Солнечным октябрьским днем мы поднялись на корабль «Троянка» и отплыли в Мексику. Наш путь лежал через Бермуды, Нассау и Гавану. В Веракрузе нас должен был встретить Эндрю и поездом отвезти в Мехико. Отдохнув там ночь, наутро нам предстояло опять сесть в поезд и проехать пятьсот миль на север в Монтеррей.

Мы рассчитывали, что миссис Хескет побудет недели две в Мехико с родственниками матери Эндрю, а потом ее проводят в Веракруз и она одна вернется в Англию. Все ее путешествие первым классом оплачивал Эндрю, который очень обрадовался, что меня будет сопровождать столь решительная особа, оказавшая ему неоценимую помощь в моем спасении.

За три недели до начала нашего плавания Тоби Кент принес мне книги о Мексике и карты, чтобы я понемногу знакомилась со страной, где собиралась обрести новый дом.

Я рассказывала ему, что успела узнать, и он по учебнику проверял, правильно ли я выучила испанские слова, кстати, как я выяснила, он сам неплохо говорил по-испански, потому что одно время служил на испанском торговом корабле. Теперь он с удовольствием помогал мне расширять мои познания, потому что сам имел намерение попутешествовать по Мексике.

Миссис Хескет тоже навещала меня, однако не желала учить испанский или какой-либо другой иностранный язык.

– Детка, – заявила она, – учить чужой язык – занятие совершенно противоестественное, потому что Господь в Своей мудрости дал людям разные языки в наказание за Вавилонскую башню и не мне бежать от Его суда.

Пока она говорила, в ее глазах зажегся лукавый огонек. Ее переполняла радость, потому что мистеру Бонифейсу ее отъезд пришелся совсем не по душе.

– Бедняжка сначала не поверил, – объявила она с удовольствием. – Потом пришел в ярость, а теперь горюет. Очень трогательно. Вчера вечером Тоби пошел с ним куда-то, и он напился, а потом стал жаловаться Тоби на жизнь. Милый Тоби уверяет меня, что к моему возвращению из Мексики негодный человек созреет до того, чтобы встать на колени и попросить моей руки. Тоби считает, что я должна немного подождать, а потом как бы нехотя согласиться.

– И ничего не делайте для него, пока он будет ждать, – добавила я. – То есть совсем ничего, ни на кухне, ни в спальне.

– Мне это уже приходило в голову, – с милой улыбкой проговорила она и взяла меня за руку. – Ханна, дорогая, вы мне больше, чем дочь. Дочь бы меня не поняла.

Моя каюта на «Троянке» была рядом с каютой миссис Хескет, и Тоби поселился на той же палубе. Погода поначалу нас не очень радовала, и миссис Хескет два дня пролежала в постели, зато потом мы совсем освоились и от души радовались установившейся погоде и великолепному морскому путешествию. На свежем морском воздухе я очень скоро обрела прежнее здоровье, и воспоминание о пережитом кошмаре потускнело и мучило меня не больше дурного сна.

Я продолжала читать книжки о Мексике и практиковаться в испанском языке с Тоби, а миссис Хескет читала романы из корабельной библиотеки и пересказывала нам их по вечерам за обедом. Тоби делал наброски, написал несколько картин, причем очень быстро, как всегда. Миссис Хескет картины не понравились, а мне они все больше и больше приходились по душе. Чтобы пошутить над ней, он написал ее так, как если бы сделал фотографию в цвете, и она пришла в неописуемый восторг.

Мы трое прекрасно проводили вместе время. Разговаривали, читали, спорили, играли во все возможные на палубе игры, знакомились с другими пассажирами, вечерами слушали прекрасное трио или играли в шахматы и карты, чему нас обучил Тоби.

Временами на меня накатывало сомнение, правильно ли я сделала, что приняла предложение Эндрю. И мне тогда было неважно, что он знает правду и что меня ребенком принудили к позорному образу жизни, с которым я порвала, едва у меня появилась такая возможность, ведь ничто не могло изменить моего прошлого, а оно было далеко не лучшим приданым. О своих раздумьях я не говорила ни Тоби, ни миссис Хескет. Я должна была нести свою ношу сама и не взваливать ее на чужие плечи.

