— Хватит киснуть, — сказал Алан, припарковывая машину.

Ник и не думал «киснуть». Он просто не понимал, почему Алан напрягается ради таких глупостей. Громоздит горы лжи, прибедняется, подмигивает старым училкам — все, чтобы устроить Ника в школу, которая нужна ему как пятая нога. Мало того, что куча времени уходит впустую, что каждый учитель жалуется на его дислексию, так еще Алану придется работать полный день вместо того, чтобы пойти в колледж. Позволь ему Алан копаться в гараже с утра до вечера, все были бы довольны, так нет: глупый братец отказался признать разумные доводы и напялил на него форму.

Ник молчал и пытался смять школьный пиджак одной силой ненависти, не шевелясь.

— И все-таки киснешь, — уронил Алан в ответ на молчание Ника. — А зря. Школу надо закончить, да и вообще: мужчина в форме всегда выглядит молодцом.

Ник выразил взглядом все, что думает по поводу этих «молодцов». Алан нахмурился:

— И вообще, зря ты не позавтракал.

Новая школа — бурое здание, прямоугольное как кирпич и столь же вдохновляющее, — вдруг скрылось из вида: мимо окна прошла девушка. Стройная крашеная блондинка в школьном костюме с короткой юбкой. Что ж, теперь у Ника не нашлось возражений против формы.

— Ну, раз ты настаиваешь, — сказал он и кивнул в сторону школьницы. — Как думаешь, потянет она на завтрак?

Когда Алан, сдержав улыбку, завел очередную лекцию об уважительном отношении к женщине, Ник сгреб сумку и вылез из машины.

— И помни, — напутствовал Алан, склонившись к пассажирскому креслу, — будь самим собой, и все тебя полюбят!

Ник закатил глаза. Алан, смеясь, покатил прочь.

Ник поплелся навстречу школьной судьбе, поймал взгляд блондиночки и подмигнул ей. Симпатичных девчонок в классе хватало, так что в первый день Нику скучать не пришлось. Последним уроком шла информатика, и пока учитель вещал, Ник вбил в поисковик: «фотоателье Тони».

Удача ему улыбнулась. Ателье под таким названием действительно было, причем единственное. У него даже нашелся собственный сайт. На первой странице с диковатым на вид пухлым карапузом значилось, что расположено ателье в Дареме.

Странно: они никогда там не жили, хотя в прошлом году останавливались в Сандерлэнде, от которого до Дарема — всего тринадцать миль. Как-то на рождество Алан пропал на четыре дня, сказав что-то про шумерскую каменную стелу, которую его позвали изучать. Все время, пока его не было, Ма провела наверху. Так бы и голодала, если бы Ник не поднялся и не стал впихивать ей еду в глотку. А она все это время кричала.

Всякий раз, когда Ник издавал какой-то звук, мать прислушивалась, тяжело дыша, точно загнанный зверь. Алан мог говорить сколько угодно, включать радио и телевизор, приводить домой странных личностей (кроме них, никто и не заходил). В его отсутствие Ник не зажигал свет, не пользовался техникой — мамашина истерика того не стоила.

Дом словно отгородился от внешнего мира, тьма и безмолвие давили на Ника до такой степени, что он почувствовал себя взаперти. Он хотел выйти, купить продуктов, но вместо этого только сидел на лестнице и ждал, когда кончится ночь. Свет пришел вместе с Аланом — белый, зимний. Ник поднял глаза и сказал: «Больше так не делай». Алан, взглянув на него, побледнел и ответил: «Не буду».

За те четыре дня в темноте Нику даже в голову не пришло, что Алан его обманул или ушел по своим личным делам. Теперь он начал сомневаться. Ник переписал адрес и телефон «Фотоателье Тони», после чего закрыл окно поиска.

На следующий день в школе Ник нашел себе компанию. За школой стоял большой велосипедный гараж — бетонная коробка с жестяной крышей. Он приметил ее еще вчера и сразу понял, что ему туда.

