…У подножия горы паслась гарна. Она грациозно ступала на сочный зеленый ковер своими копытами и поднимала к небу круглые коричневые глаза. Длинные спирально закрученные рога ловили блики солнца, скатывающегося за пик горы. На самой вершине — Гармо Пике — сидела гарпия со сложенными за спиной птичьими крыльями и разглядывала в зеркальце свое словно восковое, с удивительно тонкой девичьей кожей, лицо. В другой руке гарпия держала гарпун. Казалось, еще мгновение, и она метнет его в гарну, уже поднимающуюся по склону…

Гарпия с гарпуном на Гармо пике охотилась на гарну.

Стелла Странник. «Гармония из античного родника».

Бабушка и внук. Тихо вместе сидят за столом, пьют яральский высокогорный чай, вспоминают о прошлом. Славная идиллия, если поглядеть со стороны. А вот в душах бушуют тревоги.

— Как это было? — спросил Бларобатар и пояснил. — Я про смерть Живого Императора.

— Вот так и было, — вздохнула провидица Бланш, — я предсказала его гибель и сама в неё не поверила. Глупо?

Внук погладил старческую ладонь:

— Вовсе не глупо. Ты ведь пыталась его гибель предотвратить.

— Не совсем так. Я пыталась придумать, как это сделать. Я так и не придумала, но уверила себя, что мысли мои на правильном пути.

Сказала и усмехнулась иронически. Слишком уж много слов «я» — о себе никак не забудешь, хотя в почтенном возрасте пора бы больше думать о других. А ещё — чересчур явное саообвинение. Не ради того ли, чтобы внук оправдал?

— Не стану тебя оправдывать, — кто, как не Бларобатар, знает бабушку, как облупленную? — но мне важно знать, как ты получила печальную новость.

— Прочитала, — пояснила Бланш, — по глазам Гатаматар.

Внук знает, что произошедшие события, которых не изменить, прочитываются ею по драконьим глазам с предельной убийственной чёткостью. Он не спросит, уверена ли она. Конечно, уверена.

За месяц до смерти Драеладра Бланш глядела в глаза ему самому. В них стояла смертная тень, но такая зыбкая, невесомая, дунешь — и развеется. Лёгкое недомагание — даже оно могло дать подобную тень, если имелась какая-то вероятность печального исхода.

И причина тени была ясна. «Лунный Пламень», потерянный драконами и найденный мертвецами. Стоило его вернуть…

Смешно, но в момент смерти Живого Императора камень находился уже на пути к возвращению.

— Камень был у Дрю, — к месту напомнил Бларп. Ему не впервой читать мысли родной бабушки.

Помолчали. Оба подумали об одном. Стоило этот камень вовремя передать в Небесный ярус, и смерти Драеладра удалось бы избежать.

Да, так и есть, в присутствии камня, который является Главной Костью Вселенной, всё мало-мальски жизнеспособное продолжает свой путь.

— Камень — не главная причина, ведь правда?

Бланш молча кивнула. Камень — ресурс, камень — жизненная энергия. Но ресурс и энергия — лишь вспомогательная причина для того, чтобы живому жить. Иногда — последняя причина, позволяющая притормозить явление смертной тени. Но чаще — лишнее дополнение к тому, что прекрасно живо и так. Живое выживет и в недостатке ресурса.

— Уповать на камень можно лишь как на последнюю надежду, ведь так? Он необходим, когда что-то более главное…

— …уже пропало, — закончила Бланш.

Но что, что пропало у Драеладра перед тем, как он стал уязвимым к утрате камня? Наверное, что-то такое, что использовало этот камень.

Что-то внутреннее. Небесное. Драконье.

Что-то, что по глазам дракона так просто не прочитаешь.

* * *

Наша вера в камень Драеладра не спасла. Напротив, пока многие здравые силы занимались поиском «Лунного Пламеня», белый дракон взял да и умер. В одиночестве, если не считать кучки случайных охотников.

Верил ли сам Живой Император в то, что всё дело в камне? Вспоминая выражение его глаз (не содержание, а именно выражение), Бланш готова усомниться. Драеладр был истинно мудр, идолам не поклонялся.

И если в мудрости своей не переориентировал хотя бы Бларпа на более верное направление, значит — попросту сам не видел истинных ориентиров.

Надеялся на Бланш — о, она помнит искру надежды в его глазах, подёрнутых вуалью приближающейся смерти, — верил, что ей подвластно углядеть большее, чем местоположение камня, линии внешних угроз, узлы ключевых событий.

Но не много ли он ждал от провидицы-самоучки?

Оценив угрозы, она поступила по-своему разумно: попросила Драеладра отнести её в то далёкое святилище, где месяц спустя и застала её дурная весть. В святилище старая Бланш не прохлаждалась, а пыталась что-то изменить путём долгих задушевных бесед с драеладровым именем.

