Все три колокольни аббатства Бернардинцев отзвонили вечернюю службу. В то время как монахи гуськом пересекали внутренний двор аббатства, к воротам подъехали два запыленных всадника. Один из них спешился и громко постучал в ворота. И сам стук, и облик человека с глубоким шрамом на лице, выдавали крайнюю нетерпеливость. Она отчётливо проявилась в тот миг, когда ворота монастыря отворились. Прибывший отстранил рукой монаха, отворившего ему дверь и, оставив своего спутника в одиночестве дожидаться его возвращения, поспешно вошёл внутрь. По всей видимости, он прекрасно знал дорогу, ибо, не задерживаясь вошёл внутрь одной из каменных построек и миновав несколько довольно запутанных коридоров, вступил в маленький зал. Зал тот являл собой простоту и скромность. За исключением святых образов, исповедальни и большой статуи Иисуса Христа, здесь ничего не имелось. Иными словами говоря, он напоминал не что иное как часовню. Одну из многих, имеющихся в аббатстве. Отличие этой часовни от всех остальных состояло в том, что сюда заглядывали лишь избранные братья монашеского ордена. Об этой «особой» часовне знали все обитатели монастыря. Соответственно, они и не старались попасть в это место, ибо, ко всему прочему такая попытка влекла за собой серьёзное наказание. Однако человека со шрамом эти запреты никоим образом не касались. Уверенный вид являл тому лучшее доказательство. Оказавшись в часовне, он остановился и стал чего-то дожидаться. Ожидание продлилось недолго. За его спиной раздался звук запираемой двери, на который он даже не оглянулся. Он ничего не ответил и монаху, невесть откуда появившемуся перед ним.

— Отец Лануа ждёт вас, брат мой! — тихо произнёс монах.

Вслед за этими словами монах направился к противоположной стене, где было сооружено распятие. Распятие выделялось на общем фоне стены тем, что выступало несколько вперёд. И такой выступ имел определённую цель. Следующие действия монаха показали,…какую именно. Он подошёл к распятию с правой стороны и, упёршись в него плечом, надавил. Распятие сразу же поддалось и стало сдвигаться вдоль стены в левую сторону. Человек со шрамом подошёл к распятию, когда рядом с ним открылся проход, ведущий к основанию кривой каменной лестницы. Он первым шагнул в проход. Спустившись на несколько ступенек вниз, он снял со стены горящий факел. В это мгновение распятие над головой сомкнулось. Свет, падающий на лестницу, исчез. Освещая себе путь в темноте пламенем факела, человек со шрамом начал спускаться дальше. Он шёл с уверенностью человека, не раз бывавшего в этом месте. Подземелье очень скоро привело его к входу…в некрополь. Подземное кладбище и умиротворяло и пугало своим безмолвием. Несколько сотен могил окружали кольцом небольшой мавзолей. Почти все могилы украшали скульптуры и изречения. Мраморные кресты чередовались с фигурами крылатых ангелов. Треснутые каменные плиты, служившие дорожкой меж могилами, чередовались с осыпанной местами оградой, что окружала каждую из могил. А вообще, некрополь напоминал собой живописный мемориал, преданный забвению. Иначе и не могло быть. После того, как подземелье под кладбищем «Невинно убиенных младенцев» раскрыли, именно сюда перебрался орден. Здесь он творил свои чёрные дела. Отсюда управляя всем. На сей раз, памятуя о прошлых событиях, ордену удалось спрятаться от людских взоров достаточно надёжно. Его могли узреть лишь тогда, когда он наносил очередной смертельный удар, сокрушая своих врагов. Именно здесь, в некрополе, а если точнее, в мавзолее, находился глава ордена Гилберт де Лануа. Лишь избранные знали, кем именно он является на самом деле. Гилберт де Лануа больше не служил герцогу Бургундскому, но именно с его помощью, получил должность настоятеля аббатства святых Бернардинцев. Эти незначительные изменения позволяли ему напрочь отсечь монастырь от любопытных взглядов. Он властвовал в аббатстве, лицемерно выдавая себя за служителя божьего. Что, несомненно, давало ему определённые преимущества и позволяло не только скрывать истинные вещи, но и укреплять ряды ордена новыми сподвижниками.