И точно: там стояли трое ребят, из которых двое курили. Один, едва увидев Ника, бросил сигарету. С этим хлопот не будет. Ник поднял брови, увидел, как парень смущенно потупился, и повернулся к другому.

— Ник Райвз, — представился он. — Ничего, если я с вами?

Словно вызов бросил. Как показывал опыт, для начала — самое оно. Все равно этим когда-нибудь заканчивалось. Парень, по впечатлению Ника, посмотрел на него как-то очень уж враждебно. Обычно на то, чтобы так довести человека, у него уходила неделя-другая.

— Карр, — протянул, наконец, парень. — Джо Карр.

Стандартный тип: будет всегда огрызаться и подначивать на драку, словно терьер — соседского ротвейлера, зато, как тот же терьер, никуда не денется и серьезных проблем не создаст.

Алан взял с Ника слово, что тот не будет курить, и Ник всегда жалел об этом, когда обживался в новой школе. Тогда можно было бы курить вместо того, чтобы трепаться. Ник терпеть не мог трепаться с незнакомцами. Рано или поздно он непременно кого-нибудь задевал и потом был вынужден усмирять взглядом. Вечная беда с этими новыми школами. В первые дни, пока Ник обвыкался, в ушах так и звучал отцовский голос, велящий смешаться с толпой, быть как все. Чтобы выжить.

— Нормально тут у вас, — произнес Ник после короткой паузы. — Есть на что посмотреть. Взять хоть ту цыпочку, Кэти.

— Кэсси — моя девушка, — процедил Джо.

Теперь ясно, с чего он так взъелся.

— О-па, — отозвался Ник. — Лажа вышла.

Двое других подростков прыснули. Ник ухмыльнулся им. Он снова выбрал тех, кого надо. В младшей школе Ник тяготел к знакомому, пытался дружить с ребятами, похожими на Алана, только без пистолетов за поясом. Любителями поговорить, прилежными учениками, которые вообще-то его боялись. С хулиганами было проще. Отец одобрил бы.

На следующем уроке Ник сел сзади с Льюисом — новым знакомым, из некурящих. Задумавшись о даремской фотографии, он забыл, что с соседями принято разговаривать, а зря. От долгих пауз людям делается не по себе.

— Ты чего? — спросил Льюис, отодвигаясь от него как можно дальше.

— Ничего, — отрезал Ник, а потом вспомнил отца. — Просто с девчонкой проблемы, — добавил он как бы между прочим.

Сосед понимающе засопел.

— Они сами — одна большая проблема.

— Ага, — рассеянно подтвердил Ник.

На уме у него все еще была та фотография, вероятная мина замедленного действия. Рядовые увлечения Алана, вроде Мэй, никаких хлопот не доставляли: с глаз долой — из сердца вон, но ту, из-за которой Алан начал ему врать, Ник терпеть не собирался. Он должен был выяснить, что происходит.

— Ничего, я с ней разберусь, — ухмыльнулся Ник Льюису.

После школы они потолклись у рыбной забегаловки с парой девчонок. Жаль только, белокурой Кэсси среди них не было. Домой Ник явился уже затемно, довольный собой. Всего день — а он уже стал своим. Отец мог бы гордиться.

Алан сидел на полу новой крошечной гостиной за кофейным столиком, спрятав лицо в ладонях. Столик был завален бумагами.

— Алан, — окликнул Ник.

Ну, пусть все будет нормально, подумал он. Брат поднял голову.

— Привет, — сказал он и попытался улыбнуться. — Я не… не слышал, как ты вошел.

— Так в чем дело? — рассвирепел Ник. — Что стряслось? Это чертова метка тебя довела?

Отрадного ощущения победы как не бывало. Нику вдруг захотелось кому-нибудь врезать.

— Нет, — вздохнул Алан.

Ответ пришел сам собой, неизбежный, как прилив. Конечно, виновата Ма.

— Это из-за посланницы и того, что она наплела.

— Я просто хочу придумать план.