Открылось ли ей что-то в этих беседах? Как сказать. Если и да, то она не запомнила. Холодно было в святилище, ужасно холодно. В таком окоченении, до которого она дошла к моменту встречи с Гатаматар, и собственный запрос понимать перестанешь, не говоря уже об ответах.

* * *

— Если не камень, то что ж это может быть? — внук очень похож на Бланш. От однажды затронутой мысли он не отступится, пока не додумает до конца. Будет заходить в тупики, ворзвращаться, странствовать по замкнутым цепям умозаключений всякого порочного круга, но рано или поздно придёт к разгадке. Ну, если не вмешается внешняя сила.

Что ж, на правах дружественной внешней силы Бланш рада освободить внука от ближней цепочки бесплодных умствований. Спросила:

— Что слышно о Гатаматар, о Старейшинах?

— Гатаматар собирает Совет Старейшин, — произнёс Бларп без энтузиазма. Не надо быть провидицей, чтобы понять, от этого Совета внук не ждёт ничего доброго, светлого, путного.

— И чем это грозит?

Бларобатар долго собирался с мыслями. Вот был бы он драконом в полном смысле слова, Бланш не стала бы ждать, пока он соберётся, а только взглянула в глаза — и увидела бы точную расстановку сил. Но глаза у внука человеческие, как, впрочем, и всё тело. Потому пришлось ждать.

— По всему, назревает смена династии, — сказал Эйуой медленно, зато веско. — Рооретрал уже сейчас претендует на место Драеладра, Горпогурф и Ореолор тоже не отстают.

— Отстанут, — возразила Бланш, — эти два клана Рооретралу не соперники.

Весь вопрос, на каких условиях отстанут. Либо договорятся полюбовно, к общей выгоде, либо вступят в конфликт и будут побеждены.

В обоих случаях место Драеладра займёт Рооретрал…

— …а Рооретрал — это «злобный хохот», — внук без труда закончил пойманную на лету невысказанную мысль.

Да. Именно так переводится имя главы этого клана со стародраконьего на человеческий.

— А наш клан? Что будет делать он? — Бланш и Бларобатар, как и все другие драконы в человечьем обличии, принадлежали к клану Драеладра.

— Мы переживаем не лучшие времена, ты знаешь, — вздохнул Бларп Эйуой, — противостоять поползновениям Рооретрала надо бы, но нет ни сил, ни оснований. Если Драеладр не оставил наследника, чем мы можем возразить? Драконьи древние празаконы святы.

— И всё же одна идея на сей счёт у тебя есть, — заметила чуткая Бланш.

— Ты права. Речь не о решении, но хотя бы об отсрочке, — Бларобатар поглядел на бабушку с беспокойством, по которому легко догадаться: его идея отсрочки морально не безупречна.

— Отсрочка? Скажи яснее, зачем она нам нужна.

Бларп Эйуой набрал полную грудь небесного воздуха и начал:

— Отсрочка нужна, чтобы не допустить Рооретрала к власти раньше времени. Ведь если он займёт место Драеладра — без боя уже не отпустит. Не правда ли, бабушка? — Бланш кивнула. — Ну, а за время отсрочки в чахнущем роду Драеладра может и наследник родиться. По-моему, это здраво.

— Здраво-то здраво, но что же, по-твоему, дорогой внук, сможет обеспечить такую отсрочку? — насторожилась провидица.

— Твоё предсказание, ба! — беззаботно ответил Бларп.

* * *

Да уж, морально небезупречное предложение внук произнёс таким естественным тоном, который делает честь его артистическим способностям.

— То есть, мой клан ожидает от меня ложного предсказания? — спросила провидица.

— Ну зачем же клан? Я ожидаю, — возразил Бларобатар, — ибо клан, по правде говоря, смирился. Он почти полностью деморализован. А что до ложного предсказания — я назвал бы его поспешным. Наверняка в клане Драеладра кто-то когда-то родится. Но если не поспешить, власть над всем Небесным ярусом достанется Рооретралу, а ему доверять власть — ну никак не следует! Или ты сомневаешься в моей оценке?

Увы, Бланш не сомневалась.

Что ж, верно внучок очень повзрослел, раз обратился к своей бабушке, известной своей правдивостью, с подобным скользким предложением. Знал ведь, что она должна ему на это сказать, и всё-таки обратился.

— Обратился, поскольку другого пути не вижу, — пожал плечом Бларп.

Видит ли другой путь сама Бланш? Нет, не видит она пути. Никакого.

— Я так понимаю, ты ждёшь моего решения? — провидица и так понимала, что всё правильно понимает. Но Бларобатар из вежливости кивнул. Бабушка нуждается во времени на размышление, но не хочет оставлять пауз, стремится их заполнить — отчего бы не подыграть.

