Перед отъездом в Испанию Джереми навестил Мари-Роз и вернулся из больницы бледный и задумчивый.

— Я только надеюсь, что поступаю правильно, — сказал он, по старой привычке ероша пальцами волосы и ища у Триши поддержки.

— Хватит расстраиваться. — Триша старалась говорить непринужденно. — Возможно, короткая разлука пойдет вам обоим на пользу.

Джереми пошевелил губами, пытаясь изобразить улыбку:

— Все же, Триш, тебе будет тяжело. Ты точно не возражаешь? Только скажи, и я не поеду.

Триша не знала, что ответить. Ей очень хотелось, чтобы брат остался, но она подумала, что в Испании ему может понравиться и он решит поселиться там. Если бы Мари-Роз согласилась, это решило бы их проблемы.

— Все образуется, Джереми. Разлука принесет вам пользу, и я обещаю позаботиться о Мари-Роз, — сказала она.

Он схватил руку сестры и больно сжал ее:

— Благослови тебя Бог, Триш. Ты же знаешь, я люблю ее. Жизнь была бы не мила без нее.

«Везет же Мари-Роз», — подумала Триша, вздохнув, и посмотрела вслед уходившему Джереми.

После обеда Триша привезла в больницу свертки и корзину с фруктами для Мари-Роз, от себя она купила журнал и всякую всячину. Она тактично избегала говорить о Джереми, однако на ее невестку отъезд мужа, казалось, никак не подействовал. Наоборот, она была в прекрасном настроении, так как Рив обещал прооперировать ее нос на следующий день. Они приятно провели день вместе, и Трише стало легче, когда она шла по дорожке к воротам больницы. Конечно, ей будет не хватать Джереми, но если операции пройдут успешно, обе повеселятся.

Длинная кремового цвета машина подъехала так тихо, что Триша вздрогнула. Дверь щелкнула и открылась. Она грациозно села рядом с улыбавшимся Ривом и закрыла дверцу. Светило солнце, Триша была так счастлива, что одарила Рива очаровательной улыбкой.

— Спасибо, — сказала она. — Моя невестка говорит, что завтра вы будете оперировать ее нос.

Он сосредоточенно смотрел на дорогу, притормозил у ворот больницы и быстро выехал на широкий бульвар.

— Да, ей трудно дышать, так что чем быстрее сделать операцию, тем лучше.

— Она настроена очень оптимистично. Надеюсь, все обойдется хорошо. Джереми очень любит жену, и он сделал то, что, по его мнению, лучше для них обоих. — Не помешает лишний раз напомнить о том, как Джереми любит свою жену.

Чуть насмешливо он заметил:

— Боюсь, что Мари-Роз в силу физических страданий забыла про тяжкие заботы семейной жизни. Она выздоровеет, уверяю вас, так что о ней не стоит беспокоиться. Когда она поправится, эти заботы снова станут актуальны.

— К тому времени, думаю, ими можно будет должным образом заняться без помощи хирурга. Вы это хотели сказать, месье? — «Пусть он понимает это, как ему угодно», — угрюмо подумала она.

— Думаю, они справятся. — Он говорил небрежно, однако было видно, как напрягся его подбородок. Триша ждала, что он скажет еще что-нибудь, и насторожилась, готовясь к обороне, но его прирожденная вежливость взяла верх. Он сдержанно сказал: — Теперь, когда брат уехал, а невестка не в форме, вам будет не очень весело. Вы бывали на Монмартре?

— Лишь непродолжительное время, с Джереми. Я собиралась вернуться туда позднее и все хорошо посмотреть, — осторожно ответила Триша, зная, какое предложение последует, и раздумывая, разумно ли его принимать. У Триши возникло такое ощущение, будто она играет с огнем. От этой мысли она внутренне содрогнулась, что показалось ей довольно странным и волнующим. Даже несмотря на то, что она решила держать его на почтительном расстоянии, перспектива посмотреть Париж в его обществе была нечто такое, что доставило ей огромное удовольствие. Увидеть Париж глазами человека, который здесь жил и любил этот город, было единственной возможностью увидеть его таким, каков он и есть в действительности.

— В таком случае, может быть, вы позволите мне отвезти вас туда? — После короткой паузы он добавил: — Конечно, если у вас нет других планов на этот вечер.

— Я свободна.

С улыбкой Триша вспомнила, как они с братом нанесли краткий визит этому месту. Он изо всех сил старался скрыть свое беспокойство, пока они блуждали под жарким солнцем, однако не смог подавить глубокий вздох облегчения, когда они наконец оказались в кафе с видом на зеленый холм под огромными куполами Сакре-Кер. Триша знала, почему беспокоится ее брат. В конце концов, он видел все это раньше, а день был такой жаркий. Ей самой эта жара была не очень приятна, но короткие посещения собора и других памятников позволяли побыть в прохладе, а в музее она бы с большим удовольствием задержалась у рисунков Эмиля Бернара.

Они почти доехали до виллы, когда взгляд Рива, отраженный находившимся перед ним зеркалом, приковал ее внимание.

