Филипп лежал с закрытыми глазами в своей опочивальне и сотый раз задавался вопросом, правильно ли он поступил, написав письмо Луизе. Не легче ли было просто сделать вид, что он любит ее, и оставить всё, как было. Не было сомнений в том, что Луиза принимала его как супруга, но после его письма всё могло измениться. В любом случае Филипп не хотел скрывать того, что произошло. Он не собирался прятать своих чувств. Он и так боролся с собой, сколько мог. Чувство к Мирианде оставалось, но Филипп понимал, что Луиза начинает притягивать его. Если она сможет понять его, то возможно, со временем, он сможет забыть Мирианду. Нет, поправил себя Филипп, он не сможет забыть Мирианду. Он, возможно, сможет забыть о чувстве, которое питает к ней. Если сможет, конечно. Мысли Филиппа перешли на Таньги. Он и понятия не имел, что собирался предпринять Таньги. И конечно, Филипп в душе не верил, что ему удастся справиться с орденом. Надеяться на это мог лишь глупец, который не сознавал всей мощи этих людей. «Главное, чтобы Таньги вернулся живым, – думал Филипп, – достаточно смерти Одо и Антуана. Я не могу больше терять своих друзей». При этой мысли Филипп невесело усмехнулся. Его преследовал рок. Все близкие люди, которые оказывались рядом с ним, погибали, а он оставался в живых. И когда это кончится? Филипп повернулся на бок и подложил руку под голову, намереваясь уснуть. Но, как часто это бывало с ним, ему так и не удалось это сделать. Внизу раздался какой-то шум. Филипп услышал громкие голоса, а через некоторое время в коридоре раздались шаги, и дверь в его покои отворилась. В комнату влетел хохочущий Таньги, а вслед за ним Жорж де Крусто, который только и делал, что повторял:

– Расскажи, Таньги, ну расскажи, как всё было, чёрт бы тебя побрал!

Луч надежды мелькнул в сознании Филиппа. «Неужели…» – дальше он не успел подумать.

– Платите по счетам, монсеньор, – вскричал хохочущий Таньги, – ваши враги в данное время находятся по пути в ад, где наверняка их примут с почётом!

– Таньги, – Филиппа в одно мгновение сдуло с кровати, – Таньги, неужели тебе удалось это сделать? Но как? Как возможно уничтожить таких могущественных врагов за столь короткое время?

Таньги перестал смеяться и, глядя на ошеломлённое лицо Филиппа, постучал пальцем по своей голове.

– С помощью вот этого приспособления, мой друг! Надеюсь, я не слишком разочаровал тебя, управившись с твоими делами намного раньше, чем обещал?

– Мне не верится, Таньги, просто не верится, – Филипп недоумённо покачивал головой.

Таньги улыбнулся обоим друзьям.

– За бутылочкой доброго вина я, пожалуй, расскажу вам историю гибели ордена, который на поверку оказался не столь могущественным, если не считать моего противника, который едва не отправил меня на тот свет и несчастного Пьера Кошона.

– Ты видел его преосвященство? – вскричал Филипп.

– Я видел его преосвященство, а вернее, его мёртвое тело. Епископа растерзали на моих глазах!

– Спускайтесь в зал, я лично схожу в винный погреб.

– Вот это я понимаю, – весело закричал Таньги. – И поторопись, мой друг, я с самого утра не пил даже глотка воды, надеясь сохранить достаточно жажды, чтобы опустошить твой погреб. И чувствую, что мне это по силам.

Филипп сбежал вниз. Пробежал мимо нескольких слуг. У самого погреба он едва не свалил пожилого виночерпия, который и так едва держался на ногах по причине весёлого настроения. Но Филипп не обратил на него внимания, что и было видно по его поведению, и нырнул в открытую дверь погреба. Через минуту он уже выбегал, держа в руках порядочное количество бутылей довольно внушительных объёмов. Когда он прибежал в зал, Жорж де Крусто успел распорядиться насчёт еды. Не дожидаясь, пока еда появится на столе, де Крусто наполнил кубки вином. Таньги встал, собираясь провозгласить тост.

