Ядостаточно привык к неожиданностям, но это предложение было похоже на чудо. У меня на минуту перехватило дыхание. Я откинулся на спинку стула и смотрел на своего двойника с подлинным восхищением.

— Вы ставите дело на широкую ногу, мистер Норскотт! А платите вы наличными?

Вместо ответа он сунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда кожаное портмоне. Вынув из него четыре банковских билета, он положил их на стол.

— Здесь две тысячи фунтов, — сказал он спокойно. — Если вы принимаете мое предложение, я выпишу вам чек на остальные деньги.

Я посмотрел на билеты с тем почтительным интересом, с которым обычно смотрят на знатных иностранцев. Я не сомневался в том, что они подлинные. Затем после некоторого размышления я закурил папироску.

— Это, должно быть, весьма неприятное дело, — сказал я с некоторым сожалением.

При этих словах мой собеседник впервые засмеялся. Это был ужасный, безрадостный смех.

— Да, — сказал он сухо, — если бы я объявил конкурс, то запись была бы не велика. Раньше чем говорить о дальнейшем, — прибавил он, — я хочу взять с вас честное слово, что все, что я вам скажу, останется между нами, — примете вы мое предложение или нет.

— Безусловно, — ответил я без малейшего колебания.

— Великолепно!..

Весьма возможно, что через несколько дней, если мне не удастся принять некоторые меры, меня не будет в живых!..

Я вспомнил о маленьком инциденте на набережной и понял, что он говорит правду.

— Короче говоря, — сказал он, — я должен исчезнуть. Если я буду жить в Лондоне под своим именем, я непременно буду убит. Это дело дней, недель, даже месяцев — это зависит от меня, — но исход верный и совершенно неизбежный.

Я налил себе сам стакан бренди и поднял его на свет.

— Ситуация хороша по крайней мере тем, что она весьма проста.

Та же холодная усмешка заиграла на его губах.

— Это не так просто, как вы думаете. Господа, которые хотят ускорить мой переход на небеса, делают мне честь своим тонким и скрытым вниманием. Я, быть может, могу этого избегнуть. Сегодня вечером, например, мне это удалось. Но удастся ли мне выехать живым из Англии — этого я не знаю.

— Ага! — пробормотал я. Я начал понимать, в чем дело. Он кивнул головой, словно отвечая на мой невысказанный вопрос:

— Да, меня осенила эта мысль, когда я заметил вас по фонарем. Если бы я верил в сверхъестественное, то сказа бы, что вы мне посланы самим дьяволом. Я не думаю, чтобы какая-нибудь другая сила могла принимать во мне участие

— Ну, что ж! — сказал я шутливо, — если меня послал к вам дьявол, то я по крайней мере обязан ему хорошим ужином. — Чего вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы заняли мое место в мире. Хочу, чтобы вы сегодня же вечером переоделись в мое платье и вышли из этого ресторана как Стюарт Норскотт.

Я глубоко вздохнул и перегнулся над столом, ухватившись за его края обеими руками.

— Хорошо, — сказал я, — а потом?

— Я хочу, чтобы вы вернулись в мой дом на Парк-Лэйн и три недели жили бы там вместо меня. А затем, если вы после этого срока останетесь в живых, что маловероятно, вы можете делать все, что вам угодно.

Мне вдруг показалось, что вся эта история только шутка, результат какого-нибудь дурацкого пари или мимолетная причуда сумасбродного миллионера. Но блеск его стальных голубых глаз, испытующе смотрящих на меня, внезапно прогнал эту мысль.

— Это невозможно! — вырвалось у меня. — Если даже прислуга не заметит разницы, меня сразу уличит любой из ваших друзей.

— Почему? — спросил он. — Они могут подумать, что я стал забывчив или эксцентричен. Что же другое может прийти им в голову?

— Но подумайте, сколько незнакомого встретится мне: имена людей, ваши дела и даже ваш дом. Ведь я сам себя выдам!..

— Обо всем этом я уже подумал, — ответил он коротко. — Если бы я не мог предусмотреть все обстоятельства, я бы не сделал такого предложения.

Я взглянул на него с любопытством.

— А что может мне помешать взять ваши деньги и думать только о себе?!

— Ничто, кроме вашего честного слова, — сказал он.

На минуту наступило молчание.

— Ладно, — сказал я с коротким смехом, — гарантии не равны для обеих сторон. Но если вас это удовлетворяет!.. — Я пожал плечами. — Теперь посмотрим, правильно ли я понял ваше интересное предложение. За десять тысяч фунтов стерлингов, из коих две тысячи наличными, остальные чеком, я должен стать на три недели мистером Стюартом Норскоттом. Весьма вероятно, что за это время меня убьют. Если этого не случится, я буду свободен и могу снова стать самим собой…

Норскотт поклонился — полунасмешливо, как мне показалось.