— Завтра не надо навещать Мари-Роз. Я буду оперировать утром, и, после этого она не сможет принимать посетителей. Можете позвонить, если хотите, завтра днем, но, думаю, разумнее отложить ваш визит до следующего дня. Договорились? — спросил он, подняв черную бровь.

— Как скажете, — ответила она и удивилась своей покорности.

Без пяти семь Триша была готова — в открытом платье из тонкой кисеи, волосы убраны вверх соответствующим образом. Напоследок она обула бежевые босоножки и накинула бежевый нейлоновый палантин. Она оставила себе достаточно времени, чтобы переодеться, но долго выбирала платье и в то же время раздумывала, стоит ли вести себя слишком дружелюбно с Ривом д'Артаноном. Со смешанными чувствами она спустилась по лестнице и увидела, что Гортензия открывает дверь ее кавалеру.

Как всегда, Рив был безупречно одет и выглядел опасно очаровательным. Его пальцы крепко сжали ее руку, когда он помогал ей сесть в машину, а коварный шарм словно змея проник в душу Триши, преодолев ее защитный панцирь. Некоторое время он ехал, не говоря ни слова, затем, вероятно, потому, что, по его мнению, она ждала от него именно этого, он начал рассказывать ей историю Монмартра.

— Как вы знаете, Монмартр — это гора. Предание гласит, что свое имя она получила от святого Дени и его последователей, которые много лет назад встретили здесь свою смерть. Полвека назад здесь было средоточие богемы, художники веселились здесь до раннего утра, имея при себе всего лишь одно-два су. Сейчас, как и повсюду, жизнь изменилась. Вы можете найти художников, но в наши дни никто не голодает в мансарде, а история хочет, чтобы мы в это верили. Как это ни странно, художники, которых в этих краях предостаточно, кажется, живут вполне прилично. — Он резко свернул налево от большого бульвара, машина начала подниматься в гору. — Некоторые аттракционы ненастоящие, они поставлены для привлечения туристов, но, как и в других местах, здесь всегда можно найти очаровательное местечко, если поискать.

Машина продолжала ползти вверх, минуя разнообразные жилища художников и их поклонников. Некоторые дома представляли мрачные памятники прошлому с угловатыми фронтонами и студиями из стекла, местами им придавали более веселый вид утопающие в цветах балконы и живописные решетки для вьющихся растений. То здесь то там между кирпичными зданиями мягких тонов с низкими карнизами крыш, скрывающими все в глубокой тени, возникал дом, либо покрытый яркой современной краской, словно знамя, подчеркивавший свою принадлежность к нынешнему миру ослепительно-белыми подоконниками, либо благоразумно скрывшийся в тени серых навесов.

Неожиданно свернув в сторону, Рив направил машину по узким и таинственным улочкам и наконец остановился в мощенном булыжником дворе полудеревянной постройки, похожей на таверну. Внутри в романтично освещенной комнате со стропилами, отделанной под пивную, их любезно встретил хозяин и проводил к одному из столов, стоявших на почтительном расстоянии друг от друга у края темного круга на полу. Помимо сердечной непринужденности, обусловленной хорошими манерами, и изысканной кухни, в этом месте, которое Триша нашла очаровательным, все дышало шармом былых времен. Подставки на столах, как и старинные эстампы на стенах, представляли собой репродукции знаменитых картин, здесь царила атмосфера почти забытого благородного века. В глубине играла тихая музыка, и по мере того, как посетители, преисполненные блаженства, справлялись с каждым новым отменным блюдом, у них возникало чувство, что в этом мире все устроено правильно.

Представление, которое последовало, было типично для этого места, но было проведено с отменным вкусом. Пара танцоров-апачей дала незабываемое выступление, за ней появились две милые куклы. Одна играла роль робкого ухажера, под хохот публики пытающегося влюбить в себя партнершу. Триша рассмеялась обычным хриплым смехом, временами ловя веселый взгляд Рива. Один раз, когда он откинулся назад и громко расхохотался над хитрыми намеками робкого ухажера, Триша неожиданно поняла, что он не лишен настоящего чувства юмора. Его обаятельность во время трапезы действовала сильнее, чем вино, но она не позволит себе расслабиться, твердила себе Триша. Что, собственно, такого необычного в этом человеке? Эти его совершенные зубы были ничуть не лучше, чем у нее. Они только казались таковыми на фоне его загара. Что же касается его шарма, то он лишь усиливался дорогостоящей мужской одеждой. Однако в глубине души она знала, что он был бы столь же неотразим и в рабочем комбинезоне, может быть, более беззаботным в менее ответственной должности. К ее огорчению, Рив поймал ее взгляд, и она почувствовала, как ее лицо стало гореть под его пристальным взглядом. Гром аплодисментов в конце представления упал между ними, словно ставни, и стал сигналом, по которому снова включили освещение. Хозяин принес бутылку «Шато Куте», и Рив с насмешливым взглядом передал ей фужер.

— Вам нравится? — спросил он.

