сказал «нет».

Ник, правда, никогда не плачет.

Ему нравится наблюдать, как я чиню вещи. Когда трубы начинают течь так, что тянуть нельзя, когда машина ломается, я принимаюсь за ремонт. Вскоре меня охватывает ощущение смертельной угрозы, волосы встают дыбом и я, поворачиваясь, ловлю на себе взгляд его черных глаз.

В этот раз я специально подыскал нам такой старый дом, где что-нибудь постоянно ломается. Думаю, Нику будет полезно поучиться какому-нибудь простому ремеслу.

Когда мы заняты ремонтом, Алан смотрит на нас, словно на шаманов, и уходит учить арамейский.

— Только мы с тобой, да, Никки? — спросил я как-то раз, и он улыбнулся одним краем губ, спрятав руки в карманы.

— Наверное.

Когда мы идем в магазин «Сделай сам» и оставляем Алана дома, Ник машинально берет меня за руку, переходя дорогу, а на другой стороне улицы сразу отпускает. Но на несколько секунд его пальчики стискивают мою ладонь. И в магазине я иногда беру его на руки — показать отвертки и гаечные ключи.

— Мой парень любит мастерить, — сказал я в прошлый раз продавцу, без всякой задней мысли. Бывают такие моменты.

А бывают и другие — как в прошлом месяце на Ярмарке Гоблинов. Мы боялись, что кто-нибудь заметит глаза Ника. Алан так крепко держал его за руку, что оставил царапины от ногтей.

Никто так и не заметил. Людям в голову не приходило, что демон может быть ребенком. Его просто считали странным, под стать Оливии, но тут же начинали улыбаться, когда видели их с Аланом рука в руке.

— Присматриваешь за братиком? — спросила Филлис.

Алан застенчиво улыбнулся (обычно при этом все улыбались в ответ) и сказал:

— Как могу.

Филлис дала им обоим конфет, и Ник даже сказал «спасибо» — правда, Алану пришлось пихнуть его в бок.

Когда мы шли мимо танцовщиков, он вдруг застыл, как громом пораженный.

В одном круге был демон в обличье женщины с кроваво-красными губами. Она стояла, одетая в огонь, словно в платье, и оранжевые языки взбегали по ее белым плечам.

Ник смотрел на нее, а она — на него.

— Пойдем, Никки! — Я схватил его за руку и потащил за собой — ему пришлось бежать вприпрыжку, чтобы догнать нас с Аланом. Но вот он оглянулся и чуть не упал.

Наш Ник, от которого редко дождешься самостоятельных действий, а тем более — суждений, вдруг произнес:

— Она красивая.

Я обернулся вслед за ним. Демоница смотрела ему вслед, вслед Нику. Языки пламени обвивали ее руки подобно цепям, а пальцы были похожи на ледяные сосульки, острые, как иглы.

До того, как написать это, я укладывал Ника спать. Алан остался с Меррис и ее танцовщицами, а Ник допоздна ждал его перед окном. Я решил ему почитать две сказки, чтобы не было одиноко, и к концу он как будто задремал — глаза стали сонными, голова склонилась к подушке. Почти ребенок, подумал я, и почти родной.

Как-то без задней мысли я спросил: «Ты меня любишь?» — машинально, инстинктивно, как спрашивал Алана в самом раннем детстве. Он тогда широко улыбался, вскидывал ручонки, как будто получил приз за правильный ответ, и кричал: «Да!», а мы с Мари подхватывали его на руки и целовали в ответ.

И вот Ник отвернулся от меня.

— Нет, — сказал он вечно холодным, пустым голоском. И тут же заснул».

Мэй подняла глаза и посмотрела на Ника, которого язык не поворачивался назвать «Никки».

— Так всегда происходит, — невыразительно сказал он. — Демон не может сделать человека счастливым. А люди думают иначе. — Ник отвернулся и добавил тихим шепотом, с каким разгорается пламя: — Я сомневаюсь, что мы на это способны.

— Ты знал насчет Себа? — спросила Мэй. — Не в смысле колдовства, про другое. О нем и Джеми. Поэтому ты засмеялся, когда услышал, что я с ним встречаюсь?

Ник метнул в нее взгляд.

— Да, — ответил он через минуту.

— А почему не сказал?

— Алан как-то мне говорил: не можешь обманывать — не выдавай секретов, — объяснил Ник. — Я решил, ты сама догадаешься.

Точно, она должна была догадаться сама. Слишком уж терпим был Себ к ее приступам недовольства, слишком терпим к отношениям, где его проверяли и держали на расстоянии. А когда она пыталась сблизиться, он всякий раз взбрыкивал, якобы боясь не оправдать ее надежды.

— А ты сам откуда узнал?

— Я же демон, — отозвался Ник будничным тоном, — а мы тысячу лет наблюдали за людьми. Я умею распознавать желания.

«Ты так ревнуешь ко мне, что не можешь сдержаться», — сказал Ник Себу. Потому что сам проводил больше времени с Джеми и нравился ему. А она-то, дура, считала, что речь шла о ней.

— Супер, — тихо отозвалась Мэй.

— Хочешь, я его убью?

Очень непривычно было слышать, как кто-то говорит это всерьез.

— Нет! — вырвалось у Мэй.

— Он оставался с тобой и Джеми наедине, — сказал Ник. — Мог сто раз поставить метку. — Его тон стал жестким и резким, как проволочная удавка. — Силы у него, скорее всего, немного, иначе я почувствовал бы, однако с такой меткой это не важно. Он мог убить любого из вас.

— Но не убил. Сомневаюсь, что он вообще собирался нам вредить.

— Да ну? — спросил Ник. — Знаешь, у кого нет возможности передумать? У покойника.

— Ник, нет! — снова выкрикнула Мэй и отвернулась. Было слышно, как он встает и проходит на ее сторону комнаты, останавливается в нескольких дюймах от места, где она сидит.

— Но ты… тебе же плохо! — сказал Ник, нависая над ней тенью.

Мэй заглянула ему в глаза.

— Знаю. Потому и пришла сюда — с тобой мне становится легче.

— Что? — выпалил Ник. — Как?

Он вдруг яростно нахмурился, словно она чем-то его разозлила. Мэй не стала класть ему руку на плечо — чего бы не хотела метка у нее на шее.

— Мне нравится, что ты никогда не врешь, — сказала она помолчав. — Нравится, что ты хочешь нас защитить, хотя я об этом не просила. Ты очень упорный, легко не сдаешься. Мне все это нравится, поэтому я люблю сюда приходить. Мне становится лучше, когда ты рядом и не давишь, что тоже бывает. Не знаю, как понятнее объяснить.

— Это что — утешение?

Мэй глубоко вздохнула.

— Да. Что-то вроде.

Все встало на свои места: она согласилась рассказывать о чувствах, и делала это — пришлось раскрыть душу, чтобы найти к ней инструкцию.

— Насчет твоего отца, то есть Дэниела, — сказала Мэй. — Ты не должен терзаться за свои слова. Он любил ходить с тобой в «Сделай сам», с тобой ему было лучше, хотя иногда ты его и расстраивал. Вот что важно.

— Да, как будто он поэтому спрашивал, — сухо произнес Ник. — Кстати, я хочу знать о… о том, что он имел в виду.

— Я не могу объяснить любовь, — заторопилась Мэй. Ее вдруг ни с того ни с сего охватила паника, от которой хотелось уйти, сбежать без оглядки с чердачной лестницы. — И не спрашивай. Я не знаю! Я не хочу…

Ник посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, слишком близким и неуютным. Его глаза были как ночь, из которой что-то пытается пролезть в дом.

— Я просто должен это узнать. А нигде ничего прямо не написано. Говорят, она длится вечно. Это правда?

— Любовь? — уточнила Мэй.

Ник медленно кивнул, не отводя взгляда.

Она не хотела ему врать, и не могла не вспомнить прошлое.

Ее отец не был ни Дэниелом Райвзом, ни Черным Артуром. Он старался находить время для игр с детьми, уговаривал посещать секции, которые им не нравились, хотя они все равно ходили ради того, чтобы быть с ним рядом. Он с самого начала хотел завести детей, любил их.

Потом, на каком-то этапе, отец разочаровался в семье, решил, что уже ничего не исправить, и сдался. Сказал матери, что ничего не получится и продолжать смысла нет. Дескать, это был неудачный опыт — черновая семья, — благодаря ему он не наступит на те же грабли.

Память о его уходе еще ранила Мэй, но сам отец уже не мог причинить ей страдание.

— Нет, — ответила она, будто клещами вытаскивая из себя по слову. — Нет. Иногда любовь проходит. Если ты не хочешь меняться ради другого — того, кто любит, — иногда тебя перестают любить. А если… если твоя любовь остается без ответа, то и ты иногда перегораешь. Все прочее остается — боль и так далее, а любовь уходит.

Ник закрыл глаза.

— Понятно.

Мэй спохватилась: живее карандаша Себа она изобразила ему, что случится, откажись он стать человеком, не полюби он Алана в ответ — чего Ник боялся больше всего. Она хотела сказать, что не даст этому случиться, но ей надо было убедиться в жизнеспособности своего плана.

Ту-то ее и осенило.

— Знаешь, — сказала она, — а я сегодня забралась к колдунам в дом и видела их каменное кольцо.

— Что?! — взревел Ник.

— Там еще была Селеста Дрейк, — продолжала Мэй как ни в чем не бывало. У нее замирало сердце: уравнению вот-вот найдется ответ, части головоломки вот-вот сойдутся. — Она хотела нанять сразу весь Круг Обсидиана. Думала, они настолько выдохлись. Думала, только свистнет — и они тут как тут. Наверное, у Джеральда сейчас паника поднялась. Свои ему не доверяют. Странно, что наибольшую силу он проявлял именно в одиночку.

— Ага, — произнес Ник и усмехнулся.

Мэй улыбнулась в ответ.

— Понимаешь, к чему я веду?

— А то! — ответил Ник. — Если его загнали в угол, а он не защищается, значит — защищаться нечем.

— Круг наделяет всех колдунов одинаковой силой, но метка, которую изобрел Джеральд, позволяет вытягивать эту силу у сотоварищей по особому требованию, — продолжила Мэй. Ее голос звучал все тверже по мере того, как она проникалась уверенностью, и блеск в глазах Ника делался ярче. — Что полезно, когда дерешься один, и не очень — когда в полном составе.

— Положить весь круг будет труднее, — задумчиво отозвался Ник. — Я уже думал о том, чтобы разделаться с ними по одному. Если так, дело — дрянь.

Наоборот, сказала она себе, дело ладится лучше некуда. Головоломка сошлась: Ник и Ярмарка сообща разделаются с колдунами.

— Ничего, еще что-нибудь придумаем, — утешила Мэй и улыбнулась ему.

— Больше туда не ходи, — резко сказал Ник. Он опустился на пол почти с ней вровень и протянул руку к метке, но спохватился и легонько провел пальцами по ее щеке, а потом замер так, будто не зная, что делать дальше.

Мэй вдруг показалось, что чердачная комнатка съежилась, косые тени стропил рождали ощущение тесноты и темноты.

Ник раскованно, чуть насмешливо улыбнулся. Такую улыбку Мэй у него уже видела — до того, как узнала правду о нем, но не после, не во время занятий на чердаке, когда она пыталась объяснить ему человеческие чувства или сидела рядом, держа за руку. Ник, видимо, ощутил этот разброд эмоций в ее душе — улыбка поблекла и вовсе исчезла, словно он бежал к лазейке, а попал в капкан. Ник сидел рядом и наблюдал, и непонятно, на что это было похоже больше: то ли он пытался разобраться в ее тараканах, то ли следил из засады.

— Почему? — спросила Мэй. — Ты за меня беспокоишься?

Он нахмурился.

— Тревожишься, — тихо уточнила она, но видя его хмурое лицо, решила добавить: — Не хочешь подвергать меня опасности?

Он задумчиво кивнул.

— Почему?

Ей тут же захотелось поймать вылетевший вопрос. Он был так жалок, а ответ — так очевиден… но ей ничего не оставалось, кроме как смотреть на Ника и ужасаться собственной глупости.

— Ну ты же сама говорила, — произнес Ник глухим и сердитым тоном — от неловкости, догадалась Мэй. — Иногда мне с тобой лучше. Вроде как нравится твое лицо.

Она втянула воздух, словно спасительное лекарство, и сдержалась — не стала утыкаться лицом в его ладонь. Ник едва касался ее — кончики мозолистых пальцев чуть ощутимо гладили ее по щеке. Мэй была уверена: стоит ей шевельнуться, и он уберет руку.

— Сам не знаю почему, — продолжил Ник. Видимо, в отличие от настоящих парней, ему становилось спокойнее от ее молчания. — У меня много знакомых девчонок покруче тебя.

Мэй сделала большие глаза.

— А у меня больше нет таких очаровательных знакомых, — ответила она, и Ник усмехнулся.

— Не грусти из-за Себа, — сказал он ей и опустил руку. — Я тебе сразу сказал: если выберешь его вместо Алана, то, считай, спятила.

Мэй посмотрела на него в упор. Щека, там, где он ее трогал, похолодела, а метка горела огнем. Ник встал и отошел к окну.

— Если выберешь его вместо Алана, — повторил он, — значит, ты спятила.

На следующий день Себ вернулся в школу.

С Мэй он не поздоровался — даже не посмотрел. Она решила, что ему стало страшно — вдруг все его тайны всплывут наружу? Добрую часть большой перемены Себ все так же околачивался у велосипедной стоянки, болтая с друзьями и косясь на Джеми. Вся школа высыпала наружу: солнце жарило так, что в столовой стало нечем дышать, и вот уже девчонки расположились на траве, подставив животы солнцу, а серьга Джеми засияла разноцветными искрами.

— Гляди-ка, опять меня сверлят убийственным взглядом, — заметил он. — Как мне не хватало этой ежедневной дозы ненависти! Наркотик, да и только!

— Джеми, — окликнула его Мэй и замолчала. — Ты что-нибудь знаешь о Себе, кроме того, что он колдун?

— Э… — Брат наморщил лоб. — В каком смысле? Мы, знаешь, нечасто общаемся. С математикой у него нелады.

— Я не об этом.

— О том, что он любит рисовать? — предположил брат. — А, вот оно что. — Он изменился в лице. — Есть еще кое-что, чего ты не знаешь…

— Что?

— Ну, мне кажется, он… — начал Джеми и, не таясь, заглянул ей через плечо. Мэй обернулась. Себ и Ник за ее спиной кружили друг против друга — только гравий щелкал из-под подошв, а детвора — по сторонам.

— Отвали от них, — прорычал Ник.

Себ смерил его взглядом — глаза лихорадочно горят, подбородок вскинут. Казалось, ему плевать на грозящие увечья.

Вспомнив слова Ника о том, что ему тоже плевать на Себа, Мэй вдруг за него испугалась.

— Ну, как оно? — крикнул Себ. — Развлекаешься с новым дружком?

Ник расхохотался. Его смех прокатился по залитому солнцем двору.

— Клевещешь на мою ориентацию, а, Макфер-лейн? Ой-ой, что же мне делать?

Он замер на месте и вызывающе отвернулся. «Слава богу», — подумала Мэй, которая уже шла к ним. Джеми следовал за ней.

— Я все про тебя знаю, — процедил Себ. — Как ты обошелся с теми людьми в Дареме. Включая детей. И знаю, что ты сделал с Мэй то же самое!

Ник развернулся и с такой силой ударил его в лицо, что Себ плашмя рухнул на землю.

— Так вот, — произнес Джеми у Мэй за спиной, — я как раз собирался сказать, что Себ с Ником вот-вот подерутся.

Себ бросился на Ника. Тот замешкался — видимо, подавлял желание вытащить нож, так что Себ успел его повалить и один раз ударить, перед тем как Ник оседлал его, скрутил и принялся молотить.

— Хороший ход, — заметила Мэй.

Пока парни дрались, по небу серой галькой покатились грозовые тучи. Мэй охватило недоброе предчувствие — еще до того, как в руке одного из Себовых дружков сверкнул металл.

В следующий миг Джеми вырвался вперед, отпихнул ее, и нож вылетел далеко за пределы площадки. Его хозяин ошалело уставился на Джеми. Банда Себа даже немного попятилась.

— Эй, растяпа, — крикнул Джеми. — Чего ножами раскидался? Я слышал, так и порезаться можно!

Ник обернулся на его голос и бросил:

— Дай-ка я с ними разделаюсь.

В эту секунду Себ сгреб его за воротник и со всей силой боднул в лицо.

— Ты хоть знаешь, что он сделал с твоей сестрой? — прохрипел он Джеми. — Поставил метку! Метку третьего яруса. Теперь он может ей управлять… сделать своей рабыней…

Джеми в ужасе посмотрел на Мэй.

— Все не так! — выпалила она отчаянным шепотом. — Я сама его попросила. Колдуны мне угрожали, а твой Джеральд пытался напасть среди ночи. Он не хотел!

Ник издал бессловесный рев — из разбитой губы у него текла кровь — и вдруг рассмеялся Себу в лицо, когда тот опять бросился в наступление и швырнул его на землю. От этого смеха в небе забурлило, как перед грозой. Кое-кто из школьников всерьез перепутался. Хохот демона отдавался от стен площадки. Джеми напрягся, готовясь, если понадобится, применить магию, а Мэй только гадала, какой силой может повелевать Себ с новой меткой под рукавом.

Кто-то должен был остановить драку.

Мэй бросила их и метнулась к зданию школы, где сбоку от двери было окошко с кнопкой пожарной сигнализации, выбила локтем стекло и услышала, как по коридорам пронесся истошный вопль сирены.

Себ обернулся на звук, отцепился от Ника и выбежал через ворота на улицу, как будто за ним гнались.

У Мэй возникло ощущение, что в школе он больше не покажется.

— Не боись, Джеми, — сказал Ник, потирая лоб пальцами, как будто боль можно было разгладить. — Меня уже выгоняли из школы, так что не впервой…

Учебный день так или иначе почти закончился, и Мэй не чувствовала вины или печали из-за пропущенных уроков. Только Джеми совершенно предсказуемым образом принялся сокрушаться по поводу исключения Ника из школы. Не заметив как, они забрели к саду Ружмонт, со стороны бокового входа у разрушенных ворот с табличкой о трех повешенных ведьмах. Каменные развалины под серым небом казались ржавыми, словно какой-то ребенок-великан бросил под дождем игрушечный замок; деревья вдоль садовой ограды выглядели колючими и грозными.

— Да, но ты же не виноват! — с жаром твердил Джеми. — Налицо попрание справедливости! Себ первый начал — хотя ему лицо никто не попирал.

— Он сказал правду, — вмешался Ник. — Насчет метки третьего яруса.

Джеми пристыженно и в то же время тревожно посмотрел на сестру.

— Мэй объяснила, почему ты так сделал, — произнес он, запинаясь в словах. — Я не верю, чтобы Джеральд стал… но кто-то из его колдунов или другой круг… ты пометил ее, чтобы защитить. Это я понимаю.

Мэй схватила его за руку и крепко стиснула, а Джеми ответил тем же. На губах у него появилась и тут же сдулась, как шарик, робкая улыбка.

Голос Ника звучал отстраненно. «Вряд ли ему охота идти к Алану с рассказом об отчислении, — подумала Мэй. — И подарить новый повод считать себя вечным недочеловеком, новый повод предать».

— Ты что, не понимаешь? — вскипел Ник. — Через метки демоны могут проникать в людские умы, заставлять делать то, что хотят. Все, что хотят.

Он старательно избегал ее взгляда. Мэй потрогала метку сквозь ткань блузки.

— Мы это делаем, потому что можем, — продолжил Ник. — Потому, что наши желания для нас важней чужой жизни.

— Да, но ты-то не такой! — заверил его Джеми и улыбнулся по-настоящему.

Ник не поддался.

— Именно такой.

