Спурлок сидел на койке, уставившись в стену напротив. Рука судорожно сжимала медальон. Когда-то давно он принадлежал его отважному предку, которого судьба забросила на чужбину и заставила жить среди варваров. То же самое чувствовал и сам Спурлок. Всю жизнь его окружали варвары, недостаточно яркие и умные. Он так и не смог прижиться среди сакорийцев.

Уэлдон разглядывал свой медальон. На одной его стороне был выгравирован императорский дворец, а на другой — величавый кипарис. Он символизировал величайшее благородство. Лорд Морнхэвен после того, как империя отвернулась от него, выбрал себе в качестве герба образ мертвого дерева — для того, чтобы декларировать свое отсоединение от Аркозии и продемонстрировать модель нового общества, которое он намеревался построить здесь.

Осевшие здесь аркозийцы, полностью принимая планы своего повелителя, все же оставались детьми той старой Империи. И в душе их что-то шевелилось, как если бы они улавливали аромат далекой неведомой родины, Аркозии. Когда-нибудь они туда вернутся. Он вернется. Внутренним, духовным зрением Спурлок видел этот край прекрасного искусства и архитектуры, видел цветущие лимоновые рощи и бескрайние плодородные поля. И тогда он спросит: почему Империя вышвырнула их в эти чужие, негостеприимные земли?

Никакой самозваный король Сакоридии, по мнению Спурлока, не сможет противостоять силе, которая вот-вот проснется в Блэквейле. Ее пробуждение должно принести долгожданное избавление детям Империи.

Входная дверь тюрьмы со скрипом отворилась.

— Я принесла ужин для узников.

Услышав знакомый голос, Спурлок аж подскочил. Мадрин! Надо думать, она пришла, чтобы подготовить их побег?

— М-м, пахнет вкусно, — принюхался стражник. Послышался звонкий шлепок, а за ним укоризненное:

— Эй, куда лезешь? Это для узников. Вот закончится смена — получишь свой ужин.

Солдат что-то недовольно проворчал, но спорить с женщиной не стал. Звеня ключами, протопал к камерам. Первой он открыл дверь Акстона. Мадрин внесла поднос, и сержант набросился на еду с нетерпением дикого зверя.

Спурлок слышал, как захлопнулась дверь, звякнули запоры. Он был следующим. Женщина взяла поднос у мальчишки, который ее сопровождал. Сын, что ли? Спурлок не имел возможности отслеживать всех потомков членов Второй Империи.

Мадрин вошла внутрь и с вежливым поклоном поставила еду. При этом она заговорщически подмигнула своему шефу. И тут же вышла.

Спурлок пытался осмыслить ее невербальное послание. Наверное, она хотела успокоить: мол, члены секты знают о его пленении и будут работать над тем, чтобы вытащить своего вождя на свободу.

Начальник канцелярии поднялся с койки, оглядел поднос. Так, что мы имеем? Наваристое рагу из говядины с овощами, кусок хлеба… Он стал рассеянно есть, гадая, как это Мадрин удалось выдать себя за кухонную работницу. Ничего не поняв, Спурлок вздохнул и снова углубился в мечты об Аркозии.

Сам не заметил, как доел свою пайку. Когда ложка уже скребла дно, он вдруг увидел, как Акстон внезапно упал и схватился за горло. Сержант задыхался, лицо его посинело.

Спурлок выронил ложку.

— Акстон! — крикнул он. — Ты что, подавился?

Но тот не отвечал. Глаза у него закатились, бедняга скорчился и завалился набок.

Еще до того, как прибежал встревоженный стражник, Спурлок догадался: сержант мертв. Проклятая булочница отравила их обоих, чтобы они не смогли разоблачить Вторую Империю.

Грудь у него сдавило, Уэлдон не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Невольно подумал: окажись вместо него на тюремной койке кто-нибудь другой, он поступил бы точно так же, как Мадрин. Ради пользы дела, ради спасения Второй Империи он, не задумываясь, отравил бы этого человека. Более того, подобное не раз уже происходило в прошлом. Только потому им и удавалось так долго хранить в тайне свою деятельность.

Страшная боль разрывала легкие, и Спурлок схватился за горло одной рукой. В другой он продолжал сжимать свой древний медальон. Сознание угасало, одинокая слеза скатилась из уголка глаза. Он плакал, понимая: ему не дожить до исполнения своей мечты. Никогда он не увидит землю далеких предков.