— У меня будет свой телефон? — Николь посмотрела на мать так, словно та обрилась наголо или вставила серьгу в нос. — Мама, ты серьезно? Свой собственный?

Мэгги старалась смотреть на дочь спокойно.

— Ну, не совсем собственный. Тебе придется делить его с Чарли, но не думаю, что он будет часто звонить. Просто я думаю, ты уже взрослая, настала пора…

Она еще что-то говорила о каком-то экономном тарифе, но Николь уже не слушала ее, У нее будет свой телефон! Теперь она сможет болтать с подружками сколько угодно, и никто не будет требовать, чтобы она повесила трубку. Николь обняла мать, что было не очень удобно, так как в свои пятнадцать она уже успела дорасти до пяти футов десяти дюймов, в то время как Мэгги едва набирала пять футов.

— Здорово! — повторяла Николь. — Я не могу поверить… Мэгги слегка похлопала ее по спине. Николь вспомнила, как любила она этот жест, когда была маленькой. Ей сразу становилось так спокойно и уютно. Она давно забыла это чувство — по крайней мере со времени развода родителей. Большую часть времени она чувствовала себя неуютно, словно в первый день в новой школе.

— Помни, ты должна делиться телефоном с братом. Я надеюсь, ссор по этому поводу у вас не будет. — Мать казалась Николь счастливой и глупой, словно она была еще моложе ее.

— Как здорово! Я сейчас же позвоню Мисси, надо ей рассказать.

Мэгги покосилась на будильник, стоявший на тумбочке.

— Уже поздно, почти пол-одиннадцатого. Расскажешь ей завтра в школе.

— Ничего, Мисси поздно ложится спать. — Николь была рада новости, но ей казался подозрительным странный взгляд матери — счастливый и возбужденный одновременно. Ей никогда раньше не приходилось видеть у нее такого взгляда.

— Не сейчас, родная. Просто я жду звонка.

Николь вдруг все поняла. Так вот зачем мамаше понадобился второй телефон! А она-то, дура, подумала было, что мать для нее старается…

— Уж не от того ли мужика, что звонил тебе вечером в воскресенье? — напрямик спросила она.

— От него, родная, — как можно мягче постаралась сказать Мэгги, хотя тон дочери бесил ее.

— Кто он?

— Его зовут Конор.

— Это я знаю. Он из твоей школы? — спросила Николь, хотя догадывалась, что вряд ли матери понадобилась бы такая конспирация, если бы Конор был просто ее одноклассником.

— Нет.

— Где же ты его встретила? — На работе вряд ли. Кого там можно встретить, разве только какого-нибудь древнего священника.

Мать ответила не сразу. Она смотрела в сторону, словно тщательно обдумывала ответ.

— Я познакомилась с ним в прошлые выходные, — произнесла она наконец.

— Ты подцепила этого типа в Атлантик-Сити? — Голос Николь был таким высоким, что мать поморщилась.

— Да, в Атлантик-Сити. — Мэгги пыталась сохранять спокойствие. — В чем здесь проблема?

— Ты даже не знаешь его, а дала ему наш телефон! Если бы это сделала я, ты бы меня убила!

— Мне не нравится твой тон, Николь.

— Плевать! Папа не хочет, чтобы ты давала наш телефон посторонним.

— Папа здесь не командует! — вырвалось у нее. Она постаралась взять себя в руки. — Я уверена, что Конор нам плохого не сделает, я его уже знаю, — сказала она уже мягче.

Голос матери дрожал. Это говорило о том, что Николь вывела ее из себя. Николь тоже была задета, но кому до этого было дело? Кто вообще когда-нибудь спрашивал ее мнение, кому было дело до того, что она чувствует? Никто не советовался с ней, ни когда родители разводились, ни когда мать переехала в Нью-Джерси, ни когда отец решил завести новую семью. Словно она пустое место.

