Я вышел на улицу и поднял кочергу. Весь Парк-Лэйн был безлюден, только на противоположной стороне улицы под фонарем сидела кошка и мирно почесывалась. Пока я так стоял на ярко освещенной улице и осматривался, часы пробили три.

Я не из тех, кто легко сдается. Но я был в таком костюме, что не могло быть и речи о дальнейшем преследовании.

Закрыв за собой дверь, я услышал в конце вестибюля сдержанные всхлипывания и, подняв голову, увидел в полумраке двух женщин, сидевших около лестницы на корточках. Обе были в ночных сорочках, и одна из них, в которой я узнал свою горничную, с распущенными волосами. Между прочим, я заметил, что ее волосы очень красивы.

— Все обошлось хорошо, — сказал я, желая их утешить. — Никто не пострадал.

Старшая из женщин, вероятно, кухарка, истерически зарыдала.

— О, сэр! О, мистер Норскотт! О, боже, боже! Мы думали, что вы все убиты.

— Идите, оденьтесь, — сказал я, — и узнайте, что случилось с электричеством.

Женщины перестали рыдать и неуверенно встали на ноги. Горничная даже успела порозоветь.

На столе в вестибюле горели две свечи. Я взял одну из них и поспешил подняться по лестнице.

Наверху я услыхал звуки голосов, а дойдя до площадки, увидел своего верного Мильфорда в рукопашной схватке с женщиной в костюме сестры милосердия.

Заметив меня, он вскрикнул и опустился на дубовую скамью, стоявшую позади него. Весь перед его ночной сорочки был в крови.

— Вы ранены? — спросил я. Он покачал головой.

— Нет, нет, сэр. У меня все в порядке. Это от того человека. У него лицо было окровавлено.

Я обратился к сестре милосердия, которой необходимо было дать некоторые разъяснения.

— Здесь произошла попытка ограбления. Только вчера нанял я нового человека, и он, по-видимому, пришел с поддельной рекомендацией. В чем дело, я не знаю, но, проснувшись, я нашел его в моей комнате. Понятно, я ударил его. До вас, наверное, донесся шум.

Сестра, оказавшаяся женщиной с большим самообладанием, кивнула головой.

— Мой пациент услыхал этот шум, — сказала она. — Я пыталась удержать его в кровати, но безуспешно. Он меня оттолкнул и понесся наверх в чем был. Единственно, что я могла сделать, это бежать вслед за ним и зажечь свечи.

— Вы не могли придумать ничего лучшего, — заметил я. — Этот негодяй, видимо, что-то сделал с электрическими проводами.

Затем я обратился к Мильфорду, положив руку ему на плечо.

— Вы хороший друг, Мильфорд, но отвратительный пациент. Вы должны немедленно снова лечь в постель.

Он слабо улыбнулся, но ничего не ответил.

Я поднял его на ноги, дал ему опереться на мою руку и помог спуститься вниз по лестнице. Сестра следовала за нами. Мы только успели дойти до нижнего этажа, как свет вновь зажегся, и в коридоре появилась горничная, теперь уже в капоте. Она казалась немного смущенной.

— Мы теперь знаем, что случилось с электричеством, — сказала она. — Кто-то вывернул пробки.

— Ну, теперь все в порядке, — сказал я. — Вы с кухаркой можете идти спать. Больше вас беспокоить не будут. Это была попытка ограбления со стороны того нового человека, которого я вчера нанял. Его уже в доме нет, и нам больше нечего делать до утра.

Я довел Мильфорда до кровати, уложил его и оставил на попечение сестры милосердия; сам же вернулся к себе.

В комнате царил страшный беспорядок. На полу лежали железные предметы, разбитое стекло, куски рамы от картины, перевернутый стол.

Я убрал все, как умел, и с интересом стал рассматривать следы от двух неудачных ударов, направленных на меня моим противником. Мне трудно было с точностью установить, какое у него было оружие, но, судя по следам, это было нечто вроде топора. Моя подушка была им рассечена пополам. Я лег в кровать, перевернул изрезанную подушку и, оставив гореть свет, свернулся под одеялом с приятным сознанием, что день прошел не без пользы. Пять минут спустя я уже спал крепким сном…

На другое утро Мильфорду не только не было хуже от ночной авантюры, наоборот, я и посетивший его доктор Ричи нашли моего рыцаря сидящим на кровати за большой чашкой молока с булкой. Он пил и ел с видимым удовольствием.

