Могущественные враги и неудача Дон Кихота

После злополучного свидания с герцогиней Сервантес угрюмо возвращался домой по пыльной дороге, прекрасно сознавая, что против воли создал себе влиятельного врага. Пока его лошадь брела, поднимая пыль, его рассудок сражался с гидрой недоумений. Каким образом он оказался представленным столь неверно? Хуже того: столкнувшись с такой решительной и высокопоставленной оппозицией, разумно ли продолжать роман? Возможно, придется оставить его навсегда. Каким образом создание комедии могло породить столько врагов? Но ведь ни у кого не было причин таких, как у него, писать эту книгу. Ибо персонажи его повести были добродушным напоминанием о безумствах всего рода людского и написаны под воздействием божественного духа, чего он отрицать не мог. Было бы глупо даже попытаться. Вихрь недоумений улегся, правдивость положила конец сомнениям.

– И кажется вполне уместным, – продолжал он в размышлении, – что этот портрет рода людского должен создаваться искалеченным ветераном. В конце-то концов, Евангелия повествуют о проповедях плотника, человека из народа. – Он прикинул, не ересь ли это. Но затем, засмеявшись тому, с какой серьезностью собственные мысли толкали его осудить самого себя, он сообщил лошадиным ушам: – Книга способна лишь на столько-то, и доверять книге можно не более, чем в этих пределах. Если прочитать христианские учения повнимательнее, становится совершенно ясно, что у некоторых апостолов не все было в порядке с головой. И я не намерен быть менее умным, даже для Бога! Однако поразмыслим-ка над моими последними словами. Сдается мне, что я совсем недавно вел себя будто один из этих помешанных апостолов, встретившись с герцогиней в ее роскошной берлоге и навязывая трепетную совесть ее гордому сознанию. – Он криво улыбнулся. – Она чуть не съела меня без гарнира. (Встреча с герцогиней, ее внезапный припадок иррационального гнева, смятение, с которым он покинул ее дом… вспомнить все это без содрогания было трудно. Однако здравомыслящая природа истины напомнила ему, что ее поступки были и ничем не вызваны, и крайне ожесточенными по духу.) Быть может, ее сердце не ведает, что творится с ее рассудком. Это, во всяком случае, стало ясно из ее непостижимой вспышки. Не может она быть настолько недоброй! Вспомни ее большие красивые глаза! – Он натянул поводья и остановился. Вспоминать красоту герцогини было наслаждением, даже если большая часть ее злобы и презрения была обращена против него. Она ведь слушала его с истинным вниманием, пусть даже замкнув слух и не отступая от своей цели. – Но посмотри, как изменилось мое отношение к ней. Без сомнения, из-за ее чудесных глаз. – Он снова тронул поводья. – Но она должна раскаяться в своем скверном мнении. Нельзя допустить, чтобы она отказалась выслушать правду.