— Очень, — ответила она, стараясь не обращать внимания на странное чувство, которое возникло, когда его холодные пальцы коснулись ее руки. — За ваше здоровье! — сказала она, опуская глаза под его веселым взглядом и замечая, что он только наполовину наполнил ее фужер. Аромат маленькой сигары, которую он прикурил, дошел до нее, и она услышала, как он тихо произнес:

— Сюда приходит много людей, и я это место очень люблю. Оно простое, но особое — и находится достаточно далеко от проторенных дорог, чтобы остаться неиспорченным. Им управляет очаровательная семья. Папа исполняет обязанности хозяина, а маман иногда заглядывает, чтобы убедиться, что посетители довольно улыбаются. Сыновья работают изо всех сил и при этом обслуживают посетителей.

К их столику приближалась маман, ее туго затянутая в черный корсет фигура выглядела прекрасно, рыжеватые волосы были высоко убраны гребешком в драгоценных камнях.

— Bon soir, Reeve, mademoiselle, — очаровательно сказала она и справилась, понравилась ли им еда. Она задержалась, чтобы поговорить с ними, то и дело переводя кокетливый взгляд от Триши к Риву.

Триша задавалась вопросом, сколько женщин Рив уже приводил сюда обедать, когда он позднее набросил ей на плечи нейлоновый палантин и хозяин учтиво поклонился им на прощанье.

Уже смеркалось, когда они пересекали двор, однако Рив, вместо того чтобы идти к машине, повел ее вдоль узкой улицы с высокими зданиями.

— Поднимемся наверх через парк и посмотрим на Париж.

Он взял ее руку под коротким нейлоновым палантином и повел к тропинке, полого поднимавшейся вверх. Триша чувствовала себя очень странно, но это была волнующая странность.

— Вы ведь не очень устали, правда? — В сумерках он посмотрел в ее покрасневшее лицо, а она глядела на него блестящими глазами.

— Нет, мне действительно все очень нравится.

Ночное небо приобрело пурпурно-розовый цвет, и, пока они шли к Сакре-Кер, его красивый белый купол выделялся, словно мечеть на фоне темнеющего голубого неба.

Вскоре они добрались до места, где можно было обернуться и посмотреть вниз, через Монмартр на покрытый дымкой Париж. Луна разбросала серебристые лучи над живописными крышами и куполами, превращая все в сказочный мир фантазии, в котором можно было мечтать. Необыкновенный мягкий воздух окутал их, и Триша громко вздохнула.

— Вздох по Парижу или по тому, чего не хватает в вашей молодой жизни? — тихо спросил он.

— Не совсем, — ответила она. — Причина в лунном свете. От него мне становится как-то странно.

— И романтично? — поддразнил он. — Танцевать с кем-нибудь до утра или мчаться на машине, когда ветер свистит в ушах, а все это заканчивается небольшим любовным приключением, а?

Вино и хорошая еда, несомненно, подействовали на нее, ибо она неожиданно для себя подняла глаза и смело сказала:

— С французом?

Улыбка затаилась в одном уголке его рта.

— Само собой разумеется, с французом. Где еще в мире вы найдете более опытного учителя?

— Спасибо, но я, пожалуй, останусь верна англичанину, — ответила она, с трудом приспосабливаясь к его веселому тону.

— Боитесь? — последовал укол.

— Вы удивляете меня, месье. Этот чудесный вечерний воздух вас тоже настраивает на романтический лад. Или я стала тому причиной? — Она поспешила переменить тему, удивительно владея своим голосом. — Как бы то ни было, я люблю Париж.

— На вашего брата он не произвел такого сильного впечатления.

Она умолкла, стараясь понять, не наводящий ли это вопрос.

— Неужели? — произнесла она наконец. — Но мужчины не такие, не так сентиментальны, как женщины. Иногда, если мужчина не доволен своей работой, он может невзлюбить город, напоминающий ему о ней.

— Вы хотите сказать, что Джереми недоволен своей работой в Париже?

Триша прикусила губу. Она уже сказала больше, чем хотела.

— Пожалуй, он был счастливее в Англии, делая ту работу, которую он любил, — дипломатично ответила Триша. — Здесь совсем тихо, правда?

— Очень, — ответил он резковато. — Пойдем?

В теплой машине Триша думала, не слишком ли она была резка. К черту все, она здесь нежничает с человеком, который на самом деле был соперником ее брата и стремился завоевать любовь его жены. Однако она провела такой очаровательный вечер, что ей было жалко, что он кончается. Рив завел машину не сразу, он выдержал небольшую паузу, будто собираясь что-то сказать, затем, по-видимому, передумал и включил зажигание. Ловко лавируя по узким улицам и делая многочисленные повороты, он плавно на приличной скорости спустился вниз. Вдруг он нажал на тормоза и резко остановил машину — перед самым капотом, словно зловещая черная тень, пронесся кот. Рив вполголоса что-то пробормотал.

— Извините, — громко сказал он, затем с удивлением посмотрел на Тришу, когда та положила свою руку на его руку.

Она, сама не зная причины, вздрогнула.

— Пожалуйста, подождем еще немного, — охрипшим голосом попросила она.