— Алло, Мильфорд! — сказал я. — Это утешительно! Славный малый улыбнулся.

— Я сегодня чувствую себя гораздо лучше. Право, я могу уже встать и взяться за свою работу.

— Ему гораздо лучше, — подтвердил и доктор. — В этом нет ни малейшего сомнения. Ему не вредно даже встать. Конечно, не нужно работать в ближайшие два дня, но в общем можно считать лечение законченным.

По уходе доктора Ричи я позвал свою горничную и велел ей передать Билли Логану, если он позвонит или придет во время моего отсутствия, что я буду дома после обеда. Затем, взяв в руки свою палку со стилетом, я отправился на Ганновер-сквер, к Сигрэву.

Я собирался, как вы легко можете понять, переговорить с тем представительным господином, который накануне прислал мне «Френсиса»; но, как однажды сказал один забытый философ: «Для ссоры нужны двое». И правда, нельзя же драться с червяком, а мистер Сигрэв напоминает эту тварь больше, чем кто-либо другой.

Когда я вошел в контору, он бросился ко мне навстречу с такими противными и унизительными извинениями, что у меня пропала способность ругаться.

— Вы получили мою записку, мистер Норскотт? Я не могу вам сказать, в каком я отчаянии, что у нас могла произойти такая ошибка. От имени фирмы я приношу вам самые нижайшие и искренние извинения. Надеюсь, у вас не было неприятных последствий? Кто знает, какие намерения были у этого негодяя!

— Послушайте, мистер Сигрэв, — перебил я его, — о чем это вы говорите, черт вас подери? Я никакой записки не получал.

Выпучив глаза и потирая руки, он пресмыкался передо мной, как испуганная болонка. Он, видимо, уже раньше имел неприятности с моим вспыльчивым двойником.

— Вы, наверно, ее еще получите, мистер Норскотт. Я послал эту записку с одним служащим четверть часа назад. Дело в том, что сэр Генри Трэгсток сегодня утром объявил, что совершенно не знает Френсиса. Я написал ему вчера вечером, просил его подтвердить рекомендацию, на что он ответил, что даже не понимает, о ком я говорю, что у него никогда не было слуги с таким именем и он никогда еще не имел со мной дела. Все это как-то странно и непонятно. Одно несомненно, что кто-то ответил мне по телефону от имени сэра Генри Трэгстока. Но все-таки, если не было несчастных последствий…

— Несчастных последствий? — повторил я. — Да знаете ли вы, мистер Сигрэв, что этот человек не только хотел ограбить мой дом, но даже покушался на мою жизнь?

Сказать тут, что с мистером Сигрэвом сделался удар — было бы слишком слабо.

— Это ужасно, сэр, это ужасно! — завопил он. — Такого случая не бывало с начала существования нашей фирмы. Если это станет известно — это убьет нашу фирму, окончательно убьет!

Его откровенный эгоизм мне даже понравился.

— Да, я не думаю, чтобы это принесло вам особенно много пользы, — сказал я, — но почему же это должно стать известным?

Луч надежды озарил его несчастное лицо.

— В подобных случаях я против гласности. Прежде всего, я слишком занятой человек, чтобы терять на это время, а затем, человек этот удрал и ущерба не причинил. Я вовсе не желаю видеть полицейских, разгуливающих по моему дому. (Это была сущая правда.) Но вы должны впредь быть более осторожны, — прибавил я строгим голосом.

— Конечно, сэр, конечно, я никогда больше не буду довольствоваться рекомендацией по телефону. Я буду вам безмерно благодарен, если вы разберетесь в этом деле. Этот подлец, видимо, имел сообщника в доме сэра Генри.

— С сэром Генри вы сами разбирайтесь, как знаете, — сказал я. — Я хочу только одного, чтобы меня оставили в покое.

Я повернулся, чтобы уйти. Он проводил меня до выхода, все продолжая кланяться на ходу и давая обещания, что мой покой не будет нарушен и что он до гробовой доски останется моим должником.

