Стоя у каменной стены, Джед думал об удивительных капризах судьбы. Действительно, разве мог он предполагать, что вдруг окажется на плантации Спринг-Хилл? Разве мог предполагать, что задержится здесь?

Глядя на высившийся перед ним роскошный особняк, Джед невольно улыбался. В этом доме собрались очаровательные леди и богатые джентльмены, принадлежавшие к алабамской аристократии. И здесь, среди этих людей, находилась она, Элизабет Коулмен. Разумеется, он сразу же узнал ее. Хотя странно было видеть ее в белоснежном платье, в огромной нарядной шляпе и с безукоризненной прической – ни один волосок не выбивался. Она шествовала как принцесса, а выглядела точно иллюстрация из модного дамского журнала. А ведь еще совсем недавно он видел совершенно другую Элизабет Коулмен – растрепанная, в помятом грязном платье, она сидела рядом с ним на траве… Впрочем, ничего удивительного. Да, в столь разительной перемене действительно не было ничего удивительного. Ведь он сразу же понял, кто она такая, к какому миру принадлежит. Просто не ожидал, что почувствует себя так неловко, встретившись с ней здесь.

Но и она ужасно смутилась – в этом не было ни малейших сомнений. Он увидел, как она вспыхнула, увидел смятение в ее глазах. И тотчас же почувствовал себя огромным и неуклюжим… Разумеется, она не ожидала увидеть его снова. Во всяком случае, не ожидала увидеть его здесь, на одной из богатейших плантаций штата. То, что казалось вполне естественным на испещренном солнечными бликами дворе его фермы, выглядело сейчас нелепым и даже предосудительным… Так что можно было понять ее смущение, ее испуг. Он и сам почувствовал облегчение, когда после краткого и ничего не значившего разговора она под каким-то предлогом поспешно удалилась.

Солнце уже опускалось за горизонт, а Джед находился так же далеко от Мобила, как и утром, когда выехал со своей фермы. Бледсо пригласили его остаться на ужин – при всем своем аристократизме и высокомерии они оказались весьма гостеприимными хозяевами, – и он согласился. Согласился, хотя прекрасно понимал: нет никакого оправдания тому, что он задержался здесь так надолго. Однако Джед ничего не мог с собой поделать, ибо в тайниках его души все еще теплилась надежда… Да, он надеялся, что ему удастся еще раз – хотя бы мельком – увидеть Элизабет Коулмен, прежде чем он покинет Спринг-Хилл.

Джед познакомился с Нэнси Ли, весьма строгой и очень неглупой дамой. К тому же она оказалась весьма любознательной – внимательно слушала все, что он рассказывал о Техасе, и задавала вполне уместные вопросы. Миссис Ли сказала, что собирается вместе со своим зятем и Хартли совершить путешествие на Запад. Разумеется, Джед не стал ее отговаривать – его вмешательство было бы совершенно неуместным, – однако он надеялся, что кто-нибудь другой отговорит ее от этого путешествия. Техас был совсем неподходящим местом для такой утонченной леди, как она. Да и что ей там делать?..

Абрахам Коулмен, каким-то образом связанный с Хартли, хотел поговорить о хлопковых плантациях вдоль реки Бразос. Но об этом Джед не много мог рассказать. Коулмен ему понравился, хотя чувствовалось, что он находится под влиянием лорда Хартли. К тому же мистер Коулмен был отцом Элизабет, и это обстоятельство немного нервировало Джеда. В конце концов его выручил Бледсо, настоявший на том, чтобы гость прогулялся с ним по его садам. Они совершили приятную для обоих прогулку, а потом Бледсо, извинившись, покинул его. День угасал, и гости уже направлялись в дом – близилось время ужина. Задержавшись на обсаженной цветами тропинке, Джед задумался… Может, еще не поздно отказаться от приглашения? Может, запрыгнуть в седло – и покинуть плантацию Сприпг-Хилл? Ведь можно уехать не прощаясь. Но тогда он наверняка не увидит Элизабет Коулмеп…

Наконец Джед принял решение. Затоптав еще дымившуюся сигару, которой угостил его Бледсо, он направился к конюшням. Глупо было так много думать о женщине, с которой – Джед в этом не сомневался – он никогда больше не увидится. Но такую женщину забыть невозможно, и он знал, что будет часто вспоминать ее и много думать о ней. Что ж, тем больше у него оснований для того, чтобы побыстрее покинуть эту плантацию.