Конор и Мэгги провисели на телефоне вечером в понедельник четыре часа, а во вторник — аж целых семь. Решение Мэгги приобрести второй телефон оказалось гениальным. Теперь она могла общаться с Конором все свободное время. Они рассказывали друг другу о своем детстве, о своих триумфах и неудачах. Конор рассказал ей, как он был горд, когда первая красавица их класса согласилась с ним дружить, и как переживал, когда она через две недели предпочла ему лучшего баскетболиста школы. Мэгги рассказала, как однажды на школьной вечеринке никто из парней так и не пригласил ее на танец и как ей хотелось спрятаться в школьной раздевалке и проплакать весь вечер. Конор сказал, что он бы пригласил ее не раздумывая. Мэгги уверила его, что она не променяла бы его ни на какого баскетболиста. Казалось бы, ничего не значащие разговоры — но от них они с каждой минутой становились все ближе друг другу.

— Пообедаем сегодня вместе? — предложил он в среду, когда рассвет уже начинал золотить верхушки деревьев.

— Не могу, — с сожалением отказалась Мэгги. — Работа.

— Встретимся до твоей работы, — сказал он.

Мэгги нравилась его настойчивость. Никто никогда не упрашивал ее так настойчиво.

— Увы, не могу.

— Почему?

— У меня сейчас гостит мама. Вернулась вчера вечером из карибского круиза. Сегодня за завтраком она наверняка собирается показать мне фотографии и все такое, так что придется уж мне быть дома.

— А сейчас она спит?

— Спит.

— Отлично! — воскликнул он. — Встретимся прямо сейчас. Перекусим, выпьем кофе, ты вернешься домой, и ни одна душа не пронюхает, что ты где-то была!

Это было глупо. Но глупым было уже то, что сейчас пять утра, а она так и не ложилась, ночь напролет проболтав с мужчиной.

Это было таким безумием, что она не могла этому противостоять.

Они договорились встретиться в одном кафе, работавшем круглосуточно. Подъезжая к стоянке, Мэгги заметила Конора, стоявшего прислонившись к своему джипу, и ей захотелось танцевать от радости. Остановив свой фургон рядом, она выпрыгнула из машины прямо в его объятия, и он с шутливо-преувеличенной галантностью проводил ее к дверям кафе.

Кафе в столь ранний час, разумеется, было пусто. Мэгги заняла место за маленьким круглым столиком у окна, в то время как Конор делал заказ. Он не спросил ее, чего она хочет, но ей почему-то казалось, что он это знает.

— Земляничные пирожные, — объявил он, поставив перед ней тарелочку с тремя пирожными. Мэгги совершенно не удивилась, хотя именно это она и хотела.

Они кормили друг друга, глядя друг другу в глаза, и не заметили, как дверь кафе открылась и на пороге возникла, высокая худощавая блондинка.

— Мэгги О'Брайен? — удивилась блондинка, не веря своим глазам. — Это ты?

О Господи! Эми Вайнтрауб, самая большая сплетница во всей округе! Что принесло ее в кафе в столь ранний час — одному Богу известно. Мэгги хотелось провалиться сквозь блестящие плитки пола. Однако вместо этого она, напустив на себя непринужденный вид, рассмеялась, коснувшись кончиков своих коротких волос:

— Что, не узнала? Значит, буду богатой!

— Гляди-ка, и постриглась! — Конечно же, было ясно как день, что Эми не так удивила стрижка Мэгги, как то, что она видит ее с кавалером. — Нет, очень здорово, но что, черт возьми, тебя подвигло?

Мэгги кратко рассказала о своем дне рождения и подарке сестер. Эми внимательно ее слушала, а сама пожирала глазами Конора.

— Ты выглядишь потрясающе! — подытожила Эми рассказ Мэгги. Она протянула руку Конору: — Простите, забыла представиться: Эми Вайнтрауб.

Он пожал ее руку:

— Конор Райли.