— Вы прекрасно выразили мою мысль.

Я налил себе второй стакан бренди и выпил его небольшими глотками. Передо мной стояла перспектива стать Миллионером, хотя бы на три недели. Но, кроме того, это дело привлекало меня своей фантастичностью. Всего несколько часов назад я жаловался на тоскливую и однообразную жизнь, и вдруг судьба посылает мне необъятную возможность всяких приключений и волнений. От одной этой мысли мое сердце забилось сильнее.

— Если это не слишком нескромный вопрос, — сказал я спокойно, — мне хотелось бы знать, почему так интересует кого-то ваш переход в лучший мир?

Норскотт сощурил глаза, губы его сложились в неприятную усмешку, и он холодно ответил:

— Это мое личное дело, таким оно и должно остаться. Могу вас все же уверить, что, став на мое место, вы рискуете только быть убитым. Никакого преступления я не совершил. — Он засмеялся. — По крайней мере в прекрасных глазах английского закона!..

— Это весьма утешительно, — заметил я, — но все же я охотнее принял бы ваше предложение, если бы знал, кто именно так старается всадить в вас нож.

— К сожалению, мне это самому неизвестно. Если бы я знал… — его лицо стало на минуту похоже на жесткую маску. — Впрочем, есть какая-то пословица относительно двоих, исполняющих одну и ту же роль. Могу вам только сказать, что опасность реальна и очень близка. У меня достаточно оснований думать, что моя собственная прислуга вполне верна мне, помимо ее, я не стал бы доверять никому.

— Видимо, мне придется сидеть все время дома, — сказал я горько.

Норскотт сунул руку в карман и вынул маленькую записную книжку из красной кожи.

— После первых десяти дней вы можете поступать как вам угодно. Но вначале вам придется выполнить некоторые обязательства. Они записаны в этой книжке.

— И вам кажется, что я могу все это успешно выполнить?

Норскотт кивнул головой.

— Ваши нервы в прекрасном состоянии, и вы обладаете большой долей здравого смысла. Если вы даете слово, что употребите все ваше старание, то я могу вам доверяться. Если же вам не удастся, — Он пожал плечами, — то ведь меня во всяком случае тут не будет.

Чувство злорадства вдруг наполнило меня при одной мысли о всех предстоящих мне волнениях. Я протянул ему через стол руку.

— Хорошо, обещаю приложить все свои старания. Он схватил мою руку, и минуту мы так сидели по обе стороны стола, не проронив ни слова. Норскотт первый прервал молчание.

— Я завидую вашим нервам, мистер Бертон, — заметил он спокойно.

— Прежде они были куда лучше, — сказал я с сожалением.

Норскотт вырвал листок из записной книжки и, положив его на стол, стал чертить карандашом какой-то план. Я придвинул стул, чтобы следить за его работой.

— Я вам даю грубую схему внутреннего расположения моего дома, — сказал он. — Это нижний этаж; здесь столовая и бильярдная. Кабинет и спальня как раз над ними, в первом этаже. Они сообщаются вот так. — Он ловко и ясно очертил различные комнаты и надписал их названия посредине каждого квадратика.

— Это все понятно, — сказал я, взяв бумагу. — Что вы скажете относительно прислуги?

— Слуг у меня всего трое: две женщины и Мильфорд, лакей. Я избавился от всех остальных за последние две недели. Эти же были со мною с тех пор, как я нанял дом, и, мне кажется, им можно доверять. Мильфорду — уж наверное. Я к нему всегда относился хорошо, и он мне как будто благодарен.

— Так вот, — сказал я, — если он примет меня за Стюарта Норскотта, то я надеюсь довести дело до конца.

— Да, — заметил Норскотт, — единственное лицо еще, которое вас может беспокоить, это мой двоюродный брат, Мориц Фернивелл. Я, кажется, обещал поехать к нему и провести несколько дней у него в Суффольке. Было бы лучше, если бы вы могли этого избежать. Во всяком случае следите за тем, чтобы не сделать ни одного промаха в его присутствии.

— Что это за человек? — спросил я. Норскотт сдвинул брови.

— Не знаю. Это мой единственный родственник на всем белом свете, и до известной степени я ему доверял. Иногда мне кажется, что это было глупо. Если бы я знал… — Его брови еще больше сдвинулись и руки нервно сжались так, что кожа на суставах побелела.