— Не самая честная игра… — вздохнула Бланш.

— Я знаю.

— И ложь не спишешь на «преждевременность». Она всё-таки ложь.

— Согласен.

— За ложь, пусть она и во благо, мне придётся ответить. Не знаю, где и когда, но придётся.

— Не сомневаюсь, — вздохнул Бларобатар.

— Поэтому, — закончила Бланш, — нужно получше продумать легенду. Чтобы моя ложь была по крайней мере не напрасна.

* * *

Бларобатар — он вообще большой умница — без труда придумал способ, как сделать обман провидицы действенным и нераскрываемым.

Поскольку предсказание о наследнике Драеладра Бланш не могла получить иначе, чем в миг гадания по глазам дракона, Бларпу оставалось прислать к ней дракона. Не какого-нибудь малозначительного, а такого, тайное содержание глаз которого будет иметь вес.

— Я думал об этом, — признался внук, — Яндротар подойдёт?

— Подойдёт, — согласилась Бланш, — у него достаточно сильное имя! Но не заподозрит ли он неладного, когда ты пригласишь его посетить моё скромное небо?

— Яндротар мой друг, — ответил Бларобатар. — Он не будет лишнего спрашивать. А когда предсказание состоится, сам кому надо обо всём расскажет. У него есть сестра, известная крайней болтливостью, а у неё подруги — за сутки раззвонят по всем главным небесным островам. Рооретрал даже при большом желании опровергнуть слух — ничего не успеет.

Оставалось порадоваться предусмотрительности внука. В самом деле, о предсказании должна рассказывать миру не сама провидица и не ближняя Драеладрова родня — их первыми заподозрят.

— Теперь о содержании предсказания. Кто родит наследника?

— Лулу Марципарина Бианка, — не моргнув, отвечал Бларп.

— Серьёзно? — Бланш чуть не перевернула пиалу с остывшим чаем. — Да кто же в это поверит?

— Другие драконицы рода Драеладра все на виду, — развёл руками Бларп — уж их-то от посторонних глаз никак не спрячешь. А Бяша… Она и живёт в Ярале, среди людей, и драконы её не очень знают…

— Но ты ожидаешь, что именно она снесёт яйцо! Ой, Бларп, в подобное чудо я первая не поверю.

— Если на то пошло, — вздохнул Бларобатар, — скорее всего никто не снесёт ожидаемое яйцо. Но, думаю, нужно дать Драеладру шанс.

Бланш не сразу смекнула, о котором Драеладре её внук говорит. Но в ходе дальнейшего разговора прояснила — конечно, не о том, который умер. Внук хочет дать шанс новому Драеладру. Шанс родиться.

— И не только ему, — поправил Бларобатар. — Я хотел бы дать шанс и Марципарине. Шанс родить.

Интересный способ предоставления шансов, ничего не скажешь. Но Бланш оставалось лишь сдаться: всё-таки Бларп Эйуой сам живёт в Ярале, он знает людей этого города, чего о провидице никак не скажешь — при её-то отшельническом образе жизни.

— Марципарину переведём жить из гостевого флигеля в центральное здание дворца Драеладра, — развивал мысль Бларобатар. — Это будет разумно и справедливо — в отношении будущей-то матери наследника.

Бланш соглашалась: да, все детали должны быть продуманы и соблюдены. Только тогда в её ложь поверят. Правда, как водится, ненадолго.

Когда её ложь раскроется…

А впрочем, при владычестве Рооретрала будет уже глубого всё равно, солгала она в каком-то своём предсказании, или просто так Рооретралу не нравится. А не нравится уже потому, что глава этого клана вообще не признаёт отношений между людьми и драконами.

Всяких отношений. Наотрез не признаёт.

Стало быть, никогда не признает ни саму Бланш, ни Бларпа Эйуоя, ни Лулу Марципарину Бианку — роженицу дракона.

Ну, а раз так, провидица засмеялась дребезжащим старческим смехом, пусть себе лютует, но потом, а не сейчас! Моя милая безнадёжная ложь — это тебе, Рооретрал, размашистая пощёчина.

* * *

Бланш уже провожала внука к воздушному замку, зависшему над её заснеженным небесным островом, когда он, о чём-то спохватившись, замедлил шаг.

— Что-то не так в нашей истории? — заподозрила Бланш. — Или Яндротар ко мне прилететь не сможет?

— Нет, история-то прекрасна, — не без тщеславия произнёс Бларп, — и я немедленно же прибуду к Яндротару в Бегон, чтобы послать его к тебе за предсказанием… Договор наш в силе, я только подумал… — он схватился за верёвочную лестницу, но не спешил подтягиваться, а вместо того подыскивал слова. Однако слова, будто верёвку, сносило ветром.

— О чём подумал?