Вполне удовлетворенный результатом этого разговора, я отправился обратно на Парк-Лэйн и по дороге остановился на Бонд-стрит купить себе полотняный пояс, который носят на теле. При тех беспокойных условиях, в которых я теперь жил, нельзя было разгуливать по улицам с десятью тысячами фунтов в кармане.

По дороге домой я без всякого неудовольствия вспоминал события предыдущей ночи.

Мне было весьма приятно, что один из моих незнакомых друзей несет, наконец, на своем лице явственный след моего рукоприкладства. Кто бы ни был этот Френсис — таинственный ли Гуарец или другой джентльмен с подобными же намерениями, — я во всяком случае был уверен, что узнаю его в ближайшие дни в любом костюме, и я дал себе клятву, что ни один иностранец с обезображенным носом не осмелится подойти ко мне на близкое расстояние.

Все послеобеденное время я сидел дома, надеясь, что Билли даст о себе знать. Но пробило шесть часов, а о нем не было ни слуху, ни духу. Огорченный, я спустился по лестнице, чтобы узнать о здоровье Мильфорда, и застал его в кладовой. Он сидел, вполне одетый, в вольтеровском кресле и читал «Дейли Телеграф». Сестра ушла.

— Я не могу понять, Мильфорд, — сказал я, — как это вас угораздило заболеть?

— Я думаю, сэр, — сказал он медленно, — что это от кружки пива у Гранвиля.

— Но ведь ясно, что, если пиво отравило вас, оно должно было отравить всех остальных, — заметил я.

— Не думаю, чтобы пиво отравило меня, сэр, если бы я был один, — сказал он, подчеркивая последнее слово.

— Что вы хотите этим сказать, Мильфорд? — спросил я.

Он нервно заерзал в кресле.

— Видите ли, сэр, это, может быть, дико, и вам покажется, что я сошел с ума, но я не могу освободиться от мысли, что один человек, с которым я говорил, всыпал мне чего-то в кружку, когда я отвернулся.

— Человек? Какой человек?

— Был там в баре один молодец, сэр. Высокий малый, вроде иностранца. Он начал со мной разговор, когда я туда пришел, а между тем, насколько я помню, я его никогда раньше не встречал. Мне кажется, это он всыпал отраву мне в питье.

Эта теория Мильфорда целиком совпадала с моими собственными подозрениями.

— Могли бы вы его узнать? — спросил я.

— Конечно, сэр. Высокий малый с черными волосами, и одно плечо у него немного выше другого. Мне он не понравился с первого взгляда.

Я только хотел заметить, что, может быть, хозяин этого заведения сумеет нам что-нибудь сказать об этом джентльмене, как послышался стук и вошла горничная.

— Простите, сэр, — сказала она, — мистер Симсон пришел.

Наступил затруднительный момент, так как я, конечно, не имел ни малейшего понятия, кто этот мистер Симсон. Но Мильфорд еще раз выручил меня.

— Я послал за ним, сэр. Вы говорили, что хотите завтра проехать до Вудфорда, если будет хорошая погода; вот я и вызвал его, чтобы вы сказали ему, понадобится ли вам автомобиль.

Для меня это было, конечно, новостью. До сих пор я не имел понятия, что принадлежу к благородной армии автомобильных собственников.

— Очень хорошо, Мильфорд, — сказал я, вставая. — Я думаю, что буду сам управлять автомобилем, если будет приличная погода.

Я поднялся по лестнице и застал мистера Симеона в вестибюле. Он оказался маленьким, темненьким, гладко выбритым человечком, одетым в обычный костюм шофера.

— Добрый вечер, сэр, — сказал он, делая под козырек. — Я забежал только, чтоб узнать насчет машины. Мистер Мильфорд сказал мне, что она вам может понадобиться завтра для поездки в Суффольк.

— Да, — сказал я, — если будет хорошая погода. Пока что я решил ехать в Вудфорд на автомобиле, а не по железной дороге.

— Вы хотите, чтоб я управлял, сэр? — спросил мистер Симеон.

Я быстро соображал. У меня нет большого опыта в шоферском деле, но все-таки в Буэнос-Айресе мне приходилось со средним успехом управлять автомобилем в разных случаях моей жизни. Смущал меня только вопрос о Билли. Если он придет вовремя, я хотел бы взять его с собой до Вудфорда и высадить у первой гостиницы. Но в таком случае Симеон может нас выдать одному из слуг Морица. В результате я решил сам управлять автомобилем.