– Упокой Господь чёрные души этих мерзких людишек и упокой Господь душу нашей королевы, – с пафосом произнёс Таньги и тут же, словно что-то вспомнив, обратился к Филиппу:

– Ты, как мне помнится, обещал выполнить любое моё желание?

– Обещал, – подтвердил Филипп.

– Надеюсь, граф, вас не надо спрашивать, сдержите ли вы своё слово?

– Ни в коем случае, – улыбаясь, ответил Филипп и услышал над ухом шёпот де Крусто:

– Берегись, Филипп, Таньги задумал какую-то подлость!

Сразу после этих слов раздался печальный вздох Таньги, и он произнёс:

– Закажешь упокойную мессу в память о нашей доброй королеве!

– Таньги, она жива! Нельзя заказывать упокойную мессу, если человек не умер!

– Для королевы сделаем исключение, – отозвался Таньги, – она несомненно заслуживает этой чести. К тому же мне так хочется услышать хорошие, добрые слова про нашу королеву, – Таньги снова вздохнул, – при её жизни мне точно это не удастся!

– Твоя взяла, Таньги, – согласился Филипп и с явным нетерпением добавил, – а теперь рассказывай, что происходило в Париже!

Таньги опорожнил содержимое кубка, и, пока де Крусто наполнял кубки, он начал рассказывать. Филипп и де Крусто вначале слушали его молча, но потом всё чаще и чаще звучал смех. Нередко они перебивали Таньги вопросами, на которые он подробно отвечал. Рассказ Таньги длился до самого утра. На столе лежала дюжина пустых бутылок и почти столько же полных, когда он наконец закончил свой рассказ.

Филипп, который был уже изрядно навеселе, встал со своего места, шатаясь, подошёл к Таньги и обнял его. Де Крусто проделал то же самое вслед за Филиппом.

– Клянусь честью, – слегка запинаясь, произнёс Филипп, – у королевы будет самая лучшая месса, которая только может быть.

Они не стали ограничиваться выпитым, так как Таньги справедливо предположил, что дюжина бутылок, стоявшая перед ними, заслуживает достойного внимания. Они продолжили начатое. Слуги удивлённо косились на Филиппа, за которым прежде не наблюдалось подобных пристрастий. Когда возле них появился лекарь, у которого был вопрос к Филиппу, тот был уже изрядно навеселе и не стал его слушать, а попросту посадил рядом с собой и поставил перед ним наполненный вином кубок. В полный разгар веселья появился один из стражников с сообщением, что его хочет видеть некий цыган.

– Цыган? – несмотря на хмель в голове, он удивлённо посмотрел на стражника.

– Зови его, пусть выпьет с нами за упокой королевы, – пьяным голосом произнёс Таньги.

Стражник перекрестился и вышел из замка. А вскоре после этого вернулся в сопровождении цыгана средних лет, рядом с которым шла молодая девушка с весьма привлекательным лицом. На вид ей было не более восемнадцати лет. А судя по одежде, она тоже была цыганкой.

Филипп, слегка пошатываясь, встал, пытаясь хорошенько разглядеть лицо цыган, но, как он ни смотрел, людей, подходивших к нему, узнать не мог. И мужчина, и девушка низко поклонились Филиппу.

– Кто ты и откуда меня знаешь? – Филиппа слегка пошатывало, и он не замечал лёгкого испуга в глазах девушки.

– Я Захир, – коротко ответил цыган, – я пришёл от имени Мемфизы!

– Мемфизы? – Филипп на мгновение протрезвел и хмуро посмотрел на цыгана. – Должно быть, тебе неизвестно, что она умерла.

– Мне известно это!

– Я не понимаю твоих слов!

– Перед смертью Мемфиза сказала мне: – «Захир, если я умру, отведи мою дочь к графу Арманьяку. Он даст ей какую-нибудь работу, и она не умрёт с голоду и не станет добычей плохих людей!» Я привёл к вам её дочь!

