Себ с ужасом посмотрел на Мэй и в следующий миг выпихнул ее из машины. Мэй упала на дорожку и вскочила на ноги, но за Себом было уже не угнаться — только гравий из-под колес брызнул в лицо.

Она развернулась и помчалась в дом, потом по лестнице в музыкальный зал.

— Джеми! — крикнула Мэй с порога. Брат вздрогнул и виновато посмотрел на нее с дивана. — Ты знал, что Себ тоже колдун?

— Да.

— И не сказал мне! Почему?

Мэй слышала собственный жесткий, безапелляционный тон, видела, как съежился Джеми, но она так устала от собственного дурацкого положения, что не могла ничего с собой поделать. Ведь он почти обманул ее! Снова!

— Потому же, почему не сказал о себе.

— Думаешь, все объяснил? — вскипела Мэй. — Когда ты понял, что тебя тянет к парням, то не стал этого скрывать. Я думала, у нас нет друг от друга секретов!

— Это другое! — Джеми чуть не кричал. — Если ты голубой, никто от этого не страдает. Тут все иначе! — Он под ее пристальным взглядом сделал глубокий вдох, сглотнул и сказал нетвердым голосом: — Я жутко боялся, что ты узнаешь обо мне правду. Сделаю что-нибудь необычное — и сразу прячусь. Мне было так страшно… Я думал, кроме меня, никто в мире на это не способен, и знал, что могу сделать людям больно, если захочу. А потом, когда мне стукнуло четырнадцать, в школу пришел Себ, и я сразу понял, что не один такой. Мы можем чувствовать магию в других — это все равно, что дышать воздухом, когда все вокруг дышат водой. Магия — воздух для нас. Я был так рад этой встрече… А он обошелся со мной просто ужасно. Я его ненавидел. Он вел себя как последний козел. Потом начали попадаться и другие колдуны, и все они как будто хотели меня убить — даже с Себом было не так плохо. А еще позже мы встретили Джеральда. Он показал мне, что я способен делать чудеса, сказал, что у меня замечательные способности, единственный настоящий мой дар. Себ начал меня пилить — мол, ты колдун и гордись этим, брось вести себя как плакса. Джеральд сказал, что если обычные люди узнают, то нас будут ненавидеть.

— Это не так! — сказала Мэй. — Я тебя люблю!

— Знаю, что любишь, — сказал брат с мольбой в глазах. — Но Себа ты невзлюбила. Я очень хорошо помню, как сам боялся оказаться рассекреченным. Я не мог тебе рассказать — не имел права.

Мэй резко выдохнула и подошла к дивану, где сидел Джеми. И она-то считала себя самой умной, следила, чтобы Себ ни о чем не догадался… А он с самого начала все знал.

Вот тебе и нормальный парень.

— Ты знал, что Себ — колдун? — спросила Мэй Ника за обедом в школе.

Ник поднял голову.

— Нет, — ответил он ровным тоном. — Но колдует он наверняка неважно, иначе я бы почувствовал.

— Неважно, — поддакнул Джеми. — У меня гораздо лучше выходит.

Сказал он так, словно испытывал не гордость, а беспокойство.

В школе Себа не было. У Мэй на душе заскребли кошки.

Он, может, и врал ей, даже смеялся за спиной, но она слишком хорошо помнила его разговор с «приемными родителями» — то есть наверняка с Кругом Обсидиана. Себ тогда умолял простить его, не отсылать обратно. Перед глазами Мэй встало белое, как мел лицо Джеми, когда тот признался в умении колдовать.

Джеми было, к кому пойти, а Себ остался совсем один.

Может, он решил, что у него нет выхода. Хотя это глупо: выбор есть всегда.

Если Себ проболтался Кругу Обсидиана, что его вычислили, парню несдобровать.

На следующий день он опять не пришел в школу.

Значит, он уже давно состоял в круге и при этом ходил учиться. Мэй была почти уверена, что ему хотелось казаться нормальным, болтать с друзьями. Когда-то они часто встречались у велосипедного гаража.

Ник, наверное, был бы рад, случись с Себом что-нибудь страшное. Джеми его ненавидел. Из тех, кто знал, что происходит, никого, кроме нее, не волновала судьба Себа.

Он как-то упомянул, что его приемная семья живет на Леннокс-стрит. Можно будет пройти мимо и заглянуть. Подумать только — колдуны обитают в какой-то паре улиц от них с Джеми!

Мэй увидела машину Себа на стоянке рядом с частной больницей. Лужайка у него перед домом была ровной, как стол; с яркой, ухоженной клумбы поднимали восковые головки красные тюльпаны. Сам дом сиял белизной — три этажа, на верхнем балкон по центру, цветы на подоконниках — торт, да и только. Он казался кукольным, будто нарочно задумывался веселым и безукоризненно чистым, как мечта человека, с рождения лишенного дома.

Ни в одном из окон Мэй не заметила движения.

«Ну, — сказала она себе, — я нашла, что искала. Встретиться с Себом не вышло, а рисковать собой и лезть на рожон я не собираюсь».

В эту самую минуту по дороге проплыл черный лимузин, и Мэй нырнула за изгородь как раз тогда, когда он остановился перед домом. Из него вышли две дамы: Джессика-посланница с серьгами-кинжалами в ушах… и Селеста Дрейк.