В какой-нибудь сотне ярдов перед ними пересечение четырех дорог, скрытое высокими зданиями. И вдруг произошло неожиданное. Слева, из-за угла, на опасной скорости выскочила машина. Выехав на дорогу под слишком широким углом, она накренилась в сторону и со страшной скоростью понеслась в их сторону. Левые колеса внезапно задели тротуар, и машина перевернулась, приземлившись на колеса всего в нескольких ярдах от того места, где они оба сидели, скованные страхом. Через мгновение Рив выскочил из машины, Триша последовала за ним. Рывком открыв дверцу чужой машины, он увидел, что ошеломленный водитель склонился над рулем и вдруг замотал головой, словно пытаясь сообразить, что произошло.

— Что вы, черт подери, позволяете себе? — вспылил Рив на французском языке. — Только по чистой случайности мы все чуть не отправились на тот свет!

— Извините, месье. Я оставил свою машину в гараже на ремонт и взял на прокат вот эту. Я не привык к ней и вместо тормозов нажал на акселератор.

— Убирайтесь отсюда! И быстро, пока я не донес на вас в полицию за опасную езду, вы, идиот! — Рив с досадой хлопнул дверцей, и они вернулись к своей машине. Незадачливый водитель, похоже, поверил ему на слово, ибо на большой скорости тут же уехал.

В машине Рив положил ногу на акселератор и сидел так, не включая зажигание.

— Сейчас, mademoiselle, вы сохранили и свою, и мою жизнь, — спокойно заговорил он. — Ничто не спасло бы нас от этого сумасшедшего, если бы вы меня не задержали.

Потрясенная, она с дрожью в голосе ответила:

— Это все черный кот. Маленькой девочкой я однажды бежала в школу, потому что опаздывала, и вдруг черная кошка перебежала дорогу. Я не остановилась и через две минуты плашмя упала лицом на край тротуара. Понимаете, я не смотрела, куда бегу, а кот предупреждал меня. По крайней мере, я так подумала.

— И на этот раз вы, наверно, подумали, что мы должны упасть лицом на тротуар или с нами должно случиться нечто не менее неприятное, ведь так?

Она кивнула, тихо и нервно рассмеявшись, ибо этот случай потряс ее больше, чем она была готова признать:

— Думаю, это предупреждение, чтобы мы были осторожны.

— Так оно и было. С этого дня я буду нежно относиться к кошкам, хотя никогда не смогу держать хотя бы одну в качестве любимого животного. Вы любите кошек?

— Я люблю всех животных. Они так беззащитны и беспомощны в руках человека.

Он беззаботно пожал плечами:

— Вы, похоже, такая же, как и другие представительницы вашего пола, — чувства к животным способны вас увлечь. Однако я разделяю ваше уважение к ним и иногда нахожу их гораздо лучше людей. Я говорю о поведении.

Почти всю оставшуюся дорогу они молчали. Триша все еще была так потрясена, что не могла вести даже отрывочный разговор, а Рив погрузился в собственные раздумья.

Он помог ей выйти из машины и подняться по ступенькам к двери виллы. Там он сказал:

— Выспитесь хорошенько без кошмаров, черных кошек или сумасшедших водителей. Bonne nuit, mademoiselle. — Затем, перепрыгивая сразу через две ступеньки, он, гибкий и мужественный, оставил Тришу с очаровательной улыбкой на губах, которая запечатлелась в ее памяти.

Воскресенье в Париже было рыночным днем, и Триша, неторопливо приняв ванну и позавтракав, провела остаток утра за письмами и решила пообедать в городе. Она села в автобус, который высадил ее рядом с рынком. Она очутилась в толпе детей, заглядывавших в маленькие клетки с мышами, хомяками, неядовитыми змеями, ящерицами и красивыми золотыми рыбками, плавающими в сосудах. Она прошла мимо цыплят, фазанов и пестрых голубей к садовому оборудованию и самой разной одежде, которая хотя и была новой, но не дотягивала до того уровня качества, который можно найти в магазинах. Свернув за угол, она очутилась среди гор бывшей в употреблении и самой разнообразной бракованной одежды. Здесь парижане в надежде найти какую-нибудь интересную ценную антикварную вещь перемешивались с бедно одетой публикой, которая пришла за подержанной одеждой.

Она остановилась, смотря, как дети покупают вафли в соседнем киоске и озабоченные матери с носовыми платками в руках следят за тем, чтобы не дать сахарной пудре упасть на безупречно чистую одежду своих отпрысков. Золотой шар солнца улыбался с безоблачного неба, и Триша радовалась, что ее сарафан был легким по погоде. День был словно создан для посещения достопримечательностей, но у нее не было настроения куда-либо идти. Может быть, ей не хватало Джереми и она немного переживала из-за Мари-Роз и предстоящей операции. На бульваре Пале она остановилась, чтобы посмотреть на первые установленные в Париже уличные часы. Они находились под декоративной аркой, поддерживались двумя фигурами и были украшены золотым флорентийским ирисом на голубом фоне среди цветов и фруктов, щитов, ангелов и бараньих голов. Часы до сих пор ходили. Триша шла дальше, недоумевая, почему уличных часов так мало в Париже, в то время как в Лондоне их бой можно услышать почти всюду.