Услышав чьи-то шаги, Джед отступил в тень древовидной азалии, так как не желал никому давать объяснения по поводу своего столь раннего и внезапного отъезда. Он уже поблагодарил Бледсо за гостеприимство, а Сэм слишком хорошо его знал и едва ли мог предположить, что он здесь задержится надолго. В следующее мгновение из-за поворота появилась женская фигура, и Джед почувствовал, что у него перехватило дыхание… Он тотчас же узнал Элизабет, еще более прекрасную, чем прежде.

Она уже успела переодеться, и сейчас на ней было темно-розовое шелковое платье, шуршавшее при каждом ее движении. Плечи ее оставались открытыми, а короткие пышные рукава были отделаны столь же пышными белыми кружевами, похожими на пену. Волосы же, обрамлявшие прелестное личико, падали на плечи безупречными локонами и, казалось, сверкали в лучах заходящего солнца.

Зачарованный этим зрелищем, Джед на несколько мгновений забыл, где находится. Но девушка подходила все ближе, и в какой-то момент Джед сообразил, что может напугать ее тем, что прячется за деревом. Он вышел на дорожку и с легким поклоном произнес:

– Добрый вечер, мисс Коулмен.

Она тихонько вскрикнула от неожиданности и, покраснев, в смущении пробормотала:

– О… мистер Филдинг… Я… Добрый вечер. Мне сказали, что мистер Бледсо здесь.

Это было правдой лишь отчасти. Ей сказали, что Уильям Бледсо гуляет с Джедом по саду, и она отправилась искать их. Причем очень надеялась, что ей удастся остаться с гостем наедине. Элизабет убеждала себя, что хочет лишь поблагодарить Джеда за то, что он не выдал ее, но теперь, увидев его, она поняла, что дело не только в этом. Судьба свела их с Джедом таким же чудесным образом, как свела Сэма Хьюстона и Маргарет – так неужели отвергать то, что предлагала ей сама судьба? Она должна была снова увидеть его. У нее просто не оставалось выбора.

Элизабет пыталась найти нужные слова, но еще больше смутилась.

– Простите, – пролепетала она, – я думала, что мистер Бледсо здесь…

– Мэм, он только что был здесь, – ответил Джед. – Мистер Бледсо ушел в дом. Вероятно, вы найдете его там.

– А я… – Элизабет умолкла; ей вдруг почудилось, что она вот-вот задохнется.

Джед тоже растерялся. Судорожно сглотнув, он произнес:

– Прошу простить меня, мэм, мне пора…

Джед сделал несколько шагов в сторону конюшен.

– О, мистер Филдинг, пожалуйста! – выпалила девушка, протягивая к нему руку, словно хотела удержать его.

Джед остановился, обернулся… И Элизабет вдруг почувствовала, что сказать ей нечего. В полной растерянности она пролепетала:

– Я хотела… хотела поблагодарить вас за сегодняшний день. – Она смотрела на него с мольбой в глазах. – Хотела поблагодарить за то, что вы… сохранили наш секрет.

Джед улыбнулся. „Наш секрет“ – это звучало замечательно.

– По-моему, так поступил бы любой джентльмен, мэм.

Она бросила на него взгляд, исполненный благодарности, и он снова улыбнулся. Элизабет же вдруг подумала о том, что у него замечательная улыбка, добрая и ласковая. Она нисколько не сомневалась: ей суждено запомнить эту улыбку навсегда. Потому что именно в эти мгновения – когда он улыбался – ей хотелось подойти к Джеду и крепко прижаться к нему, хотелось слиться с ним воедино… Конечно же, он джентльмен, в этом не могло быть ни малейших сомнений.