Голос у него был усталый и изношенный, как старая рубаха. Ника это взбесило еще больше. Чтобы не разбить что-нибудь, он подошел к столику и Алану, который будто съежился за ним.

Бумаги были исчерчены магическими символами, рисунками кругов вызова и всяческих оберегов. Несколько листков Алан исписал целиком; рядом лежали полупустые, с отдельными строчками — их он отбросил в сторону.

— Вот это план по мне, — сказал Ник, взяв в руки страницу с единственной строчкой.

Там крупным, можно сказать, отчаянным почерком было нацарапано: «Убить всех!»

— План чудный, только не сработает, — ответил Алан, почти усмехаясь. Он провел руками по волосам. — Надо поговорить с Меррис. Я обзвонил десяток ее подчиненных, но ни один меня с ней не соединяет.

— А она поможет?

— Не знаю, — уныло отозвался Алан. — Надеюсь, что да. Наверное, придется ждать до открытия Ярмарки. Тогда-то мы точно встретимся.

Ник кивнул и задумался. Он понятия не имел, как высказать то, что хотелось. На миг его чуть не одолел соблазн бросить это дело, но, глядя на поникшую голову Алана, он все же рискнул:

— Брось, — начал он и осекся. — На тебе — метка демона. Не время сейчас думать о… — Он вспомнил мать, Мэй и девчонку со снимка. — Об остальных. Если тебе это так важно, я как-нибудь разберусь с Ма. Найду способ помочь ей. Сделаю все, что скажешь. Ты, главное, сам поправляйся. Другие не в счет.

Алан поднял на брата тревожный взгляд. Его глаза в тени казались темно-синими.

— Я понимаю, она плохо к тебе относится, но ты прожил с ней всю жизнь. Неужели мысль о ее смерти… — он сглотнул. — Неужели тебя это не волнует?

Ник смотрел на брата сверху вниз и недоумевал, почему тот глядит так умоляюще. Он ведь уже предложил помочь!

— Тебя волнует, — ответил Ник. — Мне этого достаточно. Я помогу ей, даже если мне все равно. Какая разница?

Алан опустил глаза на помятые записи.

— Мы съездим на Ярмарку и все уладим, — сказал Ник с упором. — Слушай меня: позаботься о себе, об остальном не думай.

Пока учителя новой школы знакомились с Ником и его проблемами по части успеваемости, тот знакомился с девчонками. Дома они с Аланом бросались к оружию из-за каждого шороха — ждали обещанного нападения. С учетом того, что им двоим еще предстояло найти работу, в первые неделю-другую у Ника совсем не было времени на разбирательство с меткой и загадочной фотографией. Правда, думать он успевал и о том, и о другом, как бы ни был занят, и нет-нет да приглядывал за братом на случай, если тот снова решит сбежать.

Когда же Алан сообщил, что Ярмарка соберется всего через четыре дня возле Тивертона, у Ника здорово отлегло от сердца.

— Ближе к Эксетеру не бывает, — сказал Алан. — Можно будет захватить Мэй и Джеми по пути.

Ник привычно закатил глаза.

— Жду не дождусь.

Может, в следующий раз ему попадется фотография Мэй? Ника перекосило от этой мысли. Алан заметил.

— Ты не обязан там танцевать, — сказал он.

— Сказал — буду, — ответил Ник, все еще хмурясь, — значит, буду. Я так захотел.

Он разберется с меткой и угрозами Ма, узнает, кто такая Мари. Спасет брата. И все будет как раньше. Алан пошел звонить Джеми.

С Мэй и Джеми условились встретиться в Нотернгейском саду Эксетера, за старой римской стеной. Когда Ник с братом подъехали, вокруг уже стихло, начинало темнеть. Жаль, фары светили ярко — может, было бы не так заметно, во что вырядилась Мэй.

— Бог ты мой, — обронил Ник и зажмурился.

Джеми нервно хохотнул.

— А что? — вскинулась Мэй. — Алан сказал нам быть самими собой!