Сказав эти слова, Захир повернулся и, не оборачиваясь, ушёл. Смуглокожая девушка большими карими глазами с надеждой смотрела на Филиппа.

Филипп подошёл к девушке, и приложив руку к её щеке, негромко спросил:

– Как тебя зовут? – Нефиза!

Филипп поцеловал девушку в лоб.

– Ты будешь гостьей в моём доме! Ты можешь жить, сколько хочешь, и уйти, когда пожелаешь! И знай, Нефиза: никто не осмелится обидеть тебя, пока я жив!

– Спасибо! – девушка явно не ожидала таких слов от этого важного сеньора.

Филипп позвал слуг и велел передать управляющему, чтобы приготовил комнату для Нефизы. Лишь когда он появился и увёл с собой Нефизу, Филипп вернулся к столу и продолжил веселье. Когда на столе не осталось ни единой полной бутылки с вином, они отправились спать. Пока они шумно храпели в своих комнатах, по городу с быстротой ветра начал распространяться слух о том, что монсеньор пребывает в печали по причине скоропостижной смерти королевы. А вечером того же дня жители Осера воочию убедились в правдивости этих слухов. В одной из церквей города прошла заупокойная месса, посвященная памяти королевы. Церковь была забита народом. Люди проникновенно смотрели на стоящего, молитвенно сложив руки, Таньги, который с весьма печальным видом слушал трогательную речь священника. Месса прошла без особых происшествий, за исключением одного.

Когда священник закончил мессу, он подошёл к Таньги и громко, с той участливостью, что присуща всем священнослужителям, спросил:

– Сын мой, ты так убиваешься по нашей покойной королеве. Наверное, ты очень её любил?

Едва раздались эти слова, как в полной тишине церкви раздался громкий хохот де Крусто, который присутствующие сочли кощунственным в данной обстановке, и с умилением услышали ответ Таньги:

– Не спрашивайте, святой отец, ибо мою любовь к покойной королеве выразить словами невозможно!

Филипп, по понятным причинам, отказался присутствовать на мессе. У него, в отличие от своих друзей почти не увлекавшегося распитием вина, страшно болела голова. К моменту, когда Таньги и де Крусто вернулись из церкви, он сидел в кресле и, кривясь от отвращения, пил нечто ужасное, как выразился сам Филипп. Отвар был специально приготовлен для него лекарем. Пока он пожинал плоды вечерней попойки, Таньги и де Крусто завязали разговор о предстоящих планах. Ордена уже не было, так что они могли действовать без оглядки назад. Филипп не вмешивался в разговор. Он потихоньку пил настой и слушал Таньги.

– От Парижа до Бретиньи разъезжают конные отряды бургундцев, – рассказывал Таньги, – их достаточно много. Кроме всего прочего, повсюду вдоль дороги расставлены пехотинцы. У меня создалось впечатление, что герцог Бургундский перебрасывает свои войска из Парижа в Бретиньи, где уже, судя по слухам, находится сильный гарнизон, направленный взамен того, что вы уничтожили.

– Какой смысл? – удивился де Крусто. – На пороге зима. Они не смогут предпринять каких-либо действий. Неужели герцог Бургундский надеется взять Осер?

– Не знаю, не знаю, – отвечал Таньги и, обращаясь к Филиппу, спросил:

– А ты что думаешь?

– Я? – переспросил Филипп. – Я думаю, что всё намного сложнее, чем вы себе представляете.

– Иначе говоря, – спросил его Таньги, – ты предполагаешь, что герцог Бургундский попытается взять Осер?

Филипп отрицательно покачал головой.