Они скрылись за входной дверью, а Мэй направилась к калитке двора. По дороге ее оцарапала шпалера для вьющихся роз, на плечо упал белый лепесток. Мэй смахнула его и порадовалась тому, что в нее не полетели заклятия. Обошлось и без сторожевых псов или, с учетом характера обитателей, сторожевых зомби.

Дверь черного хода была приоткрыта, словно затем, чтобы по кухне гулял теплый ветерок. Заглянув туда, Мэй увидела красную плитку на полу и деревянную мебель. Откуда-то из глубины дома доносился рассерженный голос Джеральда. Мэй опасливо прокралась внутрь, готовясь сбежать в любой момент.

— Мы прекрасно справлялись без вашей помощи! — сорвался Джеральд.

— Неужели? — спросила Селеста. — Вы живете у демона под прицелом и, насколько я знаю, до сих пор не можете завербовать одного способного молодого мага.

— Я слышал, ты сама успела пообщаться с ним и нашим знакомым демоном, — заметил Джеральд, восстанавливая прежний, мягкий тон. — Джеми не интересен Круг Авантюрина. И мне, честно говоря, тоже.

— Думаю, вы оба измените свое мнение, — сказала Селеста. — И у нас Джеми примут с распростертыми объятиями. А вот насчет тебя и твоей шайки не уверена. Как только вы приползете к нам за помощью, мои условия будут далеко не так заманчивы, как сейчас.

— Ничего, потерплю.

— Ты лишишься всего, что имеешь, — пропела Селеста.

— Я вас провожу, — произнес третий голос. «Помощница Джеральда, Лора», — догадалась Мэй.

Она навострила уши, готовясь убежать при первом же звуке шагов.

Себ, видимо, стоял слишком близко от двери. Мэй ничего не услышала, когда он вышел прямо в коридор, где столкнулся с ней лицом к лицу.

В следующий миг Себ бросился на нее, а Мэй метнулась к двери и дальше, по ступенькам в подвал. Так, убегая от него, она очутилась в западне сводчатого подземелья. Ее окружало кольцо гигантских, мерцающих холодным светом камней, а Себ загородил собой единственный выход.

— Ты что тут делаешь? — спросил он. — Беги отсюда!

Все у него было в порядке. Судя по виду, его даже никто не ругал.

С другой стороны, тревогу он тоже не поднял.

— Что это такое?

— Настоящий Обсидиановый Круг, — ответил Себ. — Все наши круги вызова — его отражение. Это источник нашей силы. Так что поверь, ничего хорошего тебя здесь не ждет. Беги скорее!

— Вашей силы, говоришь? А что, если кто-то возьмет больше других?

— Не выйдет, — ответил Себ. — Круг действует так, что каждый получает равную долю, а остальное зависит от способностей.

— От способностей? — переспросила Мэй. — Я слышала, у тебя с этим туговато. Говорят, ты не самый крутой колдун, а, Себ? Но все же один из них.

Даже в полумраке подземелья было видно, что Себ густо покраснел.

— Да, — ответил он. — Это правда. Прости. Но я не хочу, чтобы ты пострадала. Прошу тебя, Мэй. Они тебя убьют, если увидят здесь.

Себ шагнул ей навстречу. Мэй на него замахнулась. В следующий миг он схватил ее за руку и бегом поволок по ступенькам наверх, в коридор.

— Себ! — раздался резкий голос Джеральда. — Ты что там делаешь?

Они переглянулись. Мэй увидела отражение собственного страха у Себа на лице. И тут он пропихнул ее в ближайшую дверь.

— Сиди тут, — шепотом приказал Себ и вышел, тихо заперев ее за собой.

Мэй осталась одна в комнате — его комнате, судя по обстановке.

Обстановка была простой: деревянные полы, бежевый коврик, темно-коричневый письменный стол. На столе лежал блокнот для рисования, который Себ вечно таскал с собой — зеленая обложка покоробилась с краев.

«Дом, что надо» — говорил Себ. Да уж, просторная комната в милом особнячке, а платить за нее приходится, убивая людей.

Мэй подошла к столу и взяла в руки блокнот. Вдруг там нарисована метка, которую изобрел Джеральд? Если знать, как она выглядит, может, его будет легче одолеть?

Мэй отвернула обложку и наткнулась на портрет брата. У нее даже дрожь в пальцах прошла от удивления. Карандаш Себа легко схватил все детали — мягкий ежик волос, четкую линию подбородка, зарождающуюся кривоватую улыбку… даже руки выглядели словно живые.

Мэй опять начала закипать от ярости. Рисунок был очень хорош. Если Себ мог творить такую красоту, зачем понадобилось ввязываться во все это?

Все, что он говорил, было ложью.

Мэй перевернула страницу, и у нее опять затряслись руки.

Снова Джеми. Только здесь он сидел за партой, пытаясь удержать карандаш на ребре учебника. Вид у него был серьезный и сосредоточенный: лицо повернуто прочь от Себа, над воротничком блестит серьга.

Мэй заглянула дальше.

На обороте Джеми сидел, откинувшись на стуле, и с кем-то болтал. У собеседника были темные волосы и резкие контуры лица. «Должно быть, Ник», — предположила Мэй. Когда она снова перевернула страницу, Джеми говорил с кем-то еще, маленькой плавно очерченной фигуркой, в которой Мэй заподозрила себя. Все прочие люди с ним рядом были похожи на призраков — один Джеми, сияющий и жизнерадостный, стоял как живой.

