— Не смейте прыгать на диваны! — пригрозила Мэгги собакам. — По крайней мере до тех пор, пока ваши лапы не обсохли.
Мэгги отлично знала, что говорить это совершенно бесполезно. Собаки слушались ее не больше, чем дети. Но сейчас они, казалось, не проявляли интереса к диванам, вертясь вокруг нее и тыкаясь в ее ладони холодными мокрыми носами.
— Сейчас, щеночки, сейчас! — Мэгги положила им корм. Обе собаки были давно не щенки, но Мэгги никак не могла привыкнуть к этому. — Похоже, вы одни рады моему возвращению.
Она скинула туфли, сунула ноги в тапочки и начала подниматься по лестнице. У нее до сих пор еще оставался холодок под сердцем от того, как встретила ее Николь. Она пыталась уверить себя, что в пятнадцать лет они все такие, что это пройдет, но это не успокаивало ее. Мэгги любила свою дочь без памяти, и не ее вина, что та не платила ей тем же. Чарли — другое дело. Умный, послушный, с ним всегда так просто.
— Ничего странного, — говорила ей мать каждый раз, когда Мэгги затрагивала эту тему. — Мальчики обычно любят матерей, а девочки — отцов.
Мэгги вспомнила своего отца. Со дня смерти Дона Халлорана прошло уже двадцать пять лет, но Мэгги до сих пор помнила запах его сигар и лимонного лосьона для бритья, его каштановые волосы, выгоревшие на солнце. Такие же волосы были и у Николь до того, как она их покрасила.
С каждым годом Мэгги становилось все труднее вспоминать лицо отца, и она знала, что настанет день, когда она вообще сможет вспомнить его лицо лишь по фотографиям.
Но она никогда не забудет тот день, когда он умер. За неделю до этого ей исполнилось десять лет. Мэгги отлично помнила, словно это было вчера, как она вышла утром на кухню и недвусмысленно заявила родителям, что она не хочет больше ни братиков, ни сестренок. Элли тогда было три года, Клер два, и Мэгги уже поняла, откуда ветер дует. Отец оторвал взгляд от чашки кофе и посмотрел на мать. Мэгги никогда не забудет этот взгляд. Отец трясся от смеха, на глазах его выступили слезы, худые щеки казались в этот момент очень полными. Взгляд, которым он смотрел на маму, был полон любви.
Таким она запомнила отца. Таким она видела его в последний раз. Когда сестра Мэри Алоиза вошла в класс и сказала что-то на ухо сестре Мэри Бенедетте, та посмотрела на Мэгги, и Мэгги заплакала, хотя еще не знала, что случилось. Другие девочки, глядя на Мэгги, тоже заплакали.
— Твой папа попал в аварию, — сообщила сестра Бенедетта, когда плачущую Мэгги вывели из класса. — Тебе лучше вернуться домой, чтобы утешать маму и сестер. Мы отвезем тебя.
Мэгги понятия не имела, каким образом она должна утешать маму и сестер. Но раз взрослые считали, что так надо, она решила, что попытается. И вот уже двадцать пять лет как пытается…
Мэгги остановилась у закрытой двери Николь.
Она понимала, что чувствует дочь. Мэгги и сама была папиной дочкой. Отец Николь, слава Богу, жив, но они в разлуке. Испытание не из легких…
— Николь! — Мэгги слегка постучала в дверь. — Можно войти?
Молчание.
— Николь!
— Входи, если хочешь.
Не бог весть какое любезное приглашение, но более любезного Мэгги и не ждала. Спасибо и на том.
Николь сидела на кровати. Перед ней валялись журналы мод и тушь для ресниц. Николь писала что-то в потрепанной тетрадке, очевидно, служившей ей дневником.
— Можно присесть? Николь пожала плечами:
— Законами это не запрещено.
Мэгги уже привыкла к подобным ответам. Она присела на краешек кровати. С обложки журнала ей улыбалась красивая молодая женщина.
— Знаешь, — заметила Мэгги, глядя на фотографию, — она чем-то похожа на тебя.
Николь подняла голову:
— Ты думаешь?
— Да. Особенно глаза и нос.
Николь критически покосилась на журнальную красотку и помотала головой, встряхнув синими волосами.
«Держи себя в узде, Мэгги! Хотя бы сейчас не заводи в сотый раз разговор о ее волосах».
— Если хочешь, в холодильнике осталось немного пиццы, — предложила она, откинув волосы дочери с ее лба, как делала, когда та была младенцем.
— Какой?
— С перцем и с грибами. Николь сморщила нос:
— Вместе?