— Ну, может, был таким, — заспорил Джеми, — но это не считается. Ты начал новую жизнь — в каком-то смысле.

— Нет, — отрезал Ник.

Он вдруг застыл на месте, а потом направился куда-то в сторону, к военному мемориалу посреди сада. Там Ник уселся у подножия постамента. Джеми примостился по-турецки на близлежащую каменную плиту. Одна Мэй осталась стоять. Ей всегда больше нравилась верхняя часть памятника — железная женщина, отчаянно стремящаяся к небосводу.

— В Дареме жила семья Алана, — произнес Ник, уставившись на свои руки. — Тетя и дядя, двоюродные братья-сестры. Когда я приехал туда в первый раз, его тетка из-за меня здорово перепугалась. Но Алан хотел вернуться к ним. Думал, хватит притворства, пора жить с семьей. Надеялся, что они меня примут и как-нибудь привыкнут ко мне. Так что мы переехали в Дарем, сняли квартиру и заявились к Наташе Уолш на порог. А она велела нам убираться и никогда не показываться на глаза.

— Бедняга Алан, — произнес Джеми, глядя перед собой. — Мне очень жаль.

Ник горько усмехнулся.

— Да уж, — сказал он. — Только изверг его не пожалел бы, правда? А знаете, что я почувствовал после теткиных слов? Когда увидел его лицо? — Он рассмеялся — словно по воздуху полоснул мечом. Джеми вздрогнул. — Я обрадовался, — бросил Ник. — Потому, что не хотел, чтобы другие ставили на нем метки. Не хотел, чтобы кто-то, кроме меня, получил на него права.

Он залез в карман и вытащил зачарованный нож, лезвие которого могло разрезать что угодно. Мэй практически слышала полушепот, полусвист, похожий на вой голодного зверя, с которым оно рассекало воздух.

— Но Алан был так несчастен, — продолжил Ник. — И я захотел… захотел что-нибудь для него сделать. Поэтому я вломился в дом к его родственникам…

Джеми сдавленно охнул от ужаса.

— …И приходил каждую ночь, — продолжил Ник ровным тоном. — Пока не переметил всех, кто там был. Всех, даже детей. И заставил любить его. Думал, он это заслужил. Сделал так, что они пришли к нему и извинились. Алан был… он был страшно рад. Только через день-другой до него дошло.

Ник замолчал. Мэй смотрела в землю, на шнурки туфель Джеми, и старалась не думать о том, каково было Алану, когда он все понял.

Демон, которого он создал, положил к его ногам человеческие сердца, как кошка кладет дохлую мышь на хозяйский коврик.

Что было дальше, Мэй уже знала: ураган, погубивший двух человек, и жуткая ссора Ника и Алана, которую прервал ее собственный телефонный звонок. Теперь Мэй поняла, чего боялся Ник и почему Алан готов был его предать.

— Так нечестно, — Джеми замялся. — Почему они прогнали Алана?

— Нечестно, — согласилась Мэй, — но Ника это не оправдывает.

Тут Ник поднял глаза. Выражение его лица повергло Мэй в оторопь: настолько лишенное чувств, настолько пустое, словно раньше он носил маску и только теперь снял. Таким было его настоящее лицо: абсолютно невыразительным. Кто знает — может, за пустотой крылось отчаяние, а может, он впрямь ничего не чувствовал?

— А ты никогда не думал, — сказала Мэй, глядя в его демонические глаза, и ее неожиданно тонкий голос почти потерялся среди пышной зелени, — что, если Алан тебя разлюбит, ты всегда сможешь его заставить полюбить снова?

Ник смотрел бесстрастно, как череп, но в небе, над летними кронами, над верхушкой монумента, полыхнула ветвистая молния — безмолвный огненный росчерк.

— Нет! — громыхнул Ник. — Такого я не думал.

— Вряд ли, — сказала Мэй. — Значит, первый шаг пройден. Продолжай в том же духе.

У нее зазвонил телефон. Она схватила его — на экране горел номер Син.

— Пардон, дело срочное, — сказала Мэй и побежала за деревья.

Оттуда открывался чудный вид: город лежал как на ладони. Из трубки донесся четкий, бархатистый голос Син:

— Я нашла тебе армию, — сказала она. — Воевать еще не передумала?

— Нет, — ответила Мэй. — Не передумала. — Она засмеялась, схватившись за шею у затылка. — Рада… слышать насчет армии. Сегодня хорошие новости нужны как никогда.

— Две девчонки шестнадцати лет собрались в поход — и это хорошая новость?

— А ты представь это по-другому, — посоветовала Мэй. — Жанне Д'Арк было четырнадцать. По сравнению с ней мы — второгодницы. И, кстати, мне уже семнадцать.

— А-а, ну в таком случае лучше поспешить, пока ты совсем не перезрела.

Син рассмеялась чуть ошалелым, безудержным смехом — словно под стать самочувствию Мэй, которая была страшно рада хоть что-нибудь сделать после месяца беспомощных метаний. Она оглянулась на Ника — тот сидел понурившись у подножия статуи, и на участливо склоненную фигурку Джеми.

— Демон план одобрил? — продолжила Син.

— Он пока не в курсе, — ответила Мэй. — Но скоро будет.

 

Глава девятнадцатая

ИЗМЕНА

— Таким милым созданиям нельзя возвращаться домой одним, — произнесла Мэй, как только Алан вышел из книжного магазина.

Витрины за ним потемнели, а солнце почти скрылось за горизонтом, но улыбка Алана озарила все лицо как луч, как лампа-маяк в ночном окне.

— Привет, — сказала Мэй и потупилась, потому что не заслужила эту улыбку. Потому что пришла сюда с твердым намерением отговорить Алана во что бы то ни стало. Чтобы, когда придет время рассказать Нику о ловушке для колдунов, старший брат был на их стороне. Может, тогда о предательстве никто никогда не узнает. Хотя в этом случае придется забыть, что Алан пережил в Дареме, а значит, сделать выбор в пользу Ника. Чем не предательство?

Может, и ничем.

— Давненько тебя не было видно, — произнес Алан. Последнюю неделю Мэй потратила на то, чтобы доучиться в школе, навестить Син и встретиться с теми, кого смогла заинтересовать своим планом. Все это время она из трусости избегала встреч с Ником и Аланом. Однако июнь подходил к концу, и времени трусить не оставалось.

— Знаю, — ответила Мэй и притихла.

Они вышли из переулка, где прятался книжный магазин, и очутились на проспекте, где сияли только витрины, а сами дома стояли в потемках. Вечернее небо окрасилось сиреневыми и коралловыми разводами.

— Ник мне рассказал, — тихо продолжила она, — точнее, нам с Джеми — о том, что произошло в Дареме. Алан, я очень сочувствую.

Он промолчал, поникнув головой. Мэй не могла не вспомнить, что точно так же выглядел его брат, когда рассказал им обо всем, — прежде чем выпрямиться с жутким, пустым выражением на лице.

— Это я виноват, — произнес Алан. — Не надо было туда ехать, тем более оставаться. Я надеялся расположить их к себе и подставил, как последний эгоист. Хотел начать новую жизнь с семьей… хотя какая семья? Я ее не заслужил. Сначала дал Нику силу ей навредить, а потом — повод. Я виноват, но у меня есть способ все исправить.

— Алан, так нельзя!

— Я должен, Мэй.

Она повернулась и заглянула ему в глаза при свете неоновых сумерек.

— Ты готов отдать его жизнь и свою, полагаясь на слово колдуна, который уже пытался тебя убить, и демона, который обещал то же самое, если ты не дашь ему — ей — тело? Ты не можешь выполнить ее условие, а значит, не можешь и доверять. И не можешь оставить Ника без защиты перед колдунами. Он тебя возненавидит. Да и это будет не важно — вас убьют раньше, чем вы сбежите.

— Сомневаюсь, — ответил Алан. — Но я готов рискнуть.

— Алан…

Им уже даже не приходилось разыгрывать прогулку, таить ссору. Теперь только шпиль уличной скульптуры скрывал их от глаз любопытных пешеходов. Хотя едва ли кто-то прислушался бы или стал глазеть на эту типичную с виду подростковую размолвку.

— Мэй, ты там не была, тебе не понять. Мой брат заставил четверых человек меня любить. Превратил их душевные фибры в ниточки для марионеток. Никто не должен иметь такую власть, — сказал Алан. — Тем более он.

— Все равно — так нельзя. — Мэй услышала, как ее голос дрогнул.

Алан, наверное, решил, что она просто расстроена, боится за их судьбу, как беспомощная девица, которая при первой опасности остается дома и заламывает руки от ужаса. В то время как главный ужас состоял в том, как рассказать Нику об измене брата. Но Алан не понял, в чем ее мольба. Мэй молила не доводить ее до этой крайности.

Теперь она присела на край постамента. Позади высился стальной пик высотой в четыре ее роста, многогранный конус, все плоскости которого сходились в одно острие.

Трудно было бы представить что-нибудь более современное, однако каждая грань монумента была исписана загадками из книги тысячелетней древности.

Мэй закрыла глаза и приложилась щекой к остывающему металлу.

— Эй, — прошептал Алан. Она поняла, что он наклонился к самому ее лицу, и открыла глаза. Алан стоял, опираясь на ребро монумента, почти вровень с ней, а небо у него за спиной потемнело, словно чтобы стать в тон его глазам: цвета тающего заката, за которым была только густая сумеречная синева.

— Я слышал, вы с Себом в ссоре.

— Можно и так сказать, — произнесла она сухим, чуть слышным шепотом.

— Мне жаль, что ты расстроилась, — добавил Алан, — но еще я рад новому шансу. Мне надо тебе кое-что сказать.

Мэй вдруг захотелось по-детски зажмуриться, как будто Алан мог взять и исчезнуть, но она не могла оторвать от него глаз.

— Послушай, — ее голос сорвался. — Не надо.

— После смерти отца я повсюду искал кого-то, кто будет меня любить. Даже сидя в автобусе, наблюдал за людьми, выискивал добрые лица, пытался вызвать улыбку. Мне сотни раз снилось, что меня любят. — Говорил Алан тихо, но уверенно. Потом он протянул руку и коснулся ее волос, осторожно убрал одну прядь за ухо. — Я многих девушек встречал, — сказал он, — но о тебе мечтал сильнее всего.

Тут он наклонился и, пока Мэй боролась с глупым, сиюминутным желанием расплакаться, поцеловал. Его губы были теплыми, и она неосознанно потянулась к нему, отвечая на поцелуй.

Он был неглубоким, но захватил ее до дрожи.

— Ты будешь со мной встречаться? — спросил Алан. — Сразу можешь не отвечать, — поспешил добавить он, и у него резко сел голос. — Я подожду до субботы.

На ночь пятницы была назначена Ярмарка.

— В конце концов, — продолжил он и скривился в горькой, милой, печальной усмешке, — если ты права и меня убьют в пятницу… я, конечно, знаю, что поступаю правильно, но мне будет страшно. Меня очень утешит мысль о том, что в субботу ты, может быть, согласишься.

Страшно заманчиво ощутить, что кому-то нужна, стать чьей-то мечтой. Мэй не знала, что скажет в субботу, зато знала, что в пятницу постарается спасти сразу две жизни.

— Не думаю, что Алан и впрямь это осуществит, — сказал Джеми.

Они сидели на ступеньках у порога собственного дома. Мэй рассказала, как Алан стоял на своем, как попросил с ним встречаться. Она стиснула руки коленями. Джеми, стоя на самом краешке, потянулся понюхать огромную красную розу с ближайшей шпалеры. В розе сидела пчела. Немного неосторожности со стороны Джеми — и пришлось бы вытаскивать жало.

— Я знаю, Ник поступил ужасно, но… — печально продолжил он, — Алан ведь должен быть с ним заодно! Я думал, он поймет, несмотря ни на что.

Мэй задумалась: и когда Джеми успел поменять предпочтения? Раньше он, не колеблясь, занимал сторону Алана. Выходило, что Ник, сам того не подозревая, лишал брата последних привязанностей.

— Может, Алан просто устал всегда его защищать, — заметила Мэй. — Он почти всю жизнь на это положил, а вышло только хуже.

Джеми продолжал изучать сердцевину цветка.

— Знаю, ты мне не поверишь, но на Джеральда можно рассчитывать, — произнес он, запнувшись на этом имени. — Он посвятил меня в свои планы. Алан и Ник не пострадают, хотя лучше бы Алан все равно туда не ходил. Ник… в общем, он очень разозлится.

Мэй поняла, что, планируя антиколдовскую кампанию, упустила из виду одну деталь: Джеми едва ли обрадуется, если Джеральда уничтожат. И если она может запудрить брату мозги, то и Джеральду это удастся ничуть не хуже.

Если Джеми узнает, что Джеральд может их всех убить, он сразу поймет всю праведность ее намерений. Непременно поймет.

— Знаю, — ответила Мэй. — Но я думаю… эй, какого черта?!

Она вскочила на ноги при виде знакомого силуэта, несущегося по дорожке прямо на них. Он спотыкался, как пьяный, и все равно бежал, словно за ним гналось кошмарное чудовище. На секунду Мэй его не узнала: трудно было понять, молодой он или старый, но то, как он бежал, говорило о страшной беде, которая только-только свершилась.

Первое, о чем подумала Мэй: «Это нападение!»

Ее второй мыслью было: «Это Ник! Он узнал правду!»

Беглецом оказался Себ.

Он надвигался семенящей трусцой, заплетая ногами, и глаза у него были дикие и блестящие. «Да он плачет!» — догадалась Мэй с нарастающим потрясением. Это Себ-то, гроза школы, который стыдился того, что умеет рисовать!

На миг он замер, отчаянно моргая, словно его ударили по голове, словно бежал, не разбирая дороги, и вдруг очутился у них перед дверью. Потом воззрился на Джеми.

— Я больше не хочу, — произнес он. Его голос сорвался на слове «больше». Впервые со дня знакомства Мэй услышала в нем школьника.

— Что не хочешь? — насторожилась она.

— Привет, — добавил Джеми, добрая душа. — Ты как… ты нормально себя чувствуешь?

Себ сделал еще шажок, потом другой, все еще жутко пошатываясь, словно ступал по ножам, а потом вдруг повалился на четвереньки, уткнувшись головой Джеми в колени.

— Ой, — выронил тот. — Похоже, нет!

Он не был бы собой, если бы через секунду не поступил так, как Мэй ожидала (случись кому-нибудь рухнуть от нервного срыва у них на пороге) — начал робко приглаживать взъерошенные волосы Себа. Плечи парня судорожно вздрагивали.

— Я не… — прохрипел он сдавленно. — Я не хотел!

— Нет-нет, конечно, не хотел, — начал увещевать Джеми, вопросительно глядя на Мэй.

«Что он несет?» — кричал этот взгляд. А еще: — «Помогите»!

Мэй пожала плечами.

— Меня приговорили, — проронил Себ. — Лора так сказала. В наказание. Мне некуда было пойти!

— Неправда, есть, — тут же нашелся Джеми. — У нас много знакомых, особенно у Алана. Та девчонка — Син — она сможет тебе помочь. И Алан сможет. Если тебе что-то не хочется делать, не делай. Если что, мы тебя спасем. — Он погладил Себа по волосам. В этот раз получилось увереннее. — Все будет хо…

Себ вскинул голову, как утопающий, который, почти отчаявшись, взмывает к поверхности за глотком воздуха. Джеми участливо склонился над ним. Себ протянул к нему руку жестом того же утопающего и, нагнув к себе за шею, поцеловал.

Мэй задумалась, не пойти ли ей в дом.

Джеми отпрянул, словно от губ Себа ударило током.

— Ой… — вырвалось у него. — Э-э?

— Это был сущий кошмар, — отозвался Себ. — Я не знал, куда деться.

— Эй, да ты застал меня врасплох!

Себ его как будто не слышал, а поскольку Джеми бормотал какие-то невразумительные оправдания, может, оно было и к лучшему.

— Поначалу я решил — ничего особенного, — продолжал Себ. — Только демон в круге, он мне даже не понравился. Смех у него был какой-то мерзкий. У Анзу. Он сказал, что знает тебя.

— Пару раз виделись, — рассеянно проговорил Джеми, словно сам себя не слушал. — Только такие встречи добром не кончаются. А еще на них могут ставить смертельные метки.

— …Всего-то запятнать какую-то незнакомку, которую никогда не увижу, — продолжал Себ, опять поникнув головой. Джеми снова принялся машинально гладить его по волосам. — Велика важность. Зато сила, она была как…

— Я знаю, — перебил Джеми. — Но это не страшно, люди на Ярмарке умеют удалять метки первого яруса. Себ, все будет…

— А потом я опять его выпустил, — продолжил тот неожиданно хриплым голосом. — И ничего не случилось. Мне даже думать не пришлось. Была только магия, потрясающая магия, и что бы демон ни натворил, меня это не касалось.

Джеми застыл.

— А потом я увидел ее, — выпалил Себ. Он будто бросился стремглав с обрыва без надежды на спасение, и слова из него сыпались точно так же. — С виду — обычную женщину, такую маленькую, с темными волосами, совершенно незнакомую. Но у нее были такие черные глаза, и она… она не издавала ни звука. Меня аж холод пробрал. А потом посмотрела на меня, а вместо языка у нее изо рта выползла черная змея, а Лора сказала… — со страха Себ поперхнулся, — …сказала: «Анзу тебя благодарит».

Повисла долгая, леденящая кровь тишина. Потом Джеми всего передернуло. Он отпихнул Себа и, вскочив на ноги, метнулся к двери, но у порога замер и обернулся.

Его лицо было белым как мел.

— Никогда больше не подходи ко мне, понял? — бросил он Себу.

— Джеми неделями носил на себе метку третьего яруса, — пояснила Мэй, когда дверь за ним с грохотом захлопнулась. Этот грохот разнесся по всему дому как выстрел. — Каждый день думал, что с ним будет что-то такое. Представь себя на его месте.

Себ поднял голову и уставился на нее. Его лицо медленно и некрасиво побагровело, словно он только сейчас осознал присутствие третьего.

— Прости, — хрипло проронил Себ и поднялся на ноги. Его все еще шатало, джинсы были в пыли. — Зря я… простите оба.

Фингал, который ему набил Ник, уже сошел. Мэй не слишком разбиралась в фингалах, чтобы понять — он исчез сам или с помощью магии. Когда-то этот чистый, красивый мальчик улыбнулся ей и поддержал в трудную минуту. А теперь он сам еле стоял на ногах.

Вот что случалось с новобранцами. Вот что Джеральд хотел сделать с Джеми.

— Ты сказал, что больше не хочешь так поступать, — произнесла Мэй. — Джеми был прав: мы можем тебе помочь. Заходи.

Она пошла за ним вниз по лестнице. Себ шарахнулся, как испуганный зверь, замахал руками — не то отогнать ее, не то сдаться.

— Я уже выбрал себе путь, — сказал он. — На мне две их печати. Куда бы я ни пошел, меня везде разыщут. Да и некуда мне больше деваться. Ничего другого не осталось. Зря я сюда пришел. Простите. Передай, что я извинился, ладно?

Себ бросился прочь. Мэй была уверена, что он хотел просто сбежать, а побег привел его обратно к Джеральду. Она пошла в дом и нашла Джеми лежащим на нижней ступеньке лестницы.

Мэй дружески окликнула его. Потом подошла к брату, села рядом на ступень выше, чтобы можно было положить руку ему на голову. Джеми наклонился к ее колену.

— Джеральд и не на такое способен, — проговорила она наконец. — А разозлился ты почему-то на Себа.

Джеми ответил не скоро — приглушенным тоном, как ребенок, который боится, что ему влетит.

— Потому, что Себ — такой же парень из школы. Он умел то же, что и я, а потом пришли колдуны и забрали его. Они говорили так… убедительно, а магия до того потрясала, что он просто соглашался со всем и на все, пока не стал убийцей. Теперь мне ясно, как это бывает. Я не хочу стать таким же.