«Райли», — мысленно повторила Мэгги. Как ни странно, она впервые услышала его фамилию. Она протянула руку:

— Мэгги О'Брайен. Рада познакомиться. — Он рассмеялся:

— О'Брайен, значит?

— А ты, значит, Райли? — рассмеялась она в ответ.

— Охотно верю, — улыбнулась Эми, — хотя вообще-то это больше похоже на ирландскую шутку.

Мэгги почувствовала себя неловко. Что о ней подумают: сидит в кафе с мужчиной, а сама даже не знает, как его зовут?! Если бы на месте Эми был кто-то другой — еще куда ни шло, а так не пройдет и дня, как об этом узнает весь город. Мэгги лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь правдоподобную ложь, но, как на грех, ничего не приходило в голову.

— Ну, все, — расстроилась Мэгги, глядя вслед Эми, когда та наконец покинула кафе. — Теперь о нас будет знать весь город.

— Ну и пусть.

— Тебе-то легко говорить. Ты из другого города. А я здесь выросла.

— Вот именно, Мэгги, ты уже выросла. Тебе не должно быть дела до того, кто что говорит.

Но для Мэгги это было важно. Не то чтобы она придавала значение сплетням. Просто все происходило слишком быстро, и она, по-видимому, еще не была готова к тому, чтобы о ее романе знал кто-то еще. Даже семья. Мысль о том, что ее мать, сестры и дети будут обсуждать Конора, сводила ее с ума. Лучше уж пусть ее сводят с ума цветы и шампанское. Разумеется, эта стадия их отношений продлится не вечно, но пусть она продолжится как можно дольше.

— Я думаю, нам не следует какое-то время афишировать наши отношения, — сказала она. — У меня никогда не было тайной любовной связи, и мне хотелось бы какое-то время этим понаслаждаться.

— К сожалению, мы живем не в замкнутом пространстве. — Конор дотронулся пальцем до одной из ее золотых сережек.

— Почему же? Мы можем создать свой тайный мир, лишь для нас двоих.

Мэгги понимала, что Конор прав, но ей не хотелось признавать это. Она по натуре не была склонна к тайным свиданиям. К тому же и сестры, и тем более Николь уже кое-что знают, а если и не знают, так догадываются. Рано или поздно ей придется раскрыть все карты.

Но пока она не была готова к этому.

Когда Мэгги вернулась, пройдя в дом черным ходом, мать уже успела проснуться и сидела за кухонным столом. В воздухе стоял аромат свежесваренного кофе, к которому примешивался едва уловимый запах сигаретного дыма. При иных обстоятельствах Мэгги отругала бы мать за то, что она снова баловалась сигаретами, но сигареты не шли ни в какое сравнение с ее тайным «грехом», и Мэгги решила промолчать. Тем не менее недовольство, должно быть, отразилась на ее лице, так как мать развела руками:

— Опять будешь говорить, что накурила, мол, не продохнешь! — Она открыла форточку. — Нашла из-за чего возмущаться. Пять минут — и дыма как не бывало!

Рита была высокой, еще сохранявшей привлекательность шестидесятилетней женщиной с большими голубыми глазами, волосами, тщательно выкрашенными в рыжий цвет, и гораздо большим количеством энергии, чем у всех ее дочерей, вместе взятых. Она была такой всегда, сколько помнила ее Мэгги. Когда-то, правда, Рита была хрупкой блондинкой, но это было в такие незапамятные времена, что казалось почти легендой. Та Рита, которую знала Мэгги, была боевой женщиной с колоссальным запасом мужества, позволившим ей пережить вдовство и неудачный второй брак и держать всю семью под контролем. В прошлом году Рита, правда, перенесла инсульт, и — потребовалась очень большая работа как с ее стороны, так и со стороны Мэгги, чтобы она снова поднялась на ноги. Но сейчас лишь редкие, небольшие заминки в ее речи, почти незаметные постороннему уху, напоминали о болезни.

— Где ты была? — спросила Рита, когда Мэгги скинула свой плащ и повесила его на спинку стула. — Я услышала примерно в полшестого, как ты заводила машину.