Когда человек со шрамом вошёл в мавзолей, Лануа сидел облачённый в епископскую мантию. Его руки лежали на деревянных подлокотниках кресла. А взгляд был направлен в сторону прибывшего человека. За его спиной стояли два монаха. Их лица закрывали капюшоны. За эти три года Лануа совсем не изменился. Тот же острый взгляд и незаметная мрачная усмешка. Сам мавзолей являл собой каменные стены, испещренные множеством надписей. У мавзолея имелось три двери. Каждая из них имела своё предназначение: предосторожность, которой всегда пользовался глава ордена. Здесь была ещё одна особенность. Слова, сказанные даже тихим голосом, разносились эхом, повторяясь вновь и вновь. И оттого голос главы ордена навевал ещё больший ужас. Ведь, по сути, разговаривал почти всегда только он один. Остальные слушали или же просто отвечали на вопросы.

Человек со шрамом подошёл к главе ордена и, опустившись на колени, приложился к руке, на которой сверкал огромный перстень.

— Отец, я здесь, как вы мне и приказывали! — с глубоким почтением произнёс человек со шрамом.

— Встань, сын мой! — голос Лануа прозвучал как всегда холодно. Проницательный взгляд прошёлся по человеку со шрамом, едва тот поднялся на ноги. — Говори! — коротко приказал Лануа.

— Слава отцу нашему Анатасу, мы нашли его! — не скрывая радости, сообщил человек со шрамом. — Долгие месяцы упорных поисков принесли свои плоды. А ведь мы уже и не надеялись. Лишь благодаря удивительному случаю мы узнали, где он скрывается.

Услышав эти слова, глава ордена намертво вцепился руками в поручни и, приподнявшись в кресле, выдохнул:

— Где? Когда?

— Меньше месяца назад. Нам удалось найти одного цыгана по имени Заро. За сотню золотых экю он согласился всё рассказать.

— Не может ли это быть обманом? — Лануа опустился обратно в кресло. Вопрос он задал с изрядной долей сомнения. — Три года мы не могли узнать ничего, и вдруг объявляется цыган, которому всё известно. Мне всё это кажется неправдой.

— Я был такого же мнения, отец мой, — слегка склонившись, отвечал человек со шрамом, — по этой причине, когда мне сообщили радостную новость, самолично отправился в Арль, где у них находится табор, и побеседовал с цыганом.

— И что же ты узнал?

— Всё совпадает, отец мой. Цыган Заро был женихом цыганки по имени Нефиза. Эта Нефиза не кто иная как дочь предательницы Мемфизы.

— Мемфизы? — в голосе Лануа послышалась отчётливая радость. — Рассказывай, сын мой. Рассказывай дальше.

— Так вот. Эта цыганка по желанию матери была отправлена в дом к графу Д, Арманьяку. Как рассказывает цыган, пробыла она там очень короткое время. Когда цыганка вернулась, она принесла с собой ребёнка. Мальчика. Цыган, увидев её с ребёнком, отказался на ней жениться. А как- то раз напился и ударил спящего ребёнка. Это увидела та самая Нефиза. По его словам, она несколько раз пырнула его ножом в отместку за мальчика, и он лишь чудом остался в живых. Он, после этого случая, затаил зло на свою бывшую невесту. Цыган говорит, что эта девушка как волчица охраняет ребёнка. Она никого не подпускает к нему близко. Ко всем относится с подозрением.

— Похоже, это действительно наш злейший враг…последний оставшийся в живых отпрыск Д,Арманьков. Вы выяснили, где находится цыганка с мальчиком?

— Да, отец мой. По рассказу цыгана, она живёт отдельно от табора. Вроде бы она купила дом в маленькой деревушке между Арлем и Тулоном. Цыган вызвался отвести туда наших братьев. Этой ночью они нападут на цыганку с ребёнком.

— Они должны быть живыми, когда я увижу их! Или же я должен видеть его мёртвое тело, — в голосе главы ордена появилась холодная угроза. — Я предупреждал вас. Я лично должен убедиться в том, что этот мальчик и есть отпрыск Д,Арманьков.

— Наши братья осведомлены и сделают всё, как вы того и желали. Они привезут мальчика сюда.

— Тебе следует вернуться назад на случай непредвиденных обстоятельств. Мы должны исключить любую, даже малейшую возможность спасения мальчика.

— Я немедленно отправляюсь в Арль, отец мой!