Джед молчал, поглядывая в сторону конюшен, и Элизабет почувствовала, что он вот-вот покинет ее. „Как странно, – подумала она. – Ведь совсем недавно я говорила с ним легко и свободно, а теперь не могу найти нужные слова. Но надо непременно что-нибудь сказать. Нельзя допустить, чтобы он уехал“.

Собравшись с духом, Элизабет спросила:

– Как вам… нравится Алабама?

Разумеется, ее вопрос был явной уловкой, попыткой удержать его, но Элизабет сейчас не думала об этом – она думала лишь об одном: как бы уговорить его остаться?

– О… мне здесь очень понравилось, мэм, – ответил Джсд. – Хотя раньше мне казалось, что Алабама – более обширный штат.

– Так вы бывали здесь прежде, мистер Филдинг? Он криво усмехнулся. Немного помолчав, сказал:

– Сегодня утром вы были на ферме моих родителей. Джед внимательно посмотрел на девушку. Однако не заметил на ее лице ни малейшего намека на презрение.

– Ферма ваших родителей? – пробормотала она, глядя на Джеда с неподдельным изумлением. – Так вы жили неподалеку от нашей плантации… и до сих пор мы ни разу не встречались? Как странно, мистер Филдинг, не правда ли?

Он молча пожал плечами, и Элизабет спросила:

– Что же заставило вас покинуть Алабаму и отправиться на Запад?

И тут Джед вдруг почувствовал, что мешавшая ему скованность исчезла; сейчас он мог бы общаться с этой девушкой почти так же непринужденно, как утром. Она каким-то непостижимым образом заставила его забыть о том, что ему трудно разговаривать с женщинами. Глядя в ее огромные сияющие глаза, Джед с улыбкой ответил:

– Наверное, все дело в жажде перемен.

Он не сказал ей о том, что и теперь эта тяга к переменам не оставила его. Однако чувствовал, что попытается во что бы то ни стало добиться в жизни большего, чем ему было дано изначально.

– Мой отец всегда хотел, чтобы у меня жизнь сложилась лучше, чем у него, чтобы я получил больше, чем он мог дать мне, – продолжал Джед. – Поэтому после смерти матери мы с отцом решили, что мне следует покинуть Алабаму и поискать место получше. Немного подумав, я отправился на Запад и оказался в Техасе.

– И с тех пор вы живете там? – спросила Элизабет.

Джед покачал головой:

– Нет, я много путешествовал. Пересек Биг-Ривер и однажды добрался до Скалистых гор. Мне хотелось увидеть как можно больше.

Элизабет подошла к стоявшей неподалеку скамейке и, взглянув на Джеда, присела на краешек. Она надеялась, что гость к ней присоединится – ведь еще не совсем стемнело. Но Джед медлил, и Элизабет, чтобы удержать его, сказала:

– Вы, кажется, говорили, что вам приходилось жить среди индейцев…

– Да, верно. – Он подошел к скамье, однако сесть рядом с девушкой не решился. Это могло бы завести их слишком далеко. – Я жил среди индейцев чероки, в Техасе. Как-то раз я отправился на охоту, чтобы раздобыть мяса, упал в овраг и сломал ногу. Наконец добрался до того места, где оставил лошадь, но она уже ускакала. Это был полудикий мустанг, так что ничего удивительного…

Джед умолк и вопросительно взглянул на девушку; он решил, что ей, возможно, уже наскучил его рассказ. Но Элизабет смотрела на него с восторгом, и Джед понял, что она слушает его с величайшим интересом.