Дверь с тихим скрипом отворилась — по одному этому звуку чувствовалось, как робко ее открывают. Мэй подняла глаза. Там стоял мрачный, рослый и притихший Себ, которому она страшно захотела врезать со всей силой.

Что тут же и сделала: подошла и швырнула ему в грудь злополучным блокнотом.

— Будь ты хоть честным человеком, а не колдуном-убийцей, — сказала она, — после этого между нами все кончено.

— Нет! — машинально выпалил Себ, словно охнул от удара. — Нет, постой! Ты все не так поняла!

Он схватил ее за локоть и рывком подтянул к себе, а потом влепил поцелуй, словно пощечину. Он держал ее как куклу, как марионетку, которой ему не удавалось управлять. Мэй плотно сжала губы, но все же почувствовала вкус его поцелуя, почти горький от отчаяния.

Она открыла глаза, когда Себ отпустил ее и попятился.

— Как будто это что-то меняет, — скривилась Мэй. — Ты все такой же…

— Я не убийца! — взревел Себ.

— Да? Как думаешь, до чего ты докатишься с такой меткой? Или мне спросить через неделю?

— Слушай, — сказал он, — мы не такие, как ты думаешь. Этот демон все врет! Не слушай его!

Мэй рассмеялась ему в лицо.

— Вот дурак! Ты что — вообще ничего не знаешь? Демоны не умеют врать!

Себ разинул рот и словно осекся, хотя ничего не говорил.

Мэй поймала взгляд его прозрачных зеленых глаз.

— В апреле твои друзья поставили метку на Джеми.

— Джеми? — повторил Себ. У него это имя прозвучало совсем иначе.

— Ага, — передразнила Мэй. Жестоко, конечно, но ей было плевать. — Джеми. А демон с предателем его спасли. С моей помощью. Я убила колдуна. Тебе это когда-нибудь говорили?

Себ молча выпучил на нее глаза.

— Я бы сказала, как его звали — если б знала.

— Мэй, ты мне нравишься, — произнес Себ с неожиданным напором. — Вот почему я… я думал, что смогу…

Мэй горько усмехнулась.

— Кажется, мы оба знаем, почему ты со мной гулял. И кто тебе нравится на самом деле.

— Нет, — тряхнул он головой. — Ты не в себе, Мэй.

— А может, ты просто меня не знаешь, — ответила она и пошла прочь, швырнув блокнот ему под ноги. — Да и не только меня. Думаешь, круг — это твое спасение? Думаешь, он доведет до добра?

— Мне больше некуда было идти, — сдавленно ответил Себ.

Мэй глубоко вздохнула.

— Что ж, теперь есть. Бежим со мной. Вместе что-нибудь придумаем.

Себ только снова вытаращился в ответ.

— Я знаю, что ты во всем мне врал, — продолжила она. — В целом мире нет двоих людей, у которых так мало общего, но это не важно. Важно то, что тебе надо отсюда смываться.

Джеми, Ник, а теперь он. Спасать парней вошло у нее в нехорошую привычку.

— Себ! — позвала Лора. — А ну живо сюда!

Он опять с мольбой посмотрел на Мэй. Потом снова прошептал: «Сиди тут» — и выбежал из комнаты.

Мэй села на кровать и попыталась разработать план. Она ни секунды не обманывалась, что кроличья беготня Себа прошла незамеченной. Очень скоро кто-нибудь сюда войдет, и тогда… Надо было срочно придумать, что делать в таком случае.

Дверь медленно открылась. На пороге стояла Джессика Уокер.

— Ну и ну, — произнесла она. — Кто это тут у нас?

Мэй задорно улыбнулась.

— Здрасьте, — сказала она. — А я как раз думала насчет вашего предложения.

Пять минут спустя она на глазах у всех вышла из дома Обсидианового Круга в сопровождении колдуньи-конкурентки. Себ побледнел, а Джеральд впал в ярость, но оба они видели серьги Мэй — два сверкающих кинжала в круге.

Селеста шла рядом, положив руку в перчатке ей на талию, не слишком прикрытую футболкой — бархат покалывал голую кожу.

— Надеюсь, ты не забудешь нашу помощь и передашь брату самые искренние извинения за тот инцидент на мосту, — прошептала колдунья Мэй на ухо, прежде чем сесть в лимузин. — Кстати, мое предложение остается в силе.

«Будешь готова начать свою жизнь, — сказала она, — разыщи меня».

— Я запомню, — ответила Мэй и посмотрела на Джессику. — Вам вернуть серьги?

Джессика ослепительно улыбнулась.

— Не надо. Они тебе идут.

Мэй не знала, куда еще пойти, и сама не заметила, как очутилась у Райвзов на чердаке.

Тени тонкими пальцами тянулись в окно и по полу — туда, где она сидела с дневником на коленях, а под окном стоял и смотрел на нее демон, едва различимый в наступающих сумерках.

Мэй откашлялась, чтобы четко зачитать послание умершего.

«— Ты научишь меня пользоваться оружием? По-моему, мне уже пора, — сказал сегодня Алан.

Ему всего девять. Когда мы в последний раз отбивались от колдунов, я чуть не лишился глаза, а ему пришлось ударить одного из них подставкой для зонтов.

Не сделай он этого, их сейчас было бы трое: Алан, Ник и Оливия. Трое беззащитных.