Был теплый день, когда наш корабль бросил якорь в старейшем мексиканском порту Веракруз. Я изо всех сил старалась отогнать от себя печаль. Мне нравилась суета в порту, и я вглядывалась в лица людей, стараясь отыскать среди них Эндрю. В конце концов мы сошли на берег, получили свои чемоданы и без задержки миновали таможню. Эндрю нигде не было. К нам быстрыми шагами приблизился седоволосый высокий мужчина с аристократическим лицом. На нем был летний легкий костюм, цилиндр, и в руках он держал тросточку с костяным набалдашником. На почтительном расстоянии за ним следовали двое мужчин в чем-то наподобие ливреи, в которых я признала слуг.

Высокий мужчина поклонился нам и обратился к Тоби на хорошем английском языке, правда, с акцентом:

– Извините, сэр, имею я удовольствие говорить с мистером Тоби Кентом?

– Это я, сэр.

Тоби снял шляпу и поклонился.

– Я – Энрике дель Рио, кузен матери синьора Эндрю Дойла.

– Рад познакомиться с вами, сэр, – сказал Тоби и повернулся к нам. – Позвольте представить вам синьора Энрике дель Рио. Синьор, представляю вам миссис Флору Хескет и мисс Ханну Маклиод.

Мы обменялись рукопожатием, и я забыла все испанские слова, которые выучила за это время, правда, это было неважно, потому что синьор Энрике продолжал по-английски:

– Я тут, потому что Эндрю не имеет возможности встретить вас. – Он огляделся и понизил голос: – Мне придется сообщить вам нечто не совсем приятное, однако не здесь. Вот сядем в поезд, там и поговорим.

Душа у меня убежала в пятки, и я шепотом спросила:

– Эндрю болен? Его ранили?

Энрике дель Рио покачал головой:

– Нет, синьорита. Мы думаем, он в добром здравии, но, пожалуйста, позвольте мне ничего не говорить, пока мы не останемся одни.

Тоби взял меня под руку.

– Конечно, синьор. Как прикажете.

Энрике дель Рио сказал несколько слов слугам и подал руку миссис Хескет, которая приняла ее с большим достоинством. Экипаж уже ждал, чтобы отвезти нас на вокзал. Ни слова не было сказано, пока мы ехали до вокзала, разве что мы ответили на вежливый вопрос о том, как нам понравилось морское путешествие.

Нас ждал вагон первого класса, и на секунду у меня промелькнуло в памяти, как всего месяц-два назад я лежала в другом вагоне за тысячу миль отсюда, а миссис Хескет и Эндрю Дойл рассказывали, как им удалось отыскать и спасти меня. Теперь я вновь была здоровой и сильной и очень волновалась за человека, который стал моим другом, ни перед чем не остановился, чтобы помочь мне, и сделал мне честь, предложив мне свою руку и сердце.

Когда мы все расселись, Энрике дель Рио сказал:

– По предварительной договоренности, вы все должны были стать моими гостями на сегодняшнюю ночь в Мехико, чтобы завтра отправиться дальше в Монтеррей, кроме миссис Хескет, которая сделала мне честь, согласившись погостить у меня недели две. Однако теперь мы думаем, что лучше вам всем остаться в Мехико... пока ситуация не прояснится.

– Какая ситуация, синьор? Скажите нам все, пожалуйста, – попросила я.

Он с сочувствием посмотрел на меня.

– Эндрю был не очень осторожен, – прошептал он. – Вы наверняка знаете, что он занимается политикой, конечно, имея благородные цели, однако он принадлежит к тем людям, которые хотят немедленного благополучия для всех без исключения.

– Мы знаем, сэр, – ответил ему Тоби, – что Эндрю с симпатией относится к менее удачливым своим согражданам. Он не делал из этого тайны.