– Я нашел убежище в пещере на берегу реки, – продолжал он, – и перед этим мне удалось набрать воды в ближайшем источнике. При мне было мое ружье, но я не очень-то опасался нападения. Должно быть, я провалялся там с неделю, и перспективы мои были отнюдь не радужными, скорее, весьма мрачными. Мне становилось все хуже, и я очень ослабел, даже не мог добраться до воды, а та, что мне удалось набрать, была на исходе. Я уже решил, что мне не выкарабкаться, но как-то утром, открыв глаза, увидел перед собой незнакомца, настоящего великана…

Джед умолк и улыбнулся своим воспоминаниям. Снова взглянув на Элизабет, он увидел, что она с нетерпением ждет продолжения рассказа.

– Да, это был настоящий великан, ужасно свирепый на вид. Он склонился надо мной, и я подумал, что брежу.

Но незнакомец подхватил меня на руки, отнес в свою индейскую повозку и доставил в селение индейцев чероки. Великан же… Это был Сэм Хьюстон.

Элизабет в изумлении смотрела на гостя.

– И индейцы приняли вас? Джед кивнул:

– Сэм был членом племени, приемным сыном Улугака. Меня с радостью приняли в его доме, и я прожил там всю зиму. Охотился вместе с ними и многому у них научился.

Элизабет, не удержавшись, воскликнула:

– Но индейцы такие свирепые! Они ведь дикари! Вам не было с ними страшно?

Джед тихонько рассмеялся.

– А чероки считают, что это мы дикари. Они жили в хижинах, сложенных из бревен, и обрабатывали землю задолго до того, как здесь появились белые люди. Когда-то, пока их не вытеснили с их территорий, они владели обширнейшими плантациями в Джорджии и Северной Каролине. У них были рабы, трудившиеся на полях, и лавки, полные товаров. Ошибаются те, кто не делает различий между индейцами. Миролюбивые чероки совершенно не похожи на кровожадных дикарей с Запада. Между ними нет ничего общего.

Джед снова умолк. Казалось, он о чем-то задумался.

Наконец с грустью в голосе проговорил:

– Во всяком случае, большинство из них. Их согнали в резервации, где они ютятся на небольших клочках земли, а те, кто не может вынести жизни в резервации, бегут в самые отдаленные и дикие места. Но белые и туда приходят и гонят их еще дальше… А ведь чероки – добрые и славные люди, прекрасно образованные и воспитанные, и они хотят всего лишь одного – чтобы их оставили в покое.

– А вы, наверное, служили под началом генерала Хьюстона во время войны за независимость Техаса? – неожиданно спросила Элизабет.

Джед кивнул:

– Когда командование перешло к Сэму, мы с ним вместе прошли от Голиада до Сан-Хасинто.

Девушка с восхищением смотрела на собеседника. Перед ней был настоящий герой войны, такой же знаменитый, как и генерал Хьюстон, но только Джед… был гораздо привлекательнее, чем мистер Хьюстон, – во всяком случае, так казалось Элизабет.

– А после войны я стал владельцем ранчо, – продолжал Джед. – Сэму понадобился скот, чтобы кормить своих солдат, и потому некоторые из нас принялись ловить диких быков, бродивших повсюду. Однако оказалось, что у нас больше мяса, чем мы могли бы съесть, и поэтому часть скота пришлось продать, а остальное мы разделили между собой.

– А у вас… какое ранчо? – Элизабет хотелось узнать о собеседнике как можно больше. К тому же, пока гость отвечал на ее вопросы, он не мог покинуть Спринг-Хилл.

– Совсем небольшое, – в смущении пробормотал Джед. – Даже и говорить о нем не стоит.

– Но, должно быть, у вас там все прекрасно налажено, раз вы смогли отлучиться на время. Так что же привело вас в Алабаму?

Джед колебался – ему не очень-то хотелось отвечать на этот вопрос. К тому же он полагал, что давно уже должен был попрощаться и покинуть плантацию Спринг-Хилл. Однако Элизабет Коулмен по-прежнему смотрела на него огромными зелеными глазами, смотрела, ожидая ответа, и он не мог сейчас уйти.