— И не станешь. Ты на это не способен.

Она обняла брата за плечи, прижала к себе и почувствовала, что его трясет.

— А еще Джеральд обращался со мной хорошо, а Себ — как последний козел, — добавил Джеми. Он старался, чтобы это прозвучало беспечно, но не сумел. — Правда, я несколько лет боготворил Марка Скиннера только за то, что он делился со мной капиллярными ручками, так что пристрастия у меня очень и очень странные. Кстати о странностях — я перегрелся на солнце, или Себ только что…

— Именно, — ответила Мэй.

Джеми помолчал и с серьезным видом спросил:

— Как думаешь, может, он перегрелся?

— Конечно — налицо все признаки солнечного удара: головная боль, озноб и желание лезть целоваться.

Джеми закрыл глаза и вздохнул:

— Значит, не повезло.

— Многим нравится, когда рядом есть высокий красавец-брюнет, который страстно и преданно тебя любит, — ответила Мэй. — Я в книжке читала.

Джеми как будто замутило.

— Только не мне. Я был бы рад, если бы любовь ко мне выражали добрым отношением, веселили, когда мне бывает плохо. А я бы веселил в ответ. И чтобы никто никого не убивал.

— О-о, Джеми. — Мэй крепко его обняла — серьга брата царапнула ей щеку, а он прижался к ней совсем как в детстве.

— Джеральд говорит, люди станут нас ненавидеть, если узнают правду, — прошептал он. — У него в семье так и случилось.

— Твой Джеральд — кретин, — сердито бросила Мэй. — Я тебя люблю. И любить не перестану.

— Вопрос в том, — продолжил он тихо и горестно, — как они могут не ненавидеть, когда мы такое творим? Мы все любим магию. С одной стороны, я не хочу быть, как они, но и оставаться в одиночестве больно.

— Ты не одинок, — шепнула Мэй ему в волосы.

— А если… — начал Джеми и замолчал. — Если я скажу маме, как думаешь, она станет меня ненавидеть?

— Не говори! — вырвалось у нее. Она сдавила брата в объятиях от испуга и стремления защитить — будто он чуть не шагнул под колеса автобуса.

Джеми на секунду замер, а потом обмяк.

Некоторое время они сидели в тишине, и теплый бок брата согревал Мэй в прохладе холла. Она гнала из головы мысли о том, что ее армия может раздавить и Себа за все былые прегрешения. А может, еще удастся его спасти. Может, Ник простит Алана. Может, Джеми даже сумеет когда-нибудь рассказать обо всем матери.

— Только не сегодня, — сдалась она, наконец.

Джеми кивнул и пошел куда-то — наверняка звонить Джеральду, поговорить с кем-то, кто понимал про магию и был к нему очень-очень добр. А Мэй осталась сидеть на лестнице, обхватив колени.

«Не сегодня», — твердила она себе, думая, как рассказать Нику о планах Алана.

Однако Ярмарка Гоблинов была назначена на завтрашнюю ночь. Только сегодня и оставалось.

Сначала она подумала, что в доме никого нет: дверь открылась от легкого толчка, и Мэй вошла, надеясь, что Алан в отлучке.

— Ник? Алан?

Ей никто не ответил. Мэй поднялась в комнаты — те тоже оказались пусты. Странно, подумала она. Трудно было представить, что все ушли и оставили дверь открытой. Мэй спустилась во двор — вдруг Ник решил поупражняться с мечом.

И тут она подняла голову. По голубому своду ползли свинцовые щупальца туч, и каждое стремилось к маленькому дому, как если бы кто взялся играть в веревочку с целым небом.

Мэй отправилась внутрь и поднялась на чердак. По пути она прихватила с пола серую тетрадь, подтянула к себе лестницу из потолочного люка и полезла на крышу.

Ник сидел на склоне из гладкой, как голыш, серой черепицы, и нити облаков обматывали его запястья, точно бледные путы. Он оглянулся через плечо и посмотрел на Мэй без особенного удивления.

Внизу лежал двор, и небо отбрасывало на него странные тени. Мэй застыла, наблюдая за их игрой, пока голос Ника не вывел ее из оцепенения.

— Зачем пришла?

Она вынула из кармана сложенную тетрадь.

— Да вот, решила тебе почитать.

Ник только пожал плечами — валяй, мол, отличная мысль (как она это поняла). Мэй расправила дневник и открыла его. Прочесть оставалось всего несколько страниц, а что делать потом, она еще не придумала. «Давай, Дэниел Райвз, — обратилась Мэй к образу в голове, — не подведи». И начала читать.

«Два дня назад я оставил Алана с Оливией дома и вместе с Ником отправился в горы — отметить его восьмой день рождения.

Ехать пришлось долго, и Нику, похоже, понравилось сидеть впереди. Обычно место рядом со мной занимает Оливия. Глядя, как Ник вытягивает ноги и радуется просторному креслу, я вдруг подумал о том, что вырастет он высоким, и тут же вспомнил Артура. Он тоже высок, а его мнение о себе — еще выше. Мне незачем было знать о магии и демонах, чтобы питать к нему ненависть.

— Да ты быстро растешь, дружище, — сказал я Нику.

Он отвернулся от окна и посмотрел с любопытным блеском в черных глазах (если мне не померещилось).

— А я стану выше Алана?

— Может быть.

— И даже выше тебя?

— Если повезет.

— Грустно будет, когда мы с Аланом станем совсем большими, — сказал Ник. — И у тебя будет артрит.

— Ну и ну, говоришь прямо как взрослый.

— Когда ты состаришься, мы будем защищать тебя от демонов, — добавил он. — Если только ты перестанешь готовить брокколи.

У меня есть теория, согласно которой Ник научился острить, чтобы Алан не улыбался так при каждом его слове. Ник не любит, когда вокруг него устраивают суматоху.

— Мечтать не вредно, — ответил я. Он снова стал смотреть на проезжающие машины и по привычке надолго замолчал.

Алан хотел, чтобы Ник отпраздновал день рождения в каком-нибудь походе, без Оливии.

Он разработал для нас парную экспедицию в горы. Кажется, Ник даже был рад собрать вещи, палатку и снаряжение. А в дороге как будто скис.

— Опасно было оставлять Алана, — произнес он через полчаса пути. Я даже ушам не поверил: обычно он ждет, пока кто-то другой начнет разговор, и только тогда ворчит что-нибудь в ответ.

— Слушай, я же обещал, что с ним все будет хорошо, так? Он там в полной безопасности вместе с твоей мамой. Давай пока веселиться вдвоем, ладно?

— Алан не любит оставаться один, — произнес Ник, не отрываясь от окна.

— Ты о чем, Никки? Твой брат просто мечтает о том, чтобы его заперли на ночь в библиотеке.

Я сказал это со всем возможным терпением, и Ник не стал со мной спорить. Мне показалось, он просто нервничает, как обычно бывает с ним по утрам и в присутствии незнакомцев.

По прибытии в лагерь нам надо было представиться остальным отцам с сыновьями. Ник был отталкивающе холоден, и на миг я был готов заступиться за людей, зная, какую неприязнь вызывает в них это чудовищное дитя.

— Меня зовут Дэниел Райвз, — сказал я и пихнул Ника локтем, — а это Ник.

Он угрюмо покосился на меня — пришлось пихнуть его еще раз, чтобы поздоровался. Потом мы пошли ставить палатку.

Карабкаться в горы на следующий день оказалось гораздо легче. Ник быстро входит во вкус всего, что связано с тренировками и испытаниями. Я стоял рядом с человеком по имени Джейсон и смотрел, как наши дети спускаются по тропе. Мы немного разговорились на тему установки палаток, и Джейсон сказал, что его сын испугался овец, которые ночью паслись на склоне.

— Твой-то как, ничего? — спросил он.

— Ника трудно напугать.

— А-а, вот как, — Джейсон вспыхнул, словно я как-то принизил его ребенка. — А я думаю — без обид, — что твоему сыну не помешает быть чуть эмоциональнее.

Я пригляделся к подножию горы. Пока другие ребята еще спускались, Ник уже стоял внизу и буравил взглядом инструктора, который пытался помочь ему снять страховку.

— Похоже, мой сын твоего обошел.

Не очень умно было так говорить. Когда-то и я был свойским парнем вроде Дженсона, но со временем все труднее казаться нормальным. В отличие от Алана, я не учился с самого детства вести двойную жизнь. Отец — это тот, у кого всегда есть о ком подумать кроме себя.

Говорят, что жена — плоть от плоти твоей, но Оливия ухитрилась порвать со мной без намека на боль, не говоря о послеоперационных муках. Зато дети в таких случаях всегда страдают. И если мои дети чокнутые, то и я готов чокнуться с ними. Нормальность для нас уже не вариант.

В ту ночь Ник улизнул с посиделок у костра, пока я полез за зефиром для жарки на шампурах. Я нашел его на краю пропасти — он глядел вниз, на провалы и тени, которые при свете дня превращаются в зеленую долину.

— Эй, Никки! — окликнул я, но не стал протягивать руку — это было бы опасно, учитывая, как он шарахается при малейшем прикосновении. — Уходи с обрыва!

— Дурацкая была затея, — произнес Ник. — Тут кругом одни дураки.

— Ты просто плохо их знаешь.

— И знать не хочу, — отозвался он, белолицый, как кость, бледный, как призрак с блестящими черными глазами. На меня будто смотрел маленький дикий гоблин, а потом лунный свет лег иначе на его лицо, и я увидел получудовище, полумага, которого ненавидел, чуждого всему человеческому, как тьма порождений кошмаров.

— Алану это не понравилось бы, — сказал Ник. — Он хотел бы, чтобы мы поехали домой.

— Правда? — спросил я и протянул руку — поймать Ника, если он потеряет равновесие. — Ну что ж. Значит, нам пора собираться. Зачем расстраивать твоего брата?

Ник помог мне упаковать вещи, и мы среди ночи поехали домой. Я думал, Ник заснет по дороге — он легко переносит поездки и всегда без труда засыпает в машине, когда мы бежим от колдунов. Это Алан всю ночь не спит — сидит бледный и напряженный в ожидании будущего. Всегда хочется взять его на руки и отнести в постель, как маленького.

На этот раз Ник не заснул. Он смотрел в окно и считал, сколько нам осталось проехать.

— Дурацкая машина, — сказал он, в конце концов. — Ведь можно же ехать быстрее!

— По закону — нельзя, Никки.

Ответом мне был угрюмый немигающий взгляд.

— И закон твой дурацкий.

Алан подбежал к окну, чуть только увидел машину, — его нож блеснул в свете фонаря. Мне пришлось отвлечься и сосредоточиться на простой задаче — как выключить двигатель. Сердце сжималось в груди при мысли о том, что мой сын сразу хватается за оружие, а уже потом смотрит, кто приехал.

— Что случилось? — спросил он, выбежав во двор. — Ты ушибся? Тебе не понравилось? Почему вы вернулись?

— Дурацкая была идея, — бросил Ник. — Ты придумал, значит, ты — дурак.

Алан застыл. Вид у него был оторопевший и немного обиженный, в то время как Ник впервые за два дня расслабился — до того он словно звенел, как натянутая струна. Я редко понимаю Ника лучше, чем Алан, но тут мне довелось увидеть, как он пытается выразить незнакомым языком неугодные ему чувства. Надо будет получше присматривать за ними обоими.

— Зато мы привезли целый мешок зефира, — сказал я Алану и обнял его, заходя в дом. — Будешь ворчать — не поделимся.

Потом мальчишки жарили зефир над тостером, который с тех пор безнадежно испортился, а Ник заснул прямо в кухне, на столе. Думаю, в конце концов, день рождения вышел неплохой.

Я поднялся наверх проведать Оливию — она уже спала — и сел записать это в дневник. Для чего — сам не знаю. Впрочем, я даже не помню, зачем начал его вести и почему продолжал.

Может, просто хотел запечатлеть своих ребят, как на фотографиях в альбоме, куда вклеивают записи о первых шагах и первый детский локон. Странно оставлять там первое слово Ника и первый Аланов пистолет, но летопись должна быть правдивой.

Я не знаю, что Алан будет считать правдой к тому времени, как это прочтет, и сможет ли Ник когда-нибудь осилить или понять то, что я пытаюсь сказать. Мне было важно вложить свои чувства, чтобы они, случись им открыть эту тетрадь, увидели ясно как день, что для меня значили.

Здесь не рассказ, который я задумывал, и не извинение, которое хотел принести, и не объяснение, с которым все стало бы на свои места. Однако кое-что мне стало совершенно ясно: все это я пишу обоим своим сыновьям».

Мэй замолчала. Под словами не было черты, какой Дэниел Райвз подытоживал предыдущие записи, но остальные страницы остались незаполненными.

— Больше он ничего не написал, — пояснил ровным тоном Ник. — Умер в ту же зиму.

— В конце концов, он тебя полюбил, — сказала Мэй. — Об этом здесь и написано. Именно это он хотел тебе передать — что любит тебя.

— А потом умер.

Мэй прикусила губу, не зная, что чувствовать — горе или жалость в отношении человека, которого никогда не знала, и его глупого упрямца-сына, который не умел сказать «мне тебя не хватает» и с тех пор так и не научился.

— Да, он много чего натворил в своей жизни.

Ник вскинул голову.

— Что?!

— Получудовище и полумаг, — сказала Мэй. — Разве так отзываются о том, кого любят? Ты же не хотел ехать в горы, так зачем он тебя потащил? Мог бы понять, что к чему.

— Мой отец все понимал лучше всех! — огрызнулся Ник. — Просто так вышло… ему не…

Он запутался в словах и с ненавистью уставился на Мэй, излучая холод.

Маленькое чудовище выросло.

— Это было слишком сложно понять, — тихо сказала Мэй. — Все и сейчас слишком сложно. Если бы Алан сделал что-то в таком роде — зашел бы к тебе в комнату с ножом в руках — ты смог бы понять, что это не из ненависти к тебе. Он до сих пор тебя…

— Что ты несешь? — так же холодно спросил Ник и вдруг насторожился. — При чем тут Алан? — Каждое его слово рубило воздух как меч.

— Ник, выслушай меня.

Он вскочил на ноги — развернулся в смертельном броске и напал на нее. Мэй быстро попятилась, но на крыше было некуда бежать.

— Что ты знаешь? — взревел Ник.

Его волосы взметнулись, как корона из оживших теней. Что налетел ветер, Мэй поняла задним числом, за миг до того, как ее обдало холодом — он прошел сквозь тонкую ткань блузки, ледяным ножом забрался за воротник и пронзил до костей. Мэй затрясло.

— Алан хочет тебя предать.

— Врешь!

— Ник, — сказала Мэй, — я не вру. Он сам мне это сказал.

Тучи забурлили, мир на мгновение озарился болезненным светом и снова погрузился во тьму. Голос Ника шипел, как шипит змея перед броском.

— Врешь!

Вокруг бушевал ветер. Дом очутился в самом центре бури. Мэй почувствовала, как ледяной порыв ветра задирает волосы у нее на затылке.

— Нет, не вру! — закричала она. — Ник, он сам мне сказал! Заставил вызвать Лианнан, чтобы я спросила, можно ли верить Джеральду. Он хочет запереть тебя в круге и лишить силы. Алан сам сказал, что не может оправдать твое освобождение!

В завесе свинцовых туч сверкнула молния, точно кто полоснул по ней огненным мечом и чуть не распорол в клочья.

— Не верю, — прорычал Ник. В этом вопле ярости и боли лишь отчасти можно было угадать слова. — Он бы не стал, он…

— Он сказал, что обманет и заманит тебя в ловушку! — крикнула Мэй сквозь вой урагана, не позволяя себе испугаться прежде, чем убедит Ника. — Сказал, что согласен на риск умереть от руки колдунов. Сказал, что никто в мире не должен иметь такую власть, тем более ты.

Гром одним ударом сотряс небеса. Молния накрыла мир сетью жуткого, слепящего света. Ветер хлестал Мэй со всех сторон так, что она попятилась прочь от Ника и очутилась на самом краю крыши. Глаза у нее заслезились, пальцы ног уже потеряли опору — еще чуть-чуть, и она рухнула бы на бетон двора. От головокружения все внутри оборвалось. Мэй усилием воли задвигала ногами, словно налившимися свинцом, и перебралась чуть выше по черепичному скату. В следующий миг ветер налетел снова.

— Ник! — закричала она. — Перестань! Все будет хорошо! У меня есть план.

Он посмотрел в ее сторону, чудно и жутковато вывернув шею, словно хищная птица.

— А что он еще говорил?

Его голос звучал резко, как наточенный меч, как свист стрелы.

— Это не важно, — ответила Мэй. — Все это не важно, Ник!

Он захохотал и отвернулся от нее, все еще смеясь. Смех был жуткий, безудержный, и небо от него содрогнулось прерывистым залпом света. Тучи разверзлись внезапным ливнем — не летним теплым дождичком, а ледяным душем. Полосы дождя мерцали в свете молнии золотом и серебром и тут же гасли, капли воды лупили до боли. Потоки воды чуть не повалили Мэй на колени. Чтобы не упасть, она бросилась на Ника, схватила за руки. Ее ногти скользили по коже, пока она не впилась ими, не дернула на себя, чтобы развернуть Ника к себе. Он стоял недвижимо, как скала, а в следующий миг кинулся на нее.

— Может, и не важно! Что тогда будет с тобой?

— Я тебя предупредила, — сказала Мэй. — Ярмарка Гоблинов собрала войско. Когда Алан поведет тебя туда, когда попытается заманить в колдовской круг…

— Когда он поведет? — Ник опять резко рассмеялся. У Мэй в ушах засвистел ветер. Не стой она близко к Нику, его слова потонули бы в этом свисте. Мэй едва видела перед собой: дождь хлестал по глазам блестящими каплями-иглами, однако она крепко держала Ника за руки и отпускать не собиралась.

— Не заходи в круг! — крикнула Мэй ему в лицо, нависшее над ней расплывчатым бледным пятном. — Останься снаружи и дерись с нами! Мы убьем колдунов, и Алан поймет, что был не прав. Он будет жалеть о своем поступке. Ник, поверь мне!

Он наклонился и прошипел ей на ухо:

— Зачем?

— Затем, что я все устрою! — крикнула она. — Затем, что все будет хорошо. Знаю, тебе тяжело…

— Зачем?! — повторил Ник. Его голос вспарывал воздух, как молния — небеса. Он нагнулся к ней так, что Мэй почувствовала щекой его твердый нос и губы, кривящиеся в жестокой усмешке. — Зачем? С какой стати мне тебя слушать? Если… если ты говоришь правду, то мне плевать. С какой стати мне тогда напрягаться и корчить из себя жалкое подобие человека?

В небе грянул гром. Через плечо Ника Мэй разглядела сквозь пелену дождя горящее дерево.

Еще немного, и он кого-нибудь убьет.

— Прекрати! — процедила она и схватила Ника за плечи тряхнуть его, но под ладонями он был твердым, как камень, — словно в нем впрямь не осталось ничего человеческого.

— Нет, — глухо, почти забавляясь, произнес Ник.

— Тебе не кажется, что ты немного… — начала Мэй, как вдруг он к ней прикоснулся. Его ладонь легла ей на горло, потом скользнула к затылку, отводя назад голову.

— А тебе самой не кажется, что надо быть поосторожнее? — спросил Ник. — Со своей свеженькой меткой демона? В людей я уже наигрался, хватит. Только представь, что тебя может ждать.

Дождь не слепил Мэй глаза. Над ней нависал Ник: с черных волос текла вода, и дышал он прерывисто, тяжело. Его пристальный взгляд сулил что-то ужасное. Мэй видела свой город в огне.

Ник недаром встал так близко: он хотел ее напугать. Ждал, что она сдастся или сбежит. Мэй не собиралась делать ни того ни другого.

