Я оставила Сэмюэля спать и приготовила сэндвич с тунцом. Положила их в холодильник — вдруг проснется голодный. Но он не вышел из своей комнаты, даже когда я уже ложилась спать.

Будильник я поставила на пару часов позже обычного. Завтра суббота, в этот день мастерская официально закрыта. У меня ест работа, но ничего срочного, а Гэбриэл придет не раньше десяти.

Перед сном я помолилась. Просила Господа помочь Уоррену и Стефану найти демона — это стало обычной моей молитвой. На этот раз я помянула в молитве Сэмюэла. Немного погодя помолилась за Адама. Не думаю, что я превратилась в покорную дурочку по его вине.

Хотя я собиралась проснуться поздно (ради себя), пришлось встать затемно, потому что в окно постучали. Я сунула голову под подушку.

— Мерси.

Тот, за окном, говорил негромко, но я узнала голос. Стефан.

Я потерла глаза.

— Просишь милости? Я совсем не в настроении.

Я могу шутить над своим именем, но больше никому не позволяю. Только если я в очень хорошем настроении. Или если начинаю первая.

Он рассмеялся.

— Наверное, прошу милости. Но мне не придется сдаваться, если ты на меня не нападешь.

Одно из хороших качеств Стефана — он понимает мои шутки, какими бы неудачными они ни были. И даже лучше — он мне подыгрывает.

— Деньги нужны? — спросила я деланным удивлением. — Наличными у меня только пара долларов, но могу выписать чек.

— Мне нужно место для дневного сна, милая. Примешь?

Хорошо.

Я отбросила одеяло и пошла к входной двери. Планы поспать подольше не осуществятся.

Когда я открыла дверь, на небе уже светлели полосы рассвета.

— Чуть не опоздал, Стефан, — сказала я, нарочно добавив имя, чтобы Сэмюэль, который, конечно, слышал, как я открыла дверь, не встревожился.

Стефан как будто не торопился, но и не стал терять время, стоя на моем пороге.

Я не видела его с ночи суда. Выглядел он усталым. Плечи чуть поникли, да и двигался он без своей обычной кипучей энергии.

— Я отправил Дэниэла домой. Но у меня была ниточка, которую требовалось проверить по дороге. Мне казалось, времени хватит, но с рассветом мои силы убывают, и вот я у твоих дверей. — Он улыбнулся. — Прошу милости.

Я проводила его до дверей своей спальни.

— Мне казалось, с тобой работают Уоррен и Бен. Почему бы не поручить им проверить?

— Я отправил их домой. Им ведь днем на работу, а даже вервольфам нужно спать.

— Они работают в субботу?

— Уоррен работает на своего друга-юриста, а Бен должен сделать то, что нельзя делать, когда все работает.

Бен одержим компьютерами. Он работает в Северо-Западной Тихоокеанской национальной лаборатории, которая тайно сотрудничает с ядерной фабрикой в Хенфорде. Эту работу добыл для Бена Даррил, второй в стае после Адама, и, судя по всем отзывам, Бен выдающийся работник. Думаю, это удивило Даррила, которого трудно удивить.

Я открыла дверцу шкафа. Подушка и одеяло еще лежали здесь с прошлого раза, как Стефан ими пользовался.

— Ты уверен, что колдун еще здесь? Он мог уехать.

Стефан был мрачен.

— Посмотри утром новости, — вот все, что он сказал, прежде чем войти в шкаф и закрыть дверцу.

Новости начинались с автокатастрофы, которая так расстроила Сэмюэля. А также с насильственной смерти трех молодых людей, о чем-то поспоривших. Уже две недели стоит жара, и никаких признаков похолодания. В этот уик-энд в Амон-парке Хауарда новый фестиваль искусств.

Я решила, что вряд ли Литтлтон имеет отношение к фестивалю искусств или к жаре (во всяком случае, я надеялась, что колдун недостаточно силен, чтобы влиять на погоду), поэтому сосредоточилась на сообщениях о гибели людей.

— Наркотики становятся все более серьезной проблемой, — говорил корреспондент, за спиной которого санитары несли на носилках тела в черных мешках. — Особенно мет. За последние шесть месяцев полиция обнаружила в Тройном городе три подпольные лаборатории, производящие мет. Согласно показаниям свидетелей ссора в такой лаборатории началась, когда один сделал нелестное замечание в адрес подружки другого. Все молодые люди были под действием наркотика, и выяснение отношений привело к трем смертям. Еще два человека задержаны в связи с этими смертями.

Хорошая новость — очевидно, все пациенты Сэмюэля живы, хотя ребенок в критическом состоянии.

Я выключила телевизор, насыпала в чашку мюсли и устроилась в гостевой спальне позавтракать и посмотреть новости в Интернете.