— Полнота ваших сведений изумительна, Норскотт, — заметил я.

— Если бы я останавливался на пустяках, — сказал угрюмо Норскотт, — меня бы не было здесь.

Он вынул чековую книжку и выписал чек на восемь тысяч фунтов.

— Вот деньги, — сказал он. — Кроме них, у меня еще есть на моем текущем счету несколько сот фунтов стерлингов, и, если вам угодно, я могу подписать несколько чеков с тем, чтоб вы их сами заполняли для текущих расходов. Кроме того, вам необходимо научиться подделывать мою подпись. Как вы думаете, вы сумеете это сделать?

— У меня, правду сказать, опыт в этом направлении небольшой. Но, надеюсь, при некоторой практике я с этим справлюсь. А как у вас у самих обстоит дело с деньгами?

— Я уже заранее принял все меры и только ждал случая, чтобы применить их на деле.

Вдруг постучали в дверь. Норскотт сунул чековую книжку обратно в карман, встал, прошел через комнату и повернул ключ.

Вошел лакей и с виноватым видом остановился на пороге.

— Я пришел узнать, не требуется ли вам чего-нибудь, сэр?

— Кажется, ничего, — спокойно сказал Норскотт. — Впрочем, подайте мне счет. Думаю, что с вашей стороны нет препятствий к тому, чтоб мы еще на некоторое время задержали эту комнату? Мы говорим о делах.

Лакей поклонился.

Норскотт вынул пятифунтовый билет, протянул его лакею и движением руки отказался от сдачи. Лакей оставил нас, бормоча слова благодарности. Норскотт закрыл за ним дверь на ключ и подошел опять к столу.

— Я готов, — сказал он учтиво.

В одно мгновение я снял свой костюм и положил на стул.

Наше полное переодевание длилось приблизительно четверть часа. Вся одежда Норскотта вполне подошла для моей фигуры, только его лакированные ботинки были на полномера меньше, чем нужно. Закончив одеваться, я с чувством некоторого удовлетворения посмотрел в зеркало. Иллюзия была полная.

В моем старом синем костюме Норскотт превратился в совершенно другого человека. Он казался в точности тем изображением, которое я ежедневно видел в зеркале моей меблированной комнаты. Приблизившись к столу, я наполнил оба стакана остатками превосходного бренди.

— Пью за нас, потерявших самих себя! — сказал я. Норскотт поддержал тост, а затем, поставив стакан на стол, передал мне чековую книжку и ключ от дверей, лежавшие тут же, перед ним, на столе. Я положил их к себе в карман вместе с записками.

Внезапно мне пришли на ум последние слова Вольтера: «А теперь вперед, в мир приключений!».

— Нам лучше не выходить вместе, — сказал Норскотт. — Прощайте! Не думаю, чтобы нам пришлось еще раз встретиться, разве только в аду, если таковой существует!

— Вероятно, я первый выясню этот вопрос… — ответил я.

Я взял бурое пальто, лежавшее на диване, и, пройдя через комнату, открыл дверь, закрытую на ключ. Норскотт стоял на месте, сложив руки, и следил за мной все с той же странной, безрадостной улыбкой.

— Прощайте, — сказал я, — желаю вам счастья!

Затем я вышел и захлопнул за собой дверь.

Пройдя через длинный коридор гостиницы, я дошел до бокового входа, в который мы вошли. Дежурный лакей в ливрее быстро подошел ко мне.

— Угодно автомобиль, сэр?

— Да, — сказал я, — позовите.

Мне было холодно, хотя мое сердце билось несколько чаще обыкновенного. Когда автомобиль подкатил, я дал шиллинг любезному джентльмену в ливрее, сказал шоферу адрес Норскотта на Парк-Лэйн, затем сел в автомобиль и с приятным чувством удовлетворения расположился на удобном сиденье.

Дело пущено в ход — теперь в этом не было ни малейшего сомнения. Если я изменю слову, данному Норскотту, мне предстоит целая вереница таких интересных переживаний, о которых не мог бы мечтать самый смелый ум. Кроме приятной перспективы почувствовать нож между ребрами в любой час дня и ночи, мне еще предстояла поистине громадная задача разыгрывать чужую роль в течение трех недель! Я снова усомнился, не сумасброд ли этот Норскотт, желающий поиздеваться на мой счет? Я старался возобновить в памяти весь наш разговор с момента нашей встречи, но не нашел в нем никаких признаков безумия. Но если это просто шутка, она дорого обойдется автору. Я вынул бумагу, которую мне дал Норскотт, зажег восковую спичку и стал изучать план его дома. План был в достаточной степени ясен. Мне стоило только подняться по лестнице, чтобы оказаться перед дверьми спальни, окна которой, по-видимому, выходили в Гайд-Парк. Этих сведений во всяком случае было достаточно для нынешней ночи. Остальное можно изучить на следующий день.