Птичий рынок, на котором всю неделю продавали цветы, был заполнен клетками, свисавшими с рук продавцов, с прилавков или с бамбуковых шестов которыми продавцы балансировали на плечах, как это делают китайцы с сотнями маленьких дрожащих птичек самых разных раскрасок, но Триша, которая не могла смотреть на пернатых в клетках, не задерживалась. Она остановилась у первой телефонной будки, чтобы справиться, как идут дела у Мари-Роз в больнице.

Трубку взяла медсестра и сообщила, что мадам Беннет утром сделали операцию и она чувствует себя так хорошо, как это возможно в подобном положении. «Это можно понять по-разному», — подумала Триша и решила вернуться на виллу.

Прибыв туда, она узнала от Гортензии, что месье д'Артанон приезжал и передал, что с мадам Беннет после операции все в порядке и что мадемуазель может ее навестить завтра после обеда. В ванной, смывая с себя липкий пот, Триша не могла понять, почему он приезжал, ведь можно было просто позвонить. Триша думала, что можно было бы навестить Мари-Роз и сегодня, но приказ есть приказ, и Рив был из тех, кто привык, что ему подчиняются.

Пообедав в одиночестве, она хотела забыться, читая книгу, которую купила в одном киоске, когда они с Джереми ходили по книжным рядам у Сены, но поняла, что не сможет читать. В конце концов она отложила книгу в сторону и решила лечь пораньше.

Она уже легла, когда требовательно зазвонил стоявший у ее постели кремовый телефон. Неожиданный пронзительный звук заставил ее сердце биться чаще, а раздавшийся на том конце низкий равнодушный голос утроил ее сердцебиение.

— Я сегодня приезжал на виллу сообщить, что вам нечего беспокоиться о Мари-Роз. Я знал, что вы будете волноваться за нее. Сейчас у нее маленький носик, который, несомненно, встретит ваше одобрение. Надеюсь, вы хорошо спали прошлой ночью. Кошмаров не было?

— Никаких кошмаров, — поддакнула она, чувствуя себя нелепо счастливой.

— Bien. Куда вы ходили сегодня?

— На рынок.

— Нашли ценный антиквариат?

— Нет.

— Нет? Плохо, но Париж полон сюрпризов. Bonne nuit, mademoiselle.

Щелчок после того, как он положил трубку, разрушил ее счастливое настроение. При первых звуках его голоса день, который начался так тревожно, чудесным образом стал прекрасным. Рив знал, что она будет беспокоиться о Мари-Роз, и позвонил, чтобы успокоить ее. Или, может быть, с другой целью? Теперь она в этом была не так уверена. Он говорил голосом хирурга, извещающего родственников о том, что операция завершена. Он спросил, куда она ходила, лишь стараясь быть вежливым, чтобы как-то заполнить неловкую паузу. Как хирург, он умел искусно вести светский разговор. «Какая же я глупая», — подумала она.

В понедельник утром небо заволокли серые облака и дождь лил как из ведра. Триша сделала кое-какие дела по дому, затем вышла, чтобы купить коробку конфет для Мари-Роз и букет весенних цветов. Дождь все еще шел, когда она после обеда отправилась в больницу и выглядела очень женственной в белом шелковом плаще и отделанном кружевами белом нейлоновом шарфе, которым она красиво повязала свой шиньон. У ворот виллы стояла машина, и ее сердце уже привычно дрогнуло, когда она узнала, кому она принадлежит.

За рулем с непокрытой головой сидел Рив, он был учтив и красив и во френче выглядел по-военному стройным.

— Разрешите подвезти вас до больницы, mademoiselle?

Триша от удивления хрипловато рассмеялась.

— Разрешаю, месье, — сказала она, скользнув на сиденье рядом с ним, и закрыла дверь.

Его проницательный взгляд скользнул по цветам и свертку, затем на мгновение остановился на ее лице.

— Вы сегодня выглядите очень красиво. В такой день вы действуете успокаивающе.

Он посмотрел вперед, и машина рванула с места. «Держись, — сказала она себе, — этот лишь для вида он притворяется вежливым».

Машин на дороге было мало, и вскоре они подъехали к воротам больницы. Они проехали по дорожке и увидели, как солнце с опозданием пробивается через не желающие расступаться облака и устремляет косые лучи на влажные газоны и клумбы цветов. Когда они вошли в палату, Мари-Роз лежала, будто спала, но когда закрылась дверь, она подняла голову.

— Вы когда-либо видели более чудесные черные глаза? — дразнящим голосом сказал Рив, взяв локоть Триши сильными пальцами, словно предупреждая ее быть осторожной, когда оба подходили к постели. «Мы должны быть осторожны», — не без иронии подумала она, ибо кожа вокруг глаз невестки ужасно изменилась в цвете и была испещрена царапинами. Однако ее нос являл собой произведение искусства — маленький, тонкий и без искривления. Рив отпустил руку Триши, и она приблизилась к краю постели, ободряюще улыбаясь Мари-Роз, которая встречала ее вопросительным взглядом.