– Ему не под силу взять Осер. Он это понимает не хуже нас с вами. Но в таком случае возникает вопрос: а почему, зная это, он продолжает перебрасывать свои полки на юг? Ответ очевиден, – с глубокой задумчивостью продолжал Филипп, – он уходит из Парижа. Следовательно, в него в скором времени войдёт английская армия. Это первое. И второе. По моему глубокому убеждению, готовится крупномасштабная кампания на юге Франции. Герцог Бургундский готовит некий плацдарм, откуда будет нанесён удар, и, в первую очередь, по Орлеану, который находится ближе всего к Бретиньи, а после его захвата они двинутся на Осер, а после него путь свободен. Они захватят юг и низвергнут дофина. С такими силами, какими они обладают, задача вполне реальная.

– Не забывай, что на пороге зима, – возразил де Крусто.

– Все это понимают, – ответил Филипп, – поэтому и считают, что раньше весны наступления не будет. Но вы забываете, что король Англии – тот полководец, что разбил нашу армию при Азенкуре. Он очень умён и нанесёт удар тогда, когда мы меньше всего будем его ждать.

Таньги и де Крусто с серьёзными лицами слушали размышления Филиппа. Если он окажется прав, то впереди их могут ждать весьма нерадостные события.

– Какой же выход? – после недолгого молчания спросил де Крусто.

– Есть у меня одна мысль, – отозвался Филипп и продолжил с лёгкой улыбкой на губах:

– Герцог Бургундский, ко всему прочему, наверняка, спит и видит, как бы заманить нас в ловушку, иначе не стал бы расставлять их по всему пути, от Парижа до Бретиньи. Наверняка, едва мы появимся, как его сразу же известят об этом, а следовательно, он отправит против нас крупные силы. Что ж, если я прав и он действительно пытается заманить нас в ловушку, доставим ему это удовольствие.

– Что ты задумал? – в один голос спросили Таньги и де Крусто.

– В своё время узнаете, – ответил Филипп, – а пока, Жорж, приготовь триста человек. Не спеши, они должны быть полны сил, а лошади хорошо откормлены. Отряд возглавлю я. Таньги поедет со мной, а ты останешься в Осере и будешь ждать моих распоряжений. Пока это всё. Через неделю выступаем.

Разговор на том закончился. Все в предвкушении новых военных действий занялись приготовлениями к отъезду. Арманьяки делали это столько раз, что подготовка проходила без излишней суеты. Филипп лично следил за тем, как кормят лошадей. От их выносливости часто зависела жизнь всадников. За этим занятием и застал Филиппа гонец, которого он отправил с письмом. Гонец коротко передал слова Луизы. А через несколько дней после этого события отряд из трёхсот всадников под командованием Филиппа выступил из Осера.

* * *

Дни менялись один за другим. Погода с каждым днём ухудшалась. Дожди и сильные ветры стали обычным явлением. Живот у Луизы округлялся с каждым проходящим днём, и она больше не могла каждый день ходить в церковь, как прежде. Луиза проводила большую часть времени за вышивкой, которая успокаивала её, или в беседах с Шарлоттой. С Капелюшем, который по-прежнему неотступно следовал за нею, Луиза разговаривала редко, по той простой причине, что сам Капелюш не любил разговаривать. Она видела, что он мучается от того, что не имеет вестей от Филиппа. Она сама этим мучилась. Она отвергла предложение Филиппа, потому что знала: невозможно жить счастливо, когда другие несчастны. Филипп и так проявил великодушие к ней. Могла ли она требовать большего? Эти мысли на время успокаивали её, но молчание Филиппа действовало на неё удручающе. Возможно, он больше не хочет её видеть. Пока Луиза, вышивая, предавалась грустным мыслям, Мария Анжуйская ходила по всему дворцу в поисках дофина. Она не могла понять, куда он исчез. Должна была состояться встреча с посланником папы, кардиналом Ринальдо Орсини, но дофин так и не появился. Один из разосланных на поиски дофина слуг сообщил Марии Анжуйской, что его высочество видели, когда он спускался в винный погреб. Услышав это, Мария Анжуйская заспешила вниз. Когда она спустилась в винный погреб, он показался ей пустым. Но, зная склонность дофина к одиночеству, она решила обследовать весь обширный погреб. Поиски привели её к одному из деревянных стеллажей, за которым она увидела дофина. Дофин сидел, оседлав бочку, с кубком в руке. Он заметил появление Марии Анжуйской, но не обратил на неё внимания. Дофин вынул деревянную затычку из нижней части бочки и подставил под струю хлынувшего вина свой кубок. Как только он наполнился, дофин воткнул затычку на место. Вино продолжало капать, а дофин начал отпивать мелкими глотками из кубка.