– Я получил известие о смерти моего отца, – ответил наконец Джед.

– О, простите, – смутилась Элизабет.

– Отец умер за год до того, как я вернулся сюда. – Джед вздохнул. – Он был хорошим человеком и добрым христианином. И делал все, что мог, на своем клочке земли. К сожалению, у него было слишком мало возможностей – негде было развернуться…

Джед взглянул на сидевшую перед ним прелестную девушку и вдруг вспомнил о том, что утром, во дворе своей фермы, едва не поцеловал ее. Он невольно отвел глаза и проговорил:

– Как бы то ни было, я собирался на свое техасское ранчо. А по дороге встретился с Сэмом, и он уговорил меня заехать сюда. Поэтому я здесь…

Джед снова посмотрел на девушку, и она с улыбкой сказала:

– Я ужасно рада, что мистер Хьюстон уговорил вас заехать сюда.

Джед тоже улыбнулся:

– Но мне показалось, мэм, что вы не слишком обрадовались нашей встрече, когда увидели меня здесь.

Элизабет вспыхнула:

– Я просто… очень удивилась. Я не ожидала, что увижу вас снова.

Ему показалось, что в глазах девушки появилось какое-то странное выражение – словно она просила о чем-то, возможно, хотела что-то объяснить, но не находила слов. Судорожно сглотнув, Джед проговорил:

– Я тоже не предполагал, что увижу вас снова.

Она промолчала. Джед тоже молчал. Взглянув в сторону дома, он заметил, что в некоторых комнатах уже зажгли лампы, и теперь на дорожках сада подрагивали желтые полосы света. „Может, предложить ей зайти в дом?“ – подумал Джед.

Тут Элизабет наконец нарушила молчание. Нерешительно поглядывая на Джеда, она проговорила:

– Думаю, сегодня уже многие просили вас рассказать о жизни на Западе. Должно быть, это ужасно утомительно – постоянно отвечать на одни и те же вопросы…

Джед пожал плечами:

– Человеку нет смысла путешествовать, если он не может узнать что-то новое, если не может рассказать об этом людям. На Западе мы узнаем новости только друг от друга. Если на границе возникает какая-нибудь стычка или в каньоне находят отравленную воду, все должны знать об этом. Поэтому долг каждого из нас – обо всем рассказывать… Иначе как люди узнают об опасности?

Робко поглядывая на Джеда, Элизабет спросила:

– А мне вы расскажете о Техасе?

Джед с некоторым удивлением посмотрел на сидевшую перед ним хорошенькую девушку. „Неужели ей интересно слушать рассказы о приграничных территориях?“ – подумал он. Но Джед чувствовал, что сейчас мог бы говорить о чем угодно – только бы видеть это очаровательное личико.

Сделав шаг к девушке, он опустился на скамейку рядом с ней. Впрочем, не совсем рядом – во всяком случае, складки ее юбки не касались его ног. И все же Джед чувствовал аромат се духов, и ему казалось, что это самый чудесный запах на свете…

Откашлявшись, он заговорил:

– Я обосновался на востоке Техаса, и местность там не так уж отличается от здешней. Там такие же деревья и цветы, есть пологие холмы, овраги, ручьи и родники с чистейшей водой… Но эта страна очень велика, она гораздо больше… чем вы можете себе представить. И еще там замечательный воздух и чудесное небо, от которого невозможно отвести глаза, – на него хочется смотреть вечно. Это небо такой синевы, какой вы никогда и нигде не видели. А ночью, когда разбиваешь лагерь на склоне холма, кажется, что луна занимает половину неба и звезды совсем близко… Кажется, протянешь руку – и захватишь в ладонь горсточку.

Джед забыл о том, что не отличался красноречием, забыл о том, что не умел разговаривать с женщинами. Рассказывая, он все более воодушевлялся.