Энрике дель Рио грустно кивнул:

– С сожалением должен признать, что в семье на него смотрят как на молодого дурачка с горячей головой. У нас очень влиятельная семья, и некоторые из нас занимают высокие посты в правительстве. Эндрю подавал нам много поводов для сожалений, поскольку он на стороне людей, настроенных против нас. – Энрике дель Рио пожал плечами, словно покоряясь судьбе. – Тем не менее... он из нашей семьи. Хотя его отец американо, он все равно наш родственник, и ради его матери мы старались не обращать внимания на его выходки. Однако сейчас он в очень опасном положении.

Сжав на груди руки, я подалась вперед.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – сэр, скажите мне, где Эндрю и какая опасность ему грозит.

– Эндрю где-то в горах Сьерра-Мадре дель Сур, недалеко от Оахаки. Он в руках у бунтовщика, который грозит лишить его жизни.

Я задрожала всем телом, не в силах вымолвить ни слова. Миссис Хескет обняла меня.

– Сэр, я не вижу в этом смысла, – сказал Тоби. – Ведь Эндрю – друг бунтовщиков.

Энрике дель Рио мрачно усмехнулся:

– Ну, конечно, мистер Кент. Он им помогал, возил им еду и оружие и теперь бы гнил в тюрьме, если бы не мы. Тем не менее мы не могли позволить ему тратить много денег, поэтому они решили использовать его иначе. Приехав из Англии, он тотчас отправился в Оахаку, а потом в горы Сьерра-Мадре для переговоров с одним из вождей бунтовщиков, который когда-то тоже был джентльменом и вообще очень похож на нашего Эндрю.

Я не узнала свой голос, когда спросила:

– Его зовут Рамон Дельгадо?

– А, значит, Эндрю говорил с вами о нем. Это он, Рамон Дельгадо, мечтающий из искры раздуть пламя революции. Уверяю вас, ему это не удастся. Двадцать пять лет мы живем мирно, благодаря мудрому правлению Порфирио Диаза, после многих лет войны и смуты. Люди радуются миру, даже бедные люди. Было время, когда наша страна кишела бандитами и грабителями, и хуже всего приходилось именно беднякам. Теперь у нас почти не осталось бандитов. Правительственные войска их уничтожили. Мы избавились от страшных долгов, и Мексике открыт путь к благополучию.

Энрике дель Рио разволновался, произнося перед нами свою речь, и оборвал себя с виноватым видом:

– Прошу прощения. Мне обидно думать, что Эндрю лишится жизни из-за своей горячности. Он глупый мальчик, но сердце у него доброе, и мы все его очень любим. У Дельгадо никаких шансов на победу. Его банда немногочисленна. Он еще жив только потому, что военные операции в горах – пустая трата времени и денег. Постепенно его последователи оставят его, разочаруясь в его целях. Должен, однако, признать, что я восхищаюсь его смелостью и уважаю его мечты, но я знаю, что он ничего не добьется.

Я с трудом сдерживала себя, пока Энрике дель Рио говорил и говорил, никак не объясняя, что же все-таки грозит Эндрю. Наконец, когда он остановился перевести дух, я торопливо спросила:

– Вы сказали, что бунтовщики используют Эндрю. Но что же угрожает его жизни, синьор?

Поезд с шипением тронулся с места. Энрике дель Рио подождал, пока шум немного стихнет.

– Несколько недель назад guardia rural захватила шесть человек из банды Дельгадо. Они сейчас в Оахаке ждут суда. Наверняка их признают виновными и приговорят к расстрелу. Когда Эндрю вернулся в Мексику, он поехал к Дельгадо в качестве друга, а они взяли его заложником и тайно требуют от властей, чтобы ту шестерку отпустили, а иначе Эндрю будет повешен.

Наступило долгое молчание.

– Значит, так Дельгадо ведет себя с другом? – спросил Тоби.

Энрике дель Рио пожал плечами:

– Ему трудно держать в руках свою шайку. Если он спасет шестерых бунтовщиков от смерти, это на какое-то время поддержит его авторитет. Ведь Эндрю для всех – юноша из богатой семьи, играющий в революционера, следовательно, он очень удобная жертва.

– Вы уверены, – задумчиво спросил Тоби, – что Эндрю с ними не заодно?