Эта чокнутая нацепила розовый шелковый топик и длинную белую юбку из сплошного тюля и оборок. Вдобавок с головы до ног увешалась цепями и браслетами — руки, ноги, шея. Многочисленные ожерелья напомнили Нику талисманы Ма, которые за годы ношения спутались в вериги.

— Значит, на самом деле ты — новогодняя елка? — ухмыльнулся Ник. — Ну-ну.

— Хватит, — одернул его Алан и покраснел. — А по-моему, Мэй, ты выглядишь здорово.

Мэй очень неожиданно и мило улыбнулась ему. Алан беспомощно просиял в ответ, а Ник задумался над таким развитием событий. С одной стороны, если Мэй настроилась и дальше расточать улыбки, Алана будет совсем не отличить от идиота. С другой, улыбалась она довольно приятно, да и брат выглядел счастливым. Скоро они попадут на Ярмарку, где Алану снимут Метку, и Нику, наконец, перестанет казаться, что в этом мире что-то очень и очень не так.

Он осторожно начал надеяться на лучшее. Покинув Эксетер, они помчались по узкой и тряской дороге к деревушке Тивертон. С каждой кочкой Алан все больше мрачнел, так что Ник был чуть ли не рад, когда туристы на заднем сиденье начали проявлять любопытство.

— Может, дурацкий вопрос, — Джеми кашлянул, — но я все-таки спрошу: а на Ярмарке Гоблинов есть гоблины?

— Нет, — ответил Ник. — Только люди, вроде тебя.

— Вроде меня? — скептически переспросил Джеми.

— Ну, может быть, поумнее, — поправился Ник.

— Название взято из поэмы, — объяснил Алан. — Там упоминаются магические плоды, которые продавали торговцы-гоблины. У нас тоже есть такие плоды, но мы ими не торгуем.

— Магические плоды? Вроде… райских яблок? И что же вы с ними делаете?

Ник холодно оглянулся на него.

— Увидишь.

Следующий вопрос Джеми демонстративно задал Алану:

— А почему Ярмарку решили устроить в Тивертоне? Это же деревня.

Алан оперся о переднюю панель, как о кафедру, и начал вещать и жестикулировать. Как будто, если долго махать руками, можно сплести из воздуха что-то понятное. Ему бы понравилось преподавать в колледже, подумал Ник. Стал бы профессором, если бы не Ма.

— Название «Тивертон» означает «город двух переправ». Там сливаются реки Экс и Лоумэн, а значит, это место защищено от врага. Одержимые демонами не любят перебираться по проточной воде.

Конечно, Ярмарку устраивали не на главной площади. Если прилюдно торговать амулетами и вызывать демонов, пойдут расспросы. Нет, местом встречи выбрали старые холмы позади бывшего замка Крэнмор.

Ник и Алан бывали там девять лет назад, так что Ник уже танцевал среди тех холмов. Он видел Ярмарку во второй раз, отец — в последний.

— Место, отмеченное историей, считается счастливым, — довольно продолжал Алан. — Таков один из девизов Ярмарки: это наш мир, и мы ставим на нем вехи. Замок Крэнмор в Железном веке был крепостью, а в 1549 году там произошло одно из католико-протестантских столкновений. Сражались, чтобы определиться, крестить детей по новой вере или по старой.

— И кто победил? — спросила Мэй.

— Какая разница? — перебил Ник. — Известно только, что там нашли кучу костей.

Деревня Тивертон уже виднелась серым сгустком в полутьме. Над ней высилась церковь с прильнувшим замком — союз обвалившихся стен и истлевшей славы посреди тесных улочек и высоких деревьев.

Остановились на грунтовой дороге в нескольких полях от Крэнморского замка, точнее, теперь уже кургана, серого ночью и зеленого днем, когда-то обжитого и навеки покинутого.

— Я надеялся, он будет больше похож на замок, — произнес Джеми.

— Ничто не вечно, — заметил Ник. — Кроме демонов, само собой.

— Тебе никто не говорил, что ты прекрасный собеседник? — осведомился Джеми.