– Конечно, это совсем дикие места, и городов там почти нет. Вернее, больших городов совсем нет, есть лишь городки, поселки… Потому что эта земля предназначена для того, для чего ее сотворил Господь, – для длиннорогих быков, мустангов, медведей и индейцев. Белый человек там нежеланный гость, хотя мы стараемся обосноваться в Техасе уже добрую сотню лет.

– Вы рассказываете… – Элизабет осеклась. – Вы замечательно рассказываете, мистер Филдинг. Я уверена, что Техас – самая чудесная страна на свете.

Джед ухмыльнулся:

– Да, пожалуй.

Взглянув на него с кокетливой улыбкой, Элизабет спросила:

– А какие женщины в Техасе? Они хорошенькие? Джеду хотелось воспользоваться случаем и сказать ей комплимент, сказать, что никто и ничто не может сравниться с ее красотой и очарованием. Но он вдруг понял, что не сможет найти нужные слова. Поэтому, ограничившись улыбкой, ответил:

– В Техасе очень немного женщин, мэм.

Гладкий белый лоб девушки прорезала тонкая морщинка; было очевидно, что ответ Джеда заставил ее задуматься.

– Вы знаете, миссис Ли собирается отправиться туда, – проговорила она. – Я слышала, как лорд Хартли уверял ее, что это совершенно безопасно.

Джед невольно нахмурился. Ему не хотелось говорить об этом человеке.

– На приграничных территориях действительно довольно безопасно, – продолжал он после некоторой паузы. – Например, в Галвестоне. Это довольно приятный городок, и там люди живут семьями, хотя я не сказал бы, что Галвестон – подходящее место для настоящей леди. А дальше от побережья совсем дикие места. Правда, некоторые поселенцы привозят туда своих жен, чтобы зажить по-настоящему, но там женщинам не очень-то уютно и… – Джед хотел сказать, что далеко не все из них выживают, но в последний момент решил, что не стоит об этом говорить. – Видите ли, мэм, большинство женщин не может привыкнуть к этим местам. Там не вполне подходящая для них жизнь.

– А я бы привыкла, – заявила Элизабет. – Ведь путешествие в Техас – это необыкновенное приключение. Если бы мне представилась такая возможность, я не колебалась бы ни минуты. Если бы я только…

Элизабет внезапно умолкла; она вспомнила о том, что миссис Ли собиралась отправиться в Техас. Правда, Нэнси уже отказалась взять с собой Маргарет, решительно отказалась… Но если она, Элизабет, станет примерной девушкой, если станет образцовой молодой леди, то, может быть, ей удастся уговорить отца и миссис Ли, чтобы они взяли ее с собой?

Джед с интересом поглядывал на девушку. Было очевидно, что она о чем-то задумалась. Но что же происходило в ее прелестной головке?

И тут Джед вдруг понял, что каким-то образом, сам того не заметив, придвинулся к Элизабет почти вплотную, так что теперь ее юбки касались его ноги. И казалось, что сейчас, в свете ламп, падавшем на них из окон, она стала еще прекраснее, чем прежде. Интересно, что он почувствует, если прикоснется к ней? Джед сжал кулаки, чтобы не поддаться искушению. Он понимал, что ему давно уже следовало покинуть Спринг-Хилл, но не мог заставить себя подняться со скамейки. Ему ужасно хотелось поцеловать эту девушку. Хотелось с того самого момента, как он впервые ее увидел.

Почувствовав на себе взгляд Джеда, Элизабет подняла на него глаза – и тотчас же сердце ее забилось быстрее. Элизабет мало знала о мужчинах, но сейчас нисколько не сомневалась в том, что прекрасно понимает смысл слова „мужественный“. И кроме того, она была почти уверена: сидевший рядом с ней мужчина хочет поцеловать ее… Она даже не заметила, что уже совсем стемнело. И совершенно не задумывалась о том, что, если их увидят, ей едва ли удастся удовлетворительным образом объяснить причину столь неподобающего, столь возмутительного поведения. Сейчас она знала только одно – ей хотелось находиться рядом с ним, хотелось ощущать его присутствие, хотелось слышать его голос…

В какой-то момент Элизабет вдруг сообразила, что молчание слишком затянулось, и теперь она чувствовала, что это смущает их обоих.