— Разумеется, отдельно. — Мэгги ожидала, что дочь рассмеется, но это была старая семейная шутка, давно уже не смешная. — Папа не звонил? — спросила она.
— Откуда я знаю? — фыркнула Николь. — Меня здесь не было, а автоответчик ты забыла включить.
— Извини, дорогая. Если хочешь, позвони ему сама завтра после школы.
«Я знаю, как ты скучаешь по нему. Я сама скучала по своему отцу».
Николь пожала плечами. Мэгги не имела ни малейшего понятия о том, что означает этот жест. Она встала.
— Что ж, мне, пожалуй, пора идти спать. — Она снова потрепала волосы дочери, такие мягкие, такие шелковистые, такие синие. — Спокойной ночи, родная. Не забудь завести будильник.
— Не забуду.
Это, пожалуй, был самый длинный разговор между ними за последние полгода. Мэгги ужасно не хотелось, чтобы он кончался, но она знала всю опасность долгих разговоров с непредсказуемой девочкой-подростком.
Мэгги уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг зазвонил телефон. Мэгги обернулась от двери:
— Ты помнишь, что я тебе велела? После девяти вечера трубку не бери!
Мэгги сама понимала, что это правило, может быть, и не имеет смысла. Но должна же быть хоть какая-то дисциплина, иначе она совсем потеряет авторитет.
— Я думаю, это тебя, — сказала Николь. — Тот мужик, что звонил.
— Мне кто-то звонил? — «Успокойся, Мэгги! Это не он!»
— Да, — кивнула Николь. — Извини, забыла тебе сказать.
Сердце Мэгги бешено колотилось.
«Успокойся, Мэгги! — подумала она. — Глупо так вести себя в тридцать пять лет. Можно подумать, ты одного возраста с Николь».
Она взяла трубку.
— Мэгги, извини, я не смог ждать семь дней. — Голос Конора, такой родной.
— Я вижу. — Мэгги с трудом скрывала свое волнение.
— Я так понял, это твоя дочь подходила?
— Да.
— Она сейчас нас слышит?
— Да. Подожди минутку, я перейду в другую комнату. — Она отняла трубку от уха.
— Не ложись слишком поздно, дорогая, — попросила она Николь, поцеловав ее в синие волосы.
Николь покосилась на трубку в ее руках:
— Он из твоей школы?
— Нет. Это мой новый друг. — Мэгги не могла лгать дочери, хотя и не была еще готова сказать всю правду.
Николь промолчала.
— Чтобы до полуночи свет у тебя был потушен! — с притворно-строгим видом сказала Мэгги. — Хорошо?
— Хорошо.
Мэгги вышла из комнаты Николь и прошла в свою спальню.
— Извини, что так долго, — сказала она Конору.
— Без проблем. Если я не вовремя, то…
— Нет! — вырвалось у Мэгги. — Я хочу сказать: я рада, что ты позвонил.
— Я не смог ждать целую неделю.
— И правильно вделал. — Она откинулась на кровать, улыбаясь, словно последняя дурочка.
— Я решил позвонить, чтобы проверить, насколько это у тебя серьезно.
— Абсолютно серьезно, — заверила она, прижимая телефон ближе к уху. — Видел бы ты лицо Николь, когда ты позвонил!
— Надеюсь, я не причинил никаких хлопот?
— Ничего страшного. Она в том возрасте, когда все, что ни делает ее мать, «не круто», «не клево» — и как там они еще выражаются? — «не прикольно».
— А это под какую категорию подходит? — усмехнулся он.
— Под все три сразу.
— Я скучаю по тебе, — признался он. У Мэгги перехватило дыхание.
— Я тоже.
— Я не должен был отпускать тебя.
Его слова кружили ей голову, словно шампанское.
— Я должна была ехать. У меня есть дела. — И у него тоже, хотя она мало что знала о его работе полицейского.
— Я хочу с тобой встретиться, — сказал Конор.
Она слегка рассмеялась. Это было получше шампанского.
— Я тоже. Только вот когда? Я чертовски занята!
— Я готов в любое время, в любом месте. Может, я заеду за тобой завтра утром? Позавтракаем где-нибудь перед твоей работой.
— Нет, завтра вряд ли. Завтра я весь день занята. — Мэгги старалась говорить так, чтобы по ее голосу он понял, что она действительно сожалеет, что не может с ним встретиться.
— Понимаю. Слишком близко к дому. — Она вздохнула.
— Да, — призналась она. — Видимо, я еще не готова, чтобы кто-то об этом знал.