— Нет, Симеон, — сказал я, — вы мне не нужны. Подайте автомобиль в половине одиннадцатого и снабдите его достаточным количеством бензина. Я буду только два или три дня в отсутствии.

Он снова почтительно козырнул и удалился.

Последнее открытие привело меня в чудесное настроение.

Имея в своем распоряжении автомобиль, я чувствовал себя лучше снаряженным для визита в Вудфорд. Я совершенно не доверял мистеру Морицу, а ведь автомобиль чертовски удобная вещь, если хочешь внезапно, без предупреждения, покинуть какое-нибудь место.

Единственным темным пятном на моем горизонте было отсутствие Билли. Я начал было опасаться, что он уже вошел в дело Мансуэлля и что мне придется обойтись без него. Но, в надежде на лучшее, я поднялся наверх и начал не спеша одеваться на бал лорда Сангетта.

К восьми часам я заказал себе легкий обед, во время которого давал наставления горничной относительно Билли.

— Скажите ему, — объяснят я, — что я скоро буду обратно и могу его оставить у себя на ночь. Надеюсь, комната есть?

— О, да, сэр, — ответила горничная, — нужно только проветрить постель.

— Сделайте это и, что бы там ни было, не выпускайте его.

Я подождал до половины одиннадцатого: Билли все еще не показывался. Я надел шляпу и пальто, вызвал экипаж и велел кучеру везти себя на Бельграв-сквер.

Дом Сангетта оказался большим особняком, окруженным парком, — он занимал весь угол улицы. У входа была колоннада вроде греческого портика, от которого спускался красный навес к главным воротам.

К дому подъезжало множество автомобилей и экипажей. Тут же стоял полисмен и устанавливал порядок их следования.

Мой скромный экипаж подъехал тоже, я вышел и поднялся по лестнице, покрытой ковром. Налево от вестибюля, в котором толпились безукоризненно одетые мужчины, сверкающие бриллиантами женщины, находилась большая передняя, где нас ждали ливрейные лакеи. Избавившись с их помощью от верхнего платья, я возвратился в вестибюль и направился к лестнице, наверху которой стоял Сангетт и принимал своих гостей. Многие называли меня по имени и одна-две прекрасные дамы многообещающе улыбнулись мне. Я подумал, что у Норскотта может остаться и более приятное наследство, чем то, которым я до сих пор пользовался!

Наконец я дошел до площадки, где стоял блестящий лакей, докладывающий о прибытии гостей. Он, по-видимому, меня узнал.

— Мистер Стюарт Норскотт, — доложил он торжественным голосом.

Лорд Сангетт, который вместе с пожилой седой дамой приветствовал каждого гостя по очереди, услыхав мое имя, пошел мне навстречу. Это был высокий мужчина лет сорока пяти с тяжелым бритым лицом и жесткими голубыми глазами.

— Я рад, что вы пришли, Норскотт, — шепнул он, пожимая мне руку. — Вы получили мою записку? Я хочу с вами переговорить, как только закончу эти глупости.

— Хорошо, — ответил я, — где мы встретимся?

— Приходите ко мне в кабинет. Я удеру около 11 часов, и вы меня там найдете.

И прибавил более громким голосом:

— Вы, кажется, не знакомы с моей тетей. Позвольте вас представить: тетя Сусанна, вот мистер Норскотт.

Пожилая дама улыбнулась мне, и эта улыбка была так выразительна, что даже оптимист не назвал бы ее ласковой. Сангетт, по-видимому, заметил ее презрительную мину. Злой огонек блеснул у него в глазах. Но он ничего не сказал, а я вошел в бальную залу, стараясь не показать вида, как мне все это забавно.

Зал был переполнен толпой, которая судорожно кружилась, исполняя какой-то танец. Технически это, кажется, называется «бостон». Я стоял в дверях, ослепленный ярким светом, сверканием бриллиантов и красотой нарядов, мелькавших передо мной.

Внезапно я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной и хочет войти. Я отошел в сторону. Как только я поднял глаза, сердце мое забилось так сильно, словно собиралось выпрыгнуть через рот. Напротив меня, под руку с пожилым господином, лицо которого мне было очень знакомо, стояла Мерчиа Солано.