„А может, он вовсе не хотел меня поцеловать? Быть может, сидя рядом со мной, он всего лишь проявляет учтивость? – думала Элизабет. – Интересно, что сказала бы об этом миссис Ли?“

„Молодая леди никогда, ни при каких обстоятельствах не должна проявлять инициативы… " – вспомнились ей слова Нэнси.

Потупившись, она тихо проговорила:

– Я, наверное, уже утомила вас своей болтовней, мистер Филдинг, не так ли?

Джед медлил с ответом. Ему хотелось сказать, что он мог бы сидеть с ней рядом дни напролет, мог бы сидеть молча, ничего не делая и лишь любуясь ею. Но Джед не знал, как сказать об этом. Поэтому, откашлявшись, произнес:

– Нет, мэм. Вы вовсе не утомили меня.

Из дома донеслись первые аккорды вальса, и Элизабет поняла, что скоро ее хватятся. Но ведь вечер только начинался… Значит, покинув сад, она ничего не потеряет. Когда они войдут в дом, он непременно пригласит ее на танец и, возможно, даже поведет к ужину.

Поднявшись на ноги, она с робкой улыбкой проговорила:

– Вы были очень добры ко мне, мистер Филдинг. Но вас ведь пригласили на вечер, а я вас задерживаю. Уже играет музыка, и вы, наверное, хотели бы потанцевать.

Джед тотчас же поднялся. Ему ужасно не хотелось уходить из сада, хотя он прекрасно понимал, что это глупо, понимал, что давно уже должен был откланяться и уехать.

Немного помедлив, Джед сказал:

– Нет, мэм. Я не умею танцевать. – Он не знал, следует ли проводить девушку до дверей или попрощаться сразу же.

Элизабет посмотрела на него с удивлением:

– Вы не умеете танцевать?

Джед улыбнулся. Эта девушка была удивлена его ответом, будто он заявил, что не знает, как чиркнуть спичкой или как завязать галстук.

– Ну… не умею танцевать так, как танцуют здесь, – уточнил Джед. – В Техасе таким вещам не придают особого значения.

Элизабет задумалась… Выходит, он не мог пригласить ее танцевать. И тут ее осенило.

– Но это же совсем просто! – воскликнула она. – Я могла бы вас научить… за минуту.

Джед невольно отступил на шаг назад.

– Видите ли, мэм, я не думаю…

Но тут она шагнула к нему и взяла за руку. Почувствовав прикосновение ее пальцев, Джед понял, что не сможет сказать „нет“, не сможет отказать этой чудесной девушке.

В своей классной комнате Элизабет часами разучивала разные танцы с Маргарет и Антуанеттой. Иногда они упражнялись даже на дорожках сада или в тени деревьев, так что Элизабет нисколько не сомневалась в том, что сумеет научить Джеда танцевать.

– Вам надо лишь взять мою руку, мистер Филдинг, – сказала она, приступая к уроку. – А другую руку положить вот сюда, вот так… Ритм очень простой. Шаг – скольжение – поворот… Просто позвольте музыке вести вас. Готовы?

Джед почувствовал, как ее маленькая изящная ручка утонула в его огромной ладони. А другая его рука лежала на ее плотно охваченной корсетом талии. Судорожно сглотнув, Джед утвердительно кивнул.

Элизабет замерла на несколько мгновений. „Какой он высокий и сильный, как широк в плечах“, – подумала она. И он был совсем рядом, совсем близко… Элизабет вдруг почувствовала, как бешено колотится ее сердце и как стучит кровь в висках. И тотчас же мысли ее словно закружились в чудесном и странном танце… Наконец, собравшись с духом, она улыбнулась Джеду и сделала несколько па.