«Послушать тебя, можно подумать, что у этих встреч есть будущее».
— Я все равно с тобой встречусь. Просто так не отстану, и не мечтай.
— Я и не хочу, чтобы ты отстал.
— Я хочу тебе многое сказать, Мэгги.
Она закрыла глаза и вспомнила номер в кейп-мейской гостинице, жаркий камин, прикосновение его рук. Мэгги замерла от удовольствия.
— Вообще-то, — сказала она, — завтра у меня есть пара свободных часов между работой и школой. Знаешь ресторан «Кадиллак»?
— Знаю. — Мэгги почти почувствовала, как он улыбается. — Там еще большая розовая рыба над дверью. Во сколько?
— В полпервого. Нет, лучше в двенадцать! — Ей не хотелось ждать лишние полчаса.
— Пожалуйста, столик для двоих, — заказал Конор, — в секции для некурящих, у окна.
Он хотел видеть, как Мэгги остановится на стоянке, как будет выходить из машины. У них было всего два часа, и он не хотел терять ни минуты.
— Следуйте за мной.
У официантки была пышная копна светлых, почти белых волос. Конор обедал в этом ресторане как минимум раз в неделю — и ни разу не видел, чтобы в прическе официантки колыхнулся хотя бы один волосок. Как и ни разу не видел, чтобы она улыбалась. Официантка должна улыбаться клиентам, это ее обязанность. Должно быть, эта дама — одна из владелиц ресторана. Иначе чем объяснить, что она все еще работает здесь?
— Этот подойдет? — Она остановилась перед столиком на полпути к окну.
— Лучше тот. — Конор указал на столик перед самым окном.
Официантка молча продефилировала к указанному столику и положила на него два меню.
— Приятного аппетита. — И удалилась, так ни разу и не взглянув на него.
Конор стянул свою кожаную куртку и повесил на крючок за спиной. Он сделал это механически. Некоторые вещи нужно делать механически, по крайней мере на его работе. Если все принимать слишком близко к сердцу, недолго и сойти с ума.
Иногда ему, правда, казалось, что он в этом перебарщивает. И что именно это было причиной смерти Бобби. Адвокат Конора, с которым тот встречался этим утром, сказал ему, что такое мышление непродуктивно.
— Никто тебя ни в чем не обвиняет, — сказал Гленн, озабоченно потирая переносицу. — Все, чего от тебя хотят, — это чтобы ты просто изложил факты так, как они тебе видятся.
Все говорили ему, что он ни в чем не виноват. Коллеги-полицейские. Владелец магазина, бывший свидетелем происшествия. Об этом свидетельствовали и показания самого Уокера. Никто не сомневался в том, что пятнадцатого ноября прошлого года Аллен Уокер стрелял в полицейского Бобби Ди Карло и убил его.
Так почему же он все никак не может успокоиться, забыть все это, словно кошмарный сон, и не казнить себя понапрасну?
— Я знаю, я все видел, — убеждал его владелец магазина. — Вы сделали все, что было в ваших силах.
«Нет, не все. Нельзя подставлять напарника под выстрел. Нужно взять огонь на себя».
Мэгги словно очнулась ото сна, поняв, что отец Роурк обращается к ней.
— Простите, что вы сказали, святой отец?
— Да что с тобой, Мэгги? — удивился пожилой священник. — Ты словно в облаках витаешь! Мы с миссис Мартинес спрашивали твое мнение насчет меню для ужина в честь золотого юбилея нашей церкви.
— Смотрите-ка, — улыбнулась миссис Мартинес, — наша Мэгги покраснела!
— Я не покраснела, — попыталась оправдаться та. — Я просто отвлеклась на…
Но на что? Кроме них троих, в зале не было ни души. За окном тоже стояла полнейшая тишина, даже птички не чирикали.
— Я подумала: эта мебель так скрипит… — Мебель и впрямь сама была готова отпраздновать золотой юбилей. — Не пора ли обзавестись новой?
— Что ж, — улыбнулся священник, — еще один повод для того, чтобы попытаться убедить епископа увеличить нам бюджет. Нужно лишь составить полную смету расходов. — Он посмотрел на Мэгги, по-прежнему погруженную в свои мысли. — Я думаю, ты с этим справишься, Мэгги.
Мэгги готова была расплакаться. Меньше всего ей сейчас хотелось возиться с подобными вещами. Она уже почти готова была сказать отцу Роурку, что она не бог весть какая экономистка, что она работает всего на полставки, что у нее совершенно нет времени…
Но если бы она это сказала, старый священник пустил бы в ход все свое умение убеждать. А убеждать отец Роурк умел — как-никак все-таки он почти всю свою восьмидесятилетнюю жизнь посвятил проповеднической деятельности.