— Нет, — честно признался Ник.

— Передать не могу, как я удивлен, — сказал Джеми.

Ник криво улыбнулся. У него уже закипала кровь. Всегда была опасность, что кто-то выдаст очередное расположение Ярмарки, поэтому каждый появлялся там с оружием наготове. Приходилось быть начеку: кто знает, вдруг колдуны решат напасть и истребить всех скопом?

Ярмарочный воздух дрожал от напряжения, и немудрено: каждая встреча могла стать последней. Ник выглянул в темноту и не сдержал улыбку. Поэтому-то ему и нравилось сюда приезжать.

— Ну и где же все? — спросила Мэй.

Не успел Ник на нее шикнуть, как вмешался Алан.

— Не волнуйся, — сказал он. — Мне дали координаты. Налево от кривого дерева, вдоль тропинки, идти прямо на луну.

Джеми моргнул и произнес:

— Спасибо, объяснил.

Его лицо казалось в лунном свете особенно бледным. Они выбрались из машины в темноту сельской дороги, где по обе стороны толпились деревья и тянулись поля. Ник не слишком разглядывал Джеми, хотя все же порадовался тому, что он не оделся под стать сестре. Зато с их последней встречи Джеми успел похудеть. Они с сестрой оба дрожали, но если Мэй, как решил Ник, от нервного возбуждения, то Джеми — от страха.

Конечно, стоило Алану это заметить, как он тут же бросился к мальчишке, словно квочка — к самому слабому цыпленку.

— Я знаю дорогу, — сказал он, лучась теплой улыбочкой, увидев которую все забывали, что Алан вооружен до зубов. — Идем со мной. — Потом помолчал и добавил: — Вижу, ты не стал ослеплять нас нарядом, как Мэй.

— Я подумал… подумал, что почти всегда выгляжу самим собой.

Улыбка Алана стала менее ободряющей, зато более искренней.

— Я и не сомневался.

Ник был рад, что Алан не чувствовал нужды дополнить рубашку и джинсы серьгой, но в целом решение Джеми одобрил. Это, видимо, отразилось у него в глазах, потому что когда он стал карабкаться по холму вслед за Аланом, Мэй догнала его и с вызовом заговорила:

— Ты, кстати, тоже вырядился! Весь в черном, да еще с мечом. Чем это лучше?

— У меня был повод так одеться.

Мэй оживилась.

— И какой же, интересно?

— Скоро узнаешь, — поддразнил он ее и улыбнулся, глядя в обращенные к нему глаза, темные в лунном свете.

Потом вспомнил, что девчонка не для него, тряхнул головой, досадуя на себя, и прибавил шагу, чтобы Мэй пришлось его догонять. Толстые сучья над головой сплелись и, словно кошки, следили свысока из теней; плотная листва скрывала луну. Рыжая голова Алана стала такой же черной, как шевелюра Ника.

Алан прервал излияния о прекрасной поэзии Кристины Ризотто, или как ее там, чтобы усовестить Ника.

— Ты бросил Мэй?

Ник решил, что ответ очевиден, и промолчал. Алан развернулся и заковылял назад. Когда Мэй догнала их, он подставил ей локоть. Ник, оставшись наедине с Джеми, счел своим долгом прояснить ситуацию.

— Не очень-то верь ушам, — сказал он. — Может, Алан и любит стихи, но он не такой, ясно?

Джеми посмотрел на него и перевел взгляд куда-то вдаль. Ник проследил за ним и увидел Алана, который навис над Мэй и всем своим видом изображал хромого аиста в брачный период.

— Правда? — сухо переспросил Джеми. — Ни за что бы не догадался.

Ник нахмурился.

Они шли и шли, пока тропа не оборвалась. Кругом, сколько хватал глаз, колыхалась трава, только вдалеке перетекая в опушку. Алан повел всех туда, хотя было уже ясно, в какую сторону идти. Вдоль границ поля кто-то расставил машины. Крыши блестели под луной, словно камни-голыши на речном броде.