Он не был к этому готов и очень сомневался в том, что запомнил наставления своей учительницы. Вскоре его опасения подтвердились. Джед то и дело спотыкался, и Элизабет спотыкалась вместе с ним. В какой-то момент они едва не упали – ему лишь с трудом удалось удержаться на ногах. Элизабет засмеялась, и он, тоже рассмеявшись, заглянул ей в глаза. Ее изумрудные глаза сияли, а губы, чуть приоткрытые, казалось, манили… Внезапно он наклонился… и поцеловал ее.

Элизабет не раз читала об этом и мечтала о том, что когда-нибудь это случится с ней, но она даже не догадывалась, что все произойдет именно так… Его рука обвивала ее талию, другая чуть касалась обнаженного плеча, а губы – они прильнули к ее губам, и она тотчас же забыла обо всем на свете; казалось, все внезапно потеряло смысл и отступило куда-то на задний план – остались лишь его большие сильные руки и его губы, нежные и страстные… Ноги Элизабет подгибались, голова кружилась, сердце билось все быстрее, и казалось, оно вот-вот выскочит из груди. О… он целовал ее, и это было так замечательно, так чудесно, так восхитительно…

Джед понимал, что пора остановиться. С каждым ударом сердца он давал себе слово, что в следующее мгновение все закончится. Он заставлял себя отстраниться, но тело Элизабет было таким нежным и теплым, а губы такими сладостными… Джед чувствовал, что не в силах от нее оторваться, не в силах прервать поцелуй. Кровь его все быстрее струилась по венам, казалось, она вот-вот забурлит, и в какой-то момент он вдруг понял, что испытывает невероятное, ни с чем не сравнимое возбуждение.

„Но ведь она леди, – думал Джед, – и я не должен испытывать к ней подобных чувств и думать о столь греховных вещах. Я даже не вправе прикасаться к ней“.

Однако он ничего не мог с собой поделать: возбуждение его нарастало, и все тело словно пылало в огне. Джед стыдился своей слабости и презирал себя в эти мгновения, но опьянение не проходило – оно подавило его волю, и ему оставалось лишь удивляться: неужели это невинное создание могло сотворить с ним такое?!

Джед наконец-то прервал поцелуй и заглянул ей в лицо. Лицо ее раскраснелось, а губы припухли от его поцелуев: глаза же сияли как прежде. Джед чувствовал, что ему хочется прикоснуться к ее лицу, хочется провести ладонью по волосам и пригладить их, хочется прижать ее к себе еще крепче и вновь ощутить вкус ее губ… Но он знал, что если позволит себе это, то уже не сможет остановиться.

Сделав над собой усилие, Джед отстранился от девушки и в смущении пробормотал:

– Вам лучше уйти в дом, мэм.

Едва заметно кивнув, Элизабет прошептала:

– Да, наверное…

Она даже не представляла, каким искушением была для Джеда, когда, стоя перед ним, смотрела на него сияющими глазами.

Немного помедлив, он проговорил:

– Прощайте, мисс Коулмен. Было истинным удовольствием… познакомиться с вами.

Взглянув на нее в последний раз, он отвернулся и зашагал по дорожке. Элизабет молча смотрела ему вслед. И вдруг прокричала:

– Доброй ночи, мистер Филдинг!

Вскоре рослая фигура исчезла за поворотом, а девушка все стояла в оцепенении, стояла, прижимая к губам кончики пальцев. Внезапно со стороны дома послышался голос Маргарет – подруга звала ее, и этот голос вернул Элизабет к действительности. Она попыталась привести в порядок свою прическу, хотя прекрасно понимала, что все равно не сумеет скрыть свою чудесную тайну. Тут к ней подошла Маргарет, и девушки вместе направились к дому.

И только после ужина Элизабет вдруг вспомнила, что Джед Филдинг не пожелал ей доброй ночи. Он сказал: „Прощайте, мисс Коулмен!“