— О старом Драеладре. О том, почему без волшебного камня ему не удалось выжить. Другие-то драконы живут, и намного дольше.

Что ж, если вспомнить Гатаматар, то и во много раз.

— И что же ты надумал?

— Странно, — признался Бларп Эйуой, — во всех человеческих легендах о Драеладре роль Рунного камня (или жемчужины «Лунный Пламень») была неизменно центральной. Иной раз можно подумать, что сам первый Драеладр был рождён от «Лунного Пламеня», настолько этот предмет важен. Без этого камня (вот уж точно) не состоялись бы отношения человека с драконом. Да и нас с тобой, ба — драконов человеческого облика — не было бы…

— К чему ты ведёшь?

— Если бы знать-то… Но во всём сюжете о первом Драеладре я не вижу ничего, что служило бы целью при столь совершенном волшебном средстве. Жемчужина она, или камень, но «Лунный Пламень» самодостаточен…

— Это одна из Костей Вселенной, — напомнила Бланш, и не потому, что думала, будто он не в курсе, просто надеялась чуть ускорить процесс.

— Да-да, Кость Вселенной, — рассеянно повторил Бларобатар, — однако, я о другом. О человеке, о драконе. О том, для чего им они нужны, эти кости. В главном цикле легенд о Драеладре ответа нет. Если же подобный ответ поискать, то единственным источником может служить повествование о детях Ашогеорна — того драконоборца родом из Гуцегу…

— …который победил «нулевого», не просветлённого Драеладра и принял участие в воспитании Драеладра «первого», — терпеливо закончила Бланш. — Скажи, внук, ты прямо здесь и сейчас собираешься меня знакомить со всем сводом легенд об этом великом герое, или подберёшь более подходящее место и время? — верёвочная лестница в ладони Бларпа билась под порывами ветра, тщетно пытаясь о себе напомнить.

Но если Бларпу чего втемяшится…

— Весь свод легенд я поднимать не буду, — серьёзно сказал он, — меня сейчас интересуют предания о детях Ашогеорна. Именно о них. Помнишь ли ты его детей, ба?

— Ещё бы не помнить: Глелдав, Двавр, Кешла, Керокегер и Шувшер, — нараспев произнесла Бланш.

И то верно, кто же не знает ашогеорновых детей?

— Кешла, — сказал Эйуой, будто выбрал из списка. — О ней есть прелюбопытнейший сюжетец, встреченный мною в Адовадаи. Называется «Битва с гарпией». Не слышала, ба?

— Нет, — покачала головой Бланш, — не слышала.

— Ну так слушай, — молвил Бларп и отпустил верёвочную лестницу.

* * *

— Много времени на рассказ у меня нет, — сказал Бларп, — да и легендарный свод о Драеладре и Ашогеорне слишком широко известен. Я расскажу главные моменты — о Кешле, об Авдраме, о гарпиях. И самую малость — о Драеладре.

Совсем без Драеладра не обойтись, и вот почему. Драеладр с гарпиями вроде бы не боролся, но они-то с ним точно боролись. Да и более того — сражаются до сих пор. С каждым из его потомков.

Так уж случилось, что гарпии ему вредят, а он их не видит. Кто-то подумает, что Драеладр слеп. Нет, дело в ином: если раз отвлечься на битву с гарпиями — тут же в ней и уявязнешь. И вряд ли отыщешь время для прочих, более важных дел.

Потому битва с гарпиями — это уже тем самым победа гарпий. В языке деревьев Буцегу есть выражение «искоренение неискоренимого», которое лучше всего описывает подобную безнадёжную активность.

Не желая «искорененять неискоренимое», Драеладр обрёл средства расколдования Рооретрала, Ореолора и Горпогурфа — основателей современных могучих кланов, но не стал разыскивать силу, которая колдовскими средствами держала их в повиновении.

Вместо того он — во многом как успешный дракон-целитель — обрёл то верховное положение, которое по родовой эстафете передал потомкам. Передал положение, но передал и врагов. Таящихся, трусливых, неназванных, но мнящих себя справедливыми.

Три рода со всем приплодом — отобрал, лишил, увёл от былого предначертания! Есть от чего щёлкать клювами да скрежетать зубами.

Говорят, мудрец Авдрам об этой мстительной непокорённой силе догадался первым. Он-то и придумал слово «гарпия», чтобы её описать. Кто-то говорит, что даже и самих гарпий именно он силой своего злого гения впервые создал, но мне хотелось бы придерживаться более «доброй» концепции его мудрости. Потому не создал, а выразил в отчётливом и запоминающемся образе. В образе сварливой птицедевы.

Авдрам составил самое первое письменное описание гарпии — скверно оперённой, когтистой, лохматой, злобной. В печальные дни для людей и драконов это существо мерзко хихикало. Такие звуки неизменно выражали искреннее удовольствие гарпии от торжества справедливости.