Дальняя сторона кургана, который до сих пор назывался Крэнморским замком, довольно густо поросла деревьями. Из середины этого леска пробивался, сияя и подмигивая из-за стволов и листьев, свет фонарей Ярмарки Гоблинов.

Ник подпел вровень с Аланом, не оглядываясь на Мэй и Джеми. Кто-то из них вскрикнул — кто именно и почему, Ник не знал. Впрочем, в первый раз Ярмарка, и вправду могла удивить. Разглядеть ее всю сразу было невозможно: прилавки стояли между деревьев зубчатым кругом, посверкивая то тут, то там, как спрятанные сокровища. Сначала глазам открывался первый стол, потом еще один, а через два шага они уже были повсюду. Яркие скатерти свисали, точно флаги перед объявлением войны. Извилистая гирлянда фонарей в ветвях качалась на ветру и светила то на один лоток, то на другой.

Вот яркое пятно легло на боковину прилавка, увешанного самыми настоящими «ловцами снов», чьи нитяные узоры с вкраплениями перьев и костей способны заглушить потусторонние голоса и отогнать демонов от постели. Миг — и светом озарился край стола, нагруженного словами: глиняными табличками вперемешку с фолиантами в переплетах телячьей кожи, дешевыми книжками и бесценными свитками.

Один прилавок светился сам по себе — его украшали так называемые «фонари фей», чье теплое сияние было способно привлечь настоящую любовь или, подобно маяку, привести странника домой.

Ник обвел все вокруг пристальным взглядом — огни в ветвях, крадущиеся тени вокруг, яркие прилавки, темные прогалины, где упражнялись танцоры, и успокоился. Ярмарка была точь-в-точь какой он ее помнил.

Всем приходилось соблюдать, тишину, чтобы не выдать себя. Поэтому барабаны звучали приглушенно, а голоса продавцов походили на низкий чистый звук ветряных колокольчиков (такие там тоже продавались), только звучали отовсюду.

— Покупайте! — неслось от каждого лотка. — Покупайте!

— И это все продается за обычные деньги? — спросила Мэй не то с восторгом, не то с сомнением. — Выходит, помощь не бесплатная?

— Нам нужно обороняться, — сказал Алан. — Во внешнем мире оружие стоит дорого, а здесь его можно на что-нибудь обменять или записать в долг.

Ник вытащил меч из кожаных ножен. Клинок тихо, призывно зазвенел в воздухе, словно упрашивал Ника взять его домой. Впрочем, он выглядел дорого, да и короткий меч практичнее — его легче спрятать.

Ник взвесил рукоять на ладони. Она хорошо ложилась в руку, лезвие было отлично сбалансировано. Когда он отошел назад и сделал несколько взмахов, меч двигался легко и естественно, как продолжение руки. Ник с трудом оторвал взгляд от блестящей грани и встретился глазами с Аланом. Брат смотрел на него тепло и радостно.

— Нравится?

— Он нам не по карману, — сказал Ник.

Хотел ответить по-деловому, а получилось слишком резко.

— Мы можем вам… — начала Мэй.

— Нет! — отрезал Ник.

— Спасибо, не надо, — поправил Алан мягко, но решительно. — Он твой, Ник. Я не тратил кредит в этой лавке. А сегодня первая Ярмарка с твоего дня рождения. Или ты думал, я оставлю тебя без подарка?

— А-а, — отозвался Ник.

То-то ему показалось, что меч для него создан. Алану мечи не давались, он плохо держал равновесие. Зато он знал все о том, как сделать хороший клинок. Ник еще раз посмотрел на смертоносного красавца и расплылся в улыбке.

— И вообще, зачарованный кинжал нам тоже пригодится, — сказал Алан, пряча нож в карман.

Когда он потянулся к прилавку, Ник отошел в сторону, не сводя глаз с подарка.