— Я сделаю все, что в моих силах, святой отец. — Мэгги поднялась. — Я знаю, что собрание еще не окончено, но, с вашего позволения, я пойду. Срочные дела. Если хотите, я приду завтра пораньше.
— Надеюсь, дома все в порядке? — Отец Роурк слегка сдвинул брови. Обычно на его круглом лице играла добрая улыбка, и было странно видеть его нахмурившимся.
— Нет-нет, все в порядке, — поспешила заверить его Мэгги, — просто у меня назначена встреча, а с этим транспортом, боюсь, вовремя не доберусь.
— Всего доброго, Маргарет, — улыбнулся священник. — Желаю удачи.
Мэгги почувствовала себя виноватой и поспешила удалиться.
Она знала отца Роурка с незапамятных времен, и он уже давно стал частью ее жизни. Многие не верят в искренность отношений между священником и прихожанами, считают, что первый лишь отрабатывает свои деньги, а вторые ходят в церковь лишь потому, что «так надо». Может быть, где-то это и так, но не в церкви, где настоятелем был отец Роурк. Когда умер отец Мэгги, казалось, весь приход был готов прийти на помощь ее матери, а сам отец Роурк с тех пор стал для Мэгги, по сути, вторым отцом. Всякий раз, когда ее спрашивали, почему она так много работает за такую мизерную плату, Мэгги отвечала, что если бы не дети, она стала бы работать на отца Роурка и даром. Элли, слушая подобные заявления, каждый раз, должно быть, мысленно крутила пальцем у виска.
— Лучше пошла бы на какие-нибудь бизнес-курсы, — говорила она. — Глядишь, за то время, что занимаешься тут ерундой, деньжат бы наварила.
Мэгги открыла дверь кабины своего мини-фургона и забралась внутрь. До встречи с Конором у нее еще оставался целый час. Поездка заняла бы от силы полчаса, значит, у нее еще уйма времени, чтобы привести в порядок прическу и макияж. Слава Богу, после того как сестры на день рождения завалили ее подарками, у нее есть во что нарядиться! Сейчас на ней были бледно-голубой свитер и темно-синяя плиссированная юбка.
Она посмотрела на себя в зеркало. Да, Николь была права — с этой стрижкой ее уши кажутся огромными. Какого черта она тогда позволила Андре их открыть? Да и щеки, пожалуй, выглядят слишком толстыми. Может быть, еще не поздно заехать в магазин и купить парик? Эта мысль вдруг показалась Мэгги столь абсурдной, что она расхохоталась вслух. Это не первое их свидание. Конор уже видел ее в таком виде, и если она ему понравилась, значит, выглядит не так уж плохо.
Впрочем, кожа ее лица, пожалуй, не такая гладкая, как хотелось бы. Да и поход к зубному врачу ей бы не повредил. И вообще не мешало бы заняться собой, сбросить несколько килограммов. И немного увеличить грудь, сейчас, говорят, умеют это делать.
«Ладно уж, какая есть», — усмехнулась она про себя.
Мэгги, казалось, сумела уверить себя, что волноваться незачем. Почему же у нее так дрожали руки, когда она ехала к месту встречи? А что, если все уже прошло? Так ведь часто бывает — любовь с первого взгляда, от которой через пару дней не остается и следа.
Она уже почти готова была признать, что все случившееся было ошибкой, минутным ослеплением. Ее сестры правы — она не из тех женщин, что подбирают себе случайных любовников во всяких там Атлантик-Сити. Она сама это знала. И все, кого она знала, знали это.
Все, кроме Конора. Господи! А вдруг он и впрямь решил, что у нее в обычае одноразовые романы? Это было настолько не похоже на Мэгги, что она даже и не знала, смеяться или плакать от этой мысли.
«Стало быть, это не так уж и не в твоем духе, Мэгги, иначе этого бы просто не произошло».
Она ненавидела этот тоненький подленький внутренний голос, встревавший всякий раз, когда она пыталась принять рациональное решение. То, что она делала, не было неправильным — это было просто не в ее духе. Настолько, словно это случилось не с ней.
«Может быть, это просто какая-то часть твоей души, о существовании которой ты и сама до сих пор не подозревала».
Секс с Чарлзом всегда был неплохим, жаловаться было не на что. После развода ей не сразу удалось привыкнуть к отсутствию мужской ласки. Чтобы отвлечься, она с головой ушла в работу, в школу, в воспитание детей — и не успела оглянуться, как словно и вовсе забыла, что такое секс. Но никогда, даже в медовый месяц, с Чарлзом ей не приходилось переживать того, что пережила она с Конором. Словно мощный поток, единым махом сносящий все плотины.