— Чудесный нос, — сказала она. — Самый красивый нос, который я когда-либо видела. Ты прежде была красивой, но, пожалуй, новый нос сделает тебя самим совершенством. Разве не так, месье?

Триша посмотрела на Рива через кровать, но он уставился на Мари-Роз, которая приподнялась и ухватилась за его руку.

— Я думаю, что ей он понравится. — Он ответил ровным голосом, обхватывая своими пальцами ее маленькие пальчики.

С Тришей в этот момент что-то произошло. Она обнаружила, что сжимает коробку шоколадных конфет, которую принесла, внутри ее пронзила сильная боль, но она не могла определить, в каком именно месте. «Я чокнутая, — с сожалением подумала она, — чтобы позволить такому человеку, как Риву д'Артанону, расстраивать себя». Однако последовавшие слова невестки расстроили ее еще больше.

— Рив, ты — целитель сердец, — сказала она, смотря на него полными любви черными глазами. — Когда ты сделаешь мне пересадку кожи?

Рив рассмеялся:

— Не все сразу, cherie! Разве тебе пока недостаточно совершенно нового носа?

— Да, конечно, а как же мои ужасные шрамы? — жалобно молила она.

— Всему свое время. — Голос Рива звучал низко и успокаивающе. Он погладил ее руку, отпустил ее и посмотрел через постель на Тришу, которая стояла, полная самых худших предположений.

Мари-Роз назвала его целителем сердец. Он также вполне сойдет за сердцееда, если то, что она увидела в глазах невестки, что-либо да значит. Бедный Джереми! Она успокаивала его тем, что чувства его жены к Риву могли бы быть лишь выражением большой благодарности. Теперь она засомневалась. Когда человек в отчаянии, то он хватается за соломинку, которая может стать чем-то более существенным. Мари-Роз была ветреной и упрямой. Она также привыкла действовать по-своему. Может оказаться, что замужество сделает из нее человека, ибо Джереми был серьезен и тверд и, как бы он ее ни любил, никаких глупостей не стал бы терпеть. Что ж, остается только подождать и посмотреть. Она подняла широко раскрытые глаза, которые (если бы только она знала!) встретили задумчивый взгляд Рива полные мольбой.

В этот момент Мари-Роз повернула голову и увидела коробку шоколадных конфет:

— Мои любимые конфеты! О, и мои любимые цветы! Какие очаровательные фрезии. Спасибо, Триша. Ты очень мила. Ты никогда не забываешь, что я люблю. — Она посмотрела на Тришу, ее черные глаза оценивали ее внешность. — На тебе такой красивый шарф. Ты многое успела посмотреть?

— Довольно много, — ответила Триша.

— Думаю, ты тоскуешь по Джереми. Ты была в «Максиме»?

— Нет, туда стоит сходить?

— Непременно. Все идут к «Максиму», когда приезжают в Париж. «Максим» — это Париж, правда, Рив? — Она повернула голову, чтобы привлечь его к разговору. — Ты должен отвезти ее туда.

Рив смотрел на нее некоторое время, потом, сощурив глаза, уставился на Тришу.

— Вас это предложение устраивает, mademoiselle? — холодно спросил он.

К его удивлению, она ответила без тени сомнения:

— В некоторой степени. Я так много слышала о «Максиме».

— Ну, скажем, завтра вечером в восемь часов?

Триша вежливо поблагодарила его, а он бросил взгляд на часы:

— А теперь мне пора идти, если вы позволите. Аu revoir, Мари-Роз, mademoiselle.

После его ухода Триша провела большую часть времени с невесткой, которая, как оказалось, перенесла операцию очень хорошо. За несколько минут до ее ухода вошла старшая сестра и передала, что месье Беннет звонит по телефону и его соединят с палатой через регистратуру.

Мари-Роз подняла трубку и скоро уже рассказывала об операции. После недолгого оживленного разговора она передала трубку Трише.

— Он хочет поговорить с тобой, — сказала она.

Его голос звучал довольно весело.

— Прекрасно. Приятно снова слышать твой голос. Как тебе нравится в Испании?

Очевидно, дела у него там шли хорошо и было ясно, что он влюбился в Испанию. Поговорив с ним немного и попросив его беречь себя, она снова передала трубку Мари-Роз.

«Кажется, Мари-Роз была весьма рада слышать голос Джереми, — подумала Триша, позднее вернувшись на виллу. — Похоже, они в конце концов смогут уладить свои разногласия». Она искренне надеялась на это.

Думая об обещанном посещении «Максима», Триша утром вымыла голову и провела день в саду. У нее было достаточно времени, чтобы подумать, умно ли дружить с Ривом, и имелись всего две причины, насколько она понимала, побуждавшие принять его приглашение в «Максим». Первая заключалась в том, чтобы ради брата встать между ним и Мари-Роз, вторая — его очарованию с каждым разом становилось все труднее сопротивляться. Что ж, это собственная головная боль, но она знала, что нет ничего такого, на что она не пошла бы ради счастья Джереми.