— Если я скажу, что у меня были кое-какие дела по хозяйству, ты поверишь?

Рита посмотрела на дочь, размешивая сахар в кофе:

— А ты хочешь, чтобы я поверила?

Мэгги села за стол и налила себе полчашки кофе.

— Хочу, если после этого ты от меня отстанешь. Рита осторожно дотронулась до ее запястья:

— Мэгги, если у тебя какие-то проблемы…

Меньше всего Мэгги хотелось, чтобы мать волновалась, тем более из-за несуществующих проблем. Лучше уж выложить все начистоту. Мэгги отпила кофе, словно надеясь, что кофе придаст ей уверенности, и, собравшись с духом, произнесла:

— Мама, я познакомилась с мужчиной. Его зовут Конор. Я думаю, это серьезно.

Рита долго молчала. Мэгги знала, что думает мать и почему.

— Из вас троих, — проговорила наконец Рита, — о тебе я всегда беспокоилась больше всего.

— Обо мне? — удивилась Мэгги. — Казалось бы, обо мне ты должна беспокоиться как раз меньше всего.

Элли была упрямой и честолюбивой, Клер — взбалмошной, словно ребенок. Мэгги же всегда была женщиной без особых претензий, покладистой и вполне предсказуемой.

— У тебя всегда были самые большие амбиции, — заявила мать.

Мэгги рассмеялась:

— Амбиции? Не знаю, может быть, со стороны виднее, но мне всегда казалось, что амбиции — это по части Элли и Клер. А я если и мечтала когда-нибудь о чем-нибудь, то лишь о хорошем браке, хорошей семье. По-моему, желания весьма скромные и вполне законные!

— Вот именно. Неудачный брак был бы для тебя слишком большим ударом.

Мэгги заерзала на стуле, чувствуя себя неуютно,

— Я не думаю, чтобы мне это грозило.

— Элли и Клер рассказывали мне что-то о каком-то пеньюаре. Сначала я было не поверила, но выходит, что это правда. Осторожней, Мэгги, ты можешь совершить большую ошибку!

— Я не знаю, что там наговорили обо мне Элли и Клер, но, кажется, ты спешишь с выводами.

— Сестрам ты можешь вешать лапшу на уши, но меня не проведешь. У тебя все на лице написано!

Мэгги посмотрела на свое отражение в зеркальном боку кофейника. На нее смотрела женщина, светившаяся счастьем, словно последняя дура.

— Я знаю, что делаю, — сказала она. — У тебя нет причин ни о чем волноваться.

— Я тоже думала, что знаю, когда выходила замуж за Кэла.

— У тебя была совсем другая ситуация. Папа умер, ты осталась одна с тремя маленькими детьми. Неудивительно, что Кэл показался тебе подарком небес!

— А чем отличается твоя ситуация? — продолжала настаивать мать. — Двое детей, старшей скоро думать о профессии, у тебя самой работа на полставки и никаких перспектив.

— Мама! — В голосе Мэгги появились решительные нотки, которых у нее не было раньше. — Наши ситуации нельзя сравнивать. Чарлз, слава Богу, жив, да и от обязанностей отца — материальных или еще каких-нибудь — вроде бы не отказывался. Дети, слава Богу, обуты и одеты — может быть, не в шелка, но и не в лохмотья. Кроме того, почему же это у меня никаких перспектив? Я учусь в школе, и рано или поздно это, надеюсь, окупится! — Мэгги злилась от того, что приходится объяснять все это матери.

— Вот что я тебе скажу, — продолжала та, — нельзя знать человека, пока не выйдешь за него замуж. Встречаться — это не то. Можно хоть двадцать лет встречаться — и все равно всего не узнаешь, пока не начнешь жить с ним постоянно. Но может оказаться поздно.

— Да, не спорю, — согласилась Мэгги, — не ошибается разве что Господь Бог. Но почему же ошибку нельзя исправить? Разводы, кажется, у нас не запрещены! Ты же развелась с Кэлом, когда увидела, что он за тип.