Они отправились дальше, обходя прилавки, протискиваясь между туристами, беззубыми некромантами с костяными побрякушками, оркестрами из инструментов, поющих человеческими голосами. Ник не мог заставить себя спрятать новый меч в ножны, рядом брел Алан, и, будь они вдвоем, можно было бы сказать: славная выдалась Ярмарка! Увы, они были не одни. Мэй воскликнула:

— Все это зачарованное, так? Вы вроде бы говорили, что доброго колдовства не бывает. Какая тогда разница между вами и магами?

— Разница в том, девочка, — произнес слева еще один знакомый голос, — что мы используем магические предметы, не обладая колдовской силой.

В последнем Ник не был уверен, однако на Ярмарке Гоблинов это считалось вопросом чести. Сила принадлежала колдунам, и она же их развращала. С посетителями, способными творить магию, ярмарочные худо-бедно общались, но собственных способностей не признавали ни за что, даже если они были.

В далеком прошлом Ярмарку устраивали для того, чтобы помогать пострадавшим от магии. Все нынешние торговцы утверждали, что их предки в свое время случайно узнали правду о колдунах и поклялись помогать невинным и беззащитным. Все упорно закрывали глаза на то, что эту правду было легче всего узнать членам колдовских семей или самим колдунам.

Ник считал, что отрицать это не менее глупо, чем отрицать факт перехода от пользования магическими предметами к купле-продаже тех же предметов, перехода от священной войны к борьбе за кусок хлеба.

«Каждый делает вид, что мир не такой, какой есть, — думал Ник, — так стоит ли удивляться? В конце концов, большинство людей даже не догадываются, что магия существует. Слепыми быть проще».

— Колдуны приносят демонам жертвы, чтобы те дали им все, что они захотят. Люди Ярмарки могут призывать демонов только в танце. Мы бы и вовсе не призывали, если бы не наше отчаянное положение. Демоны тоже пребывают в отчаянии. Они так жаждут этого мира, что рады даже малым подачкам, но и взамен дают не больше. Так что нам приходится обороняться от колдунов с одними только крохами сведений от демонов и магическими игрушками. Положение незавидное, и, наверное, пора бы его улучшить: выдать кого-нибудь демонам ради общего блага. Можно начать с любителей глупых вопросов.

Из темноты палатки за прилавком появилась Меррис Кромвель, шурша подолом по траве. Свой талисман она приколола вместо броши — кусочки кристаллов и косточки в переплетении шелковых нитей под матовым стеклом. Он был ее единственным украшением.

Меррис была не того сорта, чтобы зависеть от чьих-нибудь услуг, поэтому над ее столом висела лампа с красным плафоном. Красноватый свет падал ей на лицо, освещая почти квадратный подбородок и волосы с проседью, зачесанные наверх со лба, похожего на купол собора.

У каждого на Ярмарке Гоблинов было свое ремесло: Филлис торговала колокольчиками, семья Дэвис традиционно предсказывала судьбу, Моррисы занимались ковкой и чеканкой, а немые близнецы продавали слова в любых формах: книги, свитки и таблички, о каких только можно мечтать. На прилавке у Меррис можно было найти сразу все. Ее профилем был высший класс.

— Она шутит, — объяснил Алан. — Меррис, это Мэй и Джеми.

Меррис слегка выпрямилась.

— Подруга Алана, я полагаю?

Мэй заметно покраснела.

— Мм… нет.

— Значит, Николаса, — устало закончила Меррис. — И что они в тебе находят, не представляю.

Ник наклонился через прилавок и подмигнул ей.

— Чтобы узнать, надо попробовать!

Меррис вперила в него грозный взгляд, но тут Алан благородно отвлек ее.

— Мы пытаемся им помочь. Ник будет танцевать. Нам нужен амулет переговорщика.

Меррис на мгновение задумалась, а затем склонилась над прилавком, чтобы извлечь из груды товара глиняную табличку.

— Перевод нужен к концу месяца, — сказала она. — И не давай ее Николасу — ей пять тысяч лет.