– Совершенно уверен, синьор. Нам пришлось прибегнуть к помощи посредника, чтобы губернатор мог вступить с Дельгадо в переговоры, так он видел Эндрю и говорил с ним. У него нет никаких сомнений, что угроза совершенно реальная, а Эндрю потрясен предательством людей, которым он помогал.

– Если все так, – сказала я Тоби, – значит, это правда. Эндрю не актер. – Я обратилась к Энрике дель Рио. – Вы упомянули переговоры, синьор. Значит ли это, что губернатор может отпустить бунтовщиков?

В ответ он махнул рукой:

– Ни в коем случае, синьорита. Лучше не надейтесь на это. Как я вам уже говорил, все дело держится в тайне, разве лишь немедленно информировали нашу семью. Мать Эндрю сразу же помчалась в Оахаку вместе с одним из ее братьев и его женой. Там же американские члены нашей семьи – синьора Мелани Уиллард с мужем и дочерью. Между нами, у нас, конечно же, есть большое влияние на правительство, но мы знаем, что Порфирио Диаз ни за что не позволит пойти на уступки бунтовщикам, да и мы тоже понимаем, что этого делать нельзя.

Тут заговорила миссис Хескет.

– О чем же тогда ведутся переговоры? – прямо спросила она.

– Мы стараемся выиграть время, синьора. Губернатор делает вид, что соглашение может быть достигнуто, но это не более чем уловка.

– Значит, возможно использовать войска?

– Нет, синьора. Туда невозможно подобраться незаметно. Бунтовщики увидят солдат за много миль. Губернатор тянет время в надежде, что изменится ситуация. Может быть, Дельгадо передумает или Эндрю удастся бежать, или бунтовщики поймут, что их дело все равно проиграно. – Он замолчал, выискивая другие возможности, и, виновато пожав плечами, неубедительно добавил: – Все может быть.

– Есть еще один выход, – сказала я, – но мы поговорим о нем в Оахаке.

Он отпрянул:

– Но, синьорита, мы едем в Мехико. Зачем вам в Оахаку? Там вы только совсем расстроитесь.

– Нет, мы поедем в Оахаку, – вежливо повторила я. – В конце концов, синьор, я – невеста Эндрю и у меня есть право быть там.

Он огорченно посмотрел на меня и, помолчав немного, согласился:

– Конечно, синьорита. Вам решать.

До Мехико мы добрались за шесть часов, но для нас всех это путешествие было мучительно долгим. Сказать об опасности, грозившей Эндрю, больше было нечего, а говорить о пустяках не хотелось, когда у нас почти не было надежды на спасение Эндрю от рук бунтовщиков.

Большую часть времени мы молчали, лишь иногда Энрике дель Рио показывал нам на что-то необыкновенное, бормоча учтивые объяснения. Для всех было большим облегчением, когда настало время идти в вагон-ресторан обедать, но есть никто не стал. Еще в Лондоне я мечтала посмотреть пирамиды ацтеков, но, когда мы проезжали мимо них, приближаясь к Мехико, я почти не обратила на них внимания, а когда поезд наконец остановился, все мы ощутили неимоверную усталость.

Ночь мы провели в красивом доме Энрике дель Рио. У него была большая семья, и все старались нам угодить, но я скоро поняла, что желание Эндрю жениться на неизвестной английской девице было принято всеми с неудовольствием. Прежде чем идти спать, мы договорились с Энрике дель Рио, на каком поезде поедем в Оахаку. Мне не хотелось утомлять миссис Хескет дополнительным путешествием за триста миль, поэтому я предложила ей остаться в Мехико, но она и слышать об этом не желала.

– Мне будет гораздо лучше с вами, чем одной в Мехико в окружении всех этих людей, которые вовсе не хотели нас принимать, – откровенно возразила она.

Нас троих на несколько минут оставили одних в комнате, примыкавшей к столовой, где мы промолчали почти весь обед в кругу семьи.

– Что вы задумали, Ханна? – тихо спросил меня Тоби. – Что это за выход такой, о котором вы упомянули?

– Я знакома с Рамоном Дельгадо, – шепотом ответила я. – Два года назад он был в Париже и несколько раз приходил ко мне в колледж.

– К вам? – переспросил Тоби.