– Может, его высочество соизволит объяснить, что происходит? – поинтересовалась Мария Анжуйская.

– А разве это нужно объяснять? – отозвался дофин. – Я пью вино.

Он опустошил кубок и снова потянулся к затычке, повторяя предыдущие действия.

– Что случилось? – уже встревоженно спросила Мария Анжуйская, поведение дофина не было ему свойственно.

– А что может случиться? – в словах дофина послышалась глубокая горечь. – Собственная мать хотела убить меня. Собственный отец предал меня. Да будет вам известно, Мария, мой отец назвал меня ублюдком. Он отрёкся от меня и завещал французский трон моему кузену Генриху, который женился на моей сестре Екатерине и который называет себя не иначе как королем Англии и Франции… Святой Педро, следует выпить за его здоровье, – дофин отпил большой глоток из кубка.

– Ну и слава богу, – с облегчением произнесла Мария Анжуйская, – нам не нужен престол. Мы сможем оставаться в Дофинэ и наслаждаться жизнью.

– Мария, – вскричал гневно дофин, – как вы можете говорить такие слова? Я должен стать королём. Генрих не имеет права на мой престол. Ни он, ни кто другой. И будь я проклят, если кому-нибудь уступлю свой трон.

– Так что же вы здесь сидите? – Мария Анжуйская улыбнулась.

Дофин смотрел на неё, и постепенно лицо его разглаживалось, а под конец появилась улыбка.

– Святой Педро, а вы правы, жёнушка. Пора заявить открыто о своём праве престолонаследия!

Дофин слез с бочки и нежно прижался к ручке своей супруги.

– Что бы я делал без вас, жёнушка? – прошептал дофин.

– Напились бы как школяр!

– Вы ответите мне за эти слова, – дофин подхватил Марию Анжуйскую, и они вместе вышли из винного погреба.

Дофин потратил на разговор с папским посланником около часа и вернулся от него в отличном расположении духа. Папа обещал всячески поддерживать дофина в борьбе против Англии.

Однако хорошее настроение дофина продержалось не долго. После встречи с кардиналом прошло всего несколько часов, когда он получил послание. Прочитав его, дофин стал ещё более мрачным, чем прежде. Прихватив с собой Марию Анжуйскую, он поспешил к графине Арманьяк.

Луиза с недоумением встретила их высочеств. Никогда прежде они не заглядывали к ней. Они с Шарлоттой поднялись со своих мест.

– Миледи, – заговорил без каких-либо предисловий дофин, – я прошу быть вас мужественной и стойко перенести новость, которую собираюсь вам сообщить!

– Его убили, – вскричала, мгновенно побледнев, Луиза. Слова дофина заставляли предполагать самое худшее.

– Нет, – ответил дофин с весьма расстроенным видом, – его не убили. Ваш супруг окружён, миледи. Как мне сообщили, вашего супруга окружил герцог Бургундский. Он загнал вашего супруга в Бретюнском лесу. Понятия не имею, как ему это удалось, но истина в том, миледи, что граф не сможет выдержать долго. У него нет продовольствия. Ему остается одно из двух: либо сдаться, либо выйти из леса и сражаться, что равносильно гибели.

– Филипп храбр, он…

– Миледи, – перебил её дофин, – не стоит питать несбыточных надежд. Трёмстам людям вашего супруга противостоит трёхтысячная армия герцога Бургундского. У него десятикратный перевес в силе. Каким бы храбрым и сильным ни был ваш супруг, на этот раз ему не удастся победить.