Она шагнула вперед и поймала его за руку. Ник вздрогнул, попытался вырваться, но Мэй повисла на руке, переплела с ним озябшие пальцы, твердя себе, что не даст демону запугать человека в ее лице. Она знала его, слышала его настоящее имя, читала дневник его отца, держала его за руку раньше. Они знали друг друга.

Ник перестал вырываться и просто посмотрел на нее.

Мэй глотнула воздуха бури. Миг — и она схватила Ника за футболку, вцепилась в сырую ткань.

— Верно, — раздался ее шепот. — Кое-что я себе представляю.

Ник резко вздохнул, как от боли, и подался вперед. Его лицо где-то скользнуло, где-то царапнуло по ее щеке, отчего у Мэй перехватило дух, а в груди разлилось странное покалывание. Затем он коснулся губами ее губ и оживил воспоминание о поцелуе — он был именно таким, как ей снилось. Каждое нервное окончание, которого Ник касался, вспыхивало молнией.

Весь город мог сгореть в огне, но сейчас Мэй было все равно.

Она целовала Ника, он — ее, такой настоящий, долгожданный. Мэй упала спиной на сырую черепицу и утянула его с собой, запутавшись пальцами в мокрых волосах. Губы Ника, жаркие и настойчивые, кривились в полуулыбке точно так, как она помнила. Эта память впиталась ей в кожу.

— Тс-с, — вырвалось у нее между поцелуями, словно в бреду. — Ник, все хорошо.

В первый раз было совсем иначе. Он и раньше был ей небезразличен, но тогда в ней не было этого сумасшедшего, неописуемого чувства, от которого сердце колотилось, как обезумевшая пичуга в клетке.

— Тс-с, — повторила она в уголок его губ и провела ладонью по Никовой груди под вымокшим хлопком футболки. Ее пальцы нащупали талисман и шрам от него.

Ник почти улыбнулся, но улыбка стала горькой и исчезла.

— Мэвис, — произнес он хриплым, срывающимся голосом, который Мэй неожиданно для себя сочла неприятным, зато теперь он звучал спокойнее, может, ее, наконец, выслушают? Надо было только отстраниться, успокоиться, взять себя в руки.

Ник снова поцеловал ее, поделился одним судорожным вздохом, прижал к вымытой ливнем черепице, и Мэй ответила на поцелуй. Несмотря на дождь, она вся горела — ее трясло от жара.

— Тс-с, — прошептала она, слепо тычась ему в щеку, целуя край подбородка, шею, влажное от воды горло.

Он не издавал звуков, как другие парни, поэтому Мэй пришлось подмечать все детали глазами — насколько это было возможно в тесном, озаряемом молниями пространстве между двумя телами. Она прижалась губами к изгибу шеи у ключицы, пробуя собравшуюся там теплую воду и прохладную кожу под ней, и вдруг почувствовала, как он напрягся.

— Иди сюда, — приказал Ник. Мэй поцеловала его в шею и улыбнулась.

Он скользнул рукой ей под воротник, отлепляя от кожи мокрую ткань, погладил пальцами метку — от холодного прикосновения кольца бросило в дрожь. Мэй выгнулась ему навстречу, а Ник поймал ее губы и тоненький вздох, провел зубами по ее нижней губе.

— У меня есть… — прошептала Мэй и забылась в его долгом, жарком поцелуе, пьянея от того, что Ник рядом, заслоняет собой все вокруг. Она готова была биться головой о крышу, чтобы хоть немного прийти в себя, но спохватилась на том, что сама целует Ника и не может оторваться.

— У меня… о боже!.. у меня есть план.

Ее план состоял в том, чтобы стащить с Ника мокрую футболку и пробежать рукой по ребрам, по ремню на поясе, за которым он прятал нож… но через минуту это случилось само собой. Ник присел сбоку, она выпрямилась на локтях, чтобы ему помочь — содрать эту липкую сырость и наконец прижаться к его гладкой коже.

— Похоже, это вошло у тебя в привычку, братец, — произнес голос Алана из потолочного люка. Мэй и Ник застыли. — В следующий раз выбери место поукромнее.

С этими словами Алан исчез на чердаке — она даже не успела разглядеть его лица, которое, судя по тону, вряд ли выглядело приветливо.

Мэй чертыхнулась сквозь зубы, а Ник метнулся в сторону и побежал к люку. Она прижалась лбом к сгибу запястья, снова выругалась про себя. Черт, черт, черт! Надо же было сотворить такую глупость — и после всего, что Алан ей сказал у скульптуры! Каково ему сейчас?

Мэй встала и на ватных ногах побрела к лестнице. Она уже спускалась, когда внизу, на спуске с чердака, раздался громовой топот Ника.

— Алан! — взревел он, а ответом была тишина, даже не крик.

Мэй, спотыкаясь, сбежала в холл и увидела Алана в кухне, где Ник его перехватил. Дверь была настежь распахнута, горел неоновый свет. Алан стоял у буфета — включал электрический чайник. На его бледном лице застыло нарочито небрежное выражение.

Ник держался за кухонный стол, вцепившись в край столешницы, как утопающий — мокрая одежда и волосы еще усиливали сходство.

— Алан, — произнес он. — Мне нужно с тобой поговорить.

Мэй стояла у подножия лестницы, ведущей к кухонной двери. Она сомневалась, что сможет чем-то помочь. Оставить все объяснения Нику было бы неправильно, но если Алан не захочет ее видеть, это тоже можно понять.

Судя по всему, он и брата не хотел видеть — стоял и смотрел перед собой в пустую кружку.

— Тебе нужно? — переспросил он, и его голос сорвался. — Однако это что-то новенькое. Что ты хотел сказать?

Ник уставился на него, блестя черными глазами сквозь мокрый частокол волос. Каждый мускул его тела напрягся. Мэй вдруг поняла, насколько он ненавидит Алана в эту секунду. У нее пересохло во рту от предвидения того, что Ник собирался сказать.

Тот произнес глухим, ледяным тоном:

— Предай меня.

Алан вскинул голову.

— Что?

— Предай меня, — повторил Ник тем же страшным, безжизненным голосом демона. Его пальцы так стиснули столешницу, что та, казалось, готова была треснуть. — Выдай колдунам, отбери магию, делай что хочешь — мне плевать. Только не уходи.

Мэй онемела всем телом. Выходит, она все поняла неправильно. Ведь знала же, что Ник испытывал страх — именно так, как она описала: «Вроде знаешь, что делать, но боишься пошевелиться, потому что уверен: стоит двинуться, и случится самое плохое».

Просто не понимала, чего именно он страшился.

Судя по лицу Алана, он тоже этого не понял.

— Ты что, Ник? — тихо спросил он с удивлением. — Никогда!

Он проковылял к брату, протянул руку. Ника всего передернуло, как испуганного зверя, но он не бросился прочь. Рука Алана легла ему сзади на шею, и Ник послушно наклонил голову, подставляя затылок.

— Никогда, никогда, никогда, — шептал Алан своим дивным голосом, словно пел колыбельную, утешая и баюкая, — Ник, я тебя не брошу.

Мэй была бы рядом с ними лишней, поэтому она тихонько закрыла дверь кухни и отправилась домой. Снаружи все еще стоял мрак, но грозовые тучи чуть ли не ласково обвивали друг друга. Гроза притихла, в небе разлилась неопределенность.

Дождь перестал.

 

Глава двадцатая

РАСПЛАТА С ДЕМОНОМ

В день Ярмарки Мэй проснулась от телефонного звонка на ухо. Звонила Син по поводу прикрытия для своих людей. Мэй села в постели, схватила ноутбук и вывела на экран несколько карт рыночной площади Хантингдона.

— Послушай, Син, — сказала она в трубку. — Сама посуди: площадь находится посреди города. Со всех сторон дома! Ну, с одной, правда, церковь, но ты понимаешь. Колдуны совершенно точно заключат Ярмарку в круг. Поверь, я видела их в деле на мосту «Миллениум». Там будет прорва убежищ. Нам надо будет ими воспользоваться.

— А если они решат высунуться?

— Тогда подставятся сами, — уверила Мэй. — Все будет хорошо.

— Нет, не все! — тихо отрезала Син. — Люди могут погибнуть. Ты еще не одна из нас. Я считаю, покончить с колдунами стоит. Вопрос в том, сможешь ли ты с этим жить — с тем, что кто-то умер из-за тебя?

Мэй потерла глаза краем ладони. Утренняя дымка за окном сгустилась в хрупкий готический шпиль церкви Святого Леонарда, стремящийся в ясное небо.

— Не знаю, — тихо ответила Мэй и зажмурилась. — Там видно будет.

Син на мгновение замолчала, а потом сменила тему.

— Демон с планом согласился?

— Да, — машинально ответила Мэй, не смея выдать сомнений. Малейшая неуверенность — и Син сразу поймет, что дело нечисто, отзовет свой отряд.

Она задумалась. Ник точно не согласился участвовать в затее, хотя прямого отказа не дал — у него случился нервный срыв. После этого он был довольно покладист, но скорее всего, потому, что любит, когда с него стаскивают одежду.

С другой стороны, он просил Алана о предательстве, но сам этого не хотел. Мэй вспомнила, как Алан посмотрел тогда на брата. Возможно, он вообще откажется от предательства.

Не исключено даже, что Ник рассказал Алану об армии и плане войны с колдунами, и теперь они оба перешли на ее сторону.

«Надо бы все-таки это проверить, прежде чем ставить чужую жизнь на кон», — сказала она себе.

— Говоришь, с одной стороны рынок огорожен? — спросила Син. — Как думаешь, мои лучники за забором укроются?

— Лучники? — переспросила Мэй. Может, это второй, тайный этап плана? Вроде шаг первый — победить зло, шаг второй — разыграть постановку «Робина Гуда»?

— Пули не всегда их берут, — терпеливо напомнила Син. — А лук и стрелы бьют точнее кинжалов. Можно играючи перестрелять половину круга.

— А ты тоже стреляешь из лука? — изумилась и оживилась Мэй.

— Ага. Правда, ножи люблю больше. Мне сейчас не до игр.

— Надо бы и мне как-нибудь поучиться.

— Если победим, — сказала Син, — обращайся в любое время. Ты приходишь к семи, так?

— Самое позднее. Тогда и увидимся.

До Кембриджшира четыре часа езды, а стрелки уже показывали за одиннадцать. Хочешь не хочешь, надо было звонить Нику. Мэй закончила говорить с Син и нажала «н», чтобы выбрать его номер в списке контактов. Оказалось, Ник отключил телефон. Как и Алан.

Мэй вылезла из постели и бросилась к шкафу — побыстрее одеться и заскочить к братьям домой. В зеркальной дверце с ободком из наклеек предстала девчонка с бешеными глазами и розовым взрывом на голове.

Ничего, причесаться можно и после битвы. Она нашла джинсы и футболку с цитатой из Дороти Паркер «Мне бы еще жить и жить», напялила их на себя, после чего запрыгала вниз по лестнице, завязывая шнурки на ходу.

Голос матери остановил ее на полупрыжке.

— Джеймс, у меня нет на это времени, — раздраженно произнесла Аннабель Кроуфорд. — По правде говоря, мне даже с тобой завтракать некогда. Пришлось перенести тренировку в гольф-клубе, а у Элизабет очень плотный график. Неизвестно, куда она втиснет меня в следующий раз.

— Ладно, мам, — вздохнул Джеми. — Но… но я должен сейчас это показать. У меня тоже очень плотный график.

— Элизабет — спортивный судья. У них, знаешь ли, со временем туже, чем у обычного подростка. А ты даже в летнюю школу не записался, как я ни намекала. По всей твоей комнате разложила брошюры. Даже на столе оставила и у холодильника.

— Может, я и не обычный подросток, — очень тихо ответил Джеми. Мэй повернула назад и бросилась вверх по лестнице в гостиную.

Мать сидела в кресле со стаканом воды в руке. Она обвела взглядом розовые волосы Мэй, неглаженую футболку, заспанное лицо и наградила дочь натянутой улыбкой, хотя, наверное, предпочла бы сделать замечание.

— Доброе утро, Мэвис.

— Джеми, не надо! — воскликнула Мэй.

— Со мной ничего странного не случалось, когда я был маленьким? — спросил Джеми. — Ничего не ломалось поблизости? Вещи по воздуху не летали?

— У одной няни были такие видения, — подтвердила Аннабель. — Но через два месяца мы с ней простились, а тебе было всего три. Сомневаюсь, что твоя психика пострадала от этого инцидента.

Джеми глубоко вздохнул и сказал:

— Я не мог пострадать. Инцидент случился из-за меня.

— Джеми, не надо! — взмолилась Мэй. — Только не сегодня!

— Это не тебе решать, — бросил Джеми, даже не глянув на нее. — Я должен знать, что Джеральд ошибся. Я должен знать, что она… она меня не…

Он стоял у камина, вытянувшись, словно солдатик перед расстрелом. Мэй была бессильна с ним спорить. Ей оставалось только подойти и встать с ним рядом, потому что кто-то должен был его поддержать. И он должен был понять, что она всегда на его стороне, что бы ни случилось.

— Я тебя люблю, — сказал Джеми матери. — И всегда буду любить, несмотря ни на что.

Аннабель Кроуфорд вдруг покраснела, словно кто ударил ее по щекам, но ничего не сказала.

— Тебе никогда не казалось, что со мной что-то неладно?

— Разве мы не беседовали об этом, когда тебе было тринадцать? — немного растерянно спросила мать. — Я тебе уже говорила, что тревожиться не о чем. Правда, хотелось бы, чтобы ты пореже пользовался косметикой для волос.

— Мам, я прошу тебя, — в отчаянии протянул Джеми.

— Джеймс, чего ты от меня хочешь?

Он посмотрел в побелевшее лицо матери с видом игрока, который ставит на кон то, чего нет.

— Я хочу, чтобы ты не возненавидела меня за это, — сказал он и поднял руку. Стакан с водой вырвался из руки Аннабель и пролетел по воздуху. В лучах солнца стекло и лед в воде засверкали. Джеми повел рукой, и стакан завертелся в воздухе, красивый и блестящий. Мэй увидела, как лицо брата воссияло верой в красоту магии.

— Это что, фокус какой-то? — спросила Аннабель, словно дробя слова серебряным ножом для колки льда.

— Нет, — ответил Джеми. — Это волшебство, магия. Я умею колдовать.

— Джеми, если ты пошутил, я нахожу это крайне неостроумным.

Голос его матери дрогнул, как только она посмотрела на стакан и заметила полное отсутствие ниточек или магнитов. Ее ладонь словно смирилась с отсутствием содержимого и сжалась в кулак.

— Что мне еще сделать? — спросил Джеми, и стакан упал на ковер, но не разбился, а рассыпал лед. Джеми протянул руку к зеркалу у камина. Оно треснуло пополам: отражение матери оказалось по другую сторону разлома.

Аннабель вскочила на ноги. Миг-другой она восстанавливала равновесие: привычные шпильки словно вдруг ее подвели.

— Прекрати сейчас же!

— Ну, мам, — выкрикнул Джеми неровным тоном, — как ты теперь ко мне относишься?

Шторы задвигались, задергались взад-вперед на карнизе, словно живые кобры. Зеркало трескалось и дробилось какой-то безумной мозаикой, грозя рассыпаться на кусочки.

— Я сказала, прекрати! — скомандовала Аннабель. — Хватит вести себя как полоумный циркач!

Все застыло.

— Ну что ж, — произнес Джеми ледяным тоном, точь-в-точь как у матери минуту назад. — Вот ты мне и ответила.

Аннабель резкими шагами вернулась к креслу и подхватила кейс, суетливо застегнув замок.

— Хватит с меня этой чепухи, Джеймс, — произнесла она, выпрямляясь на каблуках. Ее снова качнуло, но бледное лицо выглядело решительно. Они с Джеми вдруг стали очень похожи. — Я не намерена… мы обсудим твое наказание позже. Я не знаю… мне нужно работать. И чтобы больше таких фокусов я от тебя не видела!

— Каких, мам?

Губы миссис Кроуфорд дрогнули, а потом плотно сжались.

— Интересно, ждет ли меня еще Элизабет? Терпеть не могу так бездарно тратить время.

— Мам, пожалуйста, — взмолилась Мэй. — Прошу тебя!

Аннабель Кроуфорд всполошилась, словно решив, что дочь тоже вот-вот начнет бить зеркала силой мысли. Она выскочила за дверь и бросилась вниз по лестнице — туда, где жизнь была проще и предсказуемее.

Мэй застыла на месте, пока рев машины не вывел ее из ступора. Она метнулась следом по лестнице — упросить мать вернуться, отменить сказанное.

Машина уже выкатывала на проезжую часть. Мэй догнала ее и бросилась на багажник. Аннабель Кроуфорд не обернулась. Судя по всему, она даже не посмотрела в зеркало — просто сорвалась с места в отчаянном бегстве от собственных детей и их странностей. Мэй, потеряв голову, припустила вслед за матерью, силясь ее удержать. Остановилась она только там, где дорога влилась в большую магистраль. Мэй села на траву и уткнулась лбом в колени. Мать, в отличие от отца, еще ни разу их не бросала — держала дистанцию, но не уходила.

Мэй встала и пошла назад, в гору. Только тут до нее дошло, что Джеми остался один, всеми брошенный.

Приоткрыв входную дверь, она тут же услышала голос Джеральда. Доносился он со стороны кухни. Мэй замешкалась на пороге, потом все же тихо просочилась внутрь.

Джеральд в ее сторону не смотрел. Он сидел на стуле у кухонного шкафа, склонив рыжеватую голову в сторону собеседника. Джеми стоял спиной к рабочему столу, обхватив себя руками.

— Я знаю, как это больно, — увещевал Джеральд. — И мне очень жаль, что так вышло. Но больнее уже не будет. Все пройдет. Обещаю.

Джеми горько усмехнулся.

— Посмотри на меня, — тихо скомандовал Джеральд, и Джеми оторвал застывший взгляд от пола. — Я тебе обещаю, слышишь?

Лицо Джеми смягчилось. Он посмотрел на собеседника с легкой надеждой и откровенным обожанием.

Мэй кралась мимо, ступая легко и тихо, как тень. Она прошмыгнула по лестнице к себе в спальню, стараясь не скрипеть дверью, чтобы Джеми и Джеральд не догадались о ее присутствии.

«Похоже, брат никогда не отучится держать сердце открытым для всех и верить любому, кто скажет ему ласковое слово». Мэй подошла к комоду и выдвинула второй ящик.

Там, под сложенной блузкой, лежал нож, которым она убила колдуна.

Этот нож являлся к ней в кошмарах. Она ненавидела саму мысль о нем, зарекалась не брать его в руки. А теперь он лег ей в ладонь, и все сомнения исчезли. Правда, Мэй ненавидела его по-прежнему, зато была как никогда готова применить.

Она спрятала нож в карман и направилась вниз, но застыла, чуть только вышла из комнаты: оказалось, Джеральд и Джеми успели переместиться в холл. Мэй присела, прячась за перила лестничной площадки, и стала наблюдать. Ее рука стиснула черенок лежащего в кармане ножа.

Если быстро перемахнуть лестницу, она еще успеет помочь брату. Джеральд не заподозрит в ней угрозу. Правда, в данный момент Джеми не слишком нуждался в защите: колдун держал его под локоть, не принуждая, а скорее, направляя, и когда Джеми попятился от него, запросто отпустил.

— Я не хочу возвращаться.

— Думаю, кое-кто из наших даст тебе совет, — сказал Джеральд. — Брат Бена долгое время пытался с ним общаться. Я хотел бы помочь, Джеми, но у меня просто нет нужного опыта.

— Разве ты никогда не хотел с ними увидеться?

— Меня забрали в одиннадцать лет, — ответил Джеральд, — и ты не представляешь, как я был этому рад.

Джеми взглянул на него, светясь сочувствием, а колдун ответил ему чуть горькой улыбкой.