Она не выдумала этого. До такого она не могла бы додуматься даже в самых смелых фантазиях. Это произошло на самом деле.
Машин на главной улице было, слава Богу, не так уж и много. Мэгги пролетела мимо большого книжного магазина, трех мексиканских ресторанов, по крайней мере шести палаток с хот-догами, нескольких кинотеатров, бесчисленного количества стриптиз-баров… Вот и огромный, едва ли не самый большой в мире, ресторан. За ним уже кончаются дома и начинаются деревья. От одной мысли, что она снова увидит Конора, сердце Мэгги бешено забилось.
На стоянке обычно не было свободных мест, но на этот раз, по-видимому, боги покровительствовали ей. Паркуясь рядом с ярко-синей «маздой», Мэгги не смогла сдержать улыбки. Машина была точно такого же цвета, как волосы ее дочери.
Мэгги бросила взгляд на часы. Без десяти двенадцать. Стоит ли подождать в машине до двенадцати, чтобы он не узнал, что она приехала так рано, или нужно пойти заказать столик для двоих?
Но она знала, что Конор уже здесь. Может быть, он даже видит ее в окно и удивляется, почему она не выходит из машины, почему у нее дрожат руки.
«Что ты волнуешься? — пыталась она успокоить себя, входя в ресторан. — В конце концов, если увидишь, что что-то не так, встанешь и уйдешь».
Мэгги была встречена официанткой с гладко прилизанной копной почти белых волос. Официантка бесцеремонно жевала резинку, но Мэгги постаралась не обращать на это внимания.
— Вам столик для одного?
— Для двоих. Впрочем, я не знаю, может быть, он уже пришел.
— Здесь приходил мужчина. Высокий, с пышной шевелюрой, в кожаной куртке. Сидит в отделении для некурящих, у окна.
Мэгги кивнула:
— Кажется, он.
— Он ждет здесь уже целый час. — Официантка окинула ее взглядом с головы до ног. — Сюда, пожалуйста.
Значит, он приехал еще до одиннадцати! Невероятно! Никто никогда не приходил к ней на встречу за целый час. Мэгги никогда не заставляла себя ждать. Она была из тех, кто ежеминутно смотрит на часы. Часы были у нее даже в ванной.
«Не придавай этому значения, Мэгги. Может, у него просто были какие-то дела и образовался лишний час — ни то ни се…»
Может быть, да, а может, и нет. Единственное, что она знала, — это что Конор где-то рядом и не пройдет и минуты, как она увидит его.
Мэгги прошла мимо пожилой четы, оживленно спорившей о том, что заказать, пары средних лет, которым, казалось, нечего было сказать друг другу, и молодой матери с тремя детьми. Женщина, подняв голову, взглянула на Мэгги, и та не смогла не улыбнуться в ответ. Уж она-то знала, каково быть матерью, как часто собственные отпрыски, которым ты готова отдать все, платят тебе черной неблагодарностью.
Но в следующий момент она увидела Конора, и все остальное сразу же отошло на задний план.
Он увидел ее, когда она сидела в машине. Видавший виды мини-фургон не был похож на роскошный лимузин, из которого она выходила в момент их первой встречи, но сама Мэгги была такой же элегантной, как и в тот раз.
Она так долго не выходила из машины, что он уже было решил идти навстречу, но в этот момент она наконец вышла.
Конор был слишком возбужден, чтобы рассматривать ее. Все, что он успел заметить, — это то, что она была одета в голубое и шла как королева.
Официантка с копной белых волос подвела ее к столику. Конор успел заметить тонкую руку Мэгги с золотым браслетом. Мэгги остановилась на минуту, и он успел заметить ее улыбку. Он не знал, кому она улыбалась и почему, и им вдруг овладел приступ ревности.
Он не был ревнив. Никогда. Это было что-то новое.
Она, видимо, не замечала, что он смотрит на нее. Она казалась немного нервной, немного напуганной и слишком молодой, чтобы быть матерью пятнадцатилетней дочери. Взгляд ее скользил по залу, по двум подросткам за столиком у окна, по стоянке за окном, пока не остановился на нем.
Время словно замерло. Исчез шум ресторана. Исчезли запахи жареной свинины и кофе. Весь мир словно погрузился во тьму, чтобы через минуту, осветившись, как солнцем, ее улыбкой, родиться заново.