Я вздрогнул от неожиданности, когда мы внезапно остановились перед величественным домом недалеко от Эпсли.

— Черт возьми! — пробормотал я, — надеюсь, что тут нет ошибки!

Взяв себя в руки, я вышел на тротуар и дал шоферу полкроны.

Он почтительно дотронулся до шляпы, остановил счетчик и тихо покатил дальше, по направлению Оксфорд-стрит. С полминуты я колебался, а затем, поднявшись по широкой каменной лестнице, всунул ключ в дверь. Она открылась довольно легко и, глубоко вздохнув, я переступил через порог.

Я очутился в большом круглом вестибюле с колоннадой, освещенном электрическим канделябром. Множество пальм в горшках и висячие корзины с тепличными цветами придавали этой комнате роскошный и комфортабельный вид. По углам были расставлены глубокие вольтеровские кресла из красной кожи. Пока у меня не было оснований быть недовольным новым жилищем.

Не успел я захлопнуть входную дверь и ступить на мягкий турецкий ковер, как послышался звук сдержанных шагов и из-за драпировки в конце вестибюля появился человек. Это был спокойный, приятный малый лет сорока пяти, с живым, чисто выбритым лицом и начинающейся сединой. Одет он был, как полагается английскому лакею.

»Это Мильфорд», — подумал я.

Я снял шляпу, так что свет упал на мое лицо.

— Есть письма? — спросил я свободно.

Я хорошо следил за ним, пока говорил, стараясь уловить малейший признак удивления или иной знак, указывающий на то, что он заметил нечто необычайное в моей наружности. Но он совершенно просто подошел ко мне и снял с меня пальто и шляпу.

— Были письма с последней почтой, сэр, я их отнес в кабинет.

— Спасибо, — и я направился к лестнице.

— Вам угодно сейчас бренди и содовую, сэр?

У меня не было ни малейшего желания пить бренди, так как я слишком много выпил в «Милане», но, по-видимому, Норскотт имел обыкновение каждый вечер пить этот напиток, и я счел необходимым не изменять этой привычке.

— Хорошо, подайте наверх!..

Я поднялся по широкой лестнице, покрытой таким же роскошным ковром, как в вестибюле, прошел площадку и открыл дверь в комнату, отмеченную Норскоттом как мой кабинет. Выключатель находился внутри комнаты и, повернув его, я залил ее мягким, обильным светом ламп, скрытых где-то за карнизом. Это была большая, богато меблированная комната. Каковы бы ни были недостатки Норскотта, нельзя сказать, что пренебрежение своим комфортом относилось к их числу. Начиная с резных дубовых книжных полок и больших вольтеровских кресел и кончая двумя-тремя маленькими кабинетными лампами, стоящими на разных столах, здесь было все, чего может требовать роскошь и придумать находчивый ум человека.

Послышался стук в дверь, и вошел Мильфорд с подносом, на котором стояли графин, сифон и стакан. Он поставил поднос на столик у камина и удалился так же бесшумно, как вошел.

В другом конце комнаты стояло красивое дубовое бюро, за которым Норскотт, вероятно, вел свою деловую и личную корреспонденцию. Я подошел к нему и сел.

До сих пор все шло поразительно гладко. Чувство дикой радости, вызванное новизной положения, наполняло все мое существо. Мне хотелось разразиться громким смехом. Но мысль о том, что сейчас может войти Мильфорд, помешала мне осуществить мое желание. Вынув записную книжку Норскотта и открыв ее на той странице, где были записаны неотложные дела, я стал ее просматривать. В то же время моя левая рука бессознательно играла серебряным зеркальцем, стоявшим на краю стола.

Едва слышный звук привлек мое внимание. Звук был такой слабый, что только мой чрезвычайно острый слух мог его уловить. Я взглянул в зеркало, не делая ни одного движения.

Длинная портьера, скрывающая нишу около камина, слегка отодвигалась в сторону. Все мускулы мои напряглись, пока я следил за происходящим, и сердце билось сильно и быстро.

Вдруг, к моему великому удивлению, в комнату бесшумно вошла молодая девушка. Она была бледна. Спущенные поля шляпы наполовину скрывали ее лицо, но даже в зеркале я мог заметить, что она поразительно хороша. Она на миг остановилась, а затем очень осторожно вынула из-под длинного плаща маленький револьвер и прицелилась мне прямо в затылок.