Пора-то оно пора, но когда я вижу, как он деловито вертит в руках пистолет — словно карандаш над кроссвордом, у меня все внутри обрывается. Я должен был сам всех спасать.

Пистолет у Алана под присмотром, Нику в руки он его не дает.

— Это не игрушки, — сказал он как-то раз.

— Знаю, — ответил Ник, не отрывая глаз от оружия. — В игрушках нет толку.

Когда я спросил Ника, что ему подарить на день рождения, он ответил: «Нож». Я сказал, что ножи не дарят. Он замолчал, глядя на меня в упор. Не знаю, смогу ли ему объяснить, что такое примета.

— Вот подрастешь — тогда куплю.

— А долго мне еще расти?

— До семи лет.

Порой мне кажется, что у него нет никаких сил. А может, и есть, только он не видит нужды ими пользоваться, защищать нашу семью. Обычно я твержу себе, что это из-за талисмана, который Алан заставляет его носить. Нику от этого больно. Я раз увидел, что кости и кристаллы оставляют у него след на коже, и велел их снять, но Алан, как непреклонная мамаша, вливающая лекарство в рот плачущему младенцу, сказал «нет».

Ник, правда, никогда не плачет.

Ему нравится наблюдать, как я чиню вещи. Когда трубы начинают течь так, что тянуть нельзя, когда машина ломается, я принимаюсь за ремонт. Вскоре меня охватывает ощущение смертельной угрозы, волосы встают дыбом и я, поворачиваясь, ловлю на себе взгляд его черных глаз.

В этот раз я специально подыскал нам такой старый дом, где что-нибудь постоянно ломается. Думаю, Нику будет полезно поучиться какому-нибудь простому ремеслу.

Когда мы заняты ремонтом, Алан смотрит на нас, словно на шаманов, и уходит учить арамейский.

— Только мы с тобой, да, Никки? — спросил я как-то раз, и он улыбнулся одним краем губ, спрятав руки в карманы.

— Наверное.

Когда мы идем в магазин «Сделай сам» и оставляем Алана дома, Ник машинально берет меня за руку, переходя дорогу, а на другой стороне улицы сразу отпускает. Но на несколько секунд его пальчики стискивают мою ладонь. И в магазине я иногда беру его на руки — показать отвертки и гаечные ключи.

— Мой парень любит мастерить, — сказал я в прошлый раз продавцу, без всякой задней мысли. Бывают такие моменты.

А бывают и другие — как в прошлом месяце на Ярмарке Гоблинов. Мы боялись, что кто-нибудь заметит глаза Ника. Алан так крепко держал его за руку, что оставил царапины от ногтей.

Никто так и не заметил. Людям в голову не приходило, что демон может быть ребенком. Его просто считали странным, под стать Оливии, но тут же начинали улыбаться, когда видели их с Аланом рука в руке.

— Присматриваешь за братиком? — спросила Филлис.

Алан застенчиво улыбнулся (обычно при этом все улыбались в ответ) и сказал:

— Как могу.

Филлис дала им обоим конфет, и Ник даже сказал «спасибо» — правда, Алану пришлось пихнуть его в бок.

Когда мы шли мимо танцовщиков, он вдруг застыл, как громом пораженный.

В одном круге был демон в обличье женщины с кроваво-красными губами. Она стояла, одетая в огонь, словно в платье, и оранжевые языки взбегали по ее белым плечам.

Ник смотрел на нее, а она — на него.

— Пойдем, Никки! — Я схватил его за руку и потащил за собой — ему пришлось бежать вприпрыжку, чтобы догнать нас с Аланом. Но вот он оглянулся и чуть не упал.

Наш Ник, от которого редко дождешься самостоятельных действий, а тем более — суждений, вдруг произнес:

— Она красивая.

Я обернулся вслед за ним. Демоница смотрела ему вслед, вслед Нику. Языки пламени обвивали ее руки подобно цепям, а пальцы были похожи на ледяные сосульки, острые, как иглы.

До того, как написать это, я укладывал Ника спать. Алан остался с Меррис и ее танцовщицами, а Ник допоздна ждал его перед окном. Я решил ему почитать две сказки, чтобы не было одиноко, и к концу он как будто задремал — глаза стали сонными, голова склонилась к подушке. Почти ребенок, подумал я, и почти родной.

Как-то без задней мысли я спросил: «Ты меня любишь?» — машинально, инстинктивно, как спрашивал Алана в самом раннем детстве. Он тогда широко улыбался, вскидывал ручонки, как будто получил приз за правильный ответ, и кричал: «Да!», а мы с Мари подхватывали его на руки и целовали в ответ.

И вот Ник отвернулся от меня.

— Нет, — сказал он вечно холодным, пустым голоском. И тут же заснул».

Мэй подняла глаза и посмотрела на Ника, которого язык не поворачивался назвать «Никки».

— Так всегда происходит, — невыразительно сказал он. — Демон не может сделать человека счастливым. А люди думают иначе. — Ник отвернулся и добавил тихим шепотом, с каким разгорается пламя: — Я сомневаюсь, что мы на это способны.

— Ты знал насчет Себа? — спросила Мэй. — Не в смысле колдовства, про другое. О нем и Джеми. Поэтому ты засмеялся, когда услышал, что я с ним встречаюсь?

Ник метнул в нее взгляд.