— Я не сразу это увидела.

— Но в конце концов увидела же! А это главное. Рита помрачнела от нахлынувших воспоминаний.

— Я на все для вас готова, девочки, — вздохнула она. — Я за вас жизнь отдам.

— Я знаю, мама. — На глаза Мэгги навернулись слезы. — Мы все это знаем. — Она сжала руку матери: — Хотела бы я быть хотя бы вполовину такой же хорошей матерью, как ты.

В глазах Риты тоже блеснули слезы, но она улыбнулась и сжала руку Мэгги в ответ.

— Я не знаю лучшей матери, чем ты, Мэгги. Нельзя любить своих детей больше, чем ты.

Мэтт позвонил во вторник поздно вечером.

— Слушай, старик, — сказал он Конору, — я тут достал четыре билета. на бокс, на чемпионат мира. Мы с Полом и Эдди заедем за тобой завтра в полседьмого.

— Звучит потрясающе, — одобрил Конор. — Но у меня уже есть кое-какие планы на завтрашний вечер.

Конор ждал на ужин Мэгги и был просто обязан сотворить какой-нибудь кулинарный шедевр.

— К черту все планы! Чемпионат мира, сечешь? Это не каждый день бывает!

— Придется пропустить.

— Ничего не понимаю! Ты не идешь на чемпионат мира?!

— Ты не ослышался.

— Почему, черт возьми? Ты работаешь или что?

— Или что.

— Женщина?

Конор вдруг понял, почему Мэгги не торопится сообщать об их романе своим родственникам. Родственники действительно порой могут свести с ума.

— Да, — признался Конор, придерживая трубку плечом и осматривая содержимое холодильника. — Женщина. — Не было причин лгать, хотя и раскрывать все карты тоже не следовало бы.

— Я ее знаю? — Нет.

«Тебе и знать не надо, — подумал он. — По крайней мере пока».

Мэтт был младшим в семье, над ним тряслись с колыбели, и он всерьез верил, что весь мир вращается вокруг него и все вокруг будут рады разбиться в лепешку, чтобы исполнить самые бредовые его желания. Он всегда жил в своем вымышленном мирке.

Теперь Мэтт, должно быть, уже докладывал всем родственникам и знакомым, что у Конора появилась некая пассия, ради которой он готов не пойти даже на свой любимый бокс.

Может быть, пора уже им с Мэгги открыть карты? Все равно ведь рано или поздно придется. Это будет серьезным испытанием для их чувств, но в себе Конор был уверен. Когда он видел Мэгги, слышал ее голос, ему казалось, что с каждым днем он влюбляется все сильнее. Еще неделю назад он не поверил бы, что он, Конор Райли, способен влюбиться как мальчишка. Раньше он был склонен думать, что любовь — это всего лишь красивое слово, придуманное для того, чтобы подобрать приличный синоним для банального сексуального влечения. Но то, что он испытывал сейчас к Мэгги, не имело с этим ничего общего.

В ее объятиях он забывал все свои горести. Даже Бобби. Впервые с того рокового дня он чувствовал себя спокойно.

Может быть, сказать ей о своих чувствах прямо сейчас? Снять эту чертову трубку и выложить ей все, что в его сердце, — и будь что будет. Может быть, он в один момент все потеряет, но он был готов к этому. Он уже испытал подобное в день смерти Бобби. Еще минуту назад ты мечтаешь, строишь планы. И вдруг одно мгновение меняет все, и ничего не вернуть назад.

Последний день в жизни Бобби, казалось, ничем не отличался от других дней. Работа полицейского — по крайней мере та, которой приходилось заниматься им, — довольно однообразна. Середину дня они провели на лошадиной ферме, расследуя кражу арабского скакуна. Владелица была очень огорчена пропажей любимца. Видно было, что она действительно вкладывает всю душу в свое дело, а не просто занимается им ради денег.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Конор своего напарника, когда они садились в машину.