В иные дни гарпия поднимала пронизительный визг, от которого даже у неё самой уши закладывало. Визг свидетельствовал о том, что справедливость попрана, а значит, каким-то людям или драконам на сей раз незаслуженно повезло.

Почему Авдрам усмотрел в гарпии птичью природу? Ну, здесь всё просто: у неё чисто птичий ум, ориентированный на анализ сложных объектов, например, тел. Если эти тела аналитически расчленить, мы получим большое количество мелких кусков плоти, которые будет легко протолкнуть через узкое птичье горло.

А отчего птица-гарпия — непременно дева? Так Авдрам, поди, ещё на рынках Карамца насмотрелся на дев преклонного возрата с их обострённым чувством справедливости. Там он мог наблюдать богатейшую гильдию свах, в мастерицы которой по уставу принимались только девственницы. Они не имели права устраивать собственную судьбу — только чужие. Сваха не может стать матерью — лишь в переносном смысле. Вот так и гарпии стали «матерями по духу» для наземных шакалов и небесных птиц-падальщиков.

А уж как себе гарпии ведут — ясное дело, сообразно своей природе. Птичье и девичье начала в этих тварях всегда конфликтуют. Ещё бы: они тонко чувствуют свою женственную природу и пытаются за собой следить, да всё не впрок — разве его причешешь, этакое чудо в перьях?

И вот всю меру раздражения на себя саму гарпия вымещает на чем-то провинившихся перед нею путниках. Впрочем, прохожие обычно сами виноваты. Кому не в чем себя винить, тот никогда мимо гарпии не пойдёт, а коли всё же пойдёт, она первая спрячется. И даже пасть свою хихикающую захлопнет. Ну, по крайней мере, в теории.

Написал Авдрам о гарпии иллюстрированный учёный трактат. И такой узнаваемый вывел образ, что сам в него и поверил. И подумал: надо бы других людей предупредить. Ведь не знают!

Пришёл он тогда из Карамца в Цанц, ну и давай на рынке проповедовать. «Грядёт гарпия, — говорил Авдрам, — она — чудовище справедливости».

В первый раз его просто не поняли. Он пару годков переждал и сказал вторично. «Гарпий не бывает», — машинально ответили ему случайные собеседники. И забыли. Для того и ответили, чтобы забыть.

Но во время ответа… Мудрец специально прислушался и был вознаграждён. Да, совершенно верно: кто-то злобно хихикал.

И оттуда же, где хихикал, устремлял на него осуждающий взгляд.

«Ты где, гарпия?» — спросил тогда Авдрам, вслушиваясь в хриплый визгливый хохоток. Гарпия осеклась и в ушах мыслителя зазвенела гулкая тишина. Чтобы отыскать местообитание злобной твари, Авдраму осталось прислушаться к источнику тишины. Тишина раздавалась из лугов Гуцегу.

А что там есть, в Гуцегу? В заповедных лугах произрастает раса громадных бродячих деревьев, да ещё живёт семья знаменитого драконоборца по имени Ашогеорн. И всё.

Сначала мудрец на семью Ашогеорна как-то не подумал. Решил: птицедевам деревья ближе. Ну где им гнездиться, как не в ветвях шагающих исполинов? А того не учёл, что деревья бывают против. Лишь позднее, наведавшись в Гуцегу, Авдрам убедился: деревья воспротивились. Они не дали пристанища гарпиям. Дали от дупла поворот.

Что же до Ашогеорна — увы, он, даром, что признанный драконоборец, но с гарпиями в собственном семействе не справился. Пошёл у них на поводу, покинул дерево, в ветвях которого жил до сих пор. Выстроил чуть в сторонке замок — думал, что для себя, а оказалось, для них, для гарпий.

А ведь семейство-то его — через жену Эллу породнено с Драеладром. По материнской, стало быть, линии. Да и сам Ашогеорн — Драеладра порой воспитывал, а от гарпий не уберёгся. Людям обидно, а птицедевам смех.

Подошёл Авдрам к замку, а у ворот — очередь растянулась до самой земли Цанц. Спросил у людей в очереди, что за замок такой. Один ответил: «Замок Ашогеорна». Другой же сказал: «Замок гарпии». Кому верить? Авдрам поверил обоим.

Стал он тогда спрашивать, за чем стоит очередь. Помнили не все, поскольку стояли уже долго. Но самые памятливые пояснили, что пришла им пора жениться, а у великого героя Ашогеорна как раз дочка на выданье. Зовут Кешла, собой недурна, да и шутка ли — породниться с самим победителем Драеладра. Вот и собралась целая очередь женихов.