Здесь было еще меньше подробностей утренних новостей. По наитию я набрала имя Литтлтона и нашла сайт, предлагающий гадание по картам Таро всего за 19.95, принимаются любые кредитные карточки. Никаких чеков. Не слишком доверчив этот колдун!

Поскольку Елизавета ничего не скажет, я набрала в гугле «демоны и колдуны» и утонула в массе противоречивых сведений.

— Каждый идиот может завести вебсайт! — проворчала я, захлопывая компьютер. Медея сочувственно мяукнула, вылизывая остатки молока из моей чашки, потом лапой принялась мыть морду.

С чашкой в руке я заглянула к Сэмюэлю, но его комната была пуста. Когда он не встал после прихода Стефана, я должна была догадаться, что он ушел. Он сегодня не работает.

Это меня встревожило, но я ведь ему не мама. Он не обязан докладывать мне, куда идет, как я не рассказываю ему о своих планах. Поэтому я не могу разнюхивать, как бы ни тревожилась. С этой мыслью я написала записку:

«С. спит в моем шкафу. Я на работе. Загляни, если что-нибудь нужно. Я.»

Я положила записку ему на кровать, сполоснула чашку и оставила в посудомойке. И уже пошла к выходу, но на столе у двери увидела телефон и остановилась.

Сэмюэль вчера ночью был нехорош: я знала, что его отцу нужно услышать об этом. Я смотрела на телефон. Я не доносчица. Если бы Сэмюэль хотел, чтобы Маррок знал о его проблемах, он остался бы в Осиновом Ручье. У Сэмюэля есть свой сотовый: он сам может позвонить Брану, если нуждается в помощи. После дождичка в четверг. Сэмюэль многому меня научил относительно независимости, и это необычно для вервольфа.

Бран может помочь. Но звонить ему за спиной Сэмюэля было бы неправильно. Я колебалась, пока не вспомнила, что Сэмюэль звонил Зи проверить, как я.

Я взяла трубку и позвонила в Монтану.

— Да?

Если только Бран сам того не захочет, по его голосу не скажешь, что он самый могущественный вервольф Северной Америки.

Голос словно принадлежал приятному молодому человеку. В этом отношении Бран обманчив, он сама вежливость и радушие. Так ему удалось провести множество волков. Но я знаю, что за этим скрывается.

— Это я, — сказала я. — Насчет Сэмюэля.

Он ждал.

Я начала что-то говорить, и тут чувство вины остановило меня. Я отлично знала: то, что сказал Сэмюэль, он говорил не для передачи другим.

— Мерседес.

На этот раз голос Брана не казался голосом приятного молодого человека.

— Прошлой ночью у него были неприятности, — наконец сказала я. Ты знаешь, что с ним было в Техасе?

— Он не говорит о Техасе.

Я побарабанила пальцами по кухонному столу, но тут же перестала — это напомнило мне о госпоже вампиров.

— Спроси его о Техасе. Обязательно, — сказала я. Как правило, Бран никого не спрашивает о прошлом. Отчасти потому, что он очень стар, но главным образом — потому что он волк. Волки сосредоточены на здесь и сейчас.

— Он в порядке?

— Не знаю.

— Есть трупы? — сухо спросил он.

— Нет. Ничего подобного. Я бы не стала звонить.

— Сэмюэль мой сын, — негромко сказал Бран. — Ты правильно сделала, что позвонила. Мерси, в городе колдун. Сэмюэль сейчас не самый безопасный сосед, особенно когда расстроен. Может, тебе лучше переселиться к Адаму, пока не найдут одержимого демоном?

— Одержимого демоном? — переспросила я, как будто думала о его словах.

— Колдун и одержимый демоном — разные существа. Но различить их нелегко, разве что одержимого демоном легче найти. Он будет в самой гуще бойни, а не в стороне.

— Ты хочешь сказать, что колдуны привлекают несчастья? — спросила я. Надо было раньше позвонить Брану и расспросить о колдунах.

— Как сладкая вода — ос. Насилие, зло и кровь во всех видах. Думаешь, я велел Адаму послать его волков на помощь вампирам, потому что люблю вампиров? — На самом деле Уоррен и Бен вызвались добровольно, подумала я. — Если поблизости колдун, все волки должны держать себя под контролем. Так что не дави на волков, дорогая. Особенно на молодых. А то поранят или убьют.

Об этом он предупреждает меня, сколько я себя помню. Не знаю почему. Я не глупа. Я всегда очень осторожна с волками. Но тут я вспомнила глаза Сэмюэля прошлой ночью.

— Не стану, — пообещала я, помня эти глаза.

Он сказал:

— Умница, — и повесил трубку.

Как будто не сомневался, что я сделаю, как он велит. Мне хотелось бы думать, что я достаточно взрослая, чтобы самой держаться подальше от драки. Я не стала бы совать нос в дела Сэмюэля, но все же хорошо, что поблизости нет Бена.