— Даже не знаю, что и думать. Давно уже не было такого запутанного дела…

По крайней мере хотя бы какое-то разнообразие. Обычно ограбления и их расследования бывали похожи друг на друга, как близнецы.

— Заедем по дороге в магазин игрушек, — попросил Бобби по пути в участок. — У Тины день рождения, я решил купить ей Барби.

Для Бобби мир вращался вокруг его жены и детей. Все, что он делал, он делал ради них. Бобби любил свою работу полицейского, но в глубине души мечтал о том дне, когда он наконец выслужит срок и выйдет в отставку, чтобы быть рядом с теми, кого он любит, все двадцать четыре часа в сутки. В сущности, Бобби Ди Карло хотел от жизни не так уж много.

Конор остановил машину перед магазином игрушек.

— Я мигом, — сказал Бобби. — Пять минут, не больше. Он вылез из машины и побежал к магазину.

Радио мурлыкало приятную мелодию, Конор откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Солнце слепило его даже через закрытые веки и создавало в машине невыносимую Жару.

«Сколько раз хотел поставить кондиционер, и все руки не доходят!» — подумал Конор.

Вдруг он почувствовал какой-то толчок. Конор моментально выпрямился, словно пружина, раскрыл глаза — и увидел Бобби, бегущего обратно через стоянку.

Конор рванул дверь и выскочил на улицу. Он ничего еще не успел увидеть, но до его слуха донесся женский крик «Помогите!», послышались топот Бобби, мужские ругательства, рев заводимого мотора… Сомнений не было: кто-то пытался угнать автомобиль.

Несколько лет назад в их городке при подобных обстоятельствах была убита учительница. Сейчас женщине повезло больше — рядом оказались полицейские. Вместе с Бобби он справится — Конор был уверен в этом.

«Быстрее, Райли! Не стой на месте как истукан, беги на помощь!»

Бобби знал, как себя вести, как отвлечь внимание преступника, пока напарник придет на помощь. Все было отработано.

«Быстрее, Конор, быстрее!»

Ему казалось, что он еле-еле переставляет ноги. Да что с ним такое, черт побери?! С каких это пор он стал настолько не в форме, что уже не в состоянии пробежать какие-то жалкие метры?!

«Да быстрее же, ты же можешь быстрее…»

Женщина сидела на земле рядом со своей машиной. Бобби боролся с каким-то худощавым парнем в сером пиджаке. В руке парня был пистолет. Солнце блестело на металле, слепя Конора.

«Еще пятьдесят футов… Ты же можешь пробежать пятьдесят футов…»

Женщина отчаянно визжала.

«Да не сиди там, дура! Беги! Этому парню нужна не ты, ему нужна твоя машина…»

Конор бежал словно в замедленной съемке. Он бежал, бежал — и каким-то образом оставался на месте. Казалось, между двумя шагами проходили годы.

«Отбери у него пистолет, Бобби, отбери этот чертов пистолет! И не позволяй ему прижимать тебя к машине».

Взгляд Конора встретился со взглядом Бобби. Бобби словно говорил: «Уведи женщину, пока я держу этого придурка».

Парень, казалось, понял, чего хотел Бобби. Он пытался повалить полицейского. Бобби подставил ему подножку, и парень упал.

В этот момент Конор каким-то образом обрел наконец скорость.

— Быстрее! — Он схватил женщину за руку и оттащил, почти отбросил ее в безопасное место. — Оставайтесь там!

Глаза Бобби.

«Теперь все в порядке, старик».

Солнце, сверкавшее на пистолете.

Ледяной страх.

«Быстрее… Нет, не двигайся… Заговори с этим придурком, попытайся отвлечь его внимание…»

Пистолет у виска Бобби.

«Сделай же что-нибудь! Какого черта ты стоишь? Трус, предатель! Поздно. Слишком поздно…»

Выстрел.