«И давно ли стоите?» — спросил Авдрам. «Да с год». — «А что так?». — «Да очередь туго движется». — «А что, претенденты в замке подолгу задерживаются?». — «Да не сказали бы. Выносят их вскоре. Кого вперёд ногами, кого и вовсе по частям». — «Так что, живыми не возвращались?». — «Слава Создателям, никого». — «Отчего же слава Создателям?». — «Так ведь если кто живым выйдет, значит, мы здесь зазря стоим. Ашогеорн ясно сказал: кто в замке продержится, того и Кешла будет». — «И кто же там сейчас держится?». — «Да, почитай, никого». — «А что же следующий не зайдёт?». — «Так боязно ему». — «А вы вперёд его отчего не зайдёте?». — «Так ведь и нам боязно!».

Подумал Авдрам, подумал, да и говорит: «А мне туда вне очереди можно?». Отвечают: «Вне очереди-то можно, но пускают одних женихов. Согласен ли ты взять в жёны прекрасную девицу Кешлу и заплатить за то молодой жизнью?».

Авдрам к той поре был уже вовсе не молод, расплатиться молодой жизнью не мог бы при всём желании, но ему сказали, что «молодая» — лишь так говорится, а в замке возьмут и вполне подержанную. Тогда хитромудрый Авдрам назвался героем Кёсмом из Алахара и от имени этого человека (с которым его до сих пор путают) подал заявку на зачисление в очередь.

После чего свободно прошёл в гостеприимно распахнутые ворота замка. Совершенно внеочерёдно. Когда он входил, подпиравший стену привратник оглушительно дунул в рог и поклонился: «Таковы порядки».

Ашогеорна, жену его Эллу, их четверых сыновей и дочь Авдрам застал в парадном зале, якобы за вкушением трапезы — но блюда их не дымились. Всех их туда, конечно же, созвал рог привратника, младщие близнецы даже запыхались, видать, добирались по внезапному сигналу из дальних крыльев.

Как же давно никто из длинной очереди женихов не решался переступать порога, если для Кёсма из Алахара устроили такой спектакль!

«За нового соискателя!» — провозгласил тост Ашогеорн, уже порядком староватый, но всё ещё крепкий на вид мужчина. Семейство осушило кубки, не чокаясь, точно заранее отправляло жениха в последний маршрут.

«Мне сказали, — сообщил Авдрам, — что вашим условием женитьбы на Кешле будет прохождение соискателем некоторого испытания. Мне хотелось бы получить точные инструкции».

«Если точные, — с угрюмостью ответил Ашогеорн, — то условие моё не «будет», а уже началось. Важной стороной этого условия является необратимость решений. Кто к нам вошёл, тому больше нет пути назад».

«Сдаётся мне, — заметил Авдрам, — вам самому тяжело выдерживать это ваше условие». И, как часто бывает с мудрецами, попал в точку.

«Да! — взорвался Ашогеорн. — Мне триста раз тяжело! И сейчас мне всего тяжелее, старый лис Авдрам, потому что я сразу же узнал тебя под личиной Кёсма из Алахара, но исключения не стану делать даже ради тебя! Ты не уйдёшь отсюда, пока не пройдёшь испытания, ибо я поклялся, что будет так!».

Ну, ещё бы драконоборцу его не узнать — столько раз ведь захаживал в гости, проходя через Гуцегу, даже имена детей Ашогеорна толковал. Правда, дети в ту пору ещё не выросли.

«Что ж, — согласился мудрец Авдрам, — клятвам действительно надо следовать — это будет всего разумнее. И хоть я не подумывал о женитьбе, но всё-таки знал ведь, на что иду».

«Но зачем, — изумился Ашогеорн, — проходить испытание тому, кто не хочет руки моей дочери?».

«А затем, — отвечал Авдрам, — что я занят важным исследованием».

«Жаль исследователя, — сказала тут Кешла, девушка с остекленевшими глазами, — может, хоть бы его отпустим?». «Нет! — закричала на неё родня. — Он сам виноват, что не прошёл мимо. К тому же, если он, к твоему несчастью, своё испытание выдержит, тебе придётся выйти замуж за старика, а ему — на тебе через силу жениться». — «Но зачем?». — «Ибо такова клятва!».

«Что ж, я готов, — сказал Авдрам, — но прошу называть меня Кёсмом, ибо только под этим именем я обещал осчастливить Кешлу. И ещё перед испытанием я хотел бы узнать о его идее всё, что не возбраняется клятвой».

«Да пожалуйста, Кёсм! — ответил Ашогеорн. — Я расскажу всё, что скажешь. Вся трагедия в том, что и сам я немногое понимаю».

Оказалось, идея драконоборца обставить замужество дочери небольшим испытанием для женихов изначально выглядела просто и вполне привлекательно. Вроде логично, что зять у героя должен и сам — ну хоть что-нибудь превозмочь. Ну хоть самую заурядную полосу препятствий.