– Я поеду к отцу, – Луиза в волнении начала ходить по комнате, – я поеду нему, я попрошу.

– Миледи, – вновь перебил её дофин, – вы прекрасно знаете, что герцог Бургундский не послушает вас, так зачем же попусту тратить время? Да и кто знает, смогут ли они продержаться так долго, чтобы вы могли встретиться со своим отцом?

– Что же мне делать? – Луиза закрыла лицо руками. Её плечи едва заметно начали подёргиваться.

– Молитесь, – произнесла Мария Анжуйская, – молитесь за супруга.

После этих слов они оставили Луизу наедине с Шарлоттой и вышли. Луиза бросилась на постель и разрыдалась. Она плакала навзрыд, и Шарлотта никак не могла её успокоить. Облегчение пришло к Луизе лишь тогда, когда она, обессиленная от горя и слёз, уснула.

Дофин едва ли чувствовал себя лучше Луизы. После всех новостей, связанных с отрешением его от престола, новость об окружении арманьяков стала последним ударом для него. Он терял не только преданного друга, но и верного союзника. И тем хуже становилось его собственное положение. Город, который узнал эту новость в тот же день, понимал, насколько ослабли позиции дофина с гибелью графа Арманьяка. Да и не только Бурж это понимал, но и все остальные во Франции. Все последующие дни дофин ходил мрачный и молчаливый. Никто не осмеливался заговорить с ним. Даже его супруга порой воздерживалась потревожить его. Во дворце наступила пора уныния и скорби. Все ожидали со дня на день услышать вести о смерти арманьяков. Однако дни протекали один за другим, но вестей никаких не приходило. Луиза снова замкнулась в себе. Она выглядела подавленной и измождённой. Как ни билась Шарлотта, доказывая ей, что она не должна себя вести подобным образом, ничего не получалось. Даже ребёнок, который всё чаще подавал о себе знать, не мог утешить Луизу. Мысли о Филиппе не покидали её ни на минуту. Она с нетерпением ждала новостей, но в то же время страшилась их.

Неизвестность мучила Луизу. А тяжелее всего было от того, что никто не понимал её. Ей не с кем было поговорить о Филиппе. Все только и знали, что утешать её. И тогда Луиза решилась сделать то, что намеревалась сделать ещё в первые дни своего приезда и после того, как она получила письмо от Филиппа.

В один из дней она попросила Капелюша запрячь карету и отправиться вместе с ней. Капелюш, который переживал не меньше Луизы за Филиппа, был удивлён просьбой Луизы. Последние месяцы она не покидала своей комнаты – и вдруг такое странное желание. Он попытался отговорить Луизу, но она была тверда в своём намерении. Ни отвратительная погода, ни опасность, что могла встретиться им по пути, не могли изменить решения Луизы. И Капелюшу волей-неволей пришлось подчиниться. Капелюшу пришлось сопровождать Луизу в окрестности Буржа, где находился женский монастырь.

Оставив Капелюша дожидаться снаружи, Луиза вошла в монастырские ворота. Одна из монахинь проводила Луизу в небольшую комнату, где не было никаких предметов мебели. Оставив Луизу, монахиня ушла. Чтобы как-то скрасить ожидание и справиться с неутихающим волнением, Луиза стала рассматривать фрески на одной из стен. Там был изображён апостол Петр с посохом в руке. Над его головой сиял ореол. Он вглядывался куда-то вдаль, стоя на склоне горы. Внизу стояли люди. Одна из них – женщина – держала за руку ребёнка и показывала ему на то место, где стоял святой Петр. Луиза так увлеклась этими фресками, что не услышала, как отворилась дверь.

– Вы хотели видеть меня?

От звука прозвучавшего голоса Луиза вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Мирианда. Она была в монашеском одеянии. Лицо было бледным и спокойным. Она смотрела на Луизу мягким взглядом.

– Да, – Луиза никак не могла унять волнение, – я хотела видеть вас.

– Я рада вам, – негромко, но с искренней доброжелательностью произнесла Мирианда.