– Ко мне. Мамзель Монтавон рекомендовала меня ему, когда он пришел в первый раз, а потом он сам требовал только меня. Перед отъездом он сказал, что сделает для меня все, если я его попрошу.

– Ну... Это-то в его власти, – задумчиво проговорил Тоби, – но он может не захотеть, чтобы ему напоминали о его обещаниях. А почему он дал вам такое обещание?

– Потому что решил, что я спасла ему жизнь. На самом деле это не так. Я просто делала то, чему меня научили в колледже, но я была ласковой с ним, хотя только потому, что представляла, будто он мой любимый муж.

– Благодаря таким фантазиям Ханна сумела выжить в колледже, – сказала миссис Хескет.

Тоби кивнул.

– Да, я знаю. – И все-таки он не сводил с меня изумленных глаз. – Но какого дьявола он вообразил, будто вы спасли ему жизнь?

– Ах, Тоби, дорогой, не надо придираться. Он очень чувствительный человек, гораздо чувствительнее Эндрю. В первую ночь, когда он явился ко мне, он был в черной депрессии, почти на грани самоубийства, и совершенно не был ни на что годен. Мне же удалось его разговорить. Он говорил, говорил, говорил, а я слушала его и пыталась успокоить. Потом он спросил, как я попала в колледж, и я, не называя имен, рассказала ему правду, хотя я почти никогда этого не делаю. Думаю, ему стало стыдно своей депрессии. Потом он пришел еще пару раз и вел себя как мужчина, заявив, что я спасла ему жизнь и вылечила его от импотенции. А под конец он подарил мне кольцо, которое я сохранила, и дал мне свой адрес, который я потеряла, и сказал, что если мне когда-нибудь понадобится его помощь, мне надо будет только позвать его.

Когда я кончила говорить, все долго молчали, и Тоби с миссис Хескет как-то странно смотрели на меня – любящим и удивленным взглядом.

– Ханна Маклиод, вы поразительная женщина, – сказал наконец Тоби. – Наш друг Рамон Дельгадо в большом долгу у вас. – Он откинулся на спинку кресла, заслышав шаги в коридоре. – Даже в очень большом долгу.

* * *

Через два дня и меньше чем через час после нашего приезда в Оахаку я сидела за овальным столом, за которым сидели еще семь человек. Тоби расположился по левую руку от меня, миссис Хескет, весьма элегантная в своем длинном кремовом платье, – по правую. Энрике дель Рио занял место во главе ненакрытого стола, а напротив нас – две женщины и мужчина: посередине – синьора Мария Габриэла Дойл, а по обеим сторонам от нее – ее брат и его жена. Все были в скромных и очень дорогих туалетах. Синьоре Дойл, наверно, уже исполнилось пятьдесят лет, но она была еще очень хороша, а ее широкий лоб и прекрасные глаза напомнили мне Эндрю. Руки с длинными тонкими пальцами она сложила на столе. На ее лице невозможно было что-нибудь прочитать, разве лишь в самой глубине глаз горел огонь горя и гнева. Ее брат показался мне лет на десять ее старше. У него был грубый голос, и вел он себя весьма беспокойно, а его жена, высокая худая дама, имела привычку откидывать назад голову и с высокомерным видом разглядывать кончик носа, что на самом деле совершенно не соответствовало ее нежной природе и ласковой манере разговора.

Все трое были в высшей степени учтивы, но я не могла избавиться от ощущения, что они считают выбор Эндрю будущей жены таким же дурацким, как и его эскападу с бунтовщиками, которая теперь могла стоить ему жизни. Хотя они не сказали ни слова по этому поводу, было видно, что для них неизвестная английская девица с туманным прошлым – в высшей степени неудачная партия. Однако тогда мне их мнение было совершенно безразлично, разве что у меня мелькнула мысль, если я спасу Эндрю, они наверняка потеплеют ко мне, но спасти его мне хотелось ради него самого.

Напротив Энрике дель Рио сидел родственник синьоры Дойл по мужу, мистер Бенджамин Уиллард, и я была ему очень рада, потому что он как бы служил мостом между мной и семейством Эндрю. Мы разговаривали уже минут тридцать, однако договориться нам было очень трудно, потому что ни брат синьоры Дойл, ни его жена не знали по-английски ни слова.