Испытательный полигон для будущих соискателей руки и сердца дочери Ашогеорн заложил в саму конструкцию замка. Собственно, для того он и замок строил, чтоб не отправлять женихов за тридевять земель биться с драконами, мертвецкими полчищами, либо прочим неприятелем. Известно, что слава, достигнутая в чужих краях, изобилует преувеличениями, а если весь подвиг совершён у тебя на глазах, то не придётся доверять сомнительным источникам. Останется от чистого сердца поздравить молодых.

Всё предприятие выглядело изящно, пока женихи Кешлы не принялись гибнуть — один за другим. Сначала-то думали — несчастные случаи. Но случаи улеглись в закономерность, в которую, правда, с каждым разом всё меньше хотелось верить. И ведь гибли претенденты вполне достойные. Попадались даже великие воины. Некоторые из них даже нравились Кешле.

«Странно, — чесал затылок Ашогеорн, — я никак не думал, что пройти колодец и маятник окажется так уж трудно. Да я и сам их, пока устанавливал, не раз проходил…».

Ашогеорн снова пробовал. У него, даром что годы пришли преклонные, на полосе препятствий всё получалось. А у женихов дочери — опять нет. Может, человеческая порода за поколение измельчала?

Кешла уже говорила, мол, хватит мнея замуж выдавать: всё равно ведь не получится, только женихов загубим. Но клятва есть клятва. Коли герой её принёс, то должен уже всем на зло упрямиться.

«Это всё? — спросил Кёсм Ашогеорна. Тот кивнул. — Тогда я хотел бы поговорить с твоими домашними. С женою, с сыновьями, с моей невестой».

Жена героя с прошлого визита мудреца сильно постарела. Как и прежде, она не расставалась с жемчужиной «Лунный Пламень», но только свет от жемчужины её лицо более не озарял. Почему?

«Я несчастлива с Ашогеорном, — призналась Элла, — выходя за него, я думала, что «стерпится-слюбится», но вот терплю жизнь напролёт, а так и не полюбила. Пробовала детей от него рожать, пятерых родила, да всё без толку: не осеняет любовь супружеская. От жизни в нелюбви моя привязанность к жемчужине только возросла — да только что толку: теперь она не для меня, только я для неё. Я говорю — Лунный Пламень молчит».

«Спасибо», — промолвил Кёсм и заговорил с Глелдавом. То есть, со старшим сыном Ашогеорна и Эллы.

Кстати, имена всех пятерых детей мудрец Авдрам как-то переводил со стародраконьего, и вот такой тогда получился список:

— Глелдав — вызов дракона на поединок.

— Двавр — ответ дракона на вызов.

— Кешла — кормилица драконов.

— Керокегер — победа над драконом.

— Шувшер — поражение от дракона.

Любопытно, что имена новорожденным детям придумывал не кто иной, как сам драконоборец, который и языка-то не знал, но по странной инерции им пользовался.

Вроде и глупость несусветная — давать человечьим детям драконьи имена. Но если вспомнить, что Глелдав, Двавр, Керокегер, Шувшер и Кешла приходятся сводными братьями и сестрой самому Драеладру (основателю династии), то глупость выглядит уже не лишённой смысла.

Правда, такого смысла, что лучше б его вовсе не было.

По списку не трудно догадаться, что отношения между именами получаются сложные и неоднозначные. Некоторые из них будто нарочно толкают к ссорам и перепалкам, другие же — просто-напросто отрицают друг друга. Наблюдая такую картину, Авдрам ещё в давние дни поневоле пришёл к мысли: уж лучше бы великий герой Ашогеорн хоть сам-то понимал, что за наследство он оставляет детям.

И вот теперь — уже как Кёсм из Алахара — мудрец спросил у повзрослевшего Глелдава, не догадывается ли он, в чём дело: что убивает проходящих испытание женихов Кешлы?

А Глелдав и отвечает: «Не догадываюсь, а знаю. Их убивает мой братец Двавр. Погляди на его мрачную физиономию: разве не видно, что он людоед? По-моему, его выражение лица иначе и не истолкуешь. Полагаю, не мне одному ясно, что это он сторожит женихов с топором под лестницей. Стоит кому пройти полосу испытаний, он его тут же и тюк!».

«А ты что скажешь?» — спросил Авдрам у Двавра.

«А что говорить? Мой братец Глелдав — просто трусливый дурак. Что женихов тюкают топором из-под лестницы — истинная правда, но делают это близнецы. Развлечение у них такое: кто больше женихов нарубит. Пока впереди Керокегер: Шувшер только размахнётся, а тело-то уже и остыло».

Тогда Кёсм из Алахара поговорил с близнецами. Керокегер сказал, что это Шувшер по ночам женихов рубит, а Шувшер сказал, что Керокегер.