Луиза смотрела на Мирианду и понимала, почему Филипп влюбился в неё.

– Я хотела поговорить с вами и… попросить вашего совета!

– Разве я могу помочь вам? – Луиза уловила в её голосе грусть.

Она вытащила письмо Филиппа и протянула его Мирианде. У Мирианды мелькнуло удивление на лице, но письмо всё же она взяла. Пока Мирианда читала, Луиза следила за выражением её лица. Оно менялось несколько раз, по мере того как Мирианда читала. Закончив читать, она вернула письмо Луизе.

– И что же вы ответили?

– Ничего! – Луиза с мольбой устремила взор на Мирианду. Не осуждайте меня, Мирианда. Я встала между вами, я стала причиной вашего несчастья, я отняла у вас обоих любовь. Как я могла согласиться, если он любит вас!

– Вы хотите стать ему супругой?

– О, Мирианда, как вы безжалостны ко мне.

– Луиза, – с невыразимой грустью заговорила Мирианда, – Филипп чист сердцем и душой. Я поняла это сразу же, как только увидела его. С ним нельзя играть. Его нельзя обманывать. Филиппа можно только любить. Любить всей душой. Во имя этой любви я отказалась от своего счастья. А вы бросили его, когда он более всего в вас нуждался. Неужто вы желаете ему страданий? Подумайте, Луиза. Отказав ему в том, на что он имел право и надеялся обрести, вы обрекли Филиппа на страданья. Ибо он будет всегда помнить меня. А во мне любовь, которую потерял, и вас, которая лишила его счастья и надежды обрести любовь вновь.

Мирианда с нежностью сестры дотронулась до руки притихшей Луизы и продолжила говорить:

– Или вы дадите ему любовь и семью, о которой он всегда мечтал. Выбор за вами, Луиза! Но помните, отказав ему в любви, вы уничтожите всё то, что нам троим пришлось выстрадать, чем пожертвовать.

– Сестра моя, – Луиза бросилась в объятия Мирианды. Они долго стояли, обнявшись. У обеих были слёзы на глазах. У одной были слёзы печали. Она оплакивала свою несчастную любовь. У другой были слёзы счастья, ибо она обрела супруга!

Когда они отстранились, стараясь скрыть свои слёзы друг от друга, Луиза прошептала:

– Вы святая, Мирианда!

– Нет, Луиза, – украдкой вытирая слёзы, ответила Мирианда, – я не святая, и у меня есть просьба к вам.

– О, если я только смогу отплатить вам за счастье, что вы подарили мне… я сделаю для вас всё, не задумываясь. Клянусь вам, Мирианда, я выполню любую вашу просьбу.

– Подумайте, Луиза, прежде. Вы ведь не знаете, что я у вас попрошу.

Луиза ещё раз очень нежно обняла Мирианду. Она была счастлива. Очень счастлива.

– Клянусь, Мирианда. Клянусь вам именем святой Девы Марии. Я выполню вашу просьбу, чего бы это мне ни стоило, Мирианда, дорогая сестра моя.

Мирианда отстранилась от Луизы. Бледность её лица ещё более подчёркивала торжественность, с которой она обратилась к Луизе.

– Вы сами так решили, Луиза. Что ж, вы поклялись именем святой Девы Марии, и я принимаю эту клятву. Выслушайте меня внимательно, Луиза. В тот день, в тот час, когда Филипп умрёт, – я приду в ваш дом, и вы отдадите мне его мёртвое тело.

Луиза, мгновенно покрывшись смертельной бледностью, отшатнулась от Мирианды. Бросив последний взгляд на Луизу, Мирианда покинула комнату так же тихо, как и вошла. После её ухода Луиза, шатаясь, добрела до стены с фресками. Цепляясь за неё руками, она с глухим рыданием сползла на пол.

– Что я наделала? Что наделала? – шептала сквозь слёзы Луиза.

Из груди Луизы вместе с судорожными рыданиями исторгся душераздирающий вопль.

– Филипп!