— Да, — ответил он через минуту.

— А почему не сказал?

— Алан как-то мне говорил: не можешь обманывать — не выдавай секретов, — объяснил Ник. — Я решил, ты сама догадаешься.

Точно, она должна была догадаться сама. Слишком уж терпим был Себ к ее приступам недовольства, слишком терпим к отношениям, где его проверяли и держали на расстоянии. А когда она пыталась сблизиться, он всякий раз взбрыкивал, якобы боясь не оправдать ее надежды.

— А ты сам откуда узнал?

— Я же демон, — отозвался Ник будничным тоном, — а мы тысячу лет наблюдали за людьми. Я умею распознавать желания.

«Ты так ревнуешь ко мне, что не можешь сдержаться», — сказал Ник Себу. Потому что сам проводил больше времени с Джеми и нравился ему. А она-то, дура, считала, что речь шла о ней.

— Супер, — тихо отозвалась Мэй.

— Хочешь, я его убью?

Очень непривычно было слышать, как кто-то говорит это всерьез.

— Нет! — вырвалось у Мэй.

— Он оставался с тобой и Джеми наедине, — сказал Ник. — Мог сто раз поставить метку. — Его тон стал жестким и резким, как проволочная удавка. — Силы у него, скорее всего, немного, иначе я почувствовал бы, однако с такой меткой это не важно. Он мог убить любого из вас.

— Но не убил. Сомневаюсь, что он вообще собирался нам вредить.

— Да ну? — спросил Ник. — Знаешь, у кого нет возможности передумать? У покойника.

— Ник, нет! — снова выкрикнула Мэй и отвернулась. Было слышно, как он встает и проходит на ее сторону комнаты, останавливается в нескольких дюймах от места, где она сидит.

— Но ты… тебе же плохо! — сказал Ник, нависая над ней тенью.

Мэй заглянула ему в глаза.

— Знаю. Потому и пришла сюда — с тобой мне становится легче.

— Что? — выпалил Ник. — Как?

Он вдруг яростно нахмурился, словно она чем-то его разозлила. Мэй не стала класть ему руку на плечо — чего бы не хотела метка у нее на шее.

— Мне нравится, что ты никогда не врешь, — сказала она помолчав. — Нравится, что ты хочешь нас защитить, хотя я об этом не просила. Ты очень упорный, легко не сдаешься. Мне все это нравится, поэтому я люблю сюда приходить. Мне становится лучше, когда ты рядом и не давишь, что тоже бывает. Не знаю, как понятнее объяснить.

— Это что — утешение?

Мэй глубоко вздохнула.

— Да. Что-то вроде.

Все встало на свои места: она согласилась рассказывать о чувствах, и делала это — пришлось раскрыть душу, чтобы найти к ней инструкцию.

— Насчет твоего отца, то есть Дэниела, — сказала Мэй. — Ты не должен терзаться за свои слова. Он любил ходить с тобой в «Сделай сам», с тобой ему было лучше, хотя иногда ты его и расстраивал. Вот что важно.

— Да, как будто он поэтому спрашивал, — сухо произнес Ник. — Кстати, я хочу знать о… о том, что он имел в виду.

— Я не могу объяснить любовь, — заторопилась Мэй. Ее вдруг ни с того ни с сего охватила паника, от которой хотелось уйти, сбежать без оглядки с чердачной лестницы. — И не спрашивай. Я не знаю! Я не хочу…

Ник посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, слишком близким и неуютным. Его глаза были как ночь, из которой что-то пытается пролезть в дом.

— Я просто должен это узнать. А нигде ничего прямо не написано. Говорят, она длится вечно. Это правда?

— Любовь? — уточнила Мэй.

Ник медленно кивнул, не отводя взгляда.

Она не хотела ему врать, и не могла не вспомнить прошлое.

Ее отец не был ни Дэниелом Райвзом, ни Черным Артуром. Он старался находить время для игр с детьми, уговаривал посещать секции, которые им не нравились, хотя они все равно ходили ради того, чтобы быть с ним рядом. Он с самого начала хотел завести детей, любил их.

Потом, на каком-то этапе, отец разочаровался в семье, решил, что уже ничего не исправить, и сдался. Сказал матери, что ничего не получится и продолжать смысла нет. Дескать, это был неудачный опыт — черновая семья, — благодаря ему он не наступит на те же грабли.

Память о его уходе еще ранила Мэй, но сам отец уже не мог причинить ей страдание.

— Нет, — ответила она, будто клещами вытаскивая из себя по слову. — Нет. Иногда любовь проходит. Если ты не хочешь меняться ради другого — того, кто любит, — иногда тебя перестают любить. А если… если твоя любовь остается без ответа, то и ты иногда перегораешь. Все прочее остается — боль и так далее, а любовь уходит.

Ник закрыл глаза.

— Понятно.

Мэй спохватилась: живее карандаша Себа она изобразила ему, что случится, откажись он стать человеком, не полюби он Алана в ответ — чего Ник боялся больше всего. Она хотела сказать, что не даст этому случиться, но ей надо было убедиться в жизнеспособности своего плана.

Ту-то ее и осенило.

— Знаешь, — сказала она, — а я сегодня забралась к колдунам в дом и видела их каменное кольцо.

— Что?! — взревел Ник.