— Но среди нас много и таких, как ты: магов из добропорядочных или якобы добропорядочных семей, которые пытались подавлять страх, делать вид, что все нормально. Длится это, как правило, недолго. Тебя начинают бояться, а потом и ненавидеть, потому что ты способен на большее, чем они. В конце концов, все сводится к власти.

— Неправда, — беззлобно сказал Джеми.

Он смотрел на Джеральда, словно хотел помочь, убедить, направить. И уж конечно, подумала Мэй, тот очень скоро поймет его чувства и придумает, как на них сыграть.

— Да? — спросил колдун. — Тогда почему она от тебя сбежала? Только потому, что ты — полоумный циркач?

Джеми вздрогнул, как от пощечины.

— Она не имела права так говорить, — продолжил Джеральд. — У нее вообще не осталось на тебя прав. Она тебе больше не мать. Мы теперь твоя семья. Я — твоя семья. И я больше не дам тебя в обиду.

«И почему Аннабель не сказала что-нибудь в этом роде?» — подумала Мэй и страшно разозлилась — на нее, на Джеральда и даже на брата за то, что раскрывал перед ним душу и позволял им манипулировать.

— Я заберу тебя, как только обезвредим демона.

Джеми нахмурился.

— Ника.

— Да-да, — отозвался Джеральд. — Этот дом, где Артур выносил свой замысел, где родилось нечеловеческое дитя, где все пошло крахом — он лучше всего подошел бы для сведения счетов, но я хочу, чтобы мой круг начал с чистого листа. Мы отправляемся в Уэльс. И ты едешь со мной.

— Что? — выпалил Джеми и усмехнулся — скорее нервно, чем радостно. — Я не могу…

— А остаться здесь сможешь? — тихо спросил Джеральд. — Думаешь, она этого захочет?

— Она — моя мать!

— Да, и души в тебе не чает.

Люстра загудела над ними, как «ловец снов» на ветру, стилизованные под свечи лампочки задребезжали в патронах. Джеральд поднял голову: звук стих и только отдельное «бом-бом-бом» еще разносилось в воздухе, похожее на далекие удары колокола.

— Видишь? — мягко спросил колдун, снова глядя на Джеми. — Твое место не здесь, а рядом со мной.

Джеми с тоской посмотрел ему в глаза и отвернулся.

— Мы поедем в Уэльс, будем творить магию. Все встретят меня как родного, и настанут прекрасные времена, а силы будет хоть отбавляй…

— Да. И мы будем посылать демонов через горы, чтобы убивали людей?

— Никто не станет тебя ни к чему принуждать и обязывать. Времени будет достаточно, чтобы привыкнуть…

— Убивать людей? — переспросил Джеми и хохотнул, закрыв рот ладонью. Жуткий получился смешок. — Ну уж нет. Одного тебе никогда не понять, Джеральд. Тебе не дали такого выбора.

Мэй, крадучись в полуприседе, стала пробираться из-за перил на лестницу. План был таков: вскочить и бежать, когда придется.

— Ты хотел мне понравиться, — тихо продолжил Джеми. — Это у тебя получилось. Более чем. Ты хотел, чтобы я полюбил магию, — так и вышло, спасибо тебе за это. Но я знаю, что случается с теми, кто за тобой следует. Я никогда бы не навредил кому-то ради большей силы. И плевать на мое будущее. Я с тобой не поеду.

Дверь с грохотом распахнулась. Люстра в прихожей затряслась и закачалась. Мэй вскочила, и в тот же миг Джеральд схватил ее брата за руку. Джеми вскрикнул от боли. Под кожей его руки рядом с пальцами колдуна что-то зашевелилось, поползло в стороны — словно Джеральд пустил по его венам колючую проволоку.

— Ты передумаешь.

— Джеральд! — выкрикнул Джеми срывающимся голосом.

Мэй поняла, почему именно Лора швырнула в него заклятием на кладбище. Разумеется, в наведенной Джеральдом магической броне имелось уязвимое место: она защищала Джеми от всех, кроме самого Джеральда.

— Я не намерен оставлять тебя этим людям, которые сожрут тебя заживо, или Селесте. Я вообще не намерен с тобой расставаться. — От его дружелюбия ничего не осталось, в глазах горел синий огонь, а весь дом вокруг словно взбесился. — Поблагодаришь позже.

Джеми захлебывался каждым вдохом, словно в рыданиях. Он поднял руку, а Джеральд рассмеялся ему в лицо.

— Силенок не хватает? Ничего, еще наберешься.

— Отпусти!

Он издал крик, который словно вырвали у него с корнем. Джеральд пятился в открытую дверь, волоча Джеми за собой.

Мэй устала ждать, пока колдун повернется к ней спиной, и бросилась вниз по лестнице, размахивая ножом. Когда Джеральд заметил ее поверх головы брата, она сразу поняла, в чем просчиталась. В тупике у Погорелой улицы колдуну ничего не стоило ее заморозить, отбросить, как мусор. А если она и сейчас застынет, Джеми некому будет помочь. Однако не успел Джеральд перейти от взглядов к действию, что-то заставило его выпустить Джеми и рухнуть на пол.

Аннабель Кроуфорд занесла клюшку для гольфа и еще раз ударила колдуна по голове. Она была похожа на ангела возмездия в идеально скроенном костюме.

— Руки прочь от моего сына! — рявкнула она бессознательному телу Джеральда и уверенно перешагнула через него на шпильках.

— Мама, — охнул Джеми и бросился к ней. Он уткнулся в плечо пиджака, обхватил мать за талию и чуть не оторвал от земли.

— Джеймс! — произнесла Аннабель Кроуфорд, панически растерянно хлопая его по спине свободной от клюшки рукой. — Что это за тип? Что происходит? Мне не стоило… не стоило так убегать, это было очень необдуманно с моей стороны, и больше такого не повторится. Мэвис, это у тебя что — нож?

— Э-э, — отозвалась Мэй и спрятала его в карман. — Наверное.

— Пистолет может дать осечку, — глухо пробормотал Джеми у матери на плече.

— А-а, — пробормотала Аннабель, — ну да.

— Звать полицию нет смысла, — сказала Мэй. — Против магии она бессильна.

Мать подняла бровь.

— Я и не думала ее звать. Кроме того, моя подруга Кора сейчас там служит — еще подумает, что я принимаю наркотики. Хоть кто-нибудь сможет мне объяснить, что тут творится?

— Есть еще Ник и Алан, — начала Мэй.

Ее вдруг словно громом ударило: она вспомнила, куда шла, когда невольно подслушала признание Джеми. Мэй схватилась за телефон и еще раз набрала номер Ника. Он был по-прежнему недоступен.

Часы показали два с небольшим пополудни.

— Мам, — взволнованно заговорила Мэй, — мне срочно нужно попасть в Хантингдон!

— В Кембриджшире? — Аннабель скорее опешила, чем разозлилась. Мэй уже ждала, что она сошлется на важную встречу, но этого не произошло. Мать еще раз похлопала Джеми по спине и как будто смирилась с тем, что он не хочет ее отпускать, — даже положила ему руку на плечо. — И зачем, скажи на милость, нам туда ехать?

— Ну, во-первых, затем, что этот тип скоро очнется и нам будет лучше с ним не встречаться, а во-вторых, у меня там очень важное дело. Этот дядька — он предводитель целой банды колдунов, которые нападают на Джеми и Ника, а у меня есть план, как с ними разобраться. Все должно произойти в Хантингдоне на рыночной площади, и мне очень нужно там быть.

— У тебя есть план, как с ними разобраться? — изумленно переспросил Джеми. Он даже отстранился от матери и посмотрел на Мэй круглыми глазами. — Хотя чему я удивляюсь!

— Мне нужно скорее туда попасть, — взмолилась Мэй. — Мам, пожалуйста! Я знаю, ты растерялась. Это все звучит как полный бред, но если я не успею, погибнут люди!

Аннабель Кроуфорд как будто приняла решение. Она отошла от Джеми и направилась к лестнице.

— Мэвис, надеюсь, ты все объяснишь в машине. Прошу прощения, но мне нужно кое-что захватить.

— Что захватить? — насторожилась Мэй.

Ее мать с прежней совершенной осанкой оглянулась через плечо и ответила:

— Ну, раз пистолеты могут дать осечку, а полицию привлекать бесполезно, думаю, будет нелишне взять шпагу.

Когда они с Джеми сели в машину, Мэй задержалась рядом с Джеральдом и вытащила нож. Он сверкнул острой гранью в полумраке прихожей, и Мэй вспомнила, как неожиданно тяжело было его вонзать, какое сопротивление оказывали мышцы и жилы. Воспоминания набросились на нее призраками пережитых кошмаров. И все же без крови было не обойтись.

Мэй опустилась на холодный пол собственного дома и перевалила колдуна на спину. Он выглядел еще моложе, чем она привыкла представлять, с багровым следом на виске и нежными губами — всего лишь юнец немногим старше Алана.

Мэй занесла нож.

Миг — и Джеральд распахнул глаза: они сверкнули в полутьме яростной синевой.

Мэй вскочила на ноги, не дожидаясь, пока он соберется с силами, бросилась к машине и запрыгнула на заднее сиденье.

— Гони! — крикнула она. Аннабель ударила по педали — только гравий брызнул из-под колес — и рванула сквозь открытые ворота. Кроуфорды унеслись от колдуна навстречу сражению.

К тому времени, когда Аннабель, по ее мнению, твердо освоилась в мире магии, а Мэй окончательно запаниковала, они уже гнали по трассе М42.

Им не хватало скорости. Слишком много времени они потеряли в пробке из-за аварии, но даже после нее мать отказалась прибавить газу, сославшись на то, что если их остановят за превышение, застрять придется надолго.

Мэй было не до логики. Солнце обогнало их и устремилось к финишу, нырнув под облачный берег на горизонте. У нее перед глазами в золотистой дымке стояли лица Син и людей Ярмарки, которых она подвела.

Дозвониться до Ника и Алана было невозможно. В сто тридцатый раз выслушав «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия», Мэй с досады врезала по спинке кресла.

— Мэвис, — предупредила мать.

— Если б ты разрешила мне научиться водить, я была бы уже там, а ты — у себя в клубе!

— Если бы я это разрешила, ты сбежала бы из дому после сдачи на права, — сказала Аннабель. — И жила бы на дереве где-нибудь в Гластонбери.

Мэй не знала, как свыкнуться с новым образом матери, которая не хотела ее потерять, и потому фыркнула:

— Захоти я жить на дереве, любой знакомый парень отвез бы меня туда в любой момент. Я знаю, ты просто злилась, потому что я тебе не нравилась.

Это должно было прозвучать как шутка, но вышло иначе.

— Ты мне нравилась! — возразила мать резким тоном. — Это у меня все вечно выходило наперекосяк. Роджер говорил, что я не создана воспитывать детей, вот почему вы оба выросли такими… оригиналами. А мне просто хотелось все время сбежать на работу — там я хоть знала, что и как делать. От младенцев у меня вообще наступает ступор. Дело не в вас, а во мне. Это я во всем виновата.

— Эй, мам. — Мэй слегка толкнула ее в плечо. — Не унывай. Я тоже не люблю младенцев. — Она на секунду задумалась. — Поэтому ты назвала меня Мэвис?

— Ты о чем? Мэвис — очень красивое имя. Оно всегда тебе шло.

— А меня ты тоже назвала Джеймсом за красоту? — осведомился Джеми, лучезарно улыбаясь матери. Он так смотрел на нее с тех пор, как она возникла перед ним с клюшкой великого правосудия.

— Нет, милый, тебя назвали в честь двоюродного деда. Правда, старикашка все равно завещал все деньги своим китам.

— Ух ты, — произнес Джеми. — Быть названным в честь эколога — это круто. Раз так, буду стараться поменьше жечь свет.

Все замолчали. Воцарилась невероятно душевная тишина, миг почти полной гармонии, когда никто не таится друг от друга и ни на кого не держит зла. Только потом Мэй заметила, что солнечная кайма на облаках из золотой стала оранжевой, и снова судорожно бросилась набирать Ника и Алана. Она начала задыхаться от паники — пришлось упереться лбом в спинку водительского кресла и проглотить застрявший в горле ком.

— Этот Алан Райвз не имел права посвящать вас в свои планы, — сказала Аннабель Кроуфорд. — Порядочные люди так не поступают.

— Нет-нет, мам, — заверил ее Джеми. — Алан — отличный парень, ты скоро сама убедишься.

— Не верю я тем, кого все любят, — заметила она. — Милый — вовсе не значит хороший.

— Да уж, — произнес Джеми и сложил руки на груди с мрачным видом. Мэй осторожно тронула его за руку. Брат улыбнулся. — Теперь я начинаю это понимать. Но насчет Алана ты не права. Кое-кто думает, что быть милым и добрым — одно и то же или что можно быть просто милым, а большего и не потребуется. Алан разницу знает. Он очень старается быть милым, потому что совсем не считает себя хорошим.

Мэй заставляла себя дышать глубоко и спокойно, чтобы пережить мысль об ужасной ошибке, которую Алан может вот-вот совершить во исправление, как он считает, совершенного им зла. Ее вдруг осенила жуткая догадка: если Алан извинился вчера перед Ником и сказал, что не причинит ему зла, Ник мог поверить! Он ведь практически умолял Алана; он с радостью поверит всему, что тот скажет. А если Алан солгал, чтобы заманить Ника в круг, как поступит Ник? Мэй с такой силой вцепилась в спинку водительского кресла, что каждый подскок машины стал отдаваться у нее в костях.

— Пожалуйста, мам, поспеши! — воскликнула она.

Они промчались по средневековому мосту, ведущему в Хантингдон. Солнце село так низко, что река по одну сторону моста уже скрылась в сумерках, неся мимо прохладные бурлящие воды. На часах уже было семь двадцать.

Аннабель подъехала как можно ближе к площади и забормотала что-то насчет свободной парковки.

Мэй, не дожидаясь остановки, распахнула дверь на ходу и выпрыгнула на улицу. Ее мать притормозила прямо на проезжей части и вместе с Джеми бросилась следом, даже не захлопнув двери.

Аннабель на бегу прятала шпагу под полой пиджака — без особенного успеха. На них со всех сторон глазели…

А потом вдруг перестали. Люди на улицах как-то разом исчезли, словно весь город забыл о существовании площади. Пустынная улица, по которой они неслись, казалась темнее оживленной, откуда только что прибежали, как будто свет исчез вместе с памятью, как будто впереди их ждало забвение, а Мэй было на все плевать — только б добраться туда вовремя.

Она промчалась вдоль ограды со звездами, мимо церкви, похожей на замок с витражными окнами в дверь шириной, и почти налетела на Син, стоявшую у внешнего угла заграждения.

— Простите, — выдохнула Мэй. — Мой брат… не могла раньше…

Лицо Син было так сурово и мрачно, что казалось средневековым, как мост или церковь, как маска черного дерева над черным шелком блузы. На плече у нее висел лук и колчан со стрелами.

— Уже не важно, — произнесла она с холодным, словно камень, отчаянием, и Мэй перевела взгляд на ярмарочную площадь у нее за спиной.

Центр Хантингдона выглядел не квадратом, а перекошенным треугольником: с одной стороны — церковь, с другой — огромное здание с куполом, где, вероятно, размещалась мэрия. Вместо асфальта лежала елочкой брусчатка, багровея в наступающих сумерках и краснея в свете фонарей вокруг статуи задумчивого солдата.

В самом центре треугольника виднелся колдовской круг, уже искрящийся от магии. В круге, поникнув головой, стоял Ник. Его спина напряглась так, словно он хотел броситься разом во все стороны и не мог пошевелиться. Он был уже пойман, уже обманут, уже предан.

Она опоздала.

Круг Обсидиана столпился за статуей, перед мэрией. В свете прожекторов и сиянии магии Мэй различила лица Джеральда и Лоры; каждый колдун смотрел на демона горящими глазами, предвкушая его падение. Даже Себ в задних рядах раскраснелся от волнения, деля с ними радость победы.

У Алана и Меррис Кромвель, стоявших по разные стороны круга на равном удалении от Джеральда и его приспешников, вид был совсем не победный.

Цепляясь за церковную ограду, как за решетку собственной тюрьмы, Мэй не могла различить лица Меррис. Алан стоял чуть дальше, но сияние магии сделало его заметнее: он выглядел сосредоточенно. Прожекторы светили в его сторону, отчего по брусчатке за ним тянулась длинная тень.

Из средоточия сияющей западни, из сердца трескучего магического пламени Ник смотрел на брата.

— Лианнан, — тихо произнес Джеральд — единственный голос на ночной площади. — Лианнан, мы поймали тебе предателя. Приди же и свяжи его. Скрути его тернием. Подари ему сердце и разбей, как лед. Покажи, как вы поступаете с теми, кто восстает на свой род!

Лианнан явилась как свет — магия зажгла в ночи ее силуэт, словно очерченный звездами. На нее было больно смотреть, но вскоре сияние померкло, и Мэй разглядела рыжий пламень волос, который сегодня как будто смешался с тенью, как кровь в темной воде, и жестокую усмешку.

— Взгляни на себя, — прошептала Лианнан, скользя ладонями по плечам Ника. Ее объятия оставляли кровавый след. — Моя радость. Какой же ты глупец.

Ник на нее даже не покосился. Она наклонилась к его уху и сказала с довольным смешком:

— Теперь ты поплатишься за свою глупость.

Лианнан отошла назад и оглядела Ника как воительница — раненого, но прекрасного пленника, упиваясь добычей и собственной доблестью.

— Ты хочешь стать Николасом Райвзом? — спросила она. — Так быть посему.

Она подняла остропалую ладонь. Из нее вырвался яркий и резкий столб света, похожий на укрощенную молнию. Он обвил Ника с ног до головы и превратился в цепи с зигзагообразными звеньями — такие зубцы Мэй видела у стрел небесного огня на картинах с изображением древних богов. Ник сразу начал истекать кровью из оставляемых цепями ран, а его дыхание стало прерывистым и сдержанным, как после удара мечом на мосту.

Он по-прежнему не отрывал глаз от Алана. В них не было ни теплоты, ни места прощению или пониманию. Нечеловеческий взгляд не мог дрогнуть.

— Я привязываю тебя к этому телу, Николас Райвз. Отныне тебе суждено жить в нем и умереть его смертью, когда бы она ни пришла, — произнесла Лианнан и рассмеялась. От ее смеха еще один сияющий бич обвился у Ника вокруг шеи.

Женщина-демон почти танцевала вокруг своего пленника — белые, как кость, босые ноги переступали под развевающимся подолом. На миг она застыла, встала на цыпочки и снова наклонилась к уху Ника.

— Тебя бросили здесь мне на милость, — сказала она ему, — а ее у меня сам знаешь сколько.

Тут Лианнан отвернулась от него и пошла по периферии круга. Ее волосы струились позади огненной лентой. Она посмотрела на Алана, на Меррис, на колдунов.

— Отныне твои силы будут ограничены до пределов, установленных нашим договором, — объявила демоница, и с ее словами цепи-молнии Ника вспыхнули и погасли как свечи, оставив его истекать кровью в темноте. — А теперь, — Лианнан вздернула подбородок, — я хочу выйти из этого круга. Моя часть сделки исполнена, и я требую награды за труды.

Джеральд воздел руку, и призраки камней, составляющих истинный Круг Обсидиана, исчезли. Магия начала убывать, как прилив.

— Ты исполнила свою часть уговора, — беззаботно согласился Джеральд, не спуская глаз с Ника, — и потому получишь свою награду. Я подарю тебе тело.

Лианнан ответила ему волчьим оскалом.

— Очень надеюсь, — сказала она, — хотя я обращалась не к тебе.

Колдовской огонь почти померк, а вместе с ним и Лианнан — ее яркая, жестокая красота бледнела, как призрак перед рассветом.

— Тысяча ночей жизни, — произнесла она, закрывая глаза и протягивая руку.

— Тысяча дней жизни, — отозвалась Меррис Кромвель. Она шагнула в гаснущий круг и выставила ладонь. Пальцы-сосульки тотчас пронзили ее плоть и вышли с тыльной стороны, точно кровавые призмы, сияющие сотней оттенков красного.