Осталось порасспросить Кешлу. Она и отвечает: «Да, многое справедливо. Семейка у нас ещё та. Но дело не в топорах моих братьев. Просто в замке у нас поселилась жирная гарпия».

Вот оно! Кёсм-Авдрам аж обрадовался: хоть кто-то из всего семейства наконец обмолвился о птицедеве. Хоть кто-то её вообще видит!

Спросил: «А где же гнездится гарпия, и как она убивает?». Кешла ему ответила, чем, разумеется, очень помогла.

Впрочем, точного места гнездования гарпии в замке легендарный свод не сохранил: от версии к версии оно меняется. Зато способ убийства всякий раз называется один и тот же: осуждающий взгляд. Гарпия убивает осуждающим взглядом.

Когда этот самый взгляд упирается в спину жертве, соискатель руки Кешлы теряет веру в себя. Он отправляется проходить полосу испытаний, но пасует перед колодцем, кланяется маятнику, а пышущие жаром подвижные стены вызывают в нём окончательное оцепенение.

Что же, рещил Авдрам, тот, который Кёсм, будем считать, что предупреждён — значит, вооружён. Дело осталось за малым: устоять в битве.

Он вошёл в коридор, за которым начиналась полоса препятствий, и не успел пройти нескольких шагов, как в спину ему упёрся осуждающий взгляд, а в ушах раздался довольный смешок. Гарпия была здесь, и смотрела на будущее вполне оптимистично…

* * *

— Бларп, но когда уже битва? — улучив момент, спросила провидица Бланш. — ты обещал на скорую руку рассказать, а вместо этого… — она поёжилась. — Извини, но я уже совсем замёрзла.

— Да, ты права, — развёл руками Бларобатар, — наскоро не получается. Когда говоришь о гарпиях, важны детали. А до самой битвы — ещё добрая половина рассказа.

— В таком случае, доскажешь в другой раз. Счастливого пути, внук! И не забудь прислать ко мне Яндротара!

— Береги себя, ба! — Бларп Эйуой поймал верёвочную лестницу, подтянулся, поглядел вслед удаляющейся фигурке бабушки.

Лгать и беречь себя — вещи несовместные, вздохнула Бланш, оставшись наедине с собой. Но лгать придётся. И я это сделаю хорошо.

Пусть хоть все гарпии мира хрипло закаркают мне в лицо.

* * *

Пару недель Бланш провела в привычном одиночестве.

Потом прилетел Яндротар. Этот дракон жил довольно далеко, в наземном ярусе, в труднодоступных скалах близ города Бегон. Судя по скорости, с которой он примчался, этот Яндротар не только считался, но и был истинным другом Бларпа. редкость по нынешним временам.

— Бларобатар мне всё рассказал, — молвил дракон с ударением на слово «всё». — Поэтому смотреть мне в глаза не обязательно. Я и так пущу нужные слухи. Лулу Марципарина Бианка в Ярале родит…

— Я всё же хотела бы посмотреть в глаза, — возразила Бланш.

Всё должно быть как можно более похоже на правду. Раз Яндротар мчался сюда, как говорится, за тридевять небес, то естественно было бы поглядеть в глаза, а не отпускать. И, глядя в глаза, изложить самым естественным тоном всё, о чём договорено между ней и внуком.

— Извольте, — дракон приблизил к провидице свою морду.

Бланш, откровенно говоря, нехотя бросила взгляд на хитрый рисунох драконьего глаза. Нехотя — ибо с детства не любит врать.

А ведь придётся. Сейчас она скажет безотносительно к увиденной картине… Однако, безотносительно не получилось. Со всё возрастающим замешательством предсказательница воззрилась на представшие её взору знаки. «Нет же, не может быть», — чуть не крикнула она Яндротару. В его глазах Бланш действительно увидела рождение нового Драеладра.

— Лулу Марципарина Бианка снесёт драконье яйцо…

— Да, я помню, — взмахнул крылом Яндротар, — из яйца вылупится новый Драеладр и так далее…

— Ты не понял, Яндротар! Это всё-таки случится! — ликуя, воскликнула провидица.

— Да, конечно, как оговорено, — скучно сказал Яндротар.

И старая Бланш поняла, что только что прочитанная ею правда о рождении маленького Драеладра — хоть и светла сама по себе, но не отменяет её ответственности за заготовленную ложь.

Гарпии бы меня не одобрили, тихо, чтобы не смущать Яндротара слишком громкими мыслями, подумала провидица. И улыбнулась своему показному благодушию.

«Не одобрили» — конечно, слабо сказано. Бланш уже давно поймала затылком чей-то свирепый осуждающий взгляд. Присматриваются…

Чтобы наверняка.

Гарпии отомстят — это, как водится, неизбежно.

Отомстят — ну и пусть. Зато маленький Драеладр окажется им не по зубам. Ибо родится на самом деле.