— Там еще была Селеста Дрейк, — продолжала Мэй как ни в чем не бывало. У нее замирало сердце: уравнению вот-вот найдется ответ, части головоломки вот-вот сойдутся. — Она хотела нанять сразу весь Круг Обсидиана. Думала, они настолько выдохлись. Думала, только свистнет — и они тут как тут. Наверное, у Джеральда сейчас паника поднялась. Свои ему не доверяют. Странно, что наибольшую силу он проявлял именно в одиночку.

— Ага, — произнес Ник и усмехнулся.

Мэй улыбнулась в ответ.

— Понимаешь, к чему я веду?

— А то! — ответил Ник. — Если его загнали в угол, а он не защищается, значит — защищаться нечем.

— Круг наделяет всех колдунов одинаковой силой, но метка, которую изобрел Джеральд, позволяет вытягивать эту силу у сотоварищей по особому требованию, — продолжила Мэй. Ее голос звучал все тверже по мере того, как она проникалась уверенностью, и блеск в глазах Ника делался ярче. — Что полезно, когда дерешься один, и не очень — когда в полном составе.

— Положить весь круг будет труднее, — задумчиво отозвался Ник. — Я уже думал о том, чтобы разделаться с ними по одному. Если так, дело — дрянь.

Наоборот, сказала она себе, дело ладится лучше некуда. Головоломка сошлась: Ник и Ярмарка сообща разделаются с колдунами.

— Ничего, еще что-нибудь придумаем, — утешила Мэй и улыбнулась ему.

— Больше туда не ходи, — резко сказал Ник. Он опустился на пол почти с ней вровень и протянул руку к метке, но спохватился и легонько провел пальцами по ее щеке, а потом замер так, будто не зная, что делать дальше.

Мэй вдруг показалось, что чердачная комнатка съежилась, косые тени стропил рождали ощущение тесноты и темноты.

Ник раскованно, чуть насмешливо улыбнулся. Такую улыбку Мэй у него уже видела — до того, как узнала правду о нем, но не после, не во время занятий на чердаке, когда она пыталась объяснить ему человеческие чувства или сидела рядом, держа за руку. Ник, видимо, ощутил этот разброд эмоций в ее душе — улыбка поблекла и вовсе исчезла, словно он бежал к лазейке, а попал в капкан. Ник сидел рядом и наблюдал, и непонятно, на что это было похоже больше: то ли он пытался разобраться в ее тараканах, то ли следил из засады.

— Почему? — спросила Мэй. — Ты за меня беспокоишься?

Он нахмурился.

— Тревожишься, — тихо уточнила она, но видя его хмурое лицо, решила добавить: — Не хочешь подвергать меня опасности?

Он задумчиво кивнул.

— Почему?

Ей тут же захотелось поймать вылетевший вопрос. Он был так жалок, а ответ — так очевиден… но ей ничего не оставалось, кроме как смотреть на Ника и ужасаться собственной глупости.

— Ну ты же сама говорила, — произнес Ник глухим и сердитым тоном — от неловкости, догадалась Мэй. — Иногда мне с тобой лучше. Вроде как нравится твое лицо.

Она втянула воздух, словно спасительное лекарство, и сдержалась — не стала утыкаться лицом в его ладонь. Ник едва касался ее — кончики мозолистых пальцев чуть ощутимо гладили ее по щеке. Мэй была уверена: стоит ей шевельнуться, и он уберет руку.

— Сам не знаю почему, — продолжил Ник. Видимо, в отличие от настоящих парней, ему становилось спокойнее от ее молчания. — У меня много знакомых девчонок покруче тебя.

Мэй сделала большие глаза.

— А у меня больше нет таких очаровательных знакомых, — ответила она, и Ник усмехнулся.

— Не грусти из-за Себа, — сказал он ей и опустил руку. — Я тебе сразу сказал: если выберешь его вместо Алана, то, считай, спятила.

Мэй посмотрела на него в упор. Щека, там, где он ее трогал, похолодела, а метка горела огнем. Ник встал и отошел к окну.

— Если выберешь его вместо Алана, — повторил он, — значит, ты спятила.

На следующий день Себ вернулся в школу.

С Мэй он не поздоровался — даже не посмотрел. Она решила, что ему стало страшно — вдруг все его тайны всплывут наружу? Добрую часть большой перемены Себ все так же околачивался у велосипедной стоянки, болтая с друзьями и косясь на Джеми. Вся школа высыпала наружу: солнце жарило так, что в столовой стало нечем дышать, и вот уже девчонки расположились на траве, подставив животы солнцу, а серьга Джеми засияла разноцветными искрами.

— Гляди-ка, опять меня сверлят убийственным взглядом, — заметил он. — Как мне не хватало этой ежедневной дозы ненависти! Наркотик, да и только!

— Джеми, — окликнула его Мэй и замолчала. — Ты что-нибудь знаешь о Себе, кроме того, что он колдун?

— Э… — Брат наморщил лоб. — В каком смысле? Мы, знаешь, нечасто общаемся. С математикой у него нелады.

— Я не об этом.

— О том, что он любит рисовать? — предположил брат. — А, вот оно что. — Он изменился в лице. — Есть еще кое-что, чего ты не знаешь…

— Что?

— Ну, мне кажется, он… — начал Джеми и, не таясь, заглянул ей через плечо. Мэй обернулась. Себ и Ник за ее спиной кружили друг против друга — только гравий щелкал из-под подошв, а детвора — по сторонам.