Меррис закричала, и Лианнан растаяла, обратилась в тень от ног и выше, так что последними исчезли острые пальцы, оставив посередине ладони женщины метку третьего яруса.

Спина Меррис выгнулась дугой, как будто ломалась и срасталась заново. Ее волосы затрепетали на невидимом ветру и легли на плечи, подернутые багрянцем — словно кровь в темной воде. Когда она подняла голову, ее глаза были черными.

Син всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Ты мне так и не ответил, — произнесла Лианнан хриплым, рваным голосом — пародией на голос Меррис. — Сдержала я наш уговор?

Она смотрела в темноту мимо колдунов, мимо Ника.

— Да, все просто отлично, — сказал ей Алан. — А как тебе нравится награда?

Лианнан рассмеялась в лицо ошарашенному Кругу Обсидиана. Она подняла руки, как танцовщица, радуясь новому телу, ступая легко, почти вприпрыжку.

Меррис с каждой секундой менялась: молодело лицо, разглаживались морщинки вокруг черных как ночь глаз. Лианнан сбросила с плеч алую шаль, и Мэй впервые заметила то, чего не хватало: талисмана-броши, которая скрепляла ее углы вместе.

— Колдуны предлагали мне тела, которыми не пришлось бы делиться, — сказала она, придвигаясь к Нику. — Но я не жалуюсь. Думаю, ты еще скажешь спасибо, Хникарр.

— Общее тело проживет дольше, — заметил Алан, снисходительно улыбаясь. Лианнан рассмеялась в ответ. — От хозяина-добровольца есть и другие выгоды. Как тебе нравится голос?

— Может, я даже научусь петь, — сказала Лианнан-в-Меррис, уже пританцовывая.

Она обошла Ника, вытянув руку, но не касаясь его окровавленного плеча. Ее пальцы выглядели длиннее, чем должны были выглядеть, и отбрасывали полупрозрачные тени, словно призраки сосулек. Потом Лианнан подошла и встала напротив Алана.

— Ну, что сказать? — спросила она, глядя на него как на какую-то новую потрясающую игру.

Алан продолжал ей улыбаться.

— Все, что захочешь.

— Алан Райвз, было приятно иметь с тобой дело, — ответила Лианнан. — Если потребуется моя помощь в битве — не стесняйся, проси. Дорого не возьму — самую-самую малость. Не то, чем нельзя поделиться.

Колдуны разом напряглись. Джеральд предупреждающе оглянулся, и никто из них не двинулся с места, не проронил ни звука.

— Нет, думаю, на сегодня сделок достаточно, — сказал Алан.

— Смотри, пожалеешь. — Лианнан взяла его за руки, наклонилась к нему и поцеловала. Потом посмотрела почти обожающим взглядом и добавила с улыбкой: — Опять-таки, если выживешь.

Алан только кивнул. Лианнан развернулась назад к Нику — ее черно-алый наряд и новые волосы цвета ночи и крови заструились следом.

— Я же говорила, что буду на твоей стороне, если мне предложат тело, — сказала она. — Однако хочу предупредить: Анзу останется недоволен, так что будь начеку. Он знает тебя не хуже, чем я, и легко найдет твое слабое место.

— А ты, выходит, хорошо меня знаешь? — впервые за вечер подал голос Ник. В этом холодном, скрипучем шепоте человеческого было еще меньше, чем у Лианнан.

— Думаю, да, — отозвалась она. — Идем со мной. Тут есть лесок и город, полный людишек. Поиграем вместе — только ты и я, как раньше.

— Нет, — ответил Ник. — Сначала мне надо кое с кем разобраться.

Он пристально и холодно посмотрел на Алана. Его внимание было сродни лавине — такое же неотвратимое и смертоносное.

Лианнан рассмеялась — беспечный и свободный Дух.

— Что ж, навести меня позже, — сказала она и отвернулась, направляясь к боковой улочке, где прятался ярмарочный люд. Мэй почувствовала, как Син вздрогнула и инстинктивно прижалась к ней. Они смотрели вслед демонице одинаково круглыми от страха глазами. Лианнан оглянулась на них и, откровенно забавляясь мучениями Син, послала ей воздушный поцелуй.

Миг — и она исчезла. Только один демон остался в круге на рыночной площади.

— Похоже, Лианнан довольна наградой от вашей сделки, — сказал Ник Алану жутким шепотом.

Он надвигался на брата, как хищник, в чьих глазах горит только голод и ничего больше.

— Потом, — тихо ответил Алан.

— Нет! — прорычал Ник.

Он застыл в полуметре от Алана — одного удара хватило бы распороть ему горло — и с вызовом заглянул в лицо. Его голос звучал рвано от едва сдерживаемой ярости.

— Мы это вчера обсуждали. Я — демон, — произнес он. — А значит, моя помощь не дается бесплатно. И я требую плату сейчас же. Таков договор!

Алан закрыл глаза, словно не хотел видеть удара.

— Хорошо.

«Ник, не надо, — взмолилась про себя Мэй под бешеный стук сердца. Она съежилась между Син и матерью, не чувствуя рук и ног. — Ник, прошу тебя!»

Он опустился на землю.

Колдуны озадаченно зашептались, зашевелились. Даже Джеральд как будто растерялся. Ник обхватил рукой колено Алана. Наступила секунда тишины: будто кто-то остановил время, чтобы мир мог измениться.

Мгновением спустя Ник уже был на ногах. Он двигался быстро и плавно, как кот в ночи: не успеешь оглянуться, и он там, где надо — то есть рядом с братом. Алан шагнул вперед и встал вровень с Ником лицом к колдунам. На сей раз он не морщился и не припадал на ногу.

— И это — твоя расплата? — выкрикнул Джеральд. От потрясения он даже забыл разозлиться. — На это ты променял всю свою силу? Да что толку в…

Ник перебил его щелчком пальцев. Тени в углах площади заизвивались и обрели форму по его воле, стали расплывчатыми созданиями тьмы. Две призрачные пантеры вышли на свет и обвились вокруг ног его брата.

«Твои силы будут ограничены до пределов, установленных нашим договором», — сказала Лианнан. И договор этот она заключила с Аланом, пока Мэй сидела в машине. Джеральд остался ни при чем.

Об этом договоре Алан рассказал Нику прошлым вечером, после ухода Мэй.

Ник расплылся в демонической усмешке, неторопливой и злорадной.

— А кто говорил обо всей силе?

 

Глава двадцать первая

ГОРЬКИЙ ПЛОД

В этот миг Мэй увидела, как терпение Джеральда лопнуло под напором ярости. Он поднял руку, и на братьев обрушился ураганный ветер.

Остальные колдуны повиновались его команде, и вот уже вокруг поднялся гомон произносимых заклятий. Полкруга ушло в тыл, где, как догадалась Мэй, было подготовлено место призывания демонов, а остальные с магическим огнем в руках двинулись в наступление.

Ник и Алан вытащили оружие.

— Давай! — скомандовала Мэй и для убедительности схватила Син за плечи. — Предупреди лучников! А остальным вели выходить и сражаться.

Син ответила еле слышно от потрясения, но с улыбкой:

— Они пойдут за тобой, если ты поведешь.

Мэй удивленно моргнула.

— Ладно. Раз так…

Она встала, отряхнула пыльные джинсы и нерешительно оглянулась на брата с матерью, которые тоже поднялись вслед за ней.

Мэй отправилась на рыночную площадь.

Из двух углов треугольника, где начинались боковые улочки, потянулся ярмарочный люд: женщина, торговавшая колокольчиками, оружейник, задержавший преступного посетителя, дудочник-азиат с блестящими темными глазами. Только в этот раз у него в руках вместо бус из костей были лук со стрелой, которую он выпустил в гущу врага.

Судя по всему, таков был сигнал: через миг на колдунов из-за ограды, с деревьев и крыш, даже с церковного шпиля обрушился ливень стрел.

Те перешли в контратаку. Перед их рядами взметнулся, словно силовое поле, небольшой ураган, и в его вихрях кружили с клекотом вороны — их швыряло туда-сюда, как опавшие листья. Из середины колдовской армии выскочил волк.

Мэй достала нож — немного неподходящее оружие для такого момента — и встала наизготовку.

Одно из созданий тьмы у ног Ника бросилось наперерез волку. Алан выстрелил в ворона. Братья Райвз выступили заодно с войском Ярмарки. Только через минуту Мэй поняла, что пополнение в лице ее самой, а также брата с матерью теснят в тылы битвы. И немудрено: у Мэй из оружия был только нож, а Джеми и вовсе остался с голыми руками.

Под ногами у них что-то вдруг зарычало, затявкало, и секундой позже Мэй заметила в гуще сражения лица, которых никак не могло там быть: отца, школьных друзей и подруг.

— Мам, мам, это иллюзии, не обращайте внимания! — крикнул Джеми в тот миг, когда Аннабель сделала выпад в сторону ухмыляющейся колдовской рожи.

Ник, стоявший позади, отразил удар.

— Эй, вы все! Живо мне за спину!

— Нет, я им нужна! — заспорила Мэй.

— Ты была им нужна, чтобы придумать план, — ответил Ник. — Или даже возглавить строй. Но только не затем, чтобы путаться под ногами, когда все идут в атаку!

С этими словами он замахнулся на ворона и точным ударом послал вниз кровавый комок перьев.

Тут же на Мэй бросилась бледная девчонка с провалами вместо глаз, но Джеми поднял ладонь, и она растворилась в воздухе, издав протяжное «ох».

Ник воздел руку, и буря вокруг них улеглась, так что стали видны нападающие — четыре, пять, шесть темных фигур надвигались из проулка рядом с мэрией. Только это были не люди, в чем Мэй убедилась по вспышке магического света у них за спиной, а демоны: на разложившихся лицах блестели черные глаза.

— Ну надо же! Засада из зомби! — выдохнул Джеми. — Обалдеть!

— Ну что за вечеринка без них, — произнес Ник и бросился в атаку. Трупы двигались медленно и потому серьезной угрозы не представляли. Мэй, борясь с подступающей к горлу тошнотой, смотрела, как Ник прорубался сквозь их толпу, рассекая гниющую плоть и проливая темную жижу. Демоны даже не успевали протягивать руки, чтобы его коснуться. Вслед за ним в бой ринулась Аннабель Кроуфорд. Глядя на мать, даму безупречных манер, которая бешено орудовала шпагой и колола мертвецов, Мэй разом ощутила прилив гордости и дурноты.

Ник развернулся и одним ударом обезглавил зомби, с которым сражалась Аннабель, после чего залихватски ей улыбнулся. Миссис Кроуфорд ответила кивком. Миг — и он нырнул ей под руку, вспарывая живот стоящего позади мертвеца. Минута — и вокруг Мэй, Джеми и их матери образовалось плотное кольцо трупов, а Ник рыскал вокруг в поисках новых противников.

Град стрел прекратился, и Мэй подумала, что колчаны Ярмарки опустели. Ей не было видно, скольких колдунов удалось победить, но судя по суматохе вокруг, пали немногие.

— Алан, наверное, подготовил бы все лучше, — сказала она.

Ник мельком на нее оглянулся.

— Алан вообще ничего не подготовил бы, — ответил он. — Кто ему поверил бы? С таким же успехом можно меня назначать воеводой. Нет, вы вдвоем отлично справились.

— Иллюзии, иллюзии, сплошь мерзкие иллюзии! — отплевывался Джеми.

Мэй невольно улыбнулась. Когда тебя хвалит тот, кто не умеет врать, это дорогого стоит.

— А я бы с радостью посмотрела на тебя в роли воеводы.

— Ага, — отозвался Ник. — Мой боевой клич был бы «за кровь, месть и мою несравненную красоту».

— Ну, я слышала и похуже, — сказала Мэй. В этот миг действительно раздалось нечто жуткое: скрежет и гул стаи насекомых, вызвавших в памяти легенду о египетских казнях.

Колдунам, правда, до Бога было далеко, да и на саранчу крылатые твари не походили. Таких существ Мэй еще никогда не видела. Они напоминали порождения кошмарных фантазий человека, который никогда не смотрел ужастиков, а только слышал о них: этакие крылатые пауки с огромными красными глазами и множеством усиков.

— Как провел лето? — задал Джеми вопрос в пространство. — Представляешь, меня чуть не сожрали адские комары, и это были еще цветочки.

Ник метнулся к нему и схватил за шиворот, оттаскивая себе за спину. Джеми скорчил гримасу и на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, перед ним, рассекая бурую дымку, пронеслось серебряное лезвие, похожее на отражение косы.

Кошмарный гул утих. Насекомые попадали на землю.

Джеми вдруг тяжело задышал, словно кто-то заставил его пробежать кросс, и сделался изжелта-белый, как воск. Ему пришлось опереться на мать, чтобы подняться. Ник и сам заметно побледнел.

— Я не могу передать тебе силу, — сказал он. — У тебя нет печати. Не знаю, как…

— Попробуй через меня, — вызвалась Мэй. — У меня же есть метка, вдруг…

Не успела она договорить, как Ник протянул руку, и в нее хлынула магия, словно метка была замком, к которому подобрали ключ, а тело — сухим руслом канала, по которому побежала вода — освежая, журча, расцвечивая все вокруг.

Мэй подняла руку, и ворон, который целил клювом ей в голову, словно наткнулся на невидимую стену и с клекотом соскользнул на землю. В тот же миг магия исчезла, и Мэй, дрожа, ощутила себя досуха опустевшим сосудом.

— Ты — не колдунья, — сказал Ник, волоча ее за собой из-под очередного натиска. — У вас разная магическая емкость — это все равно, что наполнять чашку или озеро.

Он задумчиво посмотрел на Джеми, но не успел шевельнуть пальцем, как враг — человек в образе волка с клочьями тени на зубах — прыгнул ему на грудь. Следом поспевал второй. Ника отбросили назад, выбили меч из рук.

Мэй метнулась было к нему, но тут на Джеми, которому мать как раз помогала встать на ноги, кинулась очередная мертвечина. Пришлось бежать к ним на выручку, оскальзываясь в какой-то липкой гадости, на которую боязно было смотреть, и рывком поднимать брата, чтобы Аннабель могла отбиться от нападающих.

— Мать пошла вразнос, — шепнул Джеми у Мэй на плече. — А где Ник?

Мэй обернулась: он врезал волку локтем по оскаленной пасти и выхватил кинжал.

— Волков бьет.

— Класс, — похвалил Джеми. — Вот кто никогда без дела не сидит.

Мэй обвела взглядом мешанину из тел шириной во всю площадь и нашла Алана: он дрался на переднем крае, разя колдунов ножом и пистолетом. У нее на глазах он врезал кому-то рукоятью по голове — видимо, патроны уже израсходовал.

Так и проиграть недолго, подумала она и услышала сдавленный стон Ника: второй волк вцепился когтями ему в плечо и разодрал его до кости. Мэй с Джеми разом чертыхнулись и бросились его спасать, но тут Ник одним ударом распорол зверю глотку.

Мэй отпихнула косматое тело, которое немедленно превратилось в человеческое, и столкнулась лоб в лоб с братом, наклоняясь над Ником. Он ошалело посмотрел на них, поднимаясь с залитой кровью брусчатки.

— Посмотри, у него зрачки не расширенные? — испуганно крикнул Джеми, хлопая Ника по здоровому плечу. — Мне отсюда не видно.

— Все нормально, — процедил Ник и зажмурился.

— Мэй, ему плохо! — чуть не завопил Джеми. Она кое-как поднялась на ноги.

— Боже мой, Алан упал, — вырвалось у нее. — Алана повалили… я его не вижу! Ему, кажется…

— Что?! — прохрипел Ник.

Он уже поднялся на одно колено, гневно покосился на нее и, шатаясь, встал на ноги. В обеих его руках было по клинку. По одной стекала кровь, плечо превратилось в сплошную рану, а губы сжались в тонкий решительный штрих.

— Где Алан?

— О, с Аланом все в порядке, — кивнула Мэй туда, где тот, как прежде, кромсал колдунов. Рядом с ним сражалась Син, а за ней — вся Ярмарка Гоблинов. — Я соврала, чтобы тебя поднять. Прошу прощения.

Ник рассмеялся, сделал выпад назад и наколол кого-то на меч.

— Не извиняйся. Я тут решил, что врать — это круто.

Мэй тоже засмеялась, но смех получился нервный. Ник стремительно слабел и не думал, а может, не мог себя лечить. Еще немного — и он поскользнется в собственной крови, если и дальше будет бегать, как ни в чем не бывало.

Аннабель Кроуфорд тоже начала сдавать. Мэй, видя, как она оступилась, выскочила вперед и резким ударом почти отхватила тянущуюся к ней руку зомби.

— Где Джеми? — прохрипела Аннабель, тяжело поднимаясь на ноги.

Мэй оглянулась на брата: тот стоял бок о бок с Ником, которого через секунду подмял еще один демон в теле мертвеца. Она выругалась и начала пробираться обратно, навстречу сотне врагов и иллюзий. «Мэй!» — только и выкрикнула мать ей в спину.

Под ударами клинка Ника голова трупа почти отвалилась, а когда Джеми оттащил его прочь, Мэй увидела еще больше крови.

— Ник! — закричала она, и Алан повернул голову. Он оставил Син и бросился к брату сквозь толпу на здоровых ногах. По его ножам сбегали багровые струи.

Однако успеть ему было не суждено. Джеми опустился рядом с Ником, и Мэй увидела его бледное как мел лицо — он склонился над раненым и что-то ему прошептал. Слова потонули в грохоте битвы.

Алан подобрал оброненный им меч. Миг — и он ураганом пронесся мимо Мэй, не удостоив приветствием, но расчистил перед ней дорогу, чтобы она могла отправиться следом. Меч в его руках кромсал врагов, словно лезвие мясорубки.

Очутившись рядом с братом, Алан упал на колени, а Джеми вскочил. Меч был забыт и отброшен, пальцы Алана гладили Ника по волосам и тут же алели от свежепролитой крови.

— Ник, — произнес он севшим голосом. — Боже мой, что я наделал!

Кто-то из колдунов, а не миражей, как показалось Мэй, воспользовался их слабостью и бросился на братьев с огнем в руках. Мэй выскочила вперед — сдержать его натиск, и изо всех сил вонзила ему нож под ребра.

Все верно, он оказался человеком. Вторым человеком, которого она убила. Мэй посмотрела в его удивленное, застывшее лицо, как вдруг он обмяк у нее прямо на ноже. Ей отчаянно захотелось вскрикнуть или заплакать, но она оттолкнула нападавшего, и он мешком повалился назад с уродливой неуклюжестью смерти.

Она начала эту битву. Значит, ей и принимать все, что причитается.

— Эй, — окликнул Ник. Его шепот почти терялся среди грохота сражения и все же как-то достигал ее слуха. — Ты держал меч как большой кинжал. Никогда больше при мне так не делай.

Алан издал странный полусмешок, полувсхлип. А потом в мире разлилась тишина.

Мэй оглянулась, чтобы понять, откуда взялось это безмолвие, почему утихла буря, словно ее не было, а иллюзии развеялись в ночном воздухе. Только звезды сияли с неба над залитой кровью площадью.

Круг Обсидиана замер с поднятыми руками, и даже огонь не колебался у них в ладонях. Колдун в обличье ягуара — и тот застыл как вкопанный.

Двигался только Джеми.

— «Перестань хныкать», — напомнил он нараспев. — Не это ли ты мне говорил?

— Угу, — отозвался Себ.

Ночь стала необыкновенно ясной, воздух чуть не хрустел, как зимой.

Мэй поймала на себе взгляд брата.

Его глаза были не карие, в них даже пропал серповидный блик: их переполняло серебристое сияние магии, мерцающий поток света. Он, казалось, ослеп. У него на подбородке, сбоку, виднелась черная метка демона: будто тени извивались и корчились под бледной кожей.