Ради этого случая она решила избрать тунику и подходящий ей жакет цвета бирюзы и желтое шелковое платье. Свежевымытые волосы, уложенные мягкими волнами вокруг головы, напоминали крученый шелк. Ровно в восемь приехал Рив, безупречный в вечернем костюме, с беззаботным видом мужчины, который ничего другого не носит.

Триша и бровью не повела, открыв дверь на звонок и встретив его холодный оценивающий взгляд.

— Гортензия и ее муж уехали к матери и вернутся поздно, поэтому ключ у меня, — сообщила она Риву на тот случай, если он удивится, увидев, что она сама открывает дверь, и подумает, что ей не терпится поскорее увидеть его.

«Максим» встретил их с предупредительно задернутыми занавесками. Входя, Триша увидела настенные рисунки бледных обнаженных натур и зеркала в рамах из темного полированного дерева, гармонировавших с дверными проемами и ширмами смелыми изгибами, в чем чувствовалась рука художника.

На столы с маленькими розовыми лампами падал мягкий свет со стеклянного потолка, украшенного переплетающимися с цветами листьями. Триша могла представить, что мягкий свет подходит под ее цвет лица, придавая ему матовый блеск. Не удивительно, что «Максим» пользуется такой известностью! Представление и декорации были замечательны и уникальны. Возможно, их создавали с расчетом на женский вкус. Они начали с шампанского, которое она пила маленькими глоточками, не обращая внимания на насмешливый взгляд Рива. Пища, которую Триша с удивлением и не спеша пробовала, была превосходна, начиная с густого супа и кончая холодным муссом под горой свежей клубники.

Присутствие Рива, шампанское и совершенная кухня ввели ее в теплое забытье, когда освещение неожиданно приглушили. Свет, словно отблески драгоценных камней, струился из стеклянных панелей, а маленькие розовые настольные лампы создавали интимное настроение, когда оркестр заиграл «Приглашение к танцу» Вебера. Пары выходили танцевать, и Рив пригласил ее. Его рука обняла ее за тонкую талию — она стала дышать отрывисто и неравномерно. Это все, что она могла сделать, чтобы успеть за его длинным уверенным шагом, пока волшебство музыки не укачало ее, настроив на безмятежный лад, и ей захотелось, чтобы танец никогда не кончался. После короткой паузы Рив сказал:

— Боюсь, я не очень увлекаюсь танцами. Мальчиком я был партнером своих сестер на вечеринках. Потом я время от времени ходил на больничные вечеринки и танцы, но они устраивались редко. Я был слишком занят собственной карьерой.

— Удивительно, что вы не женились на медсестре, — сказала она, забыв на мгновение, что он когда-то собирался жениться на ее невестке.

— Я бы ни за что не женился на медсестре. Мне хочется оградить свою частную жизнь от профессии и не иметь жену, которая будет говорить о работе.

Само собой разумеется, он танцевал отлично — его тренированные мускулы обеспечивали плавность и точность движений. Танцующих было не очень много, и Триша никогда не чувствовала себя такой счастливой. У нее будто выросли крылья, ее лицо раскраснелось от шампанского, а может быть, от близости Рива? Она точно не знала от чего. Сегодня вечером наступила счастливая интерлюдия, даже если она и будет повторена когда-нибудь в будущем, это будет уже совсем не то, что сейчас. Триша решила наслаждаться каждым мгновением этой интерлюдии.

Было поздно, когда они вернулись, виллу окутал сумрак. Не было освещения ни с внешней стороны, ни в холле. Рив вставил ключ в замочную скважину и вошел первым, чтобы включить свет. Он стоял в холле, уставившись на картину парижской уличной сцены, а она направилась к кухне посмотреть, не оставила ли Гортензия записку, отправляясь спать и забыв включить наружный свет.

Она открыла дверь и протянула руку, чтобы включить свет, как вдруг неожиданно кто-то грубо схватил ее и отшвырнул от стены. Ее голова сильно ударилась о край полуоткрытой двери, и она негромко вскрикнула от боли и страха, когда длинная рука потянулась к двери и захлопнула ее. Затем послышалось какое-то движение во мраке, и дверь, ведущая в сад, открылась и закрылась. Через мгновение Рив был уже там, включил свет и взял ее за плечи.

— Mon dieu, что произошло? — спросил он настойчиво. — Тут кто-то был или вы ударились? Вы ведь не ушиблись?

Она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова, затем кивнула головой в сторону двери, ведущей в сад, куда скрылся непрошеный гость. Рив обернулся и, рывком открыв дверь, исчез в темноте.

Когда он позднее вернулся, она стояла на том же месте.

— Кто бы это ни был, он исчез, — сказал он, закрывая дверь. — Ясно, что он сбежал через сад. — Он подошел к ней, тонким пальцем поднял ее подбородок и заглянул в лицо. — Вы дрожите. Он посмел ударить вас?

— Нет, пожалуй, он страшно напугал меня, когда отшвырнул от выключателя, — ответила она дрожащим голосом, чувствуя слабость в коленях.