Алан бросил взгляд на табличку и кивнул. Только потом Меррис вложила ему в руку сияющую белую раковину на цепочке и закрыла ладонь. Меррис единственная из здешних торговцев не брала денег. Ей платили услугами. Денег у нее всегда было достаточно, хотя никто не знал, откуда они появлялись. Разменной монетой Меррис была власть.

— Алан, чьи это письмена? — спросила Мэй, заинтересованно разглядывая табличку. Неудивительно, что братец так на нее запал: Ник даже не заподозрил в ней интеллектуалку.

— Шумерские, — ответил Алан.

— Ими написаны древнейшие из текстов от начала первой цивилизации, — снисходительно пояснила Меррис. — Позже их использовали вавилоняне. Половина того, что мы знаем о магии, взята из шумерских источников. Чему только учат детей в нынешней школе…

Мэй поразилась:

— Ты знаешь шумерский?

Как считал Ник, Меррис настолько тепло относится к Алану, насколько вообще может питать симпатию к немагическим объектам, но ее прежде всего занимали дела. Она не стала слушать обмен шумерскими любезностями и переключилась на Ника.

— Какого демона хочешь вызвать?

— Анзу, — ответил Ник.

Иногда над ним смеялись, что он умеет вызывать только двух демонов, но зато он вызывал их быстрее всех и всегда без ошибок.

— Простите, а каким образом можно вызвать демонов с помощью танца? — спросил Джеми, переводя взгляд с лица Меррис на ее товары. Чудеса Ярмарки ослепили его куда меньше, чем сестру. Джеми нервно улыбнулся. Ник уже знал эту улыбку. — У них что, дискозависимость?

Чудной он все-таки. Ник совсем его не понимал.

Меррис посмотрела так, будто никто не осмеливался и пискнуть нечто подобное в ее присутствии. Она не снизошла до ответа, а кивнула тени позади себя, и какой-то тип, которого Ник раньше не видел, сменил ее за прилавком. Сама же она отправилась через всю Ярмарку, увлекая их за собой, до самой площадки танцовщиков.

В этом месте прилавки заканчивались, но Ярмарка продолжалась — поляной, залитой светом и наполненной музыкой. Над головами горели дюжины фонариков, ярких, как звезды, чудом застрявшие в ветвях, трава под ними сияла серебром, а темнота позади танцующих казалась черным бархатным занавесом.

Шесть пар уже кружились в танце. Девушки были в ярких нарядах — юбки из множества клиньев разлетались яркими лепестками, словно ожившие ромашки. Партнеры не отставали от них, словно тени — все в черном. Ник поймал на себе взгляд Мэй, улыбнулся ей краем губ и сосредоточился на танцорах, точнее, на девушке в красном, как мак, платье. Когда в других парах девушек подбрасывали на руках, эту партнер возвращал с небес. Она была проворна, словно фехтовальщик, и оттого еще более прекрасна. Алый вихрь ее танца напоминал струйку крови в воде, и к нему акулами тянулись зеваки.

У всех девушек были венки из жар-цвета: оранжевые и красные лепестки пылали на их головах, будто язычки пламени. Если танцующая бросала кому-нибудь цветок, это считалось знаком особого благоволения.

По толпе вокруг площадки пробежал шорох и шепот: темноволосая танцовщица достала цветок из венка. На ее алых, как спелые вишни, губах заиграла улыбка. Пары закружились в четко слаженном ритме — полоса света, полоса тени, — и девушка в красном, оказавшись ближе к публике, дунула на цветок в ладони.

Лепестки разлетелись в ночи, словно радужные крылья бабочек запорхали по ветру. Толпа разочарованно вздохнула: напряжение спало, танец закончился. Девушка в красном оторвалась от партнера и пошла к ним.

Не успел никто слова сказать, как Мэй выпалила:

— Вот здорово!

У Ника вырвался тихий смешок. Девчонки нечасто так реагировали на Син. Мэй повернулась к нему — на лице восхищение, глаза сияют, — и он не стал сдерживать улыбку.

— Это для туристов, — сказал он. — Погоди, ты еще не видела настоящего танца.