Маг с меткой демона вместо колдовской печати, сквозь которую в него текла сила. Мэй услышала собственный голос: «Ник может использовать Джеми как проводника для своей силы. Ему понадобится… ручной колдун».

— А ты говорил, с тобой я достигну большего, — бросил он Джеральду.

Джеральд, в отличие от Себа, не выдал страха — то ли ради Джеми, то ли ради себя. Он сделал шаг вперед.

— И у тебя все впереди.

Джеми медленно, по-вараньи, моргнул.

— Ты такой же, как я, — продолжил увещевать Джеральд. — Ты — один из нас. Тебе известно, на чьей ты стороне.

Джеми оглянулся на Мэй с окровавленным ножом, на Алана с окровавленными руками, держащего брата под голову.

— Не на твоей, — произнес он и поднял руку. Весь Круг Обсидиана прижало к стене мэрии, как кукол в детской.

Ник подхватил меч, Алан снова вытащил ножи, Мэй с Аннабель встали по обе стороны от них. Все они выстроились у Джеми за спиной.

Мэй поискала глазами Син и нашла ее — по кинжалу в руках, шелковый топ висит клочьями. Она подняла брови в немом вопросе: «Ну, чего ты ждешь?»

— Все — за ними, — скомандовала Син, и Ярмарка Гоблинов сплотила ряды с демоном, предателем и колдуном.

Джеральд медленно встал на ноги. Рядом, настороженно озираясь, кое-как поднимался Обсидиановый Круг. Себ остался сидеть, положив руки на колени и наблюдая за Джеми.

— Хотел бы я, чтобы все вышло иначе, — произнес Джеми. Его жуткие светящиеся глаза обошли каждое лицо круга и вернулись к Джеральду. — Я не могу тебя убить.

— А я бы смог, — вызвался Ник.

Ярмарка Гоблинов, похоже, была склонна с ним согласиться: люди пошли вперед, смыкаясь вокруг колдунов плотным, рассерженным кольцом. Джеми оглядел их и растерялся. Казалось, он балансировал на грани отступления. И тут Джеральд опустился на колени.

— Давай, — произнес он. — Иди сюда.

Карабкаясь через тела, пролезая между ногами воинов, в крови и вонючей жиже из ран мертвецов на мешковатой пижамке, вперед вышел маленький братец Син, Тоби. Он брел прямиком в руки Джеральда.

Колдун выпрямился, держа руку ребенка ладошкой вверх, и произнес несколько слов. Мир переменился снова — словно иллюзия, которая, как туман, исчезает с рассветом. Метку было видно всем — она пятнала детскую ладонь уродливым черным символом, похожим на колдовскую печать: рука, стиснувшая чужое сердце.

Видимо, Джеральд изобрел две метки — разновидность колдовской печати, которая тянула силу из людей вместо круга, и эту.

— Перед вами — колдовской аналог метки демона, — произнес Джеральд, глядя на Син. — И тот, кто ее носит, находится в полной моей власти.

Значит, он поставил метку на Тоби во время Ярмарки. А потом отдал мальчика Мэй, когда перестал в нем нуждаться.

— Жизнь этого ребенка — в моих руках, — произнес Джеральд четким, зычным голосом. — Мой круг уйдет отсюда, и никто ему не помешает.

— Тоби! — в отчаянии выпалила Син и потянулась к малышу. — Как ты сю…

— А вот этого не надо, — предупредил Джеральд. — Это я призвал его сюда. Я могу направить его куда угодно — хоть вниз с обрыва. Могу отдать демонам. Могу приказать ему не дышать силой мысли. Отзови людей.

— Отступаем! — скомандовала Син.

Ярмарка стояла. Люди жаждали крови. В кои-то веки им выпал шанс разделаться с колдунами, а Син еще даже не выбрали в лидеры.

— Ребенок, считай, уже погиб, — произнес дудочник Маттиас, сжимая заряженный лук. — Сомневаюсь, что этот тип снимет метку.

— Маттиас! — прикрикнула Син, но по площади уже пронесся шепоток одобрения.

— Зачем нам хозяйка, на которую можно давить?

Тоби заплакал, и его горестный голосок зазвучал над двускатными крышами домов вокруг рыночной площади. Джеми посмотрел на Мэй, но она не смогла прочесть его мысль по горящим магией глазам. Когда же брат взял ее за руку, она поняла: его парализовал страх.

— Мне это тоже совсем неприятно, — сказал ему Джеральд. Судя по лицу, Джеми замутило, как и его сестру.

Похоже, дудочник был прав. Мэй тоже не видела способа вызволить Тоби живым.

Син стояла навытяжку, все еще сжимая в руках по ножу. Ее губы дрожали.

— Убить их! — выкрикнул Маттиас.

Толпа подалась вперед.

— Стойте! — раздался голос Алана.

Он вышел вперед — в несколько шагов поравнялся с Джеральдом и ребенком. В следующий миг Тоби протяжно закричал от боли.

Алан замер, выставив вперед ладонь.

— Что проку от этого ребенка? — спросил он, обволакивая в бархат каждое слово, не подводя к мысли, а увлекая за собой. — Ты их слышал. Они все равно тебя убьют. Тебе нужен заложник получше.

Он снисходительно покосился на головку Тоби. Джеральд как будто задумался.

— Тебе нужен соперник, чтобы контролировать демона, — продолжил Алан и повернул руку ладонью вверх, протягивая вторую к ребенку. — Отпусти ребенка. Перенеси метку. Возьми меня вместо него.

— Алан, стой! — выкрикнул Ник жутким голосом. Он ринулся вперед, сметая всех на своем пути.

— Давай! — скомандовал Алан, и Джеральд схватил его за руку. Миг — и все было кончено. Ребенок сидел у Алана на руках, а черная метка перекочевала ему в ладонь.

— Тс-с, — прошептал он ребенку, который уже затих, уткнувшись ему в плечо. — Теперь все будет хорошо.

Он сделал два шага вперед и передал Тоби Син с рук на руки. Она почти смиренно взяла малыша, но, несмотря на оторопь, крепко прижала к себе.

Алан успел вовремя: секундой позже Ник бросился на него и рывком развернул, вцепившись ему в плечо. Мэй на секунду показалось, что сейчас Ник ударит Алана, но тот лишь стиснул брата в яростном с виду захвате и повернулся к Джеральду.

— Ты еще пожалеешь, — посулил он демоническим голосом, похожим на лязг оков, от которого кровь стынет в жилах, а надежды ее растопить тают как дым. — Я замедлю время, чтобы ты дольше мучился. Ты будешь жить вечно — до конца этого мира. Будешь корчиться, ползать, валяться в грязи, умолять, клясть себя за то, что посмел тронуть моего брата.

Словами Джеральд не ответил, зато Алан резко вскрикнул сквозь зубы и рухнул как подкошенный. Мэй знала, сколько боли он должен был испытать, чтобы выдать ее перед Ником.

Поднимаясь на ноги, Алан едва не упал. Мэй сначала не удивилась, потом вспомнила: Ник же его вылечил.

— Твой братец был здоров целых пять минут, — произнес колдун. — Ну как, стоило ради этого ограничивать себя в силе?

Ник напряженно вздрогнул, словно его ударили.

— Мое кольцо, — приказал Джеральд.

Ник сдернул его с пальца и швырнул на землю к ногам колдуна, не сводя с Алана глаз.

— То-то же. — Джеральд нагнулся подобрать трофей и надел окровавленное кольцо себе на палец. — А теперь мы, пожалуй, пойдем.

— Кто сказал? — воскликнул Маттиас. — Теперь дитя Ярмарки в наших руках. А изменник — черт с ним!

— Верно, обойдемся малой кровью! — выкрикнула продавщица колокольчиков.

Алан, опешив, посмотрел на нее, и она отвела глаза.

— Всего одна жизнь! Мы все рисковали не меньше!

Площадь словно опрокинулась вверх дном, окунулась в иной мир: Ник зарычал. Все разом вздрогнули на ледяном ветру. Мэй увидела, что дышит паром, словно дракон.

— Только суньтесь, — тихо пригрозил Ник.

Ярмарка расступилась вокруг демона: миг единения забылся, войско распалось, и рядом остались немногие: Алан, Мэй, Джеми, Аннабель и дрожащая Син с маленьким братцем на руках.

— Стойте! — неуверенно выкрикнула она.

Ее и слушать не стали.

— Стойте, кретины! — рявкнула Мэй. — Дайте колдунам шанс капитулировать! — Она многозначительно посмотрела на Джеми. — Мы все видели: от них может быть польза!

Ярмарка вдруг загудела.

Мэй сомневалась, что ее идею одобрят. Задумались — и то хорошо. Себ вдруг выпрямился с блеском в зеленых глазах.

— Ты что, смеешься? — фыркнул Джеральд, но кое-кто из его подопечных определенно увлекся этой идеей.

— По-моему, отличная мысль, — произнесла Селеста Дрейк, выступая из тени церкви вместе со всем Кругом Авантюрина. — Джеральд, может, наконец, сдашься мне?

Люди Ярмарки снова потекли к Нику и Джеми. Армия, вновь сплотившись, оказалась меж двух огней.

Селеста на нее даже не оглянулась. Она поплыла вперед, безмятежно, как фарфоровый лебедь по зеркальному пруду, пока не остановилась перед Джеральдом, протягивая ему обе руки.

— Я же говорила, что ты передумаешь.

Джеральд холодно посмотрел на нее.

— Ты говорила, что я лишусь всего, что имею.

— Верно, — признала Селеста. — Однако, учитывая твои недавние успехи… — Ее глаза скользнули на Алана, — я готова повторить предложение. Итак, ты согласен или нет? Даю последнюю попытку.

— Согласен, — ответил Джеральд и взял ее за руки.

— Круг от круга моего, — произнесла Селеста. — Теперь ты — мой, вместе со всеми метками и подопечными. Я заклеймлю вас своей печатью, чтобы не было над вами иных господ, кроме меня.

— Ты — моя госпожа, — ответил ей Джеральд, склонив голову.

— И твои враги станут моими врагами, — добавила Селеста, обводя льдистыми серыми глазами войско Ярмарки Гоблинов. — Ты возглавишь нас после меня. Итак, сделка заключена. Кто дерзнет выступить против Круга Авантюрина?

Все молчали. Теперь перевес был на стороне врагов: Джеральда с двумя метками, Хелен с двумя мечами. Этого союза Мэй не ждала и совсем не хотела. Даже с Джеми и Ником колдунов было не одолеть. Селеста не собиралась воевать, пока Круг Обсидиана не перейдет под ее начало. Теперь Ярмарка проиграла. Для общего выживания лучше всего было сидеть тихо.

Селеста удалилась, Джеральд тоже повернулся уходить. На миг Мэй решила, что этим все закончится. Но тут колдун задержался перед Джеми и сказал:

— Идем.

Тот воззрился на него, как на безумца.

— Теперь ты почувствовал силу, правда? — спросил Джеральд. — Когда получил ее. Дальше будет хотеться еще и еще. Идем со мной.

Джеми смотрел на него, обиженно сжав губы. Было видно, что любовь в нем до сих пор жила, несмотря на случившееся.

— Хорошо, — сказал он.

— Что?! — крикнула Мэй.

Она метнулась вперед, но мать ее опередила: ее шпага рассекла воздух серебряным бликом и пролегла между Джеми и Джеральдом.

— Его ты не заберешь, — отчеканила Аннабель Кроуфорд. — Он — мой.

Раздался звон стали о сталь: Хелен из Круга Авантюрина взмахнула мечом и два лезвия соприкоснулись. Аннабель с вызовом посмотрела на противницу, вздернув подбородок. Хелен криво усмехнулась.

— Ошибаешься, — ответила колдунья. — Теперь он — наш.

Мэй подумала, что на этом Хелен развернется и уйдет. Так она и поступила.

Но за миг до ухода колдунья бросилась вперед и по рукоять вонзила меч в грудь соперницы. Аннабель тихо охнула — скорее от удивления, чем от боли, и сложилась пополам. Хелен вытащила клинок и вернулась в строй к остальным колдунам.

В следующее мгновение Аннабель Кроуфорд повалилась навзничь.

— Мам! — испуганно выпалил Джеми. Он упал рядом с ней на колени. У Мэй сжалось сердце и пересохло во рту.

Мать лежала на мостовой, разметав по окровавленной брусчатке светлые волосы. Изо рта у нее тоже текла кровь. Алое пятно расползалось на белой блузке, глаза невидяще смотрели в ночное небо.

Из груди Мэй вырвался хриплый, протяжный стон. Руки Джеми, отчаянно шарившие по лицу и голове матери, замерли.

— Мам! Мам! — повторял он в испуге, словно потерянный, словно ее не было рядом. — Мама, пожалуйста! Мам, очнись!

Мэй, не помня себя, тоже упала на четвереньки рядом с ним на камни. Она снова навзрыд застонала, схватила мать за плечи и стала трясти до тех пор, пока Джеми не вцепился ей в локоть.

— Стой, не надо, — проговорил он сквозь слезы над самым ее ухом. — Не надо. Она… она…

У Мэй тоже лились слезы. Лицо брата расплылось — остались только белесые от магии глаза и метка демона на подбородке, но тут он вдруг повис у нее на шее, приник к ней так же, как полдня назад никнул к матери.

— Тс-с, — произнесла Мэй глухим, как будто не своим голосом. Слезы Джеми стекали ей за воротник. Она решила крепиться ради него: погладила брата по вздрагивающей спине и повторила: — Тс-с. Я знаю, она умерла.

Ярмарка Гоблинов расположилась на лугу в окрестностях города. Мэй смутно помнила, что он считается самым широким в Англии и вроде бы очень красив. Фургоны и палатки Ярмарки заняли всего лишь крохотный уголок его сочно-зеленого ковра. С самого раннего утра повсюду вокруг перекликались птицы, а деревья шептались друг с другом.

Мэй лежала бок о бок с Джеми в красной палатке, наблюдая, как узор из пятен тени от листьев скользит по брезенту. Она старалась не шевелиться, чтобы не разбудить Джеми после того, как он в плаче забылся сном. Выслушивать соболезнования чужих людей тоже было невмоготу, поэтому она и осталась в палатке смотреть на игру теней.

Мэй даже не знала, куда подевали тело матери.

— Ты хоть понимаешь, что проку от тебя сейчас — ноль? — прошипел Ник за стенкой палатки. — Джеральд играет с тобой как кот с мышью, чтобы мы сидели и гадали, как он поступит через минуту. А ты снова хромой!

— Мне это не мешает, — мягко ответил Алан. — Это ты придумал меня лечить.

Ник колко рассмеялся.

— Да, а ты любишь терпеть постоянную боль.

— Я привык себя таким ощущать, С каждым могло случиться…

— Не из-за меня!

— Согласен, — сказал Алан, и Ник вдруг пугающе затих. — Быть твоим братом опасно. Но я пошел на этот риск; таков был мой выбор. Я изменился сам и изменил мир, чтобы тебя сохранить. И ты этого стоил.

— А если Джеральд тебя убьет? — рявкнул Ник. — Или еще хуже?

— Все равно ты этого стоишь.

Воцарилась тишина — даже тени на палатке застыли. Алан не попытался коснуться брата.

— Ну и дурак же ты! — взорвался Ник. — Иногда я тебя ненавижу. Ненавижу! И не знаю, как тебе помочь!

— Тс-с, — ответил Алан. — Не разбуди Мэй с Джеми.

Ник издал жуткий, низкий звук, похожий на рык чудовища из кошмаров, а потом его тень ускользнула.

Мэй осторожно поднялась на ноги и, отвернув край палаточной двери, выбралась на жаркое солнце.

— Я уже проснулась, — сказала она. — Что с маминым телом? Где она?

Алан, похожий на одинокого часового у их убежища, ответил:

— Его повезли в Дом Мезенция.

— Что?! — воскликнула Мэй, заранее настроившись рвать и метать. — Ее же не… она не была одержимой!

— Там есть кладбище, — тихо пояснил Алан сочувственным тоном. — На случай, если ты или Джеми захотите к ней съездить.

— Никогда, — ответила Мэй. — Ни за что.

Они даже не могли заявить о ее гибели, не могли предъявить полиции тело женщины, заколотой мечом, — началось бы дознание. Единственной альтернативой было утопить Аннабель Кроуфорд вместе с другими мертвецами. Мэй зажмурилась и сдавленно охнула, отгоняя эту мысль: как ее мать кидают в реку.

Алан заговорил, пока она держала глаза закрытыми. Его тон утешал и скорбел вместе с ней, и голос был самый правильный.

— Хорошо.

Это ее и взбесило. Она распахнула глаза.

— Я не буду с тобой встречаться, — бросила Мэй в его обеспокоенное лицо.

Чувство было такое, словно какой-то зверь рвался у нее изнутри, продирал когтями глотку до крови. Стало так жутко, что хотелось плакать, а она дала волю ярости.

— Ты меня подставил! Нарочно просил о свидании, чтобы обмануть Джеральда! Ты ни секунды не думал предавать Ника! Знал, что я не скажу «нет» перед Ярмаркой, а сам просто хотел, чтобы я передала твой план Джеми, а он — Джеральду. Дескать, раз Алан подружке шепнул, значит, правда. Подлость — вот как это называется!

Алан отвел взгляд. Перед лагерем текла река, безмятежно сверкая в свете зари. Над водой висели диковинные стрекозы.

— Знаю, — тихо произнес Алан.

— Что, нельзя было сказать правду? — шепотом спросила Мэй.

— Можно. Но я этого не сделал, — прошептал он в ответ. — Было легче и безопаснее соврать. Прости.

Он, наверное, все это время чувствовал перед ней вину и все равно поступил по-своему — услышал о беде Меррис и понял, как этим воспользоваться. Призвал Лианнан, заключил договор, скрыв его цель от Мэй, поцеловал ее и стал врать, врать и врать…

— Знаешь, ты мог бы разбить мне сердце, — воскликнула Мэй. — И даже тогда не поморщился бы.

Алан скривился в горькой усмешке.

— Разбить сердце? Это вряд ли, — сказал он. — Для этого ты должна была бы хоть немного меня любить.

Я многих девушек встречал, но о тебе мечтал сильнее всего.

Мэй сглотнула ком в горле и снова на миг зажмурилась.

— Ты мне очень нравился, — сказала она Алану. — Думаю… думаю, у нас даже могло бы что-то получиться. Но ты меня обманул.

— Спасибо за откровенность, — ответил Алан, как будто и впрямь был ей благодарен. И как будто не поверил ни единому слову. Говорил он печально, но решительно — видимо, уже свыкся с мыслью потерять ее из-за обмана.

Мэй опять открыла глаза и увидела его бледное продолговатое лицо, дивные глаза цвета сумеречного неба и, отстранившись от боли и гнева, напомнила себе о метке, которую он принял прошлой ночью. В любой момент его могли замучить, стравить демонам или даже убить. Жизнь Алана теперь целиком зависела от прихоти колдунов, а отдал он ее за едва знакомого ребенка, за Ярмарку и девчонку-танцовщицу, которые видели в нем кто предателя, кто — калеку.

Он врал той, кого хотел любить, врал хладнокровно и последовательно, неделя за неделей. А потом явил такое благородство, каких она почти не встречала.

Мэй колотило изнутри: сначала мелкой дрожью, потом все сильнее и сильнее, но ей не хотелось это показывать.

— Алан, — сказала она, — ты спятил.

— Вот тем-то ты мне и понравилась, — беззлобно ответил он. — Настоящая умница.

Мэй улыбнулась бы, если б не чувство, что лицо вот-вот лопнет. Алан, судя по всему, ломал голову над тем, что сказать ей, как утешить или обнять. Мэй вдруг захотелось исчезнуть, не дожидаясь, пока он подберет нужные слова.

— Мэй, ты здесь? — воскликнул Джеми, выходя из-за палатки. — Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Брат раскраснелся от сна и слез, волосы помялись. Он выглядел лет на двенадцать. Мэй захотелось хоть чем-нибудь его подбодрить.