Вдруг он обнял ее и, словно утешая, прижал ее голову одной рукой к своей груди. Сладкая дрожь пробежала по ее телу, стук сердца в груди, прижатой к нему, казался ей оглушительным. Она чувствовала его всеми фибрами своей души, ощущала едва слышный аромат сигар, а его низкий успокаивающий голос шептал ей, чтобы она не боялась. Он держал ее так несколько минут, но в ее жизни это были минуты, полные восторга. Он отпустил ее и озабоченно посмотрел в раскрасневшееся лицо.

— Вам лучше? — спросил он.

Она ответила вежливо, с облегчением чувствуя, что ее голос звучит совсем спокойно.

— Чтобы оправиться от шока, вам надо выпить что-нибудь горячее. — Он усадил ее за кухонный стол и приступил к приготовлению напитка с уверенностью человека, знающего, где что находится.

«Нет сомнений, в прошлом он провел не один час на этой кухне с Мари-Роз», — подумала она неуверенно. Дрожь в теле прошла, но рука, которой она провела по своим волосам, чтобы привести их хоть в какой-то порядок, все еще дрожала. Она теперь точно знала, что ей вообще не стоило выходить с Ривом. В действительности же ей следовало благодарить его, ибо если бы она не пошла с ним, то осталась бы на вилле одна и ее столкновение с непрошеным гостем могло привести к более серьезным последствиям. Триша не могла собраться с мыслями и думать ясно. Она лишь чувствовала, что ей очень хочется снова оказаться в его объятиях, и сознание, что он способен вызвать такую тоску, поразило ее слишком сильно, чтобы можно было думать. Она молча, заворожено смотрела, как он умело и быстро готовил напиток и наливал его в бокал.

— Значит, Гортензия не вернулась, — сказал он, протягивая ей напиток.

— Нет.

— Вы не можете оставаться здесь после того, что произошло. Она сказала, в котором часу вернется?

— Нет, — повторила она, осознавая, что они на вилле совершенно одни. Она пила горячий сладкий напиток. В ее голове стучало от сильного удара о дверь, и ей было чуть не по себе и хотелось лечь в постель. — Вам нет необходимости оставаться. Со мной все будет хорошо. Гортензия с мужем вернутся в любой момент.

Он уселся на угол стола:

— Сомневаюсь. Вам действительно нельзя оставаться здесь одной. Я знаю нескольких молодых женщин, которые будут рады устроить вас на ночь. Мне жаль, что так случилось.

Трише удалось слабо улыбнуться:

— Вы здесь не виноваты. Спасибо за напиток. Он помог.

Его глаза изучали ее бледное лицо, к которому постепенно возвращался прежний цвет.

— Цвет вашего лица стал лучше, — удовлетворенно заметил он. — Расслабьтесь и расскажите мне о жизни в вашей Англии.

Она поставила пустую чашку, старательно избегая его пристального взгляда. В обычных условиях находиться с ним одной на вилле было бы настоящим блаженством, однако в данный момент ей меньше всего хотелось чьей-то компании. Все же она предприняла героическую попытку и равнодушно начала рассказывать.

Она поведала о жизни на огородном хозяйстве, обойдя то, как на нее подействовала Мари-Роз и ее выход замуж за Джереми. Мать ушла из жизни совсем недавно, и было, трудно о ней говорить равнодушным тоном, и грустная улыбка увлажнила ее глаза, когда она заговорила о ней. В заключение она рассказала о Сэлли, их огромном нежном пиренейском доге.

— У нее удивительно хорошее расположение духа, она прекрасно ведет себя с детьми и маленькими животными, — закончила она свой рассказ охрипшим голосом.

На его тонких губах появилась понимающая улыбка.

— У нас дома две собаки, и мы их очень любим. — Он продолжал говорить о других вещах, Триша невольно стала моргать сонными глазами.

Рив взглянул на часы:

— Mon dieu! Вам давно пора спать. Слишком поздно везти вас куда-нибудь. — Вдруг он наклонился и нежно поднял ее. — Вы очень устали, mon pauvreenfant. Пойдем, я удобно устроюсь в одном из кресел внизу.

Вместе с ней он прошел через холл к лестнице, где она остановилась, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то мысль.

— Но будет ли это правильно? В конце концов, вы хирург и люди начнут сплетничать. — Она залилась краской.

Он насмешливо улыбался:

— Весьма признателен вам за заботу обо мне, но консьерж в моем доме знает, что я часто работаю по ночам, и никогда не запирает подъезд до моего прихода, к тому же я уеду отсюда раньше, чем вы проснетесь. Вам, mademoiselle, нечего беспокоиться. Вилла находится в безопасном месте, окружена высокой оградой, отделяющей ее от соседей. Незваный гость вас очень расстроил?

Она покачала головой, затем повернулась и стала подниматься по лестнице.

— Bonne nuit, mademoiselle. Выспитесь хорошенько.

— Bonne nuit, monsieur, — ответила она и поднялась вверх, зная, что он смотрит ей вслед.