Заговорил синьор Амадо, брат синьоры Дойл, и Энрике дель Рио перевел:

– Он вновь повторяет, что вам нельзя ехать в горы и встречаться там с Рамоном Дельгадо.

Я покачала головой:

– Синьор, если ваш посредник проводит меня, я должна это сделать. Вы же сами сказали, что туда на муле всего два-три дня пути. Я, правда, не очень искусная наездница, но на муле усижу, если надо.

– Это путешествие очень утомительное и очень опасное. Там совсем дикие места. Если бунтовщик увидит двух человек, которые идут в его сторону, он может, не задумываясь, выстрелить.

– Трех человек, сэр, – вмешался Тоби. – Эндрю поручил мне свою невесту. Наверно, он бы хотел, чтобы я ее тоже отговаривал, но я не буду это делать. Ее право – попробовать спасти любимого человека. Но мне, конечно же, придется ее сопровождать. Это уж точно. К тому же Эндрю Дойл – мой друг.

Энрике дель Рио перевел его слова на испанский. Синьор Амадо объявил нашу затею сумасшедшей. Его жена сказала, что намерения у нас хорошие, но мы лишь увеличим число врагов Дельгадо. Бенджамин Уиллард с ними не согласился. Он ласково обратился к матери Эндрю, которая уже давно ничего не говорила:

– Мария, я думаю, твой брат и его жена возражают против поездки Ханны, потому что не верят, будто ей удастся уломать Дельгадо. Но ведь мы все слышали, что Дельгадо у нее в долгу, потому что ее семья оказала ему неоценимую услугу, когда он был в Париже. Давайте не забывать, что Рамон Дельгадо, конечно же, бунтовщик, но у него тоже есть честь. Если он обещал отплатить добром за добро, значит, он это сделает. По крайней мере, давайте будем в это верить.

Синьора Мария Габриэла Дойл внимательно всех выслушала, но не сводила с меня глаз. Когда Бенджамин Уиллард умолк, она спросила меня на чистейшем английском языке:

– Миссис Маклиод, не будете ли вы так добры сказать, какую услугу ваша семья оказала Дельгадо и когда это было?

Я была готова к такому вопросу, поэтому ответила без запинки:

– Это было в Париже. Меньше двух лет назад, синьора, но я не могу вам сказать, в чем суть дела.

Она опять помолчала.

– Эндрю мне говорил, что у вас нет ни отца, ни матери. Значит, они умерли уже после этого?

– Да, они умерли совсем недавно, – солгала я, глядя прямо в черные глаза.

– Возможно, что они помогли ему как бунтовщику оружием?

Бенджамин Уиллард не стал ждать моего ответа.

– Пожалуйста, Мария, не заставляйте Ханну выдавать чужие тайны. И к тому же не забывайте, что даже если это правда, Эндрю сам пытался сделать то же самое для Рамона Дельгадо. – Он посмотрел на Энрике дель Рио, и голос у него зазвенел от гнева: – Надеюсь, вы не позволите семейной гордости помешать спасению Эндрю?

– Ну, конечно же нет.

Энрике дель Рио заговорил по-испански, чтобы его родственники, не говорящие по-английски, поняли, о чем идет речь, но мать Эндрю не дала ему договорить.

Не меняя выражения лица и не сводя с меня своих черных глаз, она сказала:

– Вы должны знать, что если Рамон Дельгадо откажется признать свой долг, он может убить вас и вашего английского друга или убить вашего друга, а вас оставить в живых для своих целей. Для английской девушки, которая вела уединенный образ жизни, вы слишком смелы.

Я покачала головой.

– Синьора, вы ошибаетесь, – искренне возразила я. – Мне очень страшно.

– Но вы верите в удачу?

– Я надеюсь. Как я могу сказать больше?

– И вы любите моего сына?

Любить? Я не знала ответа на ее вопрос, но я знала, какой должна дать ответ.

– Да, синьора. Я очень его люблю.