— Конечно, уже ухожу, — заторопился Алан. — Надо найти место, где бы мы с Ником могли все как следует обсудить. Где-нибудь на другом краю луга, в стороне от народа.

Джеми улыбнулся дрожащими губами. Через миг улыбка распалась.

— А еще можно взять самолет до Египта и побеседовать посреди Сахары.

— Да, так будет безопаснее, — кивнул Алан. — Джеми, я очень сочувствую.

— Знаю. Алан, на случай если… на случай… — Он осекся, потом подошел к Алану и обнял его за шею — пришлось для этого встать на цыпочки. Алан ни секунды не колебался: тоже обхватил Джеми за плечи и притянул к себе.

— Спасибо за все, — проговорил тот через минуту, когда, освободившись, стал утирать ладонью опухшие глаза.

Алан посмотрел на него озадаченно-любящим взглядом.

— Рад был помочь. Вам спасибо за все.

Наконец Алан с присущим ему тактом оглядел Джеми и Мэй еще раз и ушел прочь от Ярмарки в сторону кустов боярышника, раскинувших ветви на фоне бледного неба.

— Эй, — окликнула Мэй. Слова застряли у нее в горле.

Джеми обернулся к ней, и его глаза снова потемнели, как зеркала ее глаз. Он протянул руку, и она повторила его жест, соединила с братом ладони, переплела пальцы. Ей захотелось пообещать, что никто ему больше не навредит, что она защитит его, что всегда-всегда будет рядом.

— Прости меня, — сказал Джеми. — Это я во всем виноват. Думал, если я поеду в Лондон, то смогу помочь, даже если круг Селесты теперь силен как никогда. Думал, буду держать связь. Я только хотел помочь, а вышло, что мама из-за меня…

— Не из-за тебя, — оборвала его Мэй. — Это был мой план. Если б не я…

— Но ты не могла иначе, — ответил Джеми. — А мне… мне все равно придется ехать в Лондон.

Мэй так стиснула пальцы, что впилась ногтями брату в ладонь.

— Мне придется поехать, Мэй, — повторил он, пока она молчала. — У Алана метка. Надо будет узнать, что Джеральд планирует на его счет. Селеста получила слишком много подчиненных плюс изобретения Джеральда. Скоро она пойдет на нас войной, и кто-то должен будет следить за ней с тыла. А еще… надо придумать способ, как избавиться от кругов. Ты видела — некоторые колдуны хотели перейти к нам. Наверняка некоторые готовы обойтись без кругов, не все считают убийство людей нормой. Кто-то должен их объединить. Я — единственный, у кого есть такой шанс. Ты справишься без меня?

Джеми смотрел на нее, держа за руку с прежним неистовством, кусая губы от страха, нерешительности и боли и, однако же, пытаясь поступить правильно.

Настоящий Кроуфорд.

Мэй прижалась к нему лбом и замерла так на время.

— Да, — пообещала она. — Я справлюсь.

Они так стояли, пока Джеми не произнес:

— Ник.

— Что? — переспросила Мэй.

— Ник, сюда! Ник! — крикнул брат, отойдя на шаг. Ник быстрым шагом шел мимо палатки с явным намерением найти Алана, но по зову Джеми вскинул голову и повернул к ним с Мэй. Кто-то одолжил ему новую рубашку — старая была разорвана надвое и пропиталась кровью. Сам он, несмотря на зажившие раны, выглядел устало и напряженно.

— Что? — спросил Ник.

Джеми отпустил пальцы Мэй, крепко стиснув их напоследок.

— Мне правда жаль, что так получилось, — сказал он. — Я знаю, ты очень расстроился из-за Алана и не знаешь, что сказать мне о… о чем бы то ни было, и это худшее время для разговора, какое я мог выбрать. Но дело в том, что я отправляюсь в Круг Авантюрина, чтобы помочь Алану и всем нам — меня одного туда пустят, поэтому другого времени поговорить не будет. Я только хотел сказать, что ты был отличным другом. Я очень рад, что ты ко мне обратился. Рад тому, что мы сделали вдвоем. А теперь можешь поискать Алана. Ничего не отвечай, я пойму.

Джеми стоял на почтительном расстоянии и говорил опасливо, тревожно, подбирая слова. «Наверное, решил, что это его последний шанс уладить отношения, — подумала Мэй с болью в сердце. — На случай, если он погибнет в Лондоне среди врагов».

— Что? — воскликнул Ник и нахмурился. — Что ты несешь? Не будь кретином! Никуда ты не поедешь!

— Нет, поеду, — твердо возразил Джеми.

— Хочешь отомстить за мать?

Джеми вздрогнул. Ник стиснул кулак и ослабил его, а потом набрал воздуха в грудь.

— Я сделаю это за тебя. Скажи, чего хочешь, и я все исполню. Тебе незачем куда-то тащиться и подставлять голову под удар, как последнему идиоту.

— Ладно, раз ты так всемогущ, скажи-ка: можешь прикинуться колдуном и завоевать доверие Джеральда, чтобы разузнать планы Селесты и спасти членов круга, которые не хотят участвовать в войне? Если да — круто. Я буду сидеть здесь как привязанный.

Ник захлопал глазами.

— Я больше думал о том, чтобы кого-нибудь убить. Улыбка Джеми снова получилась неуверенной, зато почти настоящей.

— Я догадался. Но поехать все равно придется. Я так решил. Береги себя, Ник.

Джеми немного попятился, уходя, и перевел взгляд на Мэй.

— Эй, — окликнул Ник и запустил чем-то в голову Джеми. Тот поймал предмет и чуть не выронил, когда увидел грубую гравировку на яркой рукояти и понял, что к нему попало.

— Опять нож? — жалобно спросил он. — А я-то надеялся…

— Не просто нож, а зачарованный кинжал, — заметил Ник. — Сам делал.

— Не хочу показаться неблагодарным после того, как ты преподнес мне сей значительный, собственноручно сделанный и устрашающий подарок, — заметил Джеми, — но, думаешь, я когда-нибудь им воспользуюсь?

— Вполне, если надо будет кого-нибудь припугнуть. Главное, помни, чему я тебя учил, — сказал Ник. — В случае чего, тяни время, чтобы я мог приехать и тебя спасти. Я приеду.

— Знаю, — ответил Джеми. — Спасибо за жуткий нож.

Он чуточку беспомощно посмотрел на подарок и сунул его в карман, а потом отправился вдоль берега реки на другой конец луга — противоположный тому, куда ушел Алан.

— Да, — крикнул вдогонку Ник, — прости, что с лицом так вышло.

Джеми оглянулся, тронул метку демона тыльной стороной ладони.

— Ты просишь прощения за то, что спас нам всем жизнь и поступил, как было нужно?

— Нет, — выпалил Ник. — Ну, ты меня понял. Вообще. — Джеми оторопело воззрился на него и тут же рассмеялся. Смех получился живой, беспечный и приятный. Мэй сохранила этот образ в памяти на случай, если брат погибнет. Смеющийся Джеми на фоне утренней реки.

В следующий миг он перевел взгляд на Мэй и прекратил смеяться. Секунду-другую они молча смотрели друг другу в глаза.

«Ты и я против целого мира».

Мэй кивнула ему. Джеми развернулся и медленно побрел прочь вдоль реки. Он решительно выпрямил худенькие плечи, и от этой маленькой детали она чуть не расплакалась, но все равно была вынуждена хранить самообладание на случай, если брат обернется.

— Не уходи, — велела она Нику сквозь зубы. Пусть Джеми, если что, увидит: она не одна. Мэй продолжала смотреть ему вслед даже тогда, когда пришлось сощурить глаза из-за бликов на водной глади, пока Джеми не превратился в темную точку. А потом и она исчезла.

— Теперь можешь идти, — произнесла Мэй. Все было кончено. Джеми ушел.

Ник кивнул — на секунду уронил голову. Его волосы были настолько черны, что на солнце казались пыльными; свет отражался от них и рассеивался в белую дымку.

Дымка была рваной и совсем не походила на венец.

— Хелен, — произнес Ник. — Я мог бы ее убить на мосту в Лондоне, но не убил. Подумал, это будет по-человечески — отпустить ее, пощадить врага. Проявить милосердие. А зря. Теперь жалею, что не убил. Тогда Аннабель была бы жива.

Звук имени матери задел Мэй, как удар по ране. Она вдруг пожалела, что не родилась слепой, глухой и немой. Тогда бы не пришлось слышать эти слова, не пришлось бы смотреть в пустые глаза матери, глядящие в ночное небо.

— Ты не виноват, — проронила она.

— Пожалуй, — ответил Ник. — Но мне хотелось бы видеть ее живой. Не только ради тебя или Джеми. Я… кажется, она мне нравилась.

Аннабель, которая могла без запинки пройти на высоченных каблуках и сражаться на шпагах в полумраке ночного сада.

— Уйди, прошу тебя, — сказала Мэй и отвернулась, чтобы не видеть его лица — совершенного, холодного и вечно безучастного.

— Мэвис, — произнес Ник, а потом замолчал.

Аннабель считала это кошмарное имя красивым.

Она назвала так свою дочь, потому что видела в ней красавицу. У Мэй защипало глаза, а через миг по лицу потекли слезы. Она смахивала их рукой, глотала и не могла унять.

— Уходи, — повторила Мэй, захлебываясь плачем.

Ответом было молчание. На секунду ей показалось, что Ник ушел, потом она услышала, как он сказал:

— Нет. — Его голос прозвучал ужасно близко и звучно.

Ник обнял ее за плечи. Сделал он это медленно и неловко, просто Мэй как-то очутилась в кольце сильных рук, прижалась к его груди. Ник согревал ее всем телом, высоким и крепким, и Мэй невольно ухватилась за него — вцепилась в рубашку, как будто собиралась поколотить. Она стояла на цыпочках, повиснув на Нике, уткнувшись лицом ему в ключицу. Можно было бы броситься на него с кулаками или завизжать — все, как она хотела.

Еще вчера утром Аннабель Кроуфорд знать не знала о магии. У нее был всего день, чтобы вникнуть, испугаться, стать героиней — и умереть.

Мэй рыдала, подвывая сквозь зубы у Ника на плече, глотала слезы и заливала слезами его. Мать везли в Дом Мезенция, чтобы предать там земле, потому что иначе пришлось бы спустить ее в реку.

Руки Ника сжимали Мэй, как стальные прутья. Он не утешал ее и не гладил по спине, в отличие от демона ее снов или от человека, но и не отпускал.

— Мэвис, Мэй, — проговорил он, наконец. — Я не знаю, как будет правильно. Ты должна меня научить. Так лучше?

— Да, — прошептала Мэй ему в плечо. Ее голос сорвался, и она беззвучно зарыдала, прижавшись к нему, дыша запахом хлопка и стали. Ее сердце разрывалось от горя, потому что она оказалась там, где хотела быть: только с ним, только в его руках. Мэй поняла, что заставляло ее возвращаться к нему и вести себя как последняя дура, почему ее планы рушились, и все казалось бессмыслицей. Теперь до нее дошло.

Она, похоже, влюбилась.

С ней такое случилось впервые. А ее избраннику даже невдомек, как отвечать на любовь.

Мэй слишком устала и настрадалась для этих раздумий. Она просто прислонилась к нему, закрыв глаза и тихо радуясь, что он рядом.

Заснуть бы вот так, стоя, отсчитывая мерные вдохи на его груди, подумала Мэй, но потом решила, что достаточно успокоилась, а Ник очень кстати сам от нее отступил.

— Большое спасибо, — сказала Мэй. Вышло очень официально. — Теперь я пойду, поищу Син. А ты можешь найти Алана.

Ник кивнул, глядя на нее. Она посмотрела в его нездешние глаза, жестоко очерченный рот, и ее сердце перевернулось в груди, как монета, которую подбросили и поймали новой стороной вверх.

— Мы все уладим, — пообещала Мэй. — Выручим Джеми, сбережем Алана. У нас все получится.

Вот только сберечь Алана было нереально. Джеральд мог делать с ним все, что захочет, в любое время, а брату оставалось только смотреть.

Ник неожиданно напрягся. На одну грозную секунду в его лице отразились ярость и бессилие. Потом он опять кивнул.

— Расскажи мне попозже о своем плане. Ты ведь у нас воевода, так? — спросил он и дождался ее кивка. — Вот и веди.

С этим он развернулся и, крадучись как хищник, отправился туда, где скрылся его брат.

— Точно, — прошептала Мэй себе под нос. — Чем не план?

Ей не хотелось обманывать Ника, поэтому она пошла искать Син, петляя узкими зелеными тропками среди палаток и фургонов.

Син боком сидела на шезлонге, держа малыша Тоби на коленях. Она разговаривала с Меррис Кромвель.

Хозяйка Ярмарки выглядела так же, как прежде, если не считать чернильно-черных глаз. Во всяком случае, сдержанная, одобряющая улыбка была целиком ее. После рассвета Лианнан исчезла из нее без следа.

— Мэй! — воскликнула Син, и тоже ей улыбнулась с живым гостеприимством и сочувствием в глазах. — Посиди с нами. Мы как раз о тебе говорили. Ты просто молодец!

— Что верно, то верно.

Син выглядела очень мило и стильно: рваный шелк она сменила на просторную хлопковую блузу с джинсовой юбкой, открывающей ноги. Ее брат и наставница были спасены. Она получила, что хотела.

Но вот Син поймала Мэй за руку и горячо сжала ладонь, словно передавая секрет, и Мэй поняла, что не может ненавидеть ту, кем восхищалась.

Война Селесты вскоре обрушится и на нее. Чтобы победить, придется действовать сообща, как в тот недолгий миг на рыночной площади.

— Я слышала, это ты подготовила план атаки, — произнесла Меррис. — И ты предложила колдунам сдаться, чтобы укрепить наши ряды. Похоже, что ты проявила куда больше инициативы, нежели наша Синтия.

Син перестала улыбаться. Мэй нахмурилась.

— Син здорово постаралась — собрала всех этих людей. Без нее у меня вообще ничего бы не вышло.

— Да, — ответила Меррис. — Син во всех случаях показала себя прекрасным помощником. Но, сдается мне, Ярмарке нужен кто-то более способный и независимый.

Карие глаза Син вспыхнули обидой и гневом. Мэй вообще рассердилась. Она едва знала собеседницу, но не собиралась терпеть, чтобы ее друзей унижали ни за что ни про что.

— У меня всего три года, — неожиданно безмятежно произнесла Меррис — словно ярмарочный колокольчик зазвенел. — И мне нужно быть абсолютно уверенной в том, что к тому времени, как я умру, Ярмарка останется в наинадежнейших руках. Поэтому отныне я буду следить за вами обеими с тем, чтобы определить: кто из вас займет мое место. — Она замолчала на миг. — Если, конечно, тебе интересна эта работа.

Мэй окинула взглядом ярмарочное разноцветье и вспомнила, как окрыляло ощущение сбывающегося плана и как подавляло бездействие, чувство собственной ненужности. Джеми выбрал свой путь и отправился его выполнять. Теперь надо было и ей что-то предпринимать. К тому же она полюбила Ярмарку с самого первого дня.

— Да, — сипло ответила Мэй. — Очень интересна. Меррис поднялась с кресла чуть энергичнее, чем полагалось женщине ее лет. Мэй на миг утонула в ее демонически-черных глазах.

— Отлично. Время покажет, которая из вас достойна этой должности. Я буду рада решить это поскорее.

Мэй и Син не заметили, как посмотрели друг на друга, и между ними впервые с зарождения обоюдной симпатии проскользнул холод. Мэй даже не удивилась тому, что вдруг начала оценивать преимущества и недостатки Син, думая, как сравнять первые и использовать вторые.

Син тоже мерила ее взглядом, изучала будущую выскочку-соперницу.

А потом Мэй вспомнила ее доброе отношение и то, как приветлива она была в ночь Ярмарки. Син, наверное, тоже задумалась — о плане, который почти удался, а может, о том, что случилось с Аннабель. Потом она оглянулась на пестроту палаток и висячих фонарей, на зеленый простор луга. Вдалеке, на фоне горизонта и боярышника, виднелись две темные фигуры — Ника и Алана. Насколько Мэй могла разглядеть по лицу первого, искаженному бессильной яростью, братья готовились к перепалке. Она уже знала, что будет дальше: Ник начнет бушевать, Алан — обманывать, и ни один не покинет другого.

— Посмотрим на это с другой стороны, — сказала Син, — было бы куда глупее подраться из-за парня.

— Это точно.

— Что ж. Пусть победит сильнейшая!

Син зажмурилась, улучив момент погреться на солнышке, льющем на луг тепло и свет, от которого листья травы подернулись золотисто-медовым.

Мэй гнала из головы мысли об Алане, чья жизнь теперь была в руках колдунов, и об одиноком Джеми во вражеском стане — мысли о любви и утрате. Она обвела глазами Ярмарку Гоблинов, похожую на пиршественный стол, и подумала о войне. Точнее, о том, как победит.

— Точно, — сказала она себе. — Чем не план?

 

Благодарности

Кое-кто очень мудрый однажды сказал мне, что писать вторую книгу гораздо труднее — в одиночку здесь точно не справиться. К счастью, у меня было много прекрасных помощников, которых я не могу не поблагодарить.

Спасибо Кристин Нельсон, необыкновенному лит-агенту, и замечательным сотрудникам «Нельсон литерари эйдженси». Спасибо неподражаемому редактору Карен Войтыле — владычице моей души, которая, при поддержке Эмили Фабр, убедила меня не мямлить и объявить войну жутким романтическим штампам (ЖРШ). Спасибо моему британскому редактору Венише Гослинг, полностью с ней солидарной, и выпускающему редактору Валерии Ши, солидарной с ними обеими.

Спасибо «Саймону и Шустеру» во всей его совокупности, как американскому, так и британскому, и всем моим иностранным издательствам. Вы так поддержали меня с выходом первой книги, что теперь я полагаюсь на вас абсолютно во всем!

Спасибо Николь Руссо и Анне Маккин за организацию лучшего в мире американского турне, а еще — Скотту Вестерфельду, который превратил каждый его день в праздник. Также благодарю Кэтрин Маккену за поездки по Англии и всю рекламную команду британского «СиШ»! Спасибо всем библиотекарям и книготорговцам, каких я встречала и еще собираюсь встретить. Знакомство с вами — честь для меня и почетная привилегия!

Спасибо Сондре Митчелл, которая прочла второй черновик рукописи и направила меня на нужный путь, и Джастин Ларбалестье, которая прочла четвертый и сказала, что я пришла куда надо.

Спасибо всем участникам группы поддержки: Элли Картер, Дженнифер Линн Варне, Саре Кросс, Кэрри Райан, Диане Петерфройнд, Робин Вассерман, Морин Джонсон, Холли Блэк и Кассандре Клэр в память о котятах, злодеях и сникердудлах.

«Клубу S» — Сьюзен и Шинейд, за писательство и кексы.

Моей Большой клике — кто знает, тот поймет, — которая не дает мне свихнуться.

Моим друзьям и родным, которые ходили со мной на мероприятия, поддерживали и веселили меня и, как ни странно, после всех перенесенных мучений до сих пор отвечают на мои звонки.

Спасибо Наташе за то, что не перестает верить, и Дженни — за то, что желает нам того же. И спасибо огромное всем поклонникам «Лексикона», чьи отзывы восхитили меня и порадовали. Ваши письма, творчество, встречи и разговоры — это что-то невероятное! Я все равно писала бы книги, даже если бы их никто не читал, но с вами это во сто крат веселее.

Ссылки

[1] Марион Зиммер Брэдли — американская писательница. Автор цикла романов о короле Артуре.

[2] Томас Мэлори — английский писатель. Автор «Книги о короле Артуре и его доблестных рыцарях Круглого стола».

[3] Да будет бдителен покупатель (лат.).

Содержание