Хотя восьми еще не было, на моей парковке стояла машина — небесно-голубая «Миата» с откидным верхом. Несмотря на наш вчерашний разговор, Адам опять прислал Хани присматривать за мной.

Иногда приходится удивляться, что в голове у родителей, когда они дают имена детям. Я знала девушку по имени Хельга, она была ростом пять футов и весила 95 фунтов. Но иногда родители попадают в точку.

Блестящие золотые волосы Хани падали ей на плечи и спускались до самых бедер. Лицо — сплошные мягкие абрисы и надутые губки. Такое лицо может быть у профессионального чирлидера, хотя никогда не видела, чтобы Хани занималась чем-нибудь подобным.

— Я жду уже полтора часа, — обиженно сказала она, выходя из машины. Сегодня на ней кремовые льняные шорты. На таких видна каждая капелька грязи. Если будет очень меня бесить, задену ее масленкой.

Эта мысль подбодрила меня, и я жизнерадостно ответила:

— Сегодня суббота. А в субботу я работаю, когда захочу. Но я верю в справедливость. Тебе пришлось меня ждать. Считай, что сделала на сегодня достаточно, и отправляйся домой.

Она приподняла бровь.

— Адам послал меня сюда, чтобы чудовище тебя не съело. Хоть я-то и не против, но слушаюсь Альфу.

Я не люблю Хани по многим причинам.

Машине, над которой я работала, нужен был новый стартер. И понеслось. Три часа спустя я все еще рылась в пыльных ящиках без надписей на складе запасных частей: царство порядка Гэбриэла сюда пока не добралось.

— Где-то здесь должны быть три стартера, подходящих для «Фокса» 1987, — сказала я Гэбриэлу, вытирая лоб рукавом. Обычно я не возражаю против тепла, но термометр снаружи показывал 107 градусов.

— Если скажешь, что где-то здесь также Эскалибур и Святой Грааль, я поверю. — Он улыбнулся. Гэбриэл приступил к работе недавно, после того как закончил разбирать заказы на поставку, поэтому у него еще достаточно сил и бодрости. — Ты уверена, что не стоит сходить в магазин запчастей и купить стартер там?

— Отлично, — ответила я, бросая на пол ящик с разными болтами. Я вышла и заперла дверь на замок, хотя, если бы не стала, может, какой-нибудь добрый вор зашел и очистил бы мой склад. — Прихвати заодно что-нибудь на ланч. У мойки на Первой продают хорошие тако.

— Для Хани тоже?

Я посмотрела на машину, где Хани с самого приезда сидела в комфортной прохладе. Надеюсь, она недавно меняла масло. Несколько часов холостой работы двигателя машине не на пользу.

Она заметила, что я смотрю на нее, и неприятно улыбнулась. У нее по-прежнему все до последнего волоска было на месте. А я все утро потела в жарком пыльном гараже, а синяки от ударов Литтлтона сегодня приобрели замечательный желтый цвет.

— Да, — неохотно сказала я. — Деньги возьми в мелких наличных. А за стартер заплати по деловой кредитной карточке.

Гэбриэл заскочил в офис и выскочил оттуда, когда я еще не дошла до двери. В офисе с кондиционером было как в раю, и я выпила два стакана воды, прежде чем вернуться к работе. В гараже не так прохладно, как в офисе, но все же гораздо лучше чем снаружи.

Хани прошла за мной через офис в гараж, умудряясь при этом не обращать на меня ни капли внимания. Я с удовлетворением заметила, что она сразу начала потеть.

Я только взялась за тормоза, как она сказала:

— В офис кто-то вошел.

Я никого не слышала, но я и не слушала. Торопливо вытерла руки и пошла обратно. Официально я не работаю, но многие мои постоянные клиенты знают, что я часто бываю здесь и по субботам.

Лицо оказалось знакомым.

— Мистер Блэк, — сказала я. — Снова проблемы с машиной?

Он начал поворачиваться ко мне, но столкнулся с трудностями: едва его глаза увидели Хани, они отказались отрываться от нее. Еще одна причина ненавидеть Хани. Как будто мне нужны дополнительные причины.

— Хани, это Том Блэк, репортер, который хочет знать, каково ходить на свидания с Адамом, принцем вервольфов, — оказала я, чтобы разозлить Хани, но она меня разочаровала.

— Мистер Блэк, — сказала она, холодно протягивая руку.

Он пожал руку, не отрывая от нее взгляда, потом как будто пришел в себя. Откашлялся.

— Принц вервольфов? Правда?

— Она не может разговаривать с вами, мистер Блэк, — сказала Хани, но посмотрела на меня, чтобы я знала: ее слова адресованы мне. Если не будет осторожна, выдаст, что она вервольф. Не будь она тупее пня, знала бы, что я ни от кого не принимаю приказов. Ни от Брана, ни от Адама, ни от Сэмюэля и уж точно не от Хани.

— Никто не запрещал мне разговаривать с репортерами, — заметила я.

— Я сделаю нашу беседу выгодной для вас, — сказал Блэк классическим тоном продавца автомобилей. Он сунул руку в карман пиджака, достал пачку банкнот, сколотых золотой скрепкой, и положил на стойку. Если бы не злость на Хани… и на Адама, приславшего ее, я бы рассмеялась. Но Хани была здесь, поэтому я облизала губы и постаралась выглядеть заинтересованной.

— Что ж, — начала я.

Хани повернулась ко мне, дрожа от гнева.

— Надеюсь, Адам разрешит мне сломать твою тощую шею.

Да. Очень скоро все будут знать, что Хани вервольф. Слишком легко раскрывается. Мне должно быть стыдно, что я спровоцировала ее.

Я просительно посмотрела на нее:

— Пожалуйста.

Блэк не обратил на Хани внимания.

— Хочу знать, что о нем думаете вы лично. Каково это — свидание с вервольфом? — Он очаровательно улыбнулся мне, хотя его взгляд оставался настороженным. — Публика хочет знать.

Последние слова слишком напоминали о репортере из комикса, чтобы я забеспокоилась. Забыв о Хани, я призадумалась. От Блэка пахнет тревогой и гневом. У репортера, который хочет услышать рассказ, должны быть не такие эмоции.

Я толкнула к нему стопку банкнот.

— Уберите. Я слишком расстроена из-за Адама. Так что с удовольствием поговорю с вами. — Особенно на глазах у Хани. — Можете меня не цитировать, но для доминирующего мутанта он удивительно хороший. Он честен, много работает, и он щедр. Он прекрасный отец. Он внимателен к своим близким и заботится о них. Не очень пикантная история получается, но это ваша проблема, а не моя. Если ищете компромат на Адама Хауптмана, избавьте себя от тщетных усилий. Компромата нет.

Не знаю, какой реакции я ожидала, но получила нечто неожиданное. Не обращая внимания на банкноты на стойке, он наклонился вперед, вторгаясь в мое личное пространство, и напряженным голосом спросил:

— Хороший отец? — Притворная улыбка исчезла с его лица. Я чувствовала, как запах тревоги побеждает запах гнева.

Я ничего не ответила. Не собираюсь направлять внимание прессы на Джесси; ведь Адам так старается, чтобы ее не заметили. К тому же странное поведение репортера заставляло думать, что все не так просто.

Блэк на мгновение закрыл» глаза.

— Пожалуйста, — сказал он. — Это важно.

Я глубоко вдохнула и ощутила правдивость его слов. Впервые в моем присутствии он сказал полную правду. Это для него очень важно.

Я перебрала несколько возможностей и спросила:

— Что вы знаете о вервольфах?

— Вы вервольф?

— Нет.

Впрочем, он человек и не способен отличить правду от лжи.

Та же мысль, должно быть, пришла в голову и ему. Он нетерпеливо отмел последний вопрос.

— Неважно. Если объясните, почему вы сказали, что он хороший отец, я расскажу о вервольфах, которых знаю.

Страх. Не тот, который охватывает тебя, когда в темноте неожиданно сталкиваешься с чудовищем, а другой, медленный, но более сильный — страх перед тем, что произойдет. Страх и боль старой раны — примерно так пахло вчера от Сэмюэля. Я не смогла помочь Сэмюэлю, не очень смогла.

Я снова подумала, что с мистером Блэком что-то не так! Он может и не быть репортером.

— Даете слово, что не используете эту историю для печати? — спросила я, не обращая внимания на поднятые брови Хани.

— Даю.

— Вы действительно репортер?

Он кивнул, быстро кивнул и посмотрел на меня: продолжай.

Я немного подумала.

— Позвольте привести пример. Адам участвует в переговорах с правительством относительно законодательства о вервольфах. Он по горло в этих крайне сложных и тонких переговорах. Но когда он понадобился дочери, то бросил все и явился сюда, хотя здесь у него есть верные люди. Он мог бы обратиться к ним, и они позаботились бы о его дочери.

— Она человек, верно? Его дочь. Я читал, что у них не может быть детей-вервольфов.

Я посмотрела на него, стараясь понять, зачем он это спросил.

— Разве это важно?

Он устало потер лицо.

— Не знаю. Важно ли? Разве он по-другому относился бы к ней, если бы она была вервольфом?

— Нет, — сказала Хани. Блэк так меня заинтересовал, что я совсем забыла о ней. — Адам заботится о своих. Вервольфах, неважно. — Она намеренно посмотрела на меня. — Даже если они этого не хотят.

Необычно было обмениваться улыбками е Хани, поэтому я при первой возможности перестала улыбаться. Думаю, она почувствовала то же самое, потому что отвернулась и стала смотреть в окно.

— И даже когда они ему не принадлежат, — сказала я Хани. Потом снова повернулась к Блэку. — Теперь расскажите о ваших вервольфах.

— Три года назад на мою дочь напал бродячий вервольф. — Он говорил быстро, как будто так ему было легче. — Ей тогда было десять.

— Десять лет? — прошептала Хани. — И она выжила?

Как и Хани, я никогда не слышала о нападениях на таких маленьких, в особенности на девочек. Женщины при перемене выживают гораздо реже мужчин. Именно поэтому в стае Адама всего три женщины и почти втрое больше мужчин.

Занятый своим трагическим рассказом, Блэк словно не слышал Хани.

— Там оказался другой вервольф. Он убил нападавшего раньше, чем тот успел прикончить ее. Принес ее домой и объяснил, что нужно делать. Велел спрятать ее. Он сказал, что девочке может несладко прийтись в стае.

— Да, — лихорадочно подтвердила Хани. На мой вопросительный взгляд она ответила; — Незамужние самки принадлежат Альфе. Включается волчий инстинкт, и это не так страшно. — Взгляд ее говорил совсем о другом. — Даже если Альфа вам не особенно нравится. Но такая юная девочка… Не уверена, что Альфа пощадил бы ее. — Она глубоко вздохнула и прошептала, как будто самой себе: — Я знаю, некоторые даже наслаждаются этим.

Блэк кивнул, как будто для него, в отличие от меня, это не новость. Мне казалось, я все знаю о вервольфах.

— И что же, когда она впервые переменилась? — спросила я. Люди не в состоянии справиться с недавно сотворенным волком.

— Я поставил в подвале клетку, — сказал он. — И каждое полнолуние сажаю мою девочку на цепь и запираю клетку.

«Каждое полнолуние на протяжении трех лет? — подумала я. — К этому времени она уже должна взять под контроль своего волка».

— Два месяца назад она порвала цепь. — Блэк выглядел больным. — Я взял цепь потолще. Но в этот раз жена рассказала, что она прокопала яму в цементе. Я был в Портленде на торговой конференции. Позвонил вервольфу. Тому, который ее спас. Он сказал, что она набирает силу и я должен найти для нее стаю. Он сказал, что наш местный Альфа не подходит. Узнав, что я в Портленде, он назвал имя Хауптмана. И ваше.

Мне было жаль его дочь и его самого. Тем более, что найти подходящего Альфу — не самая большая проблема, если девочка еще не умеет контролировать своего волка., Альфа убивает волков, которые выходят из-под контроля, чтобы они никому не причинили вреда.

Я бы не хотела, чтобы Адам был виноват в гибели девочки.

— Может найтись кто-нибудь поближе, — сказала я. — Мне нужно позвонить.

— Нет, — сказал Блэк, отступая на два шага. Пусть он и не вервольф, но очень проворен. Я даже не заметила, как пистолет оказался у него в руке. — Заряжено серебром.

Я учуяла такую волну страха, что мне захотелось потрепать его по спине и сказать: все обойдется. Вернее, обойдется, если он в меня не выстрелит, а Хани его не убьет.

Не похоже, что он бывал в бою: он не обращал внимания на Хани и смотрел только на меня.

— Он ни в кого не выстрелит, — сказала я Хани, заметив, что та готова действовать. — Все в порядке, мистер Блэк. Я не назову вашего имени. Ваш вервольф говорил вам что-нибудь о Марроке?

Он покачал головой.

Хани ждала, не сводя глаз с пистолета.

— Ну хорошо. Маррок как бы Альфа для всех Альф.

То, что у всех вервольфов есть глава, не было большим секретом. Все понимали, что кто-то нажимает на пружины, и терялись в догадках, кто бы это мог быть. Так что великой тайны я не раскрывала.

Бран не перестал таиться. Он хотел точно знать, что, если дела пойдут плохо, убежищу, которое он устроил в Монтане, ничто не будет угрожать. А даже если бы перестал, никто не принял бы его за Маррока. Оставаться незамеченным — одна из способностей Брана, и он отлично ею владеет.

— Он лучше любого одинокого волка знает, какой Альфа способен помочь вашей дочери, а от какого лучше держаться подальше. Мистер Блэк, его работа — я заботиться о вервольфах, о том, чтобы таким, как ваша дочь, ничто не угрожало.

И о том, чтобы те, кто не справляется со своим волком, умирали быстро и безболезненно, прежде чем начнут убивать людей, например своих родителей и семьи.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Звоните. Но если скажете что-нибудь, что мне не понравится, я вас убью.

Я ему поверила: у него был вид человека, которому некуда отступать. Хани пододвигалась все ближе: теперь она, вероятно, успеет остановить его раньше, чем он нажмет на курок. Вероятно. Если очень захочет.

Я взяла свой сотовый и набрала номер.

— Алло?

Голос женский.

Черт возьми! Жена Брана меня не любит. Не так, как Хани, а типа я-убью-тебя-если-только-получу-возможность. И несколько раз уже пыталась. Именно поэтому я всегда звоню на сотовый Брана, а не на его домашний номер.

— Это Мерседес, — сказала я. — По официальному делу. Мне необходимо поговорить с вашим мужем.

Я услышала голос Брана. Но он говорил слишком тихо, чтобы я расслышала что-нибудь, кроме командного тона. Несколько щелчков и неопределенных шумов, и трубку взял Бран.

— Чем могу быть полезен? — спокойно спросил он, хотя как фон я слышала злой голос его жены.

Я вкратце объяснила ему положение дел. Говорить, что меня тревожит волк, который за три года не научился себя контролировать, не стала, но он, должно быть, услышал это по голосу, потому что перебил:

— Все в порядке, Мерси. Ребенок, запертый в подвале, не научится справляться с волком, потому что от него этого не ждут. При небольшой помощи с ней все будет хорошо. Ребенок, переживший нападение вервольфа, обладает достаточной силой воли. Где он живет?

Я передала вопрос Блэку.

Блэк покачал головой, по-прежнему целясь в меня из пистолета.

Я с преувеличенной досадой вздохнула.

— Никто не желает зла вашей дочери.

— Хорошо, — услышала я в ухе голос Брана. — Примерно три года назад? Бродячий вервольф, убитый одиноким волком. Подходят два случая, но только один из одиноких волков способен позаботиться о девочке. Скажи джентльмену, что он откуда-то из окрестностей Вашингтона, округ Колумбия, возможно, из Виргинии, а его друга вервольфа зовут Джозеф Риддлсбек.

— Не лучшая мысль, — сказала я Брану, глядя Блэку в глаза. Его трудно винить, что он достал пистолет: в его глазах я видела страх. — Он тревожится о дочери. Ей тринадцать лет, и он хочет ей добра.

Я пыталась интонацией передать, насколько встревожен Блэк. Слишком встревожен, чтобы удивлять его дедуктивными способностями Брана.

— Понятно. Немного паранойи?

— Вот именно, — сказал я.

Короткая пауза. Затем Бран сказал:

— Есть под рукой листок бумаги?

— Да.

— Хорошо. Джозеф прав, никому из предводителей стай в той местности я бы не доверил ребенка. Назову тебе имена вожаков, с которыми ребенок будет в безопасности. К тому же им все равно, узнает ли о них репортер. Список очень короткий, никого из окрестностей Виргинии нет. Но есть другие. Ты веришь его рассказу?

— Да.

— Тогда я назову места, где Альфы не перестали таиться и не хотят делать это, но способны позаботиться о девочке. Если он хочет рискнуть, пусть едет туда и пытается встретиться с Альфой.

Я записала названные им имена — четыре, в том числе Адама, и их телефонные номера. Потом названия пятнадцати городов. Из, возможно, ста пятидесяти Альф — девятнадцать, кому Бран мог доверить ребенка.

Я подумала, как мне повезло, что мамин родственник-вервольф, когда мама узнала, что я превращаюсь в койота, отвез меня именно к Марроку, а не в другую стаю.

— Можешь даже послать ее ко мне, — добавил он напоследок.

— Но… — Я прикусила язык. Я не собиралась говорить репортеру, что Маррок — один из волков, еще не переставший таиться.

— Я доверяю твоим суждениям, Мерси. И мне уже приходилось воспитывать одиноких детей.

Вроде меня.

— Знаю.

Он, должно быть, услышал благодарность в моем голосе, потому что я услышала в его голосе улыбку.

— Одного или двух, Мерси. Скажи твоему джентльмену, что помощь он должен найти как можно быстрей. Сомнительно, что он долго сможет держать ее в клетке, если не использует серебро, а это причинит ей боль и большой вред. Не говоря уж о том, что ей не нужно полнолуние для перемены. Однажды она начнет меняться, ей причинят боль или испугают, и тогда она кого-нибудь убьет.

И Бран повесил трубку.

Я передала Тому Блэку список и объяснила, что он значит. Потом передала ему предостережение Брана. Смысл переданного постепенно дошел до него, и он опустил пистолет, хотя едва ли сознательно. Он словно погрузился в отчаяние, и все прочее не имело для него значения.

— Послушайте, — сказала я. — Вы ничего не можете сделать, чтобы она перестала быть вервольфом.

— Она пыталась покончить с собой, — сказал он со слезами на глазах. — Через день после полнолуния. Она боится, что кому-нибудь причинит вред. Разрезала себе ножом запястье, но рана слишком быстро зажила. Я бы повел ее к проклятому мозгоправу, но не могу рисковать. Никто не знает, кто она. Она уже считает себя чудовищем, не нужно, чтобы еще кто-то говорил ей это.

Я увидел, как округлились глаза Хани, когда она услышала «чудовище». Должно быть, подумала, что она тоже чудовище.

Я нахмурилась. Мне вовсе не хотелось сочувствовать Хани. Гораздо легче просто не любить ее. Она тоже нахмурилась.

— Уберите пистолет, — сказала я Блэку решительным твердым тоном, какой иногда действует на вервольфов. Думаю, и на опечаленных отцов он тоже действует, потому что он спрятал пистолет в кобуру.

— Ей не нужен мозгоправ, — сказала я. — Каждая тринадцатилетняя девочка в какой-то момент хочет убить себя.

Я помнила свои тринадцать лет. Когда мне исполнилось четырнадцать, мой приемный отец покончил с собой и тем навсегда излечил меня. Не желаю такого тем, кто мне небезразличен.

— Запирать ее раз в месяц в подвале теперь бесполезно, — продолжала я. — Маррок говорит: есть все основания надеяться, что она сумеет контролировать своего волка, если вы найдете для нее Альфу.

Он отвернулся и закрыл лицо руками. А когда снова повернулся, слезы исчезли, хотя глаза оставались влажными. Он взял листок бумаги, а банкноты только когда я их ему протянула.

— Спасибо за помощь.

— Подождите, — сказала я, взглянув на Хани. — Мистер Блэк, вервольф, который с вами разговаривал, показывал вам когда-нибудь своего волка?

— Нет.

— А вашей дочери?

— Мы видели его только раз, в ту ночь, когда он принес ее. В ночь нападения. Он оставил номер, и мы разговаривали по телефону.

— Значит, единственный волк, которого вы видели, это ваша дочь, на цепи и не контролирующая себя? А она сама видела только напавшего на нее волка?

— Верно.

Хани в волчьем обличье еще прекраснее, чем в человеческом, если это возможно. Я посмотрела на нее. Волки прекрасно общаются без слов: она поняла, чего я от нее хочу. И очень постаралась показать, что не понимает.

После нескольких минут молчаливого спора — Блэк все больше и больше удивлялся — я наконец сказала:

— Хани, мне страшно не хочется этого говорить, но твой волк великолепен. Никто не подумает о тебе, что ты чудовище. Ведь уссурийский тигр и золотой орел — не чудовища.

Она открыла и закрыла рот, потом посмотрела на Блэка.

— Хорошо, — сказала она с необычной для нее застенчивостью. — Я могу воспользоваться твоей ванной?

— Это недолго, — сказала я Блэку, когда она исчезла. — Минут пятнадцать. Еще несколько минут после этого она может ждать. Перемена — болезненная процедура, а новый волк бывает после нее раздражителен.

— Вы очень много знаете о вервольфах, — сказал он.

— Они меня вырастили, — ответила я. Подождала, но он ни о чем не спросил. Полагаю, был слишком занят собственными проблемами.

— На вашем месте, — сказала я, — я привезла бы дочь сюда, к Адаму. — Бран сказал, что с небольшой помощью девочка справится, она совсем не безнадежный случай. А Адам очень силен, и здесь Сэмюэль, который хорош с молодыми волками. Возможно, ее шансы в стае Адама выше, чем где бы то ни было. — У Адама большой дом, потому что члены стаи и другие волки часто приходят к нему без предупреждения. Достаточно большой, чтобы могли какое-то время пожить вы с женой. — Адам одобрит мое приглашение. Я достаточно хорошо его знаю: он не будет недоволен. — Рядом с Адамом вашу дочь не понадобится сажать в клетку. Думаю, ей и всей вашей семье поможет знакомство со стаей волков. Волки опасны и страшны, но могут быть и прекрасны.

Адам старается, чтобы его стая не пугала людей.

— Джозеф… тот вервольф, которого я знаю, кое-что рассказал мне о преимуществах вервольфа. Он сказал, — его голос напрягся, и Блэку пришлось на мгновение замолчать. — Он сказал, что охота — самое лучшее, что есть в его жизни. Убийство. Кровь.

Тупой вервольф, подумала я. Не самое умное, что стоит говорить родителям тринадцатилетней девочки.

— Вервольфы невероятно проворны, — сказала я. — Они сильны и грациозны. Она никогда не состарится. А стая… Не знаю, как вам объяснить. Не уверена, что понимаю это сама, но волк в хорошей стае никогда не бывает одинок.

Я посмотрела прямо ему в глаза и сказала:

— Она может быть счастлива, мистер Блэк. В безопасности и счастливая, она не будет опасна ни для себя, ни для других. Ужасно, что на нее напали, и истинное чудо, что она выжила. Никогда не слышала, чтобы такой маленький ребенок пережил нападение вервольфа. Быть вервольфом значит быть иным, но это не страшно.

Я учуяла запах шерсти и обернулась раньше, чем Хани вошла. Для вервольфа она невелика, с немецкую овчарку, хотя тяжелее и основательнее держится на ногах. Шерсть у нее желтовато-коричневая с чуть более темным подшерстком и с полосой на спине, серебряной, того же цвета, что хрусталь ее серых глаз.

Плечи у вервольфа развиты сильнее, чем у волка, скорее как у тигра или медведя, это придает гибкость его движениям и дает возможность пользоваться страшными когтями. У крупных самцов подобный эффект может быть даже гротескным, но Хани он очень подходит. Она кажется изящной и сильной и совсем не похожей на собаку.

Я улыбнулась ей, она помахала хвостом и наклонила голову. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, почему она это сделала. Адам объявил меня своей подругой, значит, рангом я выше ее.

Впрочем, не помню, чтобы остальные члены стаи Адама демонстрировали мне покорность. Но в волчьем обличье я не бегаю со стаей, а в человечьем — теоретически поведение должно быть таким же. Но сознанию человека кое- что дается гораздо труднее, чем сознанию волка. Думаю, им очень трудно покоряться койоту, тем более что они знают: я подруга Адама только номинально.

Я улыбнулась, подумав, какое смятение начнется в стае, если я потребую, чтобы со мной обращались в соответствии с этикетом. Не сработает. Я удивлялась, что объявление Адама действовало: никто на меня не нападал. А стоило бы попробовать — хотела бы я посмотреть на выражение лица Адама.

Летняя шерсть Хани не так великолепна, как зимняя, но в то же время более густая шерсть скрыла бы игру мышц. Хани тоже это понимала. Она нашла солнечный участок, где могла позировать.

При ее приближении Блэк сделал шаг назад, но потом оставался на месте. Хани дала ему время привыкнуть, потом прошла вперед и села так, что он мог ее коснуться.

— Она прекрасна, — сказал он чуть напряженным голосом. Если бы я не слышала, насколько участилось его сердцебиение, я бы не подумала, что он испуган. Если он так реагирует и на дочь, неудивительно, что у нее сложности.

— Моя дочь может стать такой же? — спросил он. Человек в присутствии незнакомых не должен так раскрываться.

Я кивнула,

— Как скоро?

— Сама по себе? Зависит от нее. Но в присутствии Альфы — сразу.

— Больше никаких клеток, — прошептал он. Я не могла позволить ему думать так.

— Никаких металлических клеток, — сказала я. — Но, попав в стаю, она уйдет из-под вашего контроля и попадет под контроль Альфы. Это тоже своего рода клетка, хотя гораздо более удобная.

Он сделал глубокий дрожащий вдох.

— Она меня понимает? — спросил он, кивком указав на Хани.

— Да, но говорить не может.

— Хорошо. — Он посмотрел прямо ей в глаза, не ведая, что бросает вызов. Я едва не вмешалась, но Хани это как будто не обеспокоило, поэтому я отступила.

— А свою дочь, — спросил Он у Хани, — вы привели бы сюда? Доверили бы ее Хауптману?

Она улыбнулась ему — не широко, чтобы не показать острые белые зубы, и помахала хвостом.

Он посмотрел на меня.

— Если я приведу ее сюда, он отберет ее у меня?

Я не знала, что ответить. Адам увидит это по-другому, для него все волки его семья, но объяснить это тому, кто не входит в стаю, затруднительно. И я не уверена, что отцу это понравится. Как отдать собственного ребенка, даже для его пользы?

— Он примет ее под свое крыло, — сказала я наконец. — И будет отвечать за ее благополучие, а он относится к своим обязанностям серьезно. Он никогда не откажет вам в свидании с ней. Если ей не понравится в стае Адама, есть другие возможности, особенно если она научится контролировать себя.

— Она может стать одиноким волком, — сказал он, успокаиваясь.

Я покачала головой. Не стану ему лгать.

— Нет. Женщину никогда не отпускают. Их слишком мало, во-первых, и у самцов слишком сильный защитный инстинкт, чтобы позволить самке защищаться самой, во-вторых. Но она может поменять стаю.

Морщины на его лице стали глубже. Он выругался. Трижды. Хани негромко взвыла. Может, сочувствовала, а может, протестовала против грубых выражений. Я больше не могла предсказывать поведение Хани.

— Какой у вас выбор? — спросила я. — Если она кого-нибудь убьет, волки будут на нее охотиться и найдут. Как она будет себя чувствовать, если причинит боль вам или матери?

Он достал телефон и посмотрел на него.

— Хотите, я позвоню ему за вас? — спросила я.

— Нет, — сказал он и порылся в кармане в поисках листка с номером Адама. Посмотрел на него и прошептал: — Позвоню ему сегодня вечером.