Она поглядела налево, направо, что-то сказала по-испански, потом опять посмотрела на меня, и я заметила в ее глазах усталость и страх, которые она с таким мужеством скрывала ото всех.

– Будь по-вашему, – медленно проговорила она. – Мы будем молиться за вас. Пусть Бог вас не оставит.

* * *

Клара Уиллард и ее мать отдыхали, когда мы приехали в Оахаку, и я увидела их только после семейного совета. Миссис Уиллард была очень расстроена, но Клару я просто не узнала. Глаза у нее провалились и были окружены черными кругами, словно она уже много дней не спала, лицо вытянулось, сама она тоже похудела, и как не бывало огня и самоуверенности, которые я запомнила еще с парижских времен.

Мы встретились после сиесты, когда все собрались на просторном патио, где стол был уставлен соками, но на глазах всего мексиканского семейства постарались не очень выражать свои чувства. Позднее, когда я решала, что взять с собой, потому что мы выезжали на другое утро, Клара пришла ко мне. Она была одна, не плакала, но я почувствовала, что она вся дрожит от едва сдерживаемых слез, когда она прижалась ко мне, ища успокоения.

– Вы правда спасете бедного Эндрю? – спросила она меня. – Папа говорит, что Дельгадо не может нарушить свое слово, но... Вы думаете, он его сдержит? Ведь только вы его знаете.

Поскольку Уилларды все равно были посвящены в тайну моего пребывания в Колледже для юных девиц, я потихоньку рассказала Бенджамину Уилларду, когда приехала в Оахаку, правду о моих отношениях с Рамоном Дельгадо. Я также дала ему разрешение рассказать все его жене и дочери, чтобы они знали, как я буду объяснять семейству Эндрю Дойла, что Дельгадо в долгу у моих родителей.

Усадив Клару на кровать рядом с собой, я взяла ее за руки.

– У меня есть надежда на успех, мисс Клара, – проговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно убедительней. – Рамон Дельгадо – человек взрывной, но я совершенно уверена, что он не плохой человек. Из того, что я знаю, сейчас он попал в безвыходное положение, но я не могу поверить, что чувство чести в нем не перевесит все остальные чувства.

Она не отрывала от меня испытующего взгляда.

– Эндрю всегда был со мной, – прошептала она. – Это как потерять брата, если... Если он не вернется. – Она посмотрела на свои руки. – Ханна, мне стыдно. Мужчине, которого вы любите, грозит смерть, и я должна была бы утешать вас, а не вы меня. Но вы мне кажетесь такой сильной...

– Я не сильная. Но мне столько раз пришлось бояться, что я научилась скрывать свои чувства. Кроме того, я могу что-то сделать, чтобы помочь Эндрю, и это придает мне силы. Так гораздо легче, чем сидеть и ждать.

Она подняла голову и внимательно посмотрела на меня. В ней трудно было узнать разгневанную особу, которая явилась ко мне на улицу Лабарр.

– Вы не должны больше звать меня мисс Клара, – сказала она, изо всех сил стараясь улыбнуться. – В конце концов, мы скоро станем кузинами.

Я пожала ей руки, потом отпустила их и встала.

– Клара, вы не поможете мне отобрать, что взять с собой, а что нет? Ведь вы знаете эту страну, а для меня она совсем чужая. Да и на лошади я ездила только в дамском седле, и то плохо. Как вы думаете, у них найдется дамское седло?

Она нахмурилась, разглядывая разложенные вещи, и вновь стала похожа на прежнюю Клару.

– Вам не понадобится дамское седло, когда вы поедете в горы Сьерра-Мадре, – решительно заявила она. – Папа сказал, что для вас приготовят мула, на них лучше ездить в горах. Они поувереннее ступают. Ансельмо, посредник, проводит вас к Дельгадо. Что вам нужно, так это бриджи. Дайте-ка я взгляну на вас...

Она отошла на шаг и самым внимательным образом оглядела меня.

– Ну да. У конюха Панчо есть сын. Вы с ним одного роста. Я принесу вам бриджи. Еще вам нужно подходящее белье и что-то подложить помягче. Через два дня вы в кровь сотрете себе ноги без привычки...