Человек со шрамом снова поцеловал руку Лануа и, пятясь назад, покинул мавзолей. Некоторое время после его ухода глава ордена пребывал в глубокой задумчивости. Его лицо снова стало непроницаемым для постороннего взгляда. Лануа редко выдавал свои подлинные чувства. Сегодняшний день стал исключением. И тому была причина. Он никогда не мог смириться с мыслью, что в тот день, когда они сумели уничтожить графа Д,Арманьяк, они упустили новорождённого мальчика. А ведь именно он, являл для ордена наивысшую угрозу. Все эти три года Лануа полагал, что роковое предсказание рушит все их труды и оберегает жизнь мальчика. Эта мысль вносила ужас в душу Лануа, ибо он страшился часа, когда предсказание действительно может осуществиться. Он страшился этого, но не признавался в этом никому. Даже себе. И вот теперь…такая удача. Уже сегодня все его опасения останутся в прошлом. Глава ордена резко поднялся и направился к одному из трёх выходов, имевшихся в мавзолее. Оба монаха следовали за ним по пятам. Через дверь они вышли в соседнее помещение, гораздо меньшее, чем сам мавзолей. Здесь имелся ещё один вход, за исключением того, откуда появились они. В левом углу помещения имелся каменный колодец, наполненный водой. Сюда и подошёл глава ордена. Остановившись у каменного круга, он достал из внутреннего кармана маленький пузырёк с синеватой жидкостью. Вначале он пристально разглядывал его, а затем откупорил и вылил содержимое в воду. Пустой пузырёк полетел в воду вслед за содержимым. После совершённого действия, глава ордена некоторое время пристально смотрел на воду, отслеживая все изменения. Практически за короткое время цвет воды изменился, приняв желтоватый оттенок. Глава ордена отметил про себя эти изменения. Чуть позже по его знаку один из сопровождающих его монахов прошёл к другому выходу и исчез за дверью. Тотчас же за дверью послышался шум. Она снова отворилась. Появились уже три человека. Двое монахов тащили связанного по рукам и ногам молодого человека. Ко всем прочим страданиям, ему и рот заткнули куском грязной материи. Оттого он лишь вращал расширившимися от ужаса глазами вокруг себя, пытаясь понять этот странный ритуал, который, несомненно, его пугал. Пленника подтащили к колодцу. Затем по молчаливому знаку главы ордена, приподняли и поставили на ноги. Руки у пленника были связаны за спиной. Это обстоятельство позволило пропустить палку у него под мышками. С какой целью это делалось, стало ясно позднее, когда те же двое монахов подняли пленника и осторожно опустили в колодец. Воды в колодце оказалось совсем немного. По этой причине один конец палки сразу же упёрся в дно, второй же лёг на верхний край. В виду таких незамысловатых действий, одна половина тела пленника оказалось в воде, а вторая же снаружи. Снаружи осталась и голова пленника, что позволяло ему всё ещё дышать. Едва пленник оказался в колодце, как глава ордена сделал несколько шагов назад. Все трое монахов последовали его примеру. И все трое вслед за ним устремили напряжённый взгляд в сторону колодца. Вначале пленник лежал тихо. Видимо, он никак не мог прийти в себя. Страх сковал все части его тела. Но мало помалу, он начал дёргаться. Вначале едва заметно. Но с каждым мгновением всё сильней и сильней. Пленник стал издавать глухие звуки. Видимо он кричал, но кляп не позволял услышать что именно. Эти звуки усиливались, едва голова, которая постоянно металась из стороны в сторону, касалась воды. Прошло ещё немного времени, и на одежде пленника появились едва заметные дыры. Он начал извиваться всем телом и как следствие, биться о воду. Брызги полетели из колодца, но все четверо сохраняло достаточное расстояние от колодца, чтобы избежать нежелательного соприкосновения. Тем временем мучения несчастного продолжались. Вода буквально начала выедать одежду пленника. На оголённой коже начали появляться мелкие волдыри. Эти волдыри распространялись по всему телу. Затем они начали лопаться. На месте, где они лопались, кожа сходила вместе с волдырями, оставляя на месте кровоточащую рану. Вскоре боль стала совершенно невыносимой. Его лицо посинело. Изо рта хлынула пена. Частые конвульсии пленника привели к тому, что его тело начало сползать по палке вниз. Понемногу оно стало погружаться в воду. Один из монахов направился, было, к палке, но Лануа остановил его.

— Уже не имеет значения, — коротко произнёс он, и ещё раз взглянув на левую руку несчастного всё ещё торчавшую над водой, добавил, — яд слишком сильный. Признаки отравления проявляются слишком рано. Это очевидно. И очень опасно. Передайте нашим братьям, пусть найдут средство замедлить действие состава.