— Отвали от них, — прорычал Ник.

Себ смерил его взглядом — глаза лихорадочно горят, подбородок вскинут. Казалось, ему плевать на грозящие увечья.

Вспомнив слова Ника о том, что ему тоже плевать на Себа, Мэй вдруг за него испугалась.

— Ну, как оно? — крикнул Себ. — Развлекаешься с новым дружком?

Ник расхохотался. Его смех прокатился по залитому солнцем двору.

— Клевещешь на мою ориентацию, а, Макфер-лейн? Ой-ой, что же мне делать?

Он замер на месте и вызывающе отвернулся. «Слава богу», — подумала Мэй, которая уже шла к ним. Джеми следовал за ней.

— Я все про тебя знаю, — процедил Себ. — Как ты обошелся с теми людьми в Дареме. Включая детей. И знаю, что ты сделал с Мэй то же самое!

Ник развернулся и с такой силой ударил его в лицо, что Себ плашмя рухнул на землю.

— Так вот, — произнес Джеми у Мэй за спиной, — я как раз собирался сказать, что Себ с Ником вот-вот подерутся.

Себ бросился на Ника. Тот замешкался — видимо, подавлял желание вытащить нож, так что Себ успел его повалить и один раз ударить, перед тем как Ник оседлал его, скрутил и принялся молотить.

— Хороший ход, — заметила Мэй.

Пока парни дрались, по небу серой галькой покатились грозовые тучи. Мэй охватило недоброе предчувствие — еще до того, как в руке одного из Себовых дружков сверкнул металл.

В следующий миг Джеми вырвался вперед, отпихнул ее, и нож вылетел далеко за пределы площадки. Его хозяин ошалело уставился на Джеми. Банда Себа даже немного попятилась.

— Эй, растяпа, — крикнул Джеми. — Чего ножами раскидался? Я слышал, так и порезаться можно!

Ник обернулся на его голос и бросил:

— Дай-ка я с ними разделаюсь.

В эту секунду Себ сгреб его за воротник и со всей силой боднул в лицо.

— Ты хоть знаешь, что он сделал с твоей сестрой? — прохрипел он Джеми. — Поставил метку! Метку третьего яруса. Теперь он может ей управлять… сделать своей рабыней…

Джеми в ужасе посмотрел на Мэй.

— Все не так! — выпалила она отчаянным шепотом. — Я сама его попросила. Колдуны мне угрожали, а твой Джеральд пытался напасть среди ночи. Он не хотел!

Ник издал бессловесный рев — из разбитой губы у него текла кровь — и вдруг рассмеялся Себу в лицо, когда тот опять бросился в наступление и швырнул его на землю. От этого смеха в небе забурлило, как перед грозой. Кое-кто из школьников всерьез перепутался. Хохот демона отдавался от стен площадки. Джеми напрягся, готовясь, если понадобится, применить магию, а Мэй только гадала, какой силой может повелевать Себ с новой меткой под рукавом.

Кто-то должен был остановить драку.

Мэй бросила их и метнулась к зданию школы, где сбоку от двери было окошко с кнопкой пожарной сигнализации, выбила локтем стекло и услышала, как по коридорам пронесся истошный вопль сирены.

Себ обернулся на звук, отцепился от Ника и выбежал через ворота на улицу, как будто за ним гнались.

У Мэй возникло ощущение, что в школе он больше не покажется.

— Не боись, Джеми, — сказал Ник, потирая лоб пальцами, как будто боль можно было разгладить. — Меня уже выгоняли из школы, так что не впервой…

Учебный день так или иначе почти закончился, и Мэй не чувствовала вины или печали из-за пропущенных уроков. Только Джеми совершенно предсказуемым образом принялся сокрушаться по поводу исключения Ника из школы. Не заметив как, они забрели к саду Ружмонт, со стороны бокового входа у разрушенных ворот с табличкой о трех повешенных ведьмах. Каменные развалины под серым небом казались ржавыми, словно какой-то ребенок-великан бросил под дождем игрушечный замок; деревья вдоль садовой ограды выглядели колючими и грозными.

— Да, но ты же не виноват! — с жаром твердил Джеми. — Налицо попрание справедливости! Себ первый начал — хотя ему лицо никто не попирал.

— Он сказал правду, — вмешался Ник. — Насчет метки третьего яруса.

Джеми пристыженно и в то же время тревожно посмотрел на сестру.

— Мэй объяснила, почему ты так сделал, — произнес он, запинаясь в словах. — Я не верю, чтобы Джеральд стал… но кто-то из его колдунов или другой круг… ты пометил ее, чтобы защитить. Это я понимаю.

Мэй схватила его за руку и крепко стиснула, а Джеми ответил тем же. На губах у него появилась и тут же сдулась, как шарик, робкая улыбка.

Голос Ника звучал отстраненно. «Вряд ли ему охота идти к Алану с рассказом об отчислении, — подумала Мэй. — И подарить новый повод считать себя вечным недочеловеком, новый повод предать».

— Ты что, не понимаешь? — вскипел Ник. — Через метки демоны могут проникать в людские умы, заставлять делать то, что хотят. Все, что хотят.

Он старательно избегал ее взгляда. Мэй потрогала метку сквозь ткань блузки.

— Мы это делаем, потому что можем, — продолжил Ник. — Потому, что наши желания для нас важней чужой жизни.

— Да, но ты-то не такой! — заверил его Джеми и улыбнулся по-настоящему.

Ник не поддался.

— Именно такой.

— Ну, может, был таким, — заспорил Джеми, — но это не считается. Ты начал новую жизнь — в каком-то смысле.

— Нет, — отрезал Ник.

Он вдруг застыл на месте, а потом направился куда-то в сторону, к военному мемориалу посреди сада. Там Ник уселся у подножия постамента. Джеми примостился по-турецки на близлежащую каменную плиту. Одна Мэй осталась стоять. Ей всегда больше нравилась верхняя часть памятника — железная женщина, отчаянно стремящаяся к небосводу.

— В Дареме жила семья Алана, — произнес Ник, уставившись на свои руки. — Тетя и дядя, двоюродные братья-сестры. Когда я приехал туда в первый раз, его тетка из-за меня здорово перепугалась. Но Алан хотел вернуться к ним. Думал, хватит притворства, пора жить с семьей. Надеялся, что они меня примут и как-нибудь привыкнут ко мне. Так что мы переехали в Дарем, сняли квартиру и заявились к Наташе Уолш на порог. А она велела нам убираться и никогда не показываться на глаза.

— Бедняга Алан, — произнес Джеми, глядя перед собой. — Мне очень жаль.

Ник горько усмехнулся.

— Да уж, — сказал он. — Только изверг его не пожалел бы, правда? А знаете, что я почувствовал после теткиных слов? Когда увидел его лицо? — Он рассмеялся — словно по воздуху полоснул мечом. Джеми вздрогнул. — Я обрадовался, — бросил Ник. — Потому, что не хотел, чтобы другие ставили на нем метки. Не хотел, чтобы кто-то, кроме меня, получил на него права.

Он залез в карман и вытащил зачарованный нож, лезвие которого могло разрезать что угодно. Мэй практически слышала полушепот, полусвист, похожий на вой голодного зверя, с которым оно рассекало воздух.

— Но Алан был так несчастен, — продолжил Ник. — И я захотел… захотел что-нибудь для него сделать. Поэтому я вломился в дом к его родственникам…

Джеми сдавленно охнул от ужаса.

— …И приходил каждую ночь, — продолжил Ник ровным тоном. — Пока не переметил всех, кто там был. Всех, даже детей. И заставил любить его. Думал, он это заслужил. Сделал так, что они пришли к нему и извинились. Алан был… он был страшно рад. Только через день-другой до него дошло.

Ник замолчал. Мэй смотрела в землю, на шнурки туфель Джеми, и старалась не думать о том, каково было Алану, когда он все понял.

Демон, которого он создал, положил к его ногам человеческие сердца, как кошка кладет дохлую мышь на хозяйский коврик.

Что было дальше, Мэй уже знала: ураган, погубивший двух человек, и жуткая ссора Ника и Алана, которую прервал ее собственный телефонный звонок. Теперь Мэй поняла, чего боялся Ник и почему Алан готов был его предать.

— Так нечестно, — Джеми замялся. — Почему они прогнали Алана?

— Нечестно, — согласилась Мэй, — но Ника это не оправдывает.

Тут Ник поднял глаза. Выражение его лица повергло Мэй в оторопь: настолько лишенное чувств, настолько пустое, словно раньше он носил маску и только теперь снял. Таким было его настоящее лицо: абсолютно невыразительным. Кто знает — может, за пустотой крылось отчаяние, а может, он впрямь ничего не чувствовал?

— А ты никогда не думал, — сказала Мэй, глядя в его демонические глаза, и ее неожиданно тонкий голос почти потерялся среди пышной зелени, — что, если Алан тебя разлюбит, ты всегда сможешь его заставить полюбить снова?

Ник смотрел бесстрастно, как череп, но в небе, над летними кронами, над верхушкой монумента, полыхнула ветвистая молния — безмолвный огненный росчерк.

— Нет! — громыхнул Ник. — Такого я не думал.

— Вряд ли, — сказала Мэй. — Значит, первый шаг пройден. Продолжай в том же духе.

У нее зазвонил телефон. Она схватила его — на экране горел номер Син.

— Пардон, дело срочное, — сказала Мэй и побежала за деревья.

Оттуда открывался чудный вид: город лежал как на ладони. Из трубки донесся четкий, бархатистый голос Син:

— Я нашла тебе армию, — сказала она. — Воевать еще не передумала?

— Нет, — ответила Мэй. — Не передумала. — Она засмеялась, схватившись за шею у затылка. — Рада… слышать насчет армии. Сегодня хорошие новости нужны как никогда.

— Две девчонки шестнадцати лет собрались в поход — и это хорошая новость?

— А ты представь это по-другому, — посоветовала Мэй. — Жанне Д'Арк было четырнадцать. По сравнению с ней мы — второгодницы. И, кстати, мне уже семнадцать.

— А-а, ну в таком случае лучше поспешить, пока ты совсем не перезрела.

Син рассмеялась чуть ошалелым, безудержным смехом — словно под стать самочувствию Мэй, которая была страшно рада хоть что-нибудь сделать после месяца беспомощных метаний. Она оглянулась на Ника — тот сидел понурившись у подножия статуи, и на участливо склоненную фигурку Джеми.

— Демон план одобрил? — продолжила Син.

— Он пока не в курсе, — ответила